Текст книги "Сегодня - позавчера 4 (СИ)"

Автор книги: Виктор Храмов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Annotation

Предупреждение.

  Атеншин!

  В наличии: русский попаданец, мегакрутой как всегда, песни, промежуточный патрон, командирская башенка, советы Сталину "Как нам обустроить мир", псевдофилософия, мистика, пафос и превозмогание, метеоритные осадки по кустам в виде роялей, а также многое другое. Ахтунг! Множество ошибок, неточностей и нелогичностей. Эксперты одобрят. Шутки в стиле Петросняна, сопли, и самокопание и квасной (клюквенный) патриотизьм также присутствует.

  Личностям со слабой психикой, дерьмократам, либерастам, шовинистам и прочим особям с нетрадиционной моральной, этической и психологической ориентацией категорически не рекомендуется.

  Любые совпадения персонажей произведения и реальных личностей прошу считать случайными. Данный текст – бред больной головы ГГ, прошу учитывать.

Часть 1. Дед Мазай и хроно-зайцы.

Вступительное отступление.

В вихре времён.

Рояль в ночи.

Кемпинг в тылу врага.

Размышлизмы на общие темы.

Три закона робототехники.

Совет в Филях.

Скифские набеги.

Размышлизмы в тоске

Гоп-стоп.

Небесный лифт.

 Белый танец

Отходняк

Часть 2. Искупление.

Вступительное отступление.

Утро Медвежьей казни.

Этап

Здравствуй, "Шурочка"!

Безымянный полустанок.

Штрафные будни.

На безымянной высоте.

На восток!

Замыкая кольцо

Между молотом и наковальней.

Ёжики в тумане.

Косяк.

Суд, да дело

Брызги пафоса

Руины города Сталина

Побит хоббит. Или туда и обратно.

Цитадель

Точка.

По ту сторону света

Часть 3. Производственный роман.

Отступление.

Техноспецназ

Скандал.

Выставка достижений народного оборонного хозяйства.

В гостях у сказки-2

Тина рутины

Кольцо Всевластия

Отступление.

Последняя

Заключение

***

Часть 1. Дед Мазай и хроно-зайцы.   

Вступительное отступление.

  Вильгельм фон Грейштейн замёрз. Потому что – осень. Потому что – Русланд. Потому что – подвал райкома, сейчас ставший подвалом комендатуры, не отапливался. Потому что – у него отобрали всю одежду, оставив его лишь в нижнем белье и босым. Потому что он послушал этого сумасшедшего русского и бежал тогда. Бежал прямо с места их рандеву. Потому – он и остался жив. Единственный из всей группы. Но, недалеко он сумел сбежать. Поймали, арестовали, заперли тут. И как этот русский, раненный, воняющий загнивающей раной, в полуобморочном состоянии, смог водить за нос коллег Вильгельма, а сам Вильгельм так быстро попался? Как?

  Вильгельм фон Грейштейн пребывал в унынии. Он не видел ничего, кроме темноты. Ни в запертой камере бывшего архива, ни в своей судьбе. И дело даже не в том, что его расстреляют, как труса. А в том, что Вильгельм фон Грейштейн не видел смысла своего дальнейшего существования.

  Он, потомок древнего рода прусских аристократов, был унижен, размазан и перетёрт с грязью каким-то полудохлым коммунистом. По всем позициям. И прилюдно Вильгельм фон Грейштейн ещё мог бы задрать нос, но перед самим собой сделать этого не мог. Сумел этот русский сделать больше, чем просто убить Вильгельма – он показал всю тщетность его жизни, всю мерзость его службы, бесперспективность его борьбы. А потом ещё и пожалел его.

  Пожалел! Большего унижения Вильгельм ещё не испытывал, чем непризнание его, солдата Райха, за противника, признание его недостойным смерти, а способным только внушить жалость, как ребёнок или старик. Русский нянчился с ним, как с ребёнком, лишь подвязав ему руки, чтобы не покалечился. Его! Его, Вильгельма, который всю свою сознательную жизнь готовился только к одному – к войне! Всё разговаривал с ним, сказки рассказывал, как мальчику. Не унижая вроде, но самими сказками этими намекая – посмотри, какой же ты идиот, что сам этого не видел?

  Вильгельм фон Грейштейн и чувствовал себя этим мальчиком, перед которым умудрённый жизнью дедушка раскрывает всю глубину и загадочность мира, казавшегося таким простым и понятным.

  Оказавшись дома, подлечившись, Вильгельм понял, в очередной раз, каким он был ослом, что поверил бредням этого сумасшедшего русского. Конечно, как же может быть иначе, если ему эти бредни даже пересказать кому-либо стыдно? Но, второй раз ощущать себя ослом – даже противнее, чем первый раз. Он же не осёл! Не осёл? А почему поверил этому красному сумасшедшему?

  А тут, как специально, наткнулся на книгу основателя Наследия. И был поражён. И в третий раз ощутив себя ослом.

  Красный – не врал! А врут его соплеменники! И вся эта красивая и соблазнительная теория расового превосходства германской нации стоит не на германском корне!

  Возможности у Вильгельма фон Грейштейна были немаленькими – его семья не испытывала трудностей ни в средствах, ни в связях. А в связи с ранением, Вильгельм не испытывал затруднений и со свободным временем. Жены и детей у него не было, как и желания ими обзаводиться, к службе он стал непригоден, а ничего другого он не умел. И он стал активно интересоваться темами, затронутыми этим сумасшедшим коммунистом.

  И вскоре – пожалел. Его плотно обложили. И даже отец ничего сделать не смог, да и не хотел, искренне не понимая – почему сын не хочет служить в структуре, всё больше набирающей вес и влияние в Райхе?

  Он снова – служил. Только теперь всё видел иначе. Всё же этот русский сумел его заразить своим сумасшествием. Как же он проклинал этого коммуниста, как же проклинал тот день, когда банда красных дикарей напала на его лагерь, как же проклинал своё знание языка противника, что не дало красным растерзать его, как остальных охранников лагеря!

  Он снова хотел бы стать простым солдатом Райха, уничтожающим варваров для освобождения жизненной территории германской расы, но не мог. Не мог!

  Не мог! Не мог быть прежним. И не мог признаться никому. Даже отец бы его не понял, не говоря уже о сослуживцах.

  Нет, он не боялся. Страха не было. Он не боялся ни смерти, ни русских, ни собственной службы безопасности. Это был не страх.

  Нет, он не перестал быть патриотом. Он не возлюбил вдруг Русланд, не перестал любить Дойчланд.

  Но, он не хотел больше этой войны, не желал больше побед Вермахту, но и не желал Вермахту поражения.

  Он совсем запутался в себе, жил, как призрак, делая то, что должен, без всякого желания. У него вообще не было никаких желаний. Даже информация из секретных документов, исследования его новой службы больше не волновали – всё это несло такой мерзостный душок, что вызывало рвотные позывы. Одного исследования по заморозке людей живьём под открытым небом, зимой, – хватило. Чего эти... хотели добиться? Что изучить? Как мерзко! Весь этот оккультизм быстро стал вызывать тошноту. Сатанизм – вот что это на самом деле!

  И вдруг с Восточного фронта пошла информация, к которой привлекли Вильгельма. Он сразу же почувствовал, что это тот самый красный коммунист. Ничего более, только ощущение. Как струя горячего воздуха из домны в вонючем спёртом воздухе вокруг него.

  Командировки на Восточный фронт даже не пришлось добиваться – его официально включили в группу.

  И вот результат – он в подвале. Мёрзнет без единого проблеска благополучного исхода. Этот Медведь умудрился не только переиграть их в их же игре, но и устроить этот чудовищный взрыв, уничтоживший всю оперативную группу, все приданные части и сделавший целый район непригодным для нахождения людей.

  Вильгельма даже не интересовало – что это было за оружие, которое применил этот русский, Виктор Иванович. Одно ясно: таких – невозможно победить. Вильгельм давно воюет, как воняет загнившие раны – знает. Но, он не знает – как можно выжить с гангреной? Как можно с гниющей грудью, после двух недель впроголодь, убежать от ловчей команды? Убежать своими ногами. Превзойти в скорости бега откормленных элитных солдат охотничьей команды? А потом ещё и уничтожить большую часть группы преследователей из засады. Как? Как за две недели сделать из деморализованных пленных ундермишей солдат, способных превзойти ловчую команду?

  И в этот раз – опять вонь от сломанной руки. А потом он убивает обоих "подсадных". Одной левой. И исчезает вместе с объектом. Как? Куда он делся? Как унёс этот полутруп – "объект"? Как он договорился с парализованным "объектом"? Как вычислил "подсадных"?

  Теперь на эти вопросы не кому ответить, кроме Вильгельма. И вопросы будут заданы. Очень жестко будут заданы.

  Кто-то же должен ответить за провал операции, за гибель подразделений, за отвлечение и обескровливание моторизованной дивизии СС. За провал "Медьвежьего капкана". За запросы от союзников и противников, последующие за взрывом невиданной силы и последствий в глубоких тылах подконтрольных территорий Вермахта. За истерики фюрера, вдруг осознавшего, что он ничего не знает и ничего не понимает в происходящих на Восточном фронте явлениях, о странных, полумистических событиях со странными, полумистическими людьми и подразделениями. И его Аненербэ плетётся в хвосте НКВД. А служба безопасности коммунистов, как раз таки, плотно контролирует всю эту чертовщину.

  Кто ответит? Непосредственное руководство Вильгельма осталось там, в лесу, ставшем вдруг вотчиной братьев Гримм. Как в их страшных, готических мистических сказках. Хотя, после того взрыва уцелеть – невозможно.

  Берлинское руководство? Вильгельм усмехнулся. Он был уверен, что они сейчас летят сюда. И не столько разобраться в произошедшем и найти виновных – что их искать – вот он сидит, сколько спрятаться на бескрайних просторах этой Совдепии от ярости вспыльчивого фюрера. А там, глядишь – отойдёт. Фюрер вспыльчив, но отходчив. И если не находиться в истерике, то очень прагматичен.

  Они прилетят и зададут вопросы. И надо будет отвечать. А что отвечать? Почему он так одержимо искал Медведя? Почему не поверил, дважды, в его смерть? Зачем провел личную встречу с Медведем, немотивированно, без согласования с руководителем группы? И зачем снабдил его пистолетом, из которого потом и были убиты агенты? Почему бежал? А как узнал в этом пленном Медведя, если никто не смог его опознать, даже солдаты его же части? Кто настоял на включении в операцию "Экспресс" именно этого пленного? Кто был генератором идеи "Медвежьего капкана"? Кто оказал Вермахту эту "медвежью услугу"? А не агент ли вы Кремля, герр Вильгельм? А нет ли тут сговора меж красным сотрудником НКВД майором Медведем и сотрудником специальной службы Аненербэ Вильгельмом фон Грейштейн? Явки! Пароли! Адреса!

  Тишину ночи и беспросветность мыслей немца прорезал тихий скрежет, явно не естественного происхождения. Звук был не похожим ни на один, слышимый Вильгельмом раньше в этом подвале. Он насторожился, как опытный солдат, переместился, плавно и тихо, в тот угол, который окажется прикрыт открывшийся дверью. Как давно уже воевавший, он знал, что любое неизвестное событие – несёт угрозу.

  Но, дверь не открылась. Она упала внутрь камеры. Без удара снаружи – как будто её не держали мощные петли и не менее мощный засов. Упала, будто сама, от дуновения ветра.

  Колени его разом ослабли – опять чертовщина!

  Чёрный силуэт скользнул сквозь дверной проём. Этот силуэт невозможно было увидеть – полная темнота стояла в подвале. Только ощутить его можно было. Не увидеть. Вильгельм его почувствовал. И связал очередную чертовщину со всеми теми необъяснимыми событиями, что лавинообразно нарастали в его жизни.

  – Виктор Иванович? – спросил он у темноты по-русски.

  Как? Как такое возможно? Вся, вся экспедиция их погибла, уничтожено всё живое на огромной территории, как он мог выжить, находясь прямо в эпицентре взрыва? Не мог! Никак не мог!

  А если это не он? Тогда Вильгельм только что признался в сговоре с русскими.

  – Жив, немчик! Всё же мы опять встретились. Помнишь, что я обещал тебя убить, если ещё раз встречу? – ответила ему темнота и напротив его лица зажглись два красных, как горящие угли костра, глаза.

  – Демон! – выдохнул немец и сполз на пол, лишившись чувств, как гимназистка.

В вихре времён.

  Сегодня почему-то не было главного моего дознавателя – сумрачного особиста. Зато было представительно ангельского сословия – небесных солдат – лётчиков. С утра повалил, густо, мокрый снег – погода нелётная. А развлечений – кино, бабы, да я. Кино, в виду распутицы, неделю уже крутили одно и то же, бабы, соответственно – те же, что и по штату положены, так же по штату и расписаны. А вот Кот Баюн, то есть я – нештатный, свежий, не надоевший. На политинформацию народ не так охотно идёт, как на мой допрос. В виду отсутствия «государственного обвинителя», но изрядного наличия «пипл схавает» допрос превратился в совсем уже былинное сказание: «А и сильные, могучие богатыри...»

  А рассказать-то – нечего. Сплошь – особо секретное. Перед прочтением сжечь. А расскажу им про славных и могучих партизан. Благодаря которым: "Русь века стоит – не шелохнется".

  Я встал на край крыши и деактивировал шлем, с сопутствующим снятием режима мимикрии.

  – Патруль времени, кули! – улыбнулся я ошарашенным лицам внизу.

  Картину Репина "Ревизор" видали? А я вот – увидел. Что ребятки, не привыкли вы к путешествиям во времени? И я – не привык. А надо.

  А ты чего это удумал, обдолбышь? Один из "желто-блатнюков" вскинул на меня автомат. Ха-ха! Бася активировал боевой режим, шлем зарастил мне голову, над плечом повис плазмоган, сигналя мне, что готов к открытию огня. Пули калаша ударили в меня. Красные вспышки на боевом интерфейсе с непонятными символами. Бася, ты почему это всё не перевёл ещё на "могучий и прекрасный"? Лентяй ты, Железный Дровосек! Да, разрешаю. Пусть будет остальным – уроком.

  Плазменный заряд трассером прочертил прямую линию от моего плеча к обдолбышу, тот рухнул, паря пробоиной в груди. Туда теперь свободно зайдёт кулак.

  Ага! А в кино – цель взрывается на ошмётки! А тут – просто дырка. Хотя, в кино и пистолетные пули руки отрывают. А тут, бывает, что в фуфайках и скатках шинелей застревают.

  – Сложить оружие, придурки! – устало сказал я, – тут не кино "про ковбоев". Тут кино "про немцев". А немец – зверь серьёзный. Ещё раз повторяю: сложить оружие! Третьего предупреждения – не будет! Сугроб, да очнись же ты! Я твоих людей щас аннигилировать буду! Во избежание! Встать! Строй своё подразделение! Отводи в "зелёнку"! А сам – ко мне! Так, вы, чёрно-полосатые! Вас – то же касается! Вы для меня все – одинаковые! Фиолетовые!

  Видя, что началось шевеление в правильном направлении, оставил Громозеку на НП наблюдателем, сам спрыгнул к раненному.

  – Майор Ситнев. Радиопозывной Бредень. ГРУ. Это правда? – просипел раненый.

  – Что именно?

  – Сорок второй?

  – Правда.

  – А твоя экипировка?

  – А ты думаешь, вы у меня первые? Это – трофеи.

  Майор смачно выругался.

  – Сталин? Берия?

  – Что "Сталин"?

  – Я, ведь, подохну сегодня. И не увижу. Скажи, ты видел Его?

  – Как тебя сейчас, только не раненного. И даже разговаривал.

  – И какой он?

  – Как Сталин. Что я тебе скажу? Сам увидишь.

  Майор улыбнулся грустно.

  – Не надо. Такие раны и у нас – 50/50. А тут – без вариантов.

  – Не буду тебе ничего обещать. Кто за тебя врио?

  – Манок.

  Один из пиксельно-пятнистых кивнул.

  – Займись личным составом и амуницией. Внимательно – к мусору. Ничего чуждого для 42-го не оставлять. Не следить. Не шуметь, не отсвечивать. Если они просекут, что вы – из будущего – не поленятся сюда танковую дивизию пригнать. Тем более, что "Мертвая голова" – тут недалеко отдыхает.

  – "Мертвая голова" – это сорок третий. Курская дуга, – усмехнулся боец в брезентовой куртке.

  – Да ты что? А я с ними тут недавно схлестнулся. Вот, не знал! Знал бы, подождал бы годик! Тут тебе -не интернет форум! Тут – всё реально! И немец – реальный. И смерть – реальная. И НКВД – реальнее реального! У вас немец в Москву вошёл?

  – Не, не дошёл.

  – А я в уличных боях по освобождению столицы участвовал! Потому – заткнулся и не умничаешь, пока не спросят! А с вас самих ещё и спросят – почему русские люди убивают русских людей, обвязавшись разными, и – не красными, флагами! И почему ГРУ проводит операцию на своей территории?! Анархисты, ёпти!

  Этих "анархистов" оставил, пошёл к "хохлам". Почему "анархисты"? Флаги эти – черный-синий-красный – у меня стойко ассоциировался с анархистами. И всё же "анархистам" я – больше доверял. И дисциплина у них чувствовалась, да и меньше их, проще "пасти". А вот у их "противников" и с дисциплиной было хуже – тот же обдолбышь – пример. Так что анархии больше было как раз у "хохлов". Да и больше их, а значит – стаднее.

  Очень хотелось понять – почему эти два отряда русских убивали друг друга, кто эти – в натовском комуфляже, но, блин, этот майор Ситнев, Бредень, он же помрёт. Надо хирурга. Срочно. Надо бежать, где-то "занимать", брать в "аренду". А где? Кто пойдёт? Я? А не перестреляют ли они тут друг друга, пока я буду "лизингом" заниматься? Не разбегутся ли? Не рванут ли эти, с эсэсовскими символами к этим самым эсэсовцам? Это я знаю – что такое СС. А каким сиропом им мозги мариновали?

  Сугроб скомандовал построение. Опа, а тут – не все.

  – Громозека?

  – Ага, я их пасу. Бегут. В разные стороны.

  Ну, вот, а говорил, что не видит дальше меня. Врёт, лентяй бестелесный!

  – Так, Сугроб. Знакомство наше начинается с выговора. Кто эти двое?

  Сугроб, грузый, оплывший, опухший, пузатый офицер в годах, с пропитой мордой и сногсшибательным перегаром, опустил глаза.

  – Это правда?

  Ага, дежавю.

  – Что именно?

  – Сорок второй?

  – Правда.

  – А твоя экипировка?

  – А ты думаешь, вы у меня первые? Это – трофеи.

  – Сталин? Берия?

  – Что "Сталин"?

  Сугроб тяжело вздохнул.

  – Союз. Блин!

  – Время, Сугроб. Все! Закончили сопли размазывать! Слушайте сюда! Тут – 1942-й год. Немец чуть не взял Москву, блокировал Ленинград, рвётся к Волге и Кавказу. А вы сейчас – на территории, занятой врагом! Тут ваши деды с фашистами воюют. Так что, ребята, мне не до игр! Постарайтесь понять. Я должен вас вывести к нашим – или не допустить попадания вас в руки врага. Ни вас, ни образцов вашего оружия. Вам сейчас будет дан выбор – вы на правильной стороне – или вы – враги Трудового Народа!

  Да, именно так – с больших букв.

  – Подумать вам время – пока я не разберусь с "самоволкой". Ну, Сугроб, колись – кто эти двое?

  – Один – инструктор. Импортный. Другой – просто дурак.

  А я мысленно:

  – Громозека – твой – дурак. Проследи его. А я за импортом. За двумя зайцами погонишься – голодным уснёшь.

  И я побежал. Наверное, это впечатляюще выглядит – когда стартует человек, выкидывая из-под ног комья земли, и уходит в точку, как спортивный болид.

  Импортный. А по лесу ходить не умеет. След его был чётким. Да и далеко он не ушёл. Лох. Но, меня почуял, пытался даже застрелить. Ща-аз! Я его почти не бил – оплеуху влепил с автоматическим "усилением" костюмом, ну, забыл я про экзоскелетное усиление. И вот я бегу назад с импортом через плечо.

  А Бася мне показывает радиоперехват. Да, знаю я уже, что сваливать пора. Как тут раствориться в лесу, когда лесов тут – не особо, а со мной – полроты дятлов и несколько единиц бронетехники? Блин! Вот это попадалово! Как быть? Что делать? Как спрятать этих долбодятлов? Они друг друга сожрать живьём готовы. А мне надо не только их сохранить, но и не допустить попадания ничего из их вещей к противнику. Ничего. Даже мусора. Ни одной обёрточки от чего бы то ни было. Там на всём – даты производства, да и сам материал оберток – пока ещё – чудо технологий будущего. Не применяется тут пока массово пластмассы.

  Кроме этого – их ещё и защитить надо. От врага, от самих себя. Что-то делать с их маринованными мозгами. А как иначе? Конечно – маринованные. Разве нормальный человек нацепит на себя нацистскую символику? Вдруг они, как этот дурак, дружно рванут к немцам. К "цивилизованным европейцам". Вот радости будет Анэнербэ! А следующим летом мы столкнёмся с массовым применением аналога автомата Калашникова. Уж наладить его производство – смогут. Говорят, в изготовлении он – проще простого. Если в США его делали частные лавочки. Как это поднимет плотность огня противника?

  А массовое производство БТР? Там же тоже всё просто и дёшево. Автомобильные агрегаты. Газовские движки. Как это изменит облик механизированных частей Вермахта? Они и сейчас – передовые по своему устройству. Вон, Роммель союзников по Атлантическому союзу малыми силами имеет в Африке как хочет, когда хочет и где хочет. В извращённой форме. А если все панцер-гренадеры получат по Калашу, сядут на БТРы? Получится аналог мотострелковой дивизии ВС СССР времён Афгана к лету 1943-го. Какой "балансный вес" получится? Равен нашей танковой армии? Или круче? Сколько за сутки сможет преодолевать такое подразделение? Вся теория стратегии ведения боевых действий опять пойдёт псу под хвост. Маршал Сталин будет думать что такая дивизия стоит подо Ржевом, а она через пару дней атакует Воронеж. Например. А наши не успеют среагировать.

  А что ещё смогут достать спецы Аненэрбэ из этих маринованных голов?

  Никак нельзя этого допустить! А как не допустить? Ну, почему? Почему опять-то! Почему опять я?

  И я – один! Как мне "пасти" это стадо? Как защитить его? Как не дать этих чудаков на букву "М" в руки врага? Положить их всех? Перемешать мозги пулей? Тогда – точно не проболтаются. А как с вещами? С бронетехникой? Сжечь всё? Не, не реально. Не получиться всё привести в состояние безнадёжного хлама.

  Да и РККА бы не помешали БТРы и АК. Такая корова нужна самому. Му! Если мы свою мотопехоту посадим на БТР – хоть как-то сравняемся по оперативности с панцердивизионами.

  И спецам Берии бы покопаться в маринованных мозгах. Как они в моих копались. Нам самим не помешает информация из будущего. Мало ли что и кто из них краем уха слышал? Под гипнозом – вспомнят. Сколько это сбережёт жизней? Сколько миллионов человеко-дней работы? От скольких ошибок убережёт?

  Потому – нельзя их убивать. Наоборот – сохранить. Да и чисто по человечески – свои же. Они – не виноваты, что угодили сюда. И не их вина, что родились они после 92-го в Самостийной, Незалежной. Вся их жизнь – плаванье в нацистском хохлятском маринаде. Разве мне не мариновали мосх, что Сталин – демон? Что НКВД – кровавая гебня? Питьсотмильёнов невинно убиенных? Верил же. Пока не стал учиться на экономиста и не появился навык сравнивать циферки. И то – не верил. Задумался лишь. Только оказавшись тут, плотно поработав с НКВД, понял. Теперь и сам – в рядах комсостава войск НКВД. Горжусь этим.

  Эх, мне бы мою бригаду сюда! Уж прорвались бы! Вывели попаданцев к своим. Натурно показали бы, что белое заменено на чёрное. Но, я – один!

  Один? Громозека, ты что тут делаешь?

  Я со злости кинул "импорта" в дерево. "Дурак" попал в руки карателей! Несколько минут я матерился и переводил живые деревья в щепу бронированными кулаками. Ну как так меня угораздило влезть в этот хомут?! Разбегаются, как тараканы, готовы друг друга перестрелять, у некоторых на форме эсэсовские значки. Как им доверять? А мне их надо к своим вывести, никого и ничего немцам не оставить. Ни БМД, ни калаша, ни стреляной гильзы. Как? КАК? Даже если я их всех перемножу на ноль – мишен фэелд! Твою-то в атом! Как же я попал-то!

  – Не пора руководство подключать? – спросил вдруг Громозека, равнодушно наблюдавший за заготовкой дров.

  – Чё?

  – Через плечо. Спроси у Баси, он сможет связаться с Москвой? Мне выделили канал на экстренный случай. По-моему – это он и есть. Один – в поле не воин. Как там у вас говориться – воспользуемся подсказкой "помощь друга".

  Ну, Баллистический Вычислитель, что ты мне скажешь? Один я? Или за мной стоит огромная страна и могучая Красная Армия, что, как всем известно, всех сильнее? Даешь связь!

  – Рота! К бою! По машинам! – заорал я, вылетая к одиноко стоящим развалинам котельной. Видимо, там, в будущем – на месте этого лесочка будет населённый пункт – котельные не строят особняком стоящими. Потому что трубы, те, что сейчас обрываются в воздухе, далеко тащить – не резон.

  А у моих подопечных – веселуха. Масленичная забава – кулачный бой. Все против всех. А, нет – стенка на стенку. Чудно. А почему так тихо? Что это ручками-то? А-а, так оружие "анархисты" прихватизировали! А месятся – "хохлы". Вот это броуновское движение!

  – Отставить! К бою! Занять места согласно штатному расписанию! Противник! Выдвигаемся на позицию! – Бася прибавил громкости. Опасно так орать? Ничуть! Бася умеет не только узко направлять (и принимать) звуковые волны, но и как-то их закольцовывать. Поэтому на нужном расстоянии – паровозный гудок, а чуть дальше – комариный писк. Вот такие фокусы!

  И я влетел ураганом в толпу дерущихся, расшвыривая их по сторонам. Потом пинками поднял всех, согнал в кучу, построил.

  – Сугроб, гля, гаубицу дивизионную тебе в кормовое выхлопное отверстие, ты – командир, или где? Ты на территории врага, или кто? Или ты сейчас наводишь порядок в этом стаде или будешь грузить на броню трупы! Ты понял меня?! – заорал я ему в лицо усиленным Басей голосом.

  – Я – начштаба. Командир – исчез, – буркнул Сугроб.

  – Ты теперь – пастух! Понял меня? Назначаю тебя командиром этого стада! А ты чё лыбишься, Манок? Ты – пастух над своими! Общее руководство – за мной! За непослушание или трусость судить буду молниеносно! По законам военного времени! Гаагский трибунал меня в вихре времён не найдёт! Кто не понял меня – шаг вперёд! Кому не доходит через голову – постучу в печень, в качестве первого и последнего. Второго – не будет. Совсем тупым буду мозги выпускать проветриваться.

  Обвел нестройные ряды камуфлированных попаданцев взглядом сквозь боевую модификацию шлема. Молчат, потупившись.

  – Один из ваших долбодятлов попал в руки противника. Не знаю, что вам там напели про нацистов в вашем времени, но тут они – хуже зверей. Если мы сейчас не отберём у них его, или его тело, – нас танками и самолётами будут с дерьмом перемешивать. Советую забыть всю романтическую чушь, что сплели вокруг "истинных арийцев". И резко принять единственно верное решение. Тут вам не бардак вашего "светлого далёка". Тут конкретный порядок "Сталинского террора"! И кто не с нами – тот труп! Без вариантов!

  Опять обвёл толпу тактическим прицелом забрала шлема.

  – Кто принял правильное решение – два шага вперёд! Кто принял неверное решение – на колени, руки – за голову. Освободить затылок для внесения профилактической прививки высокотемпературной боевой плазмой!

  Может, это и не верно – не оставить им выбора. Может, я и ошибаюсь, но, блин, я опять не успеваю! Нянчиться с ними нет у меня ни возможностей, ни желания. Я и так устал от всего этого, а тут опять на меня ярмо рухнуло!

  – Сугроб, приводи людей в боевое состояние! Разобрать табельное оружие и боезапас. Всё лишнее – в броню! Этих, импортных – туда же. Кровавая гэбня мечтает с ними по душам поговорить. Прям, сон потеряли! А вы, анархисты! Да-да, вы, с чёрными флагами! Раненого – тоже в броню. Пусть трофеи охраняет.

  Все сразу побежали. И все сразу – на пересекающихся курсах. С неизбежными ДТП.

  – Стоп! Все сейчас резко спороли все знаки различия! Всё сдать мне! Кроме этого – электронику, компьютеры, ноутбуки, планшеты, смартфоны, телефоны, часы, электронные брелки, плееры, флешки-херешки – всё сдать сюда! Бегом! Кто забудет что-то сдать – пусть потом не обижается!

  А уж Бася с Громозекой мне и без обыска подскажут, кто попытается меня обмануть.

  Так, теперь "анархисты". Манок докладывает, что у них готовая разведовательно-диверсионная группа. Четверо – ГРУ, остальные – приданные бойцы "ополченцев" Донбасса. Тоже отслужившие "по профилю" в своё время.

  – Ополченцы? А на кого ополчились?

  – Так – на этих! – он кивнул на суетящихся людей Сугроба.

  – Не понял. Украинская армия воюет с Россией?

  – Ну, они так думают. Только Россия с ними не воюет. От России тут только спецназ, и то – чуть-чуть. И добровольцы.

  – Гля, вот это у вас там и бардак! Ладно, потом расскажешь, в более спокойной обстановке. Сейчас – приводите себя в надлежащий вид и принимаете на себя функции разведки и боевого охранения. Надо объяснять последствия попадания кого-либо из вас немцам?

  – Не надо. Читали про "попаданцев". Не думали, что сами окажемся...

  – Я – тоже не думал, что вы мне на голову свалитесь. Только одного сплавил...

  Увидев заинтересованность слишком многих, осёкся.

  – Это вас не касается. Время, ребятки, время! Цигель, цигель, ай люлю!

  Подошёл Сугроб, сумрачно пыхтя.

  – Что ты, полковник, нос повесил?

  – В голову не укладывается. Как-то всё...

  – А ещё и голова болит, да? Опохмелить?

  – Нет. С этим – покончено. Теперь – есть для чего.

  Ах, вот в чём дело! Как там в песне: "Надо снова искать смысл бытия. На хера?!"

  – Справишься с возложенными обязанностями?

  Сугроб поморщился:

  – Это ерунда. Я ротой ещё в Афгане командовал. Только учти, у меня не как у москалей, – он кивнул в сторону грушников, – у меня – сброд.

  – Совсем ничего не умеют?

  – Как новобранцы. Сгребли на сборы кого не попадя.

  – Смотри сам. Если есть совсем бесполезные, а тем более – токсичные, вредные, безнадёжно зомбированные – упаковывай их в одну вязанку с "импортом". А там, на Большой земле – с ними разберутся. Лучше так, чем я им черепушки буду простреливать. А я ведь – буду. Учтите!

  Подошёл Манок.

  – Есть данные по противнику? – спросил он, доставая карту.

  Я мысленно подозвал Громозеку, занимающегося "обнюхиванием" людей. Он искал "незадекларированные" ценности. Призрак стал рассказывать, тыкая пальцем в карту (палец иногда "проваливался" сквозь покрытую плёнкой бумагу), а я – озвучивал. Ну, а что делать, если никто кроме меня этого духа не видит и не слышит.

  – Тут деревенька. В три раза меньше, чем на карте. И этого посёлка – нет. Моста – тоже нет. Там каратели...

  При слове "каратели" лицо Монка ощерилось мстительным оскалом, а взгляд Сугроба "остекленел".

  – Что такое?

  – У меня половина – нацики, – прошептал-прохрипел Сугроб, – не надо сейчас им говорить, что это "бандеровцы". Для них они – свои. А там – поздно будет.

  – Кровью повяжешь? – опять усмехнулся Манок.

  – Есть другой вариант? У меня тут не аэромобильная бригада, как она гордо именовалась, а кучка хер знает кого! Из принципа – кто не спрятался от призыва в России – сам виноват!

  – Да и бригады у тебя нет.

  – Да и бригады у меня нет. Перенесло кучку... – Сугроб вздохнул.

  А потом улыбнулся:

  – Как в детстве мечталось – с немцами и карателями самому повоевать! Ух, я им... За... За... За всё!

  И лицо у него стало такое, что улыбка грушника сползла.

  Деревня. Типичная деревня, каких тысячи от Днепра до Байкала. Домовладения вольготно раскинулись вдоль дороги. Домики, дворики, хозяйственные постройки. Журавли колодцев. Телеграфные столбы ещё стояли, но проводов на них не осталось. Даже обрывков.