Текст книги "Искатель. 1963. Выпуск №3"

Автор книги: Виктор Смирнов

Соавторы: Николай Томан,Корнелл Вулрич,Валентина Журавлева,Юрий Попков,Сергей Львов,А. Томсон,Евгений Симонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Уильям АЙРИШ
СРОК ИСТЕКАЕТ НА РАССВЕТЕ[2]2
  Продолжение. Начало см. в № 2.


[Закрыть]

Рисунки С. ПРУСОВА

ДВАДЦАТЬ МИНУТ ТРЕТЬЕГО

Тамбур был похож на гроб. Ключ дрожал, когда Куин вставлял его в замочную скважину – третий раз в эту ночь. Человек, который говорит, что он никогда ничего не боялся, лжет.

Замок щелкнул. Они вошли. Он придержал дверь плечом и медленно, бесшумно закрыл ее.

– Он там, на втором этаже, – раздался его шепот. – Я не хочу зажигать свет внизу: могут увидеть с улицы.

– Ты иди вперед, – сказала Брикки, – а я буду держаться за тебя. Только поставлю чемодан.

Она ощупью добралась до стены и поставила чемодан так, чтобы его легко было найти. Потом она взяла его за руку. Они двинулись.

– Ступеньки, – шепнул он вскоре.

Она нащупала ногой ступеньку, и они стали подниматься по лестнице. Есть ли еще кто-нибудь в доме? Может быть, кто-нибудь и есть. Ночные убийства часто обнаруживаются только утром.

– Поворот, – прошептал он.

Новый марш лестницы. Наконец ступеньки кончились.

– Поворот, – выдохнул он.

Его рука повела ее направо. Теперь они шли по верхнему коридору.

Здесь стоял запах дорогой кожи и дерева. Она почувствовала аромат сигарного дыма, очень слабый. Еще что-то ощущалось в воздухе, почти воспоминание о запахе: может быть, кто-то пудрился здесь. Или, может быть, духи.

Они переступили порог и остановились. Он протянул руку, и она услышала, как закрылась дверь.

Зажегся свет – невыносимо яркий после долгого путешествия в темноте.

Стены были светло-зеленого цвета, панели – из орехового дерева. Окон комната не имела.

Самым заметным в ней был мертвец.

Комната принадлежала, наверное, одному человеку, а не всей семье. То, что светские молодые люди называют «берлогой». Две или три короткие полки с книгами, вделанные в стену, – можно считать, что до некоторой степени это библиотека. Здесь стоял письменный стол – комнату можно назвать и кабинетом. В разных местах стояло несколько удобных кожаных кресел, шкаф с бутылками, пепельница. Так что скорее всего – это мужской вариант гостиной.

Она была продолговатая; две короткие стены – глухие, в третьей – дверь, через которую они вошли, а в четвертой – две двери: одна в спальню, другая рядом – в ванную. Куин пошел в спальню. Она увидела, как он задернул тяжелые портьеры на окнах спальни, чтобы с улицы не видно было света.

В ванную Куин не пошел, там, наверное, тоже нет окон.

Она считала, что многое повидала в жизни, все знает. Но этого она не знала. Она никогда не видела мертвых.

Она посмотрела на его лицо. На вид ему лет тридцать пять или около того. Должно быть, у него было красивое лицо. Но в конце концов красивы и ангелы и дьяволы. Морщинки, которые двигались, когда человек жил, превратились в неподвижные швы. Рот, который выражал силу или слабость, горячий или спокойный характер, был теперь просто зияющим отверстием. Глаза прежде были жесткие или добрые, умные или глупые; они стали просто блестящими безжизненными инкрустациями. Смерть отобрала мысль и движение.

Он был безукоризненно одет: крахмальная рубашка не помята, и бутоньерка все еще торчит в петлице смокинга.

Подошвы его туфель немножко поблескивают – от воска натертых полов. Значит, он не так давно танцевал? Но какой толк думать обо всем этом!

Куин вернулся. Она почувствовала – он стоит рядом, и была рада, что он рядом; это хорошо.

– А ты знаешь, как его… – спросила она тихо. Как это сделали – чем?

Она нагнулась. Он – тоже.

– Должно быть, здесь. – Ее рука потянулась к пуговице смокинга.

– Обожди, дай я, – сказал он быстро. Он что-то сделал пальцами, и полы смокинга разошлись. – Вот. – И он глубоко вздохнул.

Маленькое красновато-черное пятнышко нарушало белизну пикейного жилета слева, под сердцем.

– Должно быть, из револьвера, – сказал он. – Да, пуля. – Ранка круглая. От ножа не такая рана.

Он расстегнул жилет. Под ним тоже было красное пятнышко, только крупнее – рубашка впитала кровь.

– Должно быть, очень маленькая пуля, – сказал он. – Я не специалист, но дырочка очень маленькая.

– А может быть, они все такие.

– Может быть, – сказал он. – Я не знаю.

Она сказала:

– Значит, в доме никого, кроме нас, нет. Выстрел услышали бы.

Он огляделся.

– Револьвера не видно, – сказал он.

– Как фамилия людей, которые живут в этом доме?

– Грейвз.

– А это – глава семьи, отец?

– Отец умер лет десять или пятнадцать тому назад. Остались мать, два сына и дочь. Это старший сын; младший – студент, учится где-то в колледже, а дочь – одна из тех, кого называют «дебютантка». Знаешь, о них пишут в газете, в светской хронике.

– Если бы мы могли понять – почему, если б мы знали причину!..

– У нас всего несколько часов, а полиция тратит на это недели.

– Давай начнем с самого простого. Он не застрелился, иначе здесь лежал бы револьвер.

– Да, наверное, – сказал он не слишком уверенно.

– Чаще всего убивают с целью ограбления. Что-нибудь взято из сейфа с тех пор, как ты был здесь первый раз?

– Не знаю, – ответил он. – В тот раз я не включал свет. И споткнулся об него. Потом я зажег спичку, увидел его, кое-как добрался до сейфа, бросил деньги и выбежал на улицу.

– Тогда давай посмотрим. Как ты думаешь, ты сможешь вспомнить, что там лежало?

– Нет, – признался он. – Я очень нервничал тогда, понимаешь ли… Но давай попробуем. Может, я вспомню.

Они вошли в ванную. Куин – первым.

Зеркало на стене создавало неприятное впечатление, будто вместе с ними вошли и другие люди. Кто эти испуганные дети, такие юные, такие безнадежно-беспомощные?

Она не стала об этом думать.

В стене зиял аккуратный квадрат. Куин вынул заднюю часть деревянной обшивки, за которой находился сейф, затем медленно вытащил стальной ящик с деньгами. Открыть такой сейф не труднее, чем отрезать ножом кусок масла.

– Не очень-то крепкий сейф, – заметила она.

– Наверное, его сделали много лет назад… – Он замолчал и покраснел: он сгорал от стыда, она видела, от стыда за то, что он сделал. Все его инстинкты восстали. Хорошо. Так и должно быть с мальчишкой из соседнего дома, если он совершил такую вещь.

Они поставили тяжелый ящик на трехногий табурет и открыли его.

Деньги лежали сверху – деньги, которые он только что вернул. Они их отложили и начали разбирать кипы бумаг – желтые, старые бумаги.

– Вот завещание. Может быть, оно имеет какое-нибудь отношение.

Он продолжал рыться в бумагах, а она стала просматривать завещание.

– Завещание его отца. А он, – она кивнула в сторону комнаты, – был его душеприказчиком. Его зовут Стивен. – Затем просмотрела еще страницу и сказала: – Не думаю, что это имеет какое-нибудь отношение к делу. Все завещано вдове. Дети ничего не получают, пока она не умрет, а ведь убили не ее, а сына. – Она сложила завещание и положила его на место. – Ты говорил, что здесь были какие-то драгоценности; я их не вижу.

На какое-то мгновение у нее зародилась надежда, что похитили их.

– Они во втором ящике, сейчас я тебе покажу. И, по-моему, они не очень дорогие, то есть, конечно, они дорогие, но это не бриллианты или что-нибудь в этом роде.

Он достал второй ящик. Нитка жемчуга, старомодное ожерелье из топазов, аметистовая брошь.

– Жемчуг, наверное, стоит тысячи две.

– Я все это видел; отсюда ничего не взято с тех пор, как я…

Он снова осекся и замолчал, опустив глаза.

– Это не ограбление, – сказала она трезво. – Кое-что посложнее.

Они быстро уложили все в ящики. Последними положили деньги. Он посмотрел на них с ненавистью. Она понимала, она его не винила…

Они закрыли ящики, вставили их на место. Не было смысла закрывать отверстие в стене занавеской. Когда рядом лежит труп, стоит ли пытаться скрыть другое преступление? Да и вообще бесполезно пытаться отделять одно от другого: как только обнаружат убийство, его, конечно, свяжут со взломом.

– Ну, с этим покончено, – сказала она, обескураженная.

Они вернулись в комнату, остановились и беспомощно посмотрели друг на друга. Что делать теперь?

– Бывают и другие мотивы, такие же простые, – сказала она. – Ненависть или любовь. Теперь мы должны…

Он понял. Подойдя к трупу, он опустился на колени.

Она подавила отвращение, подошла и стала на колени рядом с ним.

– Ну, тогда придется посмотреть, что у него в карманах, – сказала Брикки. – Я тебе помогу.

– Не нужно, не притрагивайся к нему; я достану все из карманов, а ты смотри.

Они улыбнулись друг другу, делая вид, что им не так уже омерзительно то, что они собирались делать.

– Я начну отсюда, – сказал он.

Грудной кармашек. Ничего, кроме тонкого полотняного носового платочка.

– Посмотрим левый боковой карман. – Ему пришлось приподнять тело. – Здесь вообще ничего нет, – и вывернул атласную подкладку кармана. – А теперь правый.

– Тоже ничего.

Вывернутые карманы торчали, как маленькие плавники.

– Теперь внутренние карманы.

На этот раз ему пришлось коснуться рукой мертвой груди.

– Вынимай все, – прошептала она.

Он доставал из кармана вещи и передавал ей, а она клала их на пол.

Они сидели, согнувшись, подняв колени. Он молчал, но она по его лицу понимала: ему кажется, что у них нет никаких шансов – слишком мало времени оставалось до рассвета.

Позади них, на книжной полке, стояли часы. Усилием воли – только усилием воли! – они заставляли себя не оборачиваться, но они их слышали. Часы мелко рубили тишину и говорили: «Тик-так, тик-так», – столь насмешливо, столь безжалостно, столь быстро. Они не останавливались, не прерывали своего движения, а шли, шли, шли…

– Портсигар. Серебряный. С надписью: «С. от Б.». В нем три сигареты. Его звали Стивен? Подарил кто-то, чье имя начинается на «Б». – Она захлопнула портсигар и положила на пол. – Спички. Бумажник, кожаный. Две пятидолларовые бумажки и одна долларовая. Два корешка от билетов на сегодняшний спектакль в «Винтер Гарден». Третий ряд, места сто тринадцать и сто четырнадцать. Что ж, по крайней мере мы знаем, где он был сегодня с восьми тридцати до одиннадцати.

– Два с половиной часа из тридцати пяти лет, – сказал он мрачно. – Выходит, нам нужно проследить примерно два – два с половиной часа с того момента, как кончился спектакль в театре. Еще что-нибудь там есть?

– Визитные карточки, деловые, – ответила она. – Какой-то Стафорд, какой-то Холмз, какой-то Ингольдсби. Кажется, все… Нет, обожди минутку, в маленьком отделении есть еще что-то. Фотография. Любительская. На фото – девушка и он сам, оба верхом.

– Покажи-ка! – Он посмотрел и кивнул головой. – Это та, с которой он сегодня вечером вышел из дому. В спальне тоже есть ее фотография – в серебряной рамке. Там написано «От Барбары».

– Значит, это сделала не она. Иначе фотографии в серебряной рамке не было бы. Рамка, может, и осталась бы, но фотографии там бы не было. Здравый смысл подсказывает.

– Ну вот и все – из внутренних карманов. Теперь посмотрю четыре кармана в брюках. Два боковых и два задних. Левый задний. Ничего. Правый задний – еще один носовой платок. Левый боковой – ничего. Правый… Ключ от входной двери и немного мелочи.

Она пересчитала мелочь, задумчиво, понимая, что это не имеет значения.

– Восемьдесят четыре цента, – сказала она и положила деньги на пол.

– Вот и все карманы. А мы не сдвинулись с места.

– Нет, сдвинулись, Куин, очень сдвинулись!.. Не говори так. В конце концов мы же не ожидали, что найдем здесь лист бумаги, на котором написано: «Меня убил такой-то». Мы уже знаем одно имя – Барбара. И мы знаем, как Барбара выглядит, и знаем, что она провела с ним первую половину вечера. Мы также знаем, где они были примерно до одиннадцати часов. Мне кажется, что это очень много. И это мы узнали, только осмотрев карманы.

«Тик-так, тик-так, тик-так…»

Она сжала его руку, чтобы успокоить его, придать ему бодрости.

– Я знаю, – сказала она чуть слышно. – Не смотри на них, Куин, не оборачивайся. Мы сможем это сделать, Куин, сможем, мы успеем!..

Она поднялась.

– Положить все обратно? – спросил он.

– Не имеет значения; оставь, где лежит.

Он тоже поднялся.

– Давай теперь осмотрим комнату, – сказала она. – Ты начинай там, а я начну здесь.

– А что мы ищем? – спросил он хмуро.

Ей хотелось крикнуть. «О господи, я сама не знаю!..»

«Тик-так, тик-так, тик-так…»

Она опустила глаза, чтобы не смотреть на циферблат, когда проходила мимо часов, как страус, который прячет голову в песок. А ведь это не так легко. Часы здесь, на ее стороне комнаты и смотрят прямо на нее.

Книги на полке разделены на две части, и часы стоят посередине.

– «Зеленый свет», – бормотала она, проходя вдоль книг, – «Китайские фонарики», «История…» – Она быстро опустила глаза, – «Тик-так…» Еще один миг из их запаса прошел! Она снова подняла глаза, уже правее часов. – «На север от Востока», «Трагедия Икс…» Не очень-то он много читал, – решила она.

– Откуда ты знаешь? – спросил он.

– Так мне кажется. Когда человек много читает, у него книги более или менее одинаковые. Я хочу сказать – одного типа, а здесь какой-то сброд, совсем разные книги. Наверное, он читал одну книжку по полгода или около того, когда не спалось.

Она первая подошла к столику.

– Куин! – окликнула она после минуты раздумья.

– Да?

– Человек, который курит сигареты, – а мы нашли сигареты у него в портсигаре, – он сигары тоже курит?

– Может быть, многие курят и то и другое. А ты что, нашла окурок сигары?

– А он мог выкурить две сигары? В этой пепельнице два окурка…

Он подошел и посмотрел.

– Мне кажется, здесь был кто-то еще, – сказала она, – какой-то мужчина. Столик стоит между двух кресел. Окурки лежат на противоположных краях пепельницы.

Он наклонился и посмотрел более внимательно.

– Сигары разных сортов, никто не курит так. Здесь в самом деле кто-то был с ним. И посмотри-ка, один из них очень волновался. Посмотри на этот окурок: он гладкий, немножко разбухший, но все же целый, да? А теперь посмотри на второй: он изжеван совершенно. Один из этих курильщиков очень волновался, говорю тебе! – Он посмотрел на нее. – Это самое интересное, что мы нашли, самое интересное!

– А кто волновался и кто был спокоен? Грейвз или другой человек? Этого мы не знаем.

– Неважно! Мы знаем, что здесь был еще один мужчина, и даже то, что они курили сигары разных сортов, показывает, что их разговор не был дружеским. Один из них отказывался курить сигары другого, или ему просто не предложили, и он курил свои. Они курили одновременно, но не вместе, – ты понимаешь, что я хочу сказать? Было какое-то напряжение – ссора или спор.

– Да, это важно, – согласилась она. – Но этого мало. Мы не знаем, кто был тот, другой человек.

Он обошел одно из кресел.

– А вот бокал, который один из них поставил на пол, рядом со своим креслом.

– А около другого есть? – спросила она быстро.

Он обошел второе кресло, посмотрел вниз.

– Нет.

Она вздохнула с облегчением.

– Да, разговор был не дружеский. Я даже начала волноваться. А кроме того, это значит, что Грейвз сидел с этой стороны, где стоит пустой бокал. Он хозяин. Он себе налил, а своему посетителю не предложил. Или, может быть, предложил, но посетитель сердился на него и отказался.

– Все довольно разумно. Наверное, ты права. Хозяин, который не испытывает добрых чувств к тебе, не предложит тебе выпить. Значит, с этой стороны сидел Грейвз. И он не волновался.

– Нам неважно, где он сидел, – сказала Брикки с досадой. – Важно, с кем он сидел.

– Обожди-ка минутку! – Его рука нырнула в узкое пространство между подлокотником и подушкой кресла, на котором, как они решили, сидел посетитель.

– Картонные спички, отрывные, – сказала она разочарованно.

– Я тоже надеялся, что это нечто поважнее, – признался он. – Я заметил уголок. У Грейвза были собственные спички, я их вынул из кармана. Должно быть, эти принадлежат тому, другому. Наверное, он их сунул сюда в волнении. – Он раскрыл конвертик, потом закрыл, хотел бросить, но раскрыл снова.

Он нахмурился.

– Подойди-ка сюда, – сказал он, не отрывая глаз от спичек. – Замечаешь что-нибудь?

– На внешней стороне – реклама жевательной резинки.

– Да нет, не на внешней стороне! Посмотри на спички.

Они рассматривали спичечный конвертик, как какой-то талисман.

– Здесь осталось пять спичек: две в первом ряду и три во втором. Он сжег больше половины спичек для одной сигары, ты это хочешь сказать?

– Нет, ты не понимаешь. Ну, хорошо, смотри: пять оставшихся спичек находятся с правой стороны.

– Да, конечно, – сказала она, – это я с самого начала видела.

– Нет, обожди. Видишь, вот мой конвертик. – Он вынул спички из кармана и дал ей. – Оторви одну спичку, зажги ее и погаси; не задумывайся над тем, что делаешь, просто зажги спичку, как ты зажгла бы ее, например, если бы хотела сварить кофе. Ну, зажигай. Не думай!

Она зажгла спичку, погасила ее и посмотрела на него неуверенно.

– Ну, откуда ты оторвала спичку? С правой стороны. Всякий, кто пользуется такими спичками, держит их в левой руке и отрывает одну спичку за другой справа налево. А в этом конвертике – наоборот. Теперь понимаешь? Человек, который сегодня вечером сидел в кресле, напротив Грейвза, был левшой.

Она раскрыла рот и застыла.

– Я не знаю, кто это был, – продолжал Куин, – как выглядит, был ли он убийцей, но я знаю: он из-за чего-то нервничал, изжевал сигару, у него плохие отношения с Грейвзом, – и он левша.

Она протянула руку и взяла спички. И вдруг он увидел, что она как-то странно на него смотрит.

– Прости меня, Куин, – сказала она сочувственно.

– Что такое?

– Все это никуда не годится.

– Почему, как?..

– Это была женщина. Понюхай, – сказала она. – Просто поднеси их к носу.

Он возмутился:

– Ты хочешь сказать, что эту сигару изгрызла женщина? В этом кресле сидела женщина?!

– Я ничего не хочу сказать ни о кресле, ни о сигаре, просто прошу тебя понюхать эти спички. Ну что?

Она видела по его лицу, что он сдается.

– Духи, – сказал он кисло. – Очень легкий запах духов.

– Спички из дамской сумки. Их носили в сумке целый день. В надушенной сумке. Это сразу видно. Она открывала сумку здесь раз или два. Я почувствовала запах и в коридоре, в темноте. В этой комнате сегодня была женщина.

Он не хотел сдаваться.

– А как насчет сигары? Кто выкурил две сигары – одну крепкую и одну слабую, одну спокойно, а другую – нервничая? Не думаешь ли ты, что он сам?

– Может быть, здесь сегодня был и мужчина – раньше женщины, – а может быть, после. А может быть, вместе!

– Нет, этого не может быть, – сказал он твердо. – Окурок сигары показывает, что мужчина сидел в этом кресле лицом к нему, и, судя по спичкам, женщина тоже сидела здесь. Не могли же они сидеть одновременно!

– А может быть, он попросил спички у нее. Он сидел здесь в кресле и разговаривал с Грейвзом, а она сидела где-нибудь еще и слушала их.

– Не пойдет! Если бы у него кончились спички, здесь где-нибудь была бы пустая коробка или пустой конвертик. Нет, они были не вместе.

– Ну, хорошо, они были не вместе, но это нам ничего не дает. Кто пришел первый? Ведь убийца – тот, кто пришел последним.

– Мы очень скоро разберемся в этом деле, – сказал он мрачно.

«Тик-так, тик-так, тик-так…»

Они стояли около кресла и посмотрели вниз, на пол. Может быть, потому, что они так внимательно смотрели на пол, чтобы не смотреть на часы, они заметили это, хотя ковер был коричневый. Она внезапно нагнулась и подняла что-то, лежавшее на полу, возле кресла, на котором они нашли спички.

– Нашла еще что-то? – вздохнул он.

– Посмотри, – ответила она.

Маленькая, коричневая: две дырочки и полукружья других двух. Завиток коричневой нитки в одной из них.

– Сломанная пуговица, – прошептал он.

– От жилета?

– Нет, пиджачная, от манжет. Знаешь, с наружной стороны рукава. Она, наверное, давно треснула, а сегодня, наконец, оторвалась. – Он вдруг замолчал. – А может, это пуговица Грейвза? Может, она валялась уже давно?

– Ну что ж, давай посмотрим его костюмы, прежде чем пойдем дальше. Слава богу, это-то мы можем сделать. Пуговица от коричневого или бежевого костюма. Не надо быть мужчиной, чтобы знать, что на серых или синих костюмах не бывает коричневых пуговиц. А он лежит в смокинге. Значит, нужно посмотреть в шкафу.

Она вошла в спальню, открыла шкаф, протянула руку к выключателю.

– Окна в порядке?

– Да, я задернул. – Он широко раскрыл глаза, посмотрев через ее плечо. – Смотри-ка! Сколько же человеку нужно прожить, чтобы сносить такое количество костюмов!

Они одновременно подумали об одном и том же, но ничего не сказали: он-то прожил недолго.

– Вот коричневого цвета костюм, к которому такая пуговица могла бы подойти, – Она сняла вешалку, подняла один рукав, затем другой, провела пальцем по пуговицам жилета. – Все здесь. – Повесила на место. – Вот коричневый, – она сняла его, проверила.

– Посмотри еще пуговички на заднем кармане брюк, – сказал он, – там обычно карман застегивается на пуговицу; по крайней мере у меня так.

– И здесь пуговицы на местах. – Она повесила костюм на место. – Вот и все. Нет, подожди, еще какой-то пиджак висит на вешалке сзади: наверное, очень старый. Тоже коричневого оттенка. – Она проверила его и повесила обратно. – Не такие пуговицы, здесь они без дырочек, с глазком на задней стороне. – Она закрыла дверцу. – Так вот, пуговица от пиджака человека, который приходил сюда, который жевал сигару, злился на него и – может быть! – был левша.

Они вернулись в комнату.

– Теперь, Куин, мы знаем о нем еще кое-что. Ты понимаешь? На нем коричневый или бежевый костюм, на рукаве которого не хватает одной пуговицы. Господи, если бы мы были настоящими сыщиками, знаешь, что мы могли бы с этим сделать?! Да нам и половины этих сведений хватило бы.

– Но ведь мы, слава богу, не сыщики, – сказал он.

– Сегодня нам придется ими быть.

– Нью-Йорк – самый большой город в мире.

– Ну что ж, может быть, нам поэтому будет только легче, а не труднее. Если бы это был маленький городок, почти деревня, как у нас там, дома, они бы знали, что их могут обнаружить, и прятались бы. Они бы приняли меры предосторожности, и мы бы никогда не смогли… А Нью-Йорк такой большой, что они чувствуют себя в безопасности. И они, может быть, даже не будут прятаться. Ведь можно и так смотреть на это, да?

– Все бесполезно, Брикки! – простонал он. – Какой смысл обманывать себя? Это не детская сказка, где при помощи колдовства все можно сделать.

– Не надо, – сказала она тихо. – Пожалуйста, не надо. Не заставляй меня стараться за двоих. – Она опустила голову.

– Я трус, – сказал он. – Прости меня!..

– Нет, ты не трус, иначе мы не были бы сейчас здесь.

«Тик-так, тик-так, тик-так…»

– Я сейчас обернусь и посмотрю на них, и ты тоже, – сказала она. – И тогда нам потребуется настоящая храбрость. Но прежде подведем итог. Что мы знаем? Два человека. Две тени, но все-таки они существуют. Один из них – а не оба! – убийца. Нам надо найти его, иначе они решат, что ты…

Он хотел что-то сказать.

– Нет, дай мне кончить, Куин! Я говорю столько же для себя, сколько для тебя. Итак, мы должны найти их, узнать, куда они пошли, и пойти за ними и вытрясти из них признание. Вот задача, которая стоит перед нами. И мы должны это сделать, пока не кончится ночь. На рассвете, в шесть часов, отходит автобус домой, последний автобус. Запомни это, Куин, – последний! Мне наплевать на расписание. Для нас этот автобус – последний, последний во всем белом свете. Автобусы будут продолжать ходить, но не для нас. Нам нужно выбраться из Нью-Йорка до рассвета. Теперь за дело, – кивнула она. – Мы не можем вместе заниматься обоими.

Он удивился.

– Ты ведь хотела, чтобы мы были вместе, ты поэтому и пришла сюда со мной, а не пошла на станцию.

– Теперь у нас мало времени. Нам придется разделиться, хотим мы этого или нет. Вот послушай: у нас тут есть две возможности – мужчина и женщина, которые оба приходили сюда сегодня в разное время. Один из них ни в чем не виноват, а другой – убийца. Надо узнать кто. Мы не можем искать сначала одного, а потом другого. Надо идти за ними одновременно, это наша единственная возможность. Мы можем ошибиться только один раз, а если мы ошибемся вместе – мы пропали. Если мы разделимся, и один пойдет за одним, а другой – за другим, у нас равные шансы. Один из нас может охотиться понапрасну, но зато другой – нет. В этом наша надежда. Ты займись мужчиной, а я – женщиной. Теперь слушай внимательно. У нас мало улик, и нам надо выжать все из того, что мы знаем. Ты должен найти человека в коричневом костюме или костюме коричневого оттенка, на котором не хватает пуговицы. Может быть, он левша, а может быть, и нет. И вот все, что у тебя есть. А я буду искать женщину, которая наверняка левша и которая душится очень резкими духами. Я не знаю, как эти духи называются, но я узнаю их, если опять почувствую.

– У тебя меньше шансов, чем у меня, – запротестовал он. – У тебя вообще ничего нет.

– Да. Hо ведь я девушка, а поэтому наши шансы равны – мне интуиция поможет.

– Но что ты сможешь сделать, даже если ты ее найдешь? Голыми-то руками? Ты ведь знаешь, с кем столкнешься…

– У нас нет времени для того, чтобы бояться. У нас есть время только для того, чтобы броситься в это дело и как-нибудь выплыть. Мы встретимся опять здесь, в этом же доме, не позже чем без четверти шесть… Может быть, с пустыми руками, а может быть, с успехом. Нам надо будет так сделать, чтобы успеть на автобус в шесть часов.

Она подошла к трупу и нагнулась.

– Я возьму его входной ключ – тот, что был у него в кармане, а у тебя останется первый. – Она глубоко вздохнула. – А теперь давай обернемся и посмотрим…

«Тик-так, тик-так, тик-так…»

– О боже! – голос ее сорвался. – Три часа!..