355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Вильгельм Кейтель » 12 ступенек на эшафот » Текст книги (страница 11)
12 ступенек на эшафот
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 13:24

Текст книги "12 ступенек на эшафот"


Автор книги: Вильгельм Кейтель



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

«Мы не позволим разгореться военному конфликту. Чехи должны уступить. Мы просто заставим их пойти на отторжение земель…»

Эти слова были внесены в стенографический протокол адъютантом фюрера Шмундтом.

На конференции по разграничению государственных границ на уровне послов было представлено и ОКВ, поскольку демаркация политических и этнических границ предполагала и решение сугубо военных вопросов: отчуждение фортификационных сооружений, размещение гарнизонов и т. п. – весь комплекс проблем, который мои представители решали совместно с министерством иностранных дел. Трудно умалить ту роль, которую сыграл Франсуа—Понсе в обеспечении всех требований, выдвинутых Адольфом Гитлером. Всех рассмешило его шутливое замечание: «Ну, все. На этом можно закругляться. Старина Гитлер уже на пути в Берлин…» Эти слова зафиксированы и стали достоянием истории. Франция со всей очевидностью не желала новой европейской войны из—за так называемых «восточных вопросов». К сожалению, во время польского кризиса Гитлер «забыл» о своих обещаниях навсегда отказаться от разрешения проблемы Эльзаса и Лотарингии силовыми методами, что, в конечном итоге, позволило Великобритании принудительно—добровольно вовлечь Францию во вновь сформированную антигерманскую коалицию…

В мае я сопровождал Гитлера во время инспекционного смотра пограничных укреплений на западной границе, где все строительные работы велись силами военных учреждений. Общее руководство осуществлял штаб 2 военного округа в Касселе. Генерал Адам, в прошлом комендант Академии вооруженных сил в Касселе, созданной усилиями фон Бломберга, получил назначение на пост командующего округом по моему представлению 1.4.1938 г., сменив отправленного в резерв фон Лееба. Я справедливо предположил, что такому способному и одаренному генералу, некогда возглавлявшему управление рейхсвера, негоже засиживаться в Академии и порекомендовал его фон Браухичу.

Как «главнокомандующий западного направления» генерал Адам доложил фюреру о степени готовности вверенных ему войск на Западном фронте и состоянии инженерно—строительных работ на вновь создаваемой линии оборонительных фортификационных сооружений. В докладе Адама удивительным образом «перепевались» стратегические выкладки Бека (впоследствии генерал признался, что текст был разработан и утвержден в генеральном штабе сухопутных войск). Главный упор делался на слабость наших позиций западнее Рейна и невозможность удерживать их в случае развертывания военных действий на этом направлении дольше чем несколько дней. В целом его выступление показалось мне не особенно удачным – это была довольно неуклюжая попытка хорошо зарекомендовать себя в глазах фюрера, имевшего вполне определенные планы относительно Чехословакии.

Адам, уже видевший себя главнокомандующим Западным фронтом, совершил еще одну ошибку, когда, проявляя естественное беспокойство о судьбе вверенного ему направления, принялся всячески драматизировать ситуацию в надежде на усиление западной группировки войск. Этот совершенно естественный ход, который на его месте предпринял бы каждый командир, был сделан им настолько недипломатично и в таких непарламентских выражениях, что можно было без труда предсказать реакцию фюрера. Гитлер молча слушал его с плохо скрываемым раздражением и видимой брезгливостью. Ставшая мне хорошо известной «предгрозовая» атмосфера явственным образом сгущалась – я замер в ожидании взрыва. Однако на этот раз все обошлось: фюрер оборвал Адама посреди фразы и процедил сквозь зубы: «Благодарю, вы свободны…»

Как всегда, я оказался под рукой, чтобы выслушать гневные филиппики фюрера. Этот генерал решительно разочаровал его. Офицеру, который изначально не верит в успех операции, не место в рядах немецких вооруженных сил. О каком доверии может идти речь, если генерал уже смирился с поражением в еще не начавшемся сражении. Как ни пытался я убедить Гитлера в том, что это отнюдь не пораженчество, а не совсем удачная попытка «выбить» для своего фронта как можно больше резервов; что Адам – один из способнейших генералов нашей армии… Тщетно. Фон Браухич получил соответствующий приказ – и один из лучших офицеров немецкой армии был отправлен в отставку.

На машине мы объехали несколько участков будущего фронта. Гитлер приказал приступить к возведению фортификационных сооружений на ахенском, саарбрюкенском и др. направлениях как можно ближе к политической границе рейха. Везде, где это было только возможно, фюрер вмешивался в ход событий своей личной властью и во всеуслышание объявлял позицию генштаба неправильной и вредной. Мне было вменено в обязанность уведомлять Браухича о принятых фюрером решениях по тому или иному вопросу.

В августе я сопровождал Гитлера во время его второй поездки на «Атлантический вал». Со времени прошлой инспекции темпы строительных работ были значительно ускорены. Сопровождавший нас генерал Эрвин фон Вицлебен, преемник Адама на посту командующего 2–м военным округом, получал от Гитлера частные указания относительно расположения блиндажей, долговременных огневых узлов, глубины эшелонирования и т. п., которые незамедлительно передавались для исполнения приступившему к своим обязанностям Тодту. За инженерными службами сухопутных войск оставались только геодезические изыскания, проектирование и указание типов фортификационных сооружений на тех или иных направлениях. По моему разумению, в ходе этой инспекции фюрер решал и политико—пропагандистские задачи устрашения Франции как вероятного противника.

Думаю, что Гитлер был вполне доволен политическим итогом мюнхенской «встречи четырех»: Британия потерпела сокрушительное поражение на дипломатическом фронте, бросив Чехословакию на произвол судьбы.

Стратегическое закрепление достигнутой победы должно было реализоваться в привлечении чехов на сторону великогерманского рейха в ходе мирных переговоров или же силой оружия, если того потребуют обстоятельства.

Мирное решение чехословацкой проблемы стало невозможным во многом благодаря закулисным играм западноевропейских политиканов. Можно сказать, что к концу октября 1938 г. в целом оформился план военной кампании против недружелюбного Германии государства, серьезно ослабленного потерей пограничных укреплений, что и было закреплено в соответствующем «указании» ОКВ о приведении войск в боеготовность и занятии исходного положения для нанесения удара в назначенный срок. При разработке планов операции особо учитывалась откровенно сепаратистская политика Словакии.

Как только были намечены концептуальные пути решения чешской проблемы, генерал Йодль покинул ОКВ и вступил в должность начальника артиллерии венского гарнизона. Я согласился на этот перевод только потому, что ни на йоту не верил в возможность обострения ситуации. Памятуя о скандале с генералом фон Вибаном, я решил повременить с назначением начальника штаба оперативного руководства и поручил оберсту Варлимонту (управление «Л») временно возглавить и это направление служебной деятельности ОКВ.

Не только нас, солдат, но и Гитлера заинтересовали отошедшие к нам пограничные укрепления чехов, построенные по образцу «линии Мажино» под руководством французских военных инженеров. Всех поразили мощь артиллерийских фортов и фортов—застав, глубоко эшелонированных оборонительных порядков фортификационных сооружений нашего вероятного противника. В присутствии фюрера состоялись учебные стрельбы из тяжелых орудий различных калибров.

Я лишний раз убедился в прозорливости фюрера, в свое время потребовавшего повсеместного принятия на вооружение 88–мм зенитного орудия. Пробивное действие снарядов вызывало искреннее восхищение: прямой наводкой с дистанции до 2000 м артиллеристы навылет пробивали обычный дот.


Мемель, Данциг и Прага

После того как ОКВ получило приказ разработать план возвращения в состав рейха отторгнутых Мемельской области и Данцига «при возникновении благоприятных военно—политических условий», я выехал в инспекционную поездку на восточную границу. Гитлер поручил мне составить достоверную картину состояния наших оборонительных укреплений на границе с Польшей. В тот момент трудно было предположить, что вопрос возвращения Данцига и создания экстерриториального коридора может привести к войне с поляками. Я передал Браухичу приказ фюрера подготовить мою поездку на Восток. Затем я попросил его уделить мне несколько минут для серьезного разговора и сказал ему приблизительно следующее:

«Господин генерал, решительно невозможно ваше самоустранение от инспекции, как вы это проделали дважды на западной границе. Меня совершенно не устраивает ситуация, когда вы демонстративно занимаете позицию «над схваткой», с тем чтобы потом обвинить меня во «вмешательстве» и в том, что «я не представляю интересы армии…»

Мои худшие опасения подтвердились, например, на участке Восточного фронта между Одером и Вартой.

Оборонительные укрепления, построенные трудами генерал—инспектора инженерных войск и крепостей Ферстера, представляли собой натуральную западню для гарнизона. О какой огневой мощи могла идти речь, если вооружение фортов исчерпывалось одной или, в лучшем случае, двумя пулеметными башнями? Инспекция закончилась скандалом и отставкой Ферстера; с превеликим трудом мне удалось убедить Гитлера назначить отставного генерал—инспектора командиром 6 армейского корпуса в Мюнстере.

«Восточный вал» и сопутствующие проблемы настолько занимали фюрера зимой 1938/39 г., что весной он предпринял инспекционную поездку по Одерскому фронту между Бреслау и Франкфуртом—на—Одере, правда, на этот раз без меня. Как и в верхнем течении Рейна, наши береговые позиции вызывали самую серьезную озабоченность главнокомандования, поскольку прекрасно просматривались и простреливались с более высокого правого берега реки. Береговые укрепления противника – как на Одере, так и на Рейне – поражали своей основательностью и неприступностью, что и подтвердилось впоследствии, в ходе военной кампании против Франции: снаряды наших 88–мм орудий, установленных на стрельбу прямой наводкой, не сделали ни одной пробоины в монолитных железобетонных стенах французских фортов.

Несмотря на все осложнения для ОКХ и увеличение объемов инженерно—строительных работ, переключение внимания высшего военно—политического руководства рейха на оборонительные укрепления восточной границы создавало у многих, и у меня в том числе, иллюзию того, что в обозримом будущем вероятность войны между Германией и Польшей крайне низка, точнее сказать, война принципиально допустима, но только в том случае, если мы первыми нападем на поляков. Впрочем, Адольф Гитлер не исключал такую возможность, если польская армия выступит на стороне Чехословакии.

3.4.1939 г. и 11.4.1939 г. я как начальник штаба ОКВ последовательно подписал «Директиву по стратегическому развертыванию вермахта» и «Единое наставление для боя». Это была дальнейшая разработка сугубо оборонительной концепции рейха на случай вооруженных провокаций со стороны Польши (в союзе с западными державами) – адекватная реакция Германии на возможное осложнение международного положения в связи с неизбежным обострением проблемы Данцига и так называемого «Данцигского экстерриториального коридора».

Я перестал быть свободным человеком с тех пор, как вступил в должность начальника штаба ОКВ. Именно тогда я утратил возможность распоряжаться не только своим рабочим временем, но и свободным – выходными, праздниками, отпусками… Я не мог строить свою семейную жизнь так, как это пристало делать добропорядочному семьянину и отцу семейства. Я попал в абсолютную кабалу, и моей жизнью управляли теперь даже не обстоятельства, а хорошее или плохое настроение одного человека. Короткие визиты в Хельмшероде или поездка на охоту в Померанию могли внезапно прерваться, поскольку мое присутствие было решительно необходимо фюреру для решения… второстепенных или даже полувторостепенных вопросов. Во время войны с такой же легкостью назначались и отменялись мои поездки на фронт или полеты из штаб—квартиры в Берлин, причем иной раз самолет разворачивался уже в воздухе для возвращения в ту или иную сторону. Прибыв к месту назначения, я с удивлением обнаруживал, что решение данной проблемы не требует моего присутствия и находится в компетенции едва ли не дивизионного командира. Я неоднократно пытался разобраться в ситуации и в конце концов нашел только два более или менее правдоподобных объяснения: причиной всему могли быть либо мое гипертрофированное чувство долга, либо недобросовестность адъютантов Гитлера, любивших перекладывать ответственность на чужие плечи…

Даже в мирное время я не мог уделить и дня жене и детям, а уж во время войны я дневал и ночевал в штаб—квартире фюрера. Уму непостижимо, как все это смогла вынести моя бедная жена…

В первое время Бломберг писал мне довольно регулярно, и я с удовольствием оказывал ему мелкие услуги, о которых он просил в своих посланиях. Через несколько недель после отъезда в Италию он прислал срочную телеграмму с просьбой посодействовать в получении заграничного паспорта для его сына Акселя и помочь ему срочно вылететь в Рим, снабдив некоторой суммой на дорожные расходы, – «для крайне важной беседы».

Я вызвал лейтенанта люфтваффе Акселя фон Бломберга в Берлин и отправил его в Италию. Через 8 дней он вернулся обратно и привез письмо, написанное отцом. Вернер фон Бломберг просил меня передать Гитлеру, что собирается развестись с женой, вернее разведется, но только в том случае, если фюрер приблизит его к себе и назначит на прежнюю должность. Я не хотел, чтобы фюрер узнал о таком несколько неожиданном повороте событий с моих слов и попросил его самолично прочитать письмо. Как и следовало ожидать, Гитлер с негодованием отклонил ультимативные требования Бломберга: в свое время он заклинал фельдмаршала аннулировать брак, но тот категорически отказался. С тех пор Бломберг перестал для него существовать, во всяком случае и речи быть не могло о его возвращении в строй. В письме на имя фон Бломберга я в максимально щадящей и сдержанной манере передал ему эту нелицеприятную отповедь фюрера, однако фельдмаршал всю оставшуюся жизнь считал, будто бы главным источником всех его бед являюсь… я, мои амбиции, эгоизм, нежелание объяснить фюреру и т. д., и т. п.

Столичная «светская жизнь» давно уже превратилась для нас с женой в рутинную повинность – иной раз мы с большим удовольствием провели бы вечер дома, чем на очередном приеме в посольстве или светском рауте среди малознакомых нам людей. Не могло быть и речи о «дружбе домами» или элементарном сближении семей высокопоставленных чиновников или партийных работников, не говоря уже о дипломатических династиях министерства иностранных дел. Время от времени мы встречались на очередном политическом мероприятии – этим знакомство исчерпывалось.

Учитывая специфику моего служебного положения, жене приходилось быть особенно осмотрительной в приобретении новых знакомств. Она и раньше не отличалась словоохотливостью, теперь же и вовсе принуждена была большей частью держать язык за зубами, что создало ей репутацию «надменной гордячки». По тем же самым причинам меня считали «хитрым, скользким и изворотливым как угорь» напыщенным снобом, попытки сближения с которым решительно невозможны. Для дипкорпуса я также не представлял ни малейшего интереса, поскольку откровенно тяготился светскими обязанностями, в отличие от моего предшественника Рейхенау – старого «паркетного шаркуна».

В феврале 1939 г. мелодия «чешского вальса» закружила пол—Европы в стремительном танце. Газеты пестрели сообщениями об участившихся пограничных инцидентах, очередных притеснениях германского меньшинства в Богемии и Моравии. Берлин отправлял одну за другой ноты протеста в Прагу, из Чехословакии были отозваны немецкий посол Фридрих Айзенлор и военный атташе оберст генерального штаба Рудольф Туссен.

Фюрер неоднократно заявлял, что уже сыт по горло и впредь не намерен терпеть творящиеся в Чехословакии безобразия. Я даже не сомневался в том, что вскоре предстоит так называемое «урегулирование проблемы остаточной Чехии». Несмотря на мою настойчивость фюрер давал уклончивые ответы и не называл конкретные сроки проведения операции. Тем не менее я решил несколько опередить события и проконтролировать готовность ОКХ к внезапной и молниеносной атаке территории противника. В моем присутствии фюрер вызвал Браухича и отдал приказ о проведении «акции умиротворения» в связи с нестерпимым положением германских меньшинств. Правовым обеспечением приказа являются его директивы и указания, подписанные в 1938 году. Фюрер не счел нужным сообщить нам, солдатам, о плетущихся политических интригах и дипломатической игре между Берлином и Прагой. Мы покинули его кабинет, так и не узнав ничего нового – некоторые подробности мне сообщил военный атташе. Гитлер уже не раз демонстрировал нам свой дар предвидения, и мы не сомневались, что у него есть в запасе хитрый дипломатический ход. Повторю еще раз: даже в тот момент никто из нас не думал о войне.

«Мартовские иды» с некоторых пор стали для меня своеобразной точкой отсчета: и в 1933 г., и в 1937 г. Гитлер приступал к активным действиям в середине или во второй половине месяца! Не знаю, чего в этом больше – случайности или суеверия? Наверное, последнего, поскольку фюрер неоднократно заводил со мной разговоры на «нумерологические» темы.

12 марта 1939 г. Гитлер подписал предварительный приказ по сухопутной армии и люфтваффе о приведении войск в полную боеготовность и предполагаемом вступлении на территорию Чехии 15 марта 1939 г. в 06.00, однако вплоть до дня «X» войскам запрещалось приближаться к государственной границе рейха ближе чем на 10 км. Естественно, никто из военных не был поставлен в известность, чем было вызвано появление подобного рода приказа.

14 марта, во второй половине дня, я прибыл в рейхсканцелярию за последними инструкциями в связи с объявленной боеготовностью вермахта. Гитлер кратко сообщил мне, что вчера президент Чехословакии Эмиль Гаха[62]62
  Эмиль Гаха (1872–1945) – в 1938/39 – президент Чехословацкой республики. После подписания Мюнхенского соглашения с 1939 по 1945 г. был президентом правительства протектората Богемия и Моравия. 1.6.1945 г. умер в пражской тюрьме.


[Закрыть]
попросил его о встрече в связи с обострением межгосударственных отношений. Он ожидает прибытия президента вечером этого дня. Я спросил, не следует ли сообщить об этом ОКХ и дать приказ об отводе войск в связи с изменившейся ситуацией. Гитлер решительно отклонил мое предложение и заявил, что, независимо от итогов переговоров с чешским президентом, намерен действовать в соответствии с планами операции вторжения. Мне следует неотлучно находиться в рейхсканцелярии начиная с 21.00 сего дня – ближе к полуночи он отдаст окончательный приказ ОКХ и ОКЛ.

Около 21.00 я прибыл в рейхсканцелярию. Гитлер только что поужинал, и все собрались в музыкальной комнате на просмотр фильма «Безнадежный случай». Гитлер жестом пригласил меня занять пустующее рядом с ним кресло и спокойно произнес: «Гаха появится не раньше 22.00». Меня задела за живое противоестественность ситуации: через 8–10 часов заговорят пушки, и прольется первая кровь, а здесь… Я совершенно не воспринимал происходящее на экране – все мои мысли были с солдатами, которые даже не подозревают, что ждет их на рассвете…

В 22.00 рейхсминистр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп доложил о прибытии чешской делегации в замок Бельвью. Гаха хотел бы прийти в себя после трудного дня и просил назначить аудиенцию на 24.00. Мне показалось, что я ослышался: как, решается судьба целого народа, а старый господин решил вздремнуть час—другой… Или же это тщательно выверенная дипломатическая тактика?

Гаха спокойно отдыхал и не знал, что с наступлением сумерек, 14.3.(1939), лейбштандарт СС «Адольф Гитлер» пересек государственную границу у Моравской Остравы и занимает круговую оборону в районе сталеплавильного завода в Витковице, чтобы дать отпор полякам, вздумай они и на этот раз «полонизировать» часть чешской территории.[63]63
  Во время Судетского кризиса 1938 г. Польша «под шумок» аннексировала Олзскую область Чехии!


[Закрыть]
Мы с минуты на минуту ожидали донесений о выдвижении полка СС на исходные позиции.

Гаха появился ровно в полночь в сопровождении министра иностранных дел Франтишека Хвалковского и чехословацкого посланника в Берлине Войтеха Мастны. Гитлер принимал депутацию в рабочем кабинете в здании новой рейхсканцелярии в окружении свиты. Вермахт представляли Герман Геринг и я. Гаха начал издалека: в астматическом стиле он долго и нудно перечислял свои заслуги перед австрийской короной, потом плавно перешел к описанию своей деятельности на юридическом поприще – и опять я был не в состоянии постичь потаенный смысл премилой «салонной беседы» перед лицом грозящей его государству катастрофы. Адольф Гитлер прервал неспешный ход его мыслей и предложил перейти к насущным политическим проблемам, учитывая всю сложность политического момента. Всем предложили удалиться – если я не ошибаюсь, в кабинете остались чехи, фон Риббентроп и начальник личного штаба рейхсминистра иностранных дел Вальтер Хевел в качестве секретаря. Фюрер просил не беспокоить его какое—то время, тем не менее мне пришлось дважды прервать совещание: первый раз я передал ему донесение о том, что лейбштандарт без боя занял Витковице – Гитлер молча прочитал телефонограмму и удовлетворенно кивнул; второй – по предварительной договоренности я напомнил ему, что пора отдавать приказ о выступлении, если оно все—таки состоится. Гитлер посмотрел на часы и сказал: «Сейчас только 02.00. До 04.00 вы получите все необходимые распоряжения…»

Через некоторое время адъютант пригласил меня и Геринга в кабинет: господа государственные деятели стояли у письменного стола, а Гитлер внушал чешскому президенту, что нужно наконец определиться с решением. Кейтель подтвердит: войска уже на марше, ровно в 06.00 они пересекут границу. Только Гаха решает сейчас, прольется кровь или нет…

Гаха попросил об отсрочке: ему нужно связаться с правительством, проконсультироваться по телефону – Гитлер мог бы отдать приказ и остановить войска…

Гитлер отклонил предложение: связи нет, решение нужно принимать незамедлительно, технически невозможно остановить выдвижение войск к границе…

В разговор вмешался Геринг: с первыми лучами солнца над Прагой появятся армады немецких люфтваффе – неужели чехам не жалко их прекрасного города; нужно решать сейчас, упадут бомбы на мирные селения или нет…

Гаха сдался. Он ни в коем случае не хочет начать кровопролитие; нельзя ли ему незамедлительно связаться с командирами чешских гарнизонов и пограничных частей, чтобы категорически запретить им применять оружие…

Я вызвался составить текст радиограмм для срочной отправки в Прагу, штабы военных округов и главнокомандующим родами войск. Через некоторое время я передал документ Герингу, который сопроводил чешского президента в узел правительственной радиотелеграфной связи. Гитлер подписал приказ «О вступлении вермахта на сопредельную территорию» для срочной передачи в ОКХ. «Я разрешаю открывать огонь только в случае оказания вооруженного сопротивления», – добавил он напоследок.

Около 03.00 приказ фюрера был отправлен по инстанции. До завершения всех подготовительных мероприятий в распоряжении армии осталось не более трех часов. Признаюсь, у нас, солдат, как будто камень с души свалился. Мы с Браухичем были единодушны: удачное начало, возможно, действительно удастся обойтись без ненужного кровопролития. Доктор Морель обихаживал опустошенного и потрясенного до глубины души Гаха.[64]64
  Теодор Морель (1890–1948), дерматовенеролог, лечащий врач Адольфа Гитлера наряду с доктором Брандтом и доктором фон Хассельбахом.


[Закрыть]
Мне было искренне жаль старого человека. Я подошел к нему и сказал: пусть он не сомневается, с немецкой стороны не будет произведено ни одного выстрела, соответствующие приказы уже отправлены в войска – всем нам остается надеяться на благоразумие чешских командиров. Тем временем министры составили проект межгосударственного соглашения, и Гаха отправился в рабочий кабинет фюрера.

После того как Браухич подписал все необходимые приказы для генерального штаба сухопутных войск, я испросил разрешения отправиться домой, чтобы подготовиться к поездке на фронт – во второй половине дня с Ангальтского вокзала отправлялся спецпоезд фюрера. Я собирался взять с собой оберстлейтенанта Цайцлера из штаба оперативного руководства вермахта. Общее руководство операцией вторжения возлагалось на ОКХ, поэтому в обязанности Цайцлера вменялись получение донесений от соответствующих командных инстанций и своевременная передача их фюреру.

У самой границы мы пересели в автомобили и вместе с автоколонной сопровождения выехали в направлении на Прагу. Мы ехали медленно, то и дело обгоняя наступающую пехоту, вскоре наше продвижение окончательно застопорилось – все дороги, ведущие к чешской столице, были запружены маршевыми колоннами вермахта. Было по—зимнему холодно, на дорогах – снежные заносы и гололедица. Спешенные и в конном строю части с трудом продвигались по заснеженным дорогам, конные запряжки и артиллерия конной тяги безнадежно вязли в сугробах…

Только с наступлением сумерек мы оказались у ворот чешской столицы вместе с передовыми частями вермахта. Эскорт мотострелков сопроводил нас в Пражский Град, где была оборудована походная штаб—квартира фюрера. Мы ехали налегке и не запаслись провиантом: холодный ужин… купили по пути в ставку, в одной из местных бакалей – пражскую ветчину, булочки, масло, сыр, овощи и пильзенское пиво. Первый и последний раз в жизни я видел Адольфа Гитлера за столом со спиртным – он с удовольствием потягивал отменное пиво из хрустального бокала; все проголодались и нашли ужин великолепным…

16 марта около полудня Гитлер принимал депутацию чешских сановников с Гаха во главе, заверивших его в полной лояльности и абсолютной покорности, а вечером этого же дня мы пересекли Чехию и направились в Вену. Как и год тому назад, в марте 1938 г., австрийцы устроили нам восторженную встречу у гостиницы «Империал». В вестибюле я встретил барона фон Нейрата, прибывшего по приказу фюрера для вступления в должность «протектора Богемии и Моравии»; об этом я узнал из его собственных слов, и мне показалось, что он был скорее недоволен новым назначением, чем озадачен…

В Вену прибыла делегация вновь сформированного независимого правительства Словакии – президент Йозеф Тисо, министр внутренних дел Дуржанский, министр иностранных дел и военный министр Тука. Еще 15 марта Тисо направил фюреру прошение с просьбой взять Словацкое государство под свою защиту.

Гитлер распорядился, чтобы фон Риббентроп разработал со словаками проект договора «О статусе охранных зон», а я представлял немецкие вооруженные силы.

Около полуночи словаки, фон Риббентроп и я встретились в служебных помещениях резиденции имперского наместника в Вене. Гитлер собственноручно обозначил на штабной карте пограничные зоны на территории Словакии вдоль государственной границы – 20–25–километровые полосы вдоль обеих сторон долины Вага. Нам предстояло ввести войска и взять под охрану большой армейский полигон и современный подземный оружейный завод бывшего министерства обороны Чехословакии.

Мне стоило определенных трудов разъяснить господам членам правительства, почему исполнительная власть на территории взятых под охрану зон будет осуществляться не ими, а верховным главнокомандованием вермахта и уполномоченными им командующими оккупационными (экспедиционными) войсками; кроме того, в интересах защиты суверенитета Словакии в охранных зонах будут размещены контингенты сухопутной армии и люфтваффе. Переговоры проходили в обстановке скрытого недоверия со стороны словаков, нам удалось добиться положительного результата после долгих споров и только благодаря определенным усилиям доктора Тука, почитателя политических талантов Адольфа Гитлера, сумевшего развеять подозрительность своих коллег.

Пока фон Риббентроп оттачивал формулировки соглашения, я отправился в гостиницу к фюреру, чтобы сообщить ему о положительных результатах переговоров со словаками и передать их настоятельную просьбу о личной встрече. Вначале Гитлер наотрез отказался: уже поздно, он устал и т. д. Я пообещал словакам устроить эту встречу и продолжал гнуть свою линию: каких—то 10 минут, все равно после подписания соглашения к нему придет Риббентроп и т. п. Гитлер с видимым неудовольствием согласился, и этот прием все—таки состоялся глубокой ночью. Через 15 минут после начала аудиенции Тисо и члены его правительства покинули импровизированный кабинет Гитлера, не скрывая радости по поводу успешного завершения многотрудного переговорного процесса.

На следующий день мы покинули гостеприимную Вену и направились через Бреслау в Берлин…


Польская кампания

Празднование дня рождения фюрера и в 1939 г. открылось торжественным приемом для высшего военного руководства рейха в новой рейхсканцелярии и завершилось грандиозным военным парадом на улицах Берлина. В течение 3–х часов перед трибунами с почетными гостями дефилировали сводные полки трех составных частей вермахта и Ваффен СС. По настойчивому желанию фюрера в параде приняли участие артдивизионы новейших тяжелых орудий и дивизионы зенитной артиллерии, пушечные бронеавтомобили, вновь сформированные прожекторные батальоны люфтваффе и т. д. Все это время над головами восхищенных зрителей на бреющем полете проносились эскадрильи истребителей и бомбардировщиков. В качестве почетных гостей фюрера были приглашены президент Гаха и рейхспротектор фон Нейрат. В полном составе присутствовал и дипломатический корпус.

Я напрасно надеялся, что после разрешения чешской проблемы вермахт получит долгожданную и обещанную на самом высоком уровне передышку до 1943 г., решительно необходимую для завершения начавшейся реорганизации, перевооружения и переоснащения вооруженных сил. Формирование боеспособной армии – отнюдь не импровизация, а длительный и многотрудный процесс: воспитание и обучение рядового и младшего командного составов, привитие подлинного духа боевого братства и многое другое – вот тот фундамент, на котором зиждется победа. Такая армия была у Германии в 1914 г.

Дилетантское представление Гитлера о том, что нехватку техники и военного мастерства можно компенсировать национал—социалистическим мировоззрением, нанесло непоправимый ущерб вооруженным силам Германии. Никто не отрицает, что боевой дух и даже фанатизм – непременные составляющие ратных побед. Однако все мы прекрасно помнили, как в 1914 г. полегли под Лангемарком беззаветно преданные кайзеру студенческие полки – в (19)43 их крестный путь повторили не менее фанатичные элитные дивизии Ваффен СС. Они неизменно одерживали победы над всяким противником, но платили за это большой кровью – в результате вышколенный унтер—офицерский корпус оказался выбит подчистую, а полноценной замены больше не было…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю