Текст книги "12 ступенек на эшафот"

Автор книги: Вильгельм Кейтель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

«Начальник штаба ОКВ фельдмаршал Кейтель издал приказ о развязывании бактериологической войны против Советского Союза».

Давая показания на процессе, свидетель заговорил о «приказе фюрера». Однако и это ни в коей мере не соответствует истине.

Показания оберста Ульриха Бюркера, руководителя организационного отдела штаба оперативного руководства, приобщенные к материалам защиты с согласия представителей обвинения, свидетельствуют, что осенью 1943 г. я резко и категорически отклонил предложения военно—санитарного управления вермахта и управления вооружений сухопутной армии об активизации опытов с бактериологическими штаммами, поскольку это запрещено конвенциями.

То же самое может засвидетельствовать и генерал—оберст Йодль. Подобного рода приказы никогда не издавались в Германии, более того, Гитлер неоднократно отклонял предложения о развертывании бактериологической войны. Таким образом, показания свидетеля доктора Шрайбера можно квалифицировать как заведомо ложные.

Я взял себе за правило говорить правду и одну только правду даже в тех случаях, когда свидетельствовал против самого себя, во всяком случае способствовал установлению истины по всему кругу рассматриваемых вопросов, несмотря на объемы практической деятельности начальника штаба ОКВ.

По завершении процесса мне хотелось бы столь же открыто и беспристрастно высказаться по поводу его главных итогов. В ходе судебного процесса мой защитник сформулировал два принципиальных вопроса – первый из них еще несколько месяцев назад:

«Вы не исключаете такую возможность, что смогли бы отказаться от славы триумфатора в случае успешного завершения войны?»

Я ответил:

«Ни при каких обстоятельствах, а наоборот, почел бы за честь…»

Наконец, второй вопрос:

«Как бы вы поступили, доведись вам оказаться в аналогичной ситуации?»

Я ответил:

«Я бы не позволил втянуть себя в грязную и преступную игру и, скорее всего, избрал бы смерть».

Я готов выслушать приговор Высокого Суда на основании этих двух ответов.

Я верил, и я заблуждался. Я был не в состоянии предотвратить то, что следовало предотвратить. И в этом моя вина.

Печально сознавать, что солдатские добродетели – исполнительность и преданность – были использованы в столь низменных целях. Печально и то, что мне так и не удалось определить ту границу, за которой выполнение солдатского долга превращается в свою противоположность.

Это мой рок!

Хочется верить в то, что, осознав и переосмыслив гибельность причин и чудовищность последствий войны, немецкий народ воспрянет к новому и прекрасному будущему в мировом сообществе народов.

«Таков конечный вывод мудрости земной»

Для того чтобы дать правильную оценку занимаемой мной и многими военными позиции, ставшей предметом судебного разбирательства на данном процессе, требуется предварительно исследовать такие вопросы, как воинский менталитет немецкого народа в целом и его офицерского корпуса в частности, а также влияние идей национал—социализма.

Мне бы не хотелось останавливаться на подробном анализе причин и следствий, которые заставляли нас, немцев, издревле поселившихся в центральноевропейских областях, жить в вечном напряжении и воспитывать подрастающие поколения в духе постоянной боеготовности. Причины известны. Воинственной нацией немцев сделали традиции, обстоятельства и национальный склад характера. Именно немцы явили миру выдающегося философа войны генерала Клаузевица. Его учение о войне признавалось верным не только в Германии, но и в других странах – теоретиками и практиками военного дела, как в прошлом, так и в настоящем. Мы, немецкие генералы, были воспитаны на его трудах. Главные положения его военной философии были для нас святыми и неприкосновенными.

Напомню некоторые из них:

«Война – это продолжение политики другими средствами».

«Если война – составная часть политики, то она неизбежно приобретает характер таковой».

«Лучшая стратегия – быть сильным везде».

«Война опирается на могучие внутренние силы нации».

«Во время войны нет ничего важнее, чем повиновение».

Адольф Гитлер усердно изучал военную науку и считал, что учение Клаузевица является военной формой выражения основополагающих партийных принципов национал—социализма. Гитлер руководствовался учением Клаузевица при строительстве вермахта и ведении военных действий, равно как и доктринами Людендорфа – ярого поборника тотальной войны. Людендорф говорил:

«Война и политика – последствия и проявления инстинкта самосохранения народа».

Для того чтобы понять некоторые приказы Гитлера, следует задуматься над его словами:

«Самое безжалостное оружие гуманно, если ведет к скорейшей победе».

«Если я принимаю решение нанести удар по противнику, то не веду с ним многомесячных переговоров, а молниеносно обрушиваюсь на него всей мощью моих дивизий».

Когда Гитлер и его партия пришли к власти, Германия переживала тягчайший финансово—экономический кризис и находилась в состоянии морально—идеологического застоя. Вооруженные силы были деморализованы и унижены грабительскими условиями Версальского договора. Гитлер воплотил в себе мечты нескольких поколений немцев о возрождении, а весь немецкий народ – независимо от партийной принадлежности – поверил, что энергичный лидер в состоянии поднять с колен лежащее в руинах отечество.

Спасение отечества считается у всех народов высшим моральным долгом каждого гражданина. Гитлер поставил перед собой несколько целей: возродить национальный характер и достоинство немецкого народа, укрепить гражданскую дисциплину и реформировать вооруженные силы. Шаг за шагом, по словам Черчилля, – от ремилитаризации Рейнской зоны до восстановления военного суверенитета рейха и введения всеобщей воинской повинности – Гитлер демонстрировал Европе, что в состоянии добиться своих целей мирным путем. Он заключил с Англией военно—морское соглашение, что было воспринято в обществе с энтузиазмом и оптимизмом.

Не буду скрывать, что я вместе с другими представителями вооруженных сил был убежден в том, что перевод экономики на военные рельсы в целях укрепления национальной безопасности есть веление времени и настоятельная государственная необходимость.

В конце концов, все мы надеялись на то, что в рамках ревизии условий Версальского договора Гитлеру действительно удастся вернуть в состав рейха аннексированные немецкие земли.

В этом смысле я разделял позицию фюрера и был его единомышленником, как и миллионы немцев, для кого эти цели были первоочередными и священными. Каждый из нас трудился во имя этой цели в меру своих профессиональных возможностей. В случае победоносного завершения войны каждый из нас с чувством законной гордости и исполненного долга мог сказать, что он тоже внес свой скромный вклад в достижение великой цели. Именно поэтому мне и представляются недостойными попытки некоторых лиц под любыми предлогами и посредством вымышленных доказательств отмежеваться от принадлежности к «группе лиц, связанных круговой порукой», если воспользоваться лексикой национал—социалистического новояза.

Еще раз повторю: все мы с воодушевлением восприняли идеи реформирования вооруженных сил. Излишне оспаривать тот факт, что неправедные условия Версальского договора гнетущим образом действовали на нас, солдат. Мы всячески пытались обойти ограничения еще до прихода Гитлера к власти, а после восстановления военного суверенитета делали все возможное, чтобы усилить, оснастить и вооружить армию как качественно, так и количественно. Тогда я считал это своим долгом, продолжаю считать так и сейчас.

Оказалось, что идеи национал—социализма способствуют воспитанию солдат и офицеров в духе дисциплинированности, жертвенности и высокой сознательности. Однако это не означало безоговорочного признания нами всех пунктов национал—социалистической программы, многие из которых противоречили нашим убеждениям.

Партийные инстанции не имели к нам никакого отношения, однако вермахт был пропитан теми идеями, выразителем которых был сам Адольф Гитлер.

Личность фюрера, обладавшая могучей силой внушения, и его экзальтированное поведение не могли не оказать влияния на меня и ближайшее окружение Адольфа Гитлера. Это тотальное психологическое давление перевернуло все наше бытие и сознание, поскольку мы видели, каких выдающихся успехов добивается он на военно—политическом поприще.

Даже генералитет, первоначально относившийся к нему сдержанно, а в некоторых случаях – негативно, со временем стал его приверженцем и почитателем.

Однако было бы ошибкой представлять все так, будто бы нам, солдатам, было известно абсолютно все, что творилось за кулисами рейха, и мы были активными участниками тех противоправных действий, о которых мы узнали, главным образом, из документов обвинения на этом процессе. Что касается меня лично, то события, непосредственно предшествовавшие началу войны с Польшей, стали известны мне только сейчас – я испытал настоящий шок, когда осознал, что можно было избежать этой самой ужасной из всех войн.

Я не пытаюсь уйти таким образом от ответственности, а только высказываю предположение, что знание всех обстоятельств дела могло существенным образом изменить расстановку сил на высшем военно—политическом уровне.

Начало польской кампании представляется мне тем поворотным пунктом, после которого колесо истории покатилось под уклон – и так до самого горького конца. Чтобы не допустить развязывания войны против Советского Союза, я однажды предпринял демарш за спиной фюрера и высказал свои резкие возражения рейхсминистру иностранных дел, а затем вручил докладную записку самому Гитлеру. Однако все это было напрасно. По идеологическим причинам – несмотря на мои неоднократные выступления против конфронтации с Россией – фюрер считал войну с Советами неизбежной. Сейчас мне ясно, что Гитлер не был свободен в принятии решений и не располагал свободой действий, хотя никогда и не признавал этого. Даже при осознании чудовищной ответственности перед собственным народом он никогда не рассматривал единственно возможную альтернативу: остановиться и положить конец военным приготовлениям. Следует признать, что принятие такого решения на фоне наших значительных военных успехов было довольно непростым делом, если не сказать – невозможным, учитывая неумение просчитать возможные последствия военной авантюры и заниженную оценку военно—промышленных потенциалов наших главных противников – Советской России и США. Кроме того, отказ от войны означал бы для фюрера и отречение от идеалов национал—социализма, что было в принципе невозможно.

Только эта жертва позволила бы нам сохранить рейх и уберечь Германию, да и остальной мир, от всего происшедшего, чему нет и не может быть оправдания. Человечество еще не нашло слов, чтобы описать весь ужас и размах чудовищных катаклизмов, потрясших основы цивилизации.

В то время военные, исключенные из дипломатического процесса, имели весьма смутное представление об оборонном потенциале стран вероятного противника. Все мы находились под гипнотическим влиянием личности фюрера, и армия покорно следовала за своим верховным главнокомандующим – факт, решительно непостижимый для посторонних, особенно иностранцев. Невероятные успехи в ходе польской, а потом и французской, кампании произвели на военных – в том числе и на меня – настолько сильное впечатление, что мы уверовали в его военный гений и безоговорочно доверялись ему там, где опыт и здравый смысл должны были бы подсказать нам прямо противоположные действия. В этом наша вина, и мы несем ответственность перед Богом, миром и нашим многострадальным народом.

С этого момента и начался процесс дегенерации военного искусства. Все, что происходило на Востоке, можно объяснить только партийно—политической ненавистью Гитлера к мировоззренческому врагу. Гитлер и генералы, руководствовавшиеся его выступлениями, были убеждены в том, что речь идет о жизни и смерти целых народов. Отсюда – безжалостность приказов, прежде всего приказа от 17.6.1941 г., который я всячески пытался смягчить, как при отправке в войска, так и при его исполнении. Гитлер был убежден: обычаи войны и уложения военного права утратили свой первоначальный смысл и не будут играть сколько—нибудь заметной роли в битве на Востоке. Советская Россия не признает международных конвенций и не намерена соблюдать писаные и неписаные законы войны.

Ясно, что вышедшие из—под его пера указы и директивы по мере прохождения по инстанции приобретали все более зловещий характер, ибо в действие вступал фактор непредсказуемости: личное отношение среднего командного звена и интерпретация приказов младшим начальствующим составом. Контроль над исполнением такого рода приказов стал невозможен, а впоследствии вышел за рамки компетенции высшего военного руководства.

Достоверно известно, что многие генералы и полевые командиры отказались от буквального исполнения приказов фюрера и руководствовались в своих действиях накопленным боевым, да и жизненным, опытом. В личных беседах с офицерами я часто повторял, что приказы фюрера – не карт—бланш и не индульгенция с отпущением будущих грехов, а, в конечном итоге, дело их совести и вопрос здравого смысла. Заключение о том, умиротворена или усмирена подконтрольная им территория, – их частное решение, соответственно, вопрос применения или ограничения указов находится в их исключительной компетенции.[105]105
  Речь идет о подписанных Кейтелем приказах «Об обращении с захваченными в плен советскими политическими и военными работниками» от 12.5.1941 и «О применении военной юрисдикции в районе «Барбаросса» от 14.5.1941.


[Закрыть] Как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад, поэтому зло свершилось.

Считаю своим долгом заявить, что до начала похода против России уровень правосознания в войсках был достаточно высок и вермахт воевал в строгом соответствии с духом и буквой законов о формах и методах ведения боевых действий. Приказы, подобные тем, которые отдавал генерал фон Рейхенау,[106]106
  Так называемый «жесткий приказ» генерал—фельдмаршала фон Рейхенау «О поведении войск на оккупированных территориях».


[Закрыть] были исключением из правил. Я убежден, что строгие меры принимались только в тех областях, где того требовала оперативная необходимость, а также для обеспечения безопасности собственных войск в условиях элементарной нехватки сил и растянутости фронта.

Наибольшее зло в ход войны на Восточном фронте привнесли чуждые солдату партийно—политические структуры, с которыми вермахт находился в состоянии перманентного внутреннего противостояния.

Я глубоко потрясен масштабами репрессий и злодеяниями этих неармейских организаций в Советской России. Верховное главнокомандование вермахта не несет непосредственной ответственности за совершенные преступления. Фронтовая и прифронтовая полосы входили в сферу компетенции главнокомандования сухопутных сил и рейхсминистерства Розенберга, назначавшего гражданских комиссаров—уполномоченных по управлению оккупированными территориями. Я не снимаю с себя вины, насколько она может быть вменена передаточному звену, отправлявшему в войска приказы и прочие распоряжения и указания фюрера.

К вопросу о развязывании агрессивной и захватнической войны замечу следующее: генерал—оберст Йодль записал в дневнике:

10.8.1938:

«Ностальгирующий генштаб предается реминисценциям, считая себя ответственным за принятие политических решений – вместо того чтобы молча повиноваться и заниматься своими непосредственными служебными обязанностями».

13.9.1938:

«Генералитет против наступления на Чехию».

Главное – повиновение. В свое время и я разделял точку зрения Йодля. Как я уже говорил, мы воспринимали себя как рабочий штаб фюрера, предназначенный для реализации разработанных им оперативно—стратегических планов и не имевший ничего общего с политическими мотивами и подоплекой событий.

Я не собираюсь защищать «политические игрища», оправдывать методы дипломатической маскировки и дезинформации, а также многочисленные нарушения взятых на себя обязательств и данных обещаний. Не соответствовало бы истине и утверждение о том, будто бы мы пребывали в неведении относительно этих и других проявлений «высокой политики». Истина же заключается в том, что по служебной линии мы действительно не имели ни малейшего касательства к этим вещам. Совершенно недвусмысленно Гитлер дал нам понять, что политическая сторона дела нас не касается. Ваше дело – это выполнение оперативных приказов, так называемых «директив», указаний и распоряжений верховного главнокомандующего вооруженными силами рейха.

Я не отрицаю, что я знал обо всех приказах – независимо от того, подписаны они мной или нет – и обсуждал их вместе с фюрером и Йодлем. Не отрицаю и того, что отправлял их главнокомандующим соответствующими составными частями вермахта и контролировал исполнение.

Генерал—оберст Йодль и я не всегда соглашались с оперативными решениями верховного главнокомандующего, однако беспрекословно принимали их к исполнению. В беседах с фюрером термины «оборонительная война» или «наступательная война» нами никогда не употреблялись. В соответствии с вышеизложенной точкой зрения, это в круг наших служебных полномочий и обязанностей не входило.

Готов понести ответственность за такую линию поведения и образ действий.

Приложение

Один из мифов сталинской и постсталинской историографии представлял партийных, государственных и военных руководителей Третьего рейха недоучками и в целом психически неполноценными людьми. Вопрос о дееспособности нацистской элиты возник перед организаторами процесса в Нюрнберге. Группа американских судебных психиатров и военных психологов провела тестирование подследственных по армейским методикам и технологиям, разработанным на основе теста «Векслер—Белльвю». Проверку выдержали все – даже Гесс, изображавший из себя душевнобольного. По заключению авторитетной медицинской комиссии, его действия носили «характер преднамеренно—умышленной симуляции». Все испытуемые показали результаты, превышающие средний уровень – 90/100 по 160–балльной шкале. Ялмар Шахт, президент Рейхсбанка, рейхсминистр экономики (1934–1937) и экономический советник Гитлера по перевооружению Германии, Артур Зейсс—Инкварт, министр внутренних дел Австрии и рейхсминистр иностранных дел в последние дни войны, Карл Дениц, гросс—адмирал, главнокомандующий кригсмарине и преемник Гитлера, и Герман Геринг, рейхсмаршал, главнокомандующий люфтваффе, показали уровень интеллекта, граничащий с гениальностью!

Для проверки подследственных применялась немецкоязычная версия теста, включавшая в себя:

I. Вербальные тесты памяти и использование понятийных категорий

1. Объем памяти (запоминание серии чисел).

2. Арифметические действия возрастающей сложности.

3. Тест на логические связи.

4. Тест на ассоциативные связи.

II. Тесты на наблюдательность и сенсорно—моторную координацию

1. Подстановочный тест.

2. Сборка предметов (головоломки и т. п.).

3. Преобразование изображений (кубики, мозаика и т. п.).

4. Реконструкция изображений.

Результаты тестирования уровня интеллекта

Ялмар Шахт[107]107
  Учитывая возраст испытуемых, к показанным ими результатам были добавлены 15–20 баллов.


[Закрыть]

143

Артур Зейсс—Инкварт

141

Герман Геринг

138

Карл Дениц

138

Франц фон Папен[108]108
  Учитывая возраст испытуемых, к показанным ими результатам были добавлены 15–20 баллов.


[Закрыть]

134

Эрих Редер[109]109
  Учитывая возраст испытуемых, к показанным ими результатам были добавлены 15–20 баллов.


[Закрыть]

134

Ганс Франк

130

Ганс Фриче

130

Бальдур фон Ширах

130

Иоахим фон Риббентроп

129

Вильгельм Кейтель

129

Альберт Шпеер

128

Альфред Йодль

127

Альфред Розенберг

127

Константин фон Нейрат

125

Вальтер Функ

124

Вильгельм Фрик

124

Рудольф Гесс

120

Фриц Заукель

118

Эрнст Кальтенбруннер

113

Юлиус Штрейхер[110]110
  Учитывая возраст испытуемых, к показанным ими результатам были добавлены 15–20 баллов.


[Закрыть]

106

Таблица 1. Чины вермахта и звания в РККА

Вермахт /РККА

Генералы

Рейхсмаршал /Соответствующего звания нет

Генерал—фельдмаршал/Маршал Советского Союза

Генерал—оберст/Генерал армии

Генерал артиллерии (пехоты и т. д.) /Генерал—полковник

Генерал—лейтенант /Генерал—лейтенант

Генерал—майор/Генерал—майор

Штаб—офицеры

Оберст /Полковник

Оберстлейтенант/Подполковник

Майор/Майор

Капитаны

Гауптман/Капитан

Ротмистр/Капитан кавалерии

Лейтенанты

Оберлейтенант /Старший лейтенант

Лейтенант/Лейтенант

Унтер—офицеры с офицерским темляком

Штабс—фельдфебель /Соответствующего звания нет

Штабс—вахмистр/Соответствующего звания нет

Гауптфельдфебель/Ротный старшина (должность)

Гауптвахмистр/Эскадронный (батарейный) старшина

Обер—фенрих /Кандидат в офицеры (выпускник училища)

Обер—фельдфебель /Старшина (пехота)

Обер—вахмистр /Старшина (арт., кав. и танк. войск)

Фельдфебель /Старший сержант (пехота)

Вахмистр/Старший сержант (арт., кав. и т. д.)

Фенрих /Кандидат в офицеры после 1 курса воен. Училища

Унтер—фельдфебель /Сержант (пехота)

Унтер—вахмистр /Сержант (артиллерия и т. д.)

Унтер—офицер /Младший сержант

Обер—егер (унтер—офицер егерской части) /Соответствующего звания нет

Рядовые

Главный ефрейтор (люфтваффе) /Соответствующего звания нет

Штабс—ефрейтор /Соответствующего звания нет

Обер—ефрейтор /Соответствующего звания нет

Ефрейтор /Ефрейтор

Обер—гренадер (пехота) /Соответствующего звания нет

Обер—канонир (артиллерия) /Соответствующего звания нет

Обер—райтер (кавалерия)/Соответствующего звания нет

Гренадер /Рядовой боец

Канонир /Соответствующего звания нет

Райтер /Соответствующего звания нет

Таблица 2. Обозначение отделов штаба

Ia

оперативный отдел

Ib

отдел тыла

Ic

разведывательный отдел

IIa

дела начсостава

IIb

дела младшего начальствующего и рядового составов

III

юридический отдел

IVa

отдел интенданта (снабжения)

IVb

санитарная часть

IVc

ветеринарная часть

IVd

отдел духовенства

IVZ

финансовый отдел

V

автотранспортный отдел