Текст книги "Знамена из Пепла (СИ)"

Автор книги: Виктория Шкиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Немного переждав в тупике, он уже собрался вернуться к площади с чанами, как вдруг земля под ним покачнулась. Чтобы не упасть он схватился за стену. Руки дрожали.

Он просто устал – подумалось Дарику. Он хотел сделать шаг и упал...

***

Город бурлил и клокотал, как закрытый крышкой котёл.

Убит улле-Эфеби!

Из уст в уста передавались самые невероятные сплетни. Подозревали тавантинов – извечных врагов, живущих за горами на Северо-Западе, коварных и жадных морейцев – продающих Алалу Души за деньги и, конечно же, салхитов, которым праведный улле мешал распространять свою ересь. Толпы разъярённых горожан свирепствовали на улицах и площадях, громили лавки мармаридских и тавантинских купцов. Очень быстро разнёсся слух, что убийца был переодет в сафуада. Шахских гвардейцев ловили на улицах, стаскивали с коней, избивали и срывали маски. Те не оставались в долгу. Лилась кровь, лежали убитые...

***

Адски болела раненная эльдаром щека. Дарик попробовал подняться, но руки были как из соломы. Его бил озноб, он трясся и мелко щёлкал зубами.

Почему так холодно?

Словно в полусне он видел какую-то женщину, склонившуюся над ним.

– Грустный маленький зяблик, не вовремя ты прилёг отдохнуть...

Дарик хмурился, пытался разглядеть лицо, но всё было как в мутной воде. Он почувствовал как она невесомо провела пальцами по его лбу и щекам. Ему стало лучше, зрение прояснилось, но лишь на миг. Он успел разглядеть чёрные пернатые крылья и провалился во тьму.

***

Он лежал на чём-то твёрдом, спина болела, его по-прежнему трясло, щека горела огнём. Кто-то разговаривал совсем рядом. Попытался прислушаться.

– ...Произойти следующей ночью. Теперь Гюлиму придётся менять свои планы.

– Он рассердится.

– В том числе и на нас…

У первого был густой громкий слегка гнусавый голос. Звучал он размеренно и даже немного властно. Второй, напортив, говорил напористо, быстро.

Ни тот ни другой были ему не знакомы.

Дарик попробовал раскрыть глаза.

Где он? Ночь или день? Темно… всё как в дыму…

Голову пронзила резкая боль. Он снова зажмурился, решив, просто слушать.

– Не понимаю,– говорил обладатель быстрого голоса и, кажется, говорил о Дарике.– Почему хозяин так приблизил к себе этого червя? Он всего лишь смертный, их – много! Чашу можно вручить другому.

– Кому? У тебя уже есть на примете подходящий кандидат? Может, вручить её Гарпии?

– Я ей не доверяю!

– Тогда может быть, ты сам возьмешь её?

– Ты же знаешь, что это не возможно!

– Не возможно,– подтвердил Гнусавый.– А потому не мели ерунды. Хозяин – суеверен. Он верит в удачу этого мхаза.

Дарику вдруг стало смешно. Он захохотал бы в голос, если бы мог. Он попытался улыбнуться, но силы снова покинули его.

***

В пустыне полно руин. Одни когда-то были построены эльдарами во времена Риенлисета, другие оставлены людьми. Стоящая посреди каменистой пустыни крепость Мааших-Кавыр в древние времена была крупным форпостом в южных владениях царя Саракаша. При строительстве Маашиха в камень вмуровывали живых пленников, дабы их духи вечно хранили зубчатые стены. Из неё отправлялись войска на покорение Офира и Бедзана, в неё же свозили награбленные сокровища. В ней же согласно преданиям, Марустаф Гюлимани бросил мумифицированные головы одиннадцати побеждённых им царей и цариц, когда узнал о свержении своего государя.

А потом и самому Гюлимани пришёл конец. Царство Саракаша распалось, а часть его земель прибрали к рукам соседние государства. Мааших-Кавыр остался ничейным. Забытый, заброшенный он стал добычей пустыни.

В последние годы, пастухи и кочевники, случайно оказывающиеся возле Маашиха, всё чаще стали рассказывать о зловещих тенях и призраках, о гарпиях, взлетающих с его башен, о демонах, частенько посещающих его по ночам и пригоняющих с собой длинные вереницы собранных Душ.

Но находились и те, кто соблазнялся легендами о сокровищах Маашиха. Сбиваясь в отряды, они отправлялись в руины. Никто из них не возвращался назад, увеличивая мрачную славу цитадели.

– Алал поселился в этих камнях! – шептали случайные путники, делая отвращающий знак из сжатого кулака с отогнутым средним пальцем. – Да пожрут их скорее пески!

А одиннадцать голов в царских венцах и коронах так и лежали глубоко в подземельях. Расставленные полукругом на постаментах, они взирали пустыми глазницами на резное деревянное кресло и на своего победителя в нем, и взгляд их казался злым и бессильным. Необыкновенно ярко горели масляные лампы, заливая всё вокруг чистым золотым сиянием.

Бесстыдно покачивая бёдрами, к Гюлиму приблизилась обнажённая женщина. Увидь её кто-то из пастухов или кочевников, то назвали бы её алья или абасса. Птичьи лапы, которыми заканчивались её стопы, цокали по камню изогнутыми когтями. В синих, раскосых глазах отражались язычки пламени. Она подошла со стороны спинки, наклонилась, полной грудью мазнув хафаша по впалой щеке. Унизанные цепочками и браслетами руки обвили его шею. Расправив сложенные за спиной чёрные крылья, она окутала ими кресло будто плащом. Смуглое лицо Гюлима изрезанное глубокими морщинами задумчивости, хранило сосредоточенное выражение. Крылатая недовольно вздохнула.

– Я обо всём позаботилась. Я немного подлечила твоего зяблика и отдала лекарям. Он в надёжных руках. Ты – доволен?

Гюлим молчал.

– Ты так уверен, что пророчество слепой ведьмы завязано на нём? – она снова вздохнула.– Стена – рухнет. Нигде не говорится, что именно твой мхаз обрушит стену. И о какой стене речь?

Гюлим молчал, продолжая смотреть на сморщенные головы в коронах.

– Или тебя заботит другая часть предсказания, где говорилось о предательстве? – вкрадчиво спросила абасса, силясь заметить перемены в его лице.

Перемен не было, но хафаш вдруг сказал.

– Я вижу в том мхазе огненные отблески великих потрясений, которые шагнут в этот мир. Что же до пророчеств, я не верю в их неодолимую силу. Какой от них толк, если всё предопределено?

Казалось, глаза абассы сверкнули. Или то просто отблеск лампад.

– Пророчества верны или же лживы,– она опустила голову, мазнув иссиня-чёрными волосами с вплетёнными перьями и украшениями по плечу.– Не вступив в войну – не вкусишь горечь поражения. Не повернувшись спиной – не познаешь предательства…

– К чему ты говоришь это? – красные глаза хафаша скосились на женщину и сощурились, он напрягся.– Уж не отговариваешь ли от задуманного?

– Отговорить? – печально поджав губы, абасса покачала головой.– Ты никогда не сойдешь с тропы сражения, а за твоей спиной всегда будет твоя тень. Слова слепой ведьмы лишь слова и только ты можешь превратить их в пророчество!

– И я это сделаю! – Гюлим выпрямился.– Мир узнает, какой приговор написан ему на моём мече. Я пройду весь Атраван из конца в конец, с Полуночи на Полдень и с Заката на Восход. Царство Саракаша восстанет вновь во славе своей. Умрет и сгорит все, что не покорится.

Абасса нахмурилась и отстранилась от него. Цокая по камню когтями, она подошла к постаменту с головами царей, вальяжно и властно опустила ручку с короткими, но острыми коготками на череп с иссохшими патлами. Сказала тихо.

– Покорятся тебе, Мустафа, но зачем тебе знамёна, давно обращённые в пепел? – и продолжала, видя, как меняется лицо Гюлима.– Прошедшее – прах. Оно неотличимо от песка под ногами. Царство Саракаша осталось позади, мёртвые владыки ушли в прошлое. Но ты – жив. И ты не меч в руках истлевших царей.

– Предлагаешь мне забыть о клятве?

Голос его звучал тихо и хрипло, будто выходил из лёгких мертвеца, но глаза засветились. В этом алом свете угадывалось пламя пожаров, в них горели города и целые царства.

– Будь осторожна. Я убивал за меньшую дерзость.

– И ты убьёшь меня? – она распахнула свой плащ из крыльев, представая в ослепительной наготе, подошла ближе, покрутила плечиком, будто дразня.– Обескровишь?

Лёгкая улыбка скользнула по полным губам абассы и тут же истаяла. Она знала, как опасна её кровь для хафаша.

– Мы живы, пока мы помним. Мы строим настоящее на костях прошлого, а не возрождаем его. Ты – настоящее, Мустафа! Или мне называть тебя Марустаф?! Ты сделал большее для своего владыки, чем сделали все слуги ушедших царей! Разве ты не достоин большего?

Несколько долгих ударов в сердце он смотрел на неё, потом хлопнул по подлокотнику кресла рукой. Посыпалась мелкая пыль, дерево жалобно затрещало. Он поднялся, выпрямился во всём своём мрачном величии и богатырском росте.

– Я создан для сокрушения людей и народов, вставших у меня на пути! И я беру себе то, что мне больше по нраву! Править камнями и песками, бить плетью рабов и собирать подати...– его белые зубы обнажились в брезгливом оскале.– Избавь меня Ночь от такого!

– Тогда подчини себе и землю за песками и камнями, сокруши их царей! Ты не погонщик рабов и не сборщик податей. Ты вырвал себе власть и только тебе носить венец из костей поверженных!

Абасса прильнула к нему, прижала узенькие ладони к широкой груди. Добавило тихо, заглядывая в глаза снизу вверх, пытаясь прочесть по ним его мысли.

– Только не делай Войну своей невестой. Она предаст тебя, как предала когда-то, разбив сердце копьём твоего врага...

– Лиллис…– впервые за весь разговор Гюлим назвал абассу по имени, его пальцы впились в её подбородок, он наклонился к её лицу так близко, что чувствовал её горячее живое дыхание.– Орел не станет сидеть в гнезде всю свою жизнь. Он должен взвиваться за облака, чтобы ринуться на добычу…

Она прикрыла глаза. Его ноздри раздулись, затрепетали, ловя её запах…

Лёгкий шорох у входа заставил его обернуться. В десятке шагов, в дверном проёме стоял слуга. Хафаш, но из младших, прошедший обращение совсем недавно, что выдавала мертвенно бледная кожа. С явной неохотой Гюлим разжал пальцы, освобождая абассу.

– Хозяин,– слуга согнулся в низком поклоне.– Мургу Мулфак ждёт.

***

– Наглис, эламеи, абассы, хафаши из кланов Меча, Чаши и Красной Луны,– гнусаво проговорил Мургу Мулфак, растягивая слова.– Изгои, спесивицы, шакалы пустыни. К чему вам этот сброд?

Мургу Мулфак был хафашем, проклятым мертвецом, пьющим кровь у живых. В прошлом воин, как всё окружение Гюлима, ныне шпион, играющий роль купца, или купец, занимающийся шпионажем – трудно сказать, что ему ближе. Выглядел он в соответствии с образом. Халат из золотистой парчи, пёстрый шелковый тюрбан, грудь, сверкающая золотыми украшениями. В унизанных перстнями пальцах сухо постукивали янтарные чётки. Ростом Мургу (если без тюрбана) едва доставал макушкой до луки седла. Обладал непомерным упорством и целеустремлённостью, с которыми опровергал миф, что хафаши не могут толстеть. Выглядел он впрочем, не толстым, а отёкшим, но желающих с ним спорить не находилось.

– Сотня воинов,– обронил Гюлим.– Пусть даже слепленных из помёта, но под рукой, лучше сотни воинов из железа, но далеко.

– Это значит,– протянул Мургу, словно пробовал слова на вкус и, судя по кислой мине, он ему не понравился.– Вы твёрдо решили начать войну…

– Разумеется! Ты, я вижу, этому не рад?

Шутливый тон вопроса не мог обмануть Мургу, ясно почуявшего угрозу. Он облизнул полные губы, спросил:

– Но с чем? Как они будут воевать? Во всём мире не найдётся вещи способной их объединить, не говоря уж о том, чтоб заставить сражаться за что-то кроме своих шкур.

– Эти твари преклоняются перед Силой. И я покажу им её!

Наступила пауза, шпион и купец таращил на Гюлима глаза, словно о чём-то раздумывал. Наконец он решился.

– Я верный ваш раб и я спрашиваю себя, на что надеется мой повелитель? Я знаю, он собирает войско мертвецов, опустошая кишлаки и перехватывая караваны. Но что несколько тысяч зайданов[2] против сотен тысяч воинов шаха? Может план моего повелителя зиждется на Пиале Жизни? Но она у полукровки мхаза, а он…

– Раб достаточно давно служит повелителю,– холодно оборвал Гюлим.– Ему пора бы запомнить, что у повелителя всегда имеется запасной план. Иди, Мургу, выполняй приказание.

[1] Ангел

[2] Оживленные и управляемые магией мертвецы

Глава 18. Работа для осла

Растянутая вереница всадников и гружённых поклажей верблюдов медленно ползла по дороге. Надуваемый с моря ветер надувал парусами жёлтые плащи сафуадов, трепал вымпелы на копьях эльвенорских воинов. Едущие позади кавалькады воины эмира распевали песню – тягучую и, донельзя, заунывную. Певунами их наградил Бабек-Мирза ещё в Шандааре, где они останавливались для отдыха.

На этот раз они разместились во дворце самого правителя. Митру и Феранору пришлось посетить несколько званных обедов, где любопытный эмир пытался выспросить их о походе. Как понял Феранор, их истинная цель осталась для него тайной.

***

– Вы, конечно же, ловили Чёрного Ястреба, да покарает Алуит эту безбожницу и блудницу! – эхо голоса Бабек-Мирзы отражалось от округлого потолка, расписанного изречениями двенадцати Пророков и цитатами из Хтабанса.– Хвала Всевышнему, что Саффир-Шах – да будет вечно благословенно имя его! – снизошёл к мольбам вернейшего своего слуги, прислав сафуадов, с Молодым Львом во главе! Теперь, караванщики идущие из Шандаары в Альмадин и обратно неустанно благодарят Алуита за избавление!

– Алуит – свидетель, вы воздаёте мне незаслуженные почести, Бабек-Мирза,– ровно отвечал Митр.– Злодейка оказалась изворотлива для меня...

Феранор скромно помалкивал, слушая беседу эмира и царевича через персонального толмача – Бальфура. К этому времени тот почти оправился от ран и лишь немного прихрамывал.

– Я счастливый человек, потому что при жизни узнал, что великую доблесть Молодого Льва превышает только его скромность! – подольститься эмир и захлопал в ладоши.

Это было не проявление восторга, как вначале решил Феранор, а всего лишь вызов слуг. Двери распахнулись и в зал, где изволил принимать дорогих костей Бабек-Мирза, вошло полдесятка красивых девочек, одетых в рубахи и шаровары, вырывающие глаз своей яркостью. Они несли широкие подносы на которых стояли полные кушаний блюда, в основном фрукты и сладости.

Чтобы соблюсти этикет эмир трижды предложил гостям отведать угощения сделав это быстро и скороговоркой. Феранору натерпелось узнать, что-нибудь о Сагмире.

– А что слышно о самой разбойнице? – спросил он через Бальфура.

Бабек-Мирза с удовольствием подхватил эту тему. Из его короткого, но пресыщенного льстивыми и высокопарными фразами рассказа Феранор узнал, что банда Чёрного Ястреба прекратила существование.

– Говорят, её зарезали собственные головорезы,– не без злорадство добавил эмир.

«Жаль»,– подумал Феранор совершенно неожиданно для себя.

Он даже пропустил объявленный по этому поводу тост.

– А скажите мне, почтенный Бабек,– осушив чашу до дна проговорил Митр.—Возвращаясь обратно мы наткнулись на пустой кишлак где нашли безглазые трупы. Как водится, мой проводник винил во всём демонов пустыни и чёрное колдовство. Не доходили ли до вас слухи, кто мог совершить это злодейство?

– Мне доводилось слышать об этом,– грустно качнул тот высокой чалмой и вздохнул.– Из нескольких кишлаков вдруг пропали все жители. Думаю, это проделки Чёрного Ястреба или других разбойников. Пустыня ведь рядом, а среди бохмитов находятся отступники, которые, забыв о том, чему учили Пророки, грабят и угоняют в рабство правоверных, будто какой-то скот. Им очень нравится, что дремучая чернь списывает их дела на злых духов!

***

В Шандааре они провели три дня. На прощанье эмир предложил выделить им эскорт и Митр предложение милостиво принял. До Шагристана им пылить десять дней, а перемётные сумки полны золота.

Город они увидели к полудню.

– Виндолин![1] – выдохнул Феранор.

За кольцом городских стен, занимавших половину горизонта, бугрились коробки домов. В промежутках, между цветными крышами бетелей и вонзающимися в небеса иглами минаретов, сверкала морская гладь.

Почти две луны прошло с того дня, когда сводный отряд людей и эльдар тихо и без помпы покидал царский город. Тихо и буднично они возвращались.

В воротах им неожиданно преградили дорогу. Десяток солдат, с маленькими круглыми щитами и в кольчужной броне с зерцалами, угрожающе наставили на них копья.

– Шах-нами…– вперёд вышел начальник ворот, взглянул Митру в лицо, согнулся, скрещивая руки на животе.

Он что-то быстро заговорил на высоких гортанных звуках. Царевич ответил, после чего бросил пару слов своим воинам. Два сафуада неохотно подняли маски-забрала, открывая лица. Только после этого привратник дал знак своим воинам и пропустить их.

Феранору эта сцена не понравилась.

– О чём они говорили? – наклонился он к Бальфуру.

– В городе убили какого-то проповедника и стража требовала от сафуадов показать лица,– пояснил тот.– Указ шаха такой.

Митр услышал их перешёптывание. Обернулся.

– Убит улле-Эфебби. Два дня назад в собственном доме. Злодей пробрался к нему в одежде сафуада, скрывая лицо под маской.

– Тому были свидетели? – спросил Феранор скорее из вежливости, чем действительно желая это узнать.

– Подробностей не знаю. Но раз говорят, то да.

– А этот улле... или как его там?.. Он такая важная персона?

– Он – проповедник, духовный отец и наставник всего Шагристана.

– И его никто не охранял?

– Он никогда не держал охраны. Его дом был всегда открыт для правоверных желающих получить совет. Там постоянно полно народу.

– И кто это мог сделать?

– Алуит! Кто кроме салхитских ассасинов может пойти на такую дерзость?!

Некоторое время они ехали молча. На центральной улице колонна попала в плотную толпу горожан. Обычно почтительные при виде жёлтых плащей, они не спешили уступать всадникам дорогу, глядели зло и угрюмо, будто искали повод для драки.

– Только я не пойму,– нарушил молчание Митр.– Какая салхитам выгода в его смерти? Эфебби, да упокоится он с миром, был одним из немногих кто призывал правоверных к миру друг с другом. Теперь люди будут больше слушать тех, кто жаждет новой войны с отступническим Севером. В городах начнутся погромы и расправы над салхитами. Нет, такое точно не в их интересах!

Кавалькада выбралась на площадь, где ненадолго остановилась.

– Настала пора прощаться, Феран-ока.

Командиры обнялись. Простые сафуады и уланы прощались не менее сердечно. Трясли кулаками, уверяли в дружбе и клялись не поднимать друг на друга оружия коли изменчивая Судьба сведёт их на поле боя.

На площади дороги их разошлись. Люди направились к шахскому дворцу, эльдары повернули к посольству.

***

У раскрытых ворот кавалькаду встречало два эльдара часовых и низенький гвармол в украшенной гербом котте, одетой прямо на голое тельце.

– С возвращением, хеир Мистериорн,– пропищал он, низко кланяясь.– Хейри Даемара ждут вас с докладом. Просили не мешкать.

– Волшебница? – уточнил Феранор.– Не Сандар?

– Никак нет.

Даемара ждала его в той же комнате, что и в прошлый раз. Феранор отметил, что с той поры она стала более обжитой и уютной. Вьющиеся растения у окон разрослись, оплели всю раму и подоконник. Под ногами шуршал ворсистый ковёр. На столе, задрав длинный нос, исходил паром кунган покрытый чеканкой. Одуряюще пахло имбирём – у Феранора невольно навернулись на глаза слёзы.

Сегодня волшебница нарядилась в платье из струящегося шёлка в тон глазам цвета лесной листвы. Плотно обтягивающий тело лиф переходил в пышную юбку с шлейфом. Феранор поклонился, скользнув глазами по вырезу декольте и мысленно облизнуться.

– С возвращением, хеир,– приветствовала она его.– Счастлива, что вы вернулись живым и здоровым. Я следила за вами и в курсе некоторых ваших злоключений.

– Следила через магверит,– пояснила она, после небольшой паузы.– Не всё время конечно. Но видела как вы рисковали собой спасая рядового улана и как страдали от жажды в пустыне. К моему величайшему горю на таком расстоянии я могла лишь пассивно наблюдать, не имея возможности вам помочь.

Феранор кашлянул.

– Может,– протянул он.– Тогда мне и нет смысла рассказывать? Вы знаете о походе всё…

– Не всё. Например, я не знаю того, что произошло в подземельях. Где лорд Лаккэнан и остальные эльдары?

Даемара не прерывая, выслушала рассказ. Когда Феранор коснулся гибели Лаккэнана, губы её едва заметно дрогнули, а пальцы стиснули в манжеты. Стиснули и тут же разжались.

– Он всегда был слишком горяч,– она вздохнула, прошлась по комнате, шурша шлейфом, уселась в кресло и прикрыла глаза.– Этот поход должен был стать трамплином в его карьере. Да обретёт он счастье в Хайлаэнэ. Что было дальше?

Дальше, минуя похороны, Феранор вкратце поведал о обратной дороге. Упомянул и о безлюдном селении с безглазыми трупами.

– Это я видела,– прервала она, не раскрывая глаз.– Пусть меня не было рядом, но даже через магверит я чувствовала чёрную магию, повисшую над тем местом. Сами не ведая, вы привезли мне очень важные вести, хеир.

На этом рассказ Феранора закончился и он посчитал, что настал его черёд задавать вопросы.

– Где лорд Сандар?

– В банях Таллаки,– ответила Даемара.– Веселится, со своим новым другом. Я отправила за ним гонца.

– У меня тоже есть, что вам рассказать,– продолжала она тем же тоном.– Но об этом чуть позже. Сперва, отдохните, хеир.

***

Несколько десятков улан выстроились во внутреннем дворе, перед водоёмом. При полном параде. Дружно громыхнули щиты, взлетели в салюте наконечники копий. Исполнявший обязанности командира Гвендиэр Вей шагнул вперёд, отсалютовал.

– Конвойный отряд построен! – молодцевато доложил он.– Четверо несут караул. Четверо находятся на выполнении задания. Раненный нет. Происшествий нет. Провинившихся нет. Докладывает авастджалин Гвендиэр Вэй!

– Молодцы,– Феранор даже немного прижмурился от удовольствия, будто вновь на родной заставе.– Только почему провинившихся нет? А о Каэльдаре забыли совсем? Хе-хе… впрочем, пора бы его уже выпустить...

– Знаменосец Каэльдар отпущен из-под ареста четырнадцать дней назад,– сообщил авастджалин.– Приказ волшебницы Даемары. Он и ещё трое улан выполняют её поручение.

Феранор обернулся, метнул пылающий взгляд на распахнутые окна волшебницы. Первым порывом было броситься туда, ворваться и потребовать у эльдарки ответа, по какому праву она вмешивается в его дела, но ровно через один удар сердца капитан взял себя в руки. Сухо поблагодарил Гвендира и разрешил отряду разойтись.

День был жарким и душным. Рабы таскали воду из колодца и поливали полы, чтобы хоть немного освежить воздух. Вернулся отправленный за Сандаром раб, без посла, но с известием, что тот будет ждать героев похода в Таллакских Банях.

– Я не пойду! – отказался Агаолайт, услышав о приглашении.– Хватит с меня бань. Да ещё с Сандаром...

– Вы же родня.

– Родня не обязана любить друг друга.

– А я схожу, если пустят! – решил Дайгон.– Никогда не бывал в атраванских банях. Говорят, Таллаки лучшие среди них.

Бальфур мотал головой, прятался за Агаолайта и всячески пытался увильнуть от приглашения, ссылаясь на незажившие раны, которым могут быть вредны горячие камни и водяной пар.

– Не городи ерунды,– отмели его возражения.– В банях Таллаки есть массажистки. Полчаса под их ручками и ты будешь как новый! А если сделаешь им хороший подарок, то можешь рассчитывать не только на массаж, но и…

Фразу не договаривали, обрывая её многозначительным подмигиванием от которого щёки Бальфура залило карминовой краской.

– Идешь с нами, Бальфур,– приказал Феранор.– Выбери самую красивую массажистку и потеряй уже девственность.

Бальфур совсем стал пунцовым.

– Что же я подарю? Я даже без денег...

– Какой-нибудь трофей из сокровищницы,– подсказал Феранор.– Ты ничего не взял? Нет?! Ну и не страшно. У меня есть оттуда пара вещиц. Не думаю, что рабыни в банях слишком уж требовательны...

Поход был назначен на поздний вечер, когда на крепостной стене меняется стража и бьёт в большой медный гонг. Но перед этим капитану предстояло ещё раз поговорить с Даемарой...

***

Был самый зной, потому окна в комнате чародейки были распахнуты настежь. Залетающий с улицы ветерок приносил гнусную вонь сточной канавы. На подоконнике в вазе, благоухали свежие листья мяты.

Сама комната напоминала мастерскую книжника. На столе, на стульях и скамейке, на полу и тахте лежали разложенные жёлтые пергаментные листы в которых легко узнавалась амаэльская летопись. Волшебница перебирала пожелтевшие листы летописи, изучала содержимое и раскладывая их по порядку. В этом ей помогали два гвармола.

– Я думала, вы отложите разговор до завтра,– волшебница отложила в сторону листы.

– Ожидание – худшая вещь из известного мне,– ответил ей Феранор.– Не люблю что-то затягивать. Впрочем, если я не вовремя, то…

– Можете остаться,– разрешила Даемара.– Я как раз занимаюсь летописью.

Вы не слишком-то бережно с ней обращались. На одном листе отсутствует часть текста, а то, что осталось – не читаемо из-за крови.

– Там был бой,– быстро оправдался Феранор.

– Понятно,– волшебница слегка прищурила зелёные глаза.– Оставьте нас.

Последняя фраза предназначалась гвармолам. Оба уродца в то же мгновенье исчезли.

– Где Каэльдар?

– Я знала, что спросите,– она стянула с рук тонкие шёлковые перчатки, небрежно бросила их на стол.– Вас не было больше месяца, а у меня было срочное поручение, которое я могла доверить лишь кому-то из командиров. Гвендияр командовал охраной и мой выбор пал на единственного, кто сидел без дела.

– Он сидел не без дела, а под арестом,– поправил капитан ворчливо.

– Вы сердитесь?

– Нет,– сказал Феранор почти не соврав, поджал губы, немного помедлил.– Полагаю, я вряд ли узнаю какое-такое важное поручение выполняет мой знаменосец, но хочу верить, что оно довольно серьёзно.

– Правильно полагаете,– Даемара взглянула на него из-под чёрных ресниц.– Это не от недоверия к вам. Чем меньше вы знаете, тем лучше выполните свою работу. Теперь поговорим о вас. Присядьте, хеир, мой рассказ будет долгим...

Рассказ и правда получился долгим и обстоятельным. Феранор без удивления восприняв новость о принадлежности напавших на него в Фарродене убийц к Эрандилам. Несостоявшийся тесть обещал ему неприятности. Правда, как-то не вязалось это с его уровнем, скорее здесь постарался сын Эрандила. Как там его звали… Тайлас, кажется…

Даемара перешла ко второй части рассказа. Вероятно, что-то промелькнуло в его взгляде, потому что волшебница вдруг замолчала.

– Продолжайте, хейри,– напряжённо подбодрил он её.– В Эльвеноре меня закуют в цепи. Интересно знать, почему.

– Вы, в Приграничье, счастливы, раз не знаете, что интриги внутри Домов безжалостнее, чем между Домами,– мягко сказала она.– Вы влезли в них, объявив о желании претендовать на большее чем готовы вам дать. С вами расправились, изгнали без права вернуться.

Он не ответил, смотрел на неё, кусая губу.

– Вы знаете кто такой лорд Диран?– спросила она, дав ему время подумать.– Диран лорд Иллинол.

– Хранитель Покоя.

– И глава моего Дома. Наш Дом презирают, зовут не «волками», а цепными псами за ту работу, что мы делаем для «фениксов». Однако это не уменьшает положение лорда Иллинола. Он один из самых влиятельных эльдар после самой Владычицы.

– К чему вы это говорите?

– К тому, что наш Дом тоже изгнанник, но сейчас об этом никто не вспоминает. А всё благодаря уму лорда Дирана…

Её прервал истошный прерывистый вопль, донёсшийся с улицы – так орать мог только осёл, которого тянут за хвост. Феранор посмотрел в окно. Его предположение оказалось верным. У края сточной канавы топтался нагружённый корзинами осёл. Он орал и упирался всеми четырьмя ногами, а мальчик бедин, в чалме и грязных шароварах, тянул за повод, безуспешно пытаясь сдвинуть упрямое существо с места.

– Это сын солевара,– сказала, выглянув в окно, Даемара.– Каждый день в одно и то же время возит на рынок товар.

Она хмыкнула, метнула на Феранора быстрый взгляд из-под чёрных ресниц.

– Мальчик, корзины, осёл… как думаете, капитан, что для солевара здесь самое ценное?

– Корзины,– предположил капитан.

– Ошибаетесь,– Даемара мимолётно улыбнулась.– Ослик! Этот неказистый зверёк с заячьими ушками и смешным хвостом с кисточкой. Он возит те семь пудов[2] соли, которые мальчишка продаёт за шесть сотен номисм медью – это меньше одной нашей луны,[3] но для семьи солевара – огромные деньги. Осёл может показывать свой упрямый норов сколько захочет – мальчик не тронет его пальцем. Если с ним что-то случится, эти семь пудов таскать будет некому. Чтобы купить нового, солевару придётся продать и жену и сына. Как видите, самая неказистая роль оказывается самой незаменимой.

– Надо понимать, в нашей истории вы – солевар?

– Снова ошибаетесь. Солевар в этой истории только лорд Диран и своих осликов он никому в обиду не даст.

– Вы – шпионка, верно?

– В некотором роде...– волшебница мимолётно поморщилась, словно куснула лимон.– Но не называй меня так. Я не люблю этого слова. От него за ланготэ несёт подлостью, подкупом и изменой.

– А разве это неправда?

– В отношении меня – нет. Я не даю клятв, которые мне пришлось бы нарушить, не соблазнялась золотом.

– Но подкупаете других! – уличил Феранор.– Как, например, меня.

– Если кто-то желает продать секрет, то где позор, если мой кошелёк оказывается рядом? И разве я вас толкаю к измене? Совсем нет!

– Простите мою солдатскую прямоту,– с чувством произнёс капитан, поднимаясь с кресла.– Но я не верю в то, что копаясь в дерьме можно сохранить непорочную чистоту белых перчаток. Не знаю, для каких целей вы пытаетесь меня обмануть, но со мной это не пройдёт. Во-первых, Сандар мой друг и не станет мне лгать. Во-вторых, я сам видел печать на указе! И, в-третьих, я не поверю, что лорд Эрандил настолько бесстыден, что вмешает политику Эльвенора в свои семейные проблемы.

– Вы не верите и не доверяете мне,– вздохнулаона, тоже вынужденно поднимаясь. – А ведь я искренне хочу помочь! Вы топчитесь по моему самолюбию, вместо того чтоб взять за труд и немного подумать. Для Высоких Лордов дела семьи неотделимы от Эльвенора. А Сандар… Допускаю, что он вполне искренен, в своих обещаниях и может не знать всей правды, но догадываться должен. Не верите мне – проверьте его. В порту у причала стоит торговец под флагом лорда Беренеля. Попросите отпустить вас домой на этом корабле.

– Всего хорошего, хейри!

***

Бани Таллаки Феранору понравились. Очень даже весьма. Внутри чисто. Светло. Несколько бассейнов с горячей и холодной водой; стены покрыты росписями и картинами; на полу мозаичная плитка; под потолком клетки с певчими птицами. А главное кругом красивые рабыни, массажистки и мойщицы, а не просто опоясанный фартуком банщик!

Сандар встретил их в зале с бассейном в банном полотенце вокруг бёдер. Стоит ли говорить, что кроме полотенца на нём не было ничего?

На низком каменном столике стояли подносы с фруктами и сладостями, манили запотевшими боками высокие кувшины с вином.

– Рад видеть тебя, мой друг! – он заключил Феранора в объятия, дыхнул в лицо неописуемым амбрэ из винного перегара и кальянных смесей.– А это с тобой самые отличившиеся или…