Текст книги "Пасынки зинданов (Мир, которго нет)"

Автор книги: Виктор Кувшинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

Солдаты были обездвижены, но Яна мучила мысль, что он слишком мягко остановил волшебника, и скоро тот сможет опять двигаться. Беглец попытался встать, но его пронзила боль в плече – арбалетный болт прошил мышцу насквозь, и левая рука висела, как плеть. Через несколько мгновений колокольного звона в голове, Ян все же обнаружил себя стоящим и опирающимся на ствол дерева. Он начал свой долгий, пятнадцатиметровый путь на опушку леса. Беглец шел, придерживаясь правой рукой за деревья, подволакивая ногу и оберегая левое плечо от ударов веток. Зелень листвы все больше сливалась в глазах в один мутный, покачивающийся поток. Наконец он увидел свет впереди. Это был край дороги, с которого он только что, но будто вечность назад, зашел в лес.

И вот они встретились – два мага недоучки, владеющие какими-то «словами»-подачками и оба еле передвигающиеся. Но, если Ян стремительно терял силы, то его противник наоборот, столь же стремительно возвращал их себе. Судьба одновременно дала им шанс, и они оба использовали его, произнеся каждый свое «слово» и вложив в него все силы, какие имелись на этот момент.

Результат оказался ужасным для обоих. Если Ян, понимая, что это его последняя возможность обезвредить врага, остановил тому сердце, то у его противника нашлось лишь «слово», лишающее зрения. В этом профессиональном «слове» был свой смысл. Оно было почти безопасно для знающего нужное «противоядие» мага, который мог легко восстановить свое зрение. Зато не знающий заклинания терял почти все свои магические способности, так как действие произносимых заклятий зависело от визуальной концентрации на предметах, на которые они направлялись.

Плывущая, нечетко воспринимаемая реальность в одно мгновение сменилась полнейшей темнотой в глазах Яна, когда он из последних сил шептал свое останавливающее слово в сторону замеченного им мага. Он так ничего и не понял. У истощенного последним усилием сознания не осталось никаких ощущений, кроме боли, и оно провалилось в спасительное забытье…

***

…Шорох какого-то зверька… где-то шелестит ветер… вот скрипнула половица… Ян открыл глаза. Ничего не изменилось. «Как странно» – никогда еще он не открывал после сна глаза и не мог при этом ничего рассмотреть. Неужели такая темная ночь? Он попытался привстать и в глазах вспыхнули зелено-желтые сполохи боли, пронзившей плечо. Сознание опять погрузилось во тьму неясного бреда...

Неизвестно, в который раз Ян выплыл из пучины беспамятства. Он не мог отделить темноты реальности от ярких картин галлюцинаций, назойливо кружащихся в голове. Но на этот раз он четко понял, что лежит, а полнейшая тьма не рассеивается, когда он открыл глаза. Первой же мыслью было: «Что с Сашами?». Ведь он их бросил в лесу, и неизвестно, сколько еще преследователей могло продолжить погоню. Второй мыслью было желание понять, где он находится: в плену или нет, и есть ли вокруг люди. Он позвал, стараясь произнести фразу: «Есть кто-нибудь?», но из горла раздался какой-то невнятный сип. Тут же послышались легкие шаги, и его лба осторожно коснулась ласковая, чем-то знакомая рука.

– Лежи миленький, только не двигайся, а то опять сознание потеряешь, – он узнал Сашенькин голос. – На, попей воды, а то у тебя горло пересохло.

Его рта коснулось что-то, напоминающее край кружки, а голову бережно приподняла заботливая рука. Ян почувствовал живительную влагу, льющуюся ему в рот и мимо – по щеке и шее. Наконец он понял, что напился, и блаженно откинулся на подушку.

– Что с нами случилось? – смог Ян выговорить довольно внятно. – Мы в плену?

– Нет! С нами все в порядке, – Сашенькин голосок, радостно журчал, успокаивая начавшие в панике метаться мысли. – Главное, что ты все-таки выкарабкался. У тебя была такая горячка! Хорошо, местная знахарка знала, какие травы прикладывать, да какими сборами тебя поить – иначе и в сознание не пришел бы.

– Спасибо, что не бросили меня там, – признательно произнес Ян.

– Так ты не видишь ничего? – вдруг озабоченно спросила Саша.

– А сейчас не ночь случайно? – в ответ переспросил больной и по молчаливому всхлипу Саши понял, что вокруг день. – Ну что ж поделаешь. Значит, мы с тем магом обменялись «подарочками». Расскажи лучше, что там произошло, когда я отключился?

– Вот и Алекс идет, сейчас он лучше расскажет. Я-то туда попала, когда уже все закончилось.

– Привет! – раздался радостный возглас из темноты. – Теперь будешь жить. А о чем я должен рассказать?

– Что там произошло? – коротко спросил Ян, чувствуя, что его силы опять начинают истощаться.

– Не знаю сам, чего это я решил пройти за тобой, но мне повезло услышать пару вскриков в той стороне, откуда мы приехали. Когда я подошел, то нашел настоящее побоище. Три лежащих человека на опушке и еще три в кустах неподалеку. Причем одним из них был ты. Я первым делом бросился к тебе и, увидев раны, решил сделать хоть какую-то перевязку. Ногу я еще более-менее толково обмотал, а вот с плечом пришлось повозиться. Арбалетная стрела была сделана из крепкого дерева. Хорошо, у одного из тех вояк был очень острый кинжал – в конце концов, я перерубил древко. Потом осталось только выдернуть стрелу и плотно перемотать рану.

– Спасибо! Судя по всему, ты все правильно сделал, – поблагодарил парня Ян.

– А вот потом начал шевелиться один из вояк. Тут только до меня дошло, что ты не убивал их, а старался оглушить. Я успел срезать вожжи с одного коня и перевязать ему руки, пока он совсем не пришел в себя. Затем я пошел проверять остальных. Один, на опушке, напрочь окаменел, а из троих в лесу – один мертв, простреленный стрелой арбалета, а два других – живы, но без сознания. Я связал и их, собрал все оружие и коней, и тут подоспела Саша.

– Я тоже забеспокоилась, куда все запропастились, и пошла в том же направлении, что и Алекс. А там такой кошмар…

В результате Ян узнал, что его перевезли на конфискованных лошадях в ближайшую деревню, а обезоруженных военнопленных просто отпустили обратно в волшер. Самое обидное во всем этом, что он, по запарке забыл, что мог стать невидимым, и легко перебить всех соперников.

Они уже три дня находились в деревне у местной знахарки. Теперь у беглецов имелся целый табун лошадей в шесть голов и арсенал разнообразного оружия. Но ничто из этого не могло вернуть зрения, отнятого магом.

Еще через пару дней Ян смог встать и пройтись по комнате. То ли знахарка делала чудеса, то ли странный открывшийся канал энергии лечил его изнутри, но раненый быстро шел на поправку. Еще не вставая с кровати, Ян понял, что его жизнь изменилась полностью. Слух обострился в несколько раз, и теперь он ориентировался в кромешной темноте по мельчайшим звукам, запоминая их направление и свойства.

Скоро, не сходя с кровати, он знал, где находятся все двери, окна, печь, стол, длину тамбура и так далее. Все это он определил по скрипам и шорохам от проходящих и что-то делающих людей, и звукам с улицы. Ян даже знал, что у хозяйки есть рядом скотный двор и недалеко проходит дорога. Оказалось, что обостренный слух, может во многом заменить зрение, надо только все время внимательно вслушиваться…

Был и другой процесс, спровоцированный еще во время стычки с верховным магом: внутри него всплывал поток каких-то смутных воспоминаний, в которые он вслушивался с не меньшей жадностью, чем в окружающие звуки. Ян вспоминал жизнь в каком-то мире, совершенно непохожем на этот. Его мучили видения поездов, машин, огромных городов, самолетов. Он иногда даже вспоминал названия этих явлений и предметов. Но у него начисто отсутствовала память о конкретных людях, именах или событиях. Сколько бы он ни старался прояснить это, мысль все время куда-то ускользала, как ящерица, оставляя в цепких объятиях сознания только хвост неясных ощущений.

И еще одна потребность росла с каждым днем. Может быть, из-за потери зрения, но Яну казалось, что тянущее его куда-то чувство многократно усилилось, как будто цель сама постепенно приближается, и ему тоже надо пытаться идти навстречу. Теперь, в полной темноте, не замутненный другими ощущениями, этот зов был очень ясным. Хотя Ян никак не мог определить, какой природы было это ощущение. Просто ему хотелось двигаться в определенную сторону, как перелетной птице хочется лететь на север или юг в определенное время.

Встав на ноги, Ян понял, что весь мир изменился для него так же, как изменился он сам. Приходилось учиться ориентироваться в полной темноте, используя палочку, и запоминать обстановку в доме и на дворе, ориентируясь только на звуки. Это было ужасно. Он, наконец, осознал, сколько потерял – фактически весь мир. Но и приобрел нечто другое: стал слушать и слышать новый мир, говорящий с ним мельчайшими шорохами, которые сознание раньше просто отбрасывало за ненадобностью.

Он поражался, сколько гармонии может быть в звучании природы, например, на лугу, полном стрекота насекомых, пения птиц и шелеста ветерка. И сколько ужасного шума производит человек, гремя наковальнями в кузнице, точа лезвия или пиля дерево. Теперь мир в основном состоял для него из звуков и сигналов трости, которая стала чем-то вроде чувствительного продолжения руки. А люди превратились в голоса, вздохи и шорохи шагов, по которым он стал не только безошибочно определять, кто к нему подходил, но и чувствовать, в каком настроении человек.

Ребята днем помогали по хозяйству знахарке, и Ян придумал себе занятие, которое показалось бы странным нормальному человеку, но давшее слепому моральную отдушину. Как-то раз в доме оказалась пара ребятишек, забежавших, то ли от соседки, то ли от родственницы. Они, видимо впервые видели слепого человека, и стали приставать к Яну с детскими расспросами. Как-то само собой получилось, что он решил рассказать им какую-нибудь историю, памятуя свой удачный опыт сказителя страшилок. Первая же незатейливая байка про принцессу, злого колдуна и прекрасного принца, вызвала неописуемый восторг у детворы. Через пару дней у знахарки на дому образовался целый клуб любителей сказок. Ян, по звукам, даже заподозрил взрослых в подслушивании историй, но не стал их разоблачать или смущать. Зато прибавил в рассказы ощущения реализма и драматизма.

Было и еще одно, наиболее болезненное ощущение в его жизни. Он понимал, какое глубокое сочувствие и признательность его окружали. Саши, мало того, что провозились с ним все время, пока он был без сознания, буквально выходили его до состояния, когда Ян уже мог самостоятельно передвигаться. Да и сейчас, каждую свободную минутку они прибегали и спрашивали, не надо ли ему чем помочь. А в нем росло раздражение на судьбу и самого себя. Оказывается, он уже привык считать себя самостоятельным суперменом, который умеет раздавать оплеухи и вовремя смываться, а теперь все стало ровно наоборот: он стал почти беспомощен и, если честно сказать, был Сашам только обузой. И чем ласковее они были с ним, тем больше ему хотелось выть от собственного бессилия и никчемности. А молодежь превосходно со всем управлялась. Ребята сумели продать часть трофеев и одну лошадь, оставив за постой вторую знахарке. Сами помогали по хозяйству хозяйке, понемногу втягиваясь в крестьянскую жизнь.

Спустя неделю Ян с ребятами решили, что им нельзя оставаться в этой деревне и надо для безопасности отойти на юг подальше от границ волшера. Ян чувствовал, что уже сможет осилить дневной переход верхом. Из магических умений у него осталось только «слово» невидимости – остальные требовали зрения.

Они совершили два дневных перехода, пока не нашли большую деревню, в которой пустовал сносный дом. Саши сноровисто в нем управлялись, закупив за копейки все им нужное в селе и его окрестностях. Крестьяне оказались очень приветливыми, хотя и недалекими людьми. Его спутники представлялись молодой супружеской парой, и это всех устраивало.

Пока они продвигались от села к селу, Ян понял, что в его распоряжении оказалось странное и доселе неведомое оружие – его слабость. Видя перед собой слепого человека, селяне всегда старались выказать свое сочувствие, то просто поглаживая по руке, то угощая чем-нибудь. Забавным оказалось и то, что слава о слепом сказителе уже обогнала их, и Яна почти в каждой деревушке просили рассказать что-нибудь.

***

Прожив еще неделю на новом месте, Ян утвердился в одном решении, и в один прекрасный день, дождавшись, когда ребята разбегутся по делам, приступил к выполнению своего плана. Нельзя было сказать, что это далось ему легко. Было трудно, как решиться, так и осуществить задуманное. Посидев и послушав, как Саши собираются по делам, он понял, что ребята едут на сенокосы и у него есть, по крайней мере, полдня.

Слепой встал и по памяти подошел к печке, за которой молодежь прятала деньги. На ощупь он разобрал поленницу, прикрывающую нехитрый тайник. Скоро у него в руках, был кошелек. Он порылся внутри и нащупал, разные по величине монеты, среди которых было даже несколько золотых. Он отложил себе с десяток медяков и пару серебряных кружочков, которые определил по размеру и весу, а остальное убрал на место.

«Ребята вполне обеспечены, могут, наверно, даже год прожить ничего не делая» – удовлетворенно подумал Ян. Потом связал узелок, в который положил краюху хлеба, кружку, ложку и кусок сыра, подвязал к поясу нож, накинул дождевик и, взяв в руки свою палочку-выручалочку, вышел из дома.

Все прошло на удивление гладко. Слепой произнес «слово» невидимости, но боялся, что кто-нибудь заметит в деревне плывущий по воздуху узелок, палку или нож, поскольку не был уверен, какие из предметов остались видимыми. Однако крестьяне были заняты своими делами, и даже везде снующие мальчишки гуляли где-то на речке или помогали родителям. Он неплохо научился ориентироваться, узнавая дорогу по прокатанным колеям. Сейчас Ян повернул в ту сторону, куда должен был идти. Искать направление не было нужды – что-то само постоянно звало в дорогу.

Он не спеша шел по колее, ощупывая палкой обочину. При звуках приближающейся повозки или всадников Ян каждый раз становился невидимым и пережидал в стороне. Он знал, что ребята расстроятся и начнут его искать, но не мог с этим ничего поделать. Для себя он твердо поставил две задачи: найти свою неизвестную цель и доказать себе, что он способен выжить самостоятельно, а не висеть ярмом на шее у Саш. В последние дни полная зависимость стала просто невыносима. Молодежь тоже чувствовала это, но старалась обходить острые углы в разговорах. Ян понимал, что если и дальше останется в деревне, то неминуемо превратиться в желчного инвалида, брюзжащего по каждому поводу и досаждающего близким. Он не хотел быть настолько обязанным ребятам. Вполне достаточно и того, что они вытащили его из могилы.

Вообще-то Ян даже рассматривал вариант с самоубийством, но тут было две больших проблемы. Он, скорее всего, очнется зрячим где-нибудь в новом зиндане, но что при этом, будет помнить из прошлой жизни? Может – все, а может – ничего. И еще эта цель – Ян чувствовал, как потихонечку приближается к ней, а в новой жизни он может оказаться неизвестно где. Ему почему-то казалось, что слепой он или зрячий – не имеет большого значения. Главное – достигнуть причины этого зова, а там жизнь приобретет новый, пока неведомый ему смысл.

В полдень он прошел невидимым небольшой хутор. К счастью, опять никто не заметил странных самодвижущихся предметов на дороге. Беглец не хотел оставлять Сашам никаких зацепок для поисков, поэтому решил два первых дня продержаться, не показываясь на глаза крестьянам. Ему показалось, что пара всадников, догнавших его сзади и проехавших мимо, были никто другие, как его Саши. Его сердце так и рвалось крикнуть им что-нибудь успокоительное, но он сдержался. Ян считал себя не вправе вовлекать ребят в личные авантюры без того, чтобы обеспечить им хоть какую-то безопасность, а этого как раз и не мог гарантировать.

К ночи слепой бродяга достиг большого села и остановился в лесу, дожидаясь, когда все улягутся спать. Самое неприятное, чего он боялся – были собаки. Но оказалось, что невидимость и здесь помогла, и хвостатые пираты, то ли боялись, то ли не принимали медленно движущиеся по дороге вещи за что-либо серьезное. Он миновал село ночью и ушел дальше по дороге.

На второй день к нему пришло какое-то умиротворение. Ян больше не жалел и не думал ни о чем, кроме неспешного шествия к далекой цели. Его ничто не раздражало, он не суетился и пытался наслаждаться звуками природы, окружавшими в пути. А, зайдя под вечер второго дня в деревню, он был приятно обрадован. Мальчишки, завидев его, побежали по дворам, весело крича:

– Слепой сказочник пришел! Ура! Идите все сказки слушать!

Оказалось, что он обеспечил себе звездную карьеру сельского сказителя и ночлег на весь свой путь. Так и потянулись дни длинной цепочкой дорог, рассказов и ночлегов у крестьян. Они все спрашивали: «Куда ты идешь?», а он чистосердечно отвечал: «Не знаю, просто мне надо идти». Его всегда упрашивали остаться и рассказать еще что-нибудь, и он рассказывал, сколько мог, но никогда не оставался на следующий день. Самое интересное, что ему не надо было выдумывать свои сказки, как первые дни. Теперь он рассказывал о своих смутных и очень странных воспоминаниях поднимающихся откуда-то изнутри. Он говорил об изумительных мирах, которые должны были где-то существовать.

Больше всего детишкам нравился рассказ о мире детской Дайсоновской сферы. Что означало это название, Ян не представлял, но вспоминал мир с каждым рассказом все в больших деталях. Изумительное место, в котором жили или гостили не только дети, но и взрослые представляло собой сферу, в которой все жили на внутренней поверхности, а в центре ее мягко светила огромная луна. Вся поверхность сферы представляла собой сказочную страну, в которой дремучие леса с единорогами сменялись горами с драконами, пустыни с джиннами – морями с добрыми и глуповатыми пиратами, которые прятали свои несметные сокровища.

А между всем этим стояли парки аттракционов. Гостям выдавались по вкусу средства передвижения – лошади, кареты, пони, и даже единороги и драконы, но под расписку, что никто за это не несет ответственности. На самом деле с детьми никогда не происходило ничего плохого, так как в мире была заложена система безопасности. Ян откуда-то это знал, но не рассказывал детишкам, чтобы не отнимать остроты ощущений. В этом мире можно было сражаться с орками, дружить с эльфами и бродить до бесконечности по гномьим пещерам.

Но самым верхом развлечений, которого могли достичь гости или жители – было путешествие на местное светило, висевшее в центре сферы. Но для этого надо было постараться. На поверхности сферы было небольшое притяжение, и оно резко пропадало, с удалением от нее. Поэтому на светило существовало три пути. Один: найти холм и просто разогнаться, подпрыгнув на его вершине. Если прыжок был достаточно силен, то человек отрывался от поверхности и начинал парить, постепенно приближаясь к светилу.

Но редко у кого на это хватало силы, и тогда на выручку приходило желание, чтобы путешествовать вторым способом: нужно было просто очень сильно захотеть взлететь, и тогда хватало даже совсем небольшого прыжка, чтобы начать свое путешествие вверх. Ну и третий путь: оседлать дракона. Тут, правда, были свои сложности. Сначала надо было договориться с ним, а это требовало умения рассказывать сказки. И все равно, дракон мог в любой момент вздурить и съесть или сжечь незадачливого нанимателя.

Ну а уж когда кто-то попадал на светящийся шар в центре сферы, его ждала воистину прекрасная участь. Яну не надо было закрывать глаза, чтобы представить, как это было волшебно и изумительно оказаться в мире, где все светилось изнутри. Он вспоминал непонятно чье ощущение восторга, когда впервые оказался среди светящегося леса под ночным небом. Не только сама земля немного светилась, но каждая травинка, ствол, и цветок мерцали мягким светом неповторимой окраски. Все это создавало неописуемую гармонию. Среди этих светящихся джунглей, парков и лугов, летали столь же живописные флуорисцирующие бабочки и птахи, а самыми впечатляющими среди них были пестрые райские и золотые жар-птицы.

Там же находились светящиеся дворцы и замки, в которых детвору угощали всевозможными вкуснятинами и крутили им мультики. Но самых любопытных, забиравшихся в дальние уголки дворца, иногда ждало разочарование: зайдя в очередную дверь, на которой бала надпись «Не входить!», они вдруг оказывались снова внизу на внутренней поверхности сферы. Вниз также можно было попасть, спрыгнув с этого светила и пролетев обратно захватывающий полет по воздуху, направляемый только силой мысли и желания.

Было множество других миров, которые вспоминались Яну, и он рассказывал, о приключениях в воздухе, на земле и воде, происходивших непонятно с кем. Только одной темы он не касался – детям, никогда не видевшим звезд, было трудно объяснить, что в других местах все небо может быть усеяно светящими точками, которые вполне могут оказаться солнцами обитаемых планет. Это вызывало трудности еще и потому, что Ян сам не мог вспомнить всего, и в его голове перемешались воспоминания о разных местах без какой-либо взаимосвязи между ними.

Так он и шел в полной темноте, через невидимый мир, смирившись с несправедливостью судьбы и победив гордыню смирением, не думая о пище и ночлеге. И мир платил ему признательностью детей и сочувствием взрослых. Он понял, что в беззащитности есть огромная сила, которая делает людей открытыми. Зная, что не нужно ждать беды, они прямо выражали все свое сочувствие и доброту, если были способны на таковую. Ян уже сбился со счета дням: может – прошел месяц, может – два, как он вышел в свой путь, но слепой бродяга чувствовал, что его цель уже рядом. И еще Ян ощущал, что эта цель, что-то невозможно родное и близкое, и, что когда он достигнет ее, то все поймет, и тогда, наконец, закончатся его мучения неизвестностью…