Текст книги "Земля и море"
Автор книги: Вилис Лацис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
7
Прошли последние теплые дни, наступила настоящая осень, с холодными ветрами, облачным небом и грязными дорогами. Скот уже больше не гоняли на пастбище, и на полях не виднелось пахарей. И люди и животные держались поближе к жилью. Ожидали первых морозов и новолуния, чтобы, по старому обычаю, начать резать свиней.
В один из вечеров в Эзериеши приехал Лаурис за Алексисом и Аустрой. Этот приезд послужил сигналом к началу решающих событий. Зандава и его жену охватило дорожное настроение. Их сон в ту ночь был тревожным и беспокойным.
Сборы заняли немного времени – все уже было заранее подготовлено. Одежда и мелкие вещи упакованы, мука, крупа, мясо и другие продукты, которые Эзериетис выделил дочери, находились в клети.
Утром Алексис встал раньше всех и вышел посмотреть, какая погода. Моросил мелкий холодный дождь, похожий на густой туман. «Лишь бы выбраться на дорогу, пока дождь не усилился, – забеспокоился Алексис. – А там будь что будет».
Завтрак прошел в полном молчании. Аустра почти не прикоснулась к еде, ее бледное лицо еще носило следы перенесенной болезни, среди красных, обветренных лиц мужчин оно казалось высеченным из мрамора, холодным и бесчувственным. Но Лаурису она показалась еще прекраснее прежнего. И хотя Аустра не проронила ни слова, которое могло бы выдать ее настоящие чувства, он понял, что она несчастлива и очень страдает. Глаза ее, когда она обращалась к Алексису, уже не искрились радостью и нежностью, она ни разу не улыбнулась. У Алексиса был смущенный, виноватый вид.
– Ну, надо приниматься за погрузку вещей на подводы, – заговорил он, когда завтрак окончился. – Хорошо, что ты, Лаурис, догадался взять с собой старые паруса и дождевики. В такую погоду без них пропадешь.
Никто ему не ответил. Надев шапку и не взглянув ни на кого, Зандав вышел.
Продукты и разную домашнюю утварь сложили на подводу Эзериетиса. В телегу Лауриса погрузили легкие узлы с одеждой и ценными вещами, а наверху, на мешке с сеном, устроили удобное сиденье для Аустры. Пока мужчины хлопотали около возов, Аустра оставалась в комнате: ведь все знали, что она едет с неохотой, и теперь начнут следить за каждым ее движением, чтобы потом посудачить. С окаменевшим лицом смотрела она на разбросанные по комнате тюки, постепенно исчезавшие, чтобы больше никогда не возвращаться в эти стены. И еще ожесточеннее становилось ее лицо, когда она смотрела на все остающееся здесь: три больших дерева за домом, строения, поля с многочисленными, исхоженными ею тропинками. Моросил дождь, и над размокшей землей нависла серая пелена. Отчаяние Аустры, словно крот, зарылось в самую глубину ее души и было почти незаметным для постороннего взгляда. Она старалась не думать о происходящем и с тупым равнодушием положилась на волю судьбы. Но это кажущееся равнодушие было лишь победой воли над чувствами. Чего ей стоило это спокойствие и самообладание, знала лишь одна она. И вот, наконец, наступило расставание. Надо было выходить. Запряженные лошади переступали на дворе, все население усадьбы высыпало на крыльцо, стояло у возов.
– Благополучно доехать…
У Эзериетиса задергались усы, и рукопожатие получилось нервным.
– Счастливого пути! На рождество приеду посмотреть, как вы там устроились.
– Это не так уж далеко, – сказал Алексис и, прощаясь с тестем, тихо добавил: – Не обижайтесь. Я хотел по-хорошему. Сделаю все, чтобы Аустре не пришлось пожалеть.
Пока он разговаривал с Эзериетисом, Лаурис помог Аустре взобраться на воз. Опершись одной рукой о плечо Лауриса, другой она держалась за его руку, и это крепкое рукопожатие показалось ему намеком на близость их судеб. Как он желал быть ей такой опорой на всю жизнь! Подводы тронулись. Аустра не оборачивалась до тех пор, пока они не доехали до большака. Там она обернулась к провожающим и помахала рукой. Когда после этого она взглянула на Алексиса, шедшего рядом с первым возом, ее хмурый взгляд был полон упрека. Но взгляд этот заметил только Лаурис. Теперь он начал догадываться, что Аустра уезжала без желания, ее заставил Алексис, и она страдала… одинокая, отчаявшаяся душа.
Алексис бодро шагал по грязи рядом с подводой, погоняя лошадь. Лаурис, немного поотстав от него со своей подводой, сказал Аустре:
– Дождь все усиливается. Вы промокнете. Накиньте мой дождевик.
Аустра, очнувшись от дум, взглянула на Лауриса.
– А вы?
– На мне плотный пиджак. При ходьбе в дождевике тяжело.
Накинув на плечи дождевик Лауриса, Аустра вновь погрузилась в невеселые думы. Лаурис вытащил специально припасенный кусок парусины и помог Аустре завернуть в него ноги. Теперь ей нечего было бояться сырости. Изредка подходил Алексис узнать, как она себя чувствует.
– Мне хорошо, – неизменно отвечала Аустра.
Они ехали день и всю ночь.
Глава пятая
1
На рассвете путники добрались до поселка Песчаного. Лица их покраснели от ветра, одежда намокла.
– Смотри, у нас из трубы дым поднимается, сейчас будем в тепле. Рудите уже готовит кофе, – ободрял Алексис Аустру. С высокого сиденья на возу Аустра смотрела на домики поселка. В некоторых окнах показались и быстро исчезли любопытные лица, кое-где и во дворах виднелись люди, но никто не вышел на дорогу приветствовать их. Лениво падали тяжелые капли дождя. Колеса врезались по самую ступицу во влажный прибрежный песок, и лошади с трудом тащили возы. Через каждые восемь-десять шагов они останавливались, тяжело дыша. Наконец шум всполошил поселковых собак, и со всех сторон послышался их ожесточенный лай.
«И здесь мне придется жить…» – вздрогнув, подумала Аустра и плотнее закуталась в намокший дождевик. Безотрадные места, убогий поселок… странные, неприветливые люди.
С моря тянуло леденящей сыростью, но более леденящим и холодным был вид самой местности с ее негостеприимными песками, голыми ивовыми кустарниками, кривыми соснами и враждебно притаившимися лачугами. Сегодня Аустра видела все совсем в другом свете, чем в прошлый раз, когда гостила у родни мужа. Тогда она была здесь гостьей, случайным человеком, а сегодня она уже стала зависимой от этого мира, и ее судьба связана с ним.
Пока Алексис сворачивал во двор, Лаурис придержал свою лошадь.
– Ну вот, сейчас вы будете дома, – сказал он. – Отдохнете.
– Дома… – губы ее сложились в какое-то подобие улыбки, но взгляд блуждал где-то поверх головы Лауриса. Отбросив покрывавшую ее парусину, Аустра подала Лаурису руку.
Он положил вожжи и помог ей слезть.
– Благодарю вас… – прошептала Аустра.
– Не за что, – так же тихо ответил он.
– Да вы же окончательно промокли! – испугалась Аустра, взглянув на него. – Из-за нас вам пришлось столько потрудиться…
– Это пустяки. Вам ведь тоже досталось.
Взгляды их встретились, и оба почувствовали неловкость, словно Лаурис коснулся чего-то сокровенного. Аустра смотрела на него взволнованно и пристально, а он впервые избегал ее взгляда.
Съев горячий завтрак, приготовленный Рудите, мужчины развязали возы. Лаурис помог Алексису и Аустре расставить вещи и отправился домой. Мешки и сундуки внесли в клеть, но разбирать их не стали: все слишком утомились. Рудите перебралась в маленькую комнату рядом с кухней, обе большие комнаты были предоставлены приехавшим. Они устроились в той, которую прежде занимала Рудите. Полы в комнатах были чисто вымыты, окна протерты и печь натоплена.
– Оставь до завтра, – посоветовал Алексис, когда Аустра вытащила шторы и принялась их развешивать. – Лучше засни на часок.
– Ничего, – ответила она. – Иди спать, ты всю ночь был на ногах. Я немного приберусь.
Алексис лег на кровать отца и проспал далеко за полдень. Аустра и Рудите до вечера устраивали жилье: повесили занавески, постелили дорожки, распаковали посуду и разложили по ящикам комода белье, одежду повесили в шкаф. В хлопотах часы летели незаметно, времени на раздумье не оставалось, забылось ощущение заброшенности и неуютности. Но вечером, когда в домишке стихло все и надо было ложиться спать, Аустра с новой силой почувствовала, как она одинока и как чуждо ей все окружающее. Подсев к Алексису, она обняла его. Ведь он единственный близкий человек здесь, в этом неприглядном мире, единственный, кого она любит и у кого может искать убежища и защиты.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Сейчас, наверное, еще непривычно, потом будет хорошо. Освоишься и заживешь замечательно.
Обняв его еще крепче, она подавила вздох. Утомившийся за день Алексис вскоре заснул. Аустра не спала всю ночь. Прижав руку к груди, лежала она в темной незнакомой комнате, прислушиваясь к шуму дождя и реву моря. За окном стояла глухая беззвездная осенняя ночь. Перед открытыми глазами Аустры была черная пустота. Лишь мерное дыхание Алексиса выдавало присутствие живого существа в этой темноте.
2
Наутро Рудите с паспортами брата и невестки пошла в волостное правление – вписать их в домовую книгу. В оба конца надо было пройти почти двадцать километров, вернуться назад она могла только после полудня. Алексис, позавтракав, отправился на взморье – привести в порядок свое рыболовное хозяйство. Колья для сушки сетей оказались растасканными, якоря и камни занесены песком, а мотор не чищен с весны. Алексис проработал почти до вечера, даже позабыв про обед. Аустра весь день оставалась одна. У нее тоже была работа, пока она убрала комнаты и кухню по своему вкусу. Теперь стол был накрыт вышитой ею скатертью, стояли на своих местах лампы, зеркало, фотографии и ваза с зеленью. И старое, обветшалое помещение сразу посветлело, и стены перестали казаться такими уныло-серыми. Но окна по-прежнему остались маленькими, пол скрипел под ногами, а кисловатый запах сетей упорно не поддавался выветриванию. Хотя дождь уже перестал, с крыши все еще капало на оконные карнизы, и казалось, будто птицы стучат клювами в окно.
Когда Аустра покончила с мелкими делами, ей вдруг показалось, что она не сделала что-то важное, а вот что именно, она никак не могла этого вспомнить. До ее слуха не доносилось привычного мычания коров, напоминающего о том, что нужно пойти в хлев, по двору не разгуливала стайка кур, в кухне не было большого котла, в котором кипело варево для свиней. Из ее жизни ушло множество крупных и мелких забот, но осталась привычка к ним и прежнее ощущение делового ритма. «Неужели все сделано?» – думала она, закончив уборку. Видно, да, потому что глаз ее не находил ничего, к чему можно было бы приложить руки. Значит, все.
Потемневшие рваные сети, висевшие в углу кухни, ничего не говорили ей. Корзинка гальки и нарезанные куски холста не напоминали о работе, а моток белых ниток и ящик с коклюшками не наводили на мысль о необходимости вязать новые сети для ловли рыбца. Все, что ее окружало, похоже было на раскрытую книгу, написанную на незнакомом языке: как ни вглядывалась она в ее страницы, смысл оставался непонятным.
Аустра уже собиралась начать готовить обед, когда во дворе Зандавов появился первый чужой человек. Это была Байба. Она принесла каравай хлеба и маленький пакетик соли.
– Добрый день, новая соседушка, – сказала Байба, входя в комнату. – Не обижайтесь, что я так рано пришла с хлебом-солью. Дейнис, правда, говорил, что можно и вечером, но тогда я буду занята, и я подумала: уж лучше пораньше, чем попозже.
Все это Байба выпалила, не переводя дыхания, и только теперь Аустра могла ответить:
– Заходите, пожалуйста. Садитесь. Спасибо, что навестили.
– Да ведь жить-то придется рядом, – продолжала Байба. – Мы ваши ближайшие соседи. Мой муж осенью ездил к вам, лодку Алексису делал, с ним вы, конечно, знакомы. А я вот, пока мальчик в школе, и говорю себе: может, человеку поболтать хочется, узнать здешние новости. Скажите, это правда, что вы навсегда приехали?
– Вероятно, да, – ответила Аустра, усаживаясь напротив гостьи по другую сторону стола.
Глаза Байбы бегали по углам, все разглядывали и оценивали, обо всем у нее было готовое суждение. Не с пустыми руками приехали, занавески новые, и кое-что из вещей появилось, этого прежде не было. Но почему жена Алексиса такая стройная? Ведь Дейнис говорил, что на рождество ожидаются крестины.
– Так, так… – возобновила она разговор. – Значит, теперь станете такой же рыбачкой, как и мы. Хорошего, понятно, мало, но ведь вам не придется жить только рыбной ловлей. Подрастут сыновья, мать всем денежкам хозяйка будет. Не знаю, конечно, как Алексис, а у нас такой обычай. Только сразу надо поставить на своем, а то не исправишь.
За какой-нибудь час Аустра узнала подноготную всех соседей: кто с кем не ладит, у кого ожидается свадьба или аукцион за неоплаченные в срок долги. А задолжали тут почти все. Затянется полоса безрыбья, вот рыбак и вынужден брать продукты в кредит, потеряет рыбак во время шторма свои сети или другую снасть, опять идет на поклон к скупщикам рыбы, просит помочь, а во время путины «благодетель»-скупщик с него сдерет за помощь три шкуры. И остается одно: снова залезать в долги; так и крутится это колесо.
Язык у Байбы не знал покоя. Рассказав все, что могла, она, в свою очередь, захотела узнать кое-что от Аустры. Прямые и наводящие вопросы так и сыпались из ее рта. Ладит ли Аустра с Алексисом? Не притесняет ли Рудите невестку? Где куплена эта скатерть и сколько за нее заплачено? А занавески? Любит ли Аустра детей и почему у нее еще никого нет?
Спрашивая, она без приглашения открыла дверь в комнату Аустры и Алексиса и, не ограничившись этим, ощупала постель: есть ли матрац и перина или только соломенный тюфяк. Байба назойливо старалась пролезть в самые сокровенные и отдаленные уголки жизни молодоженов. Ее вовсе не отпугивала сдержанность Аустры, она настойчиво осаждала ее навязчивыми расспросами, а попутно рассказывала о себе и Дейнисе всякую ерунду, звала в гости, обещала сама часто наведываться, но и это не помогло, Аустра ничуть не стала откровеннее. Посещение Байбы ее попросту тяготило, и она с надеждой поглядывала на дорогу: хоть бы Алексис вернулся домой.
– Да… Нет… – все суше звучали ее ответы. – Я, право, не знаю… – Наконец, немного освоившись, она заявила: – А теперь мне надо готовить обед.
Если Аустра рассчитывала, что это заставит гостью уйти, то она ошиблась. Байба последовала за ней на кухню посмотреть, как Аустра готовит. И пока варился обед, она без умолку трещала, не замечая холодности хозяйки и ее нахмуренного лица.
Зашел Лаурис. Заметив Байбу, он слегка растерялся и спросил, где Алексис.
– Он чем-то занят на берегу, – ответила Аустра. – Вы пойдете к нему?
– Мне с ним надо кое о чем потолковать, – сказал Лаурис.
– Скажите ему, пожалуйста, что обед будет скоро готов.
– Хорошо, скажу… – Лаурис собрался уходить. – Рудите, наверное, нет дома?
– Нет, она ушла в волостное правление. Что-нибудь передать ей?
– Нет, ничего. – И Лаурис ушел. Он спросил насчет Рудите исключительно из-за Байбы.
Хоть и неприятно было думать, в каких выражениях Байба сейчас расписывает его воображаемые отношения к Рудите, но он должен был о ней справиться, чтобы придать своему посещению невинный характер. Идя сюда, он отлично знал, что ни Алексиса, ни Рудите дома нет, и он зашел к Зандавам не ради них. Байба, эта хитрая лиса, не должна ни о чем догадываться.
После ухода Лауриса Байба сразу же перешла к новой теме – его отношения к Рудите.
– И что за люди, не пойму. С каких пор женихаются, а все не поженятся, и что особенного для этого нужно? Конечно, если девчонка сама вешается на шею…
– Вы имеете в виду мою золовку? – удивленно спросила Аустра.
Байба прикусила язык. Золовка… Будь ты неладна, и как же можно было забыть об этом! Ведь о родне не принято говорить такое. Но Байба оставалась Байбой, она тут же постаралась выпутаться из неловкого положения.
– Я так, вообще… Я только думаю, что, если на парня вешаются, он начинает воображать невесть что и не торопится с женитьбой. Но о них этого не скажешь. Они точно приколдованы друг к другу, и тем более странно, что так долго тянут со свадьбой. Вы с Алексисом гораздо быстрее выяснили свои отношения.
Обед сварился, время шло, а Алексис все не возвращался. Ничего другого не оставалось, как пригласить к обеду Байбу. И это значило, что ей еще не меньше часа придется слушать ее утомительную болтовню.
– Ведь я могла захватить с собой вязанье, – сказала Байба, пообедав. – Вы тоже вяжете?
Аустра вымыла и убрала посуду; гостья уже трижды вставала, чтобы уйти, и каждый раз опять садилась, пока не появился Лудис и не сказал, что отец пришел обедать.
– Что, разве уже так поздно? – удивилась Байба. – Вот так всегда бывает – заболтаешься… Теперь мы с Дейнисом ждем вас к себе.
Когда Байба, наконец, ушла, Аустра облегченно вздохнула. А вечером она сказала Алексису:
– Мне бы не хотелось, чтобы она к нам зачастила. Как ты думаешь, удобно намекнуть ей на это?
– Лучше все-таки не говорить. Я сам ее отучу. Байба терпеть не может, если ее поддразнивают. Когда она в следующий раз придет, дай мне знать.
Странное начало – отказ от дружбы с соседями.
3
Скоро жизнь вошла в новое, но в то же время обычное для Алексиса и остальных посельчан русло. С наступлением осенних штормов пришлось прекратить рыбную ловлю неводом; невод разобрали и развезли по клетям, артель распустили до зимнего, подледного лова. Штурман артели, Лаурис Тимрот, оказался на время как бы не у дел даже в семье отца: с салачными и другими сетями вполне могли управиться его братья. Чтобы не слоняться без дела, Лаурис объединился с Алексисом. Дождавшись подходящей погоды, они ходили в море на моторке Зандава – каждый со своими сетями. Улов делили на три части: одна – Лаурису, одна – Алексису, а третья шла на содержание моторной лодки и на горючее.
Такой же порядок существовал и на других моторках. Осень оказалась не особенно удачной. Чтобы хоть что-нибудь заработать, следовало использовать всякую возможность, уходить далеко к устьям больших рек, отыскивать среди рифов места, где скапливалась рыба, оставаясь иногда в открытом море по нескольку дней подряд. Алексис никогда не ждал сообщений от рыбаков о том, где появилась рыба, – он искал ее сам, отправляясь в открытое море за добычей, как только начинал затихать шторм. Иногда такие походы заканчивались неудачей, но выпадали и удачливые дни, и тогда полные сети вознаграждали рыбака за смелость и труд.
Друзья ладили между собой. Возможно, это объяснялось тем, что Лаурис всегда признавал авторитет Алексиса и никогда не пытался с ним спорить. Алексис все знал: если он говорил «Поедем!», надо было ехать, и если он выбирал место лова, Лаурис беспрекословно соглашался: да, здесь должна быть рыба. Они выходили в море, не давая себе отдыха, не упуская ни малейшего случая. Зато и улов у них был больше, чем у других рыбаков.
В то время как Алексис день и ночь бороздил море, его жена почти безвыходно сидела дома. Весь ее мир заключался в четырех стенах старой лачуги, а все общество составляла Рудите. Муж теперь стал редким гостем, он лишь на минутку появлялся на берегу, чтобы тут же исчезнуть, да и когда он приходил домой, все его помыслы и заботы были о работе, хозяйстве и о постройке нового дома. Появлялся он голодный, усталый и мгновенно засыпал, чтобы через несколько часов вскочить и снова уйти в море. Только в штормовую погоду, когда рыбаки вынуждены были оставаться на берегу, с ним можно было поговорить. Но и тогда он не вникал во внутренний мир Аустры, не пытался смотреть на окружающее ее глазами, он судил обо всем с точки зрения местного жителя. И ему казалось, что жизнь хороша, что у Аустры нет причин жаловаться и все идет как полагается.
Если бы он повнимательнее заглянул в глаза Аустры и задумался над тем, почему так беспокоен и рассеян ее взгляд, почему она так молчалива и, словно испуганное животное, держится обособленно, то, возможно, он понял бы, что в их семейной жизни не все благополучно, и попытался бы ее наладить. Но у него было так много дел, о которых следовало думать ежечасно, – практические заботы, соображения о предстоящих работах, – на фоне этой занятости терялся человек.
Аустра, сторонясь соседей, держалась вдали от жизни поселка; она не интересовалась происходящим вокруг, ни к кому не ходила и не старалась завязать знакомство с соседками. Когда к Рудите приходили подруги, Аустра удалялась в свою комнату и ничем не выдавала своего присутствия. И у жителей поселка сложилось о жене Зандава мнение, что она гордячка и негостеприимная. Оскорбленные тем, что она не искала их дружбы, они мысленно исключили ее из своего круга, предоставив ей наслаждаться одиночеством и капризами.
Единственный человек, с которым Аустра сблизилась, была Рудите. Ровесницы, они стали подругами, хотя до искренней дружбы и полной откровенности было далеко. В этом опять-таки была виновата Аустра. Если бы она держалась немного проще, говорила о том, что чувствует и к чему стремится, Рудите поняла бы ее, но Аустра и с ней была замкнута. Оставался еще Алексис. В нем Аустра видела единственное прибежище и спасение. Когда он находился дома, Аустра чувствовала себя менее покинутой, она была с ним трогательно нежна. Но он не понимал ее. Приветливый и, как всегда, заботливый, он ласкал ее, произнося привычные слова, откровенно радовался ее привязанности и засыпал как убитый.
