Текст книги "Искатель. 1963. Выпуск №3"

Автор книги: Виктор Смирнов

Соавторы: Николай Томан,Корнелл Вулрич,Валентина Журавлева,Юрий Попков,Сергей Львов,А. Томсон,Евгений Симонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Сергей ЛЬВОВ
СЕДЬМОЙ ХОД

Рисунки Е. ШУКАЕВА

ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ

Письмо, которое сопровождало эту рукопись

Уважаемый издатель! Надеюсь, вы поймете, почему я не назвал страну, в которой несколько лет назад произошла эта история, когда господа Дрилленхенгст и Штильгештанден только еще выходили из той тени, в которой они пребывали некоторое время после войны. Я изменил имена ее участников и названия городов.

Предоставляю в ваше распоряжение рукопись, к которой вы проявили благосклонный и, скажу даже, для меня неожиданный интерес, ибо ранее я не только считал себя совершенно неспособным к сочинению книг, но и имел печальные возможности убедиться в этом.

Впрочем, зачем я говорю о сочинении? То, что вы прочитаете дальше, не придумано, а случилось со мной. Надеюсь, что и вы и читатели без труда догадаетесь, кто именно из действующих лиц повторяет мою судьбу, до недавнего времени весьма печальную.

Уважающий вас А.

ГЛАВА I,

в которой читатели знакомятся с издательством «Цербер» и с тем, как доктора наук Абердоха всячески унижают

В одном из самых больших зданий Бирштадта в огромном кабинете за огромным письменным столом сидел г-н Дорн, директор издательства «Цербер». Перед огромным столом стоял доктор наук Абердох. Человек не слишком высокого роста, в этом кабинете и перед этим столом Абердох выглядел еще меньше. Впрочем, как еще может выглядеть человек, вынужденный безропотно принимать гнев начальника и выслушивать упреки, на которые не смеет возразить?

Из речи патрона явствовало, что доктор Абердох – самый бездарный из многочисленных бездарностей, которые со дня основания «Цербера» осмеливались претендовать на получение гонорара в кассе этого издательства. Г-н Дорн особенно попрекал доктора Абердоха ученым титулом.

– Стоило ради этого кончать университет, стоило защищать диссертацию! – говорил он. – О чем хоть была ваша диссертация?

– О-о-особенности сюжетостроения в авантюрном романе александрийских прозаиков, – ответствовал доктор наук, слегка заикаясь.

– И вы ее написали сами?

– Но, господин директор, я прошу вас… – впервые осмелился Абердох перебить Дорна.

– Только без благородного негодования! Негодовать буду я. Вы будете слушать… Я виноват сам. Нельзя путать дела с благотворительностью. Мне уши прожужжали о вас. Молодой человек – то, молодой человек – сё… Он – это такая редкость в наше время – знает санскрит. Он читает по-древнегречески… У него потрясающая память! Словом, безработный гений и согласен на самые скромные условия. Я беру вас на работу в издательство. В таком большом деле может пригодиться и гений.

Мне не нужна ваша ученость. Мне не нужна ваша потрясающая память. Мне нужно одно: чтобы на переплете стояло: «Доктор наук Абердох». Это звучит. Но нам надо, чтобы под переплетом был не научный трактат, а что? Что издает наше издательство? Де-те-ктив! И не какой-нибудь, как у господ конкурентов, который любая горничная может разгадать после первой главы. А какой? Как говорится в наших проспектах? Если вы забыли, – сказал он, – я охотно напомню вам.

Дорн указал на огромный плакат на стене.

«Издательство «Цербер» выпускает детективы, которые не поддаются разгадке. Издательство «Цербер» – единственное в мире – платит премию читателю, предсказавшему разгадку тайны. Посылайте после каждого выпуска свои отгадки. Покупайте каждый следующий выпуск, чтобы убедиться, как жестоко вы ошиблись. Но если вам случится угадать, вы получите премию».

– А что получается? Я принимаю вас на работу, я выплачиваю вам аванс, я сажаю вас в мозговой центр издательства – в отдел сюжетов. Вы высиживаете свою рукопись, как Флобер, – месяц! Приносите, наконец, свое сочинение, и первый же разгадчик из отдела контроля, прочитав три страницы вашей писанины, предсказывает все развитие сюжета! Мы бросаем эту мазню в корзину, мы даем вам еще две недели для новой попытки. И что же? Отдел контроля докладывает: ученый муж пересказал своими словами «Собаку Баскервилей», только действие из Англии перенес во Францию, а собаку заменил кошкой. Вы полагаете, что читатели идиоты? Они этого не заметят?

– Ме-меня подвела память. Мне казалось, что я придумал. О-оказываетея, я вспомнил. В психологии это печальное явление называется…

– Если вы такой знаток психологии, почему же вы провалились, когда я из жалости перевел вас в отдел переписки с читателями? Что говорится в нашей инструкции об этом отделе? Этого вы тоже не знаете?

– Зн-наю, – проговорил Абердох, заикаясь чуть больше. – Параграф шестой, секретный: «Отдел переписки с читателями должен использовать каждый ответ для пропаганды продукции издательства «Цербер». Давать советы читателям, присылающим рукописи, а также изыскивать гениев-самородков запрещается под страхом увольнения».

– Почему же, если вы знаете правила, вы нарушаете их? Ваши ответы – целые фолианты. Последний ответ – три страницы! Чего ради вы вступили с читателем в переписку о различии между детективной манерой Честертона и Коллинза? Вы полагаете, что у нас курсы самообразования для читателей? Или что мы собираемся рекламировать – как вы их назвали в своем письме – «классиков жанра»? Если читатели будут читать классиков, кто будет читать наши детективы?

– Но, господин Дорн, позвольте…

– Нет, уж позвольте больше ничего вам не позволить. Даю вам последнюю возможность доказать, что вы на что-нибудь пригодны. Корректором будете работать, корректором! Не нравится – на все четыре стороны! Будете пропускать опечатки – то же самое. Все! До свидания, господин корректор.

ГЛАВА II,

в которой читатель узнает о структуре издательства «Цербер»

Когда доктор наук Абердох вышел из кабинета Дорна, ему пришло в голову все, что следовало бы сказать директору. Абердох тут же вспомнил, что французы называют убийственные аргументы, которые приходят с запозданием, «остроумием на лестнице». Он вздохнул: проклятая память, он знал столько бесполезных вещей! Абердох еще раз вздохнул и пошел по длинному коридору издательства мимо бесконечных одинаковых дверей.

Вот дверь с надписью: «Сюжеты. Посторонним не входить». За этой дверью он просидел несколько месяцев и именно здесь он доказал свою полную непригодность к делу. Сотрудники этого отдела отстукивали на бесшумных машинках сюжеты будущих детективных романов. От них не требовалось описаний внешности героя, если его портрет не играет роли в сюжете. Но если по ходу действия шрам на щеке героя явится решающей уликой, этот шрам и был единственной внешней приметой, которую давали герою в отделе сюжетов. Равным образом никто не ждал от работников этого отдела описаний природы. Но если для хода событий было важно, что тот или иной факт произошел на рассвете или зимним вечером, в отделе сюжетов не забывали об этом. Их заготовки больше всего походили на формулировку задачи из учебника алгебры: «Сюжет № 154. Название – «Стоны за стенами». «Господин А., приехав в город Н., обнаруживает, что его брат С. исчез…» Разработанный таким образом сюжет поступал в следующую комнату, на дверях которой висела табличка «Контроль». Вход строжайше запрещен». Мимо этой двери Абердох шел, опустив голову. Ведь именно отсюда исходило окончательное доказательство полнейшей несостоятельности Абердоха.

Здесь сидели люди, прочитавшие чуть ли не все детективные романы в мире. Сотрудник отдела контроля, именовавшийся разгадчиком, читал краткое изложение сюжета и, руководствуясь памятью, а также справками картотеки, старался установить, существует ли этот сюжет в ранее напечатанных детективных романах. Если сюжет совпадал полностью – что случилось, например, с доктором Абердохом, когда он нечаянно пересказал «Собаку Баскервилей», – рукопись бросали в корзину. Если сюжет совпадал отчасти, его возвращали на доработку. Если сюжет совпадал в одном или двух пунктах, его пропускали дальше, ибо на свете, как говорил Дорн, не может быть ничего совершенного. В этой комнате звучали такие реплики:

– Сюжет номер 246. «Ее колье». Кинозвезда… Пропажа колье… Следователь подозревает партнера… Так-так-так. На доработку! Совпадает в пяти пунктах с сюжетом «Нейлоновая петля».

Разгадчики, зная себе цену, держались надменно. Впрочем, в последнее время они впадали порой в мрачную меланхолию. Приступы меланхолии вызвал слух, что дирекция намеревается заказать электронную машину, которая будет молниеносно производить контрольные разгадки сюжета. Вкладываешь сюжет, нажимаешь кнопку, машина отвечает:

– Данная ситуация однажды использована Агатой Кристи, дважды Уоллесом, однажды Сименоном.

Вдоль стен следующей комнаты, на дверях которой висела табличка «Колорит и бытовые подробности», стояли справочники, путеводители, словари поговорок. В этой комнате голый сюжет обрастал художественными деталями. Если в заявке говорилось: «Мистер Дженнингс назначил встречу Тому О'Рейли в фешенебельном лондонском клубе», сотрудник отдела «Колорит» находил в картотеке карточку: «Клуб лондонский» – см. Голсуорси, «Сага о Форсайтах», том такой-то, глава такая-то», – разыскивал соответствующее описание, вычеркивал из него лишние подробности, а то, что оставалось, вставлял в будущий роман.

Издательство «Цербер» балансировало на неуловимой грани, где уже заканчивается компиляция, но еще не начинается плагиат. Оно могло не бояться недоразумений: тот, кто читал книги с маркой «Цербер», никогда не заглядывал в те серьезные романы, которые потихоньку пощипывали в отделе «Колорит».

В отделе «Пейзаж и портрет» вставлялись описания природы: без претензий – при пометке «Пейзаж простой»; более сложные, призванные подчеркнуть горестные терзания в душе преступника или весеннее ликование в душе поймавшего его детектива, – при пометке «Пейзаж психологический».

Если в этот отдел поступала рукопись с пометкой: «Сюжет 359 – «Нейлоновая петля», вставить пейзаж психологический», – сотрудник, быстро пробежав текст, вписывал:

«Зловещая туча заволокла небо. Хлестал ледяной дождь. Жалобно свистел пронзительный осенний ветер».

Портрет делился на две основные разновидности: «портрет, наводящий на подозрения» и «портрет, уводящий от подозрений». «Наводящий» должен был своими отталкивающими чертами возбудить в читателе недоверие к персонажу, а «уводящий» – вызвать симпатию. При необходимости осложнения сюжета преступник снабжался открытым мужественным лицом и ясными глазами. Для читателей более искушенных все делалось наоборот.

«Смехотека» обеспечивала книги «Цербера» известным количеством юмора. В картотеке этого отдела были собраны шутки, выписанные из всевозможных юмористических изданий, а также скупленные по дешевке у безработных юмористов. Картотека имела рубрики: анекдоты о пьяных, о профессорах, о рассеянных, о заиках, о сумасшедших, о скупых, о попугаях и так далее.

В отделе, названном «Мораль», снова прочитывали обросший деталями, снабженный портретами и пейзажами детектив и вписывали в него несколько фраз, славящих добродетель и осуждающих порок, одну-две обязательные фразы о гуманизме, побольше о великих традициях Запада и непременно об «экономическом чуде».

Мы не упомянули об отделе, который носил сокращенное название «ЯОТ». Оно расшифровывалось так: «Яды. Оружие. Техника». Специалисты, работавшие здесь, отвечали за то, чтобы в детективе не было технических нелепостей. Если они читали в рукописи: «Он выстрелил в него из 17-зарядного кольта», они вычеркивали эту фразу, потому что фирма «Кольт» никогда не выпускала 17-зарядных револьверов. Специалист по вооружению вписывал на это место 9-зарядный парабеллум и снабжал соответствующую поправку сноской: «Превосходное и традиционное оружие знаменитой фирмы». Был и подотдел «Технология ужасов»; его сотрудники следили за тем, чтобы способы убийств достаточно потрясали нервы читателей.

Специалисты отдела «ЯОТ» отличались от прочих сотрудников издательства, которых они пренебрежительно называли «штатской публикой», молодцеватой выправкой. Они громко щелкали каблуками, обращались друг к другу по воинским титулам прошлых лет и дружно вставали, когда в отдел входил его заведующий – полковник в отставке Дрилленхенгст или его заместитель, отставной майор Штильгештанден. Они не пропускали случая поизмываться над неудачливым ученым Абердохом или над стариком фармакологом, который занимал устрашающий пост референта по ядам. Чтобы избежать осложнений, буде кто-нибудь из читателей пожелает отравиться или отравить, воспользовавшись указаниями, полученными в книге фирмы «Цербер», референт по ядам заменял названия доступных ядов более экзотическими, вроде «кураре», «эликсира Борджиа» и тому подобных, которые и звучат достаточно устрашающе и не могут быть куплены на углу в аптеке…

ГЛАВА III,

в которой доктор Абердох обращается за советом и получает обещание

– Значит, о свадьбе думать не приходится, господин академик! – сказал отставкой почтмейстер Аугенвайс доктору Абердоху – своему убитому горем племяннику. Абердох посетил своего дядюшку, проживавшего в городке неподалеку от Бирштадта, в надежде получить совет: среди родных и знакомых Аугенвайс слыл мудрецом. Особенно в вопросах – практической жизни.

Они сидели в садике Аугенвайса. Садик был крошечным, как носовой платок, и потому затейливая клумба в углу выглядела как вышитая монограмма. Дядя и племянник ждали, пока закипит кофе. Кофе должен был кипеть в оригинальном кофейнике собственной конструкции отставного почтмейстера. С детства Аугенвайс подавлял в себе страсть к изобретательству и начал наверстывать упущенное, лишь уйдя в отставку. Его сад теперь поливался из поливального устройства конструкции Аугенвайса. Устройство не отличало людей от растений и поливало и тех и других с одинаковым усердием. По газонам сада, которые, впрочем, вполне можно было бы скосить обычной электрической бритвой, сновала косилка конструкции Аугенвайса, которой тоже не следовало попадаться на пути!

Кофейник Аугенвайса должен был произвести революцию, ибо был единственным среди сосудов этого рода, обладающим способностыо самостоятельно освобождаться от гущи. Но эта благоприобретенная способность лишила его более примитивных качеств: кофе закипал в нем чертовски медленно. Он не закипал так долго, что Аугенвайс, желая отвлечь внимание своего высокообразованного, но незадачливого племянника, успел подробно обрисовать ему всю мрачность жизненных перспектив доктора наук, перемещенного в корректуру.

– Чему тебя только учили в университете, если ты, Отто, не можешь написать даже паршивого детектива?

– Видите ли, дядя, – сказал Абердох, который в этом доме почти не заикался, – в давние времена сочинение детективных, или, как их называли некогда, авантюрных, романов было искусством. Вероятно, и я, как человек, не лишенный литературного дара, мог бы сочинить что-нибудь в этом роде. Но в наши времена издание детективов стало почти промышленным производством. В нем есть конкуренция, есть разделение труда. Фирма «Цербер» специализировалась на выпуске детективных серий с продолжением.

– Не понимаю, – сказал дядя, ловко выключив кофейник, который, едва вскипев, уже угрожал взрывом, – какая разница – сочинять чепуху с продолжением или без продолжения?

– Огромная! Роман разбивают на десять выпусков. Тот, кто задумается, заплатить ли пять марок за книгу, легко заплатит пятьдесят пфеннигов за одну тетрадь. А тот, кто купил одну, захочет купить вторую. Мы удерживаем читателя, как вы думаете, чем?

– Не знаю, – сказал дядя.

– Я тоже не знал. Мне объяснили. Мы удерживаем читателя ложными ходами. В каждый детектив, выпускаемый фирмой «Цербер», закладывается несколько ложных сюжетных ходов. Читателю кажется, что он напал на след преступника. Читатель шлет нам разгадку и попадает впросак: он пошел по ложному ходу. И сразу убиты два зайца. Мы отвечаем коротко: «Вы не угадали. Чтобы убедиться в ошибке, покупайте продолжение». Он покупает продолжение, выпуск за выпуском.

– Это первый заяц, – заметил Аугенвайс, разливая кофе.

– Второй заяц, – сказал Абердох, и отхлебнул кофе, и, поскольку он ждал совета от дядюшки, сделал вид, что не заметил привкуса жженой пробки, появившегося вследствие каких-то конструктивных просчетов, и продолжал: – Читатели шлют нам письма с разгадками. Из десяти писем по крайней мере одно содержит неожиданный сюжетный ход для какой-нибудь другой серии. Читатели, сами того не ведая, поставляют нам сырье. Мы его обрабатываем и печатаем, а читатели бьются и отгадывают, но всегда попадают впросак.

– Значит, вы просто жулики и меняете ход повествования от выпуска к выпуску? – догадался дядя.

– Зачем? Мы не жулики, мы математики, так говорит наш шеф. Представьте себе, дядя, что за столом сидит десять действующих лиц, десять персонажей романа. Их можно разместить за столом во всевозможных сочетаниях. Сколько может быть вариантов?.

– Сейчас сосчитаю, – сказал дядя. Он начал считать в уме, потом потянулся к бумаге…

– Не трудитесь, дядюшка. Сосчитаете, только не сейчас. Любой учебник алгебры подтвердит вам, что десять человек за столом можно рассадить 3 628 800 способами. Так и с вариантами сюжета. Достаточно ввести в роман пять-шесть действующих лиц и как следует перепутать их отношения, чтобы сюжетных вариантов были тысячи. От выпуска до выпуска проходит неделя. Пойди перепробуй все возможное!

– Ну и что же, никто не угадывает?

– Если бы никто никогда не угадывал, наши романы не покупали бы так, как их покупают. Иногда угадывают, как иногда выигрывают в рулетку. Мы охотно выплачиваем премию и кричим об этом на весь мир. Реклама!

– Понимаю… – сказал Аугенвайс. – Точнее, ничего не понимаю. Я человек практический. Объясни мне это наглядно, как я объяснял тебе принцип действия моего кофейника.

– Вот этого кофейника? – кротко спросил Абердох. Он не стал указывать на кофейные пятна, которыми был залит стол. Он промолчал и о вкусе кофе. Он даже не улыбнулся. Ему просто необходим был дядин совет. – Постараюсь объяснить на примере.

Представьте себе, дядя, что в доме живет семья. Папа – господин Шульце, мама – госпожа Шульце, сын Шульце и дочка Шульце. Этажом ниже живет Майер. Это загадочная личность. Загадочная личность Майер приходит домой поздно вечером, когда его уже не видят, и уходит рано утром, когда его еще никто не видит. Лишь однажды загадочный Майер неожиданно появился в квартире Шульце. Детей не было дома. Госпожа Шульце ввела посетителя к мужу и ушла. Через некоторое время она услышала громкие голоса. Прислушалась. Это ссорились ее муж и господин Майер. Господин Майер выбежал со словами: «Вы пожалеете об этом!» И что же? Через три дня господина Шульце нашли мертвым, а господин Майер в тот же день исчез. Появляется детектив, которому нужно найти убийцу. На этом кончается первый выпуск. Стройте ваши предположения. Кто убил господина Шульце?

– Очевидно, Майер, – сказал дядя, – таинственная личность. Тем более ссора… исчезновение…

– Извините, дядя. Это сработал ход для дураков. Он гак и называется на профессиональном языке: «ЛБ» – ловушка для болванов. Наш детектив всегда бывает обставлен примитивными уликами, чтобы глупый читатель тут же клюнул на них, а тот, кто поумнее, с торжеством сказал бы себе: «Нет, я таким путем не пойду», – и пошел по другому следу. Нет, дядя, господин Майер не убивал господина Шульце. Наоборот, он появился у него дома, чтобы предупредить его о грозящей опасности. Эта опасность появилась после того, как господин Шульце застраховал свою жизнь, На чье имя? На имя жены. Так кто же убил Шульце?

– Дудки! – сказал дядя. – Ты ждешь, чтобы я сказал: Шульце прикончила жена. Этот ход, по-моему, рассчитан также на гениев.

– Справедливо. Итак, ход второй: господина Шульце убила жена. Некоторые читатели, особенно те, кто разочарован в семейной жизни, пойдут по этому следу, но увидят, что ошиблись. Ход третий: убила не жена, а сын. Ход четвертый: убил не сын, а дочь.

– Ужас какой! – сказал отставной почтмейстер.

– Пустяки! – ответил Абердох. – Труп даже не был разрезан на части… Мы подбрасываем читателям эти четыре хода, а потом, перед самыми последними выпусками, нужно придумать по крайней мере еще три. Думайте, дядя, думайте! Вы, который изобрел этот кофейник, я уж не говорю о косилке!

– А кто еще появлялся в доме? – Аугенвайс явно заинтересовался.

– Никто больше не появлялся, – сказал Абердох.

– Из ничего ничего и не сделаешь.

– Вы ошибаетесь, дядя. Ваши рассуждения изобличают в вас грубого практика. Именно из ничего все и делается. Особенно улики в детективном романе. Я вам помогу: итак, пятый ход – господина Шульце никто не убивал!

– То есть как? – пролепетал дядя. – А из-за чего тогда весь шум?

– Неужели вы хотите, чтобы не было шума, если в квартире найден труп?

– Значит, труп найден?

– А разве я вам сказал, что он не найден?

– Но откуда же, черт возьми, взялся труп, если Шульце не убили?

– Шульце сам себя убил. Это ход пятый.

– Ловко! – сказал дядя. – Теперь я понял, как это делается. Нужно перебрать всех. Сосед не убивал, жена не убивала, дети не убивали. Значит, покойник сам себя убил.

– Но это еще не все, дядя, – сказал Абердох. – Шульце никто не убивал, и сам себя он тоже не убивал.

– Кого же убили?

– Убили Майера, таинственного соседа, поэтому он и исчез. И убил его Шульце. Он решил выдать труп Майера за свой собственный. Зачем? Чтобы зажить припеваючи на страховку, которую получит вдова. Дело в том, что уже в качестве Майера он собирается сочетаться законным браком со своей собственной женой.

– Постой, – сказал дядя. – Дай-ка я выпью кофе. У меня голова закружилась. Подумать только, какой негодяй!

– Кто негодяй?

– Этот Шульце, который убил Майера, выдал его труп за свой собственный, получил страховку и женился на своей собственной вдове, если я, конечно, правильно тебя понял. Негодяй…

– Откуда вы взяли, дядюшка, что он негодяй? Вовсе не негодяй.

– Ну, знаешь ли, – возмутился дядя, – хорошеньких взглядов ты понабрался в своем издательстве! Если этот не негодяй, то кого же тогда назвать негодяем?

– Вот, дядя, вы и попались на шестой ход. Шульце не негодяй. Он гениальный сыщик.

– Кто гениальный сыщик?

– Шульце! Ему поручили разоблачить авантюру, затеянную страховой компанией, и он устроил инсценировку убийства.

– Значит, он не убивал Майера? – с облегчением спросил дядя.

– Я же говорю вам, что нет.

– А труп? – кротко осведомился почтмейстер.

– Какой труп? – удивился племянник.

– Это ты меня спрашиваешь? Ты себя спроси!

– Ах, труп… Да, конечно, труп был. Видите ли, Майер убил сам себя. Он хотел избежать разоблачения. На это есть намек в первой части романа. Мы можем как угодно запутывать читателей своими ходами, но в конце романа мы обязаны показать, что возможность такой разгадки была дана уже в самом начале, только они ее проглядели. Иначе нам разнесут издательство. Так строится роман, в который заложено семь сюжетных ходов. Седьмой содержит разгадку.

– Да, – сказал дядя. – В почтовом деле тоже бывают загадочные истории. Пришло однажды таинственное письмо: улица не указана, только город, номер дома и фамилия. В качестве адресата, помню как сейчас, был назван некий Цаунпфаль, Представь себе, я тут же вручил письмо этому Цаунпфалю.

– Каким образом?

– Не догадываешься? – с торжеством сказал дядя. – Просто в нашем городе я всех знаю по фамилии. Если бы фамилии не было, тогда и найти было бы потруднее. Как в твоей истории. А ведь я был уверен, что это Майер убил. Ловко придумано! Не понимаю, почему директор тобой недоволен?

– Увы, дядюшка, придумывать я не умею. У меня никогда не сошлись бы концы с концами. Я просто пересказал вам детектив, который у нас скоро выйдет. Я читаю его корректуру, и – проклятая манера – запомнил всю эту белиберду.

– Когда мне в школе не удавались задачки, я всегда заглядывал в ответ. И ты попробуй. Прочитав с конца какой-нибудь детектив, которым твой начальник доволен, постарайся разгадать, как он построен в начале. И шпарь по этому примеру. Когда я начал заниматься изобретательством, я попробовал сам починить пишущую машинку соседа. Разобрал, почистил. А когда собрал, у меня осталось шесть лишних деталей. Я решил запатентовать усовершенствование машинки, да сосед подал на меня в суд за то, что я ее испортил. Но потом я научился изобретать. А тебя я научу писать детективы, и ты вернешься победителем в отдел, из которого тебя изгнали! Не благодари меня. Я делаю это не ради тебя, а ради Лизьхен.

– Бедная Лизьхен, – сказал Абердох. – Она так надеялась, что мы, наконец, поженимся! – Глаза доктора наук наполнились слезами. – Значит, я могу рассчитывать на ваш совет? Вы возвращаете меня к жизни, дядя. – Он хотел бы сказать все это иначе, но не смог: стиль, которым писали романы в издательстве «Цербер», был прилипчив.