355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Смирнов » Искатель. 1963. Выпуск №3 » Текст книги (страница 1)
Искатель. 1963. Выпуск №3
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 07:02

Текст книги "Искатель. 1963. Выпуск №3"


Автор книги: Виктор Смирнов


Соавторы: Николай Томан,Корнелл Вулрич,Валентина Журавлева,Юрий Попков,Сергей Львов,А. Томсон,Евгений Симонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

ИСКАТЕЛЬ № 3 1963





Ю. ПОПКОВ, В. СМИРНОВ
ВЕРЬ МАЯКАМ!

Рисунки П. ПАВЛИНОВА

Официальная медицинская инструкция гласит: человек, попавший в холодные воды северных морей, может продержаться полчаса. От силы час – это самый крепкий, самый стойкий.

Он должен был умереть 68 раз.

Или 68 раз победить смерть…

ВАМ ВЗЛЕТ!
1

Пришло время полярных ночей: поздние рассветы, ранние сумерки. Поселок летчиков – ряды деревянных коттеджей на пологом склоне голой тундровой сопки – просыпается рано, задолго до того, как посветлеет воздух. Одно окно зажелтело, второе, третье. По тропинкам, проложенным в глубоком снегу, движутся от домов к столовой темные фигуры.

Капитана Куницына провожает жена. До порога, как всегда. Поправляет галстук; воротник рубашки накрахмален, тщательно отглажен.

– Ну, пока.

Он закрывает за собой дверь: тихо, чтобы не щелкнул язычок замка. Дети спят. Через час-полтора он взлетит, прорвав облака, в небо и, может быть, первым во всем этом суровом северном крае увидит солнце.

Капитан Куницын любит эти ранние утренние часы, поселок с желтыми окнами, смех на утоптанном «пятачке» у входа в столовую. С летного поля, из темноты, доносятся завывания реактивных машин, как призывы заводских гудков.

И отец, и дед, и прадед Ивана Куницына были рабочими людьми, и сам он, военный летчик, считает себя прежде всего рабочим человеком.

Он уходит затемно и в темноте возвращается – как настоящий труженик, а работа выпала ему не из последних по значению и не из легких.

В столовой, у раздевалки, веселый гомон. Куницына встречают радостно. Приятно видеть такого парня, как Ваня Куницын. Два шага прошел от дома к столовой, а мороз уже успел тронуть румянцем лицо. Добродушный и, как большинство крупных, рослых людей, неуязвимо спокойный, Иван – удобная мишень для дружеского подтрунивания. Сегодня тема – искусственное солнце; доктор привез из города соллюкс.

– Ваня, это ты заявление писал подполковнику, что солнца ее хватает?

Куницын – южанин, черноморец.

– Сегодня вечером пойдешь на пляж.

– Как в Сочи – и девушки с зонтиками. Специально картинку привезли. Входит в комплект…

Куницын усмехается – день начинается как надо. Пройдет немного времени, и эти ребята сядут в кабины своих машин неузнаваемо строгие, сосредоточенные, собравшие воедино всю энергию, а сейчас, по узаконенной летным братством традиции, они как бы проверяют моральную зарядку каждого. Что ж, настроение отличное.

И у него, Куницына, и у каждого из его друзей. Маленького, легкого и подвижного, как подросток, Кривцова…

– Привет, Женя!

…долговязого украинца Костюченко, давнего друга, еще со времен спецшколы…

– Здорово!..

…и у командира части – он в такой же, как и у всех летчиков, куртке, за отворотом видны планочки орденских лент…

– Здравия желаю!

Со стороны взглянешь – беззаботный народ пилоты-реактивщики. А приглядишься повнимательней – на лицах печать особой строгости. Не так давно был объявлен приказ о повышенной боевой готовности: кризис в Карибском море, И он, Иван Куницын, капитан Советских Военно-Воздушных Сил, как никогда, чувствовал в эти дни свою личную ответственность за судьбу народа.

Готовность. Емкое, резкое слово. Это значит: будь начеку, всегда, каждую секунду.

По всей стране зажигаются в эту утреннюю пору окна, и свет этот, как эстафета, бежит с востока на запад, от города к городу, от села к селу.

Идут люди на заводы, на фермы, в лаборатории, клиники, библиотеки, институты… Они идут спокойно, уверенные в сегодняшнем и завтрашнем дне, уверенные в тех, кому Родина поручила охранять свои границы.

Дозорные Родины – надежные ребята, они способны выдержать любое испытание и в мирные дни. Они не подведут в решительную минуту.

А знает ли он, капитан Иван Куницын, что близка, очень близка его решительная минута и что она превратится для него в четыре тысячи минут и экзамен, который предстоит ему держать, будет жесток и невиданно суров?

2

Капитан Куницын по гнущейся под его крупным, веским телом железной лесенке влезает в кабину «МИГа». Техник Решетников, молчаливый, серьезный парень, хозяин машины на земле, заботливо придерживает лесенку обожженными морозом руками.

Наконец Куницын втискивает себя в кабинку, занимает привычное положение. Парашют, спасательная лодка – все на месте. Решетников вытаскивает чеку катапульты, захлопывает колпак. Теперь летчик отрезан от земного мира, он в своей искусственной атмосфере, среди многочисленных приборов.

Зари нет, на востоке густится тьма, рассвет словно растворен в воздухе, в каждой частице, он медлителен и вял. Холодно поблескивают округлые фюзеляжи, утыканные заклепками.

Куницын надвигает плотнее шлемофон, укрепляет на шее ларинги. Теперь, как бы далеко ни забрался, он связан с аэродромом невидимой и надежной нитью.

– Залив-пять, я тридцать первый, разрешите запуск.

– Тридцать первый, запуск разрешаю!

Первая вспышка двигателя, резкая, как выстрел. Рев. Нарастающий, оглушительный. Летчик пробегает взглядом панель. Несколько секунд на читку приборов. Гидросистема? Порядок. Обороты? Радиокомпас? Слышимость?

Куницын поднимает руки, скрещивает, разводит вправо и влево. Из-под колес «МИГа» убирают колодки.

– Залив-пять, я тридцать первый, разрешите выруливать!

Выруливание. «Вам взлет!» – вот отпущены тормоза, резкое движение-бросок, все убыстряющийся бег взлетной полосы, и вот уже мелькнул внизу фургон с радиолокационной антенной…

День начинается как надо – Иван чувствует себя в хорошей форме, движения рук точны, расчетливы, машина отвечает послушно, полный контакт.

– Я тридцать первый, я тридцать первый, взлет произвел! Задание?

В шлемофоне сквозь атмосферный треск звучит голос дежурного с командного пункта.

– Тридцать первый, я Ястреб, выходите на перехват «противника», ваш курс сто двадцать, набор высоты до моей команды!

Слой облаков сегодня плотен. Перед носом «МИГа» все еще мгла. Вариометр отмечает быстрый набор высоты.

Секунда, вторая, третья, четвертая… Истребитель выскакивает из клубящейся густой массы. Солнце! Неяркое полярное солнце, холодное и чуждое, как незнакомая планета. Сизые рыхлые облака светятся ало и мигающе, как подожженная вата. Будто снежная поземка заиграла под крылом – это промчались растянутые ветром клочья тумана.

Земля в рассветной сумеречной тени укрыта слоем плотных облаков, а он видит солнце…

3

Командный пункт. У стола штурмана – начальник штаба и его помощник. Они руководят учебным боем.

Четырнадцать двадцать восемь. Близятся к концу учебные полеты на перехват; то и дело поднимаются в воздух одна за другой боевые машины.

Перед индикатором – капитан Перфильев. Экран прочерчивается узким и ярким локационным лучом, зелеными точками вспыхивают местники – это ближние сопки, отражающие радиолуч.

Но вот в экран с нижней границы вползает светлячок. Это «чужак» – самолет Кривцова. Сверхзвуковой его полет здесь, на индикаторе, вместившем огромное пространство, еле заметен. Тотчас начинают действовать операторы, планшетисты, штурманы. Самолет Куницына нагоняет «чужака».

– Пеленг цели… Удаление… Высота…

Карандаш чертит линию на штурманском столе, строится маневр перехвата.

– Тридцать первый, я Ястреб! Набор высоты до двенадцати тысяч!

– Я тридцать первый, вас понял!

Еще один, третий светлячок появляется на экране. Это дублер Куницына, готовый вслед за ним атаковать «противника». Система перехвата работает надежно. Даже если первому перехватчику почему-либо не удастся выйти на «противника», маневр тут же осуществит товарищ и выполнит приказ земли. В военном деле всегда нужно учитывать эти «если». Человек у штурманского стола видит весь бой, он нацеливает перехватчиков в «противника».

4

«Противник» хочет ускользнуть, он увеличивает скорость.

– Тридцать первый, тридцать первый, режим максимал!

– Вас понял!

Куницын уже видит прямо перед собой белую, тающую в небе нить – инверсионный след «нарушителя». Значит, близок.

Ревет двигатель на максимале, истребитель быстро набирает скорость и высоту.

И тут происходит непонятное. Что-то вклинивается между летчиком и машиной. Невидимый третий отбирает управление самолетом. Ручка приобретает неподатливую жесткость. Облака, плоской равниной лежавшие под крыльями, вдруг косо встают в стекле кабины справа. Истребитель заваливается на нос.

Иван пытается взять на себя ручку, работает педалями – надо подчинить взбунтовавшуюся машину.

– Я тридцать первый, я тридцать первый, самолет неуправляем!

– Повторите! – слышен в шлемофоне голос с командного пункта. – Повторите!

«Спокойно, – говорит он себе. – Спокойно. Следи за приборами».

Плоскость облаков медленно поворачивается. Солнце катится по плексигласу, как желток по сковородке. Самолет теряет высоту. Что с машиной?

Падение. «Бочка». Да какая там «бочка» – с таким креном! «Кадушка» – вот как сказали бы ребята.

Спокойно! У тебя есть еще запас высоты. Высота – это время. Это безопасность.

– Повторите! – кричит земля. – Тридцать первый, вас плохо слышу!

– Самолет неуправляем, самолет неуправляем, высота девять!

Надо прекратить падение. Ручку – на себя. Поддается. Силенки в нем дай бог!

Машина идет вверх. Это резкий рывок. В глазах темнеет, спину давит, как тисками, тело приобретает свинцовую тяжесть. На несколько секунд он теряет сознание. Пожалуй, не меньше девяти «g». Ну и перегрузка! Наверное, сорвало подвесные баки.

Истребитель круто лезет вверх. Турбина работает на максимальном режиме. Скорость постепенно падает. Нос задирается все больше и больше. «Свеча». Сейчас машина сорвется в штопор. Быстрота падения будет тогда молниеносной. Еще несколько секунд – и бесполезной станет катапульта.

– Катапультируйтесь! – Земля напоминает, требует. Земля разрешает. Земля понимает, что случилось с ним.

Но он хочет спасти машину. Надо свалить истребитель на крыло, чтобы не допустить потери скорости и не войти в штопор. В запасе несколько секунд.

Надо попытаться сделать все, что сделал бы на его месте идеальный пилот. Есть у него, у Куницына, такой близкий друг – идеальный пилот. У него характер, выучка, мастерство, опыт, смелость, хладнокровие. Он – Чкалов, Коккинаки, Анохин… Он всегда приходит на помощь в трудные минуты… «А я сделал бы так», – говорит он.

Работая элеронами, Куницын сваливает истребитель на крыло: нет, пике не получилось. Все-таки штопор. Самолет трясет.

– Катапультируйтесь!

Приборы отмечают вращение. Облака колышутся в лобовом стекле. Высота девять тысяч метров. Минус сто метров. Минус сто. Сто, сто, сто, сто…

Теперь нужно вывести машину в горизонтальный полет. Нащупать утерянное равновесие. Поймать момент.

Ручку на себя, правой ногой отжата педаль. Дать рули на вывод из штопора. Высота восемь пятьсот. Падение продолжается.

Теперь ручку от себя, выжми левую педаль. Сделай все, что сделал бы в твоем положении идеальный летчик, не знающий страха, не умеющий ошибаться. Дай рули против штопора, прекрати беспорядочное падение.

Высота семь двести.

И снова – ручку на себя, правую педаль. И еще раз – ручку от себя, левую педаль. Шесть сто.

Теперь сделано, кажется, все. Катапульта не любит малых высот. Ну, еще раз! Пять девятьсот.

Машину тебе уже не спасти. А ты будешь нужен. Вот и все решение.

Четырнадцать тридцать на циферблате. Запомни!

Пять-шесть секунд, не больше. Весь твой лимит.

Брось педали, сейчас они бесполезны. Поставь ноги на подножку кресла. Это очень трудно: штопор. Ноги разбрасывает в стороны. Словно в дурном сне – тело не слушается, не подчиняется тебе…

ЧП
1

– Самолет неуправляем! – Голос Куницына пробился к командному пункту сквозь атмосферный треск.

Начштаба глядит на стол. На плексигласе, подсвеченном изнутри лампочкой, темнеет карандашная линия – курс Куницына. Перехватчик шел над морем.

– Попробуйте довернуть его поближе к берегу. Дайте курс.

Нет, далековато забрался. Не выбраться Куницыну к суше. Его машина теряет высоту. Катапультироваться – единственная команда, которая поможет ему.

Динамик доносит с высоты невнятный хрип, клекот. Им, штабистам, не надо объяснять, что это значит. Они тоже летчики. Значит, Куницын выводит машину из падения. Перегрузка оторвала ларинги от горла, погасила голос пилота. Парень борется.

Локаторы отмечают дальнейшую потерю высоты. Катапультироваться! Надо спасти пилота.

Молодец парень. Не растерялся.

Дыхание военного времени ощутимо на командном пункте. Вот в такие напряженные секунды и проверяется боеспособность всей части: если он там, один на высоте, сумел сделать все как надо, значит получил хорошую выучку. Значит, была у него добрая школа.

Все сделано правильно. Катапультирование теперь – единственный выход. Операторы впились глазами в экраны локаторов. Сейчас произойдет раздвоение цели. Кресло, выброшенное из кабины, тоже станет крохотным пятнышком на индикаторе.

Снова хриплый, невнятный голос:

– …та пять… уюсь… Хронометрист отмечает:

– Четырнадцать тридцать.

И тут же – чистый, звонкий голос Кривцова:

– Я – пятьдесят один! Дублирую: «Высота пять, катапультируюсь!» Засеките место! Засеките место.

2

– Тридцать первый, отвечай! – кричит Кривцов, забыв о том, что ларинги улавливают малейшее колебание голосовых связок.

Молчание.

Кривцов смотрит на приборы: его машина успела потерять 5 тысяч метров. Где-то рядом, в последних витках штопора, падает безжизненный истребитель Куницына.

В шлемофоне звучит голос начальника штаба.

– Вас понял, снижаюсь, – отвечает Кривцов. Четырнадцать тридцать одна. Самолет входит в вираж, и летчик впивается глазами в открывшийся сектор неба: не вспыхнет ли где-нибудь на сером фоне облаков оранжевый огонек парашюта?

Отогнутые назад крылья «МИГа» срезают клочья облаков. Видимость ухудшается.

Скоростная машина предназначена для перехвата, для боя, но не для такого поиска. Не успеешь и голову повернуть, а позади – десяток километров…

Летчики живут как бы в двух разных измерениях времени на земле и на небе. Полет реактивного истребителя – минуты, и в эти минуты расходуются запасы нервной энергии и мускульной силы. Летчик, как и его машина, работает на максимале.

И, быть может, именно поэтому на земле, в быту, в домашней обстановке летчики, как правило, спокойны и неторопливы, сдержанны и нерасточительны на слова и жесты. Они словно аккумулируют нервный заряд, чтобы снова разрядить его в те минуты, когда скорость решает все.

Катапульта выбросила Куницына из мира высоких скоростей, а Кривцов продолжал оставаться в нем. И он ничем не может помочь другу.

3

Четырнадцать тридцать три.

С аэродрома взмывает спарка. Это самая «тихоходная» машина, которая нашлась на аэродроме.

Правда, о ее скорости лет пятнадцать назад мечтали самые отчаянные летчики. Но время быстро меняет понятия. То, что нчера называлось боевым скоростным истребителем, сегодня – лишь учебная машина.

На истребителе спаренные кабины с дублированным управлением. Обычно впереди сидит ученик, сзади учитель. Но сегодня в двух кабинах, за двумя одинаковыми щитками с приборами, сидят летчики, опыта и искусства которых, пожалуй, хватило бы и на четыре машины. Два майора – Железников и Буянов.

Спарка идет на бреющем. Горки, поросшие редколесьем, маленькие домики рыбачьих поселков.

– Обследуйте двадцать четвертый квадрат, – слыша! Буянов и Железников голос командира части.

Ниже. Еще ниже. Изгиб берега, и открылась черная плоскость.

Самолет на бреющем ходит над морем, ищет оранжевое пятнышко жилета или надувной лодки. Облачно, серо. Здесь, в облаках, уже сумерки – темнеет быстро.

– Возвращайтесь на базу! – слышат пилоты приказ. – Вертолет в воздухе.

Эстафета поиска принята.

4

В последние секунды удается подтянуть, поджать ноги. Куницын собирается в комок, готовый принять удар катапульты.

Вот она, красная скоба – курок катапульты. Защитная резиновая шторка закрывает лицо, откидывается фонарь кабины, срабатывает взрыватель.

Удар.

Один миг. И человек стал снарядом. Выстрелил собой в небо.

Свист ветра. Земля словно опрокидывается и кладет на плечи летчика свою миллиардотонную тяжесть.

Рядом с ним кувыркается в воздухе плексигласовый фонарь.

Расстегиваются привязные ремни – сработал автомат. Толчок ногами в подножку, и летчик расстается с последней частицей самолета – креслом.

Сотни раз он проделывал эту операцию на тренировках и впервые – в воздухе.

Щелчок – стрелой вылетает вытяжной парашютик, развертывая шелковое оранжевое полотнище. Натягиваются стропы. Стремительное падение переходит в плавный спуск.

Он один в бескрайнем небе – покинутый истребитель прошил облака и исчез. Взрыва не слышно. Значит, внизу вода.

Куницын не сразу замечает, что прямо на него опускается кресло.

Мало приятного, если эта груда металла и кожи наткнется на купол. Он подтягивает стропы, и ветер относит парашют в сторону. Кресло проносится рядом, исчезает в облаках.

Облака. На рукавах куртки капли влаги. Первые посланцы той новой стихии, до встречи с которой остались считанные секунды.

Куницын отыскивает среди ремней и лямок соски спасательного жилета. Движения его скупы, уверенны; репетиции были на земле, действие – в воздухе.

Кончился слой облаков. Ни берега, ни острова, ни лодки. Только серая вода. Она вздыбилась, выгнулась полусферой.

Куницын отстегивает застежку парашютных креплений. Ноги освобождены, он держится только на плечевых ремнях. Главное, не упустить ту долю секунды, когда надо освободиться от парашюта. Не успеешь уйти из-под него – накроет сверху, запутаешься, как рыба в сетях…

Пора. Куницын выскальзывает из ремней и с головой погружается в стылую осеннюю воду.

СИГНАЛЬНАЯ РАКЕТА
1

– Главный диспетчер, вас просят немедленно зайти к начальнику порта.

Голос секретарши, усиленный динамиком, звучит всюду: в комнатах управления, в здании вокзала, над которым трепещут на ветру черные шары штормового предупреждения, на причалах, где сложены штабеля смолистых досок.

Люди настороженно поднимают головы: сегодня знакомый голос секретарши непривычно суров.

Навигация кончается. Суда на ремонте и консервации. Ходят только рейсовые катера. Вроде бы дел срочных нет. Что за спешка?

– ЧП, Валерий Александрович, – говорит главному диспетчеру Защелкину начальник порта. – Катапультировался военный летчик. Сел скорей всего в воду. – Стеркин подходит к большой, во всю стену карте. – Примерно вот здесь. – Красный карандаш очерчивает квадрат. – Как видите, акватория не маленькая. Надо вызывать капитанов, механиков…

Человек в море. Когда раздается сигнал «SOS», суда меняют свой курс. Рискуя жизнью, моряки спасают погибающих. Таков закон моря.

Сейчас сигнал «SOS» звучит для них. Стены кабинета наполнены его грозным эхом. Надвигается холодная ночь. Температура воды всего четыре градуса. Нельзя терять ни минуты.

– Предлагаю организовать поиск немедленно, на рейсовых катерах!

– А пассажиры?

– Дорога каждая минута.

Стеркин молчит, думает. Задержать сотни людей? Сорвать график?

– Хорошо. Радируйте на суда приказ.

2

Командир вертолета Савенко смотрит на часы: пятнадцать тридцать. Остается совсем немного. Тьма, полная, непроницаемая тьма полярной ночи идет на смену тем туманным сумеркам, которые здесь в эту пору приходится считать «днем».

Трое на вертолете. Трое вглядываются в прикрытую туманом черную воду.

Последний круг, и надо возвращаться. Возвращаться ни с чем?

И вдруг – темное пятнышко на черной воде. Всплеск волны? Подводный камень? Бревно?

– Шлюпка! – крикнул второй пилот. Ниже. Еще ниже.

Все. Дальше нельзя. Воздушная струя может перевернуть и потопить шлюпку.

В ней двое. Два человека в черной одежде. В черной лодке. На черной воде.

По плексигласу бегут струйки дождя.

– Куницын? Вроде похож! – А второй кто?

– Видно, рыбак. Подобрал.

– Надо проверить.

Вертолет идет в разворот. И вдруг тонкий клинок разрубает завесу тумана. Лица вертолетчиков порозовели.

– Красная! Это он, ребята!

Цветная, горячая ниточка крепко связывает невидимую в тумане шлюпку с уходящим ввысь вертолетом. Вспыхнули ответные ракеты, отмечено на карте место, летят в штаб радиосигналы: «Куницын обнаружен! Квадрат 10. На рыбачьей лодке. Шлите суда».

3

Небольшая шлюпка с подвесным мотором, разбивая высоко поднятым носом волны, спешит обогнать наступающую ночь.

В лодке двое – сотрудник биологической станции и старый рыбак.

В привычный дробный стук подвесного мотора вплетается легкое жужжание.

– Вертолет, – догадывается первый рыбак. Жужжание усиливается.

– Снижается.

– Потерял что, а?

– Может, сам заблудился.

Вертолет повисает над самой лодкой. Воздушные струи гонят по волнам рябь.

В шуме моторов тонут слабые щелчки пистолетных выстрелов. Двое в лодке не слышат их.

– О нас беспокоятся? Посигналь им: летите, братцы, домой. А то еще утопите невзначай.

Биолог вытаскивает ракетницу. Красный трепетный свет зажигается в сумерках. Тень шлюпки бьется на алой воде.

Словно приглядываясь, вертолет еще раз проплывает над самой лодкой. Потом разворачивается и, удовлетворенно жужжа, скрывается.

4

Спасательный жилет выталкивает его из воды.

Спасательная лодка пляшет на волне рядом. Она надежно «пришвартована» к поясу тонким шнурком. Он и не помнит, когда перед самым погружением успел дернуть ленту баллончика со сжатым воздухом.

Прижимает лодку подбородком, ухватившись за лямки, рывком ложится на борт. Куртка, подбитая мехом, теплые брюки, ботинки, китель, шерстяное белье – все успело намокнуть. Даже в шлемофон забралась вода.

Он усаживается, подогнув под себя ноги. Ну и лодка! Тазик для купания. Ноги не помещаются. Чуть выступают дутые оранжевые бока над водой. А все-таки дом. Не очень-то удобный и просторный, но все же дом.

Теперь надо найти парашют. Несколько минут он должен продержаться на воде. Там в ранце сигналы дневного и ночного действия, ракетница, специальные «морские» спички, фонарик, аптечка, шоколад…

Волны. Короткие, с пенными белыми гребешками. Небо затянуто, сверху сочится противная мелкая морось.

Но парашюта не видно. Утонул? Или ветер и волны утащили его во мглу? Иван быстро гребет руками. Ему помогает ветер. Проходит минута, другая – глаза ищут опавший оранжевый купол. Не видно.

Он ищет еще и еще. Нет. Теперь бесполезно искать. Утонул парашют, а вместе с ним и ранец.

Шоколад, аптечка – о них он не жалеет. Как-нибудь обойдется. А вот ракеты, спички – они пригодились бы.

Если бы не эта туманная морось! Может, ветер разгонит ее?

Впрочем, не надо огорчаться. Найдут. Если успеют найти до темноты, то жене даже и не придется волноваться. До ночи ей не скажут.

У него есть «плавучие средства». У него пистолет и две обоймы. Компас. Нож, большой, тяжелый «пилотский» нож с широким лезвием и пилкой. Наконец, часы.

А теперь – минута спокойствия. Ты военный человек, офицер, ты знаешь, чем тебе нужно сейчас заняться. Оценить обстановку. «Прежде чем принять решение, оцените обстановку…»

Шлюпку подбрасывает. У волн – свои, особые законы: вдруг рождается среди одноростков одна особенно сильная, хищная: удар в бортик – и брызги летят в шлюпку.

Первое – время. Вспомни панель с приборами. Часы. Четырнадцать тридцать. Время катапультирования. Сейчас – Куницын смотрит на циферблат – четырнадцать сорок семь. Семнадцать минут тебя ищут.

Бездействие хуже всего. Надо плыть. Но где же берег? Куницын освобождает стопор компаса. Стрелка мечется, отыскивая меридиан. Что-то уж очень она беспокоится. Да, он держит руку у самого баллончика со сжатым воздухом. Массивный тяжелый баллончик, похожий на гранату-лимонку.

Теперь стрелка успокаивается. Вернее всего плыть к северу. Его курс – 300, ну, 310. Хорошо, что ветер южный или юго-западный. Он привычно вспомнил метеосводку. Если оттащит на восток, там – открытое море, голомянь.

Пока он вовсе не ощущает себя потерпевшим бедствие. Благополучно катапультировался и опустился на воду, как положено. Все в порядке. Вот только ранец. Обидно, но в конце концов можно обойтись и без него.

…Иван еще не знает, как горько ему придется сожалеть о потонувшем ранце.

5

Два раза он слышал реактивный гул. Сначала прошел «МИГ» с двумя двигателями – мощная скоростная машина. Прошел в стороне и очень низко – натренированный слух определил высоту не более ста метров. Кривцов! Кто же еще осмелится так снизиться? А через несколько минут снова загудела турбина истребителя, на этот раз «пятнадцатого» – спарки. И снова в стороне, где-то над низкими, до самой воды, осенними облаками..

Тишина. Только шуршанье пенистых гребешков да характерное «плюх-плюх» о шлюпку.

Воды в ней – по пояс.

Ощущение резкого, пробирающего до костей холода приходит внезапно.

Куницын швыряет воду ладонями, рассыпая брызги, неутомимо, как помпа. Вычерпав шлюпку наполовину, повертывается, чтобы усесться поудобнее, чуть наклоняет свое верткое судно, и волна тут же перехлестывает через борт.

Он снова принимается за работу, решив во что бы то ни стало осушить шлюпку. И осушает. До следующей волны. Приходится отказаться от бессмысленной работы.

Озноб уже покалывает тело, в глубине тела рождается противная дрожь. Руки покраснели от воды и ветра. Перчатки он потерял.

Пока не придет помощь, нужно двигаться. Ни на секунду не уступать. Грести.

Дует шелоник – юго-западный, сильный, но не успевший разогнать волну ветер. Он дует поперек залива и не может расшевелить море как следует. Все же на волнах гребешки. Не меньше трех баллов. Может, и все четыре. Ветер, он поможет делать километра полтора в час. Не очень-то большая скорость для пилота, но все-таки скорость. Шлюпка медленно обогнула обломок льдины, оторванной где-то от берегового припая.

Намокшая одежда – плохая защита. Каждый порыв ветра морозит тело. Видно, температура воздуха немногим выше нуля, воды – тоже.

Руки стыли, пальцы «заходились» от холода. Он то и дело сует кисти за пазуху, но и там не находит тепла. Сжимая и разжимая кулаки, разгонял холодеющую кровь. Он греб, стараясь согреться.

Темнело. Короток стал день – с десяти до четырех только свет и видишь. Иван взглянул на часы. Четырнадцать пятьдесят. Стрелки стояли. Эх вы, «пылевлагонепроницаемые»!..

К хлюпанью волн примешивался посторонний звук. Тарахтящий, стрекочущий, знакомый. Иван приподнялся, едва не опрокинув лодку. Достал из кобуры пистолет. По звуку понял, что вертолет идет не на него, а стороной, хотя и очень близко.

Семь выстрелов прозвучали оглушительно один за другим. Гильзы падали в холодную воду и, сверкнув желтизной, как блесны, уходили вглубь. Еще два выстрела…

6

Куницын видит красную вспышку. Ракета. Откуда?

С вертолета! Они ждут ответного сигнала. Застыв на мгновение в неподвижности, он вслушивается в слабеющий рокот. Потом яростно гребет туда, где заметил вспышку, гребет, задыхаясь от усилий. Гребет пять минут, десять, час – море пусто.

Озноб снова набрасывается на него. Даже минутная бездеятельность дала знать о себе: сразу же окоченело тело.

В сумерках море кажется еще более холодным и жестоким. Мгла подступает к шлюпке плотнее и плотнее.

Если он правильно определил место посадки, то теперь в открытое море его не унесет. И если он продержится эту ночь… Главное – продержаться ночь. С семнадцати до десяти. То есть семнадцать часов. Всего лишь тысячу с небольшим минут.

На аэродроме сегодня не будут спать. Дома не будут спать. Выдержать – вот что он должен сделать, и сделает это. Пока хватит сил, он будет плыть. Пока он способен дышать и тело повинуется ему, он будет плыть.

Туго надутый жилет стягивает грудь, мешает грести. Пальцы с трудом нащупывают застежки. Ремни разбухли, наконец удается снять жилет. Куницын кладет его на бортик – в шлюпке нет места.

Ночь окружила его.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю