Текст книги "Война наследников (СИ)"
Автор книги: Виорика Высоцкая
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Мы поерзали на стульях, устраиваясь удобней, мои руки дрожали, тетя все время пинала меня ногой под столом, поправляя шлейф, странно за ужином он ей вовсе не мешал, Софи посылала нам непонятные сигналы рукой, видимо призывая, успокоится. Ники замерла как изваяние, а Фиби поправляла лиф платья, очевидно желая привлечь чье-то внимание к своим прелестям, я проследила за ее взглядом и увидела Георгия, ну дорогуша, ты у меня еще попляшешь!
Господин Блевин попросил нас снять и передать родственникам, не сидящим за столом, все металлические украшения, мы выполнили просьбу, тем временем он открыл окно, в комнату ворвался свежий ветерок и шум начавшегося дождя. Дальше он обратился с просьбой определить, чей дух будем вызывать, этот вопрос привел всех в замешательство, посыпались предложения, оригинальностью не блиставшие. Выслушав целую череду имен известных людей, доктор предложил все же не трогать и так слишком часто вызываемых исторических лиц, а попробовать поговорить с кем-то из родных. Все молчали, неожиданно тетушка предложила
– Если так нужно, можем попробовать поговорить с нашей теткой Дарьей Любомировной Артемьевой, беспокойная была женщина при жизни, царство ей небесное.
– Никто не против? – спросил господин Блевин.
Все дружно затрясли головами, а Софи на правах хозяйки ответила:
– Нет, мы не против, тем более интересно, что Анна Ивановна была знакома с ней.
Медиум невозмутимо, подождала пока в комнате воцариться молчание.
Наконец все затихли и устремили взгляды на мадмуазель, совершенно преобразившуюся, в своей стихии дама чувствовала себя уверенно, оглядывая сидевших за столом с видом превосходства. Приходилось признать – она имела право.
– Итак, начнем. – Глубокий голос, неизвестно откуда взявшийся у госпожи, до этого еле шептавшей слова, заставил вздрогнуть. Господин Блевин поставил рядом с ней подсвечник и подал блюдце с нарисованной на нем стрелкой. Медиум принялась прогревать блюдце над свечой. Мы наблюдали за действием как зачарованные, в ее движениях появилась грация и мягкость.
Мадмуазель положила блюдце в центр круга, слегка наклонив его, окинула нас внимательным взглядом и произнесла вполголоса четко, размеренно выговаривая слова.
– Дух Дарии Артемьевой, пожалуйста, придите к нам.
Все замерли в ожидании, дождь гремел с удвоенной силой, казалось, он лил прямо тут в комнате. Мадмуазель повторила призыв трижды. Потом положила блюдце в центр круга и велела нам руками прикоснуться к блюдцу, мы послушно приложили пальцы рук к краю блюдечка и стали ждать, оно было совсем неподвижно, но вдруг двинулось в сторону почти незаметно глазу, но чувствительно пальцам, все затаили дыхание. И снова резкое движение блюдца, Ники и Софи отдернули руки, получив укоризненный взгляд медиума, вернули их в прежнее положение, блюдце тем временем повернулось стрелкой к слову ДА.
– Дух Дарии Артемьевой, готовы ли вы общаться с нами? – прозвучал голос медиума.
И снова блюдце указало стрелкой на слово ДА.
– Представьтесь нам. – Продолжила медиум, блюдце забегало с удвоенной скоростью, хоть я клянусь, только прикасалась к нему. Мне показалось, что буквы, на которые указывала стрелка, соответствовали нужному имени, оказывается господин Блевин, внимательно следил за процедурой и записывал, он повернул к нам бумажку, большими печатными буквами там было написано ДАРИНА.
– Этим именем ее крестили – пробормотала тетя.
– Дух ждет вопросов – спокойно сообщила медиум, устремив взгляд на тетю. Та замешкалась и выдала, по-моему, первое, что пришло ей в голову.
– Знаете ли вы, что стало с вашим сыном?
Блюдце забегало по кругу, указывая нужные буквы, господин Блевин записал ответ и показал нам: «Его убили» гласила табличка. Все уставились на нас с тетушкой, я оцепенела, а тетя выдавила из себя
– Да, это так.
После этого вопросы посыпались со всех сторон. Дух давал весьма расплывчатые ответы, но они всех удовлетворяли, кроме того тетенька оказалась дамой довольно острой на язык и капризной, например о политике говорить отказалась, поскольку эта тема ей не интересна, некоторые вопросы игнорировала, или заводила речь о чем то совершенно ином.
На вопрос Фиби: сильно ли изменится мода в будущем, дух, ехидно ответил, что на глубину декольте, мода вряд ли будет иметь влияние, услышав это, тетушка пробормотала
– Узнаю Дарью Любомировну.
В конце концов, дух видимо устал, поскольку сообщил что уходит, повернув стрелку к слову «нет» несколько раз.
Медиум торжественно поблагодарила госпожу Артемьеву за помощь, попрощалась с ее духом и отпустила блюдце. Я к тому времени уже давно забрала руки, поскольку пальцы мои онемели и болели от напряжения, скорее нервного.
Я думала, что на этом довольно утомительная забава закончилась, но неожиданно Ники предложила пообщаться с ее матерью. Лицо Вероники Гердовны при этом имело весьма странное выражение, мне показалась, что она сама удивилась просьбе. Все разом замолчали и уставились на мадмуазель Эсмеральдин.
– Ваша матушка умерла недавно, не больше недели тому? – спросила она, пристально глядя на Ники.
– Да. – Почти неслышно прошептала Вероника Гердовна.
– Тогда мы можем попробовать пообщаться с ней непосредственно через меня.
– Это как?! – Вырвалось у Софи.
– Надо всем сидящим за столом взяться за руки, дабы образовалось энергетическое кольцо. – Она протянула мне руку, поколебавшись минуту, я подала свою, ее хватка оказалась неожиданно крепкой.
Дольше всех сомневалась тетушка, но подумав, все же сделала то, что ее просили.
– Как звали вашу матушку. – Спросила медиум, когда все успокоились, и воцарилось мертвое молчание.
– Ангелина Федоровна. – Пробормотала Ники, судя по всему, она уже и не была рада тому, что втянула нас в этот сомнительный эксперимент.
– Дух Ангелины Федоровны, посетите нас. – Эти слова мадмуазель повторила десяток раз, она начала, медленно выговаривая слова, прикрыв глаза и застыв как изваяние, только губы шевелились. Потом медиум стала говорить быстрей и легонько раскачиваться как мятник.
Потом наступила полная тишина. Даже внешние звуки, проникавшие в комнату, из приоткрытого окна казались отдаленным эхом. Мы затаили дыхание, мои руки онемели потому, что в одну мертвой хваткой вцепилась медиум, другую – сжимала до боли тетушка.
Мадмуазель резко выпрямилась и открыла глаза.
Стол вдруг затрясся! Мы испугано отдвинулись от него не отпуская рук.
Боже! Я могла поклясться, что дух покойной баронессы вселился в медиума, этот презрительный взгляд, прямая как палка спина, крепко сжатые губы, но хуже всего голос:
– Лина видела диадему, серьги, брошь, я показывала ей, она видела. – Произнесла медиум, но это был голос баронессы, при ее жизни я всего-то может, раз или два слышала ее, но это была она, тот же презрительный тон, тот же, почти незаметный акцент.
– Нет! О, Боже, нет! – Ники смертельно побледнела, вырвала руки, сорвалась с места, опрокинув стул, и оказалась в объятьях растерявшегося Семена Михайловича.
Мадмуазель сползла набок, лишившись чувств. Мы все поднялись со своих мест. Господин Блевин поднес девушке нюхательную соль, она пришла в себя, и обвела присутствующих непонимающим взглядом. Кто-то включил электрические лампы, отчего в комнате стало светло как днем. Ники рыдала, Семен Михайлович, не зная, как освободится от расстроенной женщины, неуклюже пытался усадить ее на стул. Кто-то что-то громко доказывал, кто-то бормотал молитву.
Через десять минут все засобирались, мы поблагодарили хозяев за интересный вечер и удалились.
– Твоя мачеха, осталась верна себе, вечер закончился очень эффектно. – Прошептал мне на ухо Георгий, когда мы вышли в коридор.
– Да уж, весьма эффектно, что тут скажешь. Ты думаешь, дух баронессы и, правда, посетил нас?
– Сомневаюсь. При случае спроси у Софьи Александровны, сколько она заплатила медиуму и господину Блевину, они известны как очень «дорогие» гости. – Обычная ирония прозвучала в тоне Георгия.
– Ты думаешь, они наводят справки, о тех с кем встретятся на вечере?
– Не сомневаюсь, они тщательно готовятся, недаром одно из их условий определенное количество гостей, не больше двенадцати.
– А стол? Он ходил ходуном!
– Какой-нибудь фокус.
– Какой же?
– Не знаю я не фокусник, могу навести справки. – Лифт опустил нас на мой этаж, и Георгий галантно пропустил меня вперед.
– Не стоит, мне не хочется об этом вспоминать, было жутко. Но главное эти слова о драгоценностях, я поняла, о них почти никто не знает! Хотя Ванда Гердовна что-то там говорила, но сейчас уже не упомню. Ты останешься? – Мы остановились у дверей моего номера.
– Нет, не сегодня. – Георгий извиняющее улыбнулся и поцеловал меня в щеку.
– Тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Настенька.
Он ушел. Я переоделась сама, еще вечером отпустила горничную. Предполагая, что может быть, проведу ночь не в одиночестве. Хорошо хоть корсет одела с завязками спереди и платье с боковой застежкой, а то довелось бы горничную у тети одалживать.
Странно, но я почему-то была рада тому, что осталась одна. Разные мысли одолевали. Открыв пошире окно уставилась в ночную темноту. Где-то внизу горели фонари, умытый город, спал крепким сном.
Из головы не выходила Ники, то, как она сказала о любви к мужу, сколько печали было в ее глазах, страдания. Вспомнила бедную Анфису Андреевну, она ведь не пережила мужа даже на полгода, вот ведь как любила. А я? Любила ли я Мишу? Никогда по-настоящему об этом не задумывалась.
Стало холодно, в открытое окно врывался довольно сильный ветер, пришлось прикрыть его и вернуться в постель, но сон не торопился наведаться ко мне, возможно, сказывалось излишнее возбуждение.
Закрыв глаза, перенеслась мыслями в прошлое. Вечера в библиотеке, я их любила. Это были часы только наши с Мишей. Он усаживался за письменным столом, в домашнем коротком бархатном халате, раскуривал трубку и принимался читать газету, я залезала в кресло с ногами и накрывалась пледом, в библиотеке всегда царила прохлада, брала книгу, и мы погружались в чтение, время от времени отрываясь, что бы послушать, что интересного нашел в газете Миша.
Любила ли я его? Наверно, да. Была ли это страстная любовь – нет. Страсти у нас не было. Даже в постели, но зачем нам нужна была эта страсть? Ведь нас все и так устраивало.
Конечно с Георгием все иначе. Вот только люблю ли я его? Впервые задумалась над этим и не смогла найти ответа. Страсть, пожалуй да, в его объятьях все иначе, совсем иначе, но что кроме того я знаю о нем. Последние полгода мы много написали писем друг другу, можно ли узнать человека по письмам? Я знала, что у него есть сестра под Москвой и в Петербурге – мама. Знала, что он любит свой предмет и половину лета провел в Крыму, роясь в чьих-то могилах. Порой две трети письма были посвящены описанию какой-нибудь бляшки, найденной в кургане, и еще рисунок на полстраницы и сколько я не рассматривала рисунок, никак не могла понять, как по этим кусочкам можно судить о жизни, быте древнего народа?
Сколько не пыталась, не могла представить себе Георгия в домашнем халате, сидящем за письменным столом или в нашей маленькой столовой, окруженного небольшим женским царством, беседующим с месье Бомоном или разбирающимся в счетах и бухгалтерских книгах, впрочем, последним, и муж занимался весьма неохотно предпочитая предоставлять эту часть ведения хозяйства мне.
В свою очередь, Миша никак не желал, даже в моем воображении, нетерпеливо срывать с меня одежды и заниматься любовью при открытом окне и свете ламп. Лампы он бы погасил из экономии, а окно закрыл, что бы, не дуло, да и зачем срывать одежды, если можно спокойно раздеться.
Такие мысли мучили меня большую часть ночи, не давая уснуть, получается, мне нужен кто-то средний между Мишей и Георгием? А может лучше не спешить, подождать, узнать Георгия получше, все таки полгода, большей частью вдали друг от друга, не достаточное время, что бы узнать человека.
Я сидела в постели, а напротив кресле, развалился Миша, с газетой в руках, в домашнем халате и войлочных тапочках, он улыбался мне, а рядом, на кровати спал Георгий, раскинувшись по-хозяйски. Ярко горел свет, стало холодно. Вдруг входная дверь отворилась и в комнату вошла баронесса, она остановилась на пороге, строго посмотрела мне в глаза и сказала
– Лина видела драгоценности! Запомните, только она видела! – и ушла, хлопнув дверью.
Я резко села в постели. Яркий солнечный свет слепил глаза. Ночной ветер распахнул окно на всю ширь, оставленное мной слегка приоткрытым, принеся с собой утреннюю прохладу. Кто-то стучал в дверь.
Глава 13
Конечно, это была тетя.
– Анна Ивановна, десятый час, не рановато ли? Вчера поздно легли, а ты уже где-то побывала? – с удивлением оглядела тетю, одетую в прогулочное платье, с ридикюлем в руках.
– Отцепись от звонка, горничная, верно уже несется со всех ног сюда. – Раздраженно ответствовала тетя, снимая перчатки, а я забрала палец от кнопки звонка для вызова прислуги, на которую рассеянно нажимала, и внимательно присмотрелась к тетушке. Она выглядела усталой и злой, швырнула перчатки в кресло, ридикюль небрежно опустила на туалетный столик, а сама уселась на диван, уставившись на меня обвиняющим взглядом.
– Анна Ивановна, что случилось? – я растерялась, не понимая, чем вызвана неприязнь родственницы.
– Спишь? – ее нервный тон рассердил меня.
– Уже нет, как видишь. – Я захлопнула окно и уселась в кресло. – Тетя объяснись, что случилось, отчего ты так расстроена с утра?
– Я уже побывала в церкви!
– В какой церкви? – Я только удивленно хлопала ресницами.
– Свято-Ильинской. И тебе советую сходить. – Она умолкла, поджав губы, поскольку явилась запыхавшаяся горничная, видимо действительно бежала со всех ног. Поняв, что при ней тетя говорить не будет, отослала девушку, велев принести кофе и бутербродов, Анна Ивановна наверно проголодалась, носясь с утра по Киеву.
– Зачем ты ходила в церковь? – спросила я, как только дверь за Катериной закрылась.
– Этот спиритизм, бесовское занятие, надо очистить душу. Неспокойно мне было…
– А теперь лучше?
– Много лучше. – Подойдя к зеркалу она, принялась снимать току с вуалью. – Вот побывала на утрене, свечи за мужа, брата и родителей поставила и за Дарью Любомировну, тоже и даже за ее непутевого сына, прости им господи грехи их. – Отложив шляпку на туалетный столик, рядом с ридикюлем, тетя перекрестилась и снова села на диван. – Не понравилось мне вчерашнее представление, ох не понравилось.
– Неужели ты думаешь нас, и, правда посетили духи тети и баронессы? – В дверь снова стучали, я открыла горничной, и мы подождали, пока она накроет стол. Тетя молчала, наливая себе из кофейника бодрящий напиток, Катерина принялась стелить постель, а я обернулась к Анне Ивановне.
– Не знаю, я не уверена, но как-то это плохо, нехорошо тревожить покойных. – Полушепотом ответила тетя и, повысив голос, заключила – ты давай собирайся, встретимся в ресторане за завтраком, нас будут ждать Софи и Павел, ты не забыла?
Завтрак прошел вяло. Большей частью все молчали, вчерашнее представление подействовало угнетающе не на одну только тетю. Отец, наскоро перекусив, проглядывая при этом газеты, быстро ушел, пожелав нам приятного дня. Софи сообщила, что встречается с подругой, потому к докторше, она пойти не сможет. Тетушка отправилась вздремнуть. Я же, оставшись в одиночестве, решила сходить в читальный зал, взять какую книгу, что бы скоротать, оставшееся до обеда время.
В холле была ужасная суматоха – одновременно прибыли несколько постояльцев. Их чемоданы, сумки, коробки громоздились кучей рядом со стойкой портье, носильщики суетились, какие-то женщины, кажется горничные новых гостей, вырывали друг у друга шляпную коробку, их спор прекратил запыхавшийся коридорный, он принес еще одну такую же коробку, как я поняла носильщики, случайно перепутали багаж.
И тут меня осенило! В тот день мы прибыли почти одновременно с баронессой, ее успели поселить в семнадцатый номер. Она требовала шестнадцатый. Мы поменялись. Багаж перемещали. У меня такие же шляпные коробки из магазина мадам Анжу, как и у баронессы, может кто-то стянул у госпожи фон Айзенхард конверт с завещанием и драгоценностями и сунул в шляпную коробку, оказавшуюся по случайности моей…. В общем, такое могло случиться. Но вот вопрос – зачем?! Зачем было красть завещание и прятать его в шляпной коробке самой же баронессы? Это если допустить, что коробки перепутали? Нет! Тут что-то не так!
Ощутимый толчок в бок, привел в чувство, кто-то пробормотал извинения, кажется носильщик, тащивший необъятных размеров саквояж, им он меня и задел. Я собиралась куда-то идти…. А, в читальный зал.
Выбрать книгу, так и не получилось, мысли летали где-то далеко. Еще я вспомнила о даме с птичками на шляпе, кто она?
– Простите. – На меня смотрел человек, обслуживавший посетителей читального зала. – Может, пани желает-с чего-нибудь? Кофе-с?
– Кофе? Да, можно, и еще может пирожное?
– Как пожелаете-с, бисквит со сливочным кремом, шоколадное пирожное по-хранзуски, очень советую-с, а может бонбоньерку со сластями?
– Да, кофе и бонбоньерку, будь добры. Госпожа Вишневецкая из семнадцатого номера, запишите на счет.
– Сию минуту-с.
Этот официант постоянно обслуживает читальный зал, возможно, он был в тот вечер? Вечер приема. Может, запомнил некую особу с прыгающими птичками? Но, расспрашивать лучше не здесь, кроме того у меня даже нет мелочи, для чаевых, а язык куда быстрее развязывают несколько монет чем даже самые добрые слова. Поэтому, когда человек возвратился с груженым, кофейником и сладостями, подносом, я попросила его доставить всё в номер.
Пока он накрывал стол, я вытащила из кошелька пятьдесят копеек и мило улыбаясь, вручила ему, понимая, что такие деньги просто так не дают, человек остановился у двери, изогнувшись в забавном полупоклоне, жестом велев ему выпрямиться, спросила:
– А, скажите-ка мил человек, как вас зовут? Давно ли служите в гостинице? – Не зная с чего начать, решила зайти издалека.
– Тарасом, родители крестили. Служу-с со дня открытия.
– Вот как? А помните ли, прием в летнем дворике пятнадцатого числа сего месяца?
– Помню-с, отчего не помнить, дамы-с приятные были, некоторые в читальню заходили-с, я обслуживал-с. – На лице официанта застыла служебная улыбка, он и разговаривать умудрялся, не переставая улыбаться, как только щеки не болели.
– Хорошо Тарас, – я улыбнулась ему в ответ, как можно радушней, – а даму, такую в платье зеленого цвета с оборочками, в шляпке с птичками, птички все время подпрыгивали, забавно так, помните? У нее еще шаль кружевная была?
– В зеленом платье с шалью в тот день только одна дама была. И шляпка с птичками тоже ее, хотя они, птички эти щас модные, дамы-с их не только к шляпам крепят, так вам может имя ее интересно? – Улыбка Тараса сделалась хитрой, торгуется подлец! Я вынула из кошелька еще пять копеек, поняв, что больше не получит, лакей вздохнул и сообщил:
– Так это генеральша, госпожа Политова, будет, она устроительница того приема была-с. Мы ее вообще хорошо-с знаем, госпожа Политова регулярно-с приемы устраивает-с, и все у нас. Ее муж на Кавказе служил-с долго, она там хворь какую-то заимела, оттого и мерзнет, все время, даже в жаркую погоду в шаль кутается.
– Спасибо Тарас, можете идти. – Лакей вежливо поклонился и быстро удалился, сияя почтительной улыбкой.
Генеральша, значит…. Госпожа Политова, кажется, нас представляли…. Пытаясь вспомнить, где могла видеть эту даму, я рассеянно взяла изящную коробочку, развязала голубую ленточку и, вынув из бонбоньерки конфету, отправила ее в рот. Вспомнила! Бонбоньерка! На той свадьбе такие же раздавали гостям! Нас представляли на свадьбе Витольда и Гели Оржаво-Чежихиных! Пышная была свадьба, платье невесты из самого Парижа выписывали! Ах, какое это было платье! Нижняя юбка белого шелка, сверху несколько короче, атласная с набивным узором, с жемчужно-бисерной бахромкой, лиф украшен ирландским кружевом, да о том платье все молодые девицы вздыхали! Впрочем, за красавцем Витольдом, тоже.
Перед глазами встала яркая картинка: немолодая дама, сухощавая, укутанная в броскую индийскую, кашемировую, шаль, с целым ворохом перьев в прическе, она все время кивала головой, от чего перья эти качались в такт, и платье все оборочках, кажется, у генеральши была особая любовь к оборкам и рюшам. Миша назвал ее мадам Попугай, она действительно сильно напоминала попугая, не только своим разноцветным нарядом, но и длинным носом с горбинкой, похожим на клюв. А еще у нее был лорнет, и она все время прикладывала его к глазам. Забавная женщина. Овдовев, занялась благотворительностью, была учредительницей и активной участницей полдесятка всевозможных обществ, о том только и могла говорить.
Но как я ни пыталась, сколько не думала, не могла найти ни одного убедительного предлога, по которому почтенной генеральше вздумалось бы вытворять подобные фокусы с завещаниями и проникновениями в чужие номера?!
Если, только…. Рассеяно опустив руку в коробочку, обнаружила, что съела все конфеты.
Вот если только Федя не обманул нас! А, что?! Возможно, он прекрасно знал женщину, просившую его вызвать меня из номера! Не хотел выдавать знакомую, вот и описал самую запомнившуюся даму на вечере. Генеральша с ее оборочками, с прыгающими птичками на шляпе… даже сейчас пытаясь вспомнить ту свадьбу, очень ярко вижу платье невесты и ее, эту самую генеральшу, похожую на экзотическую птицу.
Интересно, а Семен Михайлович, догадывается о том, что Федя обманул тогда? Нет, больше я к ним не поеду! Кроме того доблестный сыщик, пользуясь своими привилегиями уже опросил гостиничную прислугу и должен был узнать о госпоже Политовой, она тут частая гостья, а Федя определенно описал именно ее.
Генеральша, коробки, коварный Федор, завещания и драгоценности все перепуталось в моей голове. Я так и эдак пыталась соединить разрозненные части головоломки воедино, но все напрасно, и почему так важно было то что, только Лина видела драгоценности?
Катерина помогла мне одеться к обеду. Оставалось еще довольно времени до трех часов. Если не идти к Семену Михайловичу, то может попытаться встретится с Федором? Если я хорошо помню, он служит в конторе Пашкова, найти, где находится контора не сложно, надо попросить у портье справочник «Весь Киев», ежели они обслуживают премьеры у Соловцова да приемы в «Континентале», контора должна быть почтенная и в справочнике обязательно имеется ее адрес. Только в этот раз прихвачу, пожалуй, тетушку, для приличия и надежности, кроме того сразу оттуда и поедем к госпоже Долиновской в гости, как раз к трем поспеем.
Тетя уже выспалась и переоделась, мои предположения и догадки она признала сомнительными, но съездить к Пашкову согласилась, во-первых, что бы время скоротать, во-вторых, любопытно все-таки, отчего юнец солгал.
Контора Пашкова Василия Акимовича находилась по адресу Крещатик, сорок шесть, здесь же располагался и один из магазинов Пашкова, в котором торговали всевозможными колониальными, кондитерскими и гастрономическими товарами. Здесь же предлагался огромный выбор вин, коньяков, ликеров. Принимались заказы на майонезы. Тетя не удержалась и купила большой торт.
– Анна Ивановна, торт зачем? В гости идем. – Удивилась я, вглядываясь в людей выходивших и входивших в дверь конторы, проход в которую был через магазин.
– Вот и принесем гостинец. Не с пустыми ж руками. – Фыркнула она в ответ. – Хорошо бы пирожных от Сэмадени, но там с одиннадцати до трёх страшная толкучка, биржу устроили коммерсанты, говорят при дележе куртажа до драк доходит. Ну как заметила своего Федора?
– Нет, пока нет. И он не мой! Может, зайдем лучше спросим? – Мы, было, двинулись в сторону приёмной конторы, но тут хлопнула дверь магазина, и вошел тот самый Федя. Я ринулась ему навстречу едва не сбив с ног важного господина, Федор меня заметил и собирался было дать деру, да господин тот решив, что я за воришкой погналась, опередил меня и прыткого юношу, схватив того за шиворот.
– Спасибо вам! – Поблагодарила тетя доброго человека, я от неожиданности и таких маневров, запыхалась и могла только улыбаться.
– Пожалуйста, может в полицию его свести, помочь? – предложил наш помощник, тряхнув парнем, мужчина он был крепкий, тщедушный Федя только зря трепыхался, пытаясь вырваться из цепкой хватки.
– А чего это в полицию, чего я такого сделал, отпустите меня. – Хныкал он.
– Если обещаешь не убегать? А то и, правда, сведем в полицию! – Сурово пригрозила тетушка.
– Обещаю, чего уж там, догадываюсь, что спросить хотите, я вашему приставу и так уж все рассказал. – Буркнул Федор.
– Так, что отпустить негодника? – Крепкий господин, снова тряхнул юнцом.
– Отпустите, и благодарю вас! – Как можно любезней улыбнулась я нашему невольному помощнику.
– Всегда к вашим услугам! – Галантно поклонился он, отпуская Федю. – Меня зовут Думицкий Яков Григорьевич, простите, что представляюсь сам, – он приподнял шляпу и, вынув из кармана, подал нам карточку, – служу в страховом обществе «Заботливость», ежели вам ссуду надобно будет или имущество застраховать буду рад служить.
– Вишневецкая Анастасия Павловна, премного благодарна, обязательно обратимся Яков Григорьевич, если понадобится такая услуга. – Поблагодарила я, опуская карточку в ридикюль. Пока мы обменивались любезностями, Федя топтался рядом с унылым видом, тетя крепко держала его за руку.
– Ну, Федор, рассказывай, отчего лгал о той женщине? Ты же описал в точности госпожу Политову! – Обернулась я к парню, распрощавшись с господином Думицким.
Федя понуро глядел в пол, потом вздохнув, предложил.
– Может не тут, а то и так все глядят, еще работы лишусь.
– Хорошо, – оглядевшись на любопытно таращившихся в нашу сторону приказчиков, решила тетя, отпустив Федину руку.
– Рядом есть небольшая кофейня, может там?
В кофейне было шумно, что впрочем, нас устраивало, не будет пристального внимания любопытных, осмелевший Федя, не стесняясь, закал, кофе с молоком, три пирожных и бутербродов с бужениной, на наши удивленные взгляды, ответил
– Я проголодался! Вам интересно знать, что да почему, а мне кушать надо, через два часа у нас большой прием, потом будет некогда.
– Ладно, уж, обедай да рассказывай быстрей и что бы, мне не вилял! То, что поведал приставу, рассказывай! – Я попыталась быть суровей.
– Вызвать вас, меня попросила Катерина.
– Моя горничная?!
– Нет, горничная баронессы. – С наслаждением откусывая добрый кусок пирожного, ответил Федя.
– Ты с ней знаком?
– А, то! С детства самого! Ее маменька и моя, родные сестры, она мне кузиной приходится. Родители Катерины завсегда служили у господ, ее мать горничной была и даже экономкой некоторое время у одной богатой пани, а отец там же кучером служил. И Катьку пристроили горничной в тот же дом, а потом паны те вроде как разорились и уехали из Киева, заграницу что ли? Ну я точно того не знаю, а Кате рекомендации хорошие дали и она на службу к господам Виттам поступила.
– К Виттам? Не сразу к госпоже фон Айзенхард? – Переспросила тетушка.
– К госпоже фон чего? – Федя малость не подавился, видать фамилию эту слышал первый раз.
– Ну, к баронессе, это ее фамилия. – Уточнила я.
– А! Я не знал. Ну да к баронессе, матушке как я знаю, госпожи Витт, она позже устроилась, ее горничная уже очень стара была, старухе пенсион назначили и в деревню значит, доживать, спровадили, а Катьку хозяйка уступила своей маменьке, потому как у Кати, характер покладистый, а баронесса еще та грымза была.
– Федор, не красиво так о почтенной женщине отзываться. – Упрекнула нашего осведомителя Анна Ивановна.
– А чего это? Она такая была, тяжелый характер имела, так моя маменька говорит.
– Ну и зачем твоей кузине надо было меня из номера вызывать?
– Она сказала, что случайно, шляпные коробки перепутала. У вас горничная не своя, отельная, она ваших шляп всех не знает, а вы, видать, к той коробке еще не добрались и подмену не заметили. И хозяйка ее пока не заметила, вот и хотела Катька потихоньку шляпы поменять, а то если бы старая… то есть госпожа фон Айзеград…
– Айзенхард. – Автоматически поправила я.
– Ну, я и говорю, баронесса, значит, заметила, то устроила бы страшный скандал, и то ничего, если бы только орала, так она еще из жалованья постоянно снимала, ежели что, эти, штрафы, а жалование сами понимаете у такой скупердяйки и так было не очень. Вот Катька и попросила, потому как иначе попасть в номер не было возможности, они, отельные слуги, личных – не очень жалуют, сестра даже не пробовала их просить, а тут я. И в театре играю. А что хорошо у меня тогда получилось! – Физиономия Феди сияла самодовольством.
– Хорошо, что б тебе пусто было! Могли просто ко мне подойти и попросить, я бы с жалованья не снимала!
– А она боялась. Катя же с вами не знакома, а ну как ее госпоже нажалуетесь? Еще хуже будет! Уволить могли, а место все равно у баронессы хорошее! Катьке теперь и у графов можно на работу проситься!
– Почему сразу не признался, о Катерине не рассказал, госпожу Политову приплел?
– Ну, Катя просила никому не говорить. И вы сказали, что ничего у вас не украли? Не украли же?
– Нет, – пришлось согласиться – скорее уж доложили….
– Поэтому я решил, что может дело, в чем ином, и что бы у Катьки не было неприятностей, описал эту самую госпожу Политову, она на приеме главная была к тому же смешная пани, я ее лучше всех запомнил.
– Ладно, Федя, ничего больше не утаил? – Сурово спросила тетушка.
– Не, все в точности как было рассказал.
– Ну, тогда заканчивай свой обед и спасибо тебе. – Мы поднялись и собрались уходить.
– Э, вы того, заплатите, я же вам все как на духу выдал, родную сестру можно сказать оговорил. – Феденька хитро прищурился, вот наглец!
– Ну не родную, скажем, кузину. И ты ее еще раньше приставу выдал. – Я вынула из кошелька пятьдесят копеек и положила на стол. – Вот, на кофе и пирожные хватит, а за бутерброды сам заплатишь, ты же все равно обедать собирался.
Оставив Федора доедать свой обед, мы отправились искать свободный экипаж.
Глава 14
Крещатик – улица шумная, мы едва не попали под мчавшийся со всей скоростью двуконный экипаж. На стоянке долго препирались с кучерами, особенно яростно торговалась тетушка. В конце концов, сторговав полтинник за поездку на улицу Московскую, где проживал доктор Долиновский, мы уселись в довольно приличный одноконный экипаж. Кучер оказался не из лихачей, берег свою кормилицу, крепкую пегую лошадку, и ехал осторожно. Прижимаясь к обочине и костеря своих более резвых соперников, он направил колымагу к повороту на Анненскую. Эта улица была потише, поэтому убедившись, что нам не грозит столкновение с лихачом, мы вздохнули облегченно и смогли спокойно поговорить.
