Текст книги "Такси для ангела"

Автор книги: Виктория Платова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Но какой же она оказалась уютной! Она была создана для другого города и другой страны. Да и для другого времени тоже. Наверное, в этом пальто хорошо было мокнуть под дождем и посещать крохотные кофейни, кормить голубей, греть руки над жаровнями, выбирать обезумевшие от нафталина безделушки на каком-нибудь “блошином” рынке.

В нем хорошо было отправиться куда-нибудь автостопом. И сойти на обочине черно-белого, как старая кинолента, времени. Но я точно знала, что никуда не отправлюсь и нигде не сойду. И от этого мое сердце наполнялось печалью. Светлой, ни с чем не сравнимой печалью, похожей на финал фильма “Украденные поцелуи”.

Возможно, если бы я выкупила пальто, если бы оставила его у себя, моя жизнь повернулась бы по-другому.

Но я отдала его хозяйке, жалкая неудачница.

Я прошла мимо него, как проходят мимо главной и единственной в жизни любви. И светлая печаль забылась сама собой.

А сейчас – вспомнилась.

И всему виной была Аглая Канунникова с ее совсем не кровожадным “Такси для ангела”. Но особо заморачиваться этим я побоялась. И, покончив с одной детективной интригой, переключилась на другую.

Почему Дашка так ненавидит Канунникову?

Аглая Канунникова не конъюнктурщица, кичем в этом ангельском средстве передвижения и не пахнет. Наоборот, в некоторых местах я даже забывала, что читаю беллетристику. Совсем неплохая и нестыдная работа.

Я, пожалуй, смогла бы выполнить Дашкину просьбу…

Об этом я и заявила своей подруге, когда она вернулась домой. Но, вместо того чтобы обрадоваться, Дарья почему-то поскучнела.

– Ты начала читать? – после недолгого молчания спросила она.

– Уже.

– Что – уже?

– Уже прочитала. Не понимаю, почему ты так на нее окрысилась…

– Нас ждут, – ушла от ответа Дарья. – Собирайся…Коктейль в галерее оказался самой обыкновенной пьянкой: нечесаные художники-нонконформисты и сомкнувшийся с ними нечесаный музандеграунд потчевали всех желающих водкой, пивом и жареным арахисом.

Дашка надралась в первые полчаса, я же (верная своей утренней клятве) пила только воду из-под крана. В богемном приюте не было даже минералки. А галерейная начинка – инсталляции и богоборческие (свят, свят, свят!) иконы с порнодушком – не поразила мое воображение. Зато его поразила Дашка, устроившая просветительскую лекцию в таком же, как и галерея, нонконформистском ватерклозете (с деревенским очком вместо унитаза). Я сама спровоцировала ее, сказав, что возьмусь за рецензию.

– Значит, ты тоже подсела на эту суку Аглаю!

– С чего ты взяла?

– А все на нее подсаживаются.

– Ты преувеличиваешь.

– Да я не то что преувеличиваю – я ее терпеть не могу! Лицемерка поганая! Водит всех за нос. Копалась бы в своем жанре, так нет: в учителя жизни лезет, свои взгляды навязывает. Обо всем высказалась, ничего не забыла!… Даже по поводу профилактических прививок детям Руанды у нее, видите ли, собственное мнение..:

Даже по поводу выращивания патиссонов и селекции трехцветного вьюнка!..

– Ладно, – первой не выдержала я. – Черт с ней.

– Вот именно! – Дашка попыталась плюхнуться на отполированный многими сомнительными задницами толчок, и я с трудом ее удержала.

Через час, когда Дашка окончательно превратилась в патиссон, о котором так пламенно распространялась, в галерее появился роскошный молодой человек в белом свитере и с такими же белыми выгоревшими волосами. Проигнорировав многочисленные приветствия и поддоны с пивом, он направился прямиком к Дашке, пытавшейся улечься на инсталляцию “Балканские войны-13”. Легко подняв тело моей подруги, он потащил его к выходу.

– В чем дело? – спросила я, ухватив Дашку за край платья.

Молодой человек даже не сбросил скорости. А у самого выхода процедил:

– Откройте дверь.

– А вы кто такой?

– А вы кто такая?

Дарья, до этого больше напоминавшая мешок с картошкой, неожиданно приподняла голову.

– Это – наш главный… А это…

Выпитый “коктейль” оказался сильнее: так и не договорив, очаровательная пьянчужка закрыла глаза и отрубилась.

– А это ее подруга из Питера, – закончила за Дарью я и улыбнулась главному.

– Что-то припоминаю. Открывайте дверь, подруга из Питера.

Вдвоем мы выволокли бесчувственную тушку на улицу и погрузили ее в такую же белобрысую, как и он сам, тачку Главного.

– Нам к проспекту Мира…

– Знаю, – процедил Главный и в лучших московских традициях сорвал машину с места.

Теперь, во всяком случае, мне стало понятно происхождение мужских парфюмов в ванной и мужских комнатных тапок в прихожей.

Некоторое время мы ехали молча.

– Дарья говорила мне о вас, – первым нарушил молчание он.

– Мы учились вместе. Я тоже закончила журфак. – Кто знает, может быть, это он и есть – мой единственный шанс, о котором говорила Дашка.

– Это не имеет значения.

Ничего не поделаешь: первый же выстрел оказался холостым.

– Но статью все же напишите, – тотчас исправился главный. – А там посмотрим.

– Об Аглае Канунниковой?

– Да о чем угодно.

Ай да Дарья! Похоже, она уже провела подготовительную работу. Милая, заботливая, замечательная моя подруга! Ангел с крыльями, а не человек! От неожиданно открывшейся перспективы у меня даже закружилась голова.

– Может быть, вы в курсе… Почему она так ненавидит Канунникову?

– А вы сами не догадываетесь? Дарья тоже пыталась писать книги. Но у нее ничего не получилось. Журналистика – совсем другое дело…

Вот оно что! Вот он – корень всему: самая банальная профессиональная зависть.

Больше главный не сказал ни слова. Он даже отказался от кофе, когда мы поднялись в квартиру. Проводив гостя и уложив Дашку в постель, я снова засела за Канунникову. Теперь, после беседы с холеным начальником “Роад Муви”, Канунникова становилась не целью, а средством. С ее помощью я – если не буду дурой – попытаюсь вернуться в давно потерянную профессиональную жизнь.

…Оставшиеся до отъезда дни я провела за книгами Канунниковой и Дашкиным ноутбуком. Порочная связка альпинистов “Бывший – продюсерша – старая грымза” была напрочь забыта. И когда опомнившаяся Дарья приволокла с работы шикарно изданный двухтомник “Развожусь: за и против”, я только пожала плечами. “Дервиш взрывает Париж” меня больше не интересовал.

За сутки до моего отъезда рецензия была готова. Вернее, это была не рецензия даже, а пространное эссе. Я сдобрила его своими собственными размышлениями, унавозила историей о пальто и снабдила заголовком “Украденные поцелуи”.

Из соображений безопасности я отдала эссе только на вокзале, за три минуты до отправления поезда. Дарья обещала показать его главному сегодня же (я подозревала, что торжественный акт показа состоится в постели) и обязательно позвонить, когда все прояснится.

* * *

… Дарья не позвонила.

Ни через три дня, ни через пять, ни через две недели.

Должно быть, я полностью дисквалифицировалась. Не уловила ритм покачивающихся бедер “Роад Муви”. И сотрудником московского издания мне не быть никогда. И журналисткой – тоже.

Я отметила закат так и не начавшейся карьеры в кафе-мороженом “Пингвин”. В полном одиночестве. А потом вернулась к своей “Минерве” с ножным приводом. И к скудным заказам театральной студии Дома культуры им. В. Кингисеппа: бесстрашные студийцы замахнулись на сказку “Снежная королева”.

Звонок раздался, когда я пришивала воротник к костюму Маленькой разбойницы.

– Я могу поговорить с Алисой Зданович? – Голос был женский, усталый и вальяжный одновременно.

Такой голос мог принадлежать только богатой клиентке, и я сразу же вспомнила, что моя старая заказчица, мадам Цапник (62-й размер), обещала подкинуть очередную работенку: пальто и два костюма для деловой женщины с изюминкой.

– Слушаю. Вы по поводу пальто? – бодро спросила я. На другом конце трубки повисло непродолжительное молчание.

– И по поводу пальто тоже, – голос дрогнул.

– Подъезжайте. Васильевский остров, улица Шевченко…

– Видите ли… Я очень занятой человек. А вы сами не могли бы приехать?

Я ухватилась за телефонный шнур. Мадам Цапник не соврала: женщина действительно оказалась деловой. А с преуспевающих бизнес-самок, которые беспокоили меня крайне редко, я обычно брала по двойному тарифу.

– Диктуйте адрес.

– Гостиница “Астория”, номер сто три. Это несколько меня озадачило. При чем здесь гостиница?..

– Жду вас через час.

– Но…

Женщина повесила трубку, оставив меня в полной растерянности. Странный звонок, странные тексты… А может, это вовсе не наводка мадам? Тогда что? Голос не принадлежал никому из моих знакомых, я никогда не слышала его раньше, но имя и фамилия – мои, телефон тоже мой…

Озарение пришло только тогда, когда швейцар распахнул передо мной тяжелую дверь “Астерии”.

Дашка. Ну конечно же, Дашка!

Приехала в Питер по своим богемно-журналистским делам и решила меня разыграть. Добить окончательно. Ты, мол, сидишь с выкройкой и булавками во рту, а я – в дорогой гостинице. Месть за эссе удалась, ничего не скажешь.

Я подошла к стойке суетливо-подобострастного портье.

– Номер сто три. Меня ждут.

Портье сделал неопределенный жест рукой, и за моей спиной вырос молодой человек в строгом костюме. Болтавшаяся на лацкане его пиджака бирка уведомила меня, что я имею дело со службой безопасности отеля. И дальнейшее сопротивление бесполезно.

Молодой человек с биркой аккуратно подхватил меня под локоть.

– Не стоит, я еще сама в состоянии идти, – пролепетала я.

– Пройдемте. – Он не обратил на мои слова никакого внимания.

И мы прошли в гостиничный бар. Теперь я была совершенно уверена, что звонок – Дашкиных рук дело. И мадам Цапник с ее деловой протеже здесь ни при чем: не буду же я снимать мерки в точке общепита, в самом деле!..

Но Дашки в полупустом баре не оказалось. И пока я соображала, что бы это могло значить, охранник подвел меня к самому дальнему столику. За ним расположилась какая-то женщина. Она кивнула охраннику и сделала приглашающий жест рукой.

– Прошу.

– Меня? – переспросила я.

– Вы ведь Алиса? Садитесь.

Поколебавшись секунду, я все-таки устроилась напротив. И робко произнесла:

– Вы от Эмилии Ефимовны?

Эмилией Ефимовной звали мою добрую стотридцати-килограммовую фею мадам Цапник.

– Нет. Я сама по себе.

Женщина подперла рукой подбородок и принялась откровенно меня изучать. Так откровенно, что в первую секунду я разозлилась. А во вторую решила: черт с тобой, изучай, я и слова не скажу.

Точно определить возраст сидевшей передо мной дамы было невозможно. Но ставки начинались с сорока пяти. В этом возрасте она проболтается еще лет двадцать, если, конечно, будет делать подтяжки и посещать массажные кабинеты. Женщины подобного типа никогда не страдают гипертонией, пьют исключительно черный, крепко заваренный кофе, выкуривают не меньше двух пачек сигарет в день, мало спят, коротко стригутся и никогда не закрашивают седину (это придает им дополнительный шарм). Котов в качестве домашних животных они не переносят, зато всегда заводят собак крупных пород и молодых любовников.

Как клиентки, они достаточно непритязательны, потому что в одежде предпочитают спортивный стиль.

В просторечии такой женский подвид называется “баба с яйцами”.

И передо мной – типичная представительница этого подвида. Умное, волевое лицо, резко очерченные губы, едва тронутые светлой помадой, и эксклюзивное серебро на всех пальцах. Такого серебра не найти ни в одном магазине, оно передается исключительно по наследству. Или завоевывается как трофей – вместе с карьерой, деньгами и мужскими скальпами…

Закончить анализ я не успела. Женщина вынула из стоящей рядом с ней сумки журнал и швырнула его на стол.

– Ваших рук дело? – спросила она.

Черт возьми, это был “Роад Муви”! Последний выпуск, датированный июлем. От нехорошего предчувствия у меня засосало под ложечкой. Если это действительно Дашкин розыгрыш, то он чересчур пышно обставлен. И несколько затянулся.

– Страница пятьдесят четыре, – подсказала женщина Я подтянула к себе журнал и – не без опасений – раскрыла его на указанной странице.

Буквы запрыгали у меня перед глазами: в рубрике “Гамбургский петух” сияло и переливалось мое собственное эссе “Украденные поцелуи”. Конечно же, оно было на добрых две трети меньше первоначального варианта, но оно было!

Дашка, корова, почему ты не сообщила мне об этом?!

– Вы от Дарьи? – спросила я.

– Странные у вас вопросы. – Женщина нахмурила тонкие брови. – Я ведь уже сказала. Я – сама по себе. Меня зовут Аглая Канунникова.

Кажется, у меня отвисла челюсть. Или вскрылись все поры на лице. Или выпали все волосы. Во всяком случае, дама, представившаяся как Аглая Канунникова, посмотрела на меня с сожалением. А потом хорошо заточенным ногтем отчеркнула название.

– Почему?

– Что – “почему”? – Я была совершенно сбита с толку.

– Почему вы так ее назвали?

– Есть такой фильм. У Франсуа Трюффо, французского режиссера…

Канунникова досадливо поморщилась.

– Я знаю. Но почему вы назвали свою писульку именно так?

– Просто… Это мой любимый фильм. Мне показалось…

– Плевать мне на то, что вам показалось. Да, забыла добавить, что бабы с яйцами отличаются бесцеремонностью и роковым влечением к ненормативной лексике.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала я и сделала попытку встать из-за стола.

– Сядьте. Я заказала кофе. Но могу заказать и что-нибудь покрепче, если… – не договорила она и снова уставилась на меня.

– Если?..

– Если вы то, что я думаю. Значит, “Украденные поцелуи”… Там есть посвящение, в самом начале фильма. Кому?

Ситуация была просто идиотской. Еще большей идиоткой оказалась я, клюнув на этот звонок и на этот глупый розыгрыш. Аглая Канунникова, надо же! Бабы с яйцами не пишут уютные книги!..

Видимо, на моем лице отразилась такая борьба чувств, что самозванка-экстремистка не выдержала. И припечатала журнал книгой.

– Это один из моих первых романов. – Она перевернула книгу и показала мне обложку с фотографией. – Изображение как на могильной плите, но узнать можно. Похожа?

Книга действительно принадлежала Канунниковой. А фотография на тыльной стороне – женщине напротив.

– Убедились?

– Да.

– Мне повторить вопрос?

– Зачем же, я помню. Французской синематеке, вот кому они посвящались, “Украденные поцелуи”.

– Отлично. – Аглая раздвинула губы в улыбке. – Вы предпочитаете виски или коньяк?

Виски и коньяк относились к категории “что-нибудь покрепче”.

"Что-нибудь покрепче, если вы то, что я думаю”. Ах ты, пресыщенная суперпопулярная сука! Дарья права, знаменитости не вызывают ничего, кроме раздражения. Такая может и серную кислоту в рожу плеснуть, и по судам затаскает, если я что-то не то крякнула в своей, будь она проклята, статейке!..

– Я жду, – еще шире улыбнулась Аглая, и только теперь я заметила, что передний зуб у нее сколот.

Самую малость сколот. Интересно, куда смотрит ее дантист?

– Я не пью спиртного.

– Жаль.

Подбитый зуб притягивал меня как магнит. Совершенно алогичный, не правильный зуб. У знаменитостей не должно быть изъянов во рту, от этого зависит их распроклятый имидж. Они готовы терпеть во рту целые кладбища мертвого фарфора, лишь бы не выпасть из обоймы.

В чем дело, Аглая? Или ты не играешь по общим правилам?

Канунникова подозвала официанта сухим пощелкиванием пальцев и что-то шепнула ему на ухо. Официант затряс набриолиненным пробором и сразу же исчез.

– Вы профессиональная журналистка? – продолжила допрос Аглая.

– Я давно не работаю по специальности.

– Очень хорошо, – почему-то обрадовалась она.

– Может быть, объясните мне, что происходит?

– Чуть позже. Вы хорошо зарабатываете? Только этого не хватало!

– Думаю, это некорректный вопрос. – Я постаралась вложить в свои слова максимум достоинства.

– Отчего же! Это деловой вопрос.

– Зачем вам это нужно?..

Ответить Аглая не успела: вернулся официант с бутылкой коньяка, шоколадом и кофе. И бутылкой минеральной – очевидно, для меня.

Я была растрогана.

И к тому же этот зуб! Он опускал Аглаю с заоблачных высот прямиком в городскую подземку, напичканную ее книжками. И ставил ее в один ряд с простыми смертными.

Аглая посмотрела на меня сквозь рюмку с коньяком, и от этого я почувствовала себя так же уютно, как если бы сидела на электрическом стуле.

– Итак, продолжим. – Она сделала маленький глоток. – Вы хорошо зарабатываете?

– Вы хотите предложить мне больше, чем я зарабатываю? – съязвила я.

– Хочу, – просто сказала она. Да-а… Коньяк бы мне не помешал!

– А за что, если не секрет?

– Если, конечно, у вас нет мужа. Или друга… Чушь, – оборвала Аглая сама себя. – Никакого мужа, а тем паче друга у вас нет. Хотя бы на сегодняшний момент.

– Почему вы так решили?

Действительно, почему? На подиумах мне, конечно, не блистать, но и ничего особенно отталкивающего в моей внешности нет. И размер лифчика самый ходовой – третий. Иногда ко мне даже обращаются с вопросом “Который час?” молодые люди. И не в самое темное время суток. И не какие-нибудь маньяки, а заслуживающие доверия офицеры Вооруженных сил в чине не ниже капитана. Или любители виниловых пластинок, баночного пива и барда Олега Митяева.

Аглая перегнулась через стол и приблизила ко мне лицо. А потом повела коротким решительным носом.

– Чувствуете запах? – шепотом спросила она.

– Запах? – Я не на шутку перепугалась. – Какой запах? Никакого запаха я не чувствую.

– Вот именно. И я не чувствую. Вы ничем не пахнете. Абсолютно стерильны. А мужчина проявляет в женщине запахи. Он служит катализатором, он их стимулирует.

– Идите к черту, – сказала я.

Она резко откинулась на спинку стула и захохотала.

– Прежде чем пойти к черту, – отсмеявшись, сказала Аглая. – я хочу предложить вам работу личного секретаря.

– Не поняла?

– Будете моим личным секретарем?

– Я?!

– Вы.

Я никак не могла отделаться от чувства нереальности происходящего. Напротив меня сидела одна из самых раскупаемых писательниц в стране, если не самая раскупаемая. Почти классик, почти гуру и уж точно кумир домохозяек, секретарш, скучающих жен богатых мужей, студенток-дипломниц и мосластых посетительниц фитнес-клубов.

– Но почему я?

Вместо ответа Аглая постучала пальцем по журналу.

– “Украденные поцелуи”, – мечтательно произнесла она. – Это ведь и мой любимый фильм. Я никогда и нигде об этом не упоминала. Мне нужен не просто секретарь, мне нужна единомышленница. А человеку, который влюблен в “Украденные поцелуи”, я могу доверять всецело.

Чудны дела твои, господи!

– Но почему я? Поискали бы кандидата среди кинокритиков. Наверняка кто-нибудь когда-нибудь стряпал монографии по Трюффо…

– Вы неглупая, довольно остроумная, со склонностью к анализу. Звезд с неба, конечно, не хватаете, но не лишены оригинальности суждений.

– Откуда вы знаете? – Обижаться на Аглаю было так же глупо, как обижаться на стихийное бедствие. Или на дворец-музей, потому что там заставляют ходить в тапочках. – Откуда вы знаете, вы же меня первый раз видите!

– Мне достаточно того, что я прочла, – апеллировала в который раз Аглая к злосчастному “Роад Муви”.

– И там это написано?

– Между строк. Я ведь все-таки пишу детективы, девочка. Так что вы скажете о моем предложении?

– Я не могу, – проблеяла я. – Так сразу… И потом, я не знаю, что нужно делать…

Черт возьми, что я несу? Мне нужно сейчас же отодрать зад от стула и распроститься с сумасшедшей детективщицей!

– Обязанности самые простые, но отнимают довольно много времени. Вы разбираете почту, отвечаете на письма, договариваетесь об интервью, вычитываете их. Занимаетесь моим сайтом в Интернете. Это так, навскидку… Надеюсь, слово “компьютер” не заставляет вас искать веревку и мыло?

– Нет.

– Замечательно. Вы согласны?

– Мне нужно подумать.

– Соглашайтесь. – Аглая в который раз улыбнулась мне. – Вам ведь очень хотелось использовать свой шанс. Вам очень хотелось понравиться столице.

– Это вы тоже вычитали между строк?

– Тоже. Вы переберетесь в Москву, сможете завести нужные знакомства. Мое нынешнее положение позволит вам это сделать. И со временем… Кто знает… Может быть, и ваши амбиции будут удовлетворены.

Я явственно почувствовала запах серы и услыхала легкое постукивание: это Аглая била по полу кончиком хвоста. Она искушала меня, дьяволица, она брала меня штурмом. И я вдруг с тоской поняла, что швейной машинке “Минерва” не выдержать лобовой атаки. Да и отряду заказчиц во главе с мадам Цапник стриженая знаменитость не по зубам.

А костюм Маленькой разбойницы?.. Его придется дошивать в любом случае.

– Я даже не представляю себе… Как это можно осуществить… Практически.

– Все очень просто, – дожимала меня Аглая. – Ближайшие три дня я здесь. У меня встречи с читателями. Трех дней вам хватит, чтобы утрясти все дела?

Маленькая разбойница, Северный олень, накидка для Герды… Трех дней должно хватить.

– Подыщем вам квартиру. Это обойдется долларов в сто – сто пятьдесят. Я буду платить вам семьсот. Или, скажем, семьсот пятьдесят в месяц.

– Восемьсот, – нагло заявила я и потянулась к коньяку. – И за квартиру – отдельно.

– Хорошо. Пусть будет восемьсот. Но вместе с квартирой. – Аглая, как и положено бабе с яйцами, умела торговаться. – Два выходных. Сегодня понедельник. В пятницу мы должны выехать. Устраивает вас такой расклад?

Меньше всего такой расклад устраивал театральную студию с ее экспериментальной “Снежной королевой”. Три года я шила студийцам костюмы за смешные деньги. Может быть, у кого-то и восемьсот баксов вызовут смех. Но только не у меня. И потом, кто меня зовет! Не какая-нибудь одноразовая беллетристка Михрюткина, а сама знаменитая Канунникова!

– Испытательный срок – месяц, – опустил меня с небес на землю голос Аглаи.

– Интересно, его хоть кто-нибудь выдерживал? Аглая позвенела браслетами на запястьях, стерла улыбку с лица и припечатала:

– Никто.

– Понятно.

Я опрокинула в себя коньяк. Будь что будет. Сейчас я скажу ей “да”.

Но “да” пришлось отложить, поскольку к нашему столику подползли две упакованные мамзельки и в ритме хорошо темперированного клавира запричитали:

– Простите, ради бога! Вы… Вы не Аглая Канунникова?

– Да. Я могу вам чем-нибудь помочь? – Аглая была сама кротость.

Первая мамзелька толкнула вторую в бок, туго обтянутый прорезиненным платьем. И до меня донесся громкий шепот.

– Я же говорила тебе!..

– Мы такие ваши поклонницы, такие поклонницы… Мы вас видели по телевизору… Вы бы не могли оставить нам автограф?

– С удовольствием. На чем?

Поклонницы переглянулись, а потом одна из них щелкнула замком сумочки. Напрасный труд. Максимум, что могла поглотить сумочка, – набор презервативов, газовый баллончик и пачку жевательной резинки. Интересно, за что они ухватятся? Выбор невелик: салфетки, меню, карта вин и фольга от не догрызенного нами шоколада.

Ну, соображайте быстрее, кокотки!

Я и глазом не успела моргнуть, как Канунникова придвинула к себе “Роад Муви”. Тот самый, который принесла в качестве затравки для разговора со мной. Девицы перестали мяться, едва лишь Аглая щелкнула ручкой.

– Если можно… Анюте и Марине. Когда Анюта и Марина, прижимая к себе журнал, удалились, я хмыкнула.

– Щедрый жест. – Я вспомнила подшивку, которую изучала в Дашкином кабинете. – Пятьдесят рублей в розничной продаже.

– Мне он достался бесплатно. Подарок главного редактора.

Где главный, там и Дашка. Теперь понятно, откуда Аглая узнала мой телефон. И совершенно ясно, что список почитательниц Канунниковой может быть расширен еще и за счет гостиничных шлюх. Аглая всем пришлась ко двору. И нашим, и вашим. Дашка бы в этом случае добавила: “за копейку спляшем”…

Что ж, пора говорить “да”.

– У вас очень широкий круг читателей, Аглая… – Я вопросительно посмотрела на Канунникову в надежде, что она подскажет мне отчество.

– Можете называть меня просто Аглая.

– Думаете, они вас действительно читали? – Я выразительно посмотрела в сторону девах, пришвартовавшихся к стойке.

– Думаю, они читали только букварь. И надписи на купюрах.

– Думаю, если бы вам пришло в голову организовать своих фанатов в партию, вы прошли бы в парламент. Аглая снова уставилась на меня.

– Не тратьте силы, девочка. Я ведь уже сказала вам, что вы довольно остроумны.

"Это как раз то, чего тебе не хватает”, – мстительно подумала я. С чем с чем, а с юмором у Канунниковой было слабовато. Во всяком случае, в ее неспешных, обстоятельных детективах.

Но в любом случае пора сдаваться.

– Я согласна.

– Отлично. – Аглая, до сих пор окучивавшая меня в довольно неторопливом ключе, резко засобиралась. – Я позвоню вам в четверг. А теперь мне пора идти, я и так потратила на вас непростительно много времени. Расплатитесь, пожалуйста, по счету, и будем считать, что вы приступили к выполнению своих обязанностей.

Все произошло так быстро, что я даже рта не успела раскрыть. И опомнилась только тогда, когда в руках у меня оказались две пятисотенные. А Аглая, со спины напоминавшая разрядницу по спортивной акробатике, скрылась в дверях бара.

…Остаток недели был проведен в душевной смуте. Во вторник я запорола выкройку к балахону Северного оленя и укололась иголкой (последний раз это случилось со мной на уроке труда в пятом классе). А в среду отказала перспективной протеже мадам Цапник и сделала ручкой студийцам Дома культуры им. В. Кингисеппа. Я сожгла за собой все мосты и теперь убивала время, наблюдая за тем, как они горят.

Если Аглая не объявится, то…

Аглая объявилась в четверг, как и обещала. И сообщила, что в пятницу, в двадцать два часа, она будет ждать меня в Университете профсоюзов, после чего мы отправляемся на вокзал. Я покивала трубке головой, осторожно положила ее на рычаг и отправилась в ванную собирать щетки, пасты, шампуни и пену для ванн.

– Сумасшедшая, – сказала я сама себе, стоило мне оказаться лицом к лицу с зеркалом. – И то, что ты собираешься сделать, – это авантюра чистой воды.

Мысль об авантюре не вылезала из моей башки все эти дни, хотя идею розыгрыша я отмела почти сразу. Не та персона, чтобы водить вокруг меня долгие, многофигурные хороводы с привлечением гостиничных шлюх в качестве солисток. Да и вряд ли такой занятой человек, как Аглая, может себе это позволить. А в том, что давешняя баба с яйцами и есть сама Канунникова, сомневаться не приходится: слишком уж лицо запоминающееся.

И расхватанное большинством журналов, газет и телепрограмм с грифом “Для семейного просмотра”.

– Сумасшедшая! – Я выдавши на стекло остатки зубной пасты из окаменевшего тюбика: получился довольно красноречивый восклицательный знак. – Сумасшедшая. И диагноз поставить некому.

Это была чистая правда. Обычно советовала, заклинала и ставила диагнозы Дарья, но теперь – теперь совсем другое дело. Одно лишь упоминание о Канунниковой, один лишь слог ее имени действуют на мою подругу как красная тряпка на быка.

А то, что я собираюсь совершить, иначе чем предательством не назовешь. Я попрала нашу многолетнюю дружбу, я растоптала память об университетской спайке и попугае Кеше, я супостатка, сволочь, вероотступница – и буду оставаться такой до конца дней своих. Или до конца дней Аглаи Канунниковой…

…Но до конца было еще далеко, и следующим вечером, в половине десятого, со свеженьким клеймом предательницы на щеке, я уже прогуливалась возле Университета профсоюзов, бросая косые взгляды на плакат:

"ТВОРЧЕСКИЙ ВЕЧЕР

АГЛАИ КАНУННИКОВОЙ.

НАЧАЛО В 19.30”.

За плечами у меня болтался рюкзак со шмотками на первое время, а на душе скребли кошки: перед самым выходом из дома на меня обрушился телефонный звонок.

Звонила Дарья.

Дарья, вестей от которой я и ждать-то перестала! Она начала в своем обычном стиле – с наезда без знаков препинания: куда пропала архаровка я тут рву за тебя задницу пробиваю место поздравляю твоя статья вышла в последнем номере ты понравилась есть серьезное предложение приезжай без проблем поживешь у меня первое время а кройку и шитье пинком под зад тебя ждет Москва ну и как тебе такие новости?

Я выдержала мхатовскую паузу, а потом бухнула, как мне казалось, совершенно нейтральную фразу:

– Я подумаю.

Дарья откликнулась только через минуту:

– Не поняла? Что значит – “подумаю”? После того, что я сказала, ты уже должна быть на вокзале и штурмовать кассу.

– Я понимаю… Но у меня изменились обстоятельства…

– Какие обстоятельства?! Замуж вышла? Или уже родила, не дай-то господи?

– Нет, но…

– Ты что? Не въезжаешь? – Дарья терпеть не могла, когда ее благородным порывам вставляли палки в колеса. – Место может уплыть…

– Вот если бы через месяц… Через месяц я бы могла сказать тебе точно…

– Через месяц ты будешь нужна только своей швейной машинке. Два дня. У тебя есть всего лишь два дня.

В трубке послышались безапелляционные гудки. Засранка! Ну почему, почему ты не позвонила неделю назад?.. Или хотя бы в понедельник утром?..

Я едва не расплакалась. Все было бы проще, если бы я не согласилась на предложение Аглаи, – тогда бы у меня была свобода маневра. Но я согласилась и уже не могу взять свои слова обратно. Потому что обязательность – главная черта моего характера. Наряду с застенчивостью, мнительностью, первым разрядом по шахматам и абсолютной неприспособленностью к жизни. Дарья называет это “синдромом Курочки Рябы”. По большому счету, я и девственности лишилась только потому, что не смогла сказать “нет” первому попавшемуся подслеповатому мини-плейбою то ли с мехмата, то ли с геофака.

…Пока я мучилась угрызениями совести и проклинала собственную мягкотелость, из дверей Университета профсоюзов хлынула толпа просветленных фанатов Аглаи. Сама же Канунникова появилась только в начале одиннадцатого. К ней прилагались цветы и эскорт, который состоял из одинаково скучных мужчин и женщин. Аглая сразу же заметила меня и, спускаясь по ступенькам лестницы, бросила:

– Вы пришли. Очень хорошо. Поедете со мной.

И мы поехали.

Сначала был представительский “Мерседес”. Потом – “Красная стрела”.

А потом – в самом конце пути – Москва, в которую я не чаяла вернуться. И в которую возвращалась самым удивительным образом: по прихоти мало знакомой мне женщины, знавшей толк в украденных поцелуях.

Если бы я только знала тогда, чем все обернется!..

* * *

…Аглая свила себе гнездо у метро “Аэропорт”, в серой “сталинке”, выходящей окнами на Ленинградский проспект.

Попасть в гнездо оказалось довольно затруднительным делом: и все из-за частокола людей, через который нам пришлось продираться. С таксистом, доставившим нас на место, все прошло более или менее гладко: очевидно, книжек Аглаи он не читал, многочисленные передачи с ее участием видел в гробу в белых тапках и потому попытался содрать с нас вдвое больше денег, чем стоила сама поездка. Мелкая склока завершилась победой Аглаи (в том, что она создана, чтобы побеждать, мне еще предстояло убедиться).

– Вы жлоб, голубчик, – сказала таксисту Аглая, когда мы покидали салон. – Рвач и хапуга, поверьте моему жизненному опыту!

Двор, куда привез нас таксист, был самым обыкновенным московским двором, отделенным от Ленинградки чугунной оградой и заросшим тополями.