Текст книги "Охота на кентавра (сборник)"

Автор книги: Виктор Тарасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Синие – зеленые

Жаркие волны пшеницы набегают на деревянные стены поселка. Ветер полудня поднимает клубы пыли на единственной улице, треплет гривы дремлющих лошадей, гремит жестью крыш.

Авл дремлет, сидя на ступеньках, лицо его скрыто полями шляпы, Боули стоит рядом, опираясь спиной на перекладину, к которой привязаны лошади, и рассеянно вызванивает шпорой на сапоге. Прищурившись, он смотрит вдоль улицы, на которой хозяйничает ветер.

Вдруг из пелены пыли появляется странная фигура.

– «Зеленый», – говорит Боули, оживляясь. – Лопни мои глаза, «зеленый»!

– С чего ты взял? – сонно бормочет Авл, не поднимая головы. – Они здесь редко появляются.

– «Зеленый»! Я их нутром чую. Посмотри, что за нелепый вид!

Авл смотрит: – Он чересчур похож на нас, чтобы быть «зеленым». Да и что «зеленому» здесь делать?

– Заблудился, наверное. А похож, оттого, что в Игре наступило равновесие.

Гражданин в бостоновом костюме и с портфелем в руках неуверенно топчется на месте:

– Вы мне не подскажете, как пройти в учреждение?

– Подскажем, подскажем! Топай сюда! – Боули широко улыбается, излучая радушие.

Гражданин с портфелем приблизился.

– Не известит ли нас досточтимый сэр, куда он направляется? – Боули раскланялся.

– К себе на службу, в министерство, скромно ответил «сэр».

– Куда? Что? – одновременно вскричали друзья.

– В учреждение, – объяснил гражданин. – Я, знаете ли, потомственный служащий. Мой прадед, и мой дед, и мой отец служили чиновниками и ходили на службу каждое утро. Вот и я туда же направляюсь. Вот только направление никак не могу определить.

Друзья удивленно переглянулись. Дело в том, что на Земле давно уже никто не служил и не ходил на работу. Автоматические подземные фабрики обеспечивали население всем необходимым.

– Да ты-«зеленый»! – нашелся наконец Боули.

Гражданин покраснел, нарисовал ботинком зигзаг на пыли и сказал: – Да, «зеленый» и горжусь этим!

– А мы– «синие»!

В следующее мгновение гражданин был поднят в воздух и зацеплен воротом за крюк, на который вешали седла. Носками ботинок он пытался достать до земли, портфелем стыдливо прикрывал живот.

– Бить будете? – осведомился он из-под шляпы, которая сползла ему на лицо.

– Не будем, – успокоил его Боули, доставая нож. – А просто прирежем!

Он поправил на чиновнике шляпу и дал тому хорошенько рассмотреть отточенное лезвие.

– Право сохранения личности! – напомнил гражданин.

– А нам плевать! – заверил его Боули. Сохраняйся, если сможешь!

Боули прикоснулся лезвием к горлу чиновника.

– Гы, гы, гы, – сказал тот, и друзья не поняли, что он имел в виду.

– Постой, Боули, – вмешался Авл. – Слышал ли ты, чтобы когда-нибудь «синий» прикончил «зеленого», или наоборот?

– Сказать по правде, нет. Я и раньше думал: почему это?

– Оттого, что «синие» и «зеленые» находятся в двух разных потоках времени, которые, хотя и текут в одном направлении и с одинаковой скоростью, но никогда не пересекаются. Понял?

– Нет, – честно признался Боули и посмотрел на чиновника, тот молчал.

– Это так, словно между нами находится прозрачная, но непроницаемая стена. Мы не можем нанести им вред.

– Стена? А я вот проковыряю ее ножом! – заявил Боули, подступая к чиновнику и готовясь к решительным действиям. Но вдруг…

В воздухе лопнула невидимая струна, и нож выскользнул из руки Боули, которая превращалась в щупальце.

Был ход «зеленых».

Авл и Боули потеряли форму и растеклись студенистой массой.

– Гы, гы, гы, – снова сказал служащий, и друзья поняли, что он смеется. Сам он принял более респектабельный вид, вместо мятой шляпы появился котелок, портфель превратился в саквояж. Единственное, что утешило друзей в этот плачевный для них момент, это то, что чиновник продолжал висеть, но уже на дереве.

– Убери свое тело, отодвинься, – говорил Авл другу, стараясь не впадать в панику, иначе мы перемешаемся.

С большим трудом они раздвинулись, потом собрались каждый в своем теле. Посмотрели друг на друга: нечто среднее между амебой и лягушкой. Посмотрели на чиновника и воскликнули:

– Ну и страшилище! Он почти не изменился! Крепкий орешек!

– Ну и уроды! – сказал гражданин. – Немедленно отпустите меня, дьяволы! Мне пора на работу!

– Ничего, проветрись, – сказал Боули, оглядываясь. – Куда нас занесло на этот раз?

Поселок окружали смрадные бурые болота.

Из душного тумана неслись резкие ликующие вопли и булькание, шел теплый дождь.

– Ты знаешь, у меня такое чувство…смущенно признался Авл, – меня так и тянет в теплую жижу, мне хочется… КАНАКАТЬ… Но я еще не знаю, что это такое.

– А меня тянет… ПОКРАПАТЬ этого типа, – сознался Боули, с трудом вставая вертикально, но едва дотягиваясь до ботинок гражданина.

– Не надо, – сказал тот, поджимая ноги. Право сохранения. Отпустите меня, демоны, чур меня!

– Эх, – с досадой воскликнул Боули, растекаясь по траве. – Я даже не могу дотянуться до него! И впрямь мы не можем нанести ему вред. Откуда взялись эти потоки?

– Это давняя история, – начал Авл. – После изобретения машины времени было создано Министерство Усовершенствования Природы. Нужно сказать, что к тому времени экология была разрушена довольно основательно, восстановить ее – не приходилось и думать. А вот вернуться к исходным ошибочным решениям и исправить их – появилась возможность. Были выявлены ключевые моменты и произведено вмешательство в ход истории. И… ничего не произошло!

– Ошиблись в расчетах?

– Нет, все было сделано правильно, и мы оказались в наилучшем варианте. Вот только убедиться в этом никак не могли. Все выглядело так, словно ничего не изменилось. Как узнать, что тебе хорошо, если всем одинаково хорошо? Сравнивать не с чем!

– Ты понял, а? – восторженно обратился Боули к чиновнику. – Лопни мои глаза!

– А мне плевать, – спокойно ответил тот. Вы можете рассказывать любые басни и сходить с ума, меня это не волнует.

Авл продолжал: – Тогда решили сделать базу для сравнения. Все население было разделено поровну, на две партии. Ученые занялись усовершенствованием Природы раздельно, лишь для своей половины. Появилась возможность сравнивать, а сами партии стали называться «синие» и «зеленые».

– Но почему именно «синие» и «зеленые»?

– Нечто подобное уже было когда-то. В древней Византии масса городского плебса находилась на полном обеспечении государства, но, имея досуг, не стала заниматься науками или искусствами. А занялась… игрой! Игрой на гонках колесниц. Болельщики разделились на две партии: «синих» и «зеленых».

– Откуда же у нас могла взяться игра? – недоумевал Боули. – А ты, чиновник, какого мнения?

– А мне плевать! – качнул тот ботинками. – Я как ходил на службу, так и буду ходить. Я не изменюсь!

– Зачем заниматься науками и трудом, если улучшить свое положение можно простым способом: изменяя свое прошлое, перебирая варианты развития? Воздействия стали производиться случайно, все равно просчитать все возможности невозможно. Так возникла Игра. Она выглядит сейчас как жесткое зондирование прошлого, как выстрелы в историю. Каждое такое зондирование, или ход, как его называют, означает появление еще одной ветви времени. А для нас это выглядит как увлекательное путешествие по формам жизни…

– Откуда же эти формы? Почему мы сами меняемся?

– Черт его знает! Видимо, природу безнаказанно ворошить нельзя. Наверное, наши выстрелы в прошлое достигают теперь таких незапамятных времен, когда разумная жизнь только появлялась. Как биологический вид мы уже исчезли, заблудились во времени, а как разумные существа можем исчезнуть в любом очередном ходе…

– Страшновато…

– А тебе не все равно? Исчезнем, потом снова появимся, а, может быть, и не появимся… Кстати, в космосе до начала игры мы не успели встретить ни одной формы жизни. Сейчас, оставаясь на Земле, мы как бы путешествуем по обитаемым мирам, перебирая все возможные пути развития жизни.

– Может быть, мы в конце концов наткнемся на свою первоначальную, человеческую форму?

– Может быть! Но только не узнаем этого! Для нас сейчас каждая форма и первоначальная, и человеческая – итог развития одной ветви природы…

Друзья замолчали, им стало не по себе. Они смотрели в глубину туманных болот, словно увидели там призраки цивилизаций, сотворенных случаем, а потом стертых простым перебором вариантов. От неприятных размышлений их отвлек голос служащего: – А мне плевать! У меня дедушка был служащим и папа был…

– Что это ты расплевался? – с облегчением спросил Боули. – Здесь и так сыро! Захватим его в болото? Новая память мне подсказывает, что если его хорошо выдержать в грязи недельку-другую…

– Не успеете – скоро ход «зеленых».

– Вы посмотрите на него: какой смелый! Может, ты против Игры?

– Просто вы все с ума посходили! Идиоты!

– И путешествия во времени тебя не увлекают?

– Я в вашем аду заблудился.

– И смена обличий не нравится?

– Я останусь тем, что я есть на самом деле. А вы можете переделываться, я вам не поддамся, демоны. Чур меня!

– Мужчина ты или нет, в конце концов?

– Я государственный чиновник! И папа мой был чиновник!

– Тьфу, – только и нашелся сказать Боули. – Хотел бы я знать, где ты сейчас найдешь свое министерство?

– Это мое дело, – с достоинством ответил чиновник.

– Ты говоришь, что мы не можем нанести ему вреда? – обратился Боули к другу. Тогда большой беды не будет, если мы его утопим в грязи.

– Не имеете права, – начал было гражданин, но в воздухе оборвалась невидимая струна, и голос его превратился в трубное: бу-бубу… Был ход «зеленых».

Друзья с удивлением наблюдали, как гражданин превращался в огромного диплодока с котелком на маленькой голове и с «дипломатом» на кончике хвоста. Авл и Боули покатились со смеху.

– Мой отец был бу-бу-бу, – говорил ящер. – Мой дед был бу-бу.

– Мой папа был чиновник! – крикнул ему Боули. – Буль-буль.

– Мой мама был чиновник! – поддержал его Авл. – Буль-буль.

– И я им буду! – хором закричали друзья, превращаясь в лужу зеленоватой жидкости.

Увы, Игра вернулась к началу начал всех времен, а друзья превратились в сине-зеленые водоросли – первый вариант жизни.

Игра прекратилась. Один лишь динозаврчиновник остался. Такой уж несгибаемый он был. Он задумчиво наступил на мутную лужицу ногой-столбом: А кем я, собственно, управлять бу-буДУ?

Ему никто не ответил. Горячий вихрь инертных газов проносился над голыми скалами.

Природе еще предстояло возникнуть.

Поразмыслив, начальник решил, что министерства в ведомства рано или поздно появятся в ходе эволюции, нужно лишь обождать.

Он отправился бродить, а чтобы не терять квалификации, повторял на память инструкции.

– Параграф первый, – раздавалось над мертвой планетой. – Активно поддерживать мероприятия по изучению климатической системы и последствий климатических изменений. Бу-бу-бу. Параграф второй. Следует шире информировать общественность… Вжи-у-у-у-бубу-бу-вжиу-у-у-у… И тот потеряет душу, кто захочет сохранить ее…

Проходящий мимо

(Экклезиаст)

Ярмарка в полдень – как перезрелый плод.

Был тот час, когда солнечная радиация, проникая в плоды, превращает сладость в горечь, а сок под красной кожицей вдруг тяжелеет.

Вот такие мелочи, вовремя замеченные, и создают для тонкого наблюдателя неповторимый привкус события.

Я увидел старика около лавки с игрушками. Он курил длинную папиросу и улыбался.

У него были удивительные детские глаза цвета чистой бирюзы и скорбная складка у рта.

«Добр и горек, – подумал я. – Нужно запомнить».

– Детей у меня никогда не было, – обратился ко мне старик, – но я люблю покупать игрушки.

Я промолчал, делая вид, что разглядываю витрину. Он продолжал улыбаться, заглядывая мне в глаза снизу вверх: – Не знаю, как вы, а я не устаю удивляться этому малому народцу. Сами по себе, без человека, эти игрушки мертвы, но словно ждут чего-то. Вот посмотрите на него.

Он надел па кисть руки какую-то тряпочку и закрутил ею у меня перед носом:

– Но если взять их в руки, они оживают. Ваша вера вдохнула в них жизнь. Смотрите, как он радуется!

Игрушка, которую я только сейчас разглядел, неожиданно повела уродливым лицом и осмысленно глянула на меня круглыми глазами.

Я поежился от мерзкого впечатления, мне захотелось уйти, потому что мой вкус никогда еще меня не подводил.

– Зайдем, выпьем немного. Я угощаю, предложил он и потащил за собой. Мы вошли в душный салон и с трудом нашли место у окна.

– Меня зовут Диамани. Немножко непривычно, правда? – старик тихо засмеялся. – Это старинная фамилия цирковых клоунов и фокусников. Я, наверное, ее последний носитель. Хоп! – старик вытащил у меня из кармана желтый чужой бумажник.

– Не удивляйтесь, – старик заказал вино, положил бумажник на стол, рядом с игрушкой. – Очень старый и простой фокус.

Некоторое время мы молча пили абсент.

– Мне кажется, вы один здесь можете понять меня, – старик задумчиво смотрел в окно, в его глазах отражалась ярмарка. – Во-первых, вы такой же путешественник и случайный человек здесь, как и я. Во-вторых, оставляете впечатление умного человека. У вас хорошее лицо. По лицу я определяю человека.

– И я тоже. Вам нужна помощь? – осведомился я, избегая его взгляда и настораживаясь.

– Вы были в цирке? Что вы о нем скажете?

– Прекрасный цирк. Прекрасная ярмарка. И все это в таком маленьком красивеньком городке.

– Вы внимательно смотрели представление?

– Я всегда на все смотрю внимательно, ибо я художник. Смотреть – моя профессия.

– Вам не показалось ничего странным?

– Не показалось, – признался я.

Диамани покачал головой.

– А у меня сложилось впечатление фальши. Вы как человек с художественным вкусом должны понять меня.

– Не понимаю.

– Давайте разберемся. Вы помните фокуспика? Как он вам?

– Творил чудеса.

– Вот именно. Я открою вам нашу «кухню». Понимаете, фокусник, показывая номер, производит девять из десяти действий лишь затем, чтобы отвлечь внимание зрителя, и только одно-единственное, чтобы сделать сам фокус. Скажем, он манипулирует перед зрителями правой рукой, а сам в это время левой может спрятать слона. Просто зритель не знает, куда и когда нужно смотреть, чтобы уловить десятое, самое главное движение, и поэтому упускает его. Но я-то знаю! Я его упустить не могу – сам делал такие фокусы – и все-таки упускаю!

– Вы ошиблись!

– Я профессионал и знаю, что говорю. Он только имитирует фокус!

– Что это значит? Настоящий фокус – подделка чуда. Так? Выходит, что подделка подделки чуда – самое настоящее чудо?

– Вот именно! Допустим, некто очень несведущий наблюдает работу иллюзиониста. Фокус он воспринимает чисто внешне, как всякий зритель. Но наш-то зритель знает, что фокус – это лишь ловкость рук, что чуда нет. А он, этот сторонний, может и не знать. Поэтому, желая воспроизвести фокус, делает именно чудо! Чисто механически, как ритуал, он воспроизводит все девять движений, кроме главного, – и фокус получается: вещи у него исчезают и появляются, ноги отпиливаются и присоединяются, сам он летает по воздуху…

– Не может быть! Но кто эти волшебники? И зачем это все им нужно? спросил я, чувствуя, как свет ярмарки тускнеет для меня.

– Могу лишь догадываться. Вы можете мне не верить, но это… марсиане! Разведка под видом цирка.

– Кто? – глаза у меня полезли на лоб.

– Не подумайте, что я псих. Давайте разберемся дальше. Если бы вы ходили в цирк часто, то заметили бы, что вся игра артистов копируется каждый раз с поразительной точностью. Каждый вечер при втором выходе клоун случайно путается в занавесе и сталкивается с уходящим акробатом и каждый раз ошибается в одном и том же слове. Понимаете, это как граммофонная пластинка, которая вместе с музыкой воспроизводит все царапины.

– Ну и что? Обычная зап… – начал я, но спохватился. Мне показалось, что бармен прислушивается к нашему разговору, проходя мимо. И я обратился к нему: – Каким образом можно уехать из этого городка?

– Таким же, каким ты попал сюда, приятель, – пароходом, – бармен покосился на меня. – Он здесь единственное средство передвижения. Да только он уплыл полчаса назад. A следующий будет завтра в полдень.

Бармен, полный мужчина в грязном переднике, отошел, что-то бормоча про алкоголиков, а мы со стариком долго молчали. Мне было неловко, а Диамани выглядел как обиженный ребенок – вот-вот заплачет:

– Не хотите верить – не верьте. Сколько человек участвуют в представлении?

– Восемь-девять.

– А в гостинице живут только двое. Пойдите поищите других, я не нашел это факт.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал я, берясь за шляпу и поднимаясь.

– Вы не хотите помешать им? – жалобно спросил старик.

– Нет. У меня более важное дело, чем война с марсианами. Я, знаете ли, путешествую, набираюсь впечатлений, то есть занимаюсь делом, я в творческой командировке.

Но тут безошибочное чутье подсказало, что на улице меня поджидает опасность, и я сел на место.

– Сколько живу, не слышал ничего подобного, – удивился старик. – Для меня командировка всегда связывалась с закупкой зерна…

– Иногда и за впечатлениями можно ездить, если за них потом заплатят…

– Если вы художник, то где ваши краски, мольберт?

– В гостинице, – соврал я. – Можно писать по памяти и не только красками…

– Все это очень странно…

– Стоит ли мешать парням? Это им может не понравиться, – я решил переменить тему. Он меня злил все больше. Мое равновесие и ясность, которые я с таким трудом поддерживал в себе, были утрачены. – В конце концов, это лишь мелкие воришки крадут то, что принадлежит другим по праву собственности, я взял со стола папиросу и закурил, слегка передразнивая его.

– Что крадут?

– Да вот это все, – я развел руки. – Каждый лучик, каждый атом запаха, каждый шорох.

Мое чутье говорило мне, что старик не выдаст меня, будет молчать.

– А разве это стоит что-нибудь?

– Ах, дедуля… В ваше время как говорили; быть или не быть? А в наше: иметь или не иметь. Я имею потому, что заплатил. А им платить нечем, вот они и крадут.

– За что заплатил? За солнце, за воздух…

– И за тебя! Пойми, дедуля, ты давно мертв. Ты – ископаемое. Хотя, признаю, ты прекрасен. И куришь замечательно. Я это запомню и унесу в будущее. Смотри…

Я картинно затянулся, но тут же закашлялся, потому что короткие, но сильные ручки старика крепко схватили меня за лацканы.

– Дедуля, рассыплешься, – выговаривал я сквозь кашель, – не мни пиджак…

– Путешествуешь по времени и коллекционируешь чужую жизнь?

– Точно!

– Руки у меня еще сильные, и я мог бы, но ладно… – старик вдруг отпустил меня и показал игрушку, она неприятно глянула на меня пронзительными бусинами глаз. – Мы-то живы, а ты призрак.

Тут что-то произошло, словно мимолетное облачко набежало на солнце. Посетители все так же шумели, но мы со стариком насторожились. Диамани оглянулся, у входа стояли двое, у них были угловатые, непропорциональные фигуры. Я понял, что все дело в атлетически широких плечах и маленьких головах.

– Эти двое из цирка, – старик скользнул со стула. – Бежим!

Но я успел схватить его:

– Постой! Если не ошибаюсь, они хотят потолковать с тобой.

Я и сам хотел встать, но понял, что ноги мои парализованы. Одновременно я почувствовал, что чужая мысль шарит в моем мозгу.

Я поспешно поставил блок – запел вполголоса бессмысленную песенку: «Тра-та-та…».

Фигуры направились к нам, старик пытался встать: – Расскажи всем…

«Тра-та-та», – думал я. В руках у высокого оказалась стеклянная трубка со спиралью внутри. Подходя и держа ее на уровне живота, он прицелился в старика.

Послышался шипящий звук, и старик упал головой на стол. А смертоносный ствол нацелился мне в лоб. Я широко улыбнулся им: – Вы врачи?

– Кто такие в-врачи? – спросил высокий.

– А почему вы так решили? – удивился низенький. Одну минуту я выиграл.

– Этот старик – явно сумасшедший! Вы сделали ему укол? – Я честно смотрел им в глаза и думал: «Тра-та-та…»

– Укол? Да, мы его успокоили. Ха! Вы пришли вместе? – Его мысль упорно рылась в моем мозгу, но я неплохо ставлю блоки.

– Нет, мы случайно оказались за одним столиком. Он, знаете ли, нес такую чепуху…

– Какую?

Все шло хорошо, но я стал опасаться за стабильность своей формы, еще немного – я «поплыву», потеряю видимость…

– Про вторжение марсиан и все такое. Я не совсем понял. Чистый бред!

Низкий кивнул убийце, и тот убрал генератор. У меня отлегло, пот заструился у меня по спине.

– Вам следовало бы лучше следить за своими психами, чтобы они не сбегали и не приставали к порядочным людям! – Я повысил голос, чувствуя, что наглею от неожиданного везения.

– Не беспокойтесь, в следующий раз будем внимательней, – усмехнулся низкий и взял со стола желтый бумажник, бегло просмотрел и сунул себе в карман.

– Вы заберете старика? – Я был честен до конца.

– Мы пришлем санитаров, – низкий повернулся, чтобы идти.

– Ты не видел, не слы-шал, не зна-л, – высокий наклонился надо мной. По-нял?

– Вы, наверное, путешественник? – оглянулся низкий. – Так я очень вам советую следовать дальше!

Глядя им в спины, я думал: «Тра-та-та», и когда они шли но улице тоже. Но вот опасность пропала. Я вытер пот со лба и огляделся. Ничего не изменилось вокруг, подгулявшие фермеры шумели, мухи кружились над столом.

Диамани поднял голову и улыбнулся. Это была улыбка идиота. Его бирюзовые глаза отражали мир, как витрина, за которой ничего не было. Психозонд – серьезная штука, сейчас у старика мозг годовалого ребенка, практически он мертв. Изо рта у него побежала слюна, он загукал.

Я отвернулся и встал:

– Я напишу тебя, старик, добрым и горьким. Я дам тебе бессмертие. Прощай.

Но ноги меня не слушались. Неужели эти твари парализовали меня навсегда? Шаг, еще шаг, нет, иду. Пошел. Какое счастье, и как я ненавижу этих «коршунов».

Проходя мимо стойки, я бросил на нее монету.

– Постойте-ка, – внезапно сказал бармен. – Ваш друг уже заплатил!

– Возьмите еще! – Мне было досадно за глупую задержку.

– Не нужны мне ваши деньги, – обиделся он. – А что это с ним? Что с вашим приятелем?

– Ничего. Просто выпил лишнего, вот и развезло на жаре. Вам-то что за дело? И кроме этого, он мне не приятель.

– Но вы пришли вместе!

– Ну и что? Это чистая случайность.

– Случайность? Послушай-ка, Руди! – Позвал он, и из-за стола поднялся рослый мужчина с пистолетом на животе и звездой на груди. – Подойди сюда!

– В чем дело? – приблизился тот.

Представителей власти я не люблю – от них у меня дрожь в коленях. Во все времена они одинаковы: напяливают ли на себя светящийся балахон или ремень с пряжкой.

– Этот тип уверяет, что не знает вон того старика, что скис за столом. Но они вместе пришли и разговаривали как друзья.

– Ну и что? – Руди поправил пистолет на поясе. – Он не заплатил?

– Наоборот! Он хотел заплатить дважды. А со стариком что-то неладное.

– Пойдем поближе посмотрим, – и шериф толкнул меня дулом.

Мы вернулись к столику. Диамани спал, пуская пузыри. Все попытки привести его в чувство ни к чему не привели. Он просыпался, смотрел на нас бессмысленно и засыпал снова.

– Ничего не понимаю! Старик был совершенно трезв, когда пришел сюда. Не мог он скиснуть от рюмки абсента!

– Он, наверное, алкоголик, – предположил я. – С ними такое случается.

– Вы его знаете? – спросил шериф.

– Вижу в первый раз! Мы случайно оказались за одним столиком.

– Врет! – вставил бармен.

– Какие ты имеешь претензии к этому парню?

– Эта мокрица мне не нравится! – Громогласно заявил бармен. – Он не смотрит в глаза собеседнику.

– Хотелось бы что-нибудь посущественней!

– Бумажник! – Вспомнил чертов бармен. – Старик расплачивался из желтого бумажника. А сейчас его нет.

Стали искать бумажник и, естественно, не нашли. Обыскали меня, выложили на стол все мои деньги, документы, книгу.

– Ты посмотри, какая смешная фамилия у писателя. «Семь футов – под килем». Слышал такую?

– Никогда, – рассеянно ответил Руди, раздумывая. – Куда же делся бумажник?

– Тут приходили двое, – сообщил бармен. И говорили с этим как знакомые. Старик уже спал, они и унесли.

– Кто к вам подходил?

– Случайные посетители. Искали свободное место. Не нашли и решили идти в другой бар.

– Врет! Места были.

– Что ты предлагаешь?

– Засади его в кутузку!

– Умник! За что, по-твоему, его сажать?

– Он собирался уезжать, – вспомнил бармен. – Спрашивал Про пароход.

– Ну вот что, – решительно сказал Руди. Дело и впрямь подозрительное и требует расследования. Пароход ушел час назад, и до завтра вам не выбратьсй из города. За это время я найду тех двоих и устрою вам очную ставку. Сажать я вас пока не буду, но держитесь у всех на глазах.

– Постой-ка, Руди, а что мне со стариком делать?

– А мне что?

Начался бурный спор, и я им воспользовался, сгреб все со стола и выскользнул из бара.

А через пять минут я был уже на пароходе.

На том самом, что ушел час назад.

Высокие белые трубы нещадно дымили, лопасти колес весело шлепали но волнам. Пахло речной тиной и луговыми цветами. Ветер нес над водой целые облака бабочек. Я смотрел назад, там скрылся чудесный городок Тома Сойера, и меня мутило от рывка во времени.

Мне казалось, что тысячи бабочек мельтешат у меня в мозгу.

– Да, да, – мысли мои путались. – Все дело именно в этом: если бы я вмешался и погиб, то кто бы тогда описал все это?

И в памяти у меня отпечатались параграфы «Инструкции для путешествующих во времени по лицензии», именуемых в народе «голубями».

«1. Проходите мимо – вот первая заповедь путешественника.

2. Берегите себя. Помните, что информация, которую вы несете в себе, бесценна…» и т. д.

«Да, правильно, то, что во мне, – бесценно, ведь я художник… Проклятые „коршуны“ приняли старика за агента таможни, а он их – за марсиан… Это просто несчастный случай. Старик оказался чересчур наблюдательным, а они – мнительными… Но я-то здесь при чем?» Я встал и прошелся на ватных ногах. Решил размяться и сделал несколько упражнений.

Вдруг что-то острое уперлось мне в бок. Я замер, покрываясь потом: нож или дуло? «Коршуны» могли оказаться достаточно хитры и последовать за мной скачком во времени.

Но нет, это просто кукла в кармане. Бусинами глупых глаз она смотрит на меня, открывает рот и говорит голосом Диамани; «Призрак!» – Мертвецы! громко говорю я и выбрасываю противную куклу за борт.

«Нужно лишь подождать… Река времени несет меня мимо, и я не могу цепляться за берег чужой судьбы. Я затянут в движение и ничего изменить не могу… Только наблюдать. Я – проходящий мимо».