Текст книги "Бессмертное море (ЛП)"
Автор книги: Вирджиния Кантра
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Глава 11
Если бы он прожил еще тысячу лет, Морган никогда бы не понял людей. До Элизабет, до этого момента, ему было абсолютно все равно, что он и не пытался. Ее пальцы дрожали на пуговицах, и его сердце остановилось. Он накрыл ее руку своей.
– Позволь мне.
Позволь мне прикоснуться к тебе. Позволь мне помочь тебе. Позволь мне доставить тебе удовольствие.
Ее грудь поднималась в такт с дыханием. Ее рука опустилась. Прекрасная, практичная Элизабет, готовая сделать все сама. В этой области, по крайней мере, он мог быть осторожно щедрым. Не с жалостью, она была права в этом, но как своего рода дань ее красоте и силе. Она заслужила не меньше.
Мысль скользнула к нему в голову, что она, возможно, и в самом деле заслуживает гораздо большего, но всплеск его крови отмел эту мысль. Он тонул в ней, ее глазах, горле, груди.
Он расстегнул одну пуговицу. Вторую. Третью, костяшки пальцев задевали гладкую кожу над ее поясом. Она втянула живот, ее руки накрыли его руки. Чтобы остановить его? Или помочь ему?
– Позволь мне, – сказал он снова.
Она наполовину лежала под ним, не сопротивляясь, когда он стянул с нее блузку. Ее груди мерцали в тени, полные и приятные, в чашечках нижнего белья, которое перехватывало ее узкую грудную клетку. Он опустил голову, вдыхая ее аромат: мыло и Элизабет. Прекрасно. Он лизнул ее, провел языком по наклону ее груди. Ее дыхание сбилось. Он уткнулся носом в одну чашку и сдвинул ее, нашел ртом ее готовый сосок и стал сильно его сосать, доставляя удовольствие им обоим, когда она застонала.
Он чувствовал ее пальцы в волосах, изящно царапающие кожу, он дрожал от ее прикосновения как собака. Но это было не для него, не только для него, пока нет. Он повиновался, когда она тихо потянула его за волосы, подняв голову, он накрыл ее рот своим. Он поцеловал ее выше, глубоко, проникая, толкая его язык в ее рот, в то время как его рука играла ниже. Он жаждал ее вкуса, закаленного вином и желанием. Он гладил ее колени вверх и вниз, пока ее бедра не расслабились, и она не издала звук, мольбы или одобрения. Он положил руку на нее, чувствуя ее сырой жар через ткань, и заметил как у нее перехватило дыхание.
Он потянул ее брюки, расстегивая их и запуская внутрь руку. Она была горячей, скользкой, влажной. Готовой к нему.
Лаская ее одной рукой, он поднял голову. Даже в сумерках, он видел, что ее щеки раскраснелись, ее губы блестели и были открыты. Она откинулась назад на гамак, наблюдая за ним, ее глаза были темными и понимающими. Это был не взгляд женщины, обезумевшей от страсти. Он нахмурился. Не то, чтобы он хотел, чтобы она была обезумевшей от страсти.
– Все в порядке. – Она подняла руку к затылку, играя с его волосами. – Эм спит. Никто не может увидеть нас здесь.
Он не подумал о том, что кто-то может за ними наблюдать. Но она подумала. Морган прищурился. Несмотря на пушок на ее коже, сочную влагу между бедер, она все еще думала, как мать, как доктор. Еще здравомыслящая, по-прежнему осторожная, все еще держащая все под контролем.
Черт побери.
Она слишком много думала. Слишком много волновалась. Он хотел окунуть ее в страсть, перетащить в мгновение, далекое от повседневных проблем, которые роились как комары вокруг ее головы.
Он оттолкнулся ногами, заставляя гамак раскачиваться как лодку на волнах.
– Отлично. Тогда нас не прервут.
Он сдернул свитер через голову, обнажая себя до пояса. Его медальон раскачивался у груди. Элизабет уперлась локтем и потянулась к нему. Схватив ее за руки, он прижал их к гамаку.
– Держись.
Он снял ее штаны и нижнее белье.
Прекрасная. Он брал ее глазами, позволяя своему пристальному взгляду бродить там, куда уже пошли его руки. Красивая, женственная и его.
– Что ты… о-о-о. – Ее голос затих, когда он, лег между ее бедер. Она попыталась сдвинуть колени, но его плечи преградили ей путь. – Ты не должен…
– Да. Должен. Я хочу съесть тебя живьем. – Когда ее бедра дернулись, он подсунул подушку под нее, чтобы ей было мягче. Она не могла сосредоточиться на удовольствии, когда в ее кожу впивались веревки. Он хотел, чтобы она думала только об этом. Только о нем. Он не спрашивал себя почему. Причины не имели значения, когда она была распростерта перед ним, мокрая и открытая. Подавшись вперед, он прижался ртом к ее самой сочной плоти.
Он лизал и сжимал, кусал и целовал. Она напряглась к нему и отдалялась, цеплялась пальцами за веревки. Ее ответ затопил их обоих, воспламенил его как виски, согрел его как вино. Ее гладкие, упругие ноги напряглись и вытянулись. Ее пальцы ног сжались, и она уперлась ногами в его плечи. Она была беспомощна, чтобы устоять или остановить его, во власти его рук, языка, зубов. Он держал ее в плену, его твердые руки лежали на ее ягодицах, в то время как он пировал. Он был пьян от нее, от ее запаха, от ее криков, от ее мягкого, влажного, сочного центра.
Медленно, он засунул в нее палец, потом второй, торжествуя от гладкого, конвульсивного захвата ее тела. Его кровь шумела в голове, в его пояснице. Его член требовал освобождения. Сейчас, сейчас, сейчас. Он возился со своей одеждой, отчаянно пытаясь взять ее.
Разводя ее ноги шире, он обхватил их. Он наклонил гамак, поворачивая ее так, как он хотел ее. Там. Она приподнялась. Такая горячая. Такая влажная. Взяв себя в руки, он был готов войти в нее, мужское к женскому, голая плоть к голой плоти. Сейчас.
– Подожди, – выдохнула она.
Он обнажил зубы. Она же не могла сказать это в серьез. Она согнулась в гамаке, ее голова почти ударила его в подбородок. Он схватил ее прежде, чем она смогла перевернуть их обоих.
– Легче.
Она щупала пол вокруг его ног, почти переворачивая вверх ногами гамак от рвения. Когда она возилась со своими штанами, которые лежали на полу, ее гладкие волосы касались его паха. Он судорожно втянул воздух.
– Так. – Она выпрямилась, лицо вспыхнуло, глаза сверкали. Двумя пальцами она держала небольшой квадратный пакетик фольги.
– Сейчас.
Он сжал рот в отвращении.
– Оболочка.
– Презерватив. – Она откашлялась. – Я взяла его тогда, когда мы были наверху.
Он понял, она взяла его, когда исчезала в своей комнате. Она хотела этого, планировала. Он мог получить все не так сложно, эта мысль послала поток тепла по его венам. Но…
– В этом нет необходимости, – сказал он.
– Нет, есть.
– Я не заражу тебя болезнями.
Бессмертные дети моря не подвергались болезням человечества.
– Я могу забеременеть.
Снова. Невысказанное слово повисло между ними.
При данных обстоятельства он не думал, что мог объяснить насколько маловероятен такой результат. Популяция финфолков уменьшалась. Зачатие детей был вопрос практического и политического выживания. Но Элизабет не хотел еще одного ребенка, это было ясно. И в какой-то момент, ее желания начали иметь для него значение.
Она сжала челюсти от его длительного молчания.
– Если мы будем делать это, нам нужна защита.
Морган сжал зубы, разочарование стучало в его крови.
Если?
Его вид был легендарен своим сексуальным очарованием. С малейшим применением магии он мог сломать ее сопротивление, сделать ее настолько дикой для него, что она позволила бы ему делать то, что он хотел с ней без тормозов или барьеров. Но он не станет нарушать ее желание таким способом. Он слишком сильно уважал ее. Он… любил ее, понял он со смутным ощущением дискомфорта. Он хотел, чтобы она не просто желала его, а была с ним телом и душой. Не какая-то женщина, а Элизабет. Если это означало, что он должен надеть оболочку, то так тому и быть.
– Думаю, что для тебя это обычное дело, – сказал он натянуто.
Она сложила руки на голой груди.
– Обычное дело?
Он сказал что-то, чтобы обидеть ее?
– С другими партнерами, – пояснил он.
Человеческими партнерами.
«Я могу заниматься сексом с кем захочу и когда захочу», – сказала она тогда.
Она сузила глаза.
– У меня нет других партнеров.
– Нет? – спросил он мягко.
И почему во имя всего святого и всех ангелов он должен волноваться из-за того, с кем она спала или когда? Он не был связан глупыми правилами человеческого поведения. Дети моря были вольны следовать за прихотями и капризами, их страстями, столь же сильными и изменчивыми как океан, который был их сущностью.
– Этому презервативу почти четыре года. Я должна была проверить чертов срок годности, прежде чем вынуть его из коробки.
Морган почувствовал, как его лицо побелело от шока. Четыре года. Ее муж умер три года назад. Это означало… Конечно это не значило…
– Должны же быть другие, – сказал он.
Она не ответила.
Ах.
Никаких других со смерти мужа. А учитывая ее беременность и брак, скорее всего, никаких других и раньше. Только он.
Мысль была волнующей и странно возбуждающей. Она не просто жаждала секса, понял Морган. По какой-то причине она хотела Моргана. Она выбрала его. Что значило больше, чем комфорт момента или освобождение похоти. Действие имело вес, сущность, значение.
Морган почувствовал вспышку паники. Впервые, он усомнился относительно своей способности дать ей то, в чем она нуждалась. Он только знал, что чувствовал себя обязанным попробовать.
Она подняла подбородок.
– Если ты передумал…
– Я выгляжу так, – спросил он, – как будто я передумал?
Ее взгляд упал на ее красный член, гордо выступающий от его бедер.
– Нет, – призналась она.
– Возможно, – предложил он, шутя только наполовину, – я просто испуган твоим доверием ко мне.
Она криво усмехнулась.
– Ты не выглядишь особенно испуганным.
Действительно, под ее пристальным взглядом, он разбухал и укреплялся.
– Не снаружи, – признал он. – Но если ты закончила, то после столь долгого ожидания, твое терпение не было достойно вознаграждено.
С облегчением он наблюдал, как ее глаза снова заискрились.
– Может быть, после такого долго ожидания, я не буду очень придирчивой. Так или иначе, это мой выбор.
Он подумал, что она действительно ему нравилась. Даже сейчас, когда она взяла на себя ответственность за свои действия и реакции. Это подтолкнуло их к тому пути, на котором они не были шестнадцать лет назад.
– Тогда мы должны проверить это? – спросил он.
Молча, она подняла презерватив.
Он раньше никогда не соглашался на требования или желания партнера. Но Элизабет не была похожа ни на какого другого партнера. Впервые, секс – это было не то, чего он хотел, а предоставление того, в чем она нуждалась. Он мог сделать это для нее. Он мог дать ей одну вещь, о которой меньше придется волноваться сегодня вечером.
Он взял пакетик фольги из ее руки. Конечно, Элизабет, она не была пассивной. Как только он вскрыл пакетик, ее руки были там. Серьезно склонившись на своей задачей, ее гладкие волосы заскользили вперед. Ее пальцы погладили и окружили его ноющие член, толкая презерватив плотно к самому основанию. Когда она закончила, она осторожно взяла в руки его яички, слегка проводя по ним ногтями. Восхитительное ощущение выстрелило из паха в его мозг.
Он сжал кулаки в приближающейся агонии.
– Я пообещал сделать твое ожидание стоящим. У меня не будет никаких шансов, если ты это сделаешь.
Она откинула волосы назад и улыбнулась, ее глаза сверкали в темноте.
– Может быть, я устала ждать.
Она уже устала ждать, устала думать. Она хотела почувствовать что-то, кроме ответственности и одиночества. Может быть, Морган не даст ей то, что ей нужно в долгосрочной перспективе. Но он точно даст то, чего она хотела в этот вечер. Она больше не была наивной двадцатиоднолетней девушкой, мечтающей о приключении, больше не полная надежд невеста о «жили они долго и счастливо». Она покончила с мечтами. Сегодня вечером она возьмет то, что она могла получить: нежность, доверие, общение, секс.
Ее сердце трепетало. Морган мог дать ей это.
Кончиками пальцев она исследовала его, изучала его строение. Гладкий, а потом грубый, холодный, а потом горячий, шелковисто гладкий и твердый как камень. Она потерлась щекой о его живот. Ей нравилось, как он пах, мускусный и мужской.
Резко выдохнув, он поймал ее за запястья и убрал ее руки от своего тела.
Пораженно, она подняла голову. Она не могла видеть его полностью. Только тело, гладкое, сильное и бледное в ночи, блеск его глаз, вспышку медальона на груди.
Они снова были в Копенгагене.
Она оттолкнула эту мысль. Нет, они не там. На сей раз она знала то, что она делала. Она знала его.
– Я хочу тебя. – Его низкий голос эхом отозвалось в ней.
Она задрожала как скрипичная струна в темноте.
«Сознательно», – она улыбнулась.
– Тогда возьми меня.
Он накинулся. Небо качнулось, и ее мир наклонился, когда гамак опустился и поднялся как лодка в бурю. Его руки, его рот, пронеслись везде, быстрые, горячие и даже немного грубый. Избитая чувствами, насыщаемая удовольствием, она могла только держаться и отвечать. Она услышала свой крик, когда водоворот потащил ее. Ее тело выгнулось, ее пальцы сжались на веревках. Учащенный пульс бился в ее крови.
Возьми меня, сейчас же.
Она чувствовала его у входа в ее, жар к ее жару, сильное к ее мягкому. Ее глаза закрылись.
– Будь со мной, – потребовал он. – Элизабет.
Его приказ вытащил ее из глубин. Она открыла глаза и увидела его над собой, лунный свет струился по его плечам, его лицо было темным пятном, любовник из ее фантазии во плоти, двигался в ней, погружался в нее. Реальный. Здесь. И сейчас.
Толчок сжал мышцы ее живота, бросил ее на другую вершину. Ее короткие ногти впились в его бока, когда он входил в нее, когда она встречала его, толчок к толчку, удар к удару. Она уперлась ногами опору гамака, его твердые руки впивались в ее бедра, он вгонял себя в нее, сильно и неустанно как море. Она промокла, была избита, сметена. Пока долгий оргазм не прокатился по ней как волна и не забрал их обоих.
Глава 12
Зак открывал коробки, выставляя банки с супом, почти всю свою первую смену. Взяв пистолет с ценниками, он клеил числа на банки: два-шестьдесят девять, два-шестьдесят девять, два-шестьдесят девять. В Бакалее Вайли на кассе не было сканеров.
– Они не нужны, – объяснил Джордж Вайли ранее тем вечером, когда они перетаскивали картонные коробки из задней комнаты. – Я знаю свой магазин. Это не Америка, сынок.
Он имел в виду материк.
«Я не ваш сынок», – подумал Зак.
В мозгу вспыхнуло воспоминание – Морган, высокий и широкоплечий, стоящий слишком близкий к его матери в зале. Его мама выглядела странной, не как мать, ее щеки были слишком розовыми, а глаза – слишком яркими.
Грудь Зака сжимало, как будто он бежал. Он отщелкал пистолетом еще один ряд банок. Два-шестьдесят девять, два-шестьдесят девять, два-шестьдесят девять, и готово.
Выпрямляясь, он передвинулся старые банки вперед, чтобы их было видно. Вайти называл это – чередовать ассортимент.
Работа была физической. Бессмысленной. Зак не должен был думать, просто следовать инструкциям. Ему нравилось это – работать в одиночку. В начале смены он должен был помочь мистеру Вайли перенести коробки от послеобеденной доставки к соответствующим стеллажам. Но теперь Вайли выставлял товар в передней части магазина. Он был неплохой, даже если он был тучным и лысеющим папой Стефани.
Папа Зака, его настоящий папа, Бен, начал терять волосы еще до химиотерапии. Это видно по фотографии, по этой темной, W-образной линии волос выше высокого лба и теплых карих глаз. Детали лица его отца исчезали, размывались со временем, накладывались изображениями его болезни. Зак больше не был уверен, что он помнил, а что восстанавливал по фотографиям.
Фотография его папы была приклеена к шкафу, она была сделана, когда они ездили на рыбалку в Холден Бич, Заку тогда было десять лет. Отец обнимал его одной рукой за плечи, и они, прищурившись, смотрели в камеру и улыбались. Волосы Зака были скрыты под бейсболкой, а кожа была загорелой и золотисто-коричневой. Они выглядели родственниками, как отец и сын. Но когда Зак посмотрел на себя в зеркало этим утром, он увидел не лицо Бена. Он увидел Моргана.
Трясущимися руками, он схватил банки и поставил их обратно.
– Последний проход, – сказал Вайли позади него.
Зак сжал руку на небольшой банке куриного супа, два-шестьдесят девять. Он сделал выражение лица нейтральным, прежде чем обернулся.
– Да, сэр.
– Ты хорошо поработал сегодня. Закончим пораньше.
От похвалы Заку стало неудобно. Он опустил голову и уставился на ноги. Большие ноги, как у его… как у Моргана.
– Да, сэр, – сказал он без выражения.
Вайли усмехнулся.
– Мальчик с Юга, да?
– Простите?
– Называешь меня сэр. Это заставляет меня почувствовать себя чертовски старым.
Зак не знал, как реагировать. Он был старым, старым, как мама Зака, во всяком случае. Слишком старым… Еще один образ его матери, стоящей у лестницы с Морганом, опалил его мозг. Слишком старым для…
– Есть какие-нибудь вопросы прежде, чем мы закроемся? – спросил Вайли.
– Нет, сэр. Эм, мистер Вайли.
Может быть, его мать не чувствовала себя старой. Грудь Зака снова сжало. Может быть…
– Мне нужен корм для кошек, – выпалил он. – О, и немного наполнителя. Для дома.
– У тебя есть кот?
– Теперь есть, – сказал Зак мрачно. Кот Моргана. Но они могли заботиться о нем и без помощи Моргана.
Вайли потер подбородок.
– Ты не можешь купить их сейчас. Я уже закрыл кассу. Но ты можешь выбрать все, что тебе нужно. А оплатить завтра, когда придешь.
– Конечно. Спасибо. Во сколько?
– Приходи к двенадцати. Я выкладываю расписание в понедельник.
– Двенадцать часов, – сказал Зак, запоминая это. Его сердце стучало о ребра. – А Стефани завтра будет работать?
Вайли остро на него глянул.
– Все работают в выходные летом.
Зак сглотнул.
– Я просто, хм, поинтересовался. Потому что ее здесь сегодня не было.
О, Боже, пожалуйста, почему он не мог держать рот на замке?
– Она осталась дома, – сказал Вайли. – Ждет какого-то парня, я думаю. Тебя подвезти?
Живот Зака скрутило.
Ждет какого-то парня.
Не его.
Разочарование грызло его.
Вайли наблюдал за ним проницательными голубыми глазами как у его дочери, ожидая ответа.
– Нет, – сказал Зак. – Не нужно.
Не туда, куда он направлялся.
* * *
Лиз дышала. Еле-еле. Она лежала завернутая в кокон в гамаке, под весом Моргана, ошеломленная, пресыщенная, удовлетворенная. Ее ноги онемели от колена и ниже, ее ум был пустым и в покое.
Если она могла найти в себе энергию улыбаться, она бы улыбалась. Впервые за долгие годы она не думала как доктор или как мать. Она не думала вообще. Она позволила себе желать и быть желанной, позволила себе снова почувствовать себя женщиной. Она была более чем свободна. Она чувствовала себя довольной. Торжествующей.
Постепенно ее пульс замедлился. Ее кожа охладилась. Хор дискомфорта и сомнений пробрался обратно, всепроникающий, стойкий, как древесные лягушки во дворе, и начал конкурировать за ее внимание, тянуть мышцы шеи, сводить судорогой бедро, сжимать узлом спину. Она была мокрой от секса и почти голой, горячей там, где Морган лежал на ней и холодной там, где его не было.
Она провела рукой по его спине, наслаждаясь ощущением гладкой кожи и твердых мышц. Ей не хотелось вставать. Не хотелось отпускать его. Понимание сочилось вниз по ее позвоночнику, как капающий лед.
Она была взрослой женщиной, напомнила она себе. Она могла заниматься сексом, жутким, умопомрачительным, диким сексом в гамаке, если она хотела этого, без того, чтобы что-то разваливалось. Без влюбленности.
У нее мог быть Морган.
Она сжала губы, смотря поверх его головы в темноту. Пока она не думала слишком сильно, не говорила слишком много, не чувствовала слишком глубоко.
Жизнь уже нанесла ей самый горький удар, который могла, и она выжила. Конечно, она могла выжить… она могла насладиться романом, не романтизируя реальность? Не ожидая обещаний или гарантий, не пренебрегая своими детьми или обязанностями. Своими детьми.
Ее сердце тряслось от паники. Ее ум заработал.
– Который час?
Губы Моргана двигались по ее шее.
– Какое это имеет значение?
Это имело значение. Ее мир не изменился, даже если на один волшебный момент земля качалась на своей оси. Она подвинула его плечо, вытащила свою руку из-под него, чтобы посмотреть на запястье. Циферблат часов пылал в темноте – 10:05.
Она уронила голову в облегчении. У нее было время, чтобы помыться, успокоить себя до того, как Зак вернется домой. Если бы она могла двинуться. Тяжелый вес Моргана все еще прижимал ее к веревкам. Она ткнула его в плечо.
– Ты тяжелый.
Он схватил ее за руки и перекатился с ней, как-то избегая переворачивания гамака. Быстрый крен, и она растянулась на его голой груди, оседлала его обнаженные бедра. У нее перехватило дыхание.
– Ты восхитительна. – Его теплый рот захватил один ее сосок. Его большие руки разминали ее ягодицы.
Она дрожала от дискомфорта и восторга, в ловушке между его горячим телом и холодной реальностью.
– Мне холодно.
Противоречиво.
Он ткнулся носом в ее другую грудь.
– Я могу согреть тебя.
Да.
Нет.
– Не в этом…
Его член вырос против ее живота, горячий и твердый. О. Она прогнулась.
– Дело, – закончила она слабо.
Он провел кончиком пальца по линии ее подбородка, его горячее дыхание опалило ее ухо. На мгновение она позволила себя соблазнить, позволила перетащить ее в теплое море желания. Ее тело уступило, смягчилось и текло по нему.
Ошибка.
Она может временно потерять контроль. Это не означало, что она потеряет свой разум. Перспективы. Сердце.
Она с шипением выдохнула.
Что она делает?
Это была одна вещь, ради которой она рискнет собственным счастьем в отношениях с человеком, который не останется. Она не поставит под угрозу свое детское ощущение стабильности.
– Я должна встать. – Она толкнула его плечи. Их ноги переплелись. Она встала с гамака, опрокидывая бокал вина. – Дерьмо. Ох, дерьмо.
– Элизабет, в чем дело?
– Ни в чем. – Все, что она видела, было изображением Зака, идущего через дом и в черный ход, чтобы найти их. Найти ее, голой. – Он разбился, посмотри? – Она поставила бокал у черного хода, прохладный воздух щекотал ее голую задницу, и она потянула блузку за рукава, пока Морган не перекатился и не выпустил ее. – Я должна одеться.
Медленно, он сел прямо, глядя, как она боролась со своей одеждой. Прыгая на одной ноге, она запихнула вторую ногу во влажную ткань.
– Черт, мне придется переодеть штаны.
– Тогда иди и переоденься.
– Верно. – Она взяла себя в руки, управляя контролем и улыбкой. – Нечего плакать из-за пролитого вина.
Он странно взглянул на нее.
– В самом деле.
– Спасибо. – Она застегнула свой пояс, подобрала его одежду и отдала ее ему. – Это было замечательно. Ты должен уйти.
– Почему?
Паника нарастала. Ее голос хотел задрожать, но она взяла себя в руки.
– Зак скоро будет дома. Я не хочу, чтобы он нашел тебя здесь. Нашел нас вместе.
– Одно не имеет ничего общего с другим.
Может быть, нет. Но она не могла разделить себя, мать и любовницу. И она не могла сложить эти части вместе.
– Ты можешь говорить так, потому что ты – парень. Мужчины могут разделять.
– Закари – мужчина, – отметил он.
– Зак… – Она прикусила губу. – Он не готов к этому.
Она не была готова к этому.
– Я здесь. Он должен принять это.
– Не сейчас. Не так. Ты сам это сказал.
– Сказал что?
В чем его проблема? Шестнадцать лет назад, он не мог скатиться с нее достаточно быстро. Теперь, когда она хотела, нуждалась в нем, он останавливался.
Она выпятила подбородок и посмотрела ему в глаза.
– Одна ночь ничего не меняет.
* * *
Зак нашел пляж, его частную бухту, даже в темноте. В конце концов, были преимущества того, чтобы быть уродом. Он передвинул хватку на мешках. Десять фунтов наполнителя для кошачьего туалета, семь фунтов корма для кошек, пластмассовый лоток и две металлические миски – все, в чем котенок нуждался, или все, что его мама могла хотеть. Но он еще не мог столкнуться с ней, ее встревоженными глазами, с ее слишком яркой улыбкой, с ее вопросами. Как работа? Что ты делал? Что ты имеешь в виду, думаешь, чувствуешь, хочешь?
У него перехватило горло. Он не мог дышать. Он бросил мешки у подножия тропы, где он был уверен, что споткнется о них по возвращении.
Он хотел, чтобы его оставили в покое. Одного в своей постели, слушать музыку, листать каталог «Victoria’s Secret», спрятанный под матрасом. Он скривился. Не то, что он мог побороться со своей матерью и Морганом внизу. Если Стефани… Но Стефани встречалась с кем-то. С каким-то парнем. Не с ним.
И теперь он застрял, видя ее каждый день на работе, зная, что он был должен ей за это место, зная, что он ей понравился, но нет… достаточно.
Он сел в заросли сорняков, чтобы стянуть ботинки. Возможно, он просто помочит ноги, на сей раз. Его сердце стучало быстрее от позора и волнения. Его одежда раздражала. Может быть нет. Вероятно, нет. Он встал.
Ночь была полна звезд и запахов, пульсирующих, близких. Он не мог различать созвездия, но он распознавал запахи, хвои и соли, водорослей и глины. Небо было черным и мягким, как бархат, море сияло отраженным светом. Зак не мог увидеть, где уходило одно и начиналось другое. Волны бежали по камням с таким звуком, словно это были цепи. Они звали его, притягивали его внимание. Стянув рубашку через голову, он бросил ее на песок.
Его кожа покрылась мурашками в ночном воздухе. Его соски встали, также как его член. Вода смеялась и близко шелестела, когда он дрожал от холода, энергии и желания.
Некому было остановить его, никто не мог увидеть его. Во всяком случае, он никому не причинял боли. Он мог сделать это один раз, один раз и покончить со всем этим, и тогда он долго сюда не вернется. Неделю. Теперь у него была работа. У него может и не быть другого шанса вернуться в любом случае.
Он расстегнул штаны, сорвал с себя нижнее белье и носки.
Шепот волн заполнил его голову. Прохладный воздух ласкал его тело. Внутри него, потребности крутились и смешивались как угри в аквариуме, как монстр в Чужом, борясь, чтобы выбраться наружу.
Он глубоко вздохнул. Все будет в порядке. Он знал то, что он делал теперь. Он знал, куда он шел. Все будет в порядке, как только он войдет в воду.
Босой, голый, он прошел по узкой полосе твердого, влажного песка. Его тело напряглось в ожидании. Его разум тек к медленным, теплым летним ночам из детства, к ловле рыбы на пирсе с папой, к широким полосам света на пене, к запахам морской воды и приманки, пива и крови, к звуку прибоя и к мужским голосам.
Он поднял голову, поглощая звезды и шум прилива. Теперь он был мужчиной. И это было его место.
Он погрузился в воду.
Холодно.
Холод схватил его чресла, схватил его колени, встряхнул его кровь. Это было худшей частью. Оскалив стучащие зубы, он с силой двинулся вперед, волны вздымались от голени к бедру, от бедра до талии, хватая его пах, качаясь в его венах. Он дрожал от напряженности и холода. Его живот и ноги дрожали. Глубоко, глубже, почти… Там.
Перемена разорвала него, била его как оргазм. Его сердце колотилось, его легкие взорвались, боль и экстаз бежали вдоль его костей. Как хорошо. Как сильно. Он позволил себе идти, пусть все идет, как идет, в то время как спазмы продолжались и дальше, сжимая его тело. Он беспомощно выгнулся под волнами, под водой, свернулся и почувствовал плоский удар, прохладное скольжение плавников и хвоста.
Он ахнул, и соль затопила его рот, толкнула его в грудь и поглотила его. Он барахтался, задыхался в насыщенной кислородом воде. Ох, черт, ох, Боже, ох…Жабры выдрались у него из горла, вздрогнули и распухли. Ужас растаял в радости и облегчении. Теперь все в порядке. Все в порядке.
Вода была в нем, он был в воде, стремительно двигался, пульсировал, был свободен. Все остальное забылось. Он устремились в глубину, и холодная прозрачная темнота претендовала на него.
* * *
Морган шел по разбитому асфальту в темноте. Он никогда не оставался с женщиной после секса. На протяжении веков, он оставил сотню любовниц под надуманными предлогами или без всякой причины. Но никогда прежде он не уходил по настоянию женщины. По настоянию Элизабет.
Мускул дернулся в его челюсти. Он дал ей то, чего она хотела, разве нет? Все, что он знал, как давать. Но все равно, как-то этого было не достаточно, иначе он бы не шел один обратно в свою комнату в гостинице, гонимый из ее дома, чтобы удовлетворить прихоть мальчика-подростка.
«Одна ночь ничего не меняет».
Но она изменила. Она была внутри него сейчас как вирус, как лихорадка, боль в животе, боль в сердце. Раздражительный ветер кружил вокруг него. Тени неслись по его пути. Морган посмотрел на облака, угрожающие луне, и понял, что позволил его грязному настроению испортить атмосферу.
Его отсутствие контроля не давало ему покоя. Магия погоды была первой, что он узнал, и наиболее легко усваиваемой из сил. Но, судя по бурному небу, эти облака начнут изливаться в ближайшее время. Он нуждался в чем-то, чтобы охладить свою кровь, чтобы очистить свой разум, чтобы успокоить суматоху внутри него и выше.
Он повернул налево, следуя по дорожке к пляжу. И чуть не споткнулся о какие-то продуктовые мешки, брошенные у подножия дорожки. Человеческий мусор. Он почти прошел мимо, но знакомый запах дразнил его ноздри, щекотал его внимание.
Закари?
Морган вскинул голову. Запах мальчика, смешанный с сорняками, задержался на пластмассе. Закари был здесь. Он был еще здесь?
Морган оглядел пляж, нашел ботинки, рубашку, брюки. Не мальчика.
Он убрал губы, оскалив зубы. Закари ушел в воду один и без защиты. Достаточно опасно для неопытного оборотня без каких-либо указаний или инструкций. Но Закари…
Холодные пальцы пробежались по позвоночнику Моргана. В этих водах были демоны. Гау знал, что мальчик был финфолков, демон уже угрожал ему.
«Мы заберем их у тебя. Мальчика и женщину обоих».
У Моргана перехватило горло. Чертыхаясь, он сдернул ботинки, сорвал пиджак. Он побежал за водой, прорываясь на поверхность низким, быстрым погружением. Если Гау тронет мальчика, он дорого за это заплатит.
* * *
Шар покоился на морском дне, сияющий голубовато-зеленым свечением. Это был свет – не тепло, не холод, жуткая красота – он привлек Зака в первый раз, почти неделю назад. Он чувствовал это мерцание, словно упавшую звезду, и следовал за ним в эту трещину в основании другого острова, скрытую в корнях земли.
Жар шел из трещины в скале. Он чувствовал подвох от волнения. Как то, когда он и Райан раньше ходили в лес за средней школой, ища змей. Однажды они нашли медноголовую змею, лежащую под бревном, и ткнули в нее палкой, чтобы посмотреть, как она уползает. Опасность была частью острых ощущений.
Свет пульсировал как сердцебиение, проникая в темноту, достигая, ища, опираясь на него. Все остальное исчезло и отпало от того синего сияния, струящиеся водоросли, извивающиеся черви, ползающие крабы и моллюски. Морское дно вокруг было бесплодно. Странный свет играл на камнях и костях и раковинах маленьких существ, которые умерли.
