Текст книги "Пока море не высохнет (СИ)"
Автор книги: Виктория Роа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
–Мне приказ то, что хочет моя королева.-Антуан склонил голову в уважении и улыбнулся.-прошу, следуйте за мной, я покажу Вам покои достойные королевы…
Король Генрих IV прибыл только на следующий день. Меня трясло от ужаса, что он…что он не может даже собрание открыть без своих глупых шуточек. К делу перешел неспешно, и по скучающим лицам депутатов было ясно, что его возгласы, «умные», как он считал, речи – ветер гуляющий в дворцовых стенах. Бессмысленный, пустой ветер, что обдувает голые женские щиколотки. Я пряталась за тяжелыми, бархатными шторами, и краснела. Краснела, словно впервые услышала грязное словечко в спину. Краснела, словно впервые оголилась перед мужчиной. Увы, депутаты оказались глухи к обращениям, и увещеваниями короля. Мне ничего не оставалось, кроме, как поборов стыд дождаться вечера, чтобы попросить взаймы деньги у королевы Англии. Я знала, что женщина женщину всегда поймет. Лояльности ее не было предела, и она без лишних вопросов одолжила Франции двести тысяч экю.
В суматохе военных забот нашлось место и радости. Моя дочь…Екатерина-Генриетта…
Глава 11
В начале февраля мы покинули Нормандию, вернулись в Париж, где король…черт бы его побрал, начал расходовать одолженные ему великодушной королевой Англии деньги, устраивал никому не нужные балы, развлекал, как только можно своих новых фавориток. Снова я отошла на второй план, и, наверное, это было в чем-то естественно. Возможно, Виктория изначально была права и роль королевы мне просто не уготовано по судьбе. Я тоскливо бродила по коридорам Версаля, и вслушивалась в шепот, что скрыт в холодных стенах. Мне казалось, что единственный понимающий меня человек была Бека. В ее глазах скрыта печаль, но только за этой истинно королевской улыбкой таился настоящий пожар скрываемых чувств. Странно, но она совершенно не похожа на придворных женщин. Ребекка скромница, хотя в прошлом и была частью того самого знаменитого «летучего эскадрона Екатерины Медичи». Смешно, но именно от этой робкой девчонки наш любимый король получил неуверенную пощёчину, когда силой хотел сделать ее новой фавориткой.
Я прошла в зал, где вечером король собирает пышные пиршества, и застала малышку Беку за чтением английской книги о любви. Она подняла свои карие глаза услышав шорох, издаваемый мною по глухому камню, и уголки ее небольших губ приобрели форму мягкой улыбки. Я кивнула ей, и девушка, закрыв книгу с закладкой встала, чтобы приветствовать меня поклоном, но только я успела остановить созданный месяцами никчёмный фарс. Фарс…именно так…блажь, которой можно охарактеризовать все мое существо. Наверное, стоило отступиться и позволить судьбе вершиться по всему канону. Так смешно, но ведь я, возомнила себя настоящей Французской королевой, возомнила себя женой короля и любящей матерью, но только…нужны ли мне дети, если они в будущем ничем не будут отличаться от крестьянской черни?
-Габриэль, о чем Вы задумались?-Бека вопросительно склонила свою голову на бок и ее мягкие, пшеничные волосы заблестели в лучах тусклого, солнечного света.-могу ли я помочь?
–Ах, милая Бека,-я грустно улыбнулась. Протянув ладонь к ее волнистым локонам, я нежно убрала спадающую на щеку прядку.-проиграла в игре сильных, разочаровалась в собственных силах и если честно, то рада, что вышла из игры более хитрых. Знаете, я так любила его…-слезы предательски скатываются с глаз и закрывая ладонями лицо, я не могу остановить этот дождь из соленых слез.-я так хотела помочь ему сделать страну великой, сделать его могущественным, что глядя на этот маскарад…-вздох.-я обжигаюсь о собственную слабость. Я обжигаюсь об эту горечь.
–Маскарад. Знаете, я слышала, что король ходит по домам своих поданных и новая фаворитка целует его каждый раз, когда на пороге появляется хозяин дома. Фаворитка срывает с него игриво маску, и целует, как жена в губы.-Бека нервно посмотрела в сторону арки.-говорят, что Франции не выиграть войны.
–Да, новая глупышка висит у него на руке и при чем не стесняясь задирает юбки, чем смущает знать.-вздох.-такое нашему королю по вкусу, и боюсь, что ничего не в силах его исправить.-холодок побежал по коже, когда я почувствовала прикосновение горячей ладони Беки.-да и он сам не хочет меняться. Ему это просто не нужно. Быть разгильдяем куда приятнее, чем быть достойным королем. Это факт. Габриэль, Вы слышали, что Виктория вернулась в замок?
–Серьезно?-удивилась я.-впрочем, неудивительно, что я ничего не слышала об этом. После проведенного года в весельях и танцах, я мало замечаю мелочей. Пойду навещу ее.
Мне смотреть в ее голубые глаза будет так же больно, как и чувствовать проникновение острого клинка в живот, что режет острым лезвием мягкую кожу. Поэтесса оказалась в своих покоях, и, наверное, еще не успела увидеться с королем. Впрочем, это было бы естественно, ибо он еще не вернулся после утренней охоты, на которую позвал с собой новую фаворитку. Я стояла за дверью, что разделяет нас несколько секунд, и словно провинившаяся прислуга боялась сделать первый шаг на мудрую дорогу. «Вы так и будете сотрясать сквозняк или все же войдете?»-послышался в спальне голос Виктории и я выдохнула, робко приоткрывая скрипучую от времени дверь. Она стояла напротив окна, и развернувшись, загородила своей головой яркое солнце, и словно святой нимб возник над ее волосами ослепляя своим ярким светом. Виктория улыбнулась мне, от этого мурашки пробежались по моей спине. Желание разреветься на плече этой девушки, как на плече родной матери были сильнее меня. Несколько молчаливых секунд, и спальню заполняет мой громкий, бессильный рев. Она не осуждает, и только нежно гладит по волосам позволяя чувствам бить фонтаном. Она позволяет мне не быть скованной. Она позволяет себе понимать меня. Обвив ладонью ее затылок, я неожиданно отпрянула.
-Виктория?-взгляд прикованный к ней становился до неприличия стыдливым.-что случилось? Что происходит?
–Это Вы у меня спрашиваете?-улыбнулась поэтесса.-я ждала, что именно Вы расскажите мне, что Амьен взят испанцами. Как оказалось, сейчас возникла реальная угроза Парижу, а тут, впрочем, ничего удивительного, но все еще царит блуд и разврат, бесстыдство и паника. Что же, трусость короля мне понятна. Оставить пустую казну, и покинуть Францию – самое логичное его поведение.
–Покинуть Францию?-опешила я.-что Вы хотите сказать?
–Знаете, сегодня утром,-Виктория наполнила серебряный кубок водой.-Генрих узнал, что испанцы щекочут ему затылок, и знаете, что он сказал?
–Что?-я нащупала ладонями стул и бессильно рухнула.-не тяните кота за хвост. Что он Вам сказал?
–Если дословно, то «Побыл королем Франции, теперь пора становится королем Наварры».-Виктория отпила глоток.-оставил наш любимый Париж, захватил казну, несколько верных людей, и новую фаворитку, вскочил в седло своей новой войны и умчался к чертовой матери прочь.
–Боже…-мои глаза становились круглее.
–Нет.-поэтесса улыбнулась.-Отче здесь не при чем.
–Виктория, я виновата, я знаю это.-слезы скатывались по моим покрасневшим щекам.-позвольте же мне искупить хотя бы небольшую часть этой вины за поражение и всю войну.
–Искупите, можете даже не сомневаться, но искупите.-поэтесса улыбнулась.-я, Клод, госпожа Лепаж и мои верные придворные дамы уже вложили все свои деньги в строительство «Второго Парижа».
–Второго Парижа?-опешила я.-простите?
–Да, «Второй Париж под стенами Амьена». Сейчас там небольшая армия, что не имеет артиллерии сейчас не может атаковать, и собственно, наши горячо любимые испанцы, что обладают значительным количеством ресурсов, но в силу нашей договоренности с испанской принцессой, они не станут наносить нам удар.-Виктория взяла сочное, красное яблоко и бросила мне в руки.-поэтому, мы разбили небольшую ярмарку у стен захваченного Амьена, где есть все. Вплоть до борделя и страстных жриц любви, что не против обслужить горячих испанцев. В конце концов, наш план прост. Мы заставим деморализованный и обессиленный испанский гарнизон сдаться.
–Я буду молиться святой Марии за Вас.-улыбнулась робко я.-Виктория, как такое только пришло в Вашу голову?
–Может быть, потому что по натуре я воин?-улыбка становилась миловиднее с каждой секундой.-шучу. Волевой женщине все равно, как держать оборону. Силой, духом или же хитростью. Если король потерпел проигрыши, то я не позволю Франции смешать свое имя с грязью.
Я не позволила бы Виктории в одиночестве отправиться в военный лагерь, и поэтому, собрав полсотни тысяч ливров, я с большой радостью внесла их в казну, что потерпела убытки, а ночью, тронулась с места, чтобы составить поэтессу компанию, подставить плечо и побыть опорой на этом поприще раздутых протестантов, что обожглись об вранье и безрассудство короля. Многие говорили, что мой отъезд из Франции напоминал бегство, да он и был таковым, но только я не позволю слухами оклеветать мое имя. Поступки скажут обо мне больше, чем ядовитые языки молвы. Я предпочла делить трудности с солдатами, а не развлекать парижскую знать, что продолжала кутить дни и ночи напролет. Знамена горделиво были подняты лично Викторией, и испанцы, что наблюдали с высоких стен графства ухмылялись этакой женской смелости, какую ранее и видеть не могли.
Мы с Викторией оставались под одной палаткой, где и расположился наш небольшой совет из одних только женщин. Впрочем, моей появление в лагере вызвало небольшой конфуз. Солдаты предпочли сочинять похабные стишки обо мне, пускать нелепые слухи, и один из командиров, увидев меня в лагере, не стесняясь завопил: «Надо же, теперь наш лагерь превратиться в бордель!». Какого же было мое удивление, когда на подобного рода замечание обернулась Клод. Женщина, что терпеть не могла фривольности, позволила себе улыбнуться единожды, но только позже, наблюдая, как обнаженного солдата пинками выпихнули к воротам, с высоты которых все наблюдали испанцы, приказали смешного юмориста выпороть розгами на подобные шутки. Солдаты баялись Клод, и ее дисциплину, как священного огня.
Второй Париж построенный под осажденным Амьеном становился больше похож на передвижную ярмарку, но только этим и удивляло противников. В нашем лагере было все: парижская кухня, кабаре, таверна и дом любви. Окрестное население толпами сбегалось сюда с самого утра, и ночью, даже сами испанцы не стеснялись в желании познать любовь обаятельной госпожи Лепаж, что была для них настоящей обольстительной, рыжеволосой ведьмой с самым сладким голоском. Впрочем, множество девиц хотело позабавиться с солдатами и их желания были взаимными. Такой образ жизни из нескольких недель перерос в месяцы. Шесть долгих месяцев, где каждый день был похож на предыдущий – утомлял.
Со временем, сюда стали съежатся и аристократы, их женщины, дети и даже обычные рабочие, коим было интересно почувствовать дух осады. Я водила их по кварталам, рассказывала про солдат и их должности, обмундирование, рассказывала, как действуют пушки, угощала пайком для солдат, а после приглашала в нашу штаб-палатку на скромный обед, который казался гостям вкуснейшим из всего, что они пробовали ранее. В некотором роде, светская жизнь продолжалась и только месяц спустя испанцы сдались.
Париж не встречал своих спасительниц, как героев, но только я думала о святой Пасхе, что хотела встретить в следующем месяце….
Глава 12
–Как волшебно! Как чудесно!-воскликнула Виктория кружась посреди зала моего отвоёванного замка.-только представьте, Габри, этот зал мог бы стать прекрасным местом пиршества, когда наконец-то закончится эта паршивая война, и я, и Вы,-она нежно обвила ладонью мою кисть и прижав к себе, принялась вальсировать по кругу выложенного зеленым мрамором.-мы с Вами прекрасные полководцы, что лучше любого короля способны вершить дела Франции. Разве могли Вы желать большей власти?
–Протестанты нас ненавидят, дорогая.-вздох.-они сделают все, чтобы избавиться от строптивых женщин вроде нас.
–Прекрасно. Пусть молва опережает наши дела. К тому же, каждый человек знает, что паршивые гугеноты – блохастые шавки с самыми гнилыми языками. Разве будете Вы оборачиваться на каждый лай?
–Иногда, они кусают за ноги.-я грустно улыбнулась.
–Просто выше достать не способны.-поэтесса продолжала вальсировать в своем круге сдерживающих внутренних демонов, и вдруг, улыбка постепенно превращалась в хитрый оскал.-мы станем лучшими в своей истории, утрем Генриху нос, подчиним Францию, и закончим эту чертову религиозную войну. Нужно отправляться в Анжер и начинать переговоры. Время, знаете ли, ждать не любит.
–Переговоры?-опешила я.-но о чем?
–О почетном мире, Габри.-воспела Виктория разводя свои руки в стороны словно пыталась дотянуться до солнца.
Я скрывала все: что люблю короля больше жизни, и что готова служить ему до последнего вздоха. Скрывала, что снова жду ребенка от Генриха, и что это я отправила его в Наварру подальше от испанцев. Как признаться? Как рассказать? Как перестать врать? Я беспомощна. Моя душа, словно замирает в его кошачьих лапах, но только это такие приятные тиски. Я хотела бы перестать быть покорной марионеткой, и навсегда бросить Версаль, сбежать домой, где мне просто нет места, и я уверена, что эта любовь однажды меня погубит. Эта любовь сведет меня в могилу. Вдруг, я вспомнила свой сон…третий ребенок станет для меня роковым…
Виктория думает о Франции, но только эти переговоры способны избавить моего старшего сына от бедности, ибо заключение такого мира означало не просто завершение религиозной войны, но и благополучную женитьбу на единственной дочери герцога де Меркера, что не может остановиться в своем мятежном сопротивлении. Переговоры в «Анжере» я полностью взяла на себя и добилась чего хотела. Виктория прямо сказала: «Такой ловкости от Вас никто не ждал!», но я гордилась собой.
Брачный контракт между богатой наследницей богатства Меркера и моим сыном Сезаром был подписан, и после этого я не стала медлить отправившись в Нант, чтобы немедленно вступить в должность губернатора Бретани, которую герцог Де Меркер отказал в пользу моего сына. Я ликовала. Я была самой счастливой женщиной, матерью. Виктория верила в чистые намерения помочь «Франции», и даже не догадывалась, как все мрачно на самом деле. Увы, но радость снова была опорочена ядовитыми нападками протестантов, что ненавидели меня своими чёрствыми, несправедливыми сердцами. Они требовали немедленной опалы, обвиняли в обогащении за счет государства. Виктория так вжилась в роль новой королевы, что планировала вершить судьбу страны своей хрупкой рукой, и каково было ее разочарование, когда в Версаль вернулся Генрих. Полный решимости завершить цирк, он с уверенностью подписал Нантский Эдикт, навсегда завершивший религиозную войну. Придворные ликовали, как восторженные фаворитки от такой решимости, смелости, храбрости, мудрости.
Мы вернулись в Париж, где Генрих уже не желал пуститься в распутство, не желал он и буйства, страсти. Ему стали нравится вечера, где мы вдвоем провожаем солнце за горизонт, обсуждаем то наступившее мирное время, о котором, как оказалось, мы оба мечтали, и видели во снах. Виктория вернулась с нами в Лувр, но только неожиданно возникшее между нами доверие потухло, как тусклое пламя хилой церковной свечи, что была подожжена неверующим человеком. Как-то раз, я заметила, что поэтесса направилась в зал, где король переосмысливал выданные им приказания и законы. Мне стало так интересно, что я прибегла к старому методу слежения – спрятавшись за массивными шторами, я вслушивалась в разговор…
-Ах, Виктория, как давно мы с Вами не разговаривали.-раскинув руки в стороны воскликнул король.-я так хочу поделиться с Вами этой радостью,-он крепко сжал ладони девушки.-я чувствую себя самым счастливым мужчиной на свете, и все это благодаря нашей с Вами госпоже де Эстре. Габриэль, милая Габриэль…-Генрих вздохнул.-она дарит мне столько сча-стья. Вы же слышали, что мы ждем очередного ребенка?
–Мои поздравления, король мой.-Виктория разочарованно улыбнулась.-счастье Франции в руках такого счастливого правителя.
–Тут Вы правы, льстивая дева.-Генрих снова издал тяжелый вздох.-Габриэль заменила мне мою королеву Маргариту, что была пуста словно пустоцвет.
Я вздрогнула. Зажимая руками рот, чтобы скрыть свое присутствие, скрыть тяжелое дыхание, я начала понимать, как мой глупенький Генрих печален. За такой легкомысленной, без всякого сомнения, неучтивой фразой была запрятанная горестная печаль монарха, потому что Маргарита за красотой и пытливым умом не способна была подарить ребенка своему мужу. Это так странно, так грязно и липко, что слезы наворачиваются на моих глазах. Он был готов закрыть глаза на измены, на неверность, но ее бесплодие вызывало настоящую неприязнь к ней, как к женщине…тем сильнее я гордилась собой. Как оказалось, будущее династии его очень заботило, но только я понимала, что после его смерти сторонники Лиги, конечно, никогда бы не разрешили коронации Сезара, и из-за это могла разгореться новая гражданская война. Я так же осознала, что во избежание очередных несчастий Франции Генриху необходимо снова жениться, чтобы провозгласить наследника престола.
-А знаете, Виктория, что при существующих трудностях, судя по всему, невозможно найти выход из создавшегося положения.-сказал Генрих.-если только я не сделаю своих детей наследниками Франции, тем более, что я всегда этого желал, а надеяться на осуществления своего желания стал с тех пор, как архиепископ сообщил мне, что Ваш отец облегчит мне эту процедуру, но только есть одно «но». –король потер свою бороду.-мне нужно подыскать более подходящую женщину. Наверное, я заинтриговал Вас своей преамбулой, ведь многое за это время было упущено и Ваше уважение ко мне тоже. Если бы все случилось по моему желанию,-Генрих вздохнул.-я бы хотел, чтобы женщина, что я выберу, обладала семью основными качествами: внешняя красота, добродетельное поведение в жизни, снисходительность нрава, живой ум, знатное происхождение, способность родить сына и…-король игриво улыбнулся.-большое состояние. Я, правда, думаю, что женщины со всеми этими достоин-ствами не существует и в ближайшее время не появится. Стало быть,-он приобнял за плечи поэтессу.-подумаем вместе, какую девицу или женщину, о которой мы с Вами слышали, можно подыскать для меня, будь то в самом королевстве или за его пределами.
Виктория хранила молчание, но сквозь узкую зазоринку между шторами, она столкнулась с моим растерянным взглядом. Поэтесса дышала. Я не слышала тяжести этого дыхания, но по медленно такту приподыманий ее груди то вверх, то вниз, я могла представить, как бешено бьется сердце. Она надменно улыбнулась и своей легкой походкой направилась к шторам. Повстречавшись с ее глазами на одном уровне, я в страхе зажмурилась, но только я открыла глаза, как увидела ее успокаивающий кивок. Резкий взмах и шторы с особым скрежетом закрываются, не позволяя настойчивому солнцу подслушать разговор такого интимного характера. Король с характерным кряхтением сел в кресло и закинул руки за голову.
-Что касается поисков за пределами,-снова продолжил король.-я Вам скажу, что смог бы притерпеться к инфанте испанской, хотя она несколько старовата и чуточку уродлива, если бы только вместе с ней я мог жениться на Нидерландах. Однако король Филипп весьма далек от подобного намерения.-Генрих засмеялся.-я бы не отказался и от принцессы Арабеллы Английской, лишь бы только она была объявлена законной наследницей. Мне так же говорили о нескольких немецких принцессах, но женщины этой страны мне совсем не подходят. Если бы я женился на одной из них, мне бы всегда казалось, что у меня в постели бочка. У герцога Флорентийского тоже есть племянница, Мари, румяная и белокурая, про которую рассказывали, что она очень красива, недоступна для мужчин, но, к сожалению, красавица принадлежит к тому же роду, что и королева Екатерина, причинившая столько бед Франции, да и мне самому: поэтому я сильно опасаюсь этого союза, и мне никто этого не советует. Вот все, что касается иностранок.-Генрих наполнил стакан вином и отпив глоток продолжил философию.-если же говорить о тех, кого можно найти в самом королевстве, то вот, например, моя племянница де Гиз. Красивая, рослая, похоже, может иметь прекрасных детей, и мне она очень нравится, несмотря на кое-какие слухи, которые про нее распускают, потому что, на мой вкус, пусть лучше женщина немного, увлекается любовью, чем окажется вздорной. Но меня пугает чрезмерное пристрастие, которое она питает к своим братьям из Лотарингии.
Виктория прервала молчание.
-Сир, что Вы говорите? Из такого нагромождения плюсов и минусов я могу заключить только, что Вы желаете жениться, но не находите на земле ни одной женщины, которая бы вам подходила. Уж не обратить ли по этому поводу с мольбой к Богу, чтобы он немного омолодил корову английскую? Впрочем, зачем мелочиться? Может быть Бог вернет к жизни Маргариту Фландрскую? Марию Стюарт?-поэтесса взяла с подноса ярко-зеленое яблоко.-по моему мнению, ни значительное состояние, ни королевское происхождение Вам совершенно не нужны. Лишь бы у Вас была женщина, которую Вы сможете любить, и которая родит Вам сына, чтобы все французы радовались и любили его всей душой.
Генрих улыбнулся. По его бестолковому взгляду мне стало понятно, что этот ненормальный думает, что поэтесса разделяет его выбор. Боже, дай же ты ему наконец-то мозгов.
-Если Вы высказываете за то, чтобы моя женщина имела три главных качества: красоту, хороший характер и возможно подарить сына, тогда подумайте сами, не знаете ли Вы хотя бы одну, обладающую всем этим?
Виктория сделала вид, что размышляет, и надкусив кислое яблоко покачала головой.
-Так, а что Вы скажете, если я назову Вам такую?-он поставил бокал на столик.
–Назовите же ее, сир.-ответила поэтесса.-потому что должна признаться, но даже моего прозорливого ума не хватает на это.
–Ох, ну и хитрая же Вы бестия!-воскликнул король разражаясь искренним смехом.-но я прекрасно вижу, чего Вы ждете, прикидываясь простачкой и невеждой. Вы хотите, чтобы я сам ее назвал. Что ж, я готов это сделать, потому что Вы вынуждаете меня признаться, что все три условия соединены в нашей дорогой Габриэль.
Я готова была завизжать от восторга, но вдруг Виктория нахмурила брови, и Генрих изворотливо продолжил…
-Я не потому заговорил об этом, что собираюсь на ней жениться.-пошел на попятный король и поспешно открестился от сказанного.-а лишь для того, чтобы узнать, что Вы скажете, если, за неимением другой женщины, мне бы вдруг пришла в голову такая нелепая фантазия, и я бы приказал Вам высказаться откровенно, поскольку я доверяю Вашему мнению, и хочу, чтобы Вы в первую очередь говорили мне всю правду.
Виктория некоторое время молчала, потом серьезно и в свойственной ей манере неторопливо высказала свое мнение.
-Сир, я скажу, что, помимо всеобщего осуждения, которое Вы можете навлечь на себя, и стыда, который Вы испытаете, когда Ваш любовный пыл охладиться, я даже представить себе не могу более подходящего средства для раздувания интриг, ссор и притязаний, которые могут произойти из-за Ваших детей, рожденных столь необычным образом, без соблюдения принятых формальностей. Что касается первого ребенка, никто не сможет отрицать, что он был рожден в двойном адюльтере. Ваша дочь, появившаяся у Вас теперь, имеет больше пре-, поскольку появилась на свет в результате простого адюльтера. А те, что родятся позже, когда Вы женитесь, станут утверждать, что только они и являются законными. Обо всех этих трудностях я предлагаю Вам подумать на досуге, прежде чем скажу что-то еще. Кстати, Вас считают доброй душой, но вот…-Виктория склонилась над плечом короля и тихо произнесла.-есть у короля шлюха, которой нужны красивые платья, всякие побрякушки за которые платят Ваши поданные.
–Какой вздор.-воскликнул Генрих.-что за глупости???
–И ладно бы, если бы она принадлежала только Вам, но ведь поговаривают, что она не прочь обниматься и с другими…
С каждым словом Генрих менялся в лице. Озлобленный, разочарованный он покинул зал. Стих его пыл, желание делать меня своей женой, новой королевой, любимой женщиной. Я со всей силы толкнула тяжелые массивы ткани и была готова придушить говорливую поэтессу, но по выражению лица полной задумчивости остановилось. Аккуратно прикоснувшись ее напряженно плеча, я склонила в любопытстве голову.
-Виктория?-шепотом позвала ее я.
–Не избежать Вам покушений. Будьте внимательны, и да, Габри, лишний раз не пейте и не ешьте ничего из рук незнакомцев. Расправились мы с яркими войнами, но Ваша война только начинается. Если честно, то послушайтесь моего совета и отступитесь. Битва за гасконца разразиться масштабная, а Ваша смерть станет моим самым главным наказанием. Вскоре двор превратится в настоящий рассадник интриг.-Виктория вздохнула.-флорентинцы всеми силами помешают Вам стать королевой.
Нет никакого наследника Франции…нет никакой любви…
Глава 13
«Фаворитка мешала всем – даже святому престолу.» Леоне Перре
Весна прекрасное время года. От начала холодного марта до нескончаемого порыва не менее холодного ветра до конца месяца. От первых распустившихся почек вкусно пахнущих цветов яблони до первых ноток теплых дуновений апрельского ветра. От первых лучей теплого солнца в начале непокорного мая до его последнего дня прощающейся с нами весны. Витающее в воздухе атмосфера романтичности схожа по своей ветреной натуре с моим любимым королем. Я не чувствовала, что все сказанное Генрихом было правдой, и верить в любовь этого человека крайне сложно, но только почему тогда, когда он так нежно смотрит в мои глаза, я забываю свое имя, и хочу бросить к его ногам все…все…гордость, честь к его ногам. Его шепот может ранить, и рассечь сердце холодным янтарем, что, стекая по пальцам засыхает в форме острых ножей. Он украл мое спокойствие, он украл мое сердце, и я плачу от одной только мысли, что однажды перестану видеть эти такие родные для меня глаза, что, не стесняясь врут, но эта ложь так полюбившаяся мне стала новой молитвой, а между тем наступил май…
В течении всей весны мой Генрих вел себя, как влюбленный школяр. Он совершенно забыл о своих государственных делах, но не удивили этим никого из советников. Все видели только то, что король влюблен, что он встает с первыми лучами солнца, поет с птицами и мурлычет мне на ухо всякие нежности, словно ленивый, но такой ласковый кот. Сердце замирает от предвкушения его прилюдного поцелуя в шею, и я чуть ли не теряю сознание от переполняющих меня чувств. Из окна своих покоев я наблюдала, как мой король мечтательно прогуляется по лесу, и повсюду, где мог, чертил мой вензель. Буква S перечеркнутая чертой была нехитрым ребусом, что скрывало мое имя. После таких одиночных прогулок, он возвращался в замок, где снова пропадал в стенах своего кабинета, где трудился над сочинениями любовного характера, и я не про постель. Он писал мне письма, пропитанные любовью, слагал песни, стихи и в открытую вставал перед мной на колени, целовал руки и клялся в любви. «Мои стихи гораздо лучше передадут Вам мое состояние, чем это могла бы сделать проза»-говорил он всякий раз вручая мне конверты со строчками своих стихов и краснея, скрывался в дверях спальни, кабинета, кухни, да где угодно, но только бы оставить меня наедине с его рифмами.
Его приторные, высокопарные сочинения были простыми, но именно строчки его стихотворений меняли на секунды мир вокруг меня. Опуская руки со свернутыми пополам листами бумаги, я слышала церковные пения монахинь с самыми роскошными, мягкими голосами, что звучали за моей спиной, и бабочки, расшитые золотом, порхали вокруг оставляя шлейф муската, ванили вокруг. Я дрожащими, пересохшими от волнения губами перечитывала вновь и вновь каждое слово, чувствуя, как в душе моей растет эйфория той небывалой ранее уверенности, что это мой прорыв вперед, что, сделав шаг навстречу мечте, я наконец-то буду коронована Францией и получу эту долгожданную клятву в верности, любви своего короля, и крепко сжимая его руку я спрячу бесстыдный взгляд самой невинной женщины Парижа. С этого дня, многие подмечали, что я не ходила по замку, не ступала по каменным плитам, а медленно плыла с высоко поднятым бюстом в застывшим выражением лица, а голову держала так неестественно прямо, будто уже ощущала тяжесть короны.
Придворные дамы воздавали мне почести, положенные монархине, дворяне целовали край платья. Я принимала иностранных послов, и присутствовала на заседания частного королевского совета, где, как и, впрочем, и повсюду, не стеснялась высказывать единственное разумное мнение применяя вкрадчивую властность. Эти заседания, на которых обсуждалось, как говорит Виктория «Будущее страны», не вызывали ни малейшей робости. В отличии от всех присутствующих на таких заседания, я не только слушала, но и высказывала свое мнение, участвовала в обсуждении налогов, раздаче военных должностей. Чтобы стереть заигрывающие улыбки участников совета, в моменты своих рассуждений, я наклонялась к королю и протягивала ему губы, чтобы получить легкий, недолгий, робкий поцелуй. Разумеется, это шокировало участников собрания, но придавало спорот и препирательствам более приятный, мягкий тон. Все они знали, что могущество мое отныне было неизмеримым.
Было одно омрачающее меня явление – папский легат. Он поселился при дворе не так давно, но только каждый раз, когда встречался с королем не мог остановиться в опошлении моего великодушного образа. «Мало того, что без ее личной просьбы никто никого не одарит милостью, должностью, но еще и Вы, король, не выказываете признательность. Она ведь хочет, чтобы Вы благодарили именно ее и восхваляли тоже..». Позже Алистер мне объяснил, что такое откровенно враждебное отношение было продиктовано по глубоко личным причинам. Была у легата давняя мечта, выдать замуж за моего короля свою племянницу Марию Медичи о которой так неохотно говорила поэтесса, и всякий раз отводилась и срывалась с темы разговора, когда я просила ее рассказать о флорентийки. Однако госпожа Лепаж вовсю расхваливала достоинства юной девицы, и сама того не замечая, она создавала в ее пользу общественного мнение. С момента появления на слуху этой девушки, вся восторженная публика плотно следила за мной и оплачивала услуги всех тех, кто готов был смешать мое имя с грязью пикантными подробностями поведения, которого не было. Так или иначе, но молва работала активно и однажды, прислуга Лиза, что имела наглости украсть письмо из спальни короля, прибежала с одного конца замка ко мне, чтобы вручить интересного содержания записку, адресованную в Тоскану, но оказавшееся в руках Генриха.
