Текст книги "Хочешь Жить - Стреляй Первым(СИ)"
Автор книги: Виктор Тюрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
'Этот, похоже, будет выжидать до последней секунды, лишь бы не прогадать'.
А вот Билл Тонтон был для меня большей загадкой. Насколько я знал, он всегда стоял особняком среди остальных главарей. Все вопросы старался решать сам, не прибегая к чужой помощи. Его девизом вполне могли стать слова: 'Хочешь хорошо сделать дело, сделай его сам'. Лицо, словно высеченное из камня, украшенное несколькими шрамами и сломанным в двух местах носом, дышало хищной силой. Я слышал, что за все пять лет, с того самого дня, как появился в банде, он не пропустил ни одной солидной драки в ее составе.
Пока все устраивались на своих местах, напряжение не было так заметно, но прошло несколько минут и оно стало тяжелым, нависнув над всеми нами черной грозовой тучей. Напряженность была видна в каждом движении находившихся в комнате людей, в их взглядах, в легком дрожании пальцев, когда они закуривали или отрезали ножом кусок от пачки спрессованного жевательного табака. Наступил тот момент, когда не нужно было хвататься оружие, чтобы превратить кабинет в поле боя, вполне могло хватить одного неправильно истолкованного слова. Если подобное случиться, шанса уцелеть в этой перестрелке я не видел, а ведь все шло к этому, хотя никто еще не сказал ни слова.
'Чего ждешь, Сэм?! Пока нас... – но только я успел так подумать, как тот поднялся, приковав к себе взгляды всех присутствующих. Бандиты были готовы к оскорблениям, угрозам, наглым требованиям, но абсолютно не были готовы к той речи, которую преподнес им Сержант. Ее основу приготовил я, а обработал текст, снабдив оборотами речи девятнадцатого века, сам Сержант. Когда я зачитал ему набросок речи в первый раз, он пожал плечами и сказал, что подобного бреда никогда в жизни не слышал. Потом он начал говорить то, о чем не трудно было догадался поначалу его вступления: – И если ты думаешь, что это я буду говорить перед ублюдками, которые придут решать жить мне или умереть, то ты еще больший дурак, чем я думал!
Мне долго пришлось уговаривать его оставить речь такой, какая есть. Сейчас я наблюдал и радовался, глядя, как у вожаков широко открываются глаза и раскрываются рты от изумления. Основу этого бреда составляли выжимки из речей политиков двадцать первого века.
– ...У нас, что мало врагов! Смотрите, с какой завистью смотрят они на наши победы! Не думайте, что они дремлют! Нет! Вы в этом убедились этой ночью! Их подлый удар вырвал из наших рядов самых стойких и крепких бойцов! Их смертью они решили внести разлад в наше единство! Судя по вашим суровым, жаждущим мести лицам, им это частично удалось! Враги ждут, когда мы начнем рвать друг другу глотки, а затем, улучив мо?мент, ударят нам в спину! Но мы не дадим им этого шанса! Сплотим свои ряды, джентльмены! Станем плечом к плечу единой стеной!
Он говорил громко, четко и проникновенно, точно проповедник с амвона. Слова о вере друг в друга, о сплочении рядов, об опасности внешних врагов, выжидающих момент, чтобы ударить нам в спину, слетали с его губ легко и непринужденно, благодаря трехчасовому заучиванию.
– Сержант, ты что несешь! – первым опомнился Меняла Дик. – Какие такие внешние враги?! Или ты хочешь сказать, что наших парней грохнул кто-то со стороны, типа Дикого Джима?! Так говори, если знаешь! А то какое-то там... единство и хрен знает еще что!
– Послушайте! Я собрал вас для того, чтобы узнать ваше мнение по поводу случившегося!
– Наше?! А почему ты думаешь, что мы что-то знаем?! – продолжал надрываться Меняла. – Мы сами пришли для того, чтобы узнать, что произошло!
– Ты хочешь сказать, что это я все устроил?!
Наступил момент, который должен был решить: жить нам или умереть. Тишина установилась как перед грозой. Давящая. Тяжелая. Главари и их ближайшие помощники напряглись, подобрались, одни руки сжались в тяжелые кулаки, другие легли на рукояти револьверов. Секунды тянулись настолько медленно, что казалось, время остановилось. Я уже начал прикидывать, в кого мне стрелять первого. Казалось еще секунда, и все взорвется громом выстрелов и криков ярости и боли, но Меняла чуть промедлил с ответом, зато Сержант не стал мешкать: – Если кто из вас знает, почему могли убить их троих – пусть выскажется! Но только без этих 'я думаю, может быть' и прочих намеков! Только факты! Давай Меняла, начнем с тебя!
Маленькая речь была построена очень хитро. Она разделила вожаков, теперь каждый, если хотел бросить обвинение в лицо Сэму отвечал за себя сам. Меняла бросил быстрый взгляд на Билли Тонтона, потом на Чака Коннорса, но те никак не отреагировали на них.
И тут Меняла, понял, что упустил момент, когда на Сержанта можно было давить с позиции силы, а его соратники, похоже, встали на позицию 'каждый сам за себя': – Пока не имею фактов! Но не дай бог, Сержант, если узнаем, что ты к этому причастен! Он до сих пор не назвал Сэма боссом, а Сержантом, подчеркивая тем самым, что считает его равным себе, но никак не главарем банды. Сержант сделал вид, что не заметил дерзости: – А что скажет Коннорс?
Он до сих пор не назвал Сэма боссом, а Сержантом, подчеркивая тем самым, что считает его равным себе, но никак не главарем банды. Сержант сделал вид, что не заметил дерзости: – А что скажет Коннорс?
– Каждый из нас много чего знает и видит, но я ни о чем подобном не слыхал, босс. За своих людей также ручаюсь, – низким, идущим, словно из нутра, голосом заявил Чак Коннорс.
Его слова оказались неожиданными даже для меня. Я не ожидал столь резкого и быстрого раскола среди вожаков, но больше всего он отразился на Меняле, явно не ожидавший такого подвоха от своего соратника. Ответом на злобный взгляд Менялы была кривая усмешка Коннорса. Определившись с выбором стороны, Чак Коннорс, похоже, освободился от внутреннего напряжения и стал спокойнее и увереннее себя держать, расслабленно откинувшись на спинку стула. Следующим был Тонтон, человек – загадка. Свиреп, силен, себе на уме. Ни одного сколь значимого столкновения с другими бандами не проходило без его участия. Только от него сейчас зависело: поставить точку в этом деле или начать междоусобную войну. Снова начала сгущаться тяжелая тишина, но до пика ей не дал дорасти сам Тонтон: – Я могу повторить то же самое, что и Коннорс, босс.
Это была своего рода клятва в верности. Я облегченно вздохнул: похоже, пронесло! Посмотрел на Менялу, который только сейчас начал осознавать, что в ловушку, которую готовил для Сэма, попался он сам. Судя по всему, он думал, что наступил подходящий момент для свержения, а в результате проиграл схватку за власть, тем самым, подписав себе смертный приговор. И чем больше он осознавал, тем больше кровь отливала от щек. Сержант уже некоторое время смотрел на Менялу, в ожидании, может тот что-то скажет напоследок, но тот старательно отводил глаза и из последних сил делал вид, что ему на все наплевать.
– Ну, что так никто ничего не слышал? Как такое могло произойти, парни?! Ведь, следующим может оказаться любой из нас!
И тут Меняла неожиданно как-то нехорошо оживился, заерзал на кресле, тем самым привлек внимание Сержанта: – Ты что-то хочешь сказать, Меняла?!
– Хочу! Если я правильно понял тебя, Сержант, убийцы могут продолжить свое черное дело?
Тот не понимая, что за мысли зашевелились в голове у Менялы, осторожно сказал: – Может и такое случиться.
– Вот-вот! Где трое, там и четверо, – он слегка развернулся в своем кресле к стоящим у стен людям. – Не правда ли, парни?!
– А что?! Вполне! Может эти убийцы, всех приговорили! – вразнобой и довольно вяло ответило ему несколько голосов, и те, в основном, принадлежали его людям.
Меняла, развернувшись к Сержанту, изрек с глубокомысленным видом: – Нужна осторожность!
Все молча ждали продолжения, но тот, высказавшись, замолчал. Причем вид у него был, я бы определил его, как довольный, хотя с чего ему быть таким? Пока я пытался сообразить, что может быть крыться за этой переменой настроения, Сержант понял, что Меняла больше говорить не будет, снова встал, тем самым, подчеркивая важность того, что собирался сказать.
– Теперь поговорим о территориях, оставшихся без хозяев. Они не могут долго оставаться без крепкой руки, поэтому ты, Коннорс, будешь пока присматривать за землей Гризли. Тонтон на тебе хозяйство Щеголя. Землей Малыша займусь я. Но сразу предупреждаю вас обоих, объединения территорий временны, пока не найдем достойных людей.
Обойдя Менялу, Сержант подчеркнул этим, что больше не доверяет ему. Это поняли все, даже тупоголовые громилы – телохранители. Меняла молча сидел, но было видно, что он вне себя от ярости. По лицу Тонтона ничего нельзя было прочитать, зато Коннорс не скрывал своей радости: – Все будет сделано как надо, босс!
– Теперь я хотел бы знать, почему не приехал Том Меррик?
Голос Сержанта был громким и требовательным. Это уже спрашивал признанный всеми главарь банды у своих подчиненных. Ответить должен был Коннорс, так как они с Томом были в приятельских отношениях. Я угадал.
– Меррик пьян, как сапожник, – ответил Коннорс. – Хорошо, если к обеду протрезвеет.
– Ладно. С ним я сам разберусь. На этом закончим. С Богом, парни!
Когда все ушли, оставив после себя стойкий запах табака и пота, я тут же рухнул в одно из освободившихся кресел, чувствуя себя вымотанным до такой степени, словно участвовал не в переговорах, а в бою. Несколько минут сидел почти физически ощущая, как из меня выходит напряжение, словно освобождая виток за витком сжатую во мне пружину.
Наконец, почувствовав себя в норме, встал, поправил револьверы во внутренних карманах сюртука, только после этого посмотрел на Сержанта. Тот сидел, поставив локти на стол и прикрыв глаза руками. Почувствовав мой взгляд, поднял голову. Лицо бледное, осунувшееся, усталое.
– Ну, как ты, Джек?
– Как и ты, – я слабо усмехнулся. – Постепенно привыкаю к мысли, что мы все же вышли из этой переделки живыми.
– Ха! Хорошо сказано! А что ты скажешь насчет Менялы?
– Я тут подумал и решил, что Меняла хочет воспользоваться ситуацией. Ты тут говорил, что следующий может быть любой из нас, вот он и хочет, под видом тех неизвестных убийц, убрать меня, тебя. Ему сейчас терять нечего. Убить нас – это его последний шанс.
– Согласен. Так что будь осторожней, Джек. Мы не так крепко стоим на ногах, что бы ты там себе не думал, – я бросил на него вопросительный взгляд. – Помимо Менялы, остались помощники и доверенные люди Гризли, Щеголя и Малыша, каждый из которых имел свою, причем неплохую, долю. Сейчас им придется расстаться со своими кормушками, а среди них есть парни, что лишний доллар готовы своей мамашей торговать. Так что соображай...
Живя в среде, где человек редко доживал до положенного ему срока, я старался быть всегда готовым к опасности. Слишком много было кругом недовольных и врагов, а особенно сейчас, когда шла смена власти. И все же я никак не ожидал, что предупреждение Сержанта получит подтверждение среди бела дня, на глазах нескольких десятков людей.
После обеда я приехал в порт, чтобы дальше вникать в свою работу. По большому счету она пока заключалась в разговорах с людьми, через которых я пытался понять, что собой представляет теневая экономика порта и пути переброски контрабанды. Одновременно я пытался разобраться в специфике работы самого порта, кто, чем занимается, начиная от портового начальства и кончая портовой охраной. От полученных знаний, щедро пересыпанных специфическими и морскими терминами, у меня временами начинала пухнуть голова, после чего я обычно задавался вопросом: а оно мне надо? Но, потакать собственным слабостям не в моих привычках, после чего я снова принимался за дело. И вот сейчас идя вдоль причалов в свой офис, я пытался думать о делах, но люди вокруг меня суетились, шумели, ругались, никак не давая мне сосредоточиться на своих мыслях. Именно поэтому я обратил внимание на грузовую фуру, стоящую рядом с горой мешков. Извозчик дремал, сидя на козлах. Они резко выделялись на фоне всеобщей суеты.
'Странно, – подумал я. – Я то думал, что девиз американцев 'время – деньги', а эти прямо в наглую простаивают. Извозчик, похоже, третий сон досматривает'.
Мой интерес к ним, убийцы, очевидно, приняли за подозрительность, больше ничем нельзя было оправдать их поспешные действия. Не успел я отвести взгляда от повозки, как в руках возчика появилась винтовка, а еще через секунду полотняный борт фуры был откинут в сторону. В образовавшемся проеме появились еще два ствола. Такой наглости я никак не ожидал! Днем, в месте, где кругом народ.... Если они хотели застать меня врасплох, то им это удалось. Стволы винтовок расцвели вспышками. Сначала что-то тупое ударило в области живота, словно кулак двинул под ребра, потом обожгло бок. Боль избавила меня от столбняка и придала прыти. Прыгнул, пытаясь в перекате достичь двух сломанных ящиков, лежащих в пяти шагах от меня, но резкая вспышка боли в боку сломала мою комбинацию, заставив распластаться на земле, корчась от боли. Отгородив свое сознание от боли, грызущей бок, я кое-как дополз до обломков. Они меня скрыли, но не настолько, чтобы стать настоящим укрытием. К тому же убийцы, поняв, что я не собираюсь умирать, открыли бешеную стрельбу. Пули роем свистели у головы, дробя в щепки дерево ящиков. Единственное что меня спасало, это был пороховой дымка, закрывавшая им обзор.
'Суки! Достали! – вжимаясь в землю, я одновременно судорожно пытался вытащить из внутреннего кармана сюртука зацепившийся за что-то револьвер. – Меняла, гад! Найду – живым в землю зарою!'.
Осторожно приподняв голову, тут же понял, если сейчас не вытащу револьвер, я покойник. Один из бандитов, под прикрытием выстрелов, по длинной дуге, подкрадывался ко мне сбоку. Увидев, что я его заметил, он прицелился в меня. Я рванул из кармана револьвер. В этот момент из-за моей спины ударил револьверный выстрел. Пуля просвистела у головы готовящегося выстрелить бандита, заставив того невольно вздрогнуть и промахнуться. Зато я не промахнулся. Пуля ударила убийцу в грудь. Наемник отшатнулся назад, хрипло крикнул: – Уходим! – развернулся, сделал шаг, за ним другой, пошатнулся, сделал взмах руками, словно пытался удержать равновесие, после чего рухнул ничком на землю. Возница до этого с трудом удерживавший лошадей, дал им волю. Фура тут же рванулась с места. Только теперь, когда счастливо избежал опасности, я услышал возбужденные голоса людей и звуки трещоток портовой охраны, увидел лица людей со страхом на лице и любопытством в глазах, выглядывающих из-за штабелей досок и куч мешков. Я и до этого их слышал и видел, но тренированный мозг отдавал все внимание угрозе, отсекая их, как факторы, не заслуживающие внимания. Схватившись за ящик, я приподнялся, затем сел. Вокруг меня, осторожно, с опаской, стала собираться толпа, но люди держались на расстоянии, видя в моей руке револьвер. При попытке встать, земля неожиданно подо мной качнулась, пришлось сесть снова. На брусчатке с проросшей травой, где я только лежал, остались размазанные кровавые потеки. Нащупав, зажал рану, после чего поднял глаза на толпу, окружившую меня. Докеры, матросы, портовые чиновники, рабочие из доков, несколько конторских служащих.
– Эй, мистер, что случилось? Вы ранены? – этот вопрос мне задал седоусый мужчина, похожий на рабочего из корабельных доков.
– А что не видно? – огрызнулся я. – Может кто-нибудь поможет мне?
– Сейчас, мистер, сейчас! Обопритесь на меня. Осторожно, вот сюда! Присядьте здесь. И уберите, пожалуйста, револьвер.
Я присел на тюк, сморщившись от боли. В этот момент, рабочий, помогавший мне, придержал меня рукой за грудь. Меня словно током ударило. Даже ойкнул от неожиданности.
– Вы что в грудь ранены? – удивился мастеровой. – А крови вроде нет.
Осторожно коснувшись места удара, нащупал, лежащие в жилетном кармане серебряные часы – луковицу. Разбитые вдребезги. Криво усмехнулся: – Вот уж действительно... повезло, так повезло'.
Поднял голову. Толпа стала плотнее и гуще.
– Врача хоть догадались позвать? – этот вопрос я задал не кому-то лично, а всем. – Или вы тут собрались пари заключать, сколько времени я продержусь, пока не протяну ноги.
В толпе раздался смех. В следующий миг народ подался в разные стороны, пропустив трех человек. Один из троих был врач, который тут же занялся моей раной. Двое других были моими работниками. Один из них конторский служащий, которого я нанял два дня назад для работы с бумагами в офисе, а второй был бандитом, исполняющим обязанности моего телохранителя и охранника в офисе. Его мне порекомендовал Сержант. И как видно не зря. Ведь это он, поддержав огнем, спас мне жизнь.
– Спасибо, Карл! А теперь займись типом, которого я подстрелил. Ты меня понял?
В ответ он покачал головой: – Мертв. Врач его осмотрел первым.
Я сделал все что мог. Откинувшись, закрыл глаза и тут же провалился во тьму беспамятства. Не чувствовал ни как меня перевязывали, ни как везли в больницу. Через восемь часов, после того как вынули пулю, меня навестил Сержант.
– Ну, как ты?
– Пока живой. Спасибо за Карла. Он неплохо показал себя.
– У меня плохих парней нет.
– Кто на меня напал?
– Пока не знаю. Но, похоже, с подачи Менялы. Сам он исчез. Его нет ни дома, ни у любовницы, ни в одном из мест, где он обычно бывает. За ним должны были следить, но от моего человека пока нет вестей.
– Вот даже как.
– Ладно, я пошел. Новости будут, сообщу.
Спустя неделю после выхода из больницы, меня вызвал к себе Сержант. Не успел я войти к нему, как он без всяких предисловий сообщил мне новость: – Меняла сейчас в 'Креморне'.
– Где это? – не менее лаконично спросил его я.
– Этот гадюшник находится на тридцать второй улице, чуть западнее Шестой Авеню.
– Кто с ним?
– Из тех, кого узнали Длинный Ричард и Зеленщик Джим. Помимо них за столом еще пара человек, но кто они, неизвестно. В баре, напротив кабака, сидят четыре моих человека во главе с Быком.
– Еду.
Войдя с улицы в 'Креморн' мы сразу наткнулись на барную стойку, покрытую красивой резьбой, за которой стоял огромный, несколько напыщенный человек с огромными, как у моржа, усами и роскошной бородой. Ему одного взгляда хватило сообразить, что эти парни пришли сюда не за виски и девочками, после чего отвел глаза в сторону и сделал вид, что его вообще не существует. За барменом открылись двери в большой зал, ярко украшенный картинами и статуями, привлекавшими внимание не столько своей художественной ценностью, сколько обнаженностью моделей; в нем за столами сидели и пили под музыку мужчины и женщины. Как только я заметил Менялу, то тут же направился в его сторону. Посетители, при виде решительно шагающей команды с руками, засунутыми в тяжело оттопыренные карманы, тут же прятали взгляды в стаканах с виски. Пьяный шум в зале постепенно стал стихать. Когда до столика оставалось три шага, Меняла, наконец, заметил нас. Он был сильно пьян, но не до такой степени, чтобы не понять, что сейчас должно произойти. Кровь отлила от его лица, глаза забегали. Он явно был не готов к подобной встрече, зато один из собутыльников, коренастый парень с жестким лицом, сидевший по правую руку от Менялы, продемонстрировал нам свою реакцию, резко вскочив на ноги. Я даже не понял, что он хотел сделать: убежать или схватиться за оружие, как из-за моей спины прогремели два выстрела. Вместе с серым облачком в воздухе поплыл резкий запах пороха. Бандит, схватившись за грудь, на которой быстро расплывалось кровавое пятно, отпрянул назад, но, наткнувшись на стул, зацепился и упал вместе с ним на пол. Меняла Дик до этого тупо пялящий на меня глаза, вздрогнул и словно очнулся.
– Джон, тебе чего?!
'Похоже, он еще и обкуренный. Никак в себя не придет'.
Вместо ответа я вытащил из-за пояса револьвер, взвел курок и стал медленно поднимать оружие, в ожидании его ответной реакции. Некоторое время он продолжал сидеть и смотреть на меня мутными и красными глазами, пока ствол не стал на уровень его лба. Только тут его прорвало: – Я не вино?ват! Это не я! Мне надо поговорить с Сержантом! Я все ему объясню!
– Если это все что ты хотел сказать...
Последняя надежда, искоркой тлевшая до этой секунды в подлой и грязной душе Менялы затухла. В глазах вспыхнула ненависть, а рука метнулась под полу сюртука.
– Гореть тебе в аду, сучий выкормыш!!
– Только после тебя! – и тут же, чтобы не прослыть человеком, дающим пустые обещания, я выстрелил ему в голову.
Конечно, убить отступника мог Бык или Сиплый, но, вступив в банду, я должен подчиняться обычаям уголовного мира. Один из них гласил: 'Кровь за кровь'. Меняла покушался на мою жизнь, а значит, в свою очередь он должен был умереть от моей руки.
ГЛАВА 6
Никогда не думал, что существует столько разновидностей портовых воров. В самом низу воровской иерархии стояли 'бродяги' и 'грузчики'. 'Бродяги', по ночам бесшумно шныряли между рядами судов в порту, после чего забирались на нос и прислушивались к храпу капитана или его помощника. Услышав храп, 'бродяга' спускался в капитанскую каюту, хватал одежду вместе с часами, деньгами, подтяжками, сапогами и всем прочим, а затем потихоньку убирался прочь. 'Грузчики' имеют просторные брезентовые куртки с широким рубцом внизу, вроде большого кругового кармана, куда прячут украденный товар. Выше их стоят 'перевозчики'. Это не мелкое жулье, как грузчики; их дело переправлять на сушу более громоздкие кипы товара. Они продают матросам бакалею и прочие товары, для прикрытия своего истинного ремесла, а также для того, чтобы попадать на корабль беспрепятственно. На самом верху стоит особая порода воров. Закидывая на борт крюк, они забираются на корабль, глушат, а случается, что и убивают, вахтенных матросов, после чего грабят содержимое трюмов, перекидывая товар в лодки.
* * *
В первое же воскресенье, после того, как меня выписали из больницы св. Агнессы, я отправился в приют, где жила Луиза Доббинс. Чтобы не терять время в поисках этого заведения, нанял наемный кэб. Минут двадцать мы колесили по городу, пока не попали в лабиринт узких и грязных улиц. Вскоре одна из таких улиц привела нас к приюту. Здание было двухэтажным с фальшивыми колоннами по бокам от парадного входа и стояло в окружении таких же, как и оно, унылых старых зданий. Открыв тяжелую дверь с большим бронзовым кольцом, я вошел в фойе. Несмотря на теплый летний день, здесь был сумрачно и прохладно. Не успел осмотреться, как ко мне подошла молоденькая девушка в сером платье. Ее волосы были убраны под косынку такого же мышиного цвета. Судя по ее дежурной улыбке, именно она занималась приемом посетителей.
'Совсем молоденькая. Наверно, воспитанница старших классов. Только почему она такая холодная и отстраненная?'.
– Что вам угодно, сэр?
Когда я объяснил, кого ищу, она тут же позвонила в маленький бронзовый колокольчик, стоявший на тумбочке, рядом с библией. Несколько минут спустя к нам подошла еще одна девушка-девочка в таком же мышином наряде. Услышав имя и фамилию, она тут же ушла. В ожидании я стал рассматривать литографии на божественные темы, развешанные на стенах. Между ними висели надписи – лозунги, подобные этим: 'Любите друг друга', 'Бог помнит и о самом малом из своих созданий'. Прошло минут двадцать, пока из-за угла коридора не появилась худенькая фигурка девочки, которую вела за руку служительница. Я невольно напрягся при появлении ребенка. По дороге сюда, я попытался напрячь свою память, но так ничего и не нашел, но, сейчас только бросил взгляд, как сразу ее вспомнил. Увидев перед собой хорошо одетого мужчину, она испуганно застыла, еще не понимая, кто перед ней. Наконец, узнав, она, словно маленькая птичка, выпущенная на свободу, рванулась ко мне. Служительница, не сказав ни слова, тут же развернувшись, пошла назад. Девочка, со всего размаха уткнувшись лицом мне в сюртук, горько заплакала. Неожиданное проявление эмоций от ребенка, который до этой секунды был для меня только абстрактной фигурой, заставило меня замереть в напряжении. Не имея опыта, не зная, что говорить и делать в подобных делах, я только и осмелился, что положить одну руку ей на плечо, а другой осторожно погладить ее по голове. Постепенно всхлипы становились реже, среди них уже можно было различать слова:
– Пришел,... папочка умер,... Джон,... ты один у меня,... как мне было плохо...
Выбрав момент, когда она, всхлипнув очередной раз, замолчала, сказал заранее заготовленную фразу: – Очень рад тебя видеть, маленькая леди.
По инерции она еще пару раз всхлипнула, потом замерла на секунду, и вдруг резко оторвавшись от меня, отступила на шаг, резко вскинув головку, стала вглядываться в мое лицо.
– Ты... ты... говоришь, Джон? Ты одет...так хорошо, – в ее голосе сквозил испуг и неуверенность. – И все-таки... это ты.
Только тут я рассмотрел ее личико. Жестокий удар кастета с острыми шипами не только сломал нос девочке, он нанес глубокую рану, которую местные костоправы, даже не удосужились хорошо зашить. Кривой и безобразный шрам шел от переносицы до верхней губы, разом перечеркивая миловидность и детское очарование. Хотя я постарался скрыть свое внимание к этому страшному украшению, но не успел отвести взгляд, как ее большие карие глаза снова заполнились слезами. С трудом, сдерживая слезы, тихо спросила: – Я уродина, Джон? На всю жизнь? Да?
В ее голосе было столько недетской боли, что у меня перехватило дыхание, словно неожиданно ударили под дых. Пока я собирался с духом, девочка по-детски закрыла шрам ладошками, готовая снова зарыдать. Этого я допустить не мог.
– Нет, маленькая. Нет. Для меня ты всегда будешь красивой маленькой леди, – поспешил я ее успокоить.
– Джон, ты так говоришь, потому что любишь меня. А девочки не хотят со мной дружить, только дразнятся и обзываются. У меня ни одной подружки нет.
– Послушай, малышка, я же приехал...
– Джон, Джон, а как ты стал говорить? И ты какой-то не такой.... Ой, Джон, как ты красиво одет! Какие у тебя красивые пуговицы! – с детской непосредственностью она перескакивала с одной темы к другой. – Цепочка на самом деле золотая? А как ты меня нашел?!
Еще минуту назад ее глаза были полны горя, теперь снова стали живыми и любопытными, а голосок звенел веселым колокольчиком.
– Послушай, маленькая, ты меня совсем засыпала вопросами. Я тебе на все отвечу, только сначала задам один вопрос тебе.
– Только один?! – при этом она лукаво улыбнулась. – Неужели тебе неинтересно, как я живу?
В этот момент мне показалось, что сквозь черты маленькой девочки, проступили черты юной женщины. Я улыбнулся ей в ответ.
– Ой, Джон, какой ты хороший! – она радостно всплеснула ладошками. – Я так рада, что ты приехал! Так какой вопрос? Джон, говори быстрее!
– Маленькая, тебе тут нравиться?
На ее лицо, словно, тень набежала. Взгляд опустился в пол, маленькие губки плотно сжались. Нетрудно было догадаться, что ее предупредили, как отвечать, когда зададут подобный вопрос.
– Тебе по-честному, Джон? – голос ее стал опять тихим и глухим.
– Мы с тобой друзья Луиза, не правда ли? Если это так, то мы ничего не должны скрывать друг от друга, – я говорил это спокойно, но нехорошие предчувствия уже охватили меня.
– Мне здесь плохо, Джон. Очень плохо, – это было сказано так тихо, что я едва расслышал.
Я испугался, что она снова расплачется и попросит, чтобы я забрал ее отсюда. Подобный вариант мне приходил в голову, но только как исключительный, когда не будет другого выхода. Но она молчала. Я почувствовал облегчение и одновременно злость. На нее. Она только что, сама не сознавая этого, переложила на мои плечи принятие решения. С одной стороны я был наслышан о жестоких нравах подобных приютов и не сомневался в ее словах, а с другой стороны в мой образ жизни никак не вписывалась маленькая девочка.
'Мать твою! Да я понятия не имею, как обращаться с детьми! Ее же наверно надо кормить по распорядку, спать укладывать во время, а я... – мысли заметались, как стая испуганных птиц, но моя растерянность продолжалась недолго, с минуту. – Черт меня возьми! Чем я думаю! Да она несколько дней побудет со мной, пока я не устрою ее в нормальное место. К тому же как-никак эта девочка своими показаниями спасла мне жизнь'.
Мне, одиночке, как по образу жизни, так и по складу ума, трудно было принять в свою жизнь ребенка, но сейчас другого выхода я не видел.
– Все плохое уже позади, малышка. Я забираю тебя отсюда.
– Ой! Я не верю! – ее личико осветилось таким счастьем, что на какое-то мгновение стало прекрасным, несмотря на уродливый шрам. – Это правда, Джон?! Правда?!
– Правда. Иди, собирайся, малышка.
– Джон, я быстро, – она, крутнувшись на месте, уже сорвалась на бег, как неожиданно резко затормозила, и снова развернулась в мою сторону. – Джон, ты же не уйдешь? Не бросишь меня здесь, правда?
– Клянусь тебе в этом, маленькая леди! – я говорил бодро и весело, а самого душила злость на подонков, которые могли плохо обращаться с этой милой девочкой. – Кстати, кого тут надо поблагодарить за заботу о тебе?
Она замялась, не зная, что сказать. Врать ей не хотелось.
– Может твою воспитательницу?
– Нет. Она... плохая! – при этом она прикрыла ладошкой рот и чисто рефлексивно оглянулась по сторонам. – И ее муж. Мистер Твин. Он наказывает нас.
– Наказывает? За что?
– За плохое поведение. Мы ничего плохого не делаем, а он все равно нас бьет розгами. Говорит, что он так делает исключительно в воспитательных целях.
– Хорошо, маленькая. Теперь еще один вопрос: наверно мне надо подписать какие-нибудь бумаги, чтобы тебя забрать?
– Я не знаю, Джон, но управляет нашим приютом миссис Агнесса Фридман.
– Будешь ждать меня у кабинета миссис Фридман. Договорились?
– Обязательно, Джон! – это она выкрикнула уже на бегу.
Я выждал минуту и отправился за ней следом. Мимо меня прошла группа девочек, одетых во все серое, а оттого смахивающих на маленьких мышек, во главе с сухопарой особой в лиловом платье. Лицо у воспитательницы было довольно приятным, но все портили брезгливо поджатые губы и надменно вздернутый подбородок. Весь ее вид говорил миру о том, какую тяжелую ношу, она взвалила на свои хрупкие плечи, пока другие словно мотыльки порхают по жизни. Похоже, она была из тех людей, чей девиз: 'Я страдаю за вас, люди!'. Я не люблю таких людей, и не обратился бы к ней, но никого другого просто не было. Остановившись, я вежливо кивнул, прикоснувшись рукой к полям шляпы, после чего спросил: – Извините мисс, вы не могли бы мне подсказать, где я могу найти мистера Твина.
Она обежала меня строгим взглядом, после чего, решив, что я все-таки достоин ее внимания, сказала: – В конце коридора. Дверь с медной ручкой, в форме головы льва.
