Текст книги "Знамена из Пепла (СИ)"

Автор книги: Виктория Шкиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Глава 16. Отсылка к прошлому

Со стороны пустыни дул сухой жаркий ветер, но Дарик стучал зубами и кутался в плащ не в силах согреться. Пальцы занемели, уши не ощущались вовсе. Не исключено, что отвалились где-нибудь по дороге. Накалившаяся на морозе маска жгла кончик носа, но приходилось терпеть. Перед ним были врата Шагристана.

Трудно было поверить, что только утром он ещё находился в окрестностях Аль-Амаля, но за несколько часов преодолел расстояние, которое караван проходит за месяц. Для этого ему пришлось воспользоваться дорогой, о которой не знал ни один купец Атравана.

Гюлим называл её Мардакан – Тропой Мертвецов, предпольем Периферии, порождённым сосредоточением Нижних колдовских энергий. Мардаканом пользовались духи и призраки, чтобы исчезая в одном месте, в то же мгновение появиться за сотни фарсангов в другом.

«Пройдут годы, прежде чем я научусь проходить через него без охраны,– подумал Дарик, проезжая вдоль вереницы возов, вьюченных ослов и верблюдов образованной купцами и ремесленниками желающими попасть в Шагристан.– Эти унылые затянутые туманом равнины, ледяные ветра, а обитатели… Не будь рядом Гюлима, меня разорвали бы вместе с конём!»

Простонародье проворно убиралось с пути, замечая его синий плащ и кафтан. Расступилась, почтительно кланяясь, стража в арке ворот. Никому и в голову не пришло, что под золотой маской сафуада, горделиво сидящего на коне, скрывается самозванец.

Дарик ехал по утопающим в тени пальм улицам, пока ещё малолюдным. Если верить сказкам, то на них можно встретить кого угодно, начиная от ведомого на утренний водопой слона и заканчивая настоящим волшебником. А если пройтись по духанам, то можно нарваться и на хафаша, готового… хе-хе…изменить твою жизнь. Не встреться ему Гюлим, он был бы уже на половине пути в Офир…

«Что я здесь делаю?» – спросил вдруг у себя Дарик.

«Настало время сделать свой выбор,– тут же ответил ему внутренний голос с интонацией Гюлима.– или Судьба опят решит всё за тебя!»

Однажды он уже стоял перед подобным выбором и, как ему казалось, сделал его, но жизнь совершает оборот и вот он снова стоит перед ним. Почему?

– Одна жертва,– пробормотал Дарик себе под нос.– Одна единственная жизнь…

Он повернул коня, уходя с большой улицы вглубь переулков. Место, куда он стремился, находилась не далеко от Храмовой Площади. Верхом, по заполненным улицам это почти час езды. Есть время хорошенько обдумать, как справляться с заданием, но мысли его упорно возвращались к событиям восьмилетней давности.

Времечко было весёлое, шла война. Атраванцы мазариты, с упоением резали атраванцев салхитов, те, понятно, в долгу не оставались. Война влекла тысячи авантюристов и любителей наживы из Тавантинской империи, Турл-Титла, Гордланда, Нурастана. Особенно много их пришло из Орокрайна.

Орочьи вожди нанимались на службу с собственными дружинами. Дарик – тогда ещё семнадцатилетний юнец – оказался в одной из таких. Его вождём был гыркхан Вязгар по прозвищу Булава. Их включили в войско Маяг-Мирзы и отправили воевать в Центральной и Северной Хаммадии, против поддерживающих салхитов племён балов и азрабеев.

Первая и последняя их крупная битва произошла у крепости Кудс, в местечке, называемом Могильная Гора. Дарик помнил там каждый камень. Стоило прикрыть глаза и он снова видел узкую вытянутую на несколько десятков стрелищ[1] каменистую равнину, разрезанную вдоль лентой дороги, огибающую одинокий курган с останками мавзолея. Кругом отвесные скалы, крутые склоны, вершины.

Восемь лет назад войско шаха окружило на Могильной горе несколько тысяч салхитов под предводительством знаменитого Аллу-Шах-Аккуда, известного так же как аль Харра.[2] Штурм длился весь день. Атака за атакой, волна за волной, пехота карабкалась по крутым склонам. Густо летели стрелы, сыпались камни. Убитые и раненные скатывались вниз, образуя под склоном настоящий вал. Лёгкие жгло от раскалённой каменной пыли. Воздух разрывал грохот труб, звон стали и визг раненных лошадей.

Ночь укрыла ущелье, крепость и гору и битва стихла сама по себе. К салхитам, отправились мазаритские послы, с предложением сдаться. Маяг-Мирза обещал с милостью отнестись к пленным, если войско Аккуда сложит оружие, а сам он отдаст себя в руки мирзы, для отправки в столицу с последующим усекновением головы. В противном случае мирза обещал перебить всех, а с тех, кто посмеет выжить – посадит на кол, сдерёт кожу и будет поочерёдно поливать солёной водой и смолой. Аккуд ответил, что ему нужно подумать. Голова у него одна и расставаться с ней жалко. Маяг-Мирза дал время до рассвета, но потребовал от «Лиса Пустыни» гарантий, что он не воспользуется передышкой и не нападёт на него ночью. Гарантией стал заложник – единственный сын Шах-Аккуда.

***

Рассвет Дарик встречал в доспехах, с копьём и щитом, стоя в рядах сородичей. Солнце золотило каменный бруствер на вершине горы. Надувающий ветерок трепал пробитое стрелами салхитское знамя со скрещенными чёрными саблями на жёлтом поле. Сотни вздувшихся трупов на склонах источали густой гнилостный смрад.

Протяжно завыла труба. Её поддержала другая. И войско Маяг-Мирзы всколыхнулось, загудело и забурлило, хлынуло к подножию холма. Вперёд вынеслись хаммадийцы на легконогих лошадках, быстро скрылись в клубах поднятой пыли. Пустынникам не терпелось показать свою удаль. С воем и гиканьем они завертели свою карусель, закидывая вершину стрелами. За ними бросились сотни гулямов.[3] Они беспрепятственно взбежали по склону и скрылись за валом. Падение салхитского знамени войско встретило радостным рёвом. Как выяснилось – преждевременно. Гора оказалась пуста.

Воспользовавшись ночной передышкой, Аккуд бросил свой лагерь с горящими кострами, скрытно спустился с горы и подошёл к Кудсу. Потерявший бдительность гарнизон спал. Посланные вперёд фидаины без труда взобрались на стены и открыли салхитам ворота. Так всего за одну ночь крепость сменила хозяина.

Но это выяснится спустя пару часов, а пока Маяг-Мирза бушевал топтал собственную чалму, хлестал плетью склонённые головы хазрабаров и сердаров[4] и отдавал приказы казнить часовых. В это же самое время, в тылу войска, словно из-под земли выросли воины в чёрных тюрбанах, с закрытыми до самых глаз лицами. Они сразу же набросились на охрану заложника. Кто-то вспугнул обозных верблюдов и они, не разбирая дороги, толпой промчались сквозь лагерь, топча людей и валяя шатры. Поднялась паника. Бросившиеся на помощь отряды захлестнула и смешала толпа перепуганных слуг и рабов.

Отчаянных сорвиголов оказалось не более сотни. Когда орочья пехота подоспела к месту схватки – их перебили, но драгоценный заложник исчез.

– Догнать! – свирепел за щитами телохранителей Маяг-Мирза.– Три золотых таланта, землю и титул таргана за голову мальчишки!

– Тарган?! – тихо повторил Вязгар Булава – низкорослый орокун из Хорлегоя и вождь Дарика.

Маленькие шафранные глазки на тёмном, как чернослив, лице, алчно полыхнули, а нос, столь широкий и плоский, что в фас его едва видно, задвигался, учуяв наживу.

– Власть! – выстроил он смысловую цепочку.– Земля! Много-много рабов! А ну, пошевеливайтесь, волчьи дети! Вперёд!

– Три золотых таланта! – задыхался на бегу Дарик.– Это ж такая куча золота… Можно поселиться прямо в духане и целый год жрать от пуза!

Из-под ног посыпались мелкие камни. Кто-то оступился, упал, с криком покатился по склону, задевая и сбивая с ног лезущих следом. Дарик упорно карабкался вверх, хватаясь за редкие поросли кустов. Его опережал десятокмумминов, из тех, кто охраняли повозку. Им деваться некуда, если не принесут голову мальчишки, Маяг-Мирза снимет головы с них. За спиной натужно сопел Нунах.

Сделалось теснее, но идти стало легче. Они ступили на козью тропу. Дарик обернулся, посмотрел вниз. Увидел, что поднялся в гору на сотню шагов.

Тропа сужалась ещё больше. Идти можно только друг за другом, держась левой стороны – справой отвесный склон. Они двигались быстро, но осторожно. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не оступиться или не попасть в трещину. Сломать ноги здесь верная смерть. Грела мысль, что и беглецы не могут идти быстро, к тому же с мальчишкой.

Три золотых таланта… Дарику казалось, что он уже чувствует на поясе их приятную тяжесть…

Тропа делает резкий разворот и серпантином поднимается над головами преследователей. Атраванцы впереди обрадовано закричали и тут же на их головы посыпались камни и стрелы. Дарик попытался прижаться спиной к скале. Увесистый камень чиркнул по шлему и срикошетил. От удара зазвенело в ушах. Кто-то с силой дёрнул его сзади за пояс. Дарик упал. Его потянули назад, втащили за изгиб тропы.

Попытка пойти на штурм, выпустив вперёд двух прикрытых щитами орков, провалилась едва начавшись. Один свалился в пропасть, получив стрелу в голень, второго поразили сквозь смотровую прорезь забрала. Больше желающих лезть на рожон не нашлось. Началась перестрелка.

С каждой минутой титул таргана и золотые таланты уходили всё дальше.

Дарик посмотрел на скалу. На первый взгляд она казалась непреодолимой – отвесная стена, уходила ввысь где-то на тысячу локтей.[5] Но если присмотреться, видно, что скала изрезана трещинами, в которые можно поставить ногу или всунуть кинжал. По похожим скалам, только на берегу моря, он лазил всё детство, ища птичьи гнёзда и соревнуясь со сверстниками в силе и ловкости.

– Нунах,– тихо позвал он, голос его охрип от волнения.– Ты когда-нибудь лазил по скалам?

Нунах – настоящий великан среди собратьев. Рост под два метра, полтора метра в плечах, руки как сваи, лысая голова напоминает картофелину, старое бугристое лицо изрезано глубокими морщинами.

– Ха! Я из Дуурборга, малец! Слыхал о нём? Это город в пещерах. Лазить по скалам я научился раньше, чем ходить. Что ты задумал?

Дарик вкратце поведал ему свой план, орк проникся, поглядел с одобрением.

– Может получиться, но нам нужен третий. Боги любят число три…

Третьим стал орк из племени табатров с татуировками на лице и воинственным ирокезом на макушке. Родившийся в горах он был лучшим скалолазом, чем Дарик с Нунахом вместе взятые. Его несказанно воодушевила возможность лично поймать беглеца.

– Три таланта отлично делятся на троих!

Для восхождения они выбрали участок на пятьдесят шагов ниже того места где орки наткнулись на заслон. Скала здесь была выше, но зато верхняя часть склона пологая и заросла кустарником.

Дарик скинул щит. Снял шлем, наручи и кольчугу, оставив лишь пояс с кинжалом и саблей. Поначалу ползти было легко, но на середине подъёма чаще приходилось использовать кинжал и тщательно подбирать место, куда ставить ногу. Их заметили. Рядом с ним ударила стрела, ещё одна просвистела мимо вспоров на спине рубаху. Он вжался в камень как улитка, оценил оставшееся расстояние до верха. Десять локтей. Куст наверху вдруг раздвинулся. Дарик увидел чёрный тюрбан, молодое безусое лицо, пронзающий ненавистью взгляд. Фидаин вскинул лук с уложенной на дугу стрелой.

Десять локтей. С такого расстояния не промахнуться…

Дарик зажмурил глаза, но в последний момент передумал, широко их раскрыл.

Короткий вскрик…

Салхит покачнулся. В груди его торчала роговая рукоятка метательного ножа. Через мгновенье он с треском рухнул в кусты. Дарик мельком глянул назад. Носитель воинственного ирокеза ответил ему довольной улыбкой.

Они настигли их в особенном месте, где козья тропа выходила на каменный язык, нависавший над пропастью, по дну которой бежал быстрый ручей. Противоположный край был ниже и, это казалось чудом, но на нём росла раскидистая сосна. По натянутой над пропастью верёвке скользили две сцепившиеся друг с другом фигуры. Одна из них была заметно ниже ростом и в ярких одеждах популярных у атраванской знати.

Увидев, что награда вот-вот помашет им ручкой с другой стороны обрыва, орки издали свой знаменитый боёвой рёв.

– Гарга![6]

Эхо его заметалось в ущелье. Уже не один век он заставлял стынуть кровь в жилах врагов. В нём смешивались рычание голодного хищника, грохот налетающего урагана и треск пожаров.

– Алулла! – отозвались салхиты.

Их было всего четверо – высокие, крепкие, в чёрных одеждах, перетянутых ремнями с пустыми ножнами от метательных ножей. Выхватив кривые мечи, они с неистовой яростью кинулись на врагов.

Дарик притормозил, пропуская товарищей вперёд. Он не испугался, нет. Он увидел, что фидаин с мальчишкой уже почти достиг противоположного края.

Зазвенела сталь. Почти в ту же секунду раздался противный хряск – с таким обычно железо врубается в череп. Даже не взглянув кому там досталось, он ринулся к протянутой через пропасть верёвке. Всё решали мгновения.

Зажав саблю в зубах, он оттолкнулся и прыгнул. Верёвка заскользила меж пальцами, сдирая кожу с ладоней. Он старался не смотреть вниз. Голова кружилась от одной мысли о разверзшейся под ногами бездне.

Желанная твердь была совсем рядом. Ещё секунда…

Фидаин бережно уложил мальчишку на землю, вынул меч, не глядя, коротким точным движением перерезал верёвку.

«И почему я не сокол?!»

Зубы лязгнули, когда он ударился грудью о каменный край. Сабля, звеня, полетела в пропасть. Как будто чья-то неведомая сила настойчиво потянула его вниз. Он заскользил, ломая ногти и сдирая пальцы в тщетной попытке за что-нибудь ухватиться.

Неожиданно под ногами оказался узкий выступ, позволявший опираться лишь носком сапога, но он затормозил падение. Дарик вцепился в кромку обрыва. Ноги соскользнули, он повис на вытянутых руках. Он посмотрел вниз, на свои ноги. Если мерить в шагах, то до дна их было никак не меньше сотни.

Шум драки затих. Кто-то громко стонал, кашлял и булькал.

Дарик напряг силы, пытаясь подтянуться и не смог. Сапоги скребли по скале не находя опоры. Острый камень никак не позволял ухватиться ловчее. Пальцы медленно сползали с края.

«Нет… Нет! Только не так!» – сердце заколотило в рёбра как бешенное, лоб покрылся холодной испариной.

«Дурак! – услышал он свой внутренний голос.– На что ты рассчитывал, придя в Атраван?! Почему не послушал своего мудрого отца, говорившего, что твоё место в школе жрецов?!»

Смертельный страх придал сил. Дарик стиснул зубы, подтянулся. Пальцы побелели от напряжения. Перехватился, содрав запястья о камень. Над краем показалась его голова.

Он потянулся ещё сильнее, чувствуя, как трещат от напряжения мышцы в плечах. Скребущие по скале ноги, наконец, нащупали неровность, выпуклость от которой смогли оттолкнуться. Торс его приподнялся над обрывом, он распрямил руки, одним рывком вбросил себя вперёд, рухнув на плоскую поверхность.

Несколько ударов сердца он просто лежал, хватая ртом воздух.

– Туда! – махнул мечом Нунах, по макушку забрызганный чужой кровью.– С ним всего один! Не упусти наше золото!

Дарик посмотрел в указанном направлении, увидел беглецов спускающихся по тропе, причём один нёс другого. Он проверил пояс. Сабля потерялась, но оставался длинный трёхгранный кинжал, прочный и острый.

Идти на спуск было легче. Он быстро прыгал с камня на камень, в то время как последний фидаин был вынужден тщательно выбирать дорогу.

Заметив погоню, салхит остановился. Всего один враг не мог его испугать. Он снял с рук сына Аккуда, привалил к камню. Дарик был уже рядом. Фидаин ждал его с обнажённым мечом, собираясь прямо по-рыцарски принять схватку, но когда до него оставалось всего несколько шагов – исчез. Вильнул в сторону и пропал меж валунов.

Дарик остановился, завертел головой. Краем глаза заметил тень и почувствовал движение справа. Обернулся, парируя мизерикордией. Получил удар по ногам. Упал. Покатился.

Фидаин завис над ним – громадный, чёрный, страшный. Дарик еле успел откатиться. Его обдало выбитыми из-под клинка пылью и мелкими камешками. Он поднялся на четвереньки. Человек шагнул вперёд, рубанул снова. Дарик отклонился, но не удержал равновесия, упал. Фидаин занёс для последнего удара меч. Но победное «алулла» вдруг перешло в дикий крик боли. Рефлекторно он попробовал отступить и не смог. Стопу его пригвоздил гранёный кинжал.

Полукровка вскочил на ноги, поймал руку с мечом. Не давая врагу опомниться, сильно ударил в челюсть, заставив высоко запрокинуть голову и сразу по открывшемуся горлу, ломая гортань.

Дарик подобрал меч, повернулся к мальчишке. Тот пытался подняться. Делал он это с большим усилием, всякий раз болезненно морщась, когда наступал на правую ногу.

«Перелом,– равнодушно подумал полукровка.– Или вывих. Ясно, почему они не могли бежать быстро».

Мальчишка знал, что его ждёт. Откинувшись спиною на дерево, он вскинул голову, попытался взглянуть на полукровку бесстрашно и гордо. Получалось неважно, но он очень старался. На вид ему лет семь-восемь, худой, загорелый, с большими карими глазами, копной кудрявых чёрных волос и тонкой шеей. Эта шея дрожала, будто пыталась уйти от клинка, вжавшись сама в себя.

Три золотых таланта, безбедная жизнь, вино рекой, слава и почести. Вязгар щедр, став тарганом он не забудет того, кто добыл ему титул.

– Руби, неверный! – запальчиво выкрикнул мальчишка.– Я не собираюсь молить тебя о пощаде! Мой отец отомстит…

«Хороши же почести за убитого мальчишку…– услышал Дарик свой собственный голос, но звучащий только в его голове.– Убийца щенков. Такой славы ты хотел?»

– Твой трусливый отец сбежал,– ответил зло Дарик, кивнул на труп.– Послать за тобой воров, вот всё, на что он способен. Он сам – вор. Шакал пустыни! Стервятник!

«Разозлись, кинься на меня, напорись на меч…»

Глаза мальчишки сверкнули.

– Это не правда! Ты сам знаешь, что лжёшь!

«Ну же, оскорби меня в ответ, разозли! Дай повод убить тебя!»

Меч был будто отлит из свинца, а стёртые в кровь ладони горели, словно он держал раскалённый прут. Дарик скрипнул зубами, крепче сжал пальцы, неотрывно глядя на тонкую шею…

***

Он замотал головой, прогоняя наваждение. Сколько лет прошло, а память хранит так будто это было вчера. Особенно живо он помнил о том, что было потом.

Хороший вождь своему загиду – отец, а отцу лгать не принято. Дарик рассказал обо всём, не солгав, зная, что наказывает хороший отец тоже всегда сам. Иногда очень сурово. Выручил бывший в отряде жрец Иссы, обронив, что видит в этом поступке волю богов. Рано Вязгару жиреть на земле, пиная ленивых рабов – ему готовят иное. Вязгар прислушался, умерил гнев, но место в его отряде для Дарика больше не было.

Полукровка вздохнул, раненная щека отозвалась тупой болью. «Проклятый альв»,– подумал он с ненавистью. С утра он чувствовал себя плохо, но связывал это с усталостью и тем, что ему не нравилась предстоящая работа.

Дарик выехал на улицу с иссиня-белыми домами и понял, что попал в нужное место. Этот дом стоял отдельно от остальных, хотя на первый взгляд от них не отличался. Как будто три квадратных коробки собрали пирамидкой, увенчанной башней бадгира, балкон, широкие двустворчатые ворота. В воротах очередь из паломников.

– Дело шах-ан-шаха! – выкрикнул Дарик заготовленную фразу.

Никто не думал его останавливать. Если Саффир-шаху так понадобился улле-Эфеби, то значит так надо. Упаси Алуит встревать в государственные дела!

Он приник к конской шее, чтобы не зацепить шлемом низкую арку. Многие зажиточные атраванцы разбивали во дворах сады, но этот двор являл собой образец аскетизма. Одинокое дерево и каменный желоб колодца, на бортике полное ведро воды с черпаком, чтобы каждый желающий мог утолить жажду.

Дарик спешился, властно кинул повод подметавшему дорожку слуге и решительно шагнул на порог.

[1] 225 метров

[2] Пустынная лисица

[3] Воин – раб.

[4] майоры и полковники

[5] 1 локоть = 45см.

[6] Бойся (орк.)

Глава 17. Жертва

Внутри дом улле так же не блистал роскошью как и его двор. Пыльные сапоги Дарика топтали тростниковые циновки. Стены поражали первозданной пустотой. В одной из комнат, проходя мимо, Дарик увидел нескольких бединов пивших чай за круглым достарханом. Головы их венчали чалмы перевитые зелёной и красной лентами, в знак того, что они посетили могилы двух самых великих Пророков – Амаэля и Иссы. На бесцеремонно вломившегося в дом сафуада взглянули со снисходительной укоризной, как на расшалившегося ребёнка. На вломившегося в дом шахского гвардейца смотрели неодобрительно, но в тоже время с каким-то снисхождением, как на нашкодившего мальчишку.

– Мне нужен улле-Эфеби,– с трудом раскрывая рот произнёс Дарик.– Дело шах-ан-шаха!

Один из бединов ответил ему в атраванской высокопарной манере.

– Почтенный наверху, принимает верящих. Мы всего лишь скромные паломники, не напрасно дожившие до своих лет потому, что имеем счастье знать лично блаженного улле...

Дарик не стал дожидаться, пока он договорит, бросился к лестнице. Ступени отозвались под его шагами натужным скрипом. Прямо с лестницы, он попадал на небольшую террасу. Перед закрытыми дверями прямо на полу сидело несколько человек. Не глядя на них Дарик шагнул к дверям. Дорогу преградил молодой бедин, с красно-зелёными лентами на чалме.

– Дело Шах-ан-шаха! – прошипел Дарик.

– Перед Всевышним все равны.

– Прочь с дороги,– Дарик схватился за саблю.– Пока я не укоротил тебя на голову!

Парень молниеносно выхватил заткнутый за пояс кинжал.

Двери резко распахнулись, на пороге возник высокий старик. Чёрное аскетичное лицо, с резкими, будто высеченными из камня чертами, обрамляла аккуратная белоснежная борода. Широкий нос хранил следы перенесённой некогда оспы. Из-под распахнутого ворота джелябы торчала морщинистая, как древесная кора, шея. Властным голосом утихомирив воинственного юнца, старец уставился красными от недосыпа глазами на полукровку. Жестом пригласил войти.

– Так чего,– улле плотно закрыл за спиной Дарика дверь, голос его скрипел как не смазанное колесо телеги.– Надо от меня доблестному сафуаду? Что заставило его прикрыться именем Саффир-Шаха, лишь бы скорее попасть ко мне?

Он внимательно посмотрел на него.

– Да вы и не сафуад! Кто вы и зачем обманом проникли сюда? Снимите маску.

Дарика охватил трепет, подобного которому он не испытывал даже когда висел над пропастью на кончиках пальцев. Немного поколебавшись, он взялся за маску.

– Как вы узнали?

– Всевышний подсказал…– в этот момент он увидел бледное, будто у мертвеца, лицо Дарика и безобразную рану, с кое-как слепленными краями, тянущуюся через щёку.– О, Алуит!

– Простите, за обман,– полукровка скованно повёл плечами.– Но мне нужна ваша помощь.

На лице проповедника стремительно менялись эмоции от неодобрительного удивления, до обеспокоенности и страха.

– Я мало что смыслю в ранах,– он взял Дарика за плечо, пытаясь отвести его на низкую кушетку у окна.– Но думаю, сейчас вам нужнее лекарь, а не духовник...

– Не надо лекаря,– полукровка крепко схватил протянутую руку.– Дело не в ране.

– Чего вы хотите?

– Многие люди почитают вас за святого,– начал Дарик.– Так же говорят, вам на горе явился сам Бог…

– Фелим…[1]– поправил старик.

–...Он говорил с вами. Никто из ныне живущих не может сказать, что говорил с богом лично…

– Не лично. Но… он говорил со мною устами посланца.

– В молодости я учился на жреца,– продолжал Дарик.– Нам всё время твердили о том, что Бог есть Любовь, Он – Справедливость. Нам говорили о силе молитвы, что если ты прав, Он – поможет...

Над переносицей улле-Эфеби пролегла вертикальная складка.

– Разве ты малый ребёнок, или калека? – спросил он.– Всевышний дал всё, что необходимо: руки, ноги, голову. Это очень много, не уставай благодарить Его за это в молитвах! Но что ещё ты желаешь? Чтоб Он спустился и сделал всё за тебя? Ценить следует только то, что досталось с трудом. Никто не вправе его у тебя забирать.

– У меня была жизнь, но Он забрал её!

Он прищурил глаза, лицо его сморщилось, зубы стиснулись до скрежета. В памяти забрезжило воспоминание. Он снова ощутил под лопатками жёсткий песок судебной арены, увидел заслонившую солнце гигантскую фигуру горбуна. Вернулась боль. Сначала от раны в груди, потом от ударов хлыстом, затем спину ожгло раскалённым клеймом. Он снова ощутил запах горелой кожи и дикое зловоние зиндана… Страх, стыд, ярость. Яркий свет, многоголосый гомон, голос распорядителя торгов, слышимый словно сквозь вату, нахваливает достоинства нового раба...

– Я сцепил зубы, начал всё заново, но Он снова вмешался! Почему Он вечно ставит преграды и посылает неприятности? Может, всё ложь, а Он на самом деле жесток? – пальцы его сжались словно капкан.– Всю жизнь я борюсь за то, что другим достаётся за так!

Улле поморщился, но руки не отнял.

– Чего же вы от меня хотите? – глухо спросил он.

Ответил Дарик не сразу. Некоторое время он просто смотрел в пустоту.

– Я устал от сомнений, правильный ли путь выбрал? Смогу ли пройти по нему? – сказал он тихо.

Потом, сморгнул, неловко, словно стесняясь своей грубости, выпустил покрасневшую кисть проповедника. Взглянул ему в глаза. Сказал совсем иным голосом, каким-то отстранённым, хриплым, не своим.

– Я пришёл к вам за помощью. Вы не откажите в ней?

– Во имя Алуита Милостивого и Милосердного! Не откажу. Чего ты хочешь?

«Прощения...» – мысленно ответил Дарик.

Он смотрел на своё отражение в его зрачках и видел в них, то, что должно произойти уже через несколько мгновений. Сначала удар в грудь, чтобы пробить лёгкое. Затем по торчащей из выреза рубахи шее, где билась кровеносная жилка...

– Жертвы.

Удар кинжалом, молниеносный, словно бросок кобры. Старик даже не успел моргнуть или вскрикнуть. Алая струя фыркнула в лицо Дарику. Он не дал улле упасть, подхватил, прижал к стене, подставил чашу. Кровь хлынула в неё, быстро наполнила до краёв, ещё мгновение и польётся на пол… Мгновение затягивалось…

Кровь всё струилась, но не переполняла чашу, будто исчезая в жадной глотке хафаша.

Наконец страшный ручеёк иссяк. Дарик осторожно уложил обмякшее тело на ковёр. Взор мертвеца был какой-то спокойный и одухотворённый, как у мастера, наконец-то завершившего работу всей жизни. Чаша была пуста и совсем, полностью, просто абсолютно девственно чиста.

Вытирая с лица кровь, он посмотрел на труп, пытаясь понять, всё ли сделал как надо. Мысли возвращались к тому памятному разговору.

***

Залитый призрачным лунным светом оазис, каменная арка опутанная лианами, окаймляющие небо чёрные кроны пальм. Они сидели друг перед другом скрестив ноги. На песке между ними тускло отливала круглым боком плоскодонная чаша. Гюлим рассказывал, а Дарик напряжённо внимал, не желая упустить не единого слова.

Они были не одни. Между пальм мелькали смутные быстрые тени стрыг. Они тихо поскуливали, вздыхали и о чём-то бормотали во тьме. На арке, привалившись плечом к барельефу, сидела крылатая абасса. Её лёгкая шёлковая туника почти не скрывала соблазнительных форм, чёрную копну волос придавливала витая диадема эльдарской работы, а соблазнительная женская ножка, которой та вальяжно болтала, заканчивалась птичьей стопой с острыми загнутыми когтями. Несколько раз Гюлим назвал её Гарпией, на что она надменно его поправляла: «Царица Гарпия!» Она тоже слушала Гюлима и иногда вставляла в его речь комментарии.

– Это не просто волшебный сосуд. Это – Реликвия. Пророк Исса пил из неё сам и давал пить убогим и те исцелялись, а пророк Амаль наполнив всего на треть, напоил тысячу своих последователей в пустыне.

– Она сохраняет и приумножает всё, что в неё попадёт, – подхватывала абасса.– Будь то вода, вино или кровь…

– Одно прикосновение к ней причинит мне дикую боль,– продолжал Гюлим.– Но, что невозможно бессмертному, то может совершить простой смертный. Например, ты. Для того чтобы выполнить предназначение чашу надо напоить кровью. Это должна быть особенная кровь! Первый встречный, или купленная на торге рабыня не годятся.

– Почему? – не сдержался Дарик.

– Потому, что Саракаша заточил служитель солнечного бога,– томно ответила с арки женщина-птица.– Сломать наложенную печать может лишь сокол летающий выше, чем он. Но ему придётся пожертвовать собой добровольно!

– Но… – полукровка попытался осмыслить сказанное.– Это же было пятьсот лет назад! Жрецов тех богов давно уже не осталось...

– Ах-ха-х...– засмеялась Царица Гарпия, расправив за спиной крылья.– Все они птенчики одного гнезда!

– Исариане, бохмиты, алялаты и назраиты,– кивнул Гюлим.– Каждый по-своему, но все почитают одного и того же бога. Сгодится любой, лишь бы был настоящим праведником.

– И что будет? – спросил Дарик.– Что будет, когда я добуду кровь праведника?

– Мы придём в гробницу и выльем её на печать, наш господин будет свободен и тогда каждый будет вознаграждён по заслугам. Твоя мечта о могуществе воплотится.

***

Дверь с грохотом распахнулась и в комнату ворвался тот самый бедин, с красно-зелёными лентами на чалме. Он открыл рот, уставившись круглыми глазами на труп у ног Дарика, и закричал. Дико, пронзительно. Крик резко оборвался на самой высокой ноте. Стремительно, как тигр, бединпрыгнул на него, замахиваясь ножом. Дарик едва успел уклониться. Поймал руку с ножом, сдавил, вывернул, обвёл вокруг себя, отшвырнул. Что-то с глухим звоном запрыгало по ковру. Юноша пробежал полдесятка шагов, споткнулся, развернулся и выпал спиной в окно.

«Демоны Пекла!» – Дарик ринулся в двери, раскидывая испуганных посетителей.

Перемахивая через две ступени, он чуть не свернул себе шею на лестнице, пронёсся через первый этаж, вылетел во двор.

У выпавшего из окна тела быстро собиралась толпа. Никто ничего не понимал, но замешательство не могло быть долгим. Дарик прыгнул в седло, дал коню шпоры. Уже за воротами его нагнал дружный вопль, полный боли, страха и ярости. В тот же момент он понял, что потерял сафуадский шлем с маской.

Безжалостно подгоняя коня, он скрылся в переплетении улиц. Ведущая к воротам центральная улица была перекрыта. Двигалась какая-то процессия, неспешно ступали укрытые коврами слоны, покачивали павлиньими опахалами слуги…

Дарик, не раздумывая, развернул коня, умчался в направлении квартала красильщиков. Мнимое спокойствие горожан его не обманывало. Весть о убийстве проповедника распространяться со скоростью пожара. Совсем скоро о нём будет говорить последний нищий на базаре, стража закроет ворота, а на него самого развернётся настоящая охота.

Квартал встретил его непередаваемым ароматом хны, басмы и верблюжьей мочи, используемой для валяния и окрашивания тканей. Распугивая прохожих, он ворвался на площадь, где в каменных чанах закисало сырьё. В галопе сорвал с себя синий плащ с богатым шитьём. Прямо с седла, схватил из одной из корзин кусок чистой подготовленной к окраске ткани. За площадью он бросил коня, погрузившись в переплетение тёмных затхлых переулков. В одном из тупиков он первым делом проверил, на месте ли чаша. Потом избавился от кольчуги, чешуи и расшитого серебром кафтана, порвал украденную ткань на лоскуты и смастерил себе из них тюрбан, закрыв концами лицо. Разулся. Это далось ему с большим сожалением, но нищий батрак не носит сапог для верховой езды. Бросил саблю, спрятав под одеждой только трёхгранный кинжал.