Текст книги "Такси для ангела"

Автор книги: Виктория Платова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Теперь все поменялось.

Поменялось в какие-то жалкие десять секунд.

Ее больше нет. Она умерла не в своей постели – это было бы банально. Она не погибла в автомобильной катастрофе – это было бы тривиально.

Она была убита. Смерть, достойная Королевы Детектива. Лучшего и желать нельзя… Феерическая концовка. Музыка, туш!..

Пока я размышляла над этим удивительным поворотом судьбы, бедра мои как будто тисками сжало.

Проклятый немец!

– Какого черта? – прошипела я. – Вы что делаете?!

– Ничего…

– Вы что, меня лапаете?!

– Was ist das <Что это такое? (нем.)> – “лапать”? – в той же тональности прошипел немец.

Надо же, как быстро вылетел ненормативный русский из твоей гнусной головы!

– Уберите грабли, подонок! Извращенец! Нашли время и место!

– Вас только это смущает? – плоско сострила мюнхенская гадина, но руки все же убрала. А потом радостным шепотом сообщила:

– Кажется, у меня все в порядке с…

– Да заткнитесь вы, ради бога!

– Вы сами… Дали повод! Сели мне на колени… Так вот как была истолкована моя минутная слабость! Подскочив, я рванула от извращенца, как от чумного барака, и перевела дыхание только возле Дарьи. Дарья по-прежнему стояла на шахматном погосте, и вид у нее был самый оторопелый.

– Ну, вы даете! – покачала головой Дарья, издалека разглядывая Райнера-Вернера, мертвой хваткой вцепившегося в собственный пах. – На одном гектаре с трупом… Это так сильно тебя возбуждает?

– Что – “это”?

– Это, – кивнула Дашка в сторону лежащей на полу Аглаи. – Мертвое тело. Надо же, какой темперамент! Теперь я понимаю, из-за чего сбежал твой Бывший…

Теперь, по прошествии шести месяцев, Бывший интересовал меня не больше, чем результаты выборов в Великий народный хурал Монголии в 1975 году, но я все же спросила:

– Из-за чего?

– Из-за твоих разнузданных сексуальных фантазий. Привязать к себе такого промискуитетчика, как этот гипер-Гансик, – уметь надо!

– Не говори глупости…

– Надеюсь, ты не думаешь, что это сделала я?

– Что – “это”?

– Это. – Дашка по-прежнему не отводила взгляда от тела.

– Не говори глупостей. – Я даже не сразу сообразила, что она имеет в виду.

– Я ее не убивала. Честное слово…

– О чем ты?

– Я ее не убивала… Ты можешь сказать, что я ее ненавидела… Терпеть не могла. Что для меня она была как кость в, горле… Но я не убивала…

– Прекрати сейчас же!

Но Дарью уже невозможно было остановить.

– Да, меня от нее тошнило… Меня вообще тошнит от масскульта… Но я ненавидела ее гораздо сильнее… Чтобы просто взять и вот так… Отравить, как крысу… Когда так ненавидят – не убивают.

– Да? – искренне удивилась я. – Почему?

– Это… – Дашка засопела, пытаясь подобрать самую нужную фразу, самые точные слова. – Это было бы слишком просто. Ты понимаешь меня?

Самым удивительным было то, что я понимала. Моя фанатичная (кто бы мог подумать!) подруга слишком долго культивировала в себе ненависть к прославленной, обласканной, облизанной, обожаемой Аглае Канунниковой; она пестовала эту ненависть, она холила и лелеяла ее, удобряла и подкармливала. Она смахивала пыль с широких листьев ненависти, она подрезала сухие ветки и поганой метлой гнала вредителей. Из крошечного, совершенно не приспособленного к жизни саженца она вырастила могучее дерево….

И теперь спилить его под корень вот так, за здорово живешь?! Засунуть псу под хвост многомесячные усилия? Лишиться любимой игрушки, даже не выставив в продвинутой галерее инсталляцию “Масскультура: Гибель “Титаника”? Не-ет… Куда проще мысленно уничтожать Аглаины примитивные ценности каждый день, чем навсегда расстаться с самой возможностью такого уничтожения.

– Ты сумасшедшая, – только и смогла выговорить я.

– Может быть, – скромно согласилась Дашка.

– Ты сумасшедшая, но…

Теперь и я смотрела на Аглаю. Чувство реальности покидало меня и снова возвращалось. Выдающаяся писательница, кумир миллионов, лежит на полу, в чужом доме, среди чужих людей… Она не напилась, она не уснула, она – мертва!..

– Ты сумасшедшая, но ты не убийца. – Я все-таки заставила себя произнести эти слова. И Дарья благодарно сжала мне пальцы горячей и влажной рукой.

– Спасибо… Ты скажешь об этом?

– Кому?

– Когда.., сюда приедут и начнут расспрашивать о происшедшем. Ты скажешь, что я не виновата? Я все время была здесь, я ни на секунду не отлучалась. Ты скажешь об этом?

– Конечно.

– Подтвердишь, что мы были рядом и друг от друга никуда не отходили?

– Конечно.

Получив верительные грамоты, Дарья сразу же успокоилась. К ней вернулась ее обычная надменность. И обычный, так восхищавший меня, цинизм.

– Не обижаешься, что я была с твоим немцем? – Она наконец-то позволила себе улыбнуться. – Это даже не интрижка, так, пересып одноразовый. И даже не в кровати, а в коридоре под вешалкой… Если это тебя успокоит…

– Что?

– Я же не знала, что у вас все получится. И что он, презрев широкий выбор, решит остановиться на твоем проблематичном тельце… А вообще – он забавный. Может быть, стоило его у тебя отбить?

– Что?!

– Шучу. Интересно, кто все-таки это сделал? Кто ее убил?

Действительно, кто?

Дарью я вывела за скобки как идейную извращенку. Райнер-Вернер – извращенец сексуальный – отпал сам как лицо, не заинтересованное в жизни малодоступной для его перчика Аглаи (и, как следствие, – в ее смерти). Мы с Ксоло оказались вычеркнутыми из списка как близкие родственники покойной.

Режиссер Фара вылетает из того же списка как тряпка, неспособная держать себя в руках. Он и таракана не отравит, не то что взрослую сильную женщину.

Химик при видеокамере Петя Чиж тоже вне подозрения именно как химик. Не станет человек, только что совершивший преступление, расписывать его в таких подробностях и в таких утонченных (если не сказать – изысканных) деталях. Яды – слишком экзотическая вещь, чтобы демонстрировать в них такие познания. И тем самым подставлять себя под удар.

Остаются трое.

СС, ТТ и ММ.

Три главные Аглаины конкурентки. Их ненависть (в отличие от высокой, опоэтизированной ненависти Дашки) носит шкурный характер. Она завязана на тиражах, интервью, съемках, издательствах. Она завязана на читателе. Смерть Аглаи выгодна всем троим.

Просто потому, что Великую и Неповторимую забудут через полгода. Максимум – через год. И поле для игры станет чистым. Я довольно долго проработала с Канунниковой, чтобы усвоить главный принцип массовой культуры: “С глаз долой – из сердца вон”.

С глаз долой – из сердца вон.

Вон!

– ..Возьми платок, – сказала Дашка.

– Платок?

– Ты ревешь уже пять минут. Смотреть тошно. Я ухватила протянутый мне кусочек батиста и вытерла взмокшие ресницы. Похоже, что я действительно плакала. Я была единственной, кто отреагировал на смерть Канунниковой таким естественным и таким бесхитростным способом. Все остальные не опустились даже до элементарного сочувствия.

Все были озабочены только собой.

Особенно после того, как неугомонный Чиж произнес слово “убийца”.

Три грации, уже готовые выплыть из зала, моментально вернулись, оседлали тяжелые дубовые стулья и с укором посмотрели на эксперта по ядам.

– Вы хотите сказать, что среди нас есть убийца? – подняла жидкие брови Минна.

– Он уже это сказал, – сморщила кокаиновые ноздри Tea.

– И кто же совершил это злодеяние? – опустила кончики губ Софья.

Чиж молчал. Пауза затягивалась, распухала, заползала за шиворот, холодила кожу – и наконец стала невыносимой. Первой не выдержала Минна – крупные женщины, как правило, отличаются мнительностью.

– Опять эти дурацкие намеки!

– Это не намеки. – Зараза мнительности перекинулась и на Tea. – Это прямые обвинения, разве вы не видите?! Этот сопляк нас обвиняет!

– Как будто мы здесь единственные! – поддержала товарок Софья. – Как будто, кроме нас, здесь никого нет.

– Вот вы, девушка. – Теперь Минна в упор смотрела на меня. – Вы кто такая? Вы ведь не из съемочной группы, правда?

– Нет… Я – личный секретарь Аглаи Канунниковой. Эта сухая, лишенная всяких эмоций информация породила целую бурю народного возмущения.

– Личным секретарем обзавелась, надо же! И здесь выпендривается! – сказала Минна.

– Цену себе набивает! – сказала Tea.

– Корчит из себя Артура Конан Дойля! – сказала Софья. – А вы, такая симпатичная, ей подыгрываете! Стыдно, девушка! На легкие деньги польстились! А могли бы зарабатывать на жизнь более достойным способом!

Похоже, они держат меня за проститутку, а Аглаю – за разухабистую владелицу публичного дома! Обвинения были столь чудовищны, и я даже не нашлась что ответить. Зато у всех остальных появилась возможность высказаться.

– Да что же мы на нее накинулись? – неожиданно пожалела меня Минна. – Может быть, девушка не виновата. Может быть, она стала жертвой обстоятельств. Может быть, дорогая Аглая платила ей жалкие гроши!

– С нее станется! Прижимиста, как пейсатый рэбе! – запоздало возмутилась Tea.

– За копейку в церкви перднет, – по-прокурорски грубо выругалась Софья. – Мне рассказывали осведомленные люди… Она такую бойню из-за гонораров устраивает – хоть святых выноси! Зубами деньги вырывает!..

Софья перевела дыхание и ласково улыбнулась мне:

– А вас саму она не достала?

Подтекст был более чем прозрачен: Аглая доведет до мысли о смертоубийстве кого угодно. Вот и тебя довела!..

– Ну, хорошо, с девушкой все понятно, – наконец-то они оставили меня в покое. – А молодой человек?

– Ах, этот извращ… – Я мельком взглянула на гнуса Райнера и тотчас же поправилась:

– Этот молодой человек – господин Рабенбауэр, из Мюнхена. Он переводит книги Канунниковой на немецкий, приехал сюда по личному приглашению писательницы.

Немец закивал головой, а мое вполне невинное замечание вызвало у трех детективщиц самую настоящую ярость.

– Вы слышали? – Tea картинно вознесла руки к небу. – Мало ей нашего несчастного оболваненного читателя! Так она до немцев добралась!

– Тихой сапой, – сквозь зубы процедила Софья. – И здесь отличилась! У меня переговоры уже год идут… С узбеками. Тянут, проклятые, Митю за титю! А эта уже и Германию окучила!

– Мерзавка! – добавила Минна.

– Авантюристка! – добавила Tea. – На ходу подметки рв…

До сих пор молчавшая Дашка самым бесцеремонным образом перебила мастерицу иронического детектива:

– Вы, как я посмотрю, горячо любили покойную.

– А это кто? – спросила Минна.

– Вот именно, кто это? – спросила Tea.

– Это журналисточка. – Как и подобает бывшему работнику прокуратуры, Софья обладала самой полной информацией о гостях. – Приехала освещать съемки.

В подтексте явно слышалось “Черт тебя принес”, но известие о “журналисточке” заставило женщин присмиреть. Да еще диктофон за обедом! Диктофон, бесстрастно зафиксировавший литературную склоку, где все стороны не особенно стеснялись в выражениях. Да что там “не стеснялись”! Они готовы были живьем друг друга сожрать.

Вместо десерта.

Теперь диктофонная пленка могла вылезти писательницам боком. Если, конечно, она попадет в руки следствия. А Дашкина внешность – внешность стервы и закоренелой провокаторши – не оставляла никаких сомнений: пленочка до компетентных органов доковыляет и к тому же будет снабжена соответствующими комментариями. И финальное Аглаино “Ловко мы вас разыграли!”, выданное уже после отключения диктофона, не спасет троицу от обстоятельного разговора при наличии стольких свидетелей.

И психологического давления со стороны следователей.

И, возможно, камеры предварительного заключения.

Все эти простые мысли галопом проскакали по лицам СС, ТТ и ММ. Но выводы, которые они сделали, оказались различными.

– Вас, кажется, зовут Дашенька? – Голос Минны, которая еще минуту назад Дашку в упор не видела, был полон ничем не разведенной глюкозы.

– Дашенька, – хихикнула Дарья и даже подобрала живот в предвкушении экстремальных писательских ходов.

– Видите ли… То, что вы услышали сегодня за обедом, – это, так сказать, наши маленькие литературные игры. Что-то вроде спарринга. Как в боксе. Не стоит придавать нашим словам никакого значения. Это всего лишь слова. Не больше.

– Конечно. – Tea попыталась перехватить инициативу, выдвинуться на полкорпуса вперед и первой припасть к ногам “журналисточки”. – Слова – это единственное наше оружие. Единственный смысл нашей жизни… Слово может поднять до невиданных высот и может уничтожить. Убить наповал…

Лучше бы она этого не говорила!

– Так, значит, слово.., ее убило? – поинтересовалась Дарья. – И какое именно? И кто же его произнес?.. Впрочем, это легко будет установить. По пленке.

– Вы не так меня поняли, – заныла Tea.

– Она поняла именно так, как вы это произнесли, дорогая Tea. – Софья презрительно улыбнулась. – Вы, как всегда, не следите за речью. Ляп за ляпом. Совсем как в ваших псевдоиронических детективах. Но, если мне не изменяет память, ваша фамилия – Валикова, милочка?

– Память вам не изменяет.

– Дарья Валикова из журнала “Роад Муви”, не так ли? Дашка заподозрила неладное, но все же ответила:

– Да. Я работаю в “Роад Муви”.

– Та самая Дарья Валикова, специалистка по отстрелу книжной дешевки. В последнее время вы развязали настоящую охоту на госпожу Канунникову, не так ли? Вы ей проходу не давали. Ни одного доброго слова в рецензиях, одни проклятья… И вот, пожалуйста, срываетесь на съемки передачи с ее участием. Вам это не кажется странным?

– А вам? – Дарью не так-то легко было сбить с толку.

– Не показалось бы… Если бы все не закончилось столь плачевно.

– Вы хотите сказать…

– Я только хочу сказать, что все мы находимся в одинаковом положении. Я бы даже сказала – в одинаково скверном положении.

– Не совсем, – раздался тихий голос Чижа. Только теперь я заметила, что голос этот имеет одну замечательную особенность: его забываешь сразу же, как только он перестает звучать. – Кое-кто хочет свое положение улучшить.

– Кое-кто? – удивилась Софья.

– На вашем месте я бы никуда не уходил. Чиж обращался к Tea, которая, воспользовавшись моментом, мелкими перебежками двигалась в сторону двери. Окрик заставил ее вздрогнуть и обернуться.

– Мне нужно выйти. Ненадолго. В дамскую комнату, – заблеяла Tea. – Надеюсь, в этом нет ничего предосудительного?

– Нет, но… – Чиж замялся.

– Думаете, я собираюсь вынести пузырек с ядом? Канистру с цианистым калием?.. Замести следы?

– Не забывайте, что среди нас находится убийца, – после некоторого раздумья бухнул Чиж.

– И этот убийца – я? – Tea нервно рассмеялась.

– Я этого не говорил… Если вам нужно выйти, тогда, разумеется… Но будет лучше, если вы возьмете провожатого.

– В качестве провожатого или в качестве соглядатая? Следователь-любитель задумчиво поскреб подбородок. Любой из ответов оскорбил бы почтенную женщину.

– Если вы позволите, я могу составить вам компанию, – встрепенулся Райнер-Вернер, и я досадливо поморщилась.

Теперь, когда ситуация с царем джинсовой горы (не без моего участия) была взята под контроль, в Райнере вновь взыграли его порочные инстинкты. Мулатка же, в полном имени которой (Теодора-Эйприл-Вивиан-Окта-вия) явно проклевывался африканский темперамент, предложение немца встретила благосклонно:

– Буду вам очень признательна, господин Рабенбауэр. Но интернациональный дуэт так и не состоялся.

– Не пойдет, – сказала Минна.

– Не пойдет, – сказала Софья.

– Никаких сепаратных переговоров с переводчиками, – добавила Минна.

– Тем более что ваши квазииронические тексты вообще непереводимы, – добавила Софья.

– Даже на язык здравого смысла, – заключила Минна – А если вам так уж приспичило, пусть вас проводит кто-нибудь из обслуги. Да вот хотя бы Ботболт… – заключила Софья. – Ботболт!..

Но призыв к мажордому в смокинге повис в воздухе.

Ботболт исчез.

Этот прискорбный факт окончательно прояснился через пять минут, когда Минна и Tea прочесали оранжерею, а Софья и Райнер-Вернер хором проскандировали затейливое татаро-монгольское имя, стоя в дверях зала. И даже выдвинулись с этим именем на устах в холл с коврами и оружием.

Но никакого ответа не последовало.

Ботболт как сквозь землю провалился. И никто не смог объяснить толком, когда же он выскользнул из зала. Все хорошо помнили момент, когда бурят передал Пете Чижу тесак и позволил выдоить из себя несколько капель крови.

После этого наступил коллективный провал в памяти. Пока свидетели преступления шастали в поисках бурята, Ксоло все-таки удалось вырваться из моих рук, и она снова прибилась к Аглае. Крупно дрожа, собака подползла к хозяйке, несколько раз лизнула ее сжатую в судороге ладонь и затихла.

– Мы не можем оставить ее вот так, – жалобным голосом сказала я Чижу. – Давайте перенесем ее куда-нибудь… Хотя бы на диван.

– Нет. – Чиж был непреклонен. – Это сделают те, кто должен сделать.

– Нужно хотя бы прикрыть… – не отставала я от Чижа.

– Хорошо.

Скорченная фигурка Аглаи рвала мне сердце. Она была нереальна и непристойна одновременно – как и любое физическое проявление смерти. Впрочем, что я могла знать о смерти? Несколько отрывочных воспоминаний детства: дед в простеньком гробу в гостиной (той самой, где по воскресеньям обедала вся семья); похороны воробушка в дальнем углу двора, за гаражами (стеклышки, фантики от конфет, перемазанные млечным соком одуванчики); похороны жука, похороны стрекозы, бабочки и маленькой лягушки… Телефонный звонок мадам Цапник (“Заказ на костюм отменяется, Алиса, мой шурин умер в прошлую пятницу”)… Соседская колли, околевшая от рака. Дельфин на песчаной отмели у Евпатории – искалеченный винтом…

И вот теперь Аглая.

Ее уход, так похожий на заставку к телепрограмме “Играем в детектив”, и сам был детективом. Но три закомплексованные литературные экстремистки превратили его в фарс.

А теперь еще Чиж…

Чиж придал фарсу законченность, сняв со стола тяжелую скатерть. Скатерть еще хранила в себе несколько темных, непросохших пятен шампанского и воспоминания о шведском столе. С икоркой, салями, балычком, пикулями и швейцарским сыром.

– Что вы делаете, Петя? Вы с ума сошли?!

– Предлагаете, чтобы я сорвал шторы?

– Нет, конечно… Я поднимусь к себе и возьму простыню.

– Хорошо, – согласился он и повернулся к режиссеру Фаре. – Ты побудешь здесь?

Фара закивал аккуратно зализанной восточной головой, надул щеки и тряхнул плечами. После подобных красноречивых телодвижений непременно должен следовать танец “Куч куч, хота хай”. На фоне цветущей сливы и горы Нангапарбат.

– Идемте вместе… – Чиж подхватил меня под руку. – В холле я видел телефон. В ментовскую нужно звонить в любом случае.

– Да, вы правы.

Телефон действительно стоял на небольшом столике в холле рядом с гепардом. Возле него уже ходили кругами Софья и Райнер-Вернер. Судя по мизансцене, Райнер порывался схватить трубку, а писательница Сафьянова всеми силами пыталась этому воспрепятствовать.

Увидев нас, Сафьянова отпрянула – и от Райнера, и от телефона.

Райнер-Вернер, воспользовавшись моментом, тотчас же бросил плоский палец на клавиши.

– Куда это вы собираетесь звонить, любезнейший? – поинтересовался Чиж.

– В консульство. Я – гражданин Германии и не хочу быть втянутым в это.., м-м.., неприятное происшествие.

– Положи трубку. – Голос Чижа не предвещал ничего хорошего, но что значило это квелое предупреждение для мускулистого адепта швабского атлетического порно?

– Плюю на вас, – с чисто немецкой обходительностью ответил Райнер. – И на вашу дикую страну. С вашими дикими озерами и дикими женщинами….

Интересно, кого он имеет в виду? Скорее всего – меня. Меня и мои социальные протесты по поводу клешней на бедрах.

– ..и диким снегом, и диким льдом…

– И дикими мужчинами, – добавил Чиж и исподтишка ударил немца в пах.

Несчастный перчик! Одно испытание за другим! Пока Райнер-Вернер корчился от боли. Чиж быстро набрал сокровенный 02. Несколько секунд он мрачно слушал, потом – так же мрачно – принялся дуть в трубку.

– Не работает, – спустя непродолжительное время сообщил он.

– Милиция не работает? – хором уточнили мы с Софьей.

– Телефон.

– Что значит – не работает?

– А то и значит. Глухо как в танке. Можете сами попробовать.

Пока мы с милейшей Софьей по очереди трясли трубку, Чиж присел на корточки и внимательно осмотрел провод. А потом отогнул ковер.

– Надо же! Вы только посмотрите. Провод у телефонного гнезда был аккуратно перерезан.

– Идиоты, – процедил Чиж, и было совершенно непонятно, к кому относится это нелестное определение: к нам или к тому, кто сделал надрез.

Наплевав на возможные трения с Дымбрылом Цыренжаповичем, оператор с мясом вырвал часть провода, зачистил его концы универсальным ботболтовским тесаком и заново соединил их.

– Проверьте, – бросил он Софье.

Софья поднесла трубку к уху и покачала головой.

– Ну, что? – спросил Чиж, хотя и так все было ясно: телефон не работал окончательно и бесповоротно.

– Ничего.

– Странно. – Чиж нахмурился.

– Кажется, есть еще один. На кухне, – робко подсказала я.

– А вы откуда знаете?

– Я видела…

Я действительно видела еще один телефонный аппарат в простенке между буфетом и мойкой, когда заходила на кухню за спиртным и встретила там Минну.

– Идемте.

Исполненные самых дурных предчувствий, мы вернулись в зал, прошли через маленький коридорчик и оказались на кухне. Деревянная коробка с телефоном висела на стене, а сам телефон поблескивал хромированными деталями и отделанной малахитом панелью. Трубка тоже была малахитовая. Должно быть, падкий на роскошь Дымбрыл сторговал аппаратец в Музее радио и вынес его через служебный ход.

Чижу понадобилось пять секунд, чтобы определить, что телефонный раритет начала века полностью разделил участь своего более современного собрата. Тот же аккуратный надрез у гнезда, и та же вселенская немота в трубке.

– Плохо, – Чиж почесал тесаком подбородок и поморщился. – Очень плохо.

– Вы думаете? – осторожно спросила Софья.

– А вы нет? Если, конечно, смерть Канунниковой и шалости с проводами как-то связаны. А вот и бутылка…

На небольшом, отделанном под красное дерево столике расположилась целая батарея развеселых пузырьков: джин, виски, вермут, два вида хереса и яичный ликер. Вплотную к ликеру примыкало с десяток чистых бокалов. И над всем этим алкогольным великолепием высилось маленькое, почти кукольное окошко. За окошком царила та особая молочная темнота, которой так отличаются зимние ночи в глуши. Засмотревшись на эту скорее амбразуру, чем окно, я не сразу заметила стоящую в отдалении от основной батареи бутылку “Veuve Cliquot Ponsardin”. Бутылка была полной. Или почти полной. Опорожненной максимум на один-два бокала.

– Неужели та самая? – благоговейно прошептала Софья. – Из которой?..

– Хотите попробовать? – ухмыльнулся Чиж.

– Воздержусь. Интересно, куда пропали те двое?

– Какие двое?

– Те два парня, которые обслуживали нас за обедом. После обеда я их не видела. И за ужином – тоже.

Подсобка! Пустые бутылки, остатки эклеров на блюдце, две мертвецки пьяные головы, прильнувшие друг к другу… Не говоря ни слова, я оставила своих спутников, метнулась в коридорчик и распахнула дверь подсобки.

Пусто.

Никаких следов возлияний. Два бурята, казалось, пустившие здесь корни, обильно политые коньяком, исчезли. Вместе с бутылкой, блюдцем и отчетливым запахом конины.

Но сдаваться так просто мне не хотелось. Осмотрев каждый сантиметр пола (уж не завалились ли они за плинтус, чертовы отпрыски быка Буха-Нойон Бабая!), я переключилась на полки. Хозяйственная мелочь, банки с краской и какими-то химикатами (сплошь испещренные затейливыми химическими формулами: FeSQi 7H20, FeCii, NaHC03), пакеты с удобрениями, запасные лампочки, несколько похожих на лассо скрученных садовых шлангов, открытые ящики с инструментами…

И все же визит в подсобку оказался не напрасным: на одной из полок, рядом со скатертями, салфетками и кухонными полотенцами, я нашла стопку чистых простыней. Хоть здесь повезло, теперь будет чем укрыть Аглаю от посторонних глаз.

Прижимая простыню к груди, я вернулась в зал. Дарья по-прежнему торчала у шахмат. Фара подпирал плечом горку с посудой, а дамы вместе с Петей Чижом обсуждали сложившееся положение.

– Неужели нельзя починить телефон? – спросила у Чижа Tea.

– Теоретически можно, но для этого необходимо полностью отследить проводку. Проводка скрыта, значит, придется долбить стены. Все стены во всем доме. Плана коммуникаций у нас нет… Да и понравится ли это хозяину, когда он вернется?

– Если… Если он вернется, – трагическим шепотом произнесла Минна. Как и все крупные женщины, она была склонна излишне драматизировать события.

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что сказала. Гостеприимный хозяин исчезает в самое неподходящее время. А в еще более неподходящее время исчезают его люди. Дом пуст, дом не подает никаких признаков жизни, на полу лежит мертвое тело и к тому же телефон не работает.

Я поежилась.

Картинка, нарисованная Минной, действительно выглядела не лучшим образом. Даже если вынести за скобки те семнадцать леденящих душу триллеров, которые она написала.

– Я не понимаю только одного. – Софья тоже решила внести свою лепту в общий разговор. – Зачем был нужен дубль с телефоном?

– Что значит – дубль?

– Если где-то испорчена проводка, то зачем нужно было подрезать провода у самих телефонов. Ведь они и так не работали?..

– А вы поищите хозяев и спросите их об этом, – посоветовала мулатка Tea.

– Где же их искать, помилуйте!

– Дом, конечно, велик, но не настолько, чтобы в нем заблудиться!

Готические башенки, венчавшие крылья дома, узкая винтовая лестница, лесная глухомань, в которую черт занес господина Улзутуева… Да и сам Улзутуев – порочно расплывшийся бурят с порочно-желтым лоснящимся лицом… Обрезанные телефонные провода, пропавшая обслуга, мертвая Аглая Канунникова – все эти неприятные факты отбивали всякое желание исследовать дом. И, видимо, не только у меня.

– Обрезать телефоны, надо же, какая подлость. – Tea скрипнула зубами. – Как раз в духе покойницы… Наверняка это она все организовала!

– Мне кажется, нужно уезжать отсюда. И чем скорее – тем лучше, – вынесла вердикт Софья. – Не нравится мне это место…

– На чем? На палочке верхом? Или на снегоходе? Или на хозяйском буере? – ревниво спросила Минна. Изысканный триллер с маньяческим душком катился в сторону боевика в мягкой обложке, а уж этого она допустить не могла. – Нас сюда привезли, если вы помните.

– А хоть бы и на снегоходе… Правда, для вас он будет несколько тесноват, дорогая Минна…

– Тесноват? – рассмеялась Tea. – Да она в него не влезет!

– Дамы, зачем же препираться? – Чиж постучал ладонью по столу. – Я приехал сюда на машине, при желании мы можем выехать в любую минуту.

– И где она, ваша машина?

– В гараже… Я загнал ее в гараж.

– Замечательно, сейчас же соберемся и уедем.

– Мы не можем уехать все. Кто-то должен остаться. С телом.

– Думаю, лучшей кандидатуры, чем личный секретарь госпожи Канунниковой, и придумать нельзя. Это, так сказать, ее прямая обязанность.

Все с плохо скрываемым торжеством посмотрели на меня.

– Не волнуйтесь, милочка, – подмигнула мне Софья. – Как только мы доберемся до ближайшего поста, мы сразу же обо всем сообщим. Вам не придется долго скучать в одиночестве.

– Если хотите, мы можем взять с собой вашу собачку, – подмигнула мне Минна.

Конечно же, я останусь. Я останусь с Аглаей при любом раскладе. Tea права: это моя прямая обязанность.

– Хорошо, я буду ждать вас здесь, – холодея от собственной храбрости, произнесла я.

– Благородный поступок, – одобрила меня Минна.

– Это пример редкого благородства, – добавила Tea.

– Мы не заставим вас ждать, – заверила Софья. – Обещаем…

Трогательная сцена прощания неожиданно была прервана Чижом.

– Вы не так меня поняли, дорогие дамы, – сказал он. – Речь идет не о том, чтобы уехать всем вместе. Отправится кто-то один. Он сообщит, что произошло, и приведет помощь.

Такой поворот не очень понравился писательницам.

– И кто же этот “кто-то”? – спросила Минна.

– Я. Машина-то моя.

Несколько секунд дамы переваривали услышанное. Первой не выдержала Минна, крупные женщины всегда склонны к панике:

– Я еду с вами, Петр.

– И я, – поддержала коллегу Tea.

– Я тоже не вижу причин, чтобы здесь оставаться, – добавила Софья. – Мы будем готовы через десять минут.

Все трое, обгоняя друг друга, бросились к выходу. Чтобы в дверях столкнуться с Райнером-Вернером. Райнер был в шапке и еще не просохшем после дневного купания тулупе. Через плечо у него висела сумка, а лицо запорошил снег. И ничего утешительного я на этом лице не увидела. Арийский нос, арийский рот и такие же породистые глаза немца сбились в кучу, образовав комбинацию, которую можно было охарактеризовать двумя словами: “яростное разочарование”. Или – “разочарованная ярость”.

– Собаки, – пролепетал он, плюхаясь на ближайший стул.

– Что значит – “собаки”? – спросил Петр.

– Эти сволочи не загнали собак! Проклятый дом!..

Я хотел уйти, но там собаки! Собаки и метель, метель и собаки!..

Демонические улзутуевские доберманы среди миниатюрных культовых сооружений! Поджарые твари, способные перегрызть глотку любому! Доберманы благополучно выпали из моей головы – и, судя по всему, не только из моей. Все остальные тоже смотрели на Райнера широко раскрытыми глазами.

– Та-ак… И сколько их? – спросил Чиж.

– Откуда же я знаю! Десять, двадцать, тридцать… Они так лязгали зубами… Я даже шагу с крыльца не сделал! О, майн готт!

– Плохо дело. – Второй раз за сегодняшний вечер Чиж разразился подобной тирадой. – Из рук вон.

– Что вы имеете в виду? – Минна нервно хихикнула.

– Гараж. Если собаки не привязаны, до гаража нам не добраться.

– Но, очевидно, можно что-то придумать?

– Можно, – вклинилась Tea. – Отправим вас, дорогая Минна. Займете их делом.

– Каким это делом?

– Мясца на вас много. Им надолго хватит.

– А может быть, все не так страшно? – высказала предположение Софья. – Может быть, господин Рабенбауэр преувеличивает?

– А вы подите проверьте, – огрызнулся Райнер-Вернер.

Софья зябко повела плечами: отправляться в пасть к злобным тварям ей явно не хотелось. Ни ей, ни кому-либо другому.

– А если подослать к ним вашу собаку? – цинично поинтересовалась у меня Tea. – В качестве, так сказать, отвлекающего маневра?

Я представила несчастную плешивенькую Ксоло в окружении огромных псов и даже затряслась от негодования.

– Да вы просто эсэсовка, дорогая Tea! – Как и все крупные женщины, Минна была сентиментальна и чрезмерно впечатлительна. – Отдать такую крошку на растерзание!

– Вашим читателям это вряд ли бы понравилось, – добавила Софья. – Тем более что их и так не много… Потеряли бы последних!

Tea смутилась:

– Я просто ищу приемлемые варианты…

– Вариантов не слишком много. – Неуемный Чиж снова перехватил инициативу. – Можно, конечно, отправиться в обход – через террасу, озеро и лес. От дома до основной трассы по прямой не больше пятнадцати километров…

– Вы предлагаете проделать этот путь пешком? Ночью, в метель? А если на шоссе не будет машин? Пятнадцать километров плюс еще двести пятьдесят – до Питера. Лучше уж остаться и заняться проводкой. Когда должна приехать ваша съемочная группа?