Текст книги "Война наследников (СИ)"

Автор книги: Виорика Высоцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Гостиная почти опустела.

Софи с преувеличенным интересом рассматривала огромную картину, в полстены, изображавшую довольно фривольную сцену купания нимф.

Тетушка сидела в кресле, обмахивалась веером, всем своим видом выражая унылое смирение. Алексей Петрович стоял рядом с ее креслом, к ним подошел тот самый, подвыпивший господин, что сидел напротив нас за столом, пытаясь завязать беседу, но его новые знакомые отвечали весьма неохотно.

Осталась также женщина с тремя дочерьми, она присела на краешек кресла, стоявшего в углу, около окна, девочки топтались рядом.

В комнату вошел Всеволод Петрович, куда-то пропавший после обеда, он окинул гостиную взглядом и занял место рядом с супругой, Ванда Гердовна тотчас же удалилась. Каролины Гердовны, нигде не было видно, Вероника сновала туда назад, то появляясь в гостиной, то куда-то исчезая. Последние гости приносили свои соболезнования и прощались с хозяевами.

Я подошла к окну и задумалась, уставившись на старую липу, патриарха этого сада.

– Красивый сад, что скажите? – вопрос, столь неожиданно прозвучавший за спиной, заставил вздрогнуть. Резко обернувшись, встретилась взглядом с уже изрядно захмелевшей женщиной, она широко улыбалась, той особой бессмысленной улыбкой, присущей закоренелым пьяницам. Похоже, подобное состояние было для нее обычным.

– Да, очень красивый. – Сдержано ответила я, но женщине явно хотелось поговорить, она улыбнулась, так как будто мы, вдруг, стали лучшими друзьями.

– Я вас раньше не встречала, в этом доме. Такие ужасные события, бедная Ангелина Федоровна, такая смерть…. – Женщина состроила печальную мину, и глубоко, театрально вздохнула, обдав меня облаком густого, неприятного, запаха из смеси винных паров и жевательного табака. Я едва не закашлялась и попыталась удалиться, но не тут-то было, дама проворно подхватила меня под руку и потащила к дивану, чтобы не выглядеть глупо, пришлось подчиниться.

Плюхнувшись на диван рядом со мной, она продолжила знакомство.

– Конечно, хорошо бы, чтобы нас представили по правилам, но при подобных обстоятельствах, наверно можно отступить от определенных правил, как полагаете? Меня зовут – Вдовина Елизавета Матвеевна, я дочь родной сестры Ангелины Федоровны.

– Вишневецкая Анастасия Павловна, друг семьи. – Это конечно не было правдой, но мне не хотелось давать подробные объяснения сей приставучей особе. Хотя, Елизавету Матвеевну, мое представление, кажется, удовлетворило полностью и, решив, что теперь мы уж точно стали лучшими подругами она продолжила заговорщицким шепотом:

– Знаете ли вы, что бедная тетушка, умерла не своей смертью, ее отравили! – она отодвинулась и уставилась на меня, очевидно ожидая бурной реакции. – Да! Отравили! Вот так!

– Откуда вы знаете?

– Ну, об этом все болтают. – Елизавета Матвеевна сделала неопределенный жест рукой, лакей, стоявший неподалеку с подносом бокалов наполненных шампанским, воспринял этот жест на свой счет и подошел к нам, что очень обрадовало госпожу Вдовину. – О! Шампанское, благодарю! – Она одним махом осушила бокал.

– А, что еще болтают? – изобразив праздное любопытство, спросила я.

– О, много чего! – обретя благодарного слушателя, Елизавета Матвеевна радостно защебетала. – Говорят господин Долиновский, семейный врач, делал вчера вскрытие. – Последнее слово она произнесла с наслаждением. – Да! Вскрытие! Мой сын работает у господина доктора помощником, из него трудно что-то путное вытянуть, но я все же узнала, что доктор вроде как яд нашел, представляете?!

– О, это так… ужасно. – Она смотрела на меня с таким восторгом и ожиданием, что пришлось как-то отреагировать, ничего умнее в голову не пришло, но госпожа Вдовина осталась довольна.

– Да, ужасно! Только непонятно для чего ее травить-то было?

– За наследство, наверно?

– С этим наследством и так все понятно, тетя не сильно жаловала родственников и, хотя постоянно переписывала духовную, все имущество все равно делилось только между дочерьми. – Елизавета Матвеевна бросила на хозяек недовольный взгляд. – Да и они сами, не очень-то нуждаются. Вот хотя бы Каролина Гердовна, муж ее управляющий банком, поди, тысяч пятьдесят доходу в год имеет, а жадная до неприличия. И такая вся правильная, пункту… это пунктуальная. – Последнее слово моя охмелевшая собеседница выговорила с трудом, но помолчав минуту, продолжила, медленнее, тщательно выговаривая слова. – Немка она и есть немка! Все у нее по часам, обед ровно в два, ужин ровно в восемь, если надо придти, то изволь записаться, опоздаешь, могут не принять. У нее зиму снегом…, то есть снегу зимой не выпросишь. А младшенькая, ангелочек на вид, да и только, а сколько маменьке этот ангелочек неприятностей доставил, не представляете. И муж ее, тоже умер при загадочных обстоятельствах…

Но узнать о загадочных обстоятельствах смерти господина Цаппа мне не удалось. Громкий, пронзительный крик, заставил всех сорваться со своих мест. Кричала женщина. В первую минуту все растерялись, понять, откуда доносились вопли, было невозможно, казалось, звук этот заполонил дом полностью, раздавался со всех сторон одновременно, эхом отбиваясь от стен и высоких потолков. Но через минуту крик затих, и мы услышали шум и голоса, доносившиеся со стороны лестничной площадки, все, не сговариваясь, кинулись туда.

Вслед за хозяевами мы поднялись на второй этаж, судя по всему, тут располагались спальни. Около распахнутой двери, слева от лестничной площадки, в конце длинного коридора столпились слуги, они стояли, не шевелясь, как будто сошли с картин голландских художников. Увиденное, словно очаровало их, они даже не сразу заметили хозяйку. Ванда Гердовна растолкала свою прислугу, ворвалась в комнату, но через секунду вышла, покачиваясь, не произнеся ни звука, она медленно, по стене сползла вниз.

С этого момента началось настоящее столпотворение. Все одновременно что-то кричали, все пытались увидеть, что же там такого необычного в той комнате, а увидев, начинали вести себя как сумасшедшие, кто кричал, кто падал в обморок. Ники, превратилась в соляной столб, она застыла посреди коридора, с бледным лицом и широко открытыми глазами, не реагируя на толчки.

Мы аккуратно обошли ее, решившись посмотреть, что же случилось, когда большинство уже заглянуло в зачарованную спальню. Тетушка вцепилась мне в руку, Софи дышала в затылок.

В голове крутилась только одна мысль: «Господи, только бы не очередная смерть, Господи!». Но Господь был не на нашей стороне сегодня: посреди комнаты, на полу лежала госпожа Витт, лицом вниз, голова была неестественно повернута, на ковре медленно расплывалось кровавое пятно. Рядом с ней стояли господин Голубовский и Алексей Петрович, муж покойной, сидел в кресле, сложив руки, на коленях как прилежный ученик, не отрываясь, смотрел на жену.

Софи вскрикнула за моей спиной, тетушка еще сильнее вцепилась в мою руку и тихо прошептала, как заклинание:

– Прости Господи, только не это, только бы не опять….

¹Здание № 16 по ул. Лютеранской в Киеве, является памятником архитектуры. Возведено в 1833-1835 годах, потомками гетмана Ивана Сулимы. По завещанию Уляны Степановны Ловцовой, было передано Киевскому благотворительному обществу помощи бедным, которое открыло в нем приют для стариков и сирот. Этот филантропический комплекс киевляне называли «Сулимовка». До наших дней сохранилась только часть комплекса, в частности часовню, построенную по проекту архитектора Людвика Станзани, снесли в 30-х годах 20-го века.

²Гражданский губернатор Киева с 1839 по 1852, Иван Иванович Фундуклей – знаменитый гражданский губернатор Киева, бывший на этом посту при небезызвестном Бибикове. Сказочно богатый человек, Фундуклей был и сказочно щедр. Он сделал много доброго для горожан. Годы его правления, были годами наибольшего расцвета Киева. Ивану Ивановичу удалось почти полностью искоренить коррупцию в городском правлении, для этого он доплачивал жалование чиновникам из своего кармана. Также ввел обычай, по которому богатые землевладельцы и жители города, создали своеобразный фонд поддержки городской полиции. Фундуклею принадлежат слова: «Если богатые помещики не будут платить жалование полиции, то она станет получать средства от воров».

³В 1873 году в доме №1 по Лютеранской ул. В Киеве, открыл фотоателье Владимир Викентьевич Высоцкий.  «Уже вскоре он получил несколько наград на различных фотовыставках, титул фотографа Киевского университета Св. Владимира и Двора Её Императорского Высочества Великой Княгини Александры Петровны, стал вице-президентом Киевского технического общества" В его ателье делал семейную фотографию Иван Франко, в этом фотоателье также сделана самая известная фотография Леси Украинки, в веночке. «Высоцкий был также известен как поэт, представитель «украинской школы» в польской поэзии. Значительная часть его стихотворений посвящена исторической тематике, особенно временам расцвета Речи Посполитой».

Глава 5

Приезд полиции срочно вызванной, как оказалось позже, экономкой, прекратил суматоху. Нас, гостей, водворили, обратно, в парадную гостиную, просили остаться, ответить на несколько вопросов. Ждать пришлось часа два.

Говорить не хотелось. Госпожа Цапп и муж покойной, господин Витт, сидели в двух креслах ближе к входным дверям, он был совершенно подавлен, имел отрешенный вид и, кажется, так и не смог осознать того, что случилось. Ники, время от времени, осторожно, пожимала руку свояку, но старалась не смотреть на него, внимательно изучая узор на ковре, не плакала, хотя отсутствие слез можно было объяснить сильнейшим потрясением.

Мы, с тетушкой и Софи, расположились в креслах вокруг чайного стола. Тетя ворчала про себя, проклиная этот год и все несчастья, которые он принес, правда при этом, почему-то, помянула и бедного Мишу, и своего мужа, и даже давно умерших батюшку с матушкой.

Софи не отставала от тети в жалобах и стенаниях. Я, сколько могла, успокаивала их.

Женщина с дочерьми заняла то самое кресло, в котором сидела раньше.

Чета Вдовиных, устроилась на диванчике у окна.

Казалось, ожиданию не будет конца. За это время нам успели предложить чаю, кофе, бутербродов, вина и фруктов (прислуга в этом доме была хорошо вышколена), но никто не прикоснулся к предложенным яствам и напиткам. Каждый раз, когда приходила мысль о еде, перед глазами вставала лежащая в луже крови женщина и к горлу подступала тошнота, отбивая всякий аппетит.

В комнату быстрым шагом вошел Всеволод Петрович, вызвав среди нас некоторое оживление, нет ничего хуже длительного ожидания. Хозяин дома, выглядел уставшим, лицо его осунулось, под глазами появились темные круги, он остановился посреди комнаты, беспомощно оглянулся и глухим, безжизненным голосом сообщил:

– Прибыл господин пристав Дворцового участка Гуранский Василий Иванович, просит уделить ему минуту и ответить на некоторые вопросы. – Всеволод Петрович запнулся, и слегка поклонившись камину (кажется, поклон предназначался нам) продолжил, – от нашего с Вандой Гердовной имени, хочу просить у вас прощения за столь… за то, что… за эти события, столь неприятные.

Произнеся свою путаную речь, господин Голубовский резко обернулся и почти, выбежал из комнаты, едва не столкнувшись в дверях с высоким, хмурым человеком.

Вошедший мужчина, имел еще более усталый вид, чем наш многострадальный хозяин. Он был уже не молод, лет около пятидесяти пяти, с коротко стриженными, полуседыми волосами; прямой нос, впалые щеки, густые модно подстриженные усы, плотно сжатые губы. Господин пристав, если я правильно поняла, это был он, нещадно потел, мял в руках большой белый платок, поминутно вытирая им лоб. Окинув нас проницательным взглядом, обратился, как и прежде хозяин, скорее к камину, чем к нам,

– Прошу прощения дамы и господа, за неудобства. Произошло убийство и мы обязаны опросить всех свидетелей. Опрос проведет помощник начальника сыскной полиции, порошу господ содействовать нам и ответить на вопросы как можно более подробно. – Говорил господин пристав отрывочно, резко, словно отдавал приказания, но закончить речь ему не дала, некстати вмешавшаяся, тетушка. Поскольку я, как и все, с открытым ртом внимала высокому полицейскому начальству, то не смотрела на раздувшуюся от негодования тетю, она же не упустила возможности выразить свое недовольство господину Гуранскому.

– Простите, за то, что вмешиваюсь, мы, конечно, ответим на все вопросы, но не думаю, что смогу много сказать. Я, лично, ничего не знаю и ничего не видела, поскольку все время находилась здесь в этой комнате и последние два часа тоже! – тетя продолжила бы изливать свое негодование, но Василий Иванович мягко прервал ее.

– Мы, конечно, понимаем, сколько доставили вам неудобств, но потерпите еще некоторое время, обещаю, долго вас не задержат. – Это было сказано вполне вежливо и светски, но покровительственно-снисходительный тон, подействовал на мою тетю как красный плащ тореадора на быка: она расправила плечи, покраснела вся, и ринулась бы в атаку, если бы я вовремя не ткнула ее в бок. Может оттого, что на нас смотрели во все глаза, может оттого, что толчок был ощутимый, Анна Ивановна стиснула зубы и промолчала. Пристав облегченно вздохнул и продолжил свою речь.

– Представляю вам господина Рудавского Семена Михайловича. Он будет проводить это следствие, прошу относиться к его работе с пониманием. А теперь позвольте откланяться. – Он отвесил глубокий поклон и, с облегчением проведя платком по лбу, поспешил удалиться.

Семен Михайлович войдя в гостиную, тут же замер, уставившись на нас. Теперь уже меня раздувало от негодования! Каковы конспираторы! Ездили в Санкт-Петербург повидаться со старыми друзьями! В Киеве проездом! Разве нельзя было сказать, о новом назначении?! Может я и выплеснула бы свои эмоции, сказав какую-нибудь глупость, но тетя легонько сжала мою руку давая понять, что сейчас не время, ну что ж, подождем!

Следом за господином сыщиком вошли Николай и, еще один человек, в форме околоточного, этот занял пост у дверей, Николай же, прошел к ближайшему креслу, уселся поудобней и приготовил блокнот и карандаш, значит все, что мы скажем, будут записывать.

Видимо, день у Семена Михайловича случился тяжелый, поскольку его галстук был, уже почти, совершенно развязан. Он, снова, привычным движением поправил его, приведя в полный беспорядок, и обернулся к господину Витту, собираясь задать первый вопрос, но тут вошли чета Голубовских, пришлось обождать, пока они усядутся.

Убедившись, что все в сборе, и никто больше не прервет его, господин помощник начальника, обратился к мужу покойной:

– Простите, если можно для начала, назовитесь, пожалуйста, полным именем, это для ведения протокола¹.

Господин Витт не сразу понял, что обращаются к нему. Веронике пришлось нагнуться и что-то шепнуть свояку, тот удивленно повел глазами и, встретившись с вопросительным взглядом Семена Михайловича, ответил, таким скрипучим голосом, как будто его одолевала страшная жажда.

– Как меня зовут? Адольф Петрович Витт, к вашим услугам.

– Адольф Петрович, будьте любезны ответить, где вы находились последние полчаса, перед тем как обнаружилось, это… э… несчастье? – подчеркнутая вежливость Семена Михайловича, призванная успокоить убитого горем мужа, нужного действия не оказала, тот почему-то возмутился заданным вопросом.

– Что значит, где я был! Уж не подозреваете ли вы меня в этом подлом деле?!

– Ну что вы, Адольф Петрович, мы пока никого не подозреваем, этот вопрос будет задан всем находящимся в доме, а сейчас извольте ответить! – Семен Михайлович перешел на официальный тон, угрожающие нотки зазвучали в его голосе.

– Я был здесь в этой гостиной.

– И никуда не отлучались?

– Нет, не отлучался.… Разве, что на пару минут, проводил своего помощника, я отдавал ему некоторые распоряжения, что должно быть выполнено в мое отсутствие. Потом проводил его к двери и вернулся сюда, в эту гостиную.

– Как долго вас не было?

– Не знаю. – Раздраженно ответил Адольф Петрович. – На часы не смотрел, может минут пять, не больше!

– И наверх вы не поднимались?

– Нет! Зачем мне было это нужно?!

– А зачем поднималась ваша жена? – вкрадчиво спросил следователь.

– Откуда мне знать, я не заметил, как она ушла, и она не говорила мне зачем! – раздражение господина Витта росло, он сорвался на визг.

– Хорошо, вы не знали. – Примирительно сказал Семен Михайлович и обернулся к Ники, – а вы, где были вы в это время?

– Я? – она, казалось, не поняла вопроса. – Я? Меня зовут Вероника Гердовна Цапп, два п ев конце, вам это, кажется, нужно для протокола? Я, тоже все время находилась в этой комнате.

– И никуда не отлучались?

– Ну, я помогала Ванде, госпоже Голубововской, провожать гостей, выходила в переднюю с ними, потом возвращалась сюда, перед тем как мы услышали крики, опять выходила, но всего на пару минут, проводила госпожу Светлицкую в кабинет Всеволода Петровича. – Она указа на женщину с дочерьми.

Семен Михайлович обернулся к ней, та поспешила подтвердить.

– Да, Вероника Гердовна, была так добра.

– Хорошо. – Сыщик снова обернулся в сторону Ники. – И сколько времени вы отсутствовали?

– Позвольте, я, так же, как и Адольф Петрович, на часы не смотрела!

– Где находится кабинет?

– На этом этаже, в конце коридора, справа от лестницы, рядом с библиотекой.

– Вы только проводили госпожу Светлицкую и сразу вернулись сюда?

– Да. Сегодня слуги были очень заняты, и я подумала, что могу оказать такую услугу, нашей доброй знакомой.

– Вы можете сказать, зачем ваша сестра поднималась наверх?

– Нет, не могу! – Ники, сказала это с вызовом, словно ставила точку в разговоре. Семен Михайлович пристально посмотрел на нее и обернулся к новой жертве, женщине с дочерьми.

Та поспешила ответить, предваряя вопрос

– Светлицкая Евгения Николаевна. Большую часть времени провела здесь, в этой гостиной, потом Вероника Гердовна провели в кабинет, мне надо было поговорить с Всеволодом Петровичем, мы еще находились в кабинете, когда раздался крик, оттуда и побежали наверх, черной лестницей, она оказалась ближе. Зачем Каролина Гердовна поднимались, не знаю. – Семен Михайлович окинул ее заинтересованным взглядом и спросил:

– А ваши дочери?

– Они все время находились здесь!

– Все же, может они ответят сами. – Он уставился на старшую девочку, отчего та покраснела как спелый помидор. Мать нервно повела плечами, но утвердительно кивнула дочери, девочка сделала легкий книксен и ответила, тоненьким голоском:

– Мама велела оставаться здесь и ждать ее, мы стояли у окна, того окна. – Она указала на крайнее окно. – И ждали маму. – Напряженная поза и испуганный взгляд говорил, что скорее руку дадут себе отсечь, девочки, чем признаются при матери в непослушании.

Семен Михайлович вздохнул и обратил взгляд на чету Вдовиных.

– С кем имею честь?

– Вдовин Владимир Саввич, Вдовина Елизаветта Матвеевна. – Представил обоих супруг.

– Тот же вопрос – где находились вы?

– Я разговаривал с Алексеем Петровичем и Анной Ивановной, отлучался, также, всего на минуту, искал… э… мужскую комнату... Вы понимаете? Побродил по коридору, мне указал ее один лакей. Потом вернулся сюда.

– А я беседовала с Анастасией Павловной, вот на этой софе, мы никуда не отлучались вовсе. – Все как по приказу обернулись ко мне, пришлось подтвердить.

– Да, мы беседовали и никуда с комнаты не отлучались. Вишневецкая Анастасия Павловна. – Я обернулась к Николаю, он улыбнулся мне, как старому другу, и аккуратно записал эту важную информацию в свой блокнот.

Оставив в покое Вдовиных, Семен Михайлович, взялся за нас. Так как я уже ответила, он перевел вопросительный взгляд на Софи, она гордо встретила его взгляд, и кокетливо улыбнувшись, проворковала:

– Васильева София Александровна, если вы уже забыли, Семен Михайлович

От такой изысканной фамильярности, наш друг растерялся и невольно покраснел, вызвав легкое оживление у присутствующих, но не так просто было сбить его с толку, быстро справившись со смущением, господин сыщик, задал свой обыкновенный вопрос:

– Так, где же вы были, София Александровна, в последние полчаса, перед тем как услышали крик и побежали наверх?

– Сначала здесь, в этой гостиной, потом пошла, искать дамскую комнату, спросила лакея подававшего напитки, где это находится, он объяснил, я была там, когда услышала крик. Очень жуткий крик, я тут же вышла и увидела, что все поднимаются по лестнице, побежала за всеми.… Все.

– Хорошо, а вы Анна Ивановна, с вами мы тоже знакомы, Николай запишет вас, что можете сказать вы?

– Ничего нового, Семен Михайлович, все время провела здесь, со мной был Алексей Петрович, сейчас его нет, но он подтвердит, никуда не выходила, с госпожой Витт близко знакома не была, почему она поднялась наверх, не знаю.

Окинув нас всех задумчивым взглядом. Семен Михайлович обернулся к хозяевам

– Всеволод Петрович, если я правильно понял последние полчаса, вы провели у себя в кабинете?

– Да, хотя нет, сначала я был здесь, потом пошел проводить лично, господ Гилле и Дитриха, наша семья имеет некую долю акций в Жирардовской мануфактуре, они по делам были в Киеве, и пришли почтить память матушки, Ангелины Федоровны. Потом я вернулся, но Ники, то есть, Вероника Гердовна, сказала, что в кабинете меня ждет Евгения Николаевна и я пошел к ней, далее все было, как госпожа Светлицкая уже рассказала.

– А вы, Ванда Гердовна?

– Я.… Не помню… Сначала здесь, потом меня позвала, Ольга, наша экономка, я была на кухне, потом, в буфетной, отдавала распоряжения… Потом, потом вернулась сюда… – Она отвечала неуверенно, как будто все это было очень давно, и ей трудно вспомнить.

Семен Михайлович со всем возможным тактом, задал следующий вопрос.

– Знаете ли вы, зачем Каролина Гердовна пошла в ту комнату?

– Я встретила ее у лестницы, Лина спросила, есть ли у нас что-нибудь от головной боли, у меня имеется порошок, храню его в шкафчике в своей спальне, я сказала Лине, где искать, она поднялась…. О, Господи!

– Так это в вашей спальне нашли Каролину Гердовну?

– О, Господи! Нет! – она выкрикнула это с таким отчаянием, словно ее только что обвинили в убийстве.

Семен Михайлович помолчал, внимательно изучая хозяйку, рука его автоматически потянулась к галстуку, губы шевелились, задумчиво оглядев всех нас, он принял решение.

– Спасибо господа за терпение и подробные ответы, на сегодня можете быть свободны, сообщите только Николаю Александровичу свои адреса и если будет нужно, то мы сами к вам обратимся. – Он поклонился со всем возможным достоинством и удалился.

Получив долгожданную свободу, гости разом кинулись к бедному Николаю, спеша сообщить свои адреса, дабы поскорее покинуть эту опостылевшую комнату.

Хозяева остались сидеть в своих креслах, совершенно обессиленные. Мы все по очереди подходили к ним, бормоча приличествующие случаю соболезнования, неловко прощались и спешили покинуть злополучный дом.

В прихожей случилось небольшое столпотворение, слава Богу, летом хоть не было необходимости в галошах и шубах. Подойдя к зеркалу, поправить шляпу, неожиданно встретилась глазами с горничной, которая внимательно изучала меня, любопытно, чем это я ее так заинтересовала?

Это была личная горничная покойной баронессы, я узнала ее. Обычно прислуга не особо запоминается, но в тех обстоятельствах, в которых довелось с ней познакомиться, невольно запомнишь человека. Было в ней что-то необычное, но что, трудно объяснить, неожиданно даже для самой себя, вспомнила строки из многострадальной новеллы «Кармен»: «то была странная и дикая красота, лицо, которое на первый взгляд удивляло, но, которое нельзя было забыть». Конечно, горничная не была одета в экзотические одежды андалусской цыганки, и волосы ее не украшал жасмин, но лицо было именно таким, «где с каждым недостатком соединялось достоинство». Из странного оцепенения меня вывела тетушка.

– Ты еще не смотрелась на себя? Может, пойдем уже. – Тетя, нервно схватила меня под руку и потащила к двери. – Достаточно с меня на сегодня этого дома!

– Тетушка, не надо так спешить, не думаю, что пристав погонится за нами и велит вернуться!

– Не знаю, не знаю, мне это кажется вполне возможным!

Софи поджидала нас на улице. Рядом с ней стояла госпожа Вдовина и, судя по виду Софи, общество этой дамы ее не радовало.

– Почему так долго?! Я уже полчаса жду!

– Милая, совсем не полчаса. Не преувеличивай. – Я освободилась от крепких объятий тети и оглянулась, – как добираться будем?

– Об этом позаботился Поль. – Софи указала на гостиничный экипаж, стоявший неподалеку, папочка как всегда был предусмотрителен.

– Давно, наверно, ждет нас бедолага.

– Не переживай, бедолага, не пропустит такого и запросит тройную цену. – Фыркнула тетушка и направилась к экипажу.

На улице уже собралась порядочная толпа зевак, порой мне казалось, что слухи распространяются быстрее, чем происходят сами события.

Госпожа Вдовина пошла следом за нами.

– Я тут испросила у Софьи Александровны позволения проехать с вами, мы живем на Меринговской, от «Континенталя» всего в нескольких шагах. – Мы с тетушкой обратили укоризненные взоры на мою, некстати раздобрившуюся мачеху, та только повела плечом, и приподняла брови, всем своим видом, как будто отвечая: «вы же видите какая она назойливая».

Дорогой мы молчали, желания говорить не было, зато госпожа Вдовина тараторила не умолкая.

– Ох, какое несчастье, какое несчастье постигло бедного Адольфа Петровича! Хотя и то сказать, Каролина Гердовна доставляла ему много хлопот. – Елизавета Матвеевна перешла на заговорщицкий тон, – уж знаю я, за каким таким лекарством поднималась бедняжка наверх! – Она умолкла, ожидая реакции на это заявление, но мы молчали, сил удивляться чему бы то ни было, у нас уже не хватало. Тетя издала какой-то звук, отдаленно напоминающий удивленное «да», и Елизавета Матвеевна продолжила, удовлетворившись этим невнятным ответом. – Бедная женщина любила выпить, очень любила. – Многозначительно поведала она, выдохнув на нас винными парами. – На третьем этаже, в будуаре у Ванды Гердовны, имеется небольшой винный шкафчик, там хранилось нужное ей лекарство! Только зачем страдалица пошла в гостевую спальню только Бог ведает. А уж эта, госпожа Светлицкая.… За деньгами явилась, хоть бы обождала для приличия, девять дней. Она ведь, знаете ли, пенсион получает, каждый месяц, по завещанию покойного баронета. Она его внебрачная дочь! – Удалось-таки заинтересовать нас хитрой сплетнице.

– Откуда вы знаете? Он ее признал официально? – спросила Софи, опередив меня.

– Ну, это не был особый секрет, в семье, знаете ли, утаить что-то трудно. – Особенно от таких как ты, мы только улыбнулись, но Вдовина наших усмешек не замечала. – Мать ее была гувернанткой, говорили еще та бестия, не столько красива, сколько проворна. Герд Генрихович падок был до молодых девиц, не то что бы он так уж открыто… это делал, серьезный человек был, пусть с Богом почивает, но шило в мешке трудно утаить? Так ведь? Когда живот у гувернантки округлился подозрительно, ее тихо уволили, без шуму, ну что бы без позору обошлось, а барон стал ей выплачивать содержание. Говорят, ежели мальчик был, то старик и официально признал бы, очень уж он сына хотел, но родилась девочка. Он девицу эту в завещании упомянул, как дочь умершего друга и назначил ей пенсион, выплачивать его велено было в последнюю неделю каждого месяца, и возлагалась эта обязанность на старшую дочь, вот так вот.

Карета остановилась, прервав поток пикантных сведений. Мы с облегчением попрощались с назойливой госпожой.

Сегодняшний день оказался столь утомительным, что порешили к ужину не спускаться, хотелось провести остаток дня в благословенном одиночестве.

Пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по номерам.

Войдя в комнату, обессилено опустилась в кресло. Голова болела, слишком много событий для одного дня, какой-то ужасный калейдоскоп из людей, слов, улиц, слишком много для одного дня.

Где-то должен быть порошок от головной боли. Я не особо увлекалась лекарствами, к порошкам прибегала редко, но не сомневаюсь, что заботливая Даринка не забыла положить хозяйке в дорогу столь нужное лекарство.

Маленькую серебряную шкатулку, украшенную затейливым узором, мне подарила мама, в детстве я хранила в ней свои тайные сокровища: какие-то камешки, бабочку, пойманную в саду, кукольное зеркальце, разноцветные стеклышки.… Воспоминания о тех беззаботных годах почему-то еще больше расстроили меня.

Теперь эта шкатулка служила для хранения лекарств и Даринка должна была положить ее в чемодан.

Я распахнула гардероб, вытащила несессер, так и есть, она была здесь, валялась на дне пустого чемоданчика для туалетных принадлежностей.

Странно, что это под шкатулкой? Я вытряхнула содержимое несессера на кровать и не поверила своим глазам: вместе со злополучной шкатулкой выпали брильянтовое колье, серьги и незапечатанный конверт….

Глава 6

Вот уже битый час я рассматривала свои неожиданные находки.

То, что на первый взгляд показалось мне похожим на колье, на самом деле оказалось диадемой, кроме нее и сережек, я нашла еще, упавший на пол брошь-букет, они составляли изысканную парюру. Украшения эти, вероятно принадлежали в свое время, весьма богатой даме времен Елизаветы Петровны, когда в моде были пышность, торжественность и вычурность. Я дивилась искусству ювелира, создавшего из золота и камней удивительный узор – букет роз, из которых пили нектар изящные брильянтовые пчелки. Украшения явно побывали в руках многих ростовщиков и перекупщиков, утратили свой прежний блеск, некоторые камни были утеряны или скорее небрежно сколупаны, они нуждалось в чистке и починке, но если отдать комплект в руки умелого мастера, то он засиял бы своей первозданной красотой. Баронесса все-таки имела вкус и талант увидеть красоту под слоем грязи.

Вдоволь насмотревшись на драгоценности, и, даже, примерив их на себя, я обратилась к пухлому конверту. Он все еще лежал на кровати, и манил свое загадкой, вызывая противоречивые чувства: воспитание предписывало не читать чужую корреспонденцию и немедленно отдать в руки владельца, или, в данном случае, наследников, но любопытство и осторожность советовали все же заглянуть в содержимое письма.

На конверте не было надписей указывавших имя адресата, возможно, все это вовсе не принадлежало баронессе? Бог его знает, откуда взялись странные вещи в моем несессере? А возможно несессер вовсе не мой? Возможно, случилась какая-то ошибка, может вещи перепутали, например гостиничные служащие, доставлявшие багаж в номера? Но пристальное изучение злополучного чемоданчика, доказало, что ошибки никакой не было, когда мы купили этот комплект в «Магазине для путешественников», муж заказал сделать вензеля, они красовались на подкладке всех наших чемоданов, да и шкатулка для лекарств точно принадлежала мне. Так что сомнений быть не могло – несессер принадлежал мне.