355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Баранец » Генштаб без тайн (Книга 1) » Текст книги (страница 4)
Генштаб без тайн (Книга 1)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 00:52

Текст книги "Генштаб без тайн (Книга 1)"


Автор книги: Виктор Баранец


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

В то время многие у нас в Генштабе были убеждены, что в условиях активного стремления республик национализировать части бывшей Советской Армии надо всячески сдерживать этот процесс. Когда стало ясно, что разрыва единых Вооруженных сил уже не избежать, в Генштабе начали искать решения, которые были бы максимально выгодны для военно-стратегических интересов России.

Такой же точки зрения придерживались и многие военачальники на местах. Но их предложения, направленные в Москву, оставались без ответа. Многие на Арбате по этой причине за глаза костерили маршала Шапошникова (грешил этим и я), но лишь позже стало известно, что многие идеи и предложения Евгения Ивановича о закреплении в республиках бывшего СССР наших военно-стратегических позиций тихо скончались в канцеляриях Кремля и МИДа...

Лишь позже станет известно, что еще 22 сентября 1991 года Шапошников направил секретную записку Президенту СССР. В ней, в частности, говорилось: "...Провозглашение рядом республик суверенитета, а некоторыми из них (Украина, Молдова, Грузия) полной независимости и курса на создание собственных Вооруженных сил, принятие нормативных актов о переходе под их юрисдикцию объединений, соединений, частей и учреждений Вооруженных сил СССР, дислоцированных на территории республик, введение должностей национальных министров обороны приводит к нарушению управления войсками, системы их материального обеспечения, в целом снижает боеготовность..."

Тогда, наверное, не только маршал Шапошников, но и весь личный состав "Арбатского военного округа" еще жил в убеждении, что мудрый и дальновидный Кремль знает что делать. Над нами довлело то самое "совковое сознание", при котором считалось, что Кремль нигде своего не упустит.

Но мы сильно ошибались...

Многие арбатские генералы и полковники в то время были похожими на болельщиков, которые стоят за спиной играющих в шахматы: совершенно ясно видны сильные ходы, но они почему-то не делаются. И ты невольно начинаешь думать, что игрок прозорливее и тоньше тебя видит поле боя. Но он делает один, второй, третий ход и... сдается.

Кремль был чем-то похож на такого игрока. Он важно надувал щеки, но страшно опаздывал с нужными ходами.

После ухода Горбачева ничего не изменилось. Иногда создавалось впечатление, что, забравшись за кремлевские стены, Ельцин дальше них ничего не видит. Мы слишком долго продолжали верить в мудрость Верховного, которой не было.

А жизнь России и ее армии поворачивалась так, что мы теряли союзников. С каждым днем становилось все яснее, что наша военная политика в ближнем и дальнем зарубежье превращается в непрерывную цепь ошибок, вследствие которых страдают не только так называемые "государственные интересы", но и сотни миллионов людей.

Еще в середине 1992 года в одном из документов российского Генштаба было сказано: "Сворачивая свое политическое и экономическое влияние в странах бывшего СССР, Россия теряет выгодные позиции в регионах своих военно-стратегических интересов..."

В то время Главным оперативным управлением Генштаба руководил генерал-полковник Виктор Михайлович Барынькин. В его подчинении были люди, которые умели формулировать выводы с безжалостной и смелой профессиональной честностью, которая не была отравлена политической конъюнктурой. Но весь драматизм положения заключался в том, что Кремль часто пропускал мимо ушей подсказки Арбата...

Судьба единых Вооруженных сил была предрешена. Их стали растаскивать по национальным квартирам с такой быстротой и силой, что Москва еле успевала вертеть головой и панически отдавать приказы командирам соединений и частей не допускать мародерства и насильственной приватизации – "вплоть до применения оружия".

Но это уже не помогало: процесс зашел так далеко, что некоторые командиры во избежание вооруженных столкновений своих подчиненных с местными захватчиками специально выводили личный состав на "учения", подальше от военных городков, зная о том, что готовится очередной налет на часть. Такая политика приводила к колоссальным потерям вооружений, но позволяла уберечь солдат и семьи военнослужащих от террора.

В некоторых республиках разворовывали не то что роты, батальоны или полки, а целые армии, как, например, это было с 19-й отдельной армией ПВО, дислоцировавшейся в Грузии, или 4-й общевойсковой армией в Азербайджане.

В то время Министерство обороны и Генштаб были завалены отчаянными шифровками командиров и коллективными письмами офицеров из различных регионов бывшего СССР о непрекращающемся мародерстве. В ответ из Москвы день и ночь шли грозные указания "делать все необходимое для сбережения людей, боевой техники и оружия". Но было поздно. Слава Богу, что мы успели взять под контроль стратегические ракеты, оперативно-тактические комплексы, системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН), Противоракетной обороны и Контроля космического пространства.

Когда совершается большая политическая глупость или авантюра, она часто сильнее всего бьет по военным людям. И тогда они либо выталкиваются на поле боя, где в любой момент могут получить пулю в лоб, либо подвергаются унижению собственной властью, стремящейся сэкономить на служивых, не чураясь в то же время прибегнуть к их помощи, когда ей надо спасти собственные бастионы от политических противников.

Ранней весной 1992 года на заседании коллегии Мин-обороны обсуждался вопрос о военно-политической ситуации в СНГ после беловежских решений и заявлений правительств ряда республик о национализации частей бывшей Советской Армии.

Заседание чем-то напоминало траурное застолье. Главкомы видов Вооруженных сил и командующие родами войск мрачным тоном докладывали о потерях оружия и войскового имущества. И по мере того как они развертывали устрашающие картины разграбления своих войск военными ведомствами, народными фронтами и вооруженными формированиями республик, обстановка в зале стала накаляться.

Когда же прозвучала оценка основных военно-стратегических потерь для России, в частности, после того, как Киев одним махом заграбастал три военных округа со всеми базами неприкосновенных продовольственных запасов, материального и вещевого имущества, почти всей стратегической авиацией, самолетами-заправщиками и еще грозился умыкнуть почти весь Черноморский флот, – тут сильнее всех вскипел Главком ВМФ адмирал флота Владимир Чернавин. Обращаясь к председательствующему на коллегии маршалу Шапошникову, он возмущенно сказал:

– Евгений Иванович, что же это творится? Три округа у нас Киев отхапал, а мы хоть бы вякнули.

Шапошников недовольно посмотрел на Главкома. В зале наступила взрывоопасная тишина. Чернавин осмелился открыто сказать то, о чем думали почти все члены коллегии. Шапошников, плохо скрывая раздражение, ответил:

– Владимир Николаевич, а почему, собственно, мы обязаны вякать?

По залу прокатился негромкий генеральский ропот. Шапошников понял это абсолютно точно: подчиненные были недовольны его ответом на вопрос адмирала Чернавина. И потому маршал решил хоть немного смягчить свое неловкое положение, он сказал о том, что высшее военное руководство должно не обсуждать принятые "вверху" политические решения, а выполнять их.

– А если эти решения оборачиваются против нас же? – раздалось в зале.

– Здесь коллегия Минобороны, а не политклуб, – раздраженно парировал маршал, – давайте обсуждать свои проблемы.

Больше к столь резкой постановке вопросов никто из членов коллегии Минобороны не прибегал. Такое положение выводило из себя многих высших генералов, которые все больше походили на специалистов по чрезвычайным ситуациям, вынужденных разгребать завалы и спасать остатки армии, оказавшиеся под руинами СССР. И хотя все знали, кто именно и ради чего породил гигантское "политическое землетрясение", – говорить об этом было опасно. Система доносов в Кремль работала безупречно.

Когда же свара между Москвой и Киевом из-за дележки военного наследства (особенно – ядерного) достигла однажды опасного пика, тут уже не выдержал и маршал Шапошников, всегда демонстрировавший высокое искусство дипломатии и корректности. Когда дело дошло до определения сроков вывода ядерных вооружений с территории Украины и выработки системы контроля над ними, Шапошников в своей переписке с украинским министром обороны Константином Морозовым проявлял очень жесткую позицию, выраженную в форме темпераментного эпистолярного жанра.

Тысячи военных проблем, порожденных роспуском Союза, ежедневно и ежечасно довлели над Минобороны и Генштабом. Наблюдая за нашими арбатскими полководцами, лихорадочно затыкающими множащиеся бреши, я часто думал о том, что самое страшное – служить в армии, которой приходится бороться с трудностями, создаваемыми не противником, а собственной властью.

Образование национальных армий больнее всего било по судьбам десятков тысяч российских офицеров, многие их которых, не имея крыши над головой, были вынуждены оставаться служить в вооруженных силах других республик. Часто случалось так, что даже два родных брата оказывались в разных армиях. Бывали случаи и похлеще. В одной из московских военных академий служил полковник Сергей Синютин. Шестеро его братьев были офицерами. Четверо оказались в разных национальных армиях республик бывшего СССР...

Можно ли было предвидеть эти и другие последствия авантюрного удара по Союзу, который известная "тройка" нанесла в декабрьском белорусском лесу? Ответ может быть только один – да. При желании. Но его не было. Было лишь стремление повернуть течение истории в русло, где наибольшие политические выгоды могли извлечь для себя не народы, а их предводители. Они уже вскоре сами испугались того, что натворили, и стали искать хоть какие-то формы исправления ошибки. Но в отличие от живых людей История не принимает извинений и не слышит просьб о пощаде...

ТАШКЕНТ

Еще с осени 1991 года в некоторых республиках бывшего СССР, объявивших о своей независимости, началось формирование национальных армий. С начала 1992 этот процесс принял тотальный характер. Только Кремль не торопился приступать к созданию Российской армии. И Ельцин, и Шапошников, и его первый зам генерал Грачев в своих публичных выступлениях в тот период даже с заметной долей гордости подчеркивали это. Слушая их, легко было уловить многозначительный подтекст, – мол, видите, не мы подталкиваем "военный сепаратизм".

Чем дольше наше высшее политическое и военное руководство продолжало мусолить идею сохранения единых Вооруженнных сил, тем очевиднее становилось, что их уже нет. Наступал момент, когда такое положение начинало перерастать в серьезную угрозу военной безопасности России.

И тогда Кремль резко сменил тактику...

С конца февраля 1992 года в Генштабе стали бешеными темпами прорабатываться вопросы создания Российской армии. День и ночь велись подсчеты того, что у нас осталось, как в создавшихся условиях противодействовать НАТО, на каких наиболее опасных направлениях формировать новые группировки, какими будут организационно-штатная структура российских Минобороны и Генштаба, видов Вооруженных сил и родов войск.

Но, пожалуй, самая большая трудность заключалась в том, что Генштаб в ту пору не имел четкой политической доктрины наших стратегических интересов в странах ближнего зарубежья и отношений с Североатлантическим блоком. А без этого нельзя было выстроить четкую систему векторов нашей внутренней и внешней военной политики, уровней военных угроз, без чего невозможно определить и параметры новой армии.

Трудно было получить от Кремля или МИДа внятный ответ на один из ключевых вопросов: почему в одних республиках наши части должны оставаться, а из других уходить? Порой создавалось впечатление, что такие решения наше высшее государственное руководство принимает на "глазок", в зависимости от той или иной степени личной расположенности или антипатии к главам бывших союзных республик. Порой это чем-то напоминало мне знаменитое высказывание Брежнева в отношении известного афганского лидера Бабрака Кармаля, просившего его в 1979 году о срочной военной помощи. Леонид Ильич сказал тогда: "Бабрак, я лично тебя в беде не оставлю!"

К весне 1992 года наше военно-стратегическое положение в ближнем зарубежье выглядело крайне пестро: на одном участке мы "окапывались", на другом нас остановили на марше и приказали повернуть назад, на третьем – гнали взашей, на четвертом мы "убегали", скрипя зубами, на пятом – нас слезно просили остаться...

В тот период все чаще стали раздаваться голоса некоторых наших генералов, ратующих за то, что мы не должны так быстро сворачивать свое военное присутствие в республиках бывшего СССР, ослаблять свои передовые группировки. Начальник Генерального штаба генерал-полковник Виктор Дубынин чаще обычного стал наезжать в МИД России, чтобы не только разобраться в премудростях тактики и стратегии нашей политики в дальнем и ближнем зарубежье, но и понять, как увязывать ее с военными внутренними и внешними планами. В кругу людей, которым НГШ больше всего доверял, он часто сетовал в то время, что на Смоленской площади не может получить четких ответов на свои трудные вопросы.

На одном из совещаний в ГШ Дубынин с неслыханной в наших стенах смелостью заявил о том, что больше нельзя ждать, пока в МИДе созреет более или менее внятная концепция закрепления военно-политических позиций России в рамках Содружества. Надо самим инициировать, а когда необходимо, и навязывать Кремлю, правительству и дипломатам выгодные Москве военно-политические решения. Аморфность позиций козыревского МИДа, его постоянные и трусливые оглядки на США, а нередко и уступки, еще больше разжигающие у наших оппонентов желание воспользоваться податливостью Кремля, – все это уже тогда, в начале 90-х, ставило Россию в зависимое положение от США и Запада.

Дубынин был вынужден направить в Кремль беспрецедентной резкости письмо с призывом кардинально пересмотреть политику России прежде всего в ближнем зарубежье и, не теряя времени, приступить к созданию оборонительного союза с республиками бывшего СССР.

После того как НГШ провел серию бесед в МИДе и Главном штабе ОВС СНГ, "эмиссары" МО и Генштаба вместе с мидовцами стали активно мотаться по столицам бывших союзных республик, стремясь договориться о статусе еще не выведенных наших войск, о порядке передачи национальным военным ведомствам еще не "приватизированнных" ими объектов, вооружений и техники, оставшихся от Советской Армии.

Тут надо отдать должное и маршалу авиации Шапошникову: в тот период (особенно после Всеармейского офицерского собрания в Кремле, январь 1992 г.) Евгений Иванович предпринимал титанические усилия, чтобы придать хоть какую-то логику оборонной стратегии Москвы. Во многом с его подачи и Кремль, и МИД пришли к выводу, что необходимо найти эффективную форму закрепления наших военно-стратегических интересов в бывших союзных республиках, которая одновременно могла бы дать и стимул для военной интеграции в общих интересах Содружества.

Поиск такой формы и породил идею создания системы коллективной безопасности СНГ на базе соответствующего договора.

Но бурные процессы сепаратизма в оборонной сфере зашли уже так далеко, что в столицах ряда республик (особенно в Киеве и Тбилиси) отнеслись к этой идее весьма прохладно и даже с большим подозрением. Там спрашивали у представителей Москвы: если по инициативе Ельцина был распущен Союз, то какой смысл создавать его вновь? Ведь можно же было еще летом 1991 года найти новую форму государственного устройства СССР, приемлемую и выгодную для всех.

С огромными потугами российским дипломатам и военным удавалось согласовывать проект будущего договора со своими коллегами, а затем уговорить их сесть за стол переговоров.

15 мая 1992 года стороны собрались в Ташкенте, где и был подписан Договор о коллективной безопасности стран СНГ. Подписи под документом поставили Россия, Азербайджан, Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан. И только позже, после множества консультаций и согласований, к Договору присоединились Грузия и Молдова.

Туркмения и Украина в этот Договор не вошли. Слушая заявления Ельцина для прессы, я замечал, что российский президент в свойственном ему стиле то и дело идет на передержки, явно переоценивая реальное значение Договора и свою собственную роль в осуществлении этого акта. Он вдохновенно и необычайно смело рисовал те позитивные перспективы, которые сулил всем сторонам подписанный документ. Президенты других республик слушали его с видом умудренных жизнью людей, которым не привыкать к пылким фантазиям Бориса Николаевича...

На обратном пути в Москву среди членов российской военной делегации шли разговоры, что Ельцин больше всего был недоволен позицией глав делегаций, которые проигнорировали Договор.

В тот день у меня было такое ощущение, что Ельцин очень хотел склеить вазу, которую сам же разбил более пяти месяцев назад.

На эту тему между генералами и офицерами Генштаба часто вспыхивали шумные дискуссии. Одни доказывали, что, протащив идею роспуска Союза, Ельцин "оседлал объективный процесс". Другие в ответ язвительно замечали, что Борис Николаевич этот процесс "изнасиловал ради личного удовольствия" и мрачно предсказывали трагическую расплату.

В самолете я вспоминал настороженно-холодные лица генералов и полковников из штабов армий Содружества. Такие же настороженные лица с обращенными в себя холодно-хитрыми глазами были у американцев, немцев, англичан, бельгийцев, когда приходилось встречаться с ними во время зарубежных визитов и приемов на Арбате...

Но там, в Ташкенте, были армяне, азербайджанцы, молдаване, таджики, казахи... Что-то ранее неведомое мне было в этих людях, которых я почти всех знал, с которыми прослужил в одной армии четверть века.

Мы становились чужими.

И Договор наш чем-то очень напоминал попытку вынужденного брака после поспешного развода...

***

Реализация Договора с самого начала пошла трудно. Было много серьезных объективных и субъективных причин: амбиции политиков и военных, откровенно бюрократические проволочки, крайне слабое финансовое обеспечение, часто приводившее стороны к спорам и размолвкам, а иногда и откровенное вредительство интеграции со стороны не только националистических сил и западных спецслужб, но и даже некоторых высокопоставленных московских генералов.

Серьезной помехой в развитии военной интеграции стал острый конфликт между Главкомом ОВС СНГ маршалом Евгением Шапошниковым и министром обороны РФ генералом Павлом Грачевым.

Отношения между ними не заладились с начала 1992 года, когда Грачев, являясь первым заместителем главы военного ведомства, скрыто и явно начал торить себе дорогу к креслу министра обороны России, демонстрируя безоглядную преданность Ельцину и вытесняя маршала с Арбата на Ленинградский проспект, 41 (Штаб Объединенных Вооруженных сил СНГ).

На апрельском съезде народных депутатов России разгорелась очередная свара, которая сулила Ельцину серьезные неприятности. Назревал острый политический кризис, который сильно расшатывал позиции президента. Ельцин нервничал. Шапошников в те дни находился с визитом во Франции.

И Грачев не упустил момента, чтобы лишний раз продемонстрировать "горячую поддержку" своему патрону. Он собрал приехавших на съезд командующих войсками военных округов и флотов и стал допытываться, готовы ли они поддержать президента в случае, если назреет необходимость силового варианта погашения конфликта.

Генералам было известно, что на столе у президента лежат проекты указов о создании Российской армии и персональных назначениях. Ни у кого уже не было сомнений, что Грачеву на этом "пиру" достанется самый лакомый кусок. Поэтому все были "единодушно готовы", о чем Павел Сергеевич с радостью тут же доложил Верховному.

Шапошников потом открыто заявил, что в таком совещании не было никакой необходимости – слишком опасно "выкручивать руки" генералитету и откровенно втягивать его в политические игры. Но эта логика была не для Грачева: похоже, его личные конъюнктурные расчеты были выше здравого рассудка.

Конфликт между Грачевым и Шапошниковым еще больше обострился, когда в мае 1992 года Павел Сергеевич стал министром обороны. В его выступлениях начали появляться фразы о том, что некоторые страны СНГ стремятся переложить на плечи России финансовые и материально-технические проблемы военной интеграции.

А однажды дело дошло до того, что члены грачевской команды стали отслеживать все публичные высказывания Шапошникова по проблемам военного сотрудничества в рамках СНГ и организовывать ему противодействие в прессе на основе специального плана, разработанного в минобороновском управлении военного строительства и реформ. Мне пришлось держать в руках этот уникальный документ, представленный генералом Василием Латой пресс-секретарю министра Елене Агаповой. Сняв копию с этого документа, я переправил ее в Главный штаб ОВС СНГ. Вскоре маршал Шапошников сделал заявление для прессы, в котором справедливо возмущался по поводу сомнительной позиции руководства военного ведомства РФ.

Позиция Грачева вызывала удивление в некоторых министерствах обороны союзников, рассчитывавших на понимание существующих проблем и более активную помощь России и главы ее военного ведомства.

Помню, как после очередной встречи министров обороны в Минске члены военной делегации РФ "по праву старшинства" пригласили коллег на товарищеский ужин в гостинице. Почти все вежливо под различными предлогами отказались. А сами тайком собрались в другом месте, где вскоре оказалась почти половина членов российской военной делегации, которых бывшие однополчане окружили искренним вниманием.

Наверное, первый раз Грачева не пригласили в офицерскую компанию, где было немало его сослуживцев по Прибалтике, Афганистану, Академии Генштаба.

Вряд ли Грачев, одно время попрекавший союзников стремлением за счет России решить некоторые свои военные проблемы, не понимал, что такая его позиция отталкивает партнеров. И даже если такое делалось в пику маршалу Шапошникову, в конечном счете оно оборачивалось против России.

Было такое впечатление, что Кремль стремился создать систему коллективной безопасности стран СНГ, не слишком раскошеливаясь. Военные министры Содружества часто кидались в объятья Москвы, прося помощи. Но высшее государственное и военное руководство России копошилось под завалами собственных экономических и военно-политических проблем и выдвигало порой заранее неприемлемые для партнеров условия, особенно по части оплаты запрашиваемых вооружений.

Отсутствие системы эффективной экономической интеграции в рамках СНГ сильно сдерживало интеграцию военную. Этим на полную катушку пользовались государства НАТО: они частенько бросали в ту или иную страну Содружества "группу захвата", состоящую из крупных промышленников и финансистов, которые десятком договоров и контрактов блистательно расчищали почву для высадки своего военного десанта.

То, что Россия теряла, было вожделенной находкой для ее недругов. Многие на Арбате ломали голову над тем, почему у нас не клеится военная политика в ближнем зарубежье. По этому поводу мой мудрый друг и духовный наставник отставной полковник Петрович однажды залепил афоризм:

– Какая Россия, такая и интеграция...

За интеграцию в своих интересах Москва должна была хорошо платить союзникам. Но у нее у самой еле-еле хватало денег не то что на военную реформу – на прокорм собственной, еще более чем двухмиллионной армии. Отечественная экономика рушилась бурными темпами. Нарождающаяся российская буржуазия спешила приватизировать предприятия, алчно высасывала деньги из госбюджета (в том числе – и военного) и пускала их в коммерческий оборот к своей выгоде. Армию держали на голодном пайке. И даже там, где в стратегических интересах Кремля можно было по старой советской привычке с большой выгодой подарить старым друзьям сотню-другую ржавеющих танков, корыстолюбивые чиновники из правительства и Минобороны умудрялись сделать навар даже на продаже рухляди...

Наша военная политика в СНГ все чаще становилась "рыночным товаром", а коммерческий чистоган вносил в эту деликатную сферу много грязи.

В области военно-технического сотрудничества со странами СНГ Россия подчас вела нечистоплотную игру, пользуясь своим привилегированным положением монополиста в производстве многих типов оружия и техники. Когда однажды, например, представитель министерства обороны Узбекистана обратился в Минобороны РФ с просьбой продать несколько бронетранспортеров, с него запросили по 420 миллионов за штуку.

Такая цена была не по карману узбекскому военному ведомству. Покрутившись в Москве, узбекский военный эмиссар поехал прямо на военный завод и там с помощью крупной взятки руководителям предприятия сумел быстро договориться о приемлемой цене – по 200 миллионов за бронетранспортер...

ТЯЖЕЛЫЕ РОДЫ

...После того как Павлу Грачеву с помощью ловких маневров удалось вытеснить маршала Шапошникова с Арбата и сплавить его на Ленинградский проспект, 41, – в штаб-квартиру ОВС СНГ, наступил период некоторого оживления в сфере военного сотрудничества. Хотя порой трудно было понять, маршал развил здесь активность, руководствуясь чувством долга или из чисто спортивного интереса хотел поквитаться с Грачевым. Впрочем, было заметно и то и другое.

Герои августовской революции пылали жаркой и плохо скрываемой ненавистью друг к другу. И все же неприязнь Евгения Ивановича к Грачеву была тоньше, в то время как Пал Сергеич ввиду своего простоватого менталитета делал это с чисто десантскими повадками.

Но так или иначе, а этот фактор некоторое время играл тормозящую роль в решении проблем военно-технического сотрудничества России с партнерами по Содружеству. Но и тогда, когда маршала Шапошникова на Ленинградском проспекте сменил генерал-полковник Виктор Самсонов, отношение руководства Минобороны РФ к укреплению военного сотрудничества в рамках СНГ не изменилось.

Самсонов многократно обращался к начальнику Генштаба Михаилу Колесникову с просьбами поддержать идею создания Комитета начальников штабов армий Содружества, но поддержки так и не получил (Колесников был назначен на должность НГШ после смерти генерал-полковника В. Дубынина в конце 1992 года. Незадолго до кончины Виктору Петровичу было присвоено звание генерала армии. В.Б.). Словно внасмешку, Колесников однажды прислал Самсонову бумагу, в которой НГШ предлагал прежде всего создать... Комитет по туризму и экскурсиям.

Острейшие проблемы, требующие оперативного решения, откладывались на потом или решались частично.

В январе 1996 года, уже будучи начальником российского Генштаба (он сменил на этом посту генерала М. Колесникова. – В.Б.), Самсонов признал, что слишком много времени ушло "на поиски приемлемых форм сотрудничества в военной сфере и на разработку документов, регламентирующих его жизнеспособность".

Однажды в Главном штабе ОВС СНГ мне показали документ, в котором шла речь о годовых финансовых расходах России и других стран Содружества на обеспечение коллективной безопасности. А вывод был такой: если бы страны СНГ сохранили единые вооруженные силы, содержание их обходилось бы почти на 40% дешевле. И теперь, когда я слышу стоны правительственных чиновников по поводу того, что каждый закон требует больших денег, меня так и подмывает сказать, что самых больших денег в России стоит политический авантюризм. А глупость у нас товар исключительно валютный...

Еще никто не подсчитывал, во сколько сот миллиардов рублей обошлись для России беловежские соглашения, все вспыхнувшие после этого войны (в том числе и самая дорогая чеченская, один день которой стоил 1 млрд), сколько денег налогоплательщиков уже вбухано в содержание наших объектов, баз и частей, разведагентуры в странах ближнего зарубежья. Кто и как объяснит рабочему из Воронежа или моряку с Сахалина, почему словно на озеленение Луны из его кармана уже который год подряд государство выскребает деньги на содержание миротворцев, в сущности, на территории чужих стран?

И хотя миротворчество в СНГ должно делаться вскладчину, Россия несет на себе самый тяжелый груз расходов. Например, в Таджикистане ее доля в 1993 году достигала 50%. Но даже при том, что на остальные государства, чьи воинские контингенты находятся или находились там (Таджикистан, Узбекистан, Казахстан), приходилось всего лишь по 10-15 % расходов, но и они в полном объеме не выделялись.

Почти три года потребовалось для того, чтобы руководство армий СНГ решилось создать объединенную систему ПВО. Даже Россия свои государственные воздушные границы затыкала чуть больше, чем на две трети. Эта система, на создании которой уже давно и упорно настаивал Главком ПВО РФ генерал Виктор Прудников (затем – начальник Штаба по координации военного сотрудничества стран – участниц СНГ. – В.Б.), начала восстанавливаться лишь в конце 1995 года, когда власти других республик окончательно убедились, что без России им охрану своего неба не потянуть (более 80% ключевых производств истребителей, радиотехнической аппаратуры и зенитно-ракетных комплексов находятся в России).

С большими проблемами шло создание национальных армий. По строгому счету, некоторые из них до сих пор являют собой лишь подобия армий с примитивной системой обучения, с безграмотной эксплуатацией оружия и техники, отжившей свой срок, с жутким дефицитом запчастей.

Одна из главных причин медленного решения вопросов военной политики в рамках СНГ – слабая эффективность работы государственных органов (в первую очередь – правительств, МИД и МО). На двусторонней основе по вопросам военного сотрудничества к концу 1995 года было подписано более 160 договоров. Из них на межгосударственном уровне – 51, межправительственном – 55, межведомственном (по линии министерств обороны) – более 50. Но реализованы только на 10-15%.

Весьма сложным было положение наших военнослужащих, которые после образования Российской армии в мае 1992 года остались служить в национальных армиях в течение так называемого переходного периода. Их ущемляли в социальных правах, смутными были перспективы их возвращения в Вооруженные силы РФ, где и без того шло сокращение и остро стояла жилищная проблема. У людей накопились сотни вопросов, связанных прежде всего с их статусом после окончания переходного периода.

Поздней осенью 1994 года один из старших офицеров Главного разведывательного управления Генштаба, побывавший в Узбекистане, сообщил мне, что в российское посольство в Ташкенте обращаются сотни офицеров и членов их семей с просьбами подтвердить российское гражданство (переходный период заканчивался 31 декабря 1994 года). К тому же, как всегда, нашлись паникеры, которые распускали слухи, что тех офицеров, которые остались служить в узбекской армии, в свою уже не возвратят. Это еще больше подливало масла в огонь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю