Текст книги "12 ступенек на эшафот"

Автор книги: Вильгельм Кейтель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Я вернулся в наш лагерь в Ной—Рофене только к концу дня и сразу же приказал пилоту готовить самолет к ночному вылету в Берлин. Вскоре Йодль передал мне телефонограмму из рейхсканцелярии: аэродром Гатов не принимает, поскольку… находится под огнем вражеских батарей. В самом Берлине осталась одна—единственная «взлетно—посадочная полоса»: участок шоссе между Бранденбургскими и Шарлоттенбургскими воротами. С наступлением темноты здесь совершали посадку транспортные «Юнкерсы» люфтваффе – и это был единственный путь снабжения берлинского гарнизона оружием и боеприпасами. Именно по этому воздушному мосту в Берлин должны были прибыть 2 роты эсэсовских добровольцев, выразивших желание победить или погибнуть в осажденной столице.

Мой вылет был назначен в промежутке между полуночью и рассветом. С 24.00 на борту Ю–52 я ждал разрешения на взлет на аэродроме в Рейнсберге. Вместо разрешения последовал категорический приказ коменданта Берлина отменить все запланированные на эту ночь вылеты: многочисленные пожары в черте города накрыли район Тиргартена непроницаемой пеленой дыма, гари и копоти – посадить самолет в таких условиях невозможно.

Не изменил ситуации и мой телефонный звонок в рейхсканцелярию. Мне еще раз разъяснили: все вылеты отменены, из—за густой дымовой завесы разбились при посадке или потерпели аварию уже несколько самолетов. Вернувшись в лагерь, я связался с Берлином еще раз и попросил дать разрешение на дневной вылет. На этот раз мне передали личный запрет фюрера, так как вчера при дневной посадке потерпел аварию самолет с генерал—оберстом Греймом[93]93
  Генерал—оберст Роберт фон Грейм, командующий 6 воздушным флотом «Восток», 26.4.45 был доставлен в Берлин на «Арадо–60» пилота—инструктора люфтваффе Ханны Райч. Гитлер произвел его в фельдмаршалы и назначил новым главнокомандующим люфтваффе вместо смещенного со своих постов Германа Геринга.


[Закрыть] на борту, а сам он получил ранения.

Вечером у меня состоялся долгий разговор с генералом Кребсом. Он сообщил мне, что Геринг смещен со всех постов, лишен званий, наград и права считаться преемником фюрера в случае его смерти за то, что 24 апреля рейхсмаршал отправил из Берхтесгадена радиограмму, в которой просил у Гитлера полномочий на проведение переговоров с представителями вражеских держав. Гитлер был вне себя и приказал командиру роты охраны СС в Бергхофе немедленно арестовать Геринга и расстрелять на месте.

Я был потрясен этим известием и сказал Кребсу, что, по всей видимости, это недоразумение. Вечером 22 апреля фюрер в моем присутствии сказал, мол, это даже хорошо, что Геринг в Берхтесгадене, – рейхсмаршал проведет переговоры лучше, чем он сам. В этот момент совершенно неожиданно для меня в трубке раздался вкрадчивый голос Бормана: «Помимо всего прочего, Геринг смещен и с поста имперского егермейстера…»

Ситуация была слишком серьезной, чтобы реагировать на это глумливое замечание, поэтому я промолчал. Теперь для меня окончательно прояснилась и причина вызова в рейхсканцелярию генерал—оберста фон Грейма: Гитлер решил назначить его преемником Геринга на посту главнокомандующего люфтваффе.

В ту страшную ночь я так и не смог сомкнуть глаз и уже не сомневался в том, что за кулисами этой грязной истории стоит Борман. В душной атмосфере рейхсканцелярии «серый кардинал» умело пользовался угнетенным состоянием духа фюрера и искусно плел интриги, как паук – паутину. Если Гитлер ищет смерти в Берлине, неужели он хочет дотянуться до Геринга из могилы и увлечь его за собой? Я решил встретиться с фюрером при любых обстоятельствах и вылететь в столицу не позднее вечера 26 апреля. Раз уж это удалось сделать фон Грейму, почему бы не попробовать и мне?

26 апреля в первой половине дня в штаб—квартиру ОКВ прибыл гросс—адмирал Дениц. Он отправил радиограмму Гиммлеру и от моего имени пригласил его в Ной—Рофен для обсуждения положения на фронтах. Я, Йодль и прибывшие господа не сомневались в том, что Гитлер будет продолжать упорствовать в своем желании остаться в Берлине, но нам следует предпринимать попытки вызволить его оттуда до тех пор, пока существует хоть маломальская возможность. Американцам так и не удалось форсировать Эльбу под Магдебургом, по крайней мере, особых приготовлений для этого они не предпринимали; позиции Шернера были достаточно прочны для того, чтобы командующий группой армий «Центр» мог проводить перегруппировку сил и даже перебросить несколько дивизий со своего южного фланга на северный – к Берлину. Мы пришли к единодушному и довольно парадоксальному выводу: насколько бесперспективно и катастрофично положение наших войск в целом, настолько не безнадежно оно на берлинском фронте. С тем мы и расстались…

Я был преисполнен решимости уже сегодня ночью поставить фюрера перед альтернативой: покинуть Берлин или передать командование Деницу (северное направление) и Кессельрингу (южное направление). Хотя в подчинении Кессельринга находился генерал—лейтенант Винтер из ОКВ, исполняющий обязанности начальника штаба группы армий «Италия», в создавшемся на фронтах положении обоим командующим требовалась большая самостоятельность и свобода маневра.

Вылететь в Берлин не удалось и на этот раз: по метеорологическим условиям полеты, а точнее посадка на шоссе, были невозможны и в эту ночь. Не только транспортники, но и истребители, и разведчики возвращались на свои базы. Из—за тумана и низкой облачности главный ориентир – Бранденбургские ворота – не удавалось обнаружить даже пилотам штурмовой авиации.

В этой ситуации я принял решение связаться с фюрером и предложить ему хотя бы разделить командные полномочия с вышеупомянутыми командующими. Гитлер отклонил мои предложения как необоснованные. Думать об этом преждевременно, по крайней мере до тех пор, пока русские не перерезали линии правительственной связи. Нецелесообразным, с его точки зрения, было мое предложение о подчинении Восточного фронта – групп армий Шернера, Рендулича и Лера – Кессельрингу. У него достаточно забот на западном театре. Оборону Берлина он возлагает на себя. Я должен позаботиться о снабжении берлинского гарнизона оружием, боеприпасами и продовольствием – большего он от меня не требует. Я не стал уговаривать его покинуть Берлин – да это и было бы бесполезной тратой времени.

Сразу же после отъезда Деница и Гиммлера я выехал на КП командующего группой армий «Висла» генерал—оберста Хайнрици. До сих пор оборона Берлина и общее командование одерским оборонительным фронтом находились в ведении генерала Кребса. Ранее оборона столицы находилась в компетенции группы армий, а в эти последние дни Гитлер назначил командующим Берлинским фронтом бывшего командира 58 танкового корпуса генерала артиллерии Хельмута Вейдлинга, который получал приказы непосредственно от него.

Несколько дней подряд Хайнрици настойчиво требовал подчинить ему танковую группу СС Штайнера и в особенности корпус Хольсте для прикрытия южного фланга. Йодль был категорически против, справедливо возражая Хайнрици, что не может обеспечить охранение его флангов за счет тылового прикрытия армии Венка. Около 13.00 я был на КП Хайнрици в лесу севернее Бойценбурга. Он и начальник его штаба генерал—майор Иво Тило фон Трота доложили обстановку, обострившуюся в результате прорыва русских севернее Штеттина. Резервов для того, чтобы отрезать ударную группировку от главных сил противника, у них не было. Я пообещал изучить вопрос и, возможно, оказать им посильную помощь. В очередной раз я отклонил просьбу о переподчинении им корпуса Хольсте, в свою очередь, потребовав подчинения группы армий «Висла» непосредственно ОКВ – с докладами о положении на КП «ОКВ—Норд» и пр. На том мы распрощались, если и не в полном согласии, то как старые боевые друзья.

Вечером позвонил Хайнрици, сообщил о резком ухудшении положения на участке русского прорыва и заклинал нас перебросить к нему хотя бы одну дивизию из состава танковой группы СС Штайнера. Коротко переговорив со Штайнером, удалось выяснить, что его единственный резерв – 7 танковая дивизия – находится на марше, однако непосредственно после прибытия обергруппенфюрер СС намеревался использовать ее на главном направлении удара. Мне было хорошо известно, какие надежды возлагает фюрер на прорыв танковых дивизий СС, поэтому решение отозвать 7 дивизию в резерв ОКВ далось мне не без внутренних колебаний. Ничего нельзя было сделать: в противном случае через 2–3 дня противник выйдет в тыл танковой группы СС и южного фланга группы армий «Висла».

В 04.00 27 апреля я выехал к обергруппенфюреру СС Штайнеру. Одновременно я собирался с его помощью найти штаб 7 танковой дивизии и обсудить возможность начала наступления на берлинском направлении ограниченными силами. Дивизия как в воду канула! Было выдвинуто предположение, что группа армий «перехватила» танкистов еще на марше, во всяком случае командир 7 дивизии так и не доложил Штайнеру о прибытии, кроме того, не было никаких танков и на указанном мной исходном рубеже развертывания.

Я возвращался на свой КП другой дорогой, размышляя о судьбе «исчезнувшей» дивизии. Где—то на полпути нам повстречались пехотный и артиллерийский штабы в конном строю. Я получил исчерпывающую информацию о местонахождении 7 танковой дивизии и подумал, что… меня хватит удар! Выяснилось, что южный фланг группы армий Хайнрици вторую ночь подряд без огневого соприкосновения с противником организованно отступает на запад и уже сегодня выйдет в район Фюрстенберга. Во всяком случае, они получили приказ развернуть артпозиции именно на том рубеже. Отступали и танкисты, которых так недоставало сейчас ослабленной группировке Штайнера…

В 08.00 я вернулся в Ной—Рофен, чтобы обсудить с Йодлем коренное изменение ситуации и положения штаб—квартиры ОКВ: не сегодня – завтра мы окажемся полностью беззащитными перед угрозой русского наступления. Я связался с Хайнрици и приказал ему прибыть в Нойбранденбург для встречи с командующим 3 танковой армией генералом танковых войск Хассо фон Мантойфелем. Затем, отдав необходимые распоряжения Йодлю, и сам выехал к месту запланированной встречи…

Беседа с Хайнрици в присутствии Мантойфеля состоялась во второй половине дня и проходила в нервозной обстановке. В жестких выражениях я высказал генералу все, что думаю по поводу совершенного им откровенного введения в заблуждение главнокомандования и несанкционированного отступления вверенных ему войск. Хайнрици объяснил отвод южного фланга группы армий оперативной необходимостью, присовокупив, что держит под строгим контролем как запланированное сокращение линии фронта, так и все перемещения и перегруппировку войск. В ответ я обрисовал ему ситуацию на фронте, сложившуюся в результате его самоуправства и самовольного отхода с позиции. В крайне тяжелом положении оказались не только Венк, Штайнер и Хольсте, но и резко ухудшилась оперативная обстановка в районах севернее и северо—западнее Берлина. Хайнрици пообещал не совершать опрометчивых шагов, следовать указаниям ОКВ и действовать впредь в рамках общей оборонительной концепции. Мы расстались внешне доброжелательно, а перед самым отъездом я еще раз напомнил ему о нашей старой боевой дружбе и данном им слове.

Я вернулся в лагерь уже затемно. Йодль доложил мне о резком ухудшении обстановки на южном фланге фронта – севернее Берлина. У меня состоялся продолжительный разговор с Кребсом, поскольку фюрер переадресовал меня к нему. Переговорить с самим Гитлером так и не удалось.[94]94
  В ночь с 28 на 29 апреля 1945 г. состоялось бракосочетание Адольфа Гитлера и Евы Браун. Утром 29.4 фюрер продиктовал своему секретарю фрау Гертруде Юнге два документа: политическое завещание и последнюю волю.


[Закрыть] Было очень плохо слышно – связь постоянно прерывалась и исчезала. Начальник службы связи вермахта генерал войск связи Праун разъяснил мне, что в настоящий момент все телефонные линии связи перерезаны и пока удается обеспечить только радиосвязь: связь осуществляется посредством приемо—передающего устройства, установленного на привязном аэростате вблизи нашего лагеря, и аналогичного ему устройства на берлинской радиобашне. Пока цела башня и не подбит наш аэростат, можно будет поддерживать связь с рейхсканцелярией. Кроме того, как и прежде, поддерживается связь с фюрербункером посредством коротковолновых радиопередатчиков.

Йодль предложил перенести наш КП на новое место не позднее следующего дня.[95]95
  Фактически эвакуация штаб—квартиры ОКВ в Доббин (Южный Мекленбург) началась 29.4.1945 в 19.00.


[Закрыть] Я был категорически против, поскольку не хотел без крайней на то нужды увеличивать и без того немалое расстояние между штаб—квартирами фюрера и ОКВ. Кроме того, мне бы не хотелось лишиться с таким трудом налаженной радиосвязи. Впрочем, буквально через несколько часов артиллеристы развернули позиции поблизости от нашего лагеря, и залпы тяжелых батарей положили конец моим сомнениям – похоже, наше пребывание в Ной—Рофене действительно подошло к концу. С наступлением темноты и до самого рассвета артиллеристы вели беспокоящий огонь по позициям противника. Тем временем Йодлю удалось связаться с бункером и переговорить с фюрером, который подтвердил мои распоряжения о незамедлительном прекращении отступления Хайнрици и приказал перейти в контрнаступление 7 танковой дивизии.

Примерно около полуночи позвонил генерал—оберст Хайнрици и заявил, что после нашей встречи ситуация на его участке фронта продолжает ухудшаться с каждым часом и он вынужден отдать приказ об отступлении группы армий. Я ответил ему, что не нахожу слов от возмущения и расцениваю его действия как неповиновение и невыполнение приказа. Хайнрици завопил в трубку, что в таком случае не желает нести или разделять ответственность за судьбу вверенных ему войск. Я заметил, что, по моему глубочайшему убеждению, он никогда и не был достоин столь высокого командного поста, и пусть он сию же минуту передает командование старшему офицеру.[96]96
  Первоначально на пост командующего группой армий «Висла» намечался генерал—оберст люфтваффе Карл Штудент, но в связи с невозможностью его немедленного прибытия 29.4.45 преемником генерал—оберста Хайнрици стал генерал пехоты Курт фон Типпельскирх, командующий 21 армией (бывшей 4 армией) в Восточной Пруссии.


[Закрыть] Далее я сказал, что сам сообщу фюреру о снятии его с должности, и повесил трубку. Йодль счел смещение Хайнрици вполне оправданным. Я отправил радиограмму в Берлин с сообщением об отставке командующего группой армий «Висла» и объяснением причин. Ночью пришел ответ Кребса с подтверждением получения текста радиограммы фюрером…

Новое правительство Деница

К утру 28 апреля[97]97
  Согласно проверенному и исправленному журналу боевых действий ОКВ базовой точкой отсчета для нижеописанных событий должно быть 29.4.45 г.


[Закрыть] гул артиллерийской канонады стал хорошо слышен в расположении нашего КП. Вместе с начальником службы связи Йодль завершил последние приготовления к эвакуации еще ночью. После переговоров с рейхсфюрером СС Гиммлером последний выразил готовность освободить для нас свой командный пункт в Мекленбурге. Мы выслали вперед спецкоманду для приема участка расквартирования и намеревались последовать вслед за нею. В ночь с 27 на 28 апреля хлынул сильный дождь, и мы были вынуждены опустить аэростат на землю, так что никакой связи с Берлином не было. Поднять его в воздух удалось только во второй половине дня 28.4, поскольку сильно отсырела и соответственно потяжелела оболочка.

Наш лагерь отстоял от линии фронта на каких—то 10 км. Прекрасный солнечный день и великолепная летная погода способствовали активизации вражеских ВВС – над нашим лагерем безостановочно кружили русские истребители и разведчики…

Как только связисты подняли аэростат в воздух, я сразу же связался с рейхсканцелярией. Со мной разговаривал генерал артиллерии Вейдлинг, бывший командующий одерским фронтом под Кюстрином. Тот самый генерал, который едва не стал жертвой интриг ведомства Гиммлера: Гитлеру доложили, что он и его штаб отступили в лагерь Дебериц, в то время как вверенные ему войска ведут кровопролитные бои между Одером и Берлином. Гитлер отдал приказ Кребсу немедленно арестовать и расстрелять «дезертира». К счастью, Вейдлинг узнал об этом, немедленно выехал в рейхсканцелярию и добился приема у фюрера. В результате фюрер отстранил прежнего командующего берлинским гарнизоном и назначил Вейдлинга комендантом «Большого Берлина», наделив неограниченными полномочиями и выказав полное доверие. Такими, с позволения сказать, «методами» СС дискредитировали армейских генералов перед Гитлером, болезненно реагировавшим на такого рода доносы. В случае с Вейдлингом только решительные действия самого генерала не дали свершиться неправедному суду.

После моей беседы с генералом Йодлю удалось связаться с фюрером – я слушал их разговор через наушники. Гитлер был само спокойствие и деловитость. После доклада оперативной обстановки он высказал желание переговорить со мной. Еще во время доклада в наушниках был слышен какой—то подозрительный шум, а вскоре связь и вовсе прервалась. Через несколько минут начальник службы связи доложил мне, что русские истребители сбили аэростат – резервного не имеется, телефонную радиосвязь восстановить не удастся.

Это малоприятное во всех отношениях донесение облегчило нам тем не менее принятие решения об экстренной эвакуации. На восстановление телефонной радиосвязи рассчитывать больше не приходилось, в свою очередь, наши радисты могли развернуть коротковолновые радиостанции практически на любом участке марша, поэтому можно было трогаться в путь сразу же после ужина. Я сожалел только о том, что мне так и не удалось переговорить с фюрером, хотя Йодль успел обсудить с ним самые важные вопросы. Мы отправили в Берлин радиограмму о смене места дислокации и попросили впредь радировать на наш новый КП, в расположение которого мы рассчитывали выйти к вечеру.

К полудню шум боя стал слышен еще отчетливее – сражение явно перемещалось в нашем направлении. Активизировалась и бомбардировочная авиация противника – русские бомбили узловой пункт Рейнсберг, а их штурмовики жгли отступающие автоколонны. Мы разбили личный состав ОКВ на маршевые группы и наметили отдельные маршруты движения для каждой из них. Йодль, я и несколько ближайших сотрудников покидали лагерь последними; накануне наши адъютанты провели рекогносцировку местности и нанесли на карту удобный маршрут следования: лесными дорогами, в обход забитых транспортом автострад. Мы выступили в 14.00,[98]98
  По уточненным данным (журнал боевых действий ОКВ), эвакуация штаб—квартиры ОКВ в Доббин состоялась 29.4.45 в 19.00.


[Закрыть] следом за нами – связисты и радиостанция. На следующий день связисты доложили: русские патрули появились в лесу примерно через час после нашего отъезда, когда они заканчивали демонтаж аппаратуры, поэтому им пришлось бросить автомашину связи и все телефонное имущество, а самим в срочном порядке ретироваться.

В этот по—настоящему весенний и солнечный день мы пробирались тайными лесными тропами в направлении Варена на встречу с генералом фон Типпельскирхом для обсуждения дальнейших действий его группы армий.

Типпельскирх решительно возражал против этого назначения, поэтому потребовался специальный приказ о введении его в новую должность. Попутно я объяснил, что уже вызвал из Голландии генерала Штудента, так что речь идет о временном исполнении служебных обязанностей. Типпельскирх сообщил, что его 21 армией временно командует группенфюрер СС Штайнер, а танковым корпусом СС – оберст генштаба Курт Фетт, офицер связи ОКВ. После того как я подробно ввел генерала в курс дела и обрисовал стоящий перед ним и его войсками круг задач, Типпельскирх попросил прикомандировать или назначить начальника его бывшего армейского штаба начальником штаба группы армий. Йодль с удовольствием согласился, памятуя о систематических конфликтах с фон Трота, так что я с легким сердцем освободил его от занимаемой должности.

Затем мы продолжили свой путь в Доббин – имение англо—британского «нефтяного короля», президента «Royal Dutch Shell Company» сэра Генри Детердинга. Перед смертью промышленный магнат, известный противник большевизма, предоставил имение в распоряжение имперского наместника и гауляйтера Мекленбурга Фридриха Хильдебрандта.

Около 21.00 мы прибыли в Доббин и застали там Гиммлера и его штаб. Рейхсфюрер собирался выехать на рассвете, так что в первую ночь всем нам пришлось испытать серьезные неудобства и ночевать в ужасной тесноте. Однако связь работала прекрасно, во всяком случае меня уже поджидала шифрограмма фюрера:

1. Каково положение группы армий «Висла»?

2. Как обстоят дела с наступлением Штайнера?

3. Что вам известно о судьбе 9 армии? (Нам не удается установить с ней связь.)

4. Каково местонахождение 12 армии Венка? Когда начнется наступление на потсдамском направлении?

5. Чем занимается и где находится корпус Хольсте?

За ужином мы обсудили с Йодлем возможные варианты ответов – первый из них я составил сам.

По—солдатски, без сглаживания и в полном соответствии с серьезностью создавшегося положения я доложил о безнадежности попыток освобождения Берлина. В результате отходного маневра левого крыла группы армий «Висла» на запад Штайнер не может развивать наступление на Берлин и вместе с корпусом Хольсте вынужден теперь обеспечивать тыловое прикрытие группы армий северо—западнее Берлина, активно противодействуя угрозе русского удара с тыла и полного окружения. 10.000 солдат и офицеров Буссе (без тяжелого оружия и техники) в ходе ожесточенных арьергардных боев пробились через лесные заставы русских и вышли в расположение 12 армии Венка на восточном фланге оборонительного фронта. О местонахождении главных сил 9 армии Теодора Буссе нам ничего не известно. Сам Венк не рассматривает пробившихся из окружения солдат в качестве неожиданного усиления своей армии, поскольку считает абсолютно безнадежными перспективы наступления в озерном дефиле южнее Потсдама. В заключение я написал:

«Считаю безнадежными попытки деблокировать Берлин и пробить коридор с западного направления. Предлагаю прорываться через Потсдам на соединение с Венком, во всех остальных случаях – незамедлительный вылет фюрера в Южную Германию. Ожидаю вашего решения».

Около полуночи в Доббин прибыл новый главнокомандующий люфтваффе фельдмаршал фон Грейм – с перебинтованной ногой, в остальном здоровый и невредимый. 28.4 Ханна Райч благополучно вылетела из осажденного Берлина и посадила самолет с Греймом на борту на аэродроме в Рехлине. Прямо оттуда он выехал ко мне на автомобиле, чтобы сообщить о последних событиях в рейхсканцелярии. Положение в Берлине крайне тяжелое и практически безнадежное. Геринг смещен. Фюрер настроен самым решительным образом, сохраняет хладнокровие и абсолютную невозмутимость. Несмотря на старую дружбу ему так и не удалось убедить фюрера покинуть столицу.[99]99
  Грейм стал самым молодым летчиком 1–й мировой войны, награжденным прусским орденом «За заслуги». В марте 1920 г, во время «Капповского путча», доставил в Берлин Адольфа Гитлера и поэта—националиста Дитриха Эккарта, которые намеревались баллотироваться в состав нового национального правительства.


[Закрыть] Он получил приказ связаться со мной и обсудить положение. 30.4 он вылетает в Берхтесгаден для вступления в должность главнокомандующего люфтваффе.

29 апреля мы провели в Доббине. Я надеялся получить ответ фюрера на отправленную шифрограмму. Из рейхсканцелярии пришло подтверждение получения радиограммы и… больше ничего. Видимо, это следовало понимать как отказ.

Уже на следующее утро, в 04.00, нам пришлось покинуть Доббин. Только несколько часов мне удалось полежать на белоснежных простынях и даже принять ванну.

Буквально за день до нашего приезда управляющий имением и его штат съехали, любезно предоставив нам свои служебные и личные помещения. Гофмейстер и домоправительница приложили немало стараний, чтобы обустроить к нашему приезду современное здание напротив старого дворца, переоборудованное в казарму для иностранных рабочих, и даже принесли несколько бутылок вина из коллекции Детердинга. Даже не сомневаюсь в том, что знаменитые винные погреба замка опустошили впоследствии русские…

Я назначил оперативное совещание на 30.4, на 10.00, в Висмаре, где со вчерашнего дня в бывших полковых казармах разместился наш объединенный рабочий штаб (ОКВ и ОКХ). Затем я принял в офицерском клубе генерала Штудента, только что прилетевшего из Голландии,[100]100
  Генерал—оберст Курт Штудент, командующий группой армий «X» на Западном фронте (с ноября 1944 по январь 1945 г.). С 10.4.45 по 28.4.45 г. – командующий парашютно—десантной армией.


[Закрыть] ввел его в курс дела и обсудил стоящие перед ним задачи, особо подчеркнув важность удержания балтийских портов для транспортных судов кригсмарине, прибывающих из Восточной Пруссии с войсками и беженцами на борту.

Штудент принял командование с искренним желанием навести порядок и пресечь ничем не обоснованную панику, очевидцами которой нам довелось стать на пути в Висмар. На дорогах, забитых бесконечными автоколоннами, «обозами 2–го разряда» и беженцами, нам подчас приходилось прибегать к самым решительным мерам, чтобы хоть чуть продвинуться вперед. Дважды нам пришлось спешно бросать машины и залегать в кювете – британские штурмовики на бреющем полете обстреливали колонны из всех видов бортового оружия – пулеметов и автоматических пушек. Часами мы едва плелись черепашьими темпами, стиснутые со всех сторон машинами, повозками и людьми. Вместо лоцмана нашу колонну «проводил» блестящий офицер полевой жандармерии в открытом автомобиле.

Во второй половине дня 30.4 все наши разрозненные «маршевые группы» постепенно собрались в Нойштадте – нашей новой штаб—квартире «ОКВ—Норд». Нам отвели рабочие помещения в казармах кригсмарине с прекрасно оборудованным узлом связи. Я надеялся встретиться здесь с гросс—адмиралом Деницем, но, к моему величайшему сожалению, он перенес свою штаб—квартиру в дом отдыха кригсмарине, в курортное местечко Плен, располагавшееся примерно в часе езды от нас. Обустроившись на новом месте, я выехал в адмиральский штаб.

Я прибыл как раз вовремя: Дениц проводил совещание с генерал—фельдмаршалом Бушем, командующим Северо—западным фронтом (от Киля до голландской границы). Там же я встретил и рейхсфюрера СС Гиммлера, который занимался тем, что в своей обычной манере искал «подходы» к гросс—адмиралу. Чего, собственно, он добивался, я не знаю. Видимо, старался держать нос по ветру и быть в курсе происходящих событий.

Вечером я встретил в Плене фельдмаршала фон Грейма и его личного пилота Ханну Райч. Он перенес вылет в Берхтесгаден еще на один день, чтобы обсудить с Деницем вопросы дальнейшего взаимодействия кригсмарине и люфтваффе. Ханна Райч рассказала мне, что Гитлер приказал расстрелять Германа Фегеляйна за то, что полицейский патруль арестовал его в ночном берлинском ресторане – пьяного и в гражданской одежде.[101]101
  Группенфюрер СС и генерал—лейтенант Ваффен СС Герман Фегеляйн, представитель рейхсфюрера СС Гиммлера в ставке фюрера, был женат на Грете Браун – сестре Евы Браун, метрессы Гитлера. Адольф Гитлер предполагал, что его свояк замешан в переговорах Гиммлера и представителя шведского Красного креста графа Бернадотта в Швейцарии, и заподозрил его в попытке бежать из Берлина, переодевшись в гражданскую одежду.


[Закрыть]

Мы с Деницем обсудили наше положение и пришли к единодушному выводу, что оно абсолютно безнадежно. Он показал мне радиограмму Бормана, согласно которой завещание фюрера вступило в силу и отныне он – преемник Гитлера на посту главы государства. Курьер уже в пути, он и доставит полный текст документа самолетом. Неожиданно я подумал о том, что сыграл свою роль в появлении этого документа. Наверное, моя шифрограмма фюреру из Доббина о безнадежности оперативно—стратегического положения стала тем катализатором, который и определил дальнейшую реакцию. Мы не сомневались, что битва за Берлин вступила в свою решающую и завершающую фазу, несмотря на более чем оптимистичные заверения фон Грейма о стабильности положения.

Я возвращался в Нойштадт, терзаемый мучительными сомнениями: вдруг я на самом деле сгустил краски, и моя радиограмма повлекла за собой череду больших и малых ошибок и неправильных выводов. В конце концов я пришел к выводу, что действовал сообразно моменту и не имел права на безответственное умаление грозящей опасности. По возвращении я поделился возникшими вдруг сомнениями с Йодлем. Он полностью поддержал меня, сказав, что, окажись он на моем месте, действовал бы точно так же.

В ночь на 1 мая 1945 г. Дениц пригласил меня в Плен к 08.00. Гросс—адмирал принял меня наедине и показал две новых радиограммы:

1. Радиограмму Геббельса со списком членов нового правительства и самим рейхсминистром пропаганды в качестве «рейхсканцлера». Она начиналась словами: «30 апреля безвременно ушедший от нас фюрер…»

2. Радиограмму Бормана о том, что события, оговоренные в особом порядке, наступили и Дениц назначается преемником фюрера.

Итак, свершилось, чему суждено… Судя по телеграмме Геббельса, фюрер покончил жизнь самоубийством – в противном случае он бы употребил иной оборот, чем «безвременно ушедший». До сих пор в Плене так и не появился курьер Бормана с текстом завещания.

Дениц сразу же заявил, что как новый глава государства он никому не позволит указывать или навязывать ему состав правительства. Я поддержал его позицию как в высшей степени справедливую и добавил, что расцениваю действия Геббельса и Бормана как попытку поставить его перед свершившимся фактом. Уже сегодня нужно составить воззвания к немецкому народу и вермахту. Приведение к присяге вооруженных сил в настоящих условиях невозможно. Я предложил формулировку: фюрер и рейхсканцлер назначил его своим преемником, следовательно, присяга, принесенная Гитлеру, действительна и по отношению к новому главе государства.

В первой половине дня в приемной Деница появился Гиммлер. Я сразу же обратил внимание на то, что в списке членов «кабинета Геббельса» его фамилия не фигурирует. Мне показалось, что рейхсфюрер считает само собой разумеющимся свое кооптирование в состав правительства Деница, поскольку он спросил меня, как относится к нему армия. Думаю, он метил не меньше чем на пост военного министра. Я ответил, что не даю подобного рода консультаций – лучше бы ему обговорить все вопросы с новым верховным главнокомандующим вермахтом. Затем добавил, что сам буду просить Деница об отставке сразу же после назначения новых главнокомандующих кригсмарине и люфтваффе.

Узнав о прибытии Гиммлера, гросс—адмирал вызвал меня для беседы наедине. Дениц прямо спросил, что я думаю об избрании Гиммлера в состав нового правительства. Я ответил, что расценил бы такое назначение как некорректное. Мы договорились оставить высказанное мнение между нами. Дениц сообщил мне, что хочет назначить графа Шверин фон Крозига, занимавшего пост министра финансов, своим первым советником и министром иностранных дел. С ним он намеревался обсудить и состав нового кабинета.

Полная и безоговорочная капитуляция

После того как был составлен текст радиообращения к немецкому народу и вермахту, я вернулся в Нойштадт. Мы обсудили с Йодлем богатый событиями день. Отныне нами владела одна мысль: закончить войну, и как можно быстрее – пока еще есть возможность эвакуации войск из Восточной Пруссии и спасения солдат и офицеров Восточной армии. Мы решили уже на следующий день обсудить этот вопрос с Деницем.

Мы только укрепились в правильности принятого нами решения, когда вечером 1 мая Дениц получил и зачитал в нашем присутствии пространную телефонограмму фельдмаршала Кессельринга о только что завершившейся капитуляции группы армий «Италия».

Далее Кессельринг добавил, что потрясен самоуправными действиями командующего группой армий «Ц» генерал—оберста фон Витингхоффа и его несанкционированной капитуляцией, однако принужден взять ответственность на себя. Итальянский фронт рухнул. Непосредственная угроза нависла и над группой армий «Балканы» генерал—оберста Лера. Никаких надежд на ее спасение не осталось.

2 мая я снова выехал в Плен. Дениц разделял точку зрения ОКВ о необходимости скорейшего прекращения военных действий на всех фронтах. Я предложил перевести штаб—квартиру «ОКВ—Норд» в Плен. Поскольку реальная необходимость сосредоточения и восстановления работоспособности высшего командования назрела уже давно, Дениц дал свое безусловное согласие. Однако разместиться на сравнительно небольшой территории дома отдыха кригсмарине наша штаб—квартира уже не могла, поэтому гросс—адмирал отдал приказ о немедленном перебазировании «ОКВ—Норд» во Фленсбург. Я вызвал в Плен генерала Йодля и адъютантов, в то время как наш штаб в полном составе последовал во Фленсбург форсированным маршем.