Текст книги "Земля и море"
Автор книги: Вилис Лацис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
4
Женщина чутьем угадывает то, о чем она еще не знает. По каким-то едва заметным признакам, которые мужчинам кажутся незначительными и не наводят их ни на какие мысли, она догадывается о тончайших колебаниях мужской души, в особенности если они задевают и ее судьбу.
Аустре помогла случайность, совсем незначительное событие – разговор в магазине. И если прежде у нее мелькали кое-какие догадки о причинах подавленного состояния мужа, то теперь ей стало ясно, какая из них главная и настоящая.
Как-то в воскресенье они, сидя в своей комнате, слушали радио. Сообщали о том, что президент республики поручил лидеру Крестьянского союза Карлу Ульманису составить новое правительство. Алексис, безнадежно махнув рукой, сказал:
– В который раз он уже составляет это правительство. И ничего не меняется. Все они одинаковы – только и знают, что наживаться. Ничего другого нельзя ожидать и на этот раз.
– Но ведь Ульманис – умный человек… – вставила робко Аустра.
– Да, конечно, но только для себя и себе подобных, – ответил Алексис и замолчал.
Потом передавали прогноз погоды. Предупреждали о буре на побережье, которая идет от норд-оста. При этих словах лицо Зандава вдруг оживилось, стало напряженно внимательным, взгляд потерял свое обычное за последнее время флегматичное выражение.
– Этот ветер пригонит рыбу, – сказал Алексис. – Рыбаков поселка Песчаного ожидает богатый улов. Для них август – самый хороший месяц.
Он принялся расхаживать по комнате. По его сосредоточенному лицу было видно, что услышанное вызвало в нем живой интерес. Несколько слов о море влили в Алексиса новую энергию и бодрость. И все же Алексису Зандаву оставалось только расхаживать взад-вперед, мысленно представлять знакомые картины, которые ему не суждено увидеть.
Теперь Аустра поняла и другую причину угнетенного состояния мужа, его тоски: ему недоставало моря, недоставало привычной жизни и работы. По силе такая тоска может сравниться с палящим зноем солнца, выжигающим леса и превращающим в бесплодные пустыни зеленые поля. Тоску не подавишь силой. Человеку, охваченному подобной тоской, нельзя напоминать о бесплодности и неосуществимости его желаний, пламя тоски вспыхнет с еще большей силой и опустошит все. Такому человеку следует помочь, облегчить его положение, пойти на уступки. Аустра решила заняться этим.
– Алекси, пойдем немного прогуляемся, – предложила она. – Я попрошу Зете присмотреть за домом и сварить обед, тогда мы будем свободны до самого вечера.
– Хорошо, пойдем, – сразу согласился он.
Они вышли за ворота. Аустра повела мужа не как обычно на поля или в рощицу на выгоне, а к озеру. Трава уже давно была скошена, и на берегах его зеленела отава.
– Спускайся вниз, к воде, – сказала Аустра, когда Алексис остановился возле огромного валуна, на котором они иногда сидели. – Как ты думаешь, вода сейчас теплая?
– Конечно. Но не такая, как на морских отмелях.
Озерные заводи поросли камышом. Над круглыми листьями кувшинок вилась мошкара, в камышах изредка слышался всплеск выпрыгнувшей из воды рыбы – это озерная хищница – щука охотилась на окуней и другую мелочь.
– Ловля уже разрешена? – спросила Аустра.
– Конечно, запретный сезон кончился, – ответил Алексис. – После пятнадцатого июля можно ловить даже карасей и линей, а они нерестятся последними.
– Скажи, Алекси, тебе бы не хотелось когда-нибудь порыбачить на озере? У тебя ведь остались сети, да и с работой сейчас посвободнее.
Как загорелись у него глаза! Он старался скрыть радость, но губы невольно складывались в улыбку, и это яснее всяких слов говорило, насколько его взволновали слова Аустры.
– В самом деле, почему бы мне не заняться этим? – ответил он. – Странно, что я раньше не подумал.
– Ты был занят другими делами, – сказала Аустра. – Зато теперь у тебя будет время подумать о себе. Нам изредка к столу не помешала бы рыба для разнообразия. Ты же настоящий рыбак и сумеешь нас обеспечить.
– Пожалуй, да… – впервые за долгое время Алексис самодовольно улыбнулся. – Я займусь, ведь озеро пока еще наше.
– Думаю, что и в дальнейшем вряд ли его у нас отнимут, – заметила Аустра. – Отец возобновит договор на аренду.
Они обошли вокруг озера, и Зандав с видом знатока осмотрел места ловли, рассказал, что и когда он там выловил.
– Вон в той излучине я поймал большую щуку – девять фунтов потянула. А в этом месте однажды ночью в сеть попало полторы калы[4]4
Кала – счетная мера латышских рыбаков – тридцать штук.
[Закрыть] лещей. Здесь – яма с илистым дном, излюбленное место карасей.
Лицо Аустры разрумянилось от радости, что она нашла верное средство помочь мужу. Зандав будто расцвел, стал разговорчивым, шутил, ребячился.
– А теперь посидим, – сказал, наконец, он. – Надо серьезно обдумать, как за это взяться.
– Что тут думать, – сказала Аустра. – Сети у тебя есть, а препятствовать никто не станет.
– У меня нет лодки, – ответил он. – А дурака валять, сидеть с удочками я не хочу, это занятие для отдыхающих. Шлепать по воде с бреднем тоже нет смысла, с ним можно топтаться возле берега или на мелких местах.
– Сделай лодку. У отца на чердаке лежат сухие доски.
– Сделать-то я могу, только разве это будет лодка? В такое корыто, в каких здесь кое-кто плавает, сесть стыдно, – пренебрежительно усмехнулся он. – Кормушки для кур… Они годятся разве что для детских забав, а не для рыбака. А весла? Просто куски досок.
– Ты рассказывал о лодочном мастере в вашем поселке, – напомнила Аустра.
– Дейнис Бумбуль? Да, он бы сделал лодку.
– Разве он не может приехать сюда?
– Это будет дорого стоить.
– Зато у тебя будет хорошая лодка.
Обсудив этот вопрос, они признали, что самым правильным будет пригласить сюда Дейниса и заказать ему настоящую лодку – такую, на которой можно и под парусом ходить и покатать маленьких Зандавов, когда их будет уже двое.
В тот же день Алексис говорил с тестем о своем замысле.
– Лодку? Рыбачить на озере? – проворчал озадаченно Эзериетис. – Зимой, когда дома не будет других дел, это бы можно было попробовать – так, как в прошлую зиму, но теперь, в самую страду, получится настоящее посмешище. Ты что – без рыбы жить не можешь?
– Я привык к этому делу, – ответил Алексис. – Если годами не заниматься им, можно растерять все навыки и сноровку.
– И что плохого? – удивился Эзериетис. – На что они тебе здесь? В Эзериешах надо пахать и сеять – вот если бы эти навыки ты постарался освоить, было бы дело. А я не вижу, чтобы ты приложил сердце к этому. Что-то у тебя не получается так, как надо. Плохой из тебя выйдет хозяин, если будешь так продолжать. И с батраками ты не умеешь управляться.
На самом деле Эзериетис в последнее время с возрастающей тревогой наблюдал за своим зятем и все чаще задумывался: может ли вообще этот человек с успехом хозяйничать на хуторе и можно ли ему передать усадьбу? А в Эзериешах нужен крепкий хозяин, знающий дело и умеющий держать власть в руках… и еще как держать!
– Не знаю, какой из меня получится хозяин, – сказал Алексис. – Может быть, и самый никудышный. Но рыбак из меня вышел неплохой. Думаю, что и это кое-что значит.
– Здесь этому грош цена, – заметил не без ехидства Эзериетис. – Линем и карасем не проживешь. Ты бы лучше выбросил эту чепуху из головы – больше толку будет.
Видя, что дело может дойти до скандала, в разговор вмешалась Аустра:
– Это я надоумила Алексиса. Разве плохо будет, если мы используем озеро и летом? Жить на берегу озера и не иметь настоящей лодки – это тоже непорядок. Иной раз и покататься невредно.
– Значит, вы уже спелись? – сердито проворчал Эзериетис. – Ну ладно, пусть будет по-вашему. Но я еще посмотрю, что из этого выйдет. Фокусы мне не по душе, и я их не потерплю. Усадьбе нужен хозяин, настоящий хозяин, это вы оба не забудьте. – И в подтверждение своих слов он строго посмотрел в глаза своему примаку.
На этом разговор кончился. У Зандава остался на душе какой-то неприятный осадок, но он отмахнулся от своих мыслей и в тот же день написал письмо Дейнису Бумбулю:
Приезжай как можно скорее и захвати с собой инструмент и несколько досок для каркаса лодки. Для остальных поделок и киля материал найдется у меня. Если поторопишься, успеешь на праздник обмолота. Пиво уже бродит, а к нему найдется и еще что-нибудь.
Теперь он нетерпеливо ожидал приезда Дейниса и в свободное время занимался подыскиванием нужного для лодки материала. Аустра радовалась его оживлению и верила, что все опять будет хорошо.
5
В усадьбе Эзериеши гудела молотилка. Ранним утром начинала она свою песню и кончала, когда сумерки гасили последние отблески вечерней зари. Никогда здесь не было так шумно, как сегодня. Все соседи пришли на помощь. Толока! Алексис подавал снопы, крестьянин из соседней усадьбы стоял у барабана. Старый Ян оттаскивал наполненные зерном мешки и отвозил их в клеть. Остальные отгребали солому и копнили ее или подвозили снопы. Людям нельзя было отставать от машины. Только изредка выпадали свободные минутки.
Аустре пришлось немало похлопотать, чтобы накормить толочан обедом и ужином.
И, наконец, будто выждав подходящий момент, к вечеру последнего дня молотьбы в Эзериеши приковылял маленький тщедушный человечек – Дейнис Бумбуль. В одной руке он держал палку с гвоздем на конце (чтобы успешнее обороняться от собак, которые, как известно, особенно недолюбливают хромых), в другой – конец переброшенного через плечо мешка с инструментом. Получив письмо Алексиса, он поспешил приехать, потому что одна фраза в письме придала ему прыти: «Пиво уже бродит, а к нему найдется и еще что-нибудь». Дома осталась недоделанная лодка, а заказчики только руками развели, когда Дейнис заявил им:
– Мне сейчас некогда. Вам ведь лодка понадобится не раньше весны…
Дома оказалась только Аустра.
– Помогай Бог, – проговорил он хлопочущей хозяйке.
Достаточно было одного взгляда на ее раздавшуюся фигуру, как догадливый Дейнис рассчитал, что на рождестве в Эзериешах можно ожидать крестины. Да, да, Байба сумела бы высчитать: точно в срок или раньше времени. Теперь ведь пошла такая мода.
Аустре приходилось видеть Дейниса, когда она была в поселке Песчаном, и она сразу узнала его.
– Вы, вероятно, устали с дороги. Может, закусите немного?
Есть Дейнис не хотел, но его одолевала жажда.
– Попить бы, хозяюшка…
Ничто лучше не утоляет жажды, как стакан холодной воды, и Аустра тут же принесла его. Но Дейнис с такой неохотой цедил воду сквозь зубы, что уровень ее нисколько не понижался.
– Разгорячившись, вредно пить холодную воду, – сказал он и поставил стакан на скамью. – Я однажды такую хворь подхватил… Врачи уже думали, конец пришел, а домашние собирались за пастором посылать.
– Я принесу молока.
– Только не это, хозяюшка. – Дейнис смущенно улыбнулся. – У меня как-то странно устроен желудок: как напьюсь молока, так баста. Вот если бы у вас что-нибудь кисленькое, вроде кваску, нашлось…
Наконец-то Аустра поняла, какого рода жажда мучит Дейниса. Она принесла полную кружку пива. Вид пенящегося напитка обрадовал усталого путника.
– Благодарю вас, хозяюшка, благодарю. Интересно знать, какой же это искусный мастер сварил такой приятный напиток? Я сам знаю несколько рецептов, как варить пиво из кормовой свеклы. Да, я ведь не досказал вам, как у меня в тот раз с хворью получилось. Стал было уже кровью харкать, сам – кожа да кости. Ни один врач не верил в мое выздоровление. И не выздоровел бы, если бы слушался их. Но я сделал вот что: пошел в лес, отыскал муравейник, расстелил на нем носовой платок и дождался, пока муравьи его намочили. Тогда я взял влажный платок и стал дышать через него. И вот, хотите – верьте, хотите – нет, через месяц на мне брюки не стали сходиться. Да, да, с водой шутки плохи… А где же Алексис?
– На молотьбе. Они скоро закончат. Если хотите, могу его позвать сейчас.
– Ничего, я сам схожу, – хлебнув еще глоток освежающего пива, он вернул кружку Аустре и направился к молотилке. – Да, чуть не забыл, – вспомнил он. – Вам всем привет. От Томаса, Рудите и Лауриса…
– Ну, Бог вам в помощь, – приветствовал он толочан, почувствовав себя среди них как дома.
Кое-кто ответил ему, а другие даже и не обратили внимания, в том числе и занятый работой Алексис. Дейнис пощекотал ему палкой бок. Зандав было досадливо обернулся на озорника, но его нахмуренный лоб моментально разгладился и на лице засияла мальчишески-веселая улыбка.
– Дейнис! Смотри-ка, явился-таки!
Он так энергично принялся трясти руку мастера, что маленький человечек болезненно поморщился.
– А как же иначе – раз начальство вызывает, посреди ночи вскочишь и побежишь. Неужели это все твое зерно, Алексис?
– Это зерно Эзериешей, – отвернулся Алексис. – Мне тут пока ничего не принадлежит… Как это положено примаку.
– Значит, хозяин дает тебе жару? Наверно, не разгибая спины трудишься?
– Работа есть работа… – проговорил Алексис.
Передав вилы соседу, он отошел с Дейнисом подальше от молотилки, чтобы спокойно поговорить.
– Ты прав, работа есть работа, – согласился Дейнис. – Тебе она не страшна. Грудь – что губернаторский шкаф… Что у вас в той посуде?
– Попробуй, узнаешь.
И хотя Дейнис великолепно знал, что именно находится в посуде, он все же счел не лишним убедиться – подобными вещами никогда нельзя пресытиться. В этот момент молотилка остановилась, и вокруг них собрался народ. Теперь Дейнис почувствовал себя в родной стихии.
– В то время когда я работал в пивоварне… у меня была отличная специальность – дегустатор. Мне приходилось ежедневно выпивать сорок бутылок – по одной от каждого сорта. Сам директор мне полностью доверял. Стоило мне сказать: «Это не годится…», как всю бочку выливали в сточную канаву. После этого меня приглашали на ликерно-водочный завод старшим дегустатором, обещали вдвое больше жалованья и бесплатную квартиру, да только я не пошел, потому что у директора сварливая жена.
– Ты пешком шел? – прервал его Алексис.
– А как же иначе?
– Значит, ты не привез доски для каркаса?
– Как не привезти! Я их оставил на станции вместе с тисками. Надо послать за ними лошадь. Да, так, значит, с этим заводчиком…
– Как дела на побережье? – вновь перебил его Алексис.
– Известно как – бьют лососей да коптят камбалу. Алуп вытащил неводом большущего осетра, а в сеть Тимрота попала какая-то странная рыба, какой никто отроду не видывал.
Дейниса уже со всех сторон окружила обширная аудитория, затаив дыхание они прислушивались к каждому его слову. Алексис понял, что сегодня нечего и помышлять о деловом разговоре. А так о многом хотелось расспросить: о всяких домашних делах, о лове, о соседях. Но что ни говори – уже само появление Дейниса было радостным событием. Алексису казалось, что к нему приехал милый, родной человек, посланец его родины, еще не далее как вчера видевший своими глазами поселок Песчаный, вдыхавший соленый морской воздух, – от него исходил запах копченой рыбы, а на одежде кое-где тускло поблескивала присохшая рыбья чешуя. Славный старина Дейнис, если бы ты знал, сколько хорошего ты привез с собой!
Алексис с улыбкой выслушал удивительную историю о невиданной рыбе.
– Длиной она примерно около фута, а похожа на человека – голова, нос, ноги и руки, только голос совсем другой, ведь рыба дышит жабрами. Тимрот отвез ее в Ригу и показал знающим господам. Те сказали, что это дитя фараона. Помните из священного писания тот случай, когда Моисей вел израильтян через Чермное море и оно расступилось перед ними? А погнавшиеся за ними египтяне все потонули. Вот отсюда-то и пошли эти фараоновы дети. Может быть, оно и не совсем так, кто его знает – я при этом не был.
– Это верно, что рассказывает хромой? – спросил кто-то из мужчин у Алексиса.
– Он много чего знает, – ответил Алексис уклончиво.
Хорошо, что весь хлеб был уже обмолочен – теперь настала очередь Дейниса молоть всякий вздор. Обретя, наконец, неискушенных слушателей, незнакомых с его репертуаром, он болтал без умолку. За ужином Дейнис пустился в повествования о невероятных событиях, происходивших в его жизни и в мире вообще. Во время разговора он совершенно забывал о еде. Пользуясь этим, какой-то шутник переложил еду с тарелки Дейниса на свою и съел. Наговорившись наконец, Дейнис взглянул на тарелку и, заметив, что на ней ничего уже нет, спокойно положил обратно на стол вилку с ножом. Изобразив что-то вроде отрыжки после сытного ужина, он проговорил:
– Вот это я понимаю – наелся.
Все расхохотались, а Дейнис, хитро подмигнув женщинам, улыбнулся:
– Разве не правда?
Появление Дейниса внесло оживление в жизнь обитателей усадьбы. Всюду, где бы он ни появлялся, возникал смех. Поздно вечером, когда все разошлись, он даже пытался поухаживать за работницей Зете, за что был шлепнут мокрой тряпкой. Ничего. Женщины иногда капризничают – настоящий мужчина не обращает на это внимание.
6
Наутро со станции привезли инструмент Дейниса и материал для каркаса лодки. Ян и Зете ушли к соседям отрабатывать толоку. Теперь Зандав был свободен и помогал Дейнису делать лодку. Старый Эзериетис сам повез на мельницу зерно свежего обмолота.
В первый день никакой работы не получилось. Дейнис отличался медлительностью и привык делать все с большой осмотрительностью. Прежде всего он выбрал место – солнечное, защищенное от ветра и чтобы никто не мешал.
Забив в землю колья, он устроил грубый рабочий верстак, еще раз пересмотрел отобранные Алексисом доски и поделочный материал, а потом, приняв глубокомысленный вид, что-то измерял, вычислял и записывал; при этом очень мало говорил. Он только спросил у Алексиса, какой длины и ширины должна быть лодка.
– Остальное я знаю сам.
В этих занятиях прошел день. Вечером Алексис не позволил Дейнису идти в людскую и плести небылицы.
– Рассказывай, как у вас дома. Все по порядку.
И Дейнису ничего не оставалось делать, как только рассказывать. Оказывается, в его памяти сохранилась каждая мелочь. Он помнил даже число и какая в тот день была погода, когда у Пауны порвало сети, и когда поймали первого лосося, и сколько Тимрот получил за большой улов рыбца.
– Алуп соорудил новую донную сеть для бельдюги и камбалы и приделал к мотору лебедку, я ему изготовил барабан… После троицы разбило партию плотов на сплаве, и весь берег забило бревнами. Грикис утащил два бревна на лесопилку, да не тут-то было! Хозяин пронюхал и велел бревна возвратить. Томас? Что ему делается – нашел себе половинщика и полощется в море. Как-то испортился у него мотор, пришлось на парусах домой добираться. Теперь море разбили на участки и указали, где ловить неводами, а где сетями. Так лучше, а то каждый раз получается скандал.
Рассказав подробно о соседях, он перешел к своему семейству и похвастался пасынком.
– Замечательный мальчонка. Как из школы приходит, сразу ко мне. Присматривается, наблюдает, учится. «Папа, а для чего это, зачем ты вбиваешь туда деревянную втулку?» Он мне много помогает, особенно когда варишь смолу. Ходит с рыбаками в море на ночной лов. Подрабатывает понемногу. Научу его своему ремеслу, а там, если пожелает, пусть учится дальше.
Зандав с жадностью ловил каждое слово Дейниса. Всякий пустяк говорил ему о чем-то дорогом, близком сердцу; слушая Дейниса, он уходил в иной мир, и ему казалось, что до него доносится шум моря, его соленое дыхание, а перед глазами расстилались раскаленные солнцем прибрежные пески.
– Расскажи еще что-нибудь. Хочется обо всем узнать.
Это были прекрасные дни. Даже Аустра отошла в сознании Алексиса на второй план. Существовал лишь Дейнис и его рассказы.
– Как поживает Лаурис? Чем он летом занимался?
– Да так, кое-чем. Скажи, Алекси, что это за ерунда получилась, когда он удрал с твоей свадьбы? Мы надивиться не могли.
– Не знаю. Ему было как-то не по себе.
– Не поссорился ли он с кем-нибудь?
– Лаурис? Нет, он напоследок крепко выпил и потанцевал.
– Да, да. Он и сейчас какой-то странный. Вернется с моря и никуда не показывается. Частенько гуляет на дюнах в одиночестве. В разговоре с ним, кроме «да» и «нет», ничего не услышишь. Прежде он таким не был.
Дейнис делал лодку две недели, зато и было на что поглядеть. Поставив уключины, сделал гнездо для мачты, слани и руль. Пришлось, конечно, вытесать и две пары весел. Вскоре после этого за клетью Эзериешей запылал костер, и оба земляка начали варить смолу в старом котле. Смолить лодку пожелал сам Алексис. Его пьянил запах смолы, и как чудесно бывало по вечерам, впервые за долгие месяцы, увидеть почерневшие от смолы руки – не хотелось даже отмывать их. С первого раза лодка сделалась светло-коричневой – сквозь слой смолы просвечивала желтизна дерева.
– Пусть посохнет несколько дней, потом спустим на воду, – сказал Алексис. – Раньше понедельника выходить на ней не стоит.
Дейнис ничего не имел против того, чтобы остаться еще на несколько дней. Здесь его кормили, как барина, и стелили на хозяйской половине. Вечером никто не ложился до тех пор, пока сам Дейнис не напоминал, что пора спать, а это всегда случалось далеко за полночь. С видом знатока он осмотрел усадьбу и скотный двор. Лошади ему понравились, но он видывал и лучше, когда искалечил ногу на конных состязаниях.
– В России, у князя, бега происходили каждую осень. У него было десять жеребцов и восемнадцать кобыл. В состязаниях принимали участие лишь самые лучшие. Как-то случилось, что призы взяли соседние помещики. Лошади князя не получили ни одного приза, но главный приз пока еще не был разыгран. Князь обращается ко мне: «Господин Бумбуль, как вы считаете, неужели мы действительно проиграем?» Я попросил его выпустить на состязания меня, может быть еще удастся спасти положение. Мне подвели лучшего коня – капризное животное: его нельзя было ни пришпорить, ни бить, он сразу начинал упрямиться. А что я сделал? Похлопал его по шее и дал кусок сахару. Не успел я тронуть поводья, как он – стрелой мимо гостей и на полверсты обогнал остальных. Главный приз – наш, но конь был умный и знал, что за финишем следует остановиться. Он, понятно, ничего дурного не замышлял и сразу после такого бешеного галопа встал как вкопанный. Я этого не предусмотрел, и меня со всего маха выбросило из седла. Нога оказалась сломанной. Князь в отчаянии, не знает, как быть, а тут еще у коня начались колики. Меня собирались отправить в больницу, и, возможно, это было бы лучше, но мне хотелось вылечить коня, и я отказался от больницы. Коня-то вылечил, а сам на всю жизнь остался хромым.
– Значит, вы умеете заговаривать колики? – спросил Эзериетис.
– Да, и, кроме того, знаю заговор от змеиного укуса, – не без гордости заявил Дейнис.
И надо же было случиться такому, что на следующий день заболела лучшая лошадь Эзериетиса; взоры всех с мольбой и надеждой устремились к Дейнису.
– Помогите же…
Дейнис осмотрел лошадь, пощупал кожу на ее шее, заглянул в зубы и после продолжительного раздумья изрек:
– Да, так оно и есть. Эта болезнь мне знакома…
Растирая шею животного и чертя на ней пальцами какие-то странные кресты, он таинственно бормотал непонятные заклинания и, наконец, сказал:
– Возьмите под уздцы и гоняйте ее по двору, пока не вспотеет. Вся болезнь должна потом выйти.
Полагаясь на знания Дейниса, работники по очереди гоняли лошадь по двору до тех пор, пока она не покрылась пеной. Но улучшения не наступило. Лошадь хрипела, закидывала голову и, казалось, совсем обессилела. Алексис тем временем на свой риск послал за ветеринаром. Когда ни после второй, ни после третьей попытки знахарство не дало положительных результатов, за спиной Дейниса послышались хихиканье и перешептывание. Он понял, что пора отступать, но следовало сделать это, не теряя достоинства.
– Теперь оставьте ее! – приказал он.
Подойдя к лошади, долго ощупывал ей шею, приложив ухо к боку, выслушивал дыхание, затем озабоченно пробормотал:
– Так я и знал…
С минуту поразмыслив про себя, он повернулся к окружавшим его людям:
– Кто-нибудь из вас умеет говорить по-французски?
– Куда уж нам… – смущенно произнес кто-то.
– Это плохо, – сказал Дейнис. – У лошади не простые колики, а французские. Их можно заговорить только на французском языке, а я его не знаю.
Проговорив это, он с невозмутимым видом ушел в комнату. Позже, когда ветеринарный врач установил совершенно другой диагноз, прописал лекарство и вдоволь посмеялся над французскими коликами, Дейнис презрительно усмехнулся.
– Что же ему остается говорить? Ведь он не может признаться, что какой-то мужик умнее его. Да знает ли он вообще, что такое французские колики? Вот ему удивительно и смешно. А я знаю.
Дейнис был и остался умнее всех. Что с ним поделаешь! Но Эзериетис чуть не поплатился лошадью. Этот случай всем хорошо запомнился, и, если кто-нибудь заболевал и болезнь сразу не могли определить, люди говорили: «У него французские колики».