Текст книги "Белая кобра"

Автор книги: Виктор Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Глава двадцать восьмая

Юлдашев сидел в машине и нервно покусывал ноготь на большом пальце левой руки. Когда-то, в далеком детстве, он долго боролся с этой дурной привычкой. Он рос мальчиком нервным и впечатлительным, ногти у него вечно были обкусаны до крови. Он сам стеснялся своей дурной привычки, которая повлекла за собой ещё одну: держать руки в карманах, прятать ногти от посторонних глаз. Уже тогда чрезвычайно мнительный Юлдашев, которому казалось, что все и всё за ним замечают, пряча свои обкусанные ногти, приучился постоянно ходить, держа руки в карманах, что повлекло за собой множество насмешек со стороны его сверстников и многочисленные замечания от старших.

Много неприятностей доставили маленькому Юлдашеву его дурные привычки. Он сумел побороть их ещё в детстве, очень гордился этим, и был уверен, что привычки эти никогда не вернутся. И вот…

Он сам опомнился, брезгливо вытер палец платком, тихо выругался и опять молча уставился в окно, рассматривая пустой утренний дворик, в который заехали три машины с его людьми. Юлдашев нервничал. Ему уже не удавалось скрывать это, да он и сам перестал слишком строго следить за собой.

Нервничать ему было о чем. После того, как в сумках у Алексея, к обоюдному удивлению оказались книги и кирпич, а на месте взрыва флигеля в Старосадском переулке не было обнаружено никаких останков, перед бывшим майором опять стал вырисовываться тупик.

Правда, несколько обнадеживало то, что остававшийся во дворе флигеля шпик сообщил Юлдашеву о том, что его напарник последовал за уходившими со двора двумя мужчинами и двумя женщинами со спортивными сумками. Правда, сумок было всего три.

Все запуталось, все смешалось. Где и когда подменили товар и деньги в сумках? Кто это сделал? Кто из оставшихся четверых? Или был кто-то пятый?

Вопросов было больше, чем ответов. А этого самолюбивый Юлдашев очень не любил. Он не любил моменты, когда что-то не понимал. Здесь же перед ним постоянно возникала некая стена. И Юлдашева бесило то, что он не понимает логики происходящего, не может вычислить того, кто ведет с ним эту игру, кто не дает возможности ему, опытному майору ГРУ, профессионалу, предсказать ход событий.

Впридачу ко всему пропал куда-то отправившийся следом за ушедшими со двора, соглядатай. Как оказалось, у него испортился радиотелефон. С большим трудом он успел сообщить об этом, и о том, что по прежнему «ведет» своих подопечных, откуда-то из автомата в районе Курского вокзала. Это была вся информация, которую он успел передать, сообщив, что вокзал они миновали.

Юлдашеву оставалось покорно ждать, хотя был большой соблазн броситься в район Курского вокзала и попытаться отыскать этих ухарей. Но вместо этого истомившийся ожиданием Юлдашев принял другое решение.

Он набрал номер и лениво, растягивая слова, спросил:

– Товарищ Сахно? Что так строго, Тамарочка? Я? Что я мог натворить? Какое метро? Какой взрыв? Бред какой-то! Чтоооо? Меня разыскивают по линии ФСБ?! Бред! Тамарочка, радость моя, подожди…

Связь прервалась. Он посидел, постукивая телефоном по колену, потом положил телефон на сиденье, и решительно открыл дверцу.

Он вышел, подошел к одной из машин и сделав знак сидевшим в ней людям оставаться на месте, наклонился к окошку.

– Ты помнишь, куда вчера направляли Гвоздя?

– На квартиру к этим… к Беловым? – моментально отреагировал сидевший в машине возле водителя плотный мужчина со шрамом над правой бровью.

– Точно, – кивнул Юлдашев. – Поедешь туда, кто-то помог уйти оттуда нашим крестникам, Одного из них, Костю, сам видел, как загримировали, работа мастера. Узнай, кто там такие специалисты.

– Сделаю, – кивнул мужчина со шрамом.

– Сделай, Володя, сделай, а потом потряси автора этого «произведения», за какие такие посулы или подношения он это проделал. Смотри внимательно, переверни весь дом, возможно, товар и деньги там остались.

– Как там? – удивился Володя.

– Да вот так, в сумке у этого, который в окошко улетел, ничего не было. Возможно, у остальных тоже пустые сумки. Больше они никуда не заходили.

– А если ничего не найдем? – усомнился Володя.

– Если ничего не найдете, трясите как следует этого «художника», что-то он должен знать. Не просто же так вот, с улицы они к нему вломились, – сказал бывший майор, не догадываясь, что он почти угадал. И будьте там, или возле. Больше нам зацепиться не за что. Больше они ни к кому за помощью не обращались, значит не к кому.

– Хорошо. А вы где будете?

– А я поеду в гости к Фаруху. Пора поставить точку в нашем сотрудничестве. С тобой выйду на связь, если понадобишься. Если у тебя что прояснится, звони.

– Стоит ли ехать к Фаруху? – выразил сомнение мужчина со шрамом. – Там охраны у него в доме полна коробочка.

– Ничего, – слегка подмигнул Юлдашев. – Прорвемся. Охраны мы и побольше видели. Правда, Володя?

– Тогда и нас побольше было, – покачал озабоченно головой Володя. Смотри, командир, не нарвись на пулю. Без тебя скучно будет.

– Ничего, Володя, все будет тип топ, поезжай.

Машина уехала, Юлдашев сел в свою и скомандовал ехать к Фаруху.

Возле дома он вышел, дал знак людям во второй машине оставаться на месте, велев только им приготовить оружие и быть наготове, своего водителя он также оставил в машине, а сам, в сопровождении двух своих людей, взбежал по ступеням громадной лестницы.

В прихожей Фаруха они сдали оружие, их тщательно обыскали, при этом многоопытный Юлдашев сразу же заметил перемены: более тщательный, чем обычно, обыск, большее количество охраны к прихожей, настороженность, натянутость в поведении охраны.

Еще больше его удивило, когда ему сразу же, без согласования с Фарухом, разрешили пройти к хозяину вдвоем с бойцом.

Фарух был в комнате как всегда вместе с Султаном. Султан пропустил Юлдашева и его бойца, тут же закрыл дверь и встал к ней спиной.

Фарух стоял, как бы отгородившись от посетителей столом. Юлдашев сразу же заметил, что стоит на некотором расстоянии от стола, значит, в столе был приоткрыт ящик. Фарух держал оружие наготове. Ничего неожиданного в этом для Юлдашева не было.

Поздоровавшись, он спросил хозяина:

– Я могу выпить воды?

– Может быть, кофе? – спросил, натянуто улыбаясь, Фарух, пытаясь изображать из себя радушного хозяина.

– Да что вы, уважаемый, не стоит, – вежливо отказался Юлдашев, подошел к столу и налил из хрустального графина полстакана воды.

Он поднял его на уровень глаз и покачал головой, постучав ногтем по стакану. Фарух устремил взгляд на стакан, тут же Юлдашев плеснул ему из стакана водой в лицо. От неожиданности Фарух отшатнулся, в тот же момент Юлдашев легко перемахнул через стол. Фарух сунулся рукой в ящик стола, но Юлдашев с силой захлопнул ящик ногой, прищемив хозяину руку.

Султан, как только Юлдашев плеснул в лицо Фаруху водой, бросился кошкой в его сторону, но был умело сбит с ног сопровождавшим Юлдашева бойцом, который, не дав Султану встать, дважды сильно ударил его ногой в голову. Султан дернулся и затих, уткнувшись лицом в белоснежный ковер, пачкая его кровью.

Юлдашев тем временем ловко вывернул Фаруху за спину руку и несколько раз ударил его лицом об стол. Потом он сунул перепуганного наркобарона в руки подбежавшему бойцу, сам же быстро выдвинул ящики стола, достал два пистолета, один отдал своему бойцу, второй оставил себе. Гранаты, которые он вытащил из ящика, бывший майор водрузил на стол.

Сделав знак бойцу, майор бегло осмотрел стол, выудил оттуда пачку денег, золотой портсигар и все это отправил в карман. Сорвал с шеи Фаруха толстую золотую цепочку и велел ему снять перстни, которые так же переправил себе в карман.

Боец за это время быстро осмотрел вторую комнату, принес оттуда деньги и золотые часы, Юлдашев махнул ему, чтобы он убрал все это, что боец с готовностью и проделал.

Фаруха быстро прикрутили к спинке стула, заткнув ему рот. За вревку Юлдашев заложил гранату, от её кольца протянул бечевку ко второй гранате, которую опустил прямо в штаны Фаруху. Посмотрел на часы и сделал знак бойцу уходить.

Возле двери боец остановился, поднял пистолет, собираясь выстрелить в Султана, но Юлдашев остановил его:

– Не стреляй, нам нужно к охране спуститься тихо.

Боец размахнулся и ударил ещё раз носком тяжелого ботинка в висок Султану. Тот даже не пошевелился. Юлдашев размотал бечеву, осторожно прикрыл двери, и примотал, натянув, бечеву за ручку внутри, осторожно прикрыв дверь.

Оба они быстро спустились по лестнице, застав врасплох удивленную охрану. Юлдашев и боец направили на них пистолеты.

– Никто ни в кого не будет стрелять, – быстро проговорил Юлдашев. – Мы уйдем, вы останетесь. Шеф ваш жив, он наверху. Вы даете нам уйти, и остаетесь целы.

Охрана переглянулась и опустила оружие. В тесной прихожей затевать перестрелку было равносильно самоубийству. Вот к этому они оказались явно не готовы. Юлдашев и его бойцы спиной вышли в двери, а охранники наперегонки бросились наверх, добежав до дверей прислушались и услышали из-за двери громкое мычание.

Приняв это мычание за просьбы хозяина о помощи, один из охранников решительно рванул на себя двери.

И тут же полетел с лестницы, отброшенный двумя взрывами, последовавшими почти подряд. Его самого и стоявших за ним охранников посекло осколками, Фаруха разорвало буквально на части. Квартиру заволакивало удушливым черным дымом.

Глава двадцать девятая

Оцепенев от шока, все смотрели на вытряхнутые из сумки шмотки, кирпич и книги, а потом дружно перевели взгляды на меня, как переводят стрелки на путях по команде невидимого диспетчера.

Вспомнив о железнодорожных стрелках, я сразу же по взглядам понял, что мне опять предстоит роль стрелочника. Но мне она не нравилась, и к тому же в данной непростой ситуации это было весьма чревато. На меня и без того уже у всех выросли в три ряда зубы.

– Ребята, – заговорил я как можно спокойнее, посматривая на пистолет в руках Гали, стараясь не выпускать его из вида. – Ребята, только спокойно. Я ваши деньги не брал, а тем более наркотики, они даже не поместились бы в моей сумке.

– Наркотики, возможно и не поместились бы, ты наркотики и не хотел брать, а вот деньги в твоей сумке вполне могли поместиться, – нехорошо улыбнулся Серега, шаря по земле глазами. – Покажи сумку.

Не надо было быть победителем школьных олимпиад, чтобы догадаться, что он ищет. К тому же я заметил, как напряглись скулы на лице Гали. Ситуация мне определенно перестала нравиться окончательно и бесповоротно. Надо было что-то срочно предпринимать и я, по счастью вспомнив про стрелки, решил их перевести.

– Ты лучше показал бы свою сумку, – нагло попер я на Серегу. – Ты что-то не торопишься её открывать.

Серега испуганно схватился за сумку, как видно до него дошло не то, что я обвиняю его в воровстве, а то, что и в его сумке могут оказаться кирпичи и книги. Глаза его стали дикими, как пампасы, он рванул с плеча сумку и распахнув её, как пьяный матрос душу в портовом кабаке, вы сыпал все её содержимое, не разбирая, себе под ноги.

Раздался звон стекла, это разбилась, бухнувшись о камень, бутылка водки. Следом в благоухающую лужу полетели какие-то пакеты, потом книги и сверху ухнул, словно скрепил всю эту кучу безобразия печатью, кирпич.

Я посмотрел на этот грустный натюрморт, оглядел ошарашенные, бледные лица, покачал сочувственно головой и развел с сожалением руками:

– Сочувствую вашему глубокому горю, выражаю свои соболезнования и в утешение могу только сказать и уверить вас, что я ваших денег не брал, тем более не брал я наркотики. Засим прощайте, мне некогда, я пошел. Я уже, кажется, говорил, что дальше нам не по пути. Теперь вам нестерпимо захочется поделиться, делиться со мной, потому что больше не с кем, больше ни у кого ничего нет. А поскольку делиться я не захочу, вы попытаетесь активно ущемить меня в правах. Я не люблю насилия, над собой, разумеется. Тем более, что именно сейчас у меня окончательно пропало всякое желание в дальнейшем путешествовать в таком составе. Теперь, если даже вы поделите мои деньги, что может произойти, для вас, увы, только теоретически, в этом случае в дальнейшем вам не будет давать спокойно спать мысль о том, что теперь у всех мало денег, а вот если взять ещё у кого-то… И так может длиться до тех пор, пока брать станет не у кого….

– Кончай трепаться, сволочь, и вытряхивай немедленно сумку, – прорычал Серега, опять наливаясь кровью.

– Я уже говорил, что никогда, ни с кем, ничем не делюсь, предостерегающе поднял я руку. – Если только хлебом, но хлеб вам не нужен. Все остальное – вещи не первой необходимости. Я сразу никому не доверял и эту самую сумку из рук не выпускал. Вы доверяли друг другу, вот и спрашивайте теперь друг у друга, куда подевались ваши денежки. Почему вы спрашивает это именно у меня?

– А у кого же нам ещё спрашивать? Ты с самого начала знал, что у нас в сумках нет денег, – не спросила, а скорее заявила, Ира. – Значит, это ты и взял их.

– Знал, – со вздохом согласился я.

– А почему же тогда сразу ничего не сказал? – торжествующе спросила Ира.

– Если бы я сказал об этом сразу, вы бы свалили все на меня. Но я не брал ваших денег! – сразу же категорически заявил я. – Можете верить, можете не верить, но ваших денег я не брал. Когда бы я мог их взять? Вы все время были вместе, а вот я, если вспомните, некоторое время отсутствовал.

– Я знаю, когда ты взял деньги. Ты взял деньги, когда пришел ко мне на квартиру, – заявила Галя. – Мы ждали звонка Алексея, я пошла принимать душ, и ты оставался в комнате один достаточное количество времени для того, чтобы успеть переложить деньги. Твои друзья, Сергей и Алексей не зря тебе не доверяли, они лучше знали тебя. Они тебе даже телефон не оставили. А я, дура доверчивая, уши развесила…

– Ты же сам признался, что знал про то, что в сумках у нас нет денег, – медленно произнося слова, подытожил Серега.

– Конечно, знал, – подтвердил я. – Более того, теперь я даже точно знаю, кто взял эти деньги. Но это не мои проблемы. Могу сказать вам только то, что это сделал не я.

– Но зачем ты тогда пришел к Гале? Почему ты не уехал из Москвы, а приехал к Гале, заехал за мной? – задала убийственный вопрос Ира, глядя на меня непонимающим взглядом. – И почему ты не хочешь выбираться из Москвы? Значит, деньги здесь. И ты об этом знаешь. Вот почему ты везде, где мог, собирал рубли, ты спрятал деньги и не хотел трогать валюту, за которую легко зацепиться преследователям. И ты собирался оставаться в Москве, потому что за её пределами ты мог обменять валюту в любых местах, да и в самой Москве, если бы ты не оставался, почему бы тебе было не разменять валюту на рубли?

– Ну, ребята, – мне только и оставалось, что опять руками развести. Вы прямо целый детективный роман написали! Вы прямо таланты. Мне и добавить нечего. Да и что толку повторять одно и то же? Вы же все равно не верите. Так что лучше пойду я. Не буду вам мешать. А вернулся я тогда и попал во всю эту передрягу только для того, чтобы сдуру помочь вам. Мне очень не хотелось бы в этом признаваться, но сейчас очень об этом жалею.

Я повернулся спиной и стал подниматься по косогору, под которым мы стояли возле железнодорожных путей, повышая голоса почти до крика, когда мимо нас проносились с грохотом поезда и пригородные электрички.

– Стой! Думаешь, вот так вот запросто и уйдешь с нашими деньгами?! Серега догнал меня и ухватил за плечо.

Я даже не стал оглядываться. Нужно было дать им всем понять, что я ухожу всерьез и не стоит пытаться задержать меня. И, хотя в этом не было острой необходимости, я, не оборачиваясь, врезал Сереге по лицу локтем. Я немного не рассчитал. Удар был даже несколько более сильным, чем я хотел. Серега упал на спину и покатился под откос, цепляясь за траву.

– Зверь! – выкрикнула в бессильной ярости Ирина, сверкая глазами, налитыми слезами. – Зверь и ворюга! Подлец! Вор!

– Вот в этом ты ошиблась. Вор среди вас, – возразил я. – Я уйду, и у вас будет достаточно времени, чтобы разобраться, кто это. Я мог бы показать пальцем, но вдруг я ошибаюсь? Не хочу я на себя такой грех брать. Так что разберитесь сами. Чао!

Мне пришлось опять повернуться спиной и сделать ещё шаг по косогору. Но мне не суждено было пройти вот так вот запросто эту не самую высокую в моей жизни вершину.

– Стой! Стой, Костя, я выстрелю! Просто так ты не уйдешь! Стреляю! срывающимся от ненависти голосом выкрикнула мне в спину Галя.

– Ничего у тебя не получится, – помотал я головой, делая ещё один шаг, мне очень надоело стоять, сохраняя шаткое равновесие на откосе. – Ты не выстрелишь.

– Тогда умри! – в ярости крикнула Галя.

На этот отчаянный выкрик я даже не обернулся. За моей спиной раздался лязг пружины и звонкий щелчок. Не оборачиваясь, я молча поднялся до края откоса и только там повернулся, чтобы взглянуть вниз.

Галя стояла, сжав в кулачке пистолет, Ира помогала подняться пребывающему в нокауте Сергею. Кроме Гали, на меня никто не смотрел. Я улыбнулся ей, и высыпал из кармана патроны, которые вытащил из обоймы Галиного пистолета ещё ночью, перед тем, как пошел во флигель. Патроны я, широко размахнувшись, забросил в кусты. Потом подумал и пошарив по карманам бросил на откос, под ноги себе, несколько смятых сторублевок и полтинников.

– На обед вам хватит, а к ужину, думаю, вы все же разберетесь, где остальные деньги. Или к тому времени с вами разберутся либо майор Юлдашев, либо менты, либо братки Корнея. Так что перспективы у вас, надо честно признаться, не блестящие. Ну, все, жму, и так далее, и все такое прочее. Кстати, ещё один бесплатный совет на прощание: патроны и пистолет, пока не разберетесь, кто все же из вас вор, лучше всего держать отдельно. Мало ли кому может попасть в руки оружие. Вдруг именно вору, тогда плохи дела остальных. Теперь вы должны быстро найти вора, иначе он с вами разберется при первой же возможности. Двое из вас – лишние. Я бы советовал вам не забывать про это.

Поправив сумку и запахнув плотнее куртку, чтобы под ней не виден был автомат, я быстро пошел по тенистой аллее в обратную сторону. Я шел за остальными деньгами. Теперь я имел на это право. Теперь это была моя законная добыча.

Рисковал я безумно, до последнего момента во мне боролось желание бросить все к черту и уйти. Звериным своим чутьем я чуял, что мы оторвались, что нужно уходить, другого такого момента может не быть.

Чуять-то я чуял, но меня уже смертельно ужалила та самая Белая Кобра, которая в сказке про Маугли, всю свою жизнь стерегла несметные сокровища. И потом, если бы даже не эти самые деньги, которые для меня были не просто бумажками, на которые можно получить на халяву несколько килограмм лишних удовольствий. Для меня эти деньги были пропуском в новую жизнь, возможностью начать все сначала, которая почти никогда никому из смертных не дается. Как я мог не воспользоваться такой возможностью?

Тем более, что теперь мы с моими партнерами поневоле были в равном положении. Они знали, что денег у них нет, знали, что кто-то украл эти деньги, и теперь все зависело от того, кто быстрее доберется до этих хрустящих бумажек, кто быстрее сообразит, кто украл, и где спрятал, кто скорее дрогнет… Словом, пошла та самая игра, в которую я играть не люблю, но судьба не спрашивая берет меня за шиворот, сажает силком за стол, и сдает замусоленные, знакомые ей наизусть карты из вечной колоды, колоды, которой она никогда никому не проигрывала. И у неё никто никогда не выигрывал.

Но кто-то когда-то должен выиграть. Есть же, наконец, теория вероятностей, теория игр, и чего-то там еще, по которым раз в вечность, но кто-то же должен выиграть у этой кривляки и вечной насмешницы судьбы.

И потом, я вспомнил, что в Москве у меня оставалось ещё одно дело, которое было для меня даже важнее, чем деньги.

На мне был долг, который я не мог не вернуть. Я должен был вернуть Матвею Васильевичу документы его сына.

Конечно, я поступил подловато, предложив ребятам разбираться между собой самим и сказав, что вор среди них. Но таконо и было, так что пускай вытряхивают друг из друга души, это даст мне выигрыш во времени. Не мог же я показать пальцем на того, кого подозревал. Да что там, подозревал, я просто уверен был, что знаю того, кто украл деньги и товар. Но вдруг я все же ошибался? С меня хватит грехов на душе. Я очень торопился, нужно поскорее бежать из Москвы, убираться отсюда, а у меня была ещё целая куча дел в городе.

Шел я быстро, абсолютно механически выписывая головокружительные петли по улицам и закоулкам. Возле магазина «спорттовары» замедлил шаг, зашел и купил себе капроновый рюкзак, красивый, яркий и легкий, синего переливающегося цвета. В наши времена мы таскали на плечах тяжелые брезентовые абалаковские рюкзаки, не такие красивые и элегантные, зато бесконечно надежные.

Сейчас все вокруг: и товары, и продукты, и даже люди были запакованы в яркие и блестящие упаковки, но почти все они вызывали недоверие. Хотя возможно, что я просто становлюсь банально старым, и в этом вся причина.

Шел я по улицам и думал, почему получилось так, что я как-то неожиданно и незаметно для самого себя разлюбил этот город? Я всматривался в окружающее, разглядывал дома, деревья, вывески, и наконец понял. Я не разлюбил этот город Москву, просто пока я не смог полюбить другой город, который по-прежнему назывался Москвой, но почти ничего общего с ней не имел. Когда я пять лет назад уезжал на войну, я уехал из одного города, а вернулся совершенно в другой. Вернулся я в город, гуляя по центру которого постоянно хотелось прижаться к стеночке, чтобы кого-то не испачкать. Появились сотни магазинов, куда я просто не рискнул бы зайти.

Город изуродовали памятниками-монстрами, пугающими своей разухабистостью, заляпали чужой рекламой, вместо того, чтобы реставрировать – просто перестроили. Один «офонаревший» Арбат чего стоит. Вот почему я так резко разлюбил этот город.

И я подумал еще, что если смогли подменить такой огромный город, то не подменили ли заодно и всю страну, а с ней и нас всех…? По крайней мере, себя я что-то тоже резко разлюбил, на что были основательные причины.

Незаметно для себя я слегка заплутал, петляя по улочкам. Слишком спешил уйти от своих друзей-соперников, боялся, что они бросятся в погоню, не пожелав так легко проситься с деньгами. Вышел к какому-то скверу, где под горку шла песчаная утоптанная дорожка, а в конце её – большой красивый пруд. Сквер был тихий и торжественно красивый, как зрелая женщина, которая точно знает, что она красива. Такая женщина спокойно, без лишнего раздражающего кокетства разрешает любоваться собой.

Оглядевшись, я заметил телефон-автомат, который до сих пор работал на жетонах, я достал жетончик и позвонил.

После звонка я купил в маленькой палатке на углу бутылку минералки, пару горячих хот-догов, только сейчас почувствовав, что очень проголодался, и пошел вниз по дорожке, с удовольствием впиваясь зубами в мягкий вкусный хлеб. Возле пруда я выбрал себе свободную скамейку поближе к прохладной воде и сел, открыл бутылку, пил мелкими глотками колкие пузырьки, ел, и позабыв обо всем на свете, смотрел на спокойную воду…

– Здравствуй, Костя, – прошелестело у меня над ухом.

Не поворачивая головы, я машинально кивнул в ответ и тут же вздрогнул, оглянувшись, хотя и ждал.

Сердце мое оборвалось и покатилось под ноги, скатившись по дорожке и ухнув в холодную воду тихого пруда. Я задохнулся от холода, и дыхание мое прервалось на ближайшие несколько столетий.

Рядом со мной сидела моя жена Маша. Та самая, на которой я женился, а потом пил, гонялся за деньгами, а потерял её. Я посмотрел на неё и сказал:

– Здравствуй…

И надолго замолчал. Я так много собирался сказать ей, что все это никак не помещалось в слова, которые я безуспешно пытался подобрать.

Она терпеливо и совсем не укоризненно, как я ожидал, смотрела на меня, слегка повернув ко мне голову. Тени раскачивающихся ветвей, и блики близкой воды, и тень ветра, и тени плывущих откуда-то из Гренландии облаков, которые на самом деле ещё только покидали берега этой самой Гренландии, пробегали по её лицу.

– Ты забыл, как меня зовут? – вздохнув, не спросила, а подсказала она, по-своему истолковав мое молчание. – Меня зовут Маша.

– Да, – покорно и тупо согласился я. – Конечно же, Маша. Я помню. Я просто забыл некоторые слова.

– Тогда вспоминай, – терпеливо согласилась она. – Я подожду. Я долго ждала, мне не привыкать.

Мы помолчали, теперь уже вместе с ней, ещё три, или даже четыре века, а потом я спросил. Я должен был спросить её. Это был очень важный вопрос, хотя от её ответа вряд ли что изменилось.

– Ты замужем? – спросил я её, сам не понимая, зачем.

– Конечно, замужем, – тут же буднично ответила она, как о чем-то само собой разумеющемся, и добавила. – За тобой.

– Как ты решилась прийти? – спросил я.

– Ты звал меня все время, – ответила она.

– Я? – удивился я. – Я не звал. Я только полчаса назад позвонил тебе.

– Звал, – уверенно возразила жена. – Я же слышала. Иначе бы я не пришла к тебе.

– Я не знаю, – честно признался я. – Но я не звал. Я только сегодня позвонил.

– Это ты только позвонил сегодня, а звал все время, – упрямо повторила она. – Ты сам не знал об этом. Ты звал. Только ты сам не слышал. Пойдем?

Она встала, и я увидел её всю. Я увидел все те прекрасные ночи, которые мы провели врозь, я увидел всех тех детей, которые у нас с ней не родились оттого, что мы столько прекрасных ночей, которые просто обязаны были провести вместе, провели врозь.

И я встал и сказал послушно:

– Пойдем.

Я даже не спросил, куда мы с ней пойдем. Она сама все сказала. Она была моя жена и знала, когда и что нужно мне говорить. Она сказала:

– Мы пойдем ко мне, потому что твою квартиру опечатали, и тебя искали, приходили и спрашивали про тебя.

– Кто приходил? – спросил я.

– Сначала милиция, потом плохая милиция, потом бандиты, потом ещё милиция, но это совсем плохая милиция.

– Что они спрашивали у тебя? – спросил я с беспокойством.

– Ты сам знаешь. Про деньги. Про тебя.

– А как ты узнала, что приходили бандиты? Они угрожали? – вот это я мог и не спрашивать.

– Они все угрожали, – вздохнула Маша, и я увидел маленькую морщинку возле её по-детски пухлых губ.

И мне вдруг нестерпимо захотелось заплакать. И я заплакал. А она стояла передо мной и ждала, когда я наплачусь. И я наплакался, и мы пошли. Мы пошли, и по дороге я рассказал ей все про то, что случилось со мной за последние дни. Я рассказал все. И мы решили, что она пойдет домой, соберет быстро самое необходимое, возьмет документы и мы уедем из Москвы, уедем на электричках, потом поедем автобусами, заберемся как можно дальше, снимем дом, будем жить в тиши и в покое, а потом решим, что делать дальше.

Так все и сделали. Только перед тем, как уехать, я вспомнил, что мне нужно вернуть документы убитого внука Матвею Васильевичу.

Я остановился, похлопал себя по карманам и сказал Маше.

– Мне нужно кое-что отнести одному хорошему человеку, старику. Он спас мне жизнь. У меня остались документы его погибшего на войне внука. Я просто обязан вернуть ему их.

– Давай я отнесу, – предложила она. – Тебе лучше не ходить туда. Я верну документы и поблагодарю его от нас с тобой.

Подумав, я согласился. Я сказал ей, куда пойти и кого спросить. И ещё сказал, что если Матвея Васильевича не будет дома, можно отдать в любую из трех других квартир на лестничной площадке, любому из живущих в ней старичков. И сказать им огромное спасибо.

– Хорошо, – легко согласилась Маша. – Я все сделаю. А когда я вернусь, мы пойдем на вокзал и уедем в деревню. Ладно?

Вот тут я кое-что ещё вспомнил про оставшиеся у меня в Москве дела, и сказал ей:

– Я только собирался в одно место сходить за деньгами. Это большие деньги. Их украли, и теперь я имею на них полное право.

– А зачем ходить за деньгами? – удивилась она. – У меня есть немного денег. У тебя есть деньги. Нам хватит. Всех денег не будет никогда. Пускай эти останутся тем, кому достанутся. Мы так долго были не вместе, зачем терять время на какие-то деньги? Зачем опять отбирать их у кого-то?

И я тоже подумал: а действительно, зачем? И согласился с ней, что мы и так потеряли много прекрасного времени на всякую ерунду. И я решил больше не терять времени. И сказал ей об этом. А ещё сказал ей про то, что, оказывается, очень люблю её. А она ответила, что знает об этом, иначе, зачем бы она стала выходить за меня замуж?

И она поцеловала меня и пошла к дому, относить документы. И с каждым её шагом я испытывал тяжесть тысячелетней разлуки и нетерпеливое, испепеляющее ожидание встречи. Я знал, что теперь так будет всегда.

Она ушла, оставив меня ждать.

И она вернулась.