Текст книги "Черный принц"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Некоторые бароны считали, что нужно послать в Пуату небольшой отряд рыцарей, дабы поддержать местное дворянство, сохранившее верность Джону.
– Отряд рыцарей! – фыркнул король. – Неужто этим я спасу Пуату и отвоюю Нормандию? – На глазах у короля выступили слезы. Он один, совсем один, не на кого рассчитывать, не на кого положиться. – Что ж, прекрасно! – воскликнул король. – Я распущу армию. Но меня вы все равно не остановите. Я отправлюсь воевать, захватив с собой лишь по-настоящему преданных мне людей.
Бароны воспротивились и этой затее. Они считали, что в столь смутное время король должен оставаться в Англии.
– Не смейте указывать мне, как я должен себя вести! – взорвался Джон, уже не помня, что сам спросил у лордов совета. – Вы в любом случае остаетесь здесь.
Он покинул собрание и отправился в гавань, где под парусами стоял его личный корабль.
– Готовьтесь! – крикнул Джон. – Мы немедленно отплываем.
Капитан поразился, узнав, что из всего флота в плавание отправляется только одно судно.
– Никто не желает за мной следовать, – объявил Джон. – Я отправляюсь в путь один.
И королевский корабль покинул порт, а войско разошлось по домам.
Джон вовсе не собирался плыть во Францию. Когда полоска берега растаяла вдали, гнев короля утих и он понял, что было бы смехотворно высаживаться на вражеской территории с такой горсткой людей.
Поэтому он велел капитану плыть в Уэрхем и там высадился на берег, горько причитая, что со всех сторон окружен одними изменниками. Он собирался воевать с Францией, дабы защитить свое наследство, а подданные бросили короля в беде. Это они виноваты во всех бедах последнего времени. Король не боится войны, но английские бароны – трусы. Многие из них перекинулись на сторону французского короля, забыв о долге. Поддавшись алчности, они покрыли себя вечным позором.
Джон повсюду говорил о своей горькой участи. Хуже всего, по его словам, было то, что его со всех сторон окружают изменники.
Филипп, разумеется, воспользовался замешательством в стане противника, и в скором времени ему покорилась вся провинция Пуату, кроме городов Рошель, Туар и Ниор.
* * *
Хьюберт Уолтер, архиепископ Кентерберийский, отправился в город Боксли, где ему предстояло рассудить спор между епископом Рочестерским и тамошними монахами. Дорога показалась примасу необычайно тяжелой – возраст давал себя знать.
Стар он уже для таких путешествий, да к тому же на шее выскочил здоровенный карбункул, вконец измучивший старика. Утром, едва проснувшись, он почувствовал, что весь горит в лихорадке, и подумал, не прервать ли поездку. Но ссора между церковниками – дело серьезное, ее необходимо вовремя прекратить. В стране и без того бед хватает. В последнее время Хьюберт постоянно испытывал тревогу, особенно после встречи с королем в Порчестере, когда пришлось отказаться от вторжения во Францию. Как ужасны припадки ярости, которым подвержен Джон! Хьюберт хорошо знал, сколь бурным темпераментом обладают отпрыски Анжуйского рода. Почти каждый из королей и принцев страдал пороком несдержанности. Может, и правду говорят, будто в древние времена один из герцогов Анжуйских женился на ведьме. Генрих II тоже был бешеный. Ричард Львиное Сердце в гневе повергал окружающих в ужас, однако у Джона ярость достигала поистине чудовищных размеров. Король буквально терял рассудок, и казалось, что в него вселяется дьявол. Опасно, когда человек с таким нравом стоит во главе государства.
Архиепископ частенько ломал голову, пытаясь понять, что произошло с юным Артуром. Юношу содержали в Руане, затем туда отправился Джон, после чего принц исчез. Дай Бог, чтобы король не обагрил своих рук невинной кровью. Тем самым он навлек бы страшную беду и на себя, и на Англию.
Отношения между королем и примасом вроде бы наладились, но в любой момент могла вспыхнуть новая ссора. Все монархи испокон веков враждовали с Церковью, но Джон частенько переходил границы допустимого, да и дипломат из него неважный.
Может быть, все-таки лучше было сделать королем Артура? Привезли бы мальчика в Англию, воспитали бы как положено…
Архиепископ покачивался в седле, лицо его пылало от жара. Карбункул дергал, пронизывал болью. Скорей бы уж привал. К тому времени, когда кортеж достиг городка Тинхем, Хьюберт так выбился из сил, что сразу же улегся в кровать, даже есть ничего не стал. Свита встревожилась не на шутку.
– Дайте мне немного отдохнуть, – сказал Уолтер. – Высплюсь хорошенько, а наутро с Божьей помощью продолжим путь. Сделаем наше дело и вернемся к себе в Кентербери.
А на следующее утро ему стало еще хуже. Опухоль воспалилась, жар усилился. Архиепископ то и дело начинал бредить. Пришлось остаться в Тинхеме на несколько дней.
Лихорадка все усиливалась и усиливалась. На третий день по приезде в Тинхем Хьюберт Уолтер скончался.
Нужно было немедленно известить короля о смерти примаса, и гонец с печальной вестью во весь опор поскакал в Вестминстер, где в это время находилась королевская чета.
Посланца сразу же провели к трону, ибо было ясно, что он привез какую-то важную новость.
– Милорд, – воскликнул гонец, – архиепископ Кентерберийский умер!
Джон вскочил на ноги, губы его растянулись в неспешной улыбке.
– Это правда?
– Да, милорд. У него на шее была опухоль, и он умер в Тинхеме от лихорадки.
Джон с улыбкой взглянул на королеву.
– Ты слышала? Хьюберт Уолтер, архиепископ Кентерберийский, умер. Вот теперь я стану настоящим королем.
* * *
Когда в Кентербери стало известно о смерти архиепископа, монахи обители святого Августина собрали конклав, чтобы обсудить кандидатуру нового пастыря. По давней традиции монахи этого монастыря сами избирали архиепископа, и отказываться от своей привилегии они были не намерены.
Аббат сказал, что смерть Хьюберта Уолтера – большая утрата, но еще хуже получится, если архиепископом изберут человека, не готового отстаивать интересы Церкви. Нужно безотлагательно выбрать самого достойного и отрядить депутацию в Рим, дабы его святейшество подтвердил выбор монахов.
Братия разошлась, чтобы встретиться вновь через неделю. Однако к тому времени в Кентербери уже прибыл король.
Он сказал, что хочет отдать последние почести покойному архиепископу, его дорогому другу и советнику. Джон произнес целую речь, высоко отзываясь о несравненных достоинствах покойного. В глубине души король вовсю потешался. Ситуация вполне соответствовала его представлению о юморе.
– Теперь очень важно, – сказал он аббату, – выбрать достойного преемника. Бедняжка Хьюберт ужасно расстроится, взирая на вас с небес, если вы изберете неудачного кандидата. Конечно, такого праведника, как Хьюберт, вы не найдете, но, по крайней мере, нужно постараться, чтобы новый примас не посрамил своей мантии.
– Мы только об этом и думаем, – сказал аббат.
Джон насторожился. «Понятно, голубчики, – подумал он, – хотите посадить мне на шею своего ставленника, который будет пресмыкаться перед Римом. Знаю я вас, церковников. Ну уж нет, милейший аббат, следующий архиепископ будет моим человеком».
– Да-да, – сказал Джон вслух. – Этот человек должен заботиться и о благе Церкви, и о благе королевского двора. Вы уж пораскиньте мозгами как следует. Я тоже много рассуждал на эту тему, и мне пришло в голову, что самой лучшей кандидатурой был бы Джон де Грей, епископ Норвичский, преданный слуга Англии.
Аббат пришел в ужас. Всем было известно, что Джон де Грей – клеврет короля. Про Хьюберта говорили, что он не столько церковник, сколько государственный деятель, но, по крайней мере, Хьюберт не забывал об интересах Церкви. Что же касается Джона де Грея, то он всецело зависим от короля – именно поэтому Джон и остановил на нем свой выбор.
Поскольку аббат молчал, Джон вновь принялся превозносить достоинства усопшего.
– Увы, увы, – сказал он, – такого, как он, мы больше не найдем, – а мысленно добавил: «Ну и слава Богу».
Король присутствовал на церемонии похорон и задержался в Кентербери еще на целых шесть дней. Он был особенно милостив с монахами, ни словом более не упомянул о Джоне де Грее, однако про себя решил, что, вернувшись в Вестминстер, немедленно пошлет посольство к папе римскому. Возмутительно, но без этого не обойтись – все предшествующие короли вынуждены были поступать точно так же. Зависимость от Рима – тяжкое ярмо на шее монарха. Неспроста между Церковью и государством издавна существует напряженность. Поэтому для короля особенно важно, чтобы первый церковный пост в государстве занимал его единомышленник. Примасом должен стать Джон де Грей, и больше никто.
Как только король уехал, аббат вновь собрал братию и сказал:
– Совершенно очевидно, что король остановил свой выбор на епископе Норвичском. Это человек короля. Он будет беспрекословно подчиняться его величеству. Если король пожелает отменить привилегии Церкви, такой архиепископ не станет ему перечить. Для Церкви настанут тяжкие времена.
Кто-то из монахов напомнил аббату, что по традиции архиепископа выбирают в обители святого Августина, а затем папа римский утверждает кандидатуру.
– Это я и предлагаю сделать, – сказал аббат.
– Против воли короля? – засомневался кто-то.
– Дело это не государственное, а церковное, – твердо ответил настоятель. – Мы должны воспользоваться своей привилегией. Выберем архиепископа и отправим его в Рим, чтобы он заручился поддержкой его святейшества. Лишь после этого наш избранник займет кресло архиепископа.
Некоторые монахи из числа наиболее робких запротестовали, страшась королевского гнева, но аббат напомнил им, что бывают времена, когда Церковь должна проявлять твердость. Ведь именно в Кентербери святой великомученик Томас Бекет осмелился выступить против монарха, тем самым подав пример всем служителям Церкви. Нужно немедленно, нынче же ночью, втайне избрать архиепископа, посвятить его в сан и отправить с посольством в Рим. К тому времени, когда тайное станет явным, санкция папы будет уж получена и король не сможет ничего предпринять.
У монахов не было выбора. Они должны были или капитулировать перед королем, или проявить решимость. На секретном конклаве новым архиепископом был избран субприор Реджинальд, человек ученый и благочестивый, а главное – искренне преданный Церкви. Избранника посвятили в сан перед алтарем, усадили на архиепископский престол. Как и было решено, Реджинальд немедленно отбыл в Рим, чтобы сообщить папе о решении кентерберийских монахов. После того как Рим санкционирует выбор, дело можно считать решенным.
– Очень важно соблюдать тайну, – сказал братии настоятель. – Я требую, чтобы все вы дали обет молчания.
Реджинальд поклялся, что будет держать язык за зубами, и в тот же день отбыл в Рим.
* * *
Король тоже не терял времени даром. Вернувшись из Кентербери, он вызвал к себе Джона де Грея.
Король пребывал в отличном расположении духа. С таким архиепископом можно будет не опасаться противодействия со стороны Церкви. Отличная кандидатура, ничего не скажешь.
– Мой славный епископ, – начал Джон. – Я рад вас видеть. У меня для вас большие планы. Как вам нравится город Кентербери?
– Кентербери, милорд?!
– Как у вас глаза-то разгорелись, а?
– Милорд, мне известно, что Хьюберт мертв…
– Прескверный был старикашка. Хотел, чтобы государство подчинялось Церкви. Напрямую он этого, конечно, не говорил, но я-то его насквозь видел. Теперь, слава Богу, Хьюберта больше нет, но местечко пустовать не должно. Я знаю, что вы мой добрый друг, и решил сделать архиепископом Кентерберийским вас.
– О, милорд! – Джон де Грей бросился на колени и поцеловал королю руку.
– Милейший епископ, я уверен, что вы будете служить мне верой и правдой. Прежде вы были мне хорошим секретарем и добрым другом. Я знаю, что с таким примасом неприятностей у меня не будет.
– Я буду служить вам душой и телом, – уверил короля епископ.
– Знаю-знаю. Я прямо сейчас отправлю в Рим послов, хоть мне это, честно говоря, и не по душе. Когда же вас утвердят в звании архиепископа, мы славно поработаем вместе на благо нашей страны. Церковь должна знать свое место.
Распрощавшись с епископом Норвичским, Джон остался вполне собой доволен.
* * *
Папа Иннокентий III, в миру Лотарио из Сеньи, был человеком незаурядным. Кардиналом и несомненным наследником святейшего престола он стал еще шестнадцать лет назад, когда тиару надел его дядя Клемент III. Иннокентий был человеком весьма образованным, прекрасно разбирался в законах и живо интересовался политикой. Его не устраивала роль символического главы христианского мира, распоряжающегося лишь делами церковными. Папа считал, что все короли и правители подвластны закону Церкви, а потому должны повиноваться Наместнику Божию на земле.
Каждый из римских пап неминуемо сталкивался с проблемами противостояния Церкви и государства. Однако Иннокентий был исполнен решимости одержать верх над мирской властью. Покойный Хьюберт Уолтер, с его точки зрения, был идеальным примасом – человеком сильным, неуступчивым, активным в политике. Именно таких людей Иннокентий хотел бы видеть во главе всех церквей христианского мира.
Папа изрядно удивился, когда в Рим прибыл Кентерберийский субприор Реджинальд и стал ходатайствовать об утверждении его в должности архиепископа. Иннокентий никогда прежде не слыхивал о Реджинальде, а, судя по секретности, с которой прибыл англичанин, можно было предположить, что в Англии не все согласны с его кандидатурой. Затем выяснилось, что Реджинальд избран лишь кентерберийскими монахами, а король и английские епископы ничего об этом выборе не знают. Иннокентий решил не торопиться, выяснить все обстоятельства этого дела поподробнее.
Для начала он отправил к Реджинальду своих эмиссаров, чтобы англичанин предъявил верительные грамоты. Субприор уверил посланцев, что действительно избран в архиепископы кентерберийской братией, которая по древней традиции обладает этой привилегией. В прошении на имя его святейшества Реджинальд именовал себя «избранным архиепископом».
На папу подобная аргументация не подействовала, он решил выждать. Тем временем Реджинальд томился от бездействия и сгорал от нетерпения. Встречаясь с людьми, он не делал секрета из своей миссии, рассказывал всем и каждому, что является законно избранным и даже прошел церемонию посвящения в сан. Свои письма Реджинальд подписывал не иначе, как «избранный архиепископ», и вскоре весь Рим уже знал, зачем прелат прибыл к папскому престолу.
Разумеется, многие сочли своим долгом сообщить о столь примечательном событии в Англию. Король Джон находился у себя в Вестминстере, когда прибыл первый из гонцов с новостями из Рима.
Джон не торопился с выбором нового архиепископа, имея на то вполне простую и ясную причину: пока архиепископский престол свободен, все доходы примаса поступают в государственную казну.
Узнав о случившемся, король впал в ярость. Итак, монахи задумали обвести его вокруг пальца! Оказывается, они уже выбрали своего кандидата и даже успели отправить его в Рим. Невероятная наглость!
Джон крикнул слугам:
– Собирайтесь в путь! Я немедленно отправляюсь в Кентербери.
Когда король отправлялся в дорогу – а это случалось часто, – об этом знали все вокруг. Выглядел королевский кортеж так: впереди верхом ехали король и королева, за ними свита, далее – паланкины, в которых высочайшие особы могли отдохнуть; потом министры, рыцари, придворные, музыканты, актеры, слуги. В повозках везли перины и кастрюли, даже любимую мебель их величеств. К процессии то и дело присоединялись бродячие торговцы, шлюхи, жонглеры – каждый надеялся немного заработать, раз уж подвернулась такая удача.
Поэтому кентерберийские монахи узнали о приближении короля задолго до прибытия Джона. Догадаться о причине высочайшего визита было несложно, и братия затряслась от страха. Первым делом аббат отправил гонца в Рим, чтобы известить Реджинальда об отмене его избрания. Реджинальд сам виноват – не сдержал слово, слишком много болтал, поэтому пусть пеняет на себя.
Прибыв в Кентербери, Джон сразу же отправился в аббатство. Перед ним предстали настоятель и старшие из братьев. Все они тряслись от ужаса.
– Клянусь ухом, зубом и коленкой Господа Бога нашего! – завопил Джон так, что его голос гулким эхом раскатился под сводчатыми потолками. – Так вот вы что задумали, изменники, мерзавцы! Вы выбрали себе архиепископа? Подлые интриганы! Вы меня обманули! Вы согласились принять Джона де Грея, а тем временем поспешили посадить на престол своего человека!
– Вовсе нет! – дрожащим голосом ответил аббат. – Вас ввели в заблуждение, милорд.
Джон слегка подобрел:
– Как же так! А мне говорили, что вы избрали вашего субприора Реджинальда. Разве вы не посылали его в Рим за папским благословением? Он утверждает, что его уже возвели в сан. Если это так, то, клянусь глазом Господним, я в два счета низведу его обратно.
– Нет-нет, – лепетал аббат. – Все это неправда.
Джон как бы в шутку схватил настоятеля за плечи и заглянул ему в глаза. В эту минуту вид у короля был поистине устрашающий: налитые кровью глаза с расширенными зрачками, оскаленные зубы, искаженные безумной жестокостью черты.
– «Нет-нет, это неправда», – передразнил он. – Еще бы: сэр аббат, ведь вы не такой дурак, чтобы бунтовать против короля. По-моему, я уже сообщил вам, что архиепископом должен стать Джон де Грей.
– Да, милорд, вы сказали, что из него получится хороший примас.
– А вы мне не возразили, поэтому я знаю, что вас оклеветали. Вы человек Божий и не стали бы обманывать своего короля. Иначе на вас обрушился бы гнев небесный. И земной тоже, уверяю вас. Клянусь рукой и ногой Господа, за подобное вероломство я подверг бы вас самой жестокой каре. Но я рад, что вы ни в чем не виноваты. Иначе мне пришлось бы выполнить свой долг и вырвать вам язык – чтобы вы не лгали своему государю.
Аббат и монахи дрожали от ужаса и хотели только одного – умилостивить короля.
– Милорд… милорд… – лепетал аббат, потеряв рассудок от ужаса.
– Ну же, говорите, – приказал ему Джон. – Вы ни в чем не виновны, а невинным я зла не сделаю. Что вы хотите сказать?
– Мы… мы выберем архиепископа немедленно, в вашем присутствии, чтобы вы остались довольны.
– Отлично сказано. Выбирайте Джона де Грея. Потом мы отправим посольство в Рим к папе. Досадная формальность, но, увы, необходимая. Не теряйте времени, друзья мои, беритесь за дело. Я вижу, что у нас с вами мир и согласие.
В тот же день Джон де Грей был избран архиепископом, а в Рим отправилось посольство, чтобы известить папу об избрании.
* * *
Когда Реджинальд узнал, что в Рим прибыло новое посольство, он впал в ярость. Новый кандидат, в отличие от субприора, пользовался поддержкой самого короля, но Реджинальд был не из тех людей, кто легко уступает. Он считал себя законным архиепископом, уже возведенным в сан, и отказываться от своего звания не собирался. Реджинальд предъявил папе новые доказательства своих полномочий, а Иннокентий III тем временем уже успел принять посольство из Англии.
Английские епископы возмутились, узнав, что оба кандидата выдвинуты без их участия. Некоторые из этих епископов находились в Риме, так что у них была возможность лично выразить папе свой протест.
Иннокентий разозлился. Все это выглядело крайне подозрительно. Сначала тайное избрание архиепископа, теперь вдруг новый кандидат – Джон де Грей, который, как было известно Иннокентию, целиком и полностью поддерживал короля Джона и вряд ли станет отстаивать интересы Церкви. Хоть папа и считал себя верховным правителем христианского мира, он отлично понимал, что без крайней нужды ссорится с земными владыками не стоит, поэтому пренебречь волей английского короля было бы неразумно. Но, с другой стороны, нельзя допустить, чтобы преданный слуга короля стал примасом Англии.
В подобных случаях Иннокентий всегда прибегал к политике проволочек, считая, что время само подскажет решение.
В конце концов, вердикт его святейшества был таков: избрание Реджинальда состоялось в нарушение традиций, а потому не может быть признано Римом. Тем не менее к моменту избрания архиепископом Джона де Грея примас формально наличествовал, а потому повторное избрание тоже недействительно. Таким образом, архиепископский престол Кентербери продолжал оставаться вакантным.
Воспользовавшись ситуацией, Иннокентий предложил в английские примасы своего собственного кандидата, некоего Стивена Лэнгтона. Иннокентий рассудил, что этот человек устроит всех, ибо он слыл достойнейшим и ученейшим мужем Церкви. Кроме того, по рождению он был англичанином. Правда, на родине Лэнгтон прожил недолго, ибо почти всю свою жизнь сначала учился, а потом преподавал в Парижском университете. Там он читал лекции по теологии и приобрел репутацию славнейшего богослова своей эпохи. Сам король Филипп, высоко чтя Лэнгтона, удостоил его своей дружбы. Почтенный профессор был известен как человек высокой и безупречной нравственности.
Примерно с год назад Иннокентий решил, что столь достойному слуге Церкви место в Риме, и назначил его настоятелем собора св. Хризогона в сане кардинала. В Риме Лэнгтон тоже читал лекции по теологии и пользовался расположением его святейшества. Папа считал, что этот прелат может принести Церкви великую пользу.
Когда Стивена Лэнгтона пригласили в Рим, король Джон отправил ему поздравительное письмо, ибо в лице профессора всей Англии была оказана высокая честь. Джон писал, что счел бы за честь принять у себя при дворе прославленного соотечественника. Если же Лэнгтон предпочитает жить в Риме, вблизи святейшего престола, то пусть не забывает о своем английском происхождении.
Тогда Иннокентий немало повеселился. Неужто Джон и в самом деле считал, что в лице Лэнгтона будет иметь своего человека при папском дворе? Почтенный Лэнгтон не из тех людей, кого можно подкупить или запугать. При любых обстоятельствах он будет отстаивать свои убеждения и интересы Церкви. Светские правители ему не страшны.
Созвав английских епископов и монахов, папа объявил им, что останавливает свой выбор на Стивене Лэнгтоне, ибо более достойной кандидатуры на пост архиепископа Кентерберийского нет и быть не может. После смерти незабвенного Хьюберта престол пустует. Избрание Реджинальда, проведенное втайне, недействительно; нельзя признать архиепископом и Джона де Грея, ибо он занял престол еще до того, как Реджинальд был смещен. С точки зрения Иннокентия, ни один из этих кандидатов не может сравниться со Стивеном Лэнгтоном.
Монахи пришли в замешательство, но выбора у них не было: английский король был далеко, а папа близко. Иннокентий в гневе страшен – все это знали. Он может отлучить неугодного человека от Церкви, а страшнее этого ничего не бывает. Тот, кто умирает отлученным, обречен на вечное проклятие.
И все же английские церковники медлили. Ведь им придется возвращаться на родину и держать ответ перед королем. Что хуже – гнев короля или гнев папы? Ответ был ясен: для духовного лица владыка церковный превыше владыки земного.
Все, кроме Элиаса, епископа Брентфилдского, который осмелился воздержаться, проголосовали за Стивена Лэнгтона.
