Текст книги "Хочешь Жить - Стреляй Первым(СИ)"
Автор книги: Виктор Тюрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Я ожидал увидеть дюжего мужика со злобной физиономией, а в кабинете оказался полный мужчина в хорошо сшитом сюртуке, что-то увлеченно пишущий. Не успел я перешагнуть порог, как он резко поднял голову. Если бы не нос в красных прожилках, играть бы ему отца благородного семейства в дешевых спектаклях. Грива седых волос, правильные черты лица, четко очерченный подбородок, вот только глаза были под стать носу – мутные и невыразительные.
– Что вам угодно...?! – он успел сказать членораздельно только начало фразы, как в следующую секунду его лицо с противным хрустом врезалось в столешницу. – А-а – у-у!!
Пока он жалобно выл, размазывая по лицу кровь и чернила, я обошел массивный стол и остановился в двух шагах. При моем приближении тот лихорадочными движениями попытался отодвинуть массивное кресло и вскочить, но резкий удар ноги опрокинул кресло вместе с его хозяином. Твин финишировал в углу своего кабинета. Новый вопль не успел набрать обороты, как тут же стих, не успел я подойти к нему. Он вжался в угол, закрыл голову руками, шмыгая носом и тихонько подвывая. Размахнувшись, я расчетливо ударил его ногой по ребрам. Тот охнул, содрогнувшись всем телом, и неожиданно, для меня, заплакал: – У-у! Не надо... больше. Я боюсь... боли. Пожалуйста, сэр!
Следующий удар ногой пришелся по рукам Твина, прижатым к лицу. Хозяин кабинета взвыл от вспышки острый боли в сломанном носу, после чего попытался отвернуться от меня к стенке, но вместо этого сполз на пол, сжавшись в комок и трясясь всем телом.
– Ты знаешь, почему я тебя бью?
– Не-е-т, сэ-эр, – гнусавил Твин, растягивая слова.
– В воспитательных целях. Согласно твоей исключительной методике.
– Спа-сибо, сэ-э-эр.
– Будем считать, что ты урок усвоил. А теперь для сведения: я здесь буду еще некоторое время. Если попадешься мне глаза – добавлю еще. Все понял?
– Да-да, сэр. Все понял, сэр, – в его голосе чувствовалось такая угодливость и раболепие, что мне стало противно, будто я только что вступил ботинком в кучу дерьма. – Спасибо за урок, сэр!
Не успел я выйти, как из-за угла вылетела Луиза. Не глядя на меня, она хотела обогнуть меня словно препятствие, но я успел схватить ее за руку.
– Ой! Отпусти... Джон! А я...
Она выглядела расстроенной, испуганной и злой одновременно. Следом тут же послышался тяжелый топот ног, и из-за угла быстрым шагом вышла служительница с лицом, более подходящим суровому фельдфебелю, чем женщине. Глаза ее зло сверкали.
– Вот ты где, негодница! Как ты посмела...!
– В чем дело, миссис? – холодно спросил я ее.
Она обожгла меня злым взглядом, потом медленно процедила: – Кто вы такой, мистер? И что...?
– Луиза, кто это? – я бесцеремонно перебил служительницу.
– Джон, это миссис Твин. Джон, я ничего не делала, только сказала, что ухожу и хочу забрать свои вещи. А она как закричит, как затопает ногами...
– Молчать, мерзавка! Она еще смеет врать тут!
Я заметил, что во время нашего разговора, то дети, то взрослые, привлеченные громкими голосами, появлялись, кто из-за угла, кто выглядывал из дверей, но, увидев крепко сбитую фигуру миссис Твин, тут же прятались обратно.
– Луиза, иди, собирай свои вещи, а я пока поговорю с этой... миссис Твин. Встретимся у кабинета миссис Фридман, минут через... двадцать. Все, беги маленькая!
– Стоять, Луиза Доббинс!! Ты смеешь идти без разрешения своей воспитательницы! Сейчас же иди к мистеру Твину!
Девочка вздрогнула, будто ее кнутом хлестнули. Плечи поникли, а в глазах застыли слезы и страдание. Тут я уже не выдержал: – Луиза, иди, собирай вещи! А вместо тебя к мистеру Твину пойдет она!
– Вы что себе...! – тут мадам – фельдфебель заткнулась на полуслове, так как от разговоров перешел к делу, впечатав ее физиономию в дверь кабинета, из которого только что вышел. Она ойкнула, прижав руки к лицу, отступила на шаг и ошарашено воззрилась на меня.
Похоже, эта бой-баба давно не получала достойного отпора. Я не дал ей время прийти в себя. Повернул ручку, открыл дверь и втолкнул эту особу внутрь. Сделав шаг вслед за ней, остановился на пороге и оглянулся на замершую девочку. У нее был настолько удивленный вид, что я не смог сдержать улыбку, несмотря на ситуацию.
– Иди! – повторил я еще раз.
Затем перешагнул через порог и захлопнул за собой дверь. У стены стояла, бледная как смерть, миссис Твин с отвисшей челюстью. Одной рукой она зажимала свой разбитый нос, а другая была протянута в сторону своего мужа. Я усмехнулся при виде этой картины.
– Что дуреха, мужа своего не узнаешь?
Если говорить честно, то сидевшего в кресле мужчину, я тоже не сразу узнал. Твин вставил в нос бумажные фитили, и перемазанная кровью и чернилами физиономия, начавшая опухать, окончательно превратила его лицо в страшную морду чудовища.
– Он... он...
– Он это. Он, – подтвердил я ее догадку. – Это я его отделал. Теперь твоя очередь.
Хозяин кабинета до этого пребывавший в шоке от неожиданного появления своей супруги с разбитым носом, как только услышал мои слова, тут же попытался спрятаться под столом. Получалось это у него плохо, так как он в страхе и спешке забыл отодвинуть тяжелое кресло. Несколько отвлекшись, наблюдая с любопытством за телодвижениями Твина, я чуть не пропустил атаку этой мегеры. Едва успел уклониться от ее удара справой, как тут же автоматически включились боевые рефлексы. Удар правой в солнечное сплетение был такой силы, что не только согнул ее пополам, но и отбросил к стене. Быстрый шаг вперед и новый удар, в печень. Скрючившись, она как подрубленная рухнула на пол и теперь лежала в позе человеческого зародыша с широко раскрытым ртом и белыми от съедающей ее боли глазами. Я повернулся к ее мужу. Тот сумел спрятаться только наполовину и теперь остановившимся взглядом смотрел на свою супругу, лежавшую на полу.
– Эй, Твин! – он с трудом, плохо понимая, что от него хотят, повернул ко мне свое изуродованное лицо. – Передай своей жене, что когда я приду сюда в следующий раз, и услышу хоть одну жалобу, то больше жалеть вас не буду. Ты все хорошо понял?
Некоторое время он тупо пялился на меня, пока до него дошел смысл слов.
– Не будете... жалеть? Вы хотите сказать, что сейчас... не сильно били?
– Дурак дураком, а соображаешь! – с этими словами я толкнул дверь и вышел.
Директор приюта являла собой крайне худосочную особу, напоминая фигурой стиральную доску. Ее умные и злые глаза некоторое время внимательно изучали меня после изложения моей просьбы, после чего последовал отказ. После того как я начал во второй раз повторять свои доводы, меня вдруг неожиданно осенило. Достал бумажку в сто долларов и положил на стол перед ней. Она посмотрела на банкноту, потом на меня. И замерла, выжидающе глядя на меня, но я уже понял, к чему она клонит, поэтому подыграть ей мне было несложно.
– Я думаю, приют не откажется взять эти деньги на нужды бедных сироток.
Улыбка тронула ее маленький, почти безгубый рот: – Приют весьма нуждается в благотворительности. Нашим маленьким девочкам так многого не хватает.
Я достал еще банкноту и положил рядом с первой. Потом пристально посмотрел ей в глаза.
'Больше не получишь, старая вешалка!'.
Она, похоже, правильно поняла мой взгляд: – Хорошо, мистер Дилэни. Вы пошли навстречу нашим нуждам, поэтому мы пойдем навстречу вам. Сейчас идите к моему секретарю мисс Дункан, она оформит все необходимые документы.
Выйдя на улицу, с силой хлопнул тяжелой дверью, вкладывая в удар всю свою злость и отвращение к серому и убогому мирку, который явно по ошибке именовался детским приютом. Взглянул на Луизу. Та, похоже, ощущала нечто вроде неземной радости, судя по ее блаженной улыбке и сияющим глазам. Некоторое время шли пешком, пока не нашли кэб. Усевшись и сказав куда ехать, я принялся за решение проблемы под названием 'ребенок'. У меня никогда не было детей, поэтому я ничего не понимал в их воспитании. Единственный ребенок, с которым я некоторое время общался, был Тим, но с ним ситуация была совершенно иной. Не я за ним ухаживал, а скорее – он за мной. И так, что делать? Чтобы получить время на раздумье, я приказал кучеру остановиться около кафе – кондитерская.
Теперь с мрачным видом прихлебывал чай и пытался вспомнить то, чего я никогда не знал. Как воспитывают детей. Луиза тем временем ела пирожное, запивая чаем, крутила во все стороны головой, при этом, не забывая задавать мне самые разнообразные вопросы. Как мог я отвечал на ее вопросы и одновременно пытался понять, что мне теперь делать. Дело в том, что по пути я предложить заехать в магазин и купить ей на первое время пару платьев, белье, туфельки. Не успел я это сказать, как девочка потупилась и тихим, виноватым голосом сказала, что так не принято. На мой удивленный взгляд она еще более тихим голосом сказала, что такие вещи ей надлежит покупать с женщиной, но никак не с мужчиной.
– Луиза, сколько тебе лет?
– Скоро будет десять. Через... четыре месяца. Четвертого ноября. Ты мне купишь подарок? Хочу куклу. Я как-то видела в витрине магазина одну такую красивую... прямо глаз не отвести! Джон...
– Знаешь Луиза, я забыл тебе сказать. Я вспомнил свое настоящее имя. Меня зовут Джек Дилэни.
– Ой, как здорово, Джон! Э... Джек! Так ты вспомнил, откуда ты? И кто твои папа и мама?!
– Не все сразу, маленькая. Если я сейчас тебе все расскажу, то о чем мы будем говорить завтра?
Она весело засмеялась, показывая ровные белые зубки.
– Джек, а мы сегодня пойдем смотреть кукольное представление? – при этом она снова протянула руку к вазе с пирожными, на что я сделал ответный ход: резко отодвинул ее на противоположный край стола.
– Нет. Хорошего понемножку. А пирожные мы заберем с собой. После ужина ты сможешь съесть еще парочку. А сейчас пей чай. Он уже, наверно, остыл.
– Джо-он, – умоляющее протянула она, – ну еще одно. Они такие вкусные. Только одно!
– Нет. Сначала я должен решить, как быть с тобою. Потом ты должна пообедать и... – тут я сделал паузу, не зная, что говорить дальше.
Вслед за мной, она смешно нахмурила бровки, изображая раздумье, потом неожиданно спросила: – А где ты живешь?
– Снимаю комнату. У миссис Браун. Хорошая женщина.
– У нее дети есть?
– Да. Есть. Девушка – подросток. Убирает в комнатах. И сын.... Впрочем, это неважно. Твою мысль я понял.
Облегченно вздохнув, я придвинул ей вазу с пирожными: – Бери. Заслужила. Но только одно. И обязательно с чаем. Потом мы едем к миссис Браун.
Два месяца я крутился, как белка в колесе. Налаживал и раскручивал, если так можно назвать, 'криминальный бизнес'. Как и в любом деле, невероятно трудно начинать на пустом месте. До этого я ничего не знал ни о контрабандистах, ни о самой специфике работы порта, а также о способах, с помощью которых ввозились и вывозились нелегальные товары. Бандиты из группировки Ирландца получали мзду с порта, никуда не лезли, поэтому можно было только догадываться, сколько денег проплывает мимо меня, и скрежетать зубами от бессилия. Помимо получаемой мзды у ирландцев также была договоренность с некоторыми капитанами кораблей, чей нелегальный товар через бандитов уходил в магазины и лавки. Но все это было мелочью по сравнению с тем, какие дела проворачивались через управление порта, работавшим в одной связке с охраной. Все что я узнал, было настолько туманным и расплывчатым, что прижать к ногтю этих воров не представлялось возможным, а, не прижав, я не мог заставить их делиться своими доходами. Как говориться: не пойман – не вор. Так если не я, то кто? Специалист. И я отправился к Сержанту за помощью, тот, не долго думая, тут же дал ответ: Сиплый Мак. Свою кличку он получил из-за того, что в одной из драк ему повредили связки, после чего он стал хрипеть и сипеть, как старый пароходный гудок. За свои сорок лет он трижды сидел в британских тюрьмах, а также успел отметиться в австралийской каторжной тюрьме. Этот безжалостный и хладнокровный убийца с холодной и пустой душой, все же имел одну страсть. Всей душой он любил море. На мой вопрос, почему сидит на берегу, раз так любит океан, не задумываясь, ответил, что в Англии он объявлен пиратом и беглым каторжником, а за его голову объявлена награда. На мое предложение поработать в одной команде, ответил согласием. Обладая буйным и неукротимым нравом, бывший пират первое время доставлял мне достаточно хлопот, пока я не дал ему пару уроков хорошего тона. Но наши трения не помешали ему быстро выйти на контрабандистов. Попытки найти с ними общий язык, не обошлись без крови. Вот тут мне и пригодился пират. Эти люди признавали только силу, поэтому, когда портовые рабочие обнаружили у причала четырехвесельную гичку с пятью трупами, а полиция, прибывшая на место, признала в них находящуюся в розыске шайку контрабандистов, все решили, что начались очередные бандитские разборки. Но, как не странно, все ошиблись, это был конец моей войны с контрабандистами. До этого были еще две лодки, но теперь они с проломленными днищами и набитые камнями, вместе с трупами их владельцев, покоились на дне. Гичка, выставленная на всеобщее обозрение, была своеобразным предостережением для всех контрабандистов, желающих работать на моей территории. Или вы работаете с нами или не работаете вообще. А еще несколько дней спустя после моего предупреждения в офис ввалился Сиплый в компании двух суровых мужчин, с продубленной морской водой и ветрами, кожей. Это были главари шаек контрабандистов, решивших, что я представляю реальную силу, пренебрегать которой не стоит. В предварительной беседе, я выяснил, что они представляют еще три группы контрабандистов, а главное, не горят местью за коллег по бизнесу. После бурного обсуждения, которое больше смахивало на торговлю на базаре, наконец, мы пришли к соглашению. Они согласны платить нам пятнадцать процентов от каждой партии контрабанды, а также отдавать треть товара на реализацию через наши руки, за это мы будем должны предоставить им склады для временного хранения на территории порта, а также помощь в переброске и доставке их товаров. После короткого совещания с Сиплым, я дал свое согласие. Решив вопрос с контрабандистами, я стал снова присматриваться к шайке воров – чиновников из управления порта. К этому времени я уже имел несколько осведомителей на территории порта, дававшем мне информацию. Наиболее ценным из них был мелкий чиновник, сидевший в канцелярии порта. Именно от него я узнал, что шайку возглавляет первый заместитель начальника порта, а в его помощниках ходит начальник охраны. Работали они с крупными торговцами – оптовиками. Отстегивая хорошие деньги своим покровителям в городском совете и в полиции, они были своего рода 'ворами в законе'. В их понимании, я был мелким боссом во главе десятка тупых громил, способного только на то, чтобы трясти мелких лавочников, вышибая из них деньги. Для них, считавших себя хозяевами порта, я был никем, так как не имел серьезных связей, ни реальной власти, ни больших денег, но с другой стороны я являлся толстой занозой в их жирной заднице. Моя власть распространялась над докерами, работавшими в этой части порта, подрядчиками, занимающимися извозом, мелкими торговцами. Через своих людей я держал также в узде всех тех, кто кормился с порта. Воров, нищих, мелких рэкетиров, хулиганов. Благодаря моей команде перестали потрошить грузовые фуры, везущие груз из порта, мелкие банды налетчиков, а после того, как Сиплый, решив развлечься, распял на деревянной стене портового склада главаря одной из шаек, промышляющих взломом складов, число желающих легкой наживы резко уменьшилось. Когда я его спросил, зачем он это сделал, то получил ответ, по которому вполне можно было составить мнение об этом человеке: – В море мы и не такие шутки отмачивали.
Благодаря таким 'шуткам' я стал пользоваться своеобразным уважением в порту. Меня боялись, передо мной трепетали и заискивали, но с портовыми властями я по-прежнему придерживался нейтралитета. Мне что-то отстегивали, а я делал вид, что доволен, но я не собирался вечно довольствоваться крохами с барского стола, поэтому поручил Тому Уилксу, командиру группы разведки, найти мне человека, который смог бы разобраться в махинациях воров из портового управления.
Дождь кончился, но облака висели низко, по-прежнему готовые разверзнуться хлябями небесными. На причале блестели лужи. Хлопнув входной дверью офиса, я оставил за порогом соленый и влажный воздух. Не успел сесть за стол, как дверь открылась, и в кабинет вошли двое моих парней, волоча за шиворот какого-то затрапезного типа в мешковатой одежке. Тот слабо дергался, пытаясь вырваться из их рук. Подтолкнув к моему столу, они стали по обе его стороны. Я посмотрел на них, потом стал рассматривать того, кого они притащили. Бог ты мой! Этот тщедушный человек был стопроцентным евреем. Тощая, нескладная фигура, иссиня-черные с проседью волосы, крючковатый нос с оседлавшим его пенсне, все это говорило о его происхождении от сынов Иеговы. Если ко всему этому добавить мешковатый пиджак, непонятного цвета рубашку, мятые штаны и грязные ботинки, картину моего утреннего гостя можно было считать законченной.
– Томми, может ты, мне объяснишь, на какой свалке ты откопал это чудо? И почему не оставил там, а притащил сюда? Если ты не приведешь достаточно вескую причину для этого визита, то сильно пожалеешь об этом!
Парень знал, о чем я говорил. Время от времени я устраивал для своей команды тренировки, обучая их рукопашному бою, а в качестве манекенов для отработки приемов использовались провинившиеся бойцы. Ничего серьезного, но и приятного в этом парни ничего не находили, особенно когда я был в плохом настроении. Я и сейчас был не в духе. Причина лежала сейчас у меня на столе. Куча бумаг и книг по делопроизводству, таможенному кодексу, юриспруденции, а также морские реестры, образцы сертификатов, договоров, накладных. Будучи человеком самодостаточным и старающийся решать свои проблемы сам, я больше всего ненавидел ситуации, в которых проявлялась моя беспомощность. Как сейчас.
– Босс, у меня и в мыслях не было... – но, увидев, что я начал хмуриться на его оправдания, тут же начал излагать по существу. – Я думал, ты знаешь, Джон. Этого типа нашел Уилкс и приказал доставить к тебе. Сказал, что это тот, кто тебе нужен.
Томми Паркер был из группы парней, работавших непосредственно на территории порта. Эти полтора десятка бандитов я использовал для угроз, шантажа и физической расправы над недовольными моей политикой, помимо этого они занимались охраной складов с контрабандой и работали грузчиками при тайных перебросках товара. Паркер единственный, кто из этих братков имел немного мозгов, поэтому был поставлен старшим. Также он являлся моим связным с Уилксом, правда, использовал я его в 'темную'. Как только он произнес имя Тома Уилкса, я сразу понял, кто стоит передо мной. Но вот насколько этот тип в ермолке и мятых штанах является мастером своего дела?
'Главное, чтобы он был профи. Но еврей прямо как... настоящий. Сколько ему? Лет пятьдесят пять – шестьдесят'.
– Если в кране нет воды, значит, выпили жиды, – неожиданно для себя я продекламировал кусок глупой частушки, вдруг всплывший откуда-то из глубин памяти.
– Э-э..., милостивый сударь, а вы из каких краев будете? – вопрос был задан немного картавым, но вполне понятным русским языком.
Я оторопел.
'А он еще оказывается и из России'.
– Из Питера, сударь. Еще вопросы будут? – я постарался вложить в голос как можно больше сарказма и холода.
– Вы меня неправильно поняли, милостивый сударь. Вопрос был задан только для поддержания знакомства, так сказать. Сам я из-под Одессы. Ну, раз вы из Петербурга, то я так понимаю, мы с вами не встречались. Два города, это не две соседние улицы. Впрочем, все зависит от человека. Есть такие люди, которых знать не хочешь и в упор не видишь. Взять
наших бывших соседей по площадке Пшесинских. Берет на неделю, отдает через год. Ворюги, которых свет не видел! Мое счастье, что я не одалживал ему денег, иначе бы приехал сюда в одном исподнем. Извиняйте, что отвлекаю пустыми подробностями, сэр, но я другое хотел сказать. В свое время я знал нескольких господ из Петербурга. Может вы знали господина статского советника...
– Стоп, Абрам! Болтать будешь на кухне со своей Сарой, а у меня к тебе дело. Хотя, подожди. Ты когда приехал в Америку?
– Ох, сэр, извините меня! Я до сих пор не представился. Лазарь Моисеевич Кац. Мещанин. Сошел с грязного корыта, которое в газетах почему-то называют современным кораблем, три месяца назад. Мы рассчитывали, что попадем в великую страну свободы, равенства и братства. И что? Вы меня извините, но что это за братья такие, которые прямо на ходу с тебя штаны норовят снять?! А взять это хваленое равенство! Я вам так скажу...!
– Хватит болтать. Чем занимался дома? Языки знаешь?
– Знаю английский. Немного немецкий и французский. А насчет... того, чем занимался.... Как вам попроще, господин хороший, сказать... Жена, дети. Кушать хотят. И даже три раза в день.
– Говори, как есть. И коротко.
– Бухгалтером в порту. И это... Короче, обнаружили хищения в особо крупных размерах. Завели дело на этих воров. А те видят: бедный, старый еврей – есть на кого свалить! Я, конечно, еврей, но не дурак! Поэтому они там – дают показания, а здесь – на свободе!
Даже сейчас, когда вроде хвастался своей изворотливостью, он смотрел на меня печальным и кротким взглядом, сложив на животе руки. Его поза прямо излучала покорность и смирение, как бы говоря: я бедный, старый еврей, не делал никому ничего плохого. Пожалейте меня несчастного!
'Ловкач и пройдоха. Глаза чуть ли не ангельское смирение и вселенскую скорбь изображают, а ведь сам настороже. Рассказал сказку о гонениях на бедного еврея и смотрит, как я отреагирую. Актерская игра, между прочим, так себе. Теперь посчитаем. Бухгалтер. Работал в порту. Знает языки. Три плюса против одного минуса. А что вор, так мы тоже не святые. Да и земляк, как не как. Будет как-нибудь интересно поговорить об этой России'.
До Каца я имел пару бесед с выходцами из Российской Империи, но это были простые матросы, отставшие от своих судов. У них были свои чисто собственнические понятия о жизни. Основными предметами, входящими в этот потребительский набор были: деньги, семья, вера в бога и царь – батюшка. Впрочем, вполне возможно, мне попались не те люди.
– Лазарь, если через две недели я получу толковые и ясные объяснения, как воруют портовые чиновники, можешь считать, что у тебя есть работа.
– Извините сэр, но вы меня явно с кем-то путаете! Я вам пытался объяснить, что я невинная жертва заговора...
– Ага. Ты еще про сионистов вспомни! И про мировой заговор против евреев!
– Вот видите! Вы сами все прекрасно знаете!
– Хватит дурака валять! Или тебе еще не объяснили, кто я?
– Нет, сэр! – в его глазах мелькнул страх. – Эти ваши мальчики схватили меня за шиворот и привезли сюда, ничего не объяснив. Честно говоря, сэр, мне не хотелось бы думать, что я совершил ошибку, приехав в Америку, после того как узнаю кто вы. Хотя дело, похоже, идет к этому.
Последнюю фразу он произнес тихо, почти прошептал, но я все же ее услышал.
– Меня здесь знают под именем Джон Непомнящий родства. Для меня не играет роли, ни что ты вор, ни что ты еврей, если ты будешь хорошо работать. Поможешь – будешь работать у меня бухгалтером. Не хочешь – иди домой.
Сейчас маска болтливого еврея с Привоза исчезла, и на меня смотрел человек, который очень хотел жить. Ему было страшно, но он старался держать себя в руках.
– Наслышан о вас, сэр. Говорят, что вы... страшный человек, но в тоже время человек слова. Так у меня действительно есть выбор?
– Да.
– Зато, как ни горько признавать, у меня нет выбора. Я согласен.
– А почему я страшный?
– Люди разное болтают, сэр.
– Давай выкладывай!
– Сэр, это нечестно, я в Америке только три месяца. Ваши люди должны больше знать, – и он слабым кивком головы показал на Томми.
'Да что тут твориться?!'.
– Томми, ну-ка скажи, что про меня в порту говорят.
Тот бросил злой взгляд на Лазаря: – Босс, я не понял ни слова из вашего разговора, но чтобы не говорил этот грязный еврей...
– Том!
Тот опустил глаза в землю, выдержал паузу и только потом начал говорить: – Да это только слухи, босс. Ты же знаешь, Джон, чего только народ не говорит. Вот недавно слышал про ведьму.... Понял, босс! Болтают про кладбище, на котором ты живьем хоронишь своих врагов. В общем,... это все, босс.
– Что называется – приплыл, – на большее выражение чувств меня просто слов не нашлось.
Услышать глупую сказку о себе, вот этого я никак не ожидал. Теперь я понял подоплеку косых взглядов и некоторую отчужденность работающих в порту людей, с которыми меня изредка сталкивала работа. До этого я понимал это, как страх по отношению к человеку с которым лучше не связываться, а теперь оказывается, что дело не только в этом. Ощущать себя злодеем из ужастика было бы смешно, если бы я не жил во второй половине девятнадцатого века, где люди с большим удовольствием верили в небылицы, чем в реальные вещи. Слепая вера в бога и дьявола, простота взглядов на жизнь и смерть, незнание сути вещей и законов природы делало умы людей незащищенными, а значит восприимчивыми к любым проявлениям непонятного. Они легко верили в ведьм, оборотней и прочую чертовщину, так почему им не поверить в убийцу, имеющего собственное кладбище! К тому же было нетрудно догадаться, откуда идут слухи.
'Может, я и переборщил с жестокостью, но эти люди только силу воспринимают как довод! Личное кладбище! Придумают же! Вот кого бы я точно закопал на таком кладбище, так это автора этой выдумки'.
– Послушай, Кац, ты вроде умный человек, как ты можешь верить в такие глупости! Личное кладбище! Это же надо придумать! Все. Хватит об этом. Даю тебе две недели, Лазарь. А пока держи сто долларов. Мне нужно чтобы ты о деле думал, а не о хлебе насущном.
Бумажка в сто долларов взбодрила старого еврея лучше моих слов. Выпрямился, глаза заблестели, даже где-то повеселел.
– Приложу все свои усилия, милостивый сударь. Но мне может понадобиться помощь, как тут быть?
– По денежным вопросам – ко мне. Набить морду – к Тому! – тут я перешел на английский язык. – Том, скажешь своим парням, чтобы... Бухгалтеру всемерно оказывали помощь. Да-да, не смотри на меня так, Лазарь! Будешь зваться с этого момента Бухгалтером!
Но если попробуешь ловчить со мной, то... закопаю живым в землю! На своем кладбище! А Том с Кеном мне помогут! Правда, парни?!
– Конечно, босс! Сделаем!
Я то шутил, но шутили ли они сейчас? У меня мурашки поползли по коже.
'А если поняли буквально? Может Том, и понял шутку, но не Кен. Простой как валенок. Никак не могу привыкнуть держать язык за зубами! Постоянно из меня лезет двадцать первый век!'.
– Молодцы, парни! Ха-ха-ха! Шутки понимаете! Ха-ха-ха!
Тут же в унисон раскатисто рассмеялись парни, вслед им задребезжал тоненьким тенорком Бухгалтер: – Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Ха-ха-ха!
– Все! Посмеялись и будет! Парни, вы идите. А ты, Лазарь, садись! Наш разговор еще не окончен.
Через три недели после этого разговора с Кацем, у меня в кабинете состоялся военный совет, который дал начало войне между мной и 'ворами в законе'. Состоялся он под утро, в обстановке строжайшей секретности. Присутствовало только три человека. Я, Кац и Джим Хард, командир боевой группы. Общую схему по переброске контрабандного товара портовыми чиновниками я узнал от Каца еще две недели тому назад. Бухгалтер действительно оказался большим специалистом в делах подобного рода.
– Через час – полтора из транспортной проходной порта выедут две грузовые повозки. На передней вместе с извозчиком едет один из портовых охранников, – как не старался Кац держать себя в руках, было видно что он до предела взвинчен.
– Почему один? – спросил Хард.
– Я так понимаю, для того, чтобы не привлекать излишнего внимания. В повозках китайский шелк. Около ста свертков. Куда повезут, не знаю. Так же, как не знаю маршрут следования.
– Сто свертков?! Ого! Нехило ребята работают, – прокомментировав это сообщение, продолжил. – Джим, возьмешь их сразу, чуть только они отъедут от порта. Изобразишь разбойный налет. Пару раз так сработаем, а там видно будет. Если не догадаются, сами выйдем к ним на переговоры. Слушай, Бухгалтер, а если они просто испугаются и перестроят схему переброски контрабанды?
– Могут. Перейдут на пересортицу. Поставят товар сортом ниже или часть товара оформят браком. Тут у нас действительно будут проблемы. Подобные вещи очень трудно отследить, но мне кажется до этого не дойдет. Во-первых, чтобы перестроиться, потребуется время. До полугода. Во-вторых, их партнерам вряд ли понравиться такой сбой в поставках и те могут начать искать кого-нибудь другого. В-третьих, при пересортице их доходы сократятся больше чем на половину. И это самая веская причина, которая заставит пойти нам навстречу.
– Джим, бери ребят. Куда отвезти товар, ты знаешь. С возчиками и охранником грубо, но не до смерти. В общем, ведете себя, как обычные налетчики. Все понял? – дождавшись его кивка, скомандовал. – Вперед!
Спустя месяц после начала необъявленной войны я принимал людей, которых так долго и с таким нетерпением ждал. Наш план оказался настолько эффективным и действенным, что на переговоры пришли не доверенные люди, а сами главари шайки воров, по-другому я никак не мог назвать этих людей, хотя они и занимали в табеле о рангах немалые чины и являлись в глазах других людей благонамеренными и достойными членами общества. Первый помощник начальника порта и начальник охраны.
– Мы пришли, чтобы разрешить наши разногласия раз и навсегда, – сразу же взял быка за рога начальник охраны.
Как я знал, он закончил войну шестьдесят первого года в звании майора, после чего благодаря влиятельным родственникам оказался на этой хлебной должности. Его широко развернутые плечи, прямая осанка, гордо вскинутая голова, прямой и твердый взгляд все это могло бы говорить о кристально честном человеке, которого несправедливо обвинили, и сейчас он требовал сатисфакции. Если бы я не знал, что майор Барни Фрайри всю войну провел в тылу, занимаясь поставками продовольствия, то мог бы подумать, что передо мной сидит герой Гражданской войны. Величественным кивком головы господин Роберт Стаксель, первый помощник начальника порта, подтвердил только что сказанное майором. Широкая золотая цепь при этом движении шевельнулось на упитанном животике господина. Его холеное лицо являлось олицетворением основных черт присущих подобного рода чиновникам – спесивость, циничность и собственную значимость.
