Текст книги "Дары Силы"

Автор книги: Виктор Безмага

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Глава 22

Но, ждет их расставание,

И долгий поиск.

И долгий путь, к новой встрече.

Кража

1

Вообще, при похмелье все жалуются на головную боль. Да это не головная, это тот случай, когда все болит, и ничего не помогает. Это даже не боль, это болезненное отсутствие наличествования заполненности, а вот в пустоте действительно только боль. Боль, возникающая от любых внешних раздражителей, даже самый малый из которых, кажется чрезмерным. Свет, звук, воспринимаются не как источники информации, а как внешние раздражители. Вообще, полное осознание себя только терзаемой извне телесной оболочкой, самое неприятное из всего, что может случиться с человеком. Неосознанность души, при явном преимуществе мучений организма, над муками духовными. Извечные терзания российской интеллигенции, реализованные наоборот, во всей полноте и ужасе, здесь и сейчас. Плюс, море философских измышлений на тему где и чем похмелиться.

Мучимый примерно такими рассуждениями, Федор медленно брел по лагерю, к столбику дыма, символизирующего кухню. То, что похмелка ему поможет, верилось слабо, но надежда была.

Как он вчера добрался до лагеря, он помнил слабо, стены были целы, следов кровавого побоища нет, уже не сильно стыдно. Зато разговоры он помнил точно, слово в слово, спасибо Такору, ох часто он поминал этого деда. Даже По-пьянке, все помнил. А вот и кухня, вот и Нея. Сто грамм коньяку, горячий жирный бульон, сам учил готовить, каша с салом, компот, местный. Уфф... ожил. Где остальные?

Ворон нашелся сразу, сидел с угрюмым видом на другом конце стола и тупо смотрел на берестяную кружку с коньяком. Рядом с этим монументом, осуждающим распутный образ жизни, дымилась глубокая глиняная миска с горячим бульоном, и лежал приличный ломоть хлеба. Видимо, начать лечение, у мага не хватало ни решимости, ни опыта.

Ну, с этим Федор помочь мог. Он подошел к сподвижнику, и мягко улыбнувшись, сказал:

– Не тяни, чем больше сидишь, тем хуже пойдет, на раз, два, опа!

Повинуясь приказу, который прозвучал для него как глас небесный, Ворон взял чарку, и быстро опрокинул ее, высоко задрав донышко. Затем одним движением поставил ее на стол, и, схватив ложку, начал давясь и обжигаясь уплетать суп. Через несколько мгновений, дело пошло лучше, и еще через пять минут он поднял на Федора осмысленные глаза.

– Ну, крепка у тебя чарка, вой, – только и смог сказать он, почувствовав себя человеком. Высказавшись, он потянулся за второй чаркой.

– Э нет, – с этими словами, Федор положил свою ладонь на его руку. – Похмелья, которые вторая пьянка, нынче не будет, дел много. Дамы наши где?

Ворон ответил в том смысле, что Сунильда спала в своей палатке, но к ней нужно идти и охмелять, поскольку была она вчера их двоих не хуже, если не сказать большего. Федор только хмыкнул, пили господа вольные шлемы с размахом, в лучших традициях российского офицерства, и куда бедной Сунильде за ними угнаться. Чай не трехсотлетние жлобовитые големы, вои они как дети, если чего начали, прут до упора. Так, а Нина где? Ворон молча, развел руками.

– Слышь ты болезный, – моментально рассвирепел Федор, – здесь невест не крадут часом? – Выяснилось, что крадут. И лихо крадут!

– Так, а в лагерь она вчера с нами вернулась.

– Вернулась, вроде.

– Ну, тогда найдется, пошли похмелять Сунильду и Опору. Из расспросов. Стало ясно, что вернулись вои вчера, шумной ватагой, но Нины, среди них не было.

С опорой все было просто, тот уже знал, что такое похмелье, видимо опыт был еще до встречи с Федором, и процедуру он принял с радостью. А вот с Сунильдой возникли проблемы. Она ломалась до тех пор, пока до нее не дошло, что Нина пропала. После этого она приняла все безропотно, относясь к процедуре как к неизбежному злу.

Поиски были продолжены, допросили стоявших в карауле ястов, как Федор радовался, что ввел в отряде железную дисциплину. Пообещав себе и впредь поступать аналогично. Выяснили точно, Нина с ними не приезжала.

– Так, быстро и рысью к этому Солю, если она просто у него, его счастье, рысью я сказал! – прорычал Федор.

Но совсем быстро не вышло, найти коней, одеться соответствующим образом, и главное, всем сытно поесть, дабы не разило при общении. Только через сорок минут из лагеря выехала кавалькада, состоящая из Федора, Ворона, Сунильды, Опоры, близнецов, которые узнав о пропаже Нины, просто появились рядом, и пока еще не произнесли ни слова и двух воительниц, Ирты и Ларты. Кавалькада неслась к Десту. Литровую бутыль с коньяком, Опора молча, приторочил к седлу Федора.

2

Соля, они нашли быстро, при этом отпали все подозрения в его участии в возможном похищении. Воевода дрых в своем кабинете, упершись головой в заваленный объедками стол. Пришлось опохмелить, но тут был виден человек с большим опытом. Уяснив в чем дело, воевода взвился, и попытался обидеться, но, поняв ситуацию, быстро остыл. А, остыв, завелся вновь, но теперь по делу. Разозлившись, почти до точки кипения, он развил активную деятельность. Оказывается, караул у него тоже был, и тоже трезвый.

Выяснилось, что девушка не выходила с территории гарнизона. Это обрадовало всех, кроме Сунильды, которая теперь в свою очередь взвилась.

– А не кажется ли баторам, что даже во хмелю, бросать молодую красавицу в казарме, это.... В общем, не сильно поднимет ее репутацию!

Но Федору, вдруг стало не до ее увещеваний, он осознал, что его гложет даже не тревога, а предчувствие, предчувствие чего-то плохого, очень плохого. Форт был обыскан в течение часа, причем с каждой группой солдат, ходил представитель Федора. Девушки не было. Начали опрашивать офицеров, которые были с ними, кто последним видел. Видели, как она вышла из комнаты с Прошкой Рогом, только вот и Прошки не видать, из форта не выходил.

Соль рассвирепел так, что Федор испугался, тот аж позеленел.

– Шкуру спущу с урода, – только и смог выговорить он, – а ну пошли.

Глубину казематов форта, Федор себе не представлял, они спускались по лестнице, начинающейся в конце узкого коридор, минут пять. Наконец Федор и Данила Соль оказались у единственной темной двери, из маренного дуба. Замка на ней не было, но Соль приложил руку, и что-то сказал. Тяжелая дубовая дверь даже не скрипнула, открылась легко и тихо. За ней была просторная, темная комната, вот только окон в ней не было. Из открытой двери, пахнуло знакомым запахом, плотный поток теплого воздуха пах кровью и горелой плотью. Беспокойство Федора усилилось, приняв просто чудовищную форму. Соль попытался возится с попыткой зажечь второй факел, но Федор просто щелкнул пальцами и скрестил потоки, комнату залил яркий белый свет. Присутствующим предстала жуткая картина.

Комната, в которой они оказались, изначально была просто храмом. Стены ее украшали резные деревянные панели, с порнографическими изображениями в человеческий рост. Это было своеобразное искусство, только не искусство резчика, а какое-то другое. Вся комната, по периметру стен, была заполнена резными изображениями совокупляющихся людей. Фигуры были выполнены из розового мрамора, на темном древесном фоне. Вошедшему, при свете факела казалось, что он оказался в центре невероятной групповухи. Федор глянул на них мельком, не пытаясь рассматривать внимательно, не до того было. Тем не менее, даже при случайном взгляде, зрителя окатывало тяжелой горячей волной страсти. Магии в этой комнате было навалом. Но внимание вошедших привлекло не искусство резчика, и не огромная разбитая, бог весть скольки спальная кровать. Все смотрели на то, что было сейчас главным.

На полу, в расчищенном от богато украшенной мебели, в центре комнаты, была начертана фигура. Чем-то неуловимым напоминающая ту, которую увидел Федор, впервые оказавшись в этом мире. Только та была начертана углем, а эта кровью, тут же на полу, лежала человеческая рука, послужившая кистью. Рядом стоял таз, в который сливали кровь, из еще бьющегося тела, поскольку все вокруг было в мелких брызгах. В одном из углов фигуры, основой которой была пятиконечная звезда, лежало человеческое сердце, далее печень, половые органы, почки, и венчала фигуру, не отрезанная, а оторванная, голова Прошки.

Увидав такую картину, воевода сел на колени, и завыл в голос.

Федор, молча, материализовал меч, лезвие которого блеснуло черным вулканическим стеклом, и, направив его на Данилу. Соля, спросил:

– Тебе нечего нам рассказать воевода?

Рассказ воеводы был долгим, но Федор выслушал его, что называется, не отходя от кассы, то есть прямо в комнате. И Дан Соль рассказал:

Оказывается, то, что магии в Синеозере нет, это утверждение несколько неверно. То есть той привычной магии, которую называют магией света и тьмы, здесь действительно нет, но есть магия стихий и богов. Владеющих магией стихий на Роолинке единицы, и те стараются сюда не ездить. А вот магия богов здесь есть. В общем, обходя подвалы крепости, они с Прошкой нашли эту комнату. Попервоначалу начали рассматривать срамные картинки. Чуть друг друга не того, ну ели выбрались. Поскольку форт еще частенько используется как тюрьма, временного содержания. Взяли пойманную воровку, привели сюда. Потешились всласть, чуть девку не за.... Наутро вернули ее на место, девка еле шла, но ничего не помнила. В общем, потешились воевода с помощником. А потом стали находить в комнате записки с указаниями, что делать и кого вести. Воевода испугался, хоть и был после ранения годен на это, только тут. Отобрал у Прошки ключ, и завязал сюда ходить.

Умен был воевода, хоть и жена от него ушла, освистав на весь Воличь. Не стал он рабом неведомого бога. А вот Прошке видать ума не хватило. Они с Прошкой как братья, с малолетства вместе, не мог он сам такое удумать, не грамотен, не учен, читает по слогам. А вот подишь ты, – и воевода с ужасом покосился на оторванную голову, из которой торчали гортань, сосуды и бесформенные куски мяса.

– Так значит этот е...вый божок, украл Нину. Да я тебя Данила Соль сейчас на куски нашинкую. Вот этой штукой кастрирую.

И Федор двинулся к воеводе, стоящий на коленях Соль побелел. Он не мог отвести взгляд от стеклянного лезвия, которое медленно завибрировало в предвкушении крови.

На пути Федора встали Ворон и Опора.

– Одумайся княже, он тут причем, вон тот виноват, да с него взятки гладки, – сказал Ворон. – Хватит в бирюльки играть, берем его и идем к Солям. Они должны нам как свинья крестьянину.

– Не нам, а Нине, – бросил Федор, который уже стал остывать. Что уставился, воевода вставай, пошли.

– Славичь, – прошептал воевода, – Славичь с сестрой! Храни нас Ворож! Да со стеклянным мечем!

3

– Так, где Секачь, – выспрашивал Федор Ворона, шагая между ним и воеводой. Меч висел в ножнах, которые нашли в одном из местных магазинов ястреги, и преподнесли в дар князю.

– Секачь. Это не сотник Неугода ли? – спросил идущий рядом воевода.

– Он самый, – ответил Федор.

– Его два дня назад поймали, Факорт Пон обвинил сотника в том, что тот украл у него меч ценой в двенадцать тысяч золотых.

– И где дворянин из моей свиты, вооруженный врученным мной лично оружием – начиная сатанеть, язвительно осведомился Федор, – и кто такой этот Понт, больно имя знакомое, прямо Понтий Пилат какой-то.

– Секачь в войсковой тюрьме, – ответила за воеводу, идущая сзади Сунильда – а Пон это местный купчина, у него здесь дела, он снабжает войска оружием и припасами, нам он должен много, даже по сравнению с другими, тысяч двести золотых.

Идущий рядом воевода остановился, и открыл рот. Сунильда подтолкнула его вперед, а Федор сообщил очередную новость:

– Я еще и барон Шон Терг, к вашим услугам, – холодно улыбнулся он – и задолжал этот урод моему предшественнику.

Полностью деморализованный Дани Соль, видимо, уже перестал удивляться, он только понуро махнул головой. На выходе из форта их ждали кони, Солю, солдаты подвели двуколку, запряженную спокойной лошадкой. Тот виновато посмотрел на Федора, и, получив согласный кивок, гаркнул, словно на смотру:

– Коня командиру, трибога в душу, вас.

Федор оглядел своих спутников, и его взгляд остановился на бледном, словно вырезанном из мрамора лице Коваля. Лицо Опоры не выражало ничего, но глаза горели, и единственной живой частью лица были пульсирующие на нижней челюсти желваки. Поняв, что происходит, что-то совсем из ряда вон, он сам подошел к Опоре, и властно бросил:

– Говори.

– Он давно этим промышляет, он поставляет оружие ротам, и главное высшему офицерскому составу. Мой отец был оружейником, жил тут рядом на улице, сразу за выходом из порта, отца казнили по подобному обвинению. А меня и сестру оставили на улице нищими, мне было пятнадцать, и я неплохо знал кузнечное дело, поэтому меня взяли в подмастерья. Сестра вышла замуж, и уехала в Аргон, подальше отсюда, да и я, став постарше, постарался убраться подальше. Занял денег, в рост, в казне барона Шон Терга, и попал в рабство. После двадцати, отцовский долг перешел на меня, а платить мне не чем, вот и оказался среди боевых холопов барона. А вот, вернулся.

– Считай, что долг тебе прощен заочно – буркнул Федор, – то есть до того, как ты об этом мне рассказал, я думаю суммы долгов, просто несопоставимы. А мне ты ни чего не должен, тема закрыта. А вот купчина тебе должен, и я этого не забуду.

– Так ты сын мастера Норота, – вдруг спросил Коваля Соль, а я думаю, что-то знакомое, помнишь, в детстве мы играли вместе, в саду вашего дома, теперь там Понт живет.

– Недолго ему жить осталось, за какой долг, максимально по деньгам у вас казнят с конфискацией?

– Казнят с чем – не понял вопроса воевода.

– С переходом имущества в пользу кредитора?

– Тысячу золотых.

– Значит, жить купцу Пону до того момента, как мы с ним встретимся, жаль я его двести раз казнить не смогу.

– Не спеши княже, что-то подсказывает мне, что Пон, кое-что знает про исчезнувшую девушку. У него на груди, такая же висюлька в форме чаши, что была у Прошки, так что поспрошаем, сперва. – Остановил горячащегося Федора воевода, да к отцу живым доставить надо, чтобы все было по закону, защита ему при таком долге не положена. Все замолчали и стали ждать.

Через три минуты, перед ними стоял оседланный вороной, явно, не из самых спокойных. На глазах ошарашенных подчиненных, Соль гибким движением привычного человека вскочил на коня. Сидел он как влитой, сразу чувствовался опытный наездник. Федору, еще не научившемуся так лихо взлетать в седло, осталось только позавидовать.

– Куда едем, княже, – спросил Дан, – к купцу, или сразу к моему отцу?

– Куда ближе?

– Значит к купцу?

– Сунильда, где его расписка, – вспомнил Федор.

– У меня в седельной суме, – ответила новоиспеченная дери.

– Значит к купцу, и рысью, времени нет.

Купец Факорт Пон жил в большом каменном, двухэтажном доме, сразу за выходом из бухты. Фасад дома был украшен разноцветными лепными, керамическими изразцами, и обнесен толстенным каменным забором. Вообще строение скорей напоминало крепость, чем жилой дом. Все говорило о немалой состоятельности кредитора. Вход преграждали дубовые крепостные ворота, унижаться и стучать в которые Федор не стал. Он просто определился с потоками, и, обнаружив совсем рядом, 'высоковольтную магистраль' синего цвета, сформировал таран и вышиб ворота, вместе с кованой решеткой за ними.

Всадники, почти не останавливаясь, въехали во двор и спешились. И здесь, вновь, оказался незаменимым Коваль. Он соскочил с седла и, кивнув Федору, сразу отправился на второй этаж, по узкой балконной лестнице, огороженной с двух сторон толстой каменной стеной и явно приспособленной для длительной обороны.

Шел он уверенно, родной дом все-таки. Федор со своей свитой шагал следом. На лестнице они никого не встретили. Но на балконе, к ним выскочила явно запаздывающая охрана. Не снижая скорости ходьбы, Опора изобразил то, что у боксеров называется нижний крюк в челюсть. Отчего, вставший на его пути лысый перекачанный бугай, в кожаной безрукавке и шароварах с широким поясом, оторвался от земли и, пролетев до конца балкона, лег и задумался о чем-то вечном. Силен был кузнец, и явно зол, зол так, что ничего не видел перед собой. Но слуги его увидели, и явно узнали.

Опора остановился и, повернувшись к остальным пяти охранникам, произнес:

– Узнали? Где этот урод? Кто достанет оружие станет плохим кормом, даже для собак.

Охранники среагировали так, словно знали тяжелый нрав Коваля, лучше, чем им того хотелось. Они просто, молча, расступились, пропуская всех вовнутрь дома. Федор понимал, что связывает Коваля и купца, явно не теплая дружба, но решил останавливать его, только если тот совсем перейдет все мыслимые рамки. В конце концов, купец был нужен ему живым, а Коваль тем более. Обижать Опору не хотелось, поэтому он просто и с интересом наблюдал за происходящим.

А Коваль продолжал идти, минуя запутанные коридоры и не заглядывая в комнаты, он знал куда шел. Дойдя до изящной маленькой дверцы, в конце коридора, он просто вышиб ее ногой. И вошел вовнутрь помещения, в котором никого не было.

Это явно был кабинет хозяина, как и все кабинеты, находящиеся в частном владении, он был лишен признаков официальности. В комнате стоял большой роскошный письменный стол, украшенный мозаикой из разных пород дерева, удобное кожаное кресло, и огромный книжный шкаф. Обитый кожей диван на гнутых ножках, говорил о том, что хозяин мог и тут же спать, и не только. У Федора, увидавшего это сооружение, мелькнула мысль, а известен ли на Роолинке институт секретарш?

На столе стояла чашка с дымящимся напитком, а на спинке стула висела куртка, все говорило о том, что хозяин покинул помещение только что. Купчина мог просто сбежать, каким ни будь потайным ходом, такое развитие событий устраивало Федора меньше всего. Но, коваль остановился посреди комнаты и произнес:

– Выходи Пон, здесь от меня не спрячешься, я знаю все, это мой дом, так что выходи.

Ответом на его слова была полная тишина. Коваль хмыкнул, подошел к креслу, и что-то нажал. Огромный, дубовый книжный шкаф, отъехал в сторону, открывая вход в небольшую темную комнату, в которой на стуле сидел худой человек, лет пятидесяти, одетый в обтягивающие икры штаны, и широкую полотняную рубаху. В руке незнакомец держал меч Неугоды. Коваль сделал быстрый шаг вперед, старик махнул мечем, словно палкой, но Опора мягко увернулся. И хлестко ударил человека по лицу. Отчего тот отлетел в угол и выронил меч.

– Но, но, – остановил Коваля Федор, – он мне живым нужен, а так я его не о чем спросить-то, не успею.

Коваль нагнулся, взял одной рукой меч, другой сгреб полотно рубахи на груди старика, и усадил бесчувственное тело на стоящий в комнате стул: Затем повернулся к Федору.

– Прости княже, не удержался, но он живучий, прикажи принести воды, сейчас мы его в чувство приведем.

Пока кто-то бегал за водой, все остальные ждали, и Федор подумал, что все происходящее напоминает детектив XIXв, показанный по телевизору в двадцатом. От несоответствия привычной для него действительности, его коробило. Сложные потайные механизмы, одежда людей и отношения между ними, больше соответствовали веку XVIII или XIX, а отсутствие огнестрельного оружия и магия! Это все-таки другой мир, к этому необходимо привыкнуть.

Когда на Факорта Пона вылили ведро воды, в себя он пришел, но ситуацию, еще не понял. Купец вскочил со стула, и заорал:

– Как вы посмели, ворваться в приличный дом, что вы себе позволяете и кто вы такие!

Федор понял, что пришло время представиться.

– Разрешите представится, – начал елейно говорить он, в наступившей тишине. – Я ваш, скромно сказать кредитор, и вы немного мне должны.

– Да будь вы сам Готлинг, кто позволил вам, так нагло врываться в мой дом! – заорал купец:

– Кто позволил привести ко мне в дом этого вора! – и он указал пальцем на Коваля.

Его первая фраза вызвала дружный смех окружающих. А Федору стало просто интересно, наглость этого воришки просто поражала.

– Ну, коли вы не хотите разговаривать, по-хорошему, будем по-плохому. – Теперь уже серьезно начал он. – Итак, я князь Славичь, истинный Готлинг и барон Шон Терг, – ваганум, знаете ли. Пришел требовать долг, по расписке, двадцатилетней давности, которую нашел у своего предшественника. Расписка, выписанная без указания процента, соответственно, какой процент накладывается по вашим законам, в таком случае, воевода?

Федор, успевший поднатореть в местной юриспруденции еще с Стеоне, знал тонкости местного финансового законодательства, и понимал, что он не совсем в своем праве. Такие вещи требовалось решать через совет города, и старшего Соля в частности. Но времени не было, напор – решал все.

– Десять процентов в год, – уточнила вместо Соля, стоящая за спиной Федора Сунильда.

– Должен он был двести тысяч, за двадцать лет еще двести, и того с вас четыреста тысяч уважаемый. Да и судебный иск, по поводу ложного обвинения в краже каралужского меча, ну это когда дойдем до Верховного воеводы, а пока только деньги.

Купец побелел:

– У нас с бароном был договор о беспроцентной ссуде... – начал бормотать он.

– Устные договоренности, не наследуются, уважаемый, – стеклянным голосом отрезала Сунильда. Кроме того, поскольку, вы знали кто он такой, и не донесли, вам уже полагается сто плетей.

– Но мы забудем этот момент, – прервал ее Федор, – если вы ответите на кое какие наши вопросы, не ответите, я просто вступлю в наследство, через пару месяцев, которые вы еще будете жить, И очень жалеть о том, что живете.

С этими словами, он полез в сумку достал обруч, и водрузил его себе на голову, к ужасу присутствующего воеводы, который, увидав еще и это сел на пол. А купец просто второй раз, упал в обморок.

Как только обруч коснулся головы, по телу Федора прошла холодная волна, такое ощущение опасности каратисты называют клинок Техе. Он резко развернулся и призвал меч. При развороте он пропустил мимо, что-то задевшее его только, гонимым потоком воздуха, в а плече купца, сидящего в беспамятстве на стуле, вонзился, кроша кости, тяжелый арбалетный болт.

Первым отреагировал Коваль, используя меч Неугоды, он вылетел за дверь, и из кабинета, раздался дикий крик.

– Не убивай, – хотел крикнуть Федор, но понял, что опоздал. Близнецы с мечами, а за ними и Федор, выскочили в кабинет, теперь забрызганный кровью.

На полу лежал, давешний толстяк, точнее две его половинки, меч, просто перерубил его на две части, от бедра до плеча, снизу вверх, допрашивать было, явно, некого. Федор вздохнул, прикидывая, сколько крови придется вымывать из кабинета, который он в наглости своей, уже считал своим.

Осмотрев еще раз комнату, Федор матернулся, и оставив близнецов охранять кабинет, вернулся к купцу. Молясь, что бы стрела, не была отравленной.

Ему повезло, стрела прошла на вылет, раздробив кости лопатки, Факорт Пон пришел в сознание, минут через пятнадцать. Все это время с ним возился Ворон, который имел большой медицинский опыт. Магия Сунильды была здесь бессильна.

Глазам пришедшего в себя купца предстала феерическая картина. Стоящий над ним человек, в платиновом Стеонском обруче на голове, и черным стеклянным мечем в руках, медленно раскачивался на носках. Рядом с ним стояли две воительницы с мечами наголо. Картина была настолько легендарной, словно сошедшей с фрески про Анжея Готлинга, что купец пришел в ужас. Плече купца, было туго перебинтовано и не болело совсем, учитывая, что он видел торчащий оттуда, арбалетный болт.

Сгорающий от нетерпения Федор, увидав, что подопечный пришел в сознание, произнес, обращаясь к Ковалю:

– Ну, что будем с ним делать, Опора, доведем до старшего Соля, или вздернем в присутствии младшего.

– Прости княже, – вежливо ответил тот, – но ты его сперва, поспрошать хотел, а там отдай мне, как договорились.

– Нет! – заорал вскочивший со стула купец. И рухнул Федору в ноги.

– Только ему не отдавай, сохрани княже! Все бери, все твое, скажу что надо, подпишу, что хочешь, только сыну Норота не отдавай.

– Скажи тогда, что значит твоя чашечка, – сказал Федор, взяв в руку, болтающийся на шее купца талисман.

В комнате повисла гробовая тишина. Купец сглотнул наполнившую рот слюну, так громко, словно выстрелил из пушки. Тем не менее, все внимание присутствующих и так было сконцентрировано на нем, и дрожащим голосом купец заговорил:

– Двадцать лет назад, я приехал по торговым делам в Дест. Но я был молод, и еще ехал с караваном моего отца. Совершив все сделки, я получил изрядный куш, решил, тихонько, сыграть в кости, я проиграл все, то есть вообще все. Я разорил своего отца. И вот на утро, когда совсем отчаялся, и собственно решил покончить с собой, я встретил вашего предшественника, барон. Он объяснил мне, что я играл с известным мошенником и предложил мне вернуть все деньги, просто его, прикончив, он также сказал, что пойдет со мной, поскольку у него с этим человеком старые счеты.

В общем, шулера мы убили, деньги я получил назад, и даже с прибылью, все кончилось хорошо. Но через год я снова оказался в этом городе, теперь по другой причине. Мой отец, к тому времени уже умер, и после его смерти, я нашел такое количество долговых расписок, что пришел в ужас. Казавшееся прибыльным и процветающим, дело, разорило мою семью, сделка которую провел я в Десте, была последней удачей. Мой отец умер, будучи должен больше, чем мог выручить я, продав все, что имел.

Тогда снова появился барон, и предложил мне беспроцентный займ, при условии, что я буду поклоняться последнему Эскаду, да я даже имени его не знаю!

– Чьего имени? – уточнил Федор.

– Ну, этого эскада, в молитвах его называют Последним Истинным и все.

– Стало быть, эта чаша, на твоей шее, знак этого Последнего – уточнил Ворон.

– Ну да.

– А отца моего порешить, тебе тоже тот эскад приказал – не выдержал опора.

– Да, он и написал, как, он безграмотных не любит, прямо на стене пишет, что делать и как, а что не понял, то начальник охраны Волк, пояснит.

– Волк, – поиронизировал Федор, – шавка, никакого проку, даже шкурки на шапку не осталось, хотя ковалю можно щит обтянуть. Слышь Опора, возится будешь? Ошарашенный таким предложением Коваль, отрицательно затряс головой, а окружающие Федора воительницы и Ворон засмеялись шутке.

– Ладно, – Сказал Федор – сдадим его Верховному воеводе, сами мараться не будем, пускай по совокупности грехов, передаст его профессионалам. Слышь Опора, повезешь его на коне, через весь город, задницей к верху, через коня. И чтоб не ронять, – принял он решение, достойное Петра I.

Богатырскими руками, Опора сграбастал верещащего, как девка купца, и, перекинув его через плече, пошел к выходу. Ржание окружающих его воев, и злорадная улыбка на лице Коваля, показали Федору, что решение он принял верное.