355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Храмов » Сегодня - позавчера 4 (СИ) » Текст книги (страница 8)
Сегодня - позавчера 4 (СИ)
  • Текст добавлен: 20 марта 2017, 05:30

Текст книги "Сегодня - позавчера 4 (СИ)"


Автор книги: Виктор Храмов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

  – Воинская специальность?

  – Пулемётчик.

  – Как попал в плен?

  – Стреляли – очнулся – плен.

  – Как тут оказался?

  – Бежал.

  Он долго смотрел на меня снизу вверх. Изучал – вру или нет.

  – Как же ты, дед, в "подсобники" угодил?

  – Бывает, – пожал плечами я.

  Почему я – "дед"? Из-за седой щетины?

  Ротный пошёл дальше. И пудовые кулаки прошли, не потчуя меня. Хоть тут обошлось без зуботычин.

  Замёрз я капитально, пока ротный интервью брал у штрафников. А пока по болотам шлялся – не замерзал. Окоченел раз – и всё. Больше холода не чувствовал. А сейчас, отогревшись в бане – опять мерз.

  Наконец, погнали нас по складам, где стали выдавать фуфайки, шмотьё, мыльно-рыльное, котелки-фляги, оружие. Ну, что за мне такая напасть – опять мне досталась бракованная винтовка – приклад без стального подпятника, ложе выщерблено, ни штыка, ни ремня, прицельная планка – погнута. И вообще – она импортная. Трофейная.

  Стою, в недоумении кручу её в руках.

  – Что тебе не понятно, боец? – скрипучий голос.

  – Вот это дерьмо. И вообще, я – пулемётчик!

  И тут же мне прилетает в ухо. Падаю, сгруппировываюсь – навык есть уже. Закрываю уязвимые места. Били не долго. Подняли на ноги.

  – Что тебе не понятно, боец?

  – Всё понятно. Спасибо за науку! – поспешил ответить я.

  – То-то! – проскрипел ротный, в недоумении потянул шею из воротника.

  Громозека бы ржал, катаясь по полу. Сука! Куда ты опять пропал? Так одиноко мне ещё не было.

  Ладно, пора – в баню! Оттереть с себя грязюку, побриться. Там, вон, так вкусно запахло, что живот оперу запел! Прямо слышу, как мой желудок поёт голосом Петкуна арию горбуна про красавицу Белль.

   – Стоять, боец! – опять скрипучий голос. Меня уже начал доставать этот невысокий человечек.

  Вытянулся, доложился. Он смотрит на мой нож. Всё-то он видит! Гля, отберёт теперь! Ну, на кой я его за пояс заткнул? Надо было – в сапог.

  – Что это?

  – Трофей.

  – Дай-ка!

  Гля! Гля! Гля! Матерюсь, молча, мысленно, но отдаю я ему клинок.

  Ротный покрутил в руках, попробывал на остроту, взмахнул пару раз со знанием предмета. Вернул! Ахудеть! Вернул!

  – Трофей?

  – Трофей. В бою взял.

  – В бою?

  – Немцы как-то враждебно относятся к тем, кто бежит из их плена, шляется по их тылам.

  Ротный хмыкнул, пошел дальше. Я, украдкой, выдохнул. Я начинаю боятся этого штепселя.

  Не война у нас – а малина. Не штрафная рота, а стройбат. От светла до темна копаем землю – окопы, блиндажи, огневые, ходы сообщения. Зато – трехразовое питание. Не 3 раза в неделю, а 3 раза в день! Жрачка – так себе, но – всяко лучше немецкого гостеприимства. И спим в тепле. Сколько влезет, ночи сейчас длинные, если не любишь азартные игры и задушевных бесед «за жизнь». А я – не люблю. В карты не люблю. О себе рассказывать нечего – сплошь всё секретно, а истории других штрафников нахожу скучными. Всё одно и то же. Шаблонов 5-6. Все их истории укладываются в эти шаблоны. С деталями несущественными.

  Так – можно воевать. Скучно, только.

  Ах, да! Это, оказывается – Донской фронт. А там – недалеко – Сталинград. Вот так вот!

  Пригнали какую-то часть, что заняла подготовленные нами позиции. А нас построили и погнали на юг, если меня не обманывает едва пробивающееся сквозь марь небесную Солнце.

  – Дед, к ротному!

  – Бежу-бежу! – кричу в ответ. Но, не спешу. Не солидно. Спешить. Я ж, гля, "Дед"! С хера ли я Дед – не понятно. Как побрился (голову – тоже, неча народ сединой в заблуждение вводить), опухлость лица после бани спала, глянул в зеркало – мать моя женщина – мне снова – 25! А все – Дед, да Дед!

  Ротный брешет по телефону. Я заикнулся доложиться, но был остановлен жестом, направлен к стоящему тут же бойцу.

  Небольшой, какой-то весь корявый, волосы – всклокочены, лицо – рябое, губы – сардельки, глаза так близко посажены друг к другу, что сомневаюсь – видит ли он что из-за своего шнобеля?

  Ротный бросил трубку, матюкнулся. Обернулся к нам.

  – Так, Кенобев! Ты, говоришь, пулемётчик?

  – Так точно, гражданин начальник!

  – Будешь вторым номером. Вот тебе, Шестаков, напарник. Свалили!

  Идём. Шестаков – никаких эмоций. Ни слова, ни полслова. Молча пришли, он, молча, завалился на расстеленный брезент. Круто! Дал же мне Бог душевного напарника.

  А это, наверное, наш инструмент? Что это за чудо-юдо? Погодь, я же видел подобное. Как называлась та игрулька? "Медаль за отвагу"? Там было подобное уёжище. Браунинг, если не попутал. Ручной пулемёт. Коробчатое питание. Магазин вставляется сверху. Прицел – сбоку. Британский? Нет. Чешский. Да, патроны – немецкие. Вот так вот. Будешь тут душевным! Воюя с таким уежищем!

  И, правда – надо поспать. Ротный не зря нервничает и материться – завтра в бой. А я – уставший.



Безымянный полустанок.

(Внимание!

"Общечеловекам" дальнейший текст – не рекомендуется!

Я – предупредил)

  Ага, туда мы и побежим в атаку. На кучку обломков в степи. Полустанок. Бугорки трупов в поле. Мы не первые такие храбрые. И теперь противником – тут всё пристреляно. И пушек я не увидел у нас. Самовары миномётов – видел. Пушек – не видел.

  Шестаков бессмысленным взглядом смотрит вперёд. Чудной человек. По первому впечатлению – пенёк с глазами.

  Я поправил сумки с коробчатыми магазинами. Винтовка эта без ремня – как она достала! Одна рука – постоянно занята. Надо её в бою "потерять". Если до немца дойдём – что-нибудь подберу. Может, повезёт, полюбившийся МГ попадётся?

  Это раньше МГ мне казался тяжелым. Не знаю, что там со мной сделал пришелец Пяткин, но всё мне стало намного легче. Сила в теле – неестественная. Как будто экзоскелет и не отдавал Кельшу. Это, наверное, опять процент подрос. Правда, без Баси не могу увидеть – насколько именно % завершена модернизация моего организма.

  Противник удостоил нас вниманием – мины завыли в воздухе. Нырнул обратно в овраг.

  Так, низинками и оврагами, сближались с противником, выдвигаясь на исходные для атаки.

  – Не останавливаться! – скрипучий голос ротного, – если заляжем – всех минами перебьёт! Только – вперёд! Вперед! За Родину! За Сталина! Ура, сукины дети! Ура!

  – Ура-а-а-а-а!

  Вот так вот – без артподготовки. Без авиации. Без танков. На "Ура"!

  Самое время спеть реп Великого Князя. Поможет или нет? Эффект самовнушения – тоже немаловажный фактор. Начинаю причитать, стараясь поймать "ритм" биотоков, попасть в нужный резонанс. Тут же фишка – не с словах, а именно в резонансах, что слова произнесённые вызывают. И что самое удивительное – я их ощущаю. Резонансы и биотоки. Оказалось – моя "Ярость" – мой такой вот режим форсажа, и эти биотоки, резонансы, ощущения присутствия людей, направленных на меня взглядов, ощущение надвигающейся опасности – все они имеют одну природу, один источник. И всё это могло проявиться и пригодиться только в таких вот условиях – когда выживаешь, прячешься от смерти у Смерти под подолом. В обычной жизни мне всё это было – без надобности. Потому и не проявлялось.

  Шестаков бежит. Я – рядом, низко пригнувшись, петляю зайцем. Оглядывается, презрительно губы кривит. Ну-ну. В полный рост на пули? Сейчас не времена взятия Измаила. Пули вокруг так и вжикают.

  Падает. И я – тоже. Отстреливает магазин, даю ему новый, он вскакивает и бежит левее. Понятно, я – хвостиком.

  Хорошо – мин под ногами нет.

  Не долго музыка играла – залегли. Шестаков продолжает ползти вперёд, всё больше забирая левее. Кажись, я понял! Молодец! А выглядит – недалёким чурбаком дубовым.

  – Херово, гранат не дали, – пропыхтел мой напарник, – Вон они, видишь?

  – Вижу. Да, гранатой – в самый раз бы.

  Я достал нож. Скинул сумки и тощий сидор.

  – Прикрой!

  Очередью Шестаков заставляет немцев спрятаться. В ответ ему – кувыркаясь, летит граната на длиной ручке.

  Бегу, касаясь пальцами сухой травы, по дуге, к окопу. Заметили, высунулись, но взметнувшиеся фонтанчики земли заставили белёные извёсткой каски попрятаться. Живой, Немтырь! Я резко меняю траекторию – учёный уже. И точно – летит граната. Падаю, вжимаюсь в землю. Взрыв! Не смог заставить себя подняться. Взрыв! Теперь – тело само взлетело, бегу по диагонали в другую сторону, падаю, перекатываюсь вбок. Ещё и ещё. Пули злыми шмелями вжикают прямо над головой.

  Наконец-то, моя фирменная фишка сработала – чую, как похолодело сердце, уши заложило – я в "ярости"! Слоу-мо, время замедлилось. Мне теперь, без Баси, только "Ярость" и спасение. Или забиться в яму и не отсвечивать. Что, естественно, категорически не приемлемо.

  Один рывок остался. Встаю, прыжок, второй, ныряю рыбкой, каской вперёд, в окоп, вытянув перед собой нож с запущенным виброрежимом.

  На секунду – потерялся. Дезориентировался. Суматошно тыкаю ножом, пихаю локтями и коленями, заливаемый горячей кровью. Наконец, нашёлся – где низ, где верх, добил второго немца, ударом снизу вскрыв ему грудину. Выкинул его нестандартную каску наружу. Как сигнал.

  Сел в бессилии на теплый труп. Отпустило меня, время ускорилось, звуки стали – обычными.

  Мне на спину рухнул Шестаков. Побарахтался, сел, огляделся, покачал головой.

  – Отстирывать заикаешься!

  Я, молча, кивнул. Я весь залит кровью. Никак что-то не мог совладать с дыханием – сердце отчаянно билось. Одно дело идти на пули защищённый бронёй костюма пришельца и совсем иначе – слоем ваты фуфайки. Заторможено ощупал себя – бывает, что раны не почувствуешь, жаримый адреналином. Вроде – цел.

  – Ей, екнутый! – окликает Шестаков.

  Это он мне? Погасил в себе взрыв злости – не отсвечивай. Ты – никто. Ты – не Медведь больше. Ты – боец переменного состава штрафной роты. Ничто. Засунь эмоции под поясной ремень! Туда, в тепло.

  – Сумки с патронами, – продолжил Шестаков, – мне тащить?

  Вот урод! Он сумки оставил там! Придётся лезть. Нет сил на рывок в Ярости. Больше нет. Придётся – ползти.

  Блин! Как же далеко! Мне казалось, что я один ползу на гладкой, как бильярдный стол, степи. И все стволы противника – направлены только на меня. Все пули – летят только в меня! Тут до сумок было – двадцать шагов. Если идти в полный рост. А когда ползёшь под огнём – как в соседней области!

  Полз бесконечно долго, не поднимая головы, не отрывая ни одной части тела от земли. Это очень непросто. Физически тяжело. И долго. Но, я вжимался в землю всем телом – это единственный способ не получить в своём теле лишних, нетехнологических отверстий.

  Вот и сумки с магазинами. А вот и мой сидор. А это что за... явление?

  Несколько тел в ватниках ползли в моём направлении.

  – Стой! – крикнул я, – Назовись!

  – Дед, ты? Свои! К вам ползём!

  – За каким?

  Нет, это не плохо, когда больше народу. Но – заметнее. Палево.

  Один из бойцов тащил за собой какой-то ящик.

  – Наступать отсюда будем. Ротный послал. Гранаты, вот! А ловко ты к окопу прорвался!

  Я молча пополз обратно, волоча подсумки и сидор по земле.

  ***

    Шестаков уже выпотрошил карманы и подсумки мёртвых врагов. Кстати – это не немцы оказались. Мадьяры какие-то. Их сателлиты из их Третье-Реховского Евросоюза. Ромалы. И каски у них другие, и форма. И цвет формы. Ботинки-обмотки. Кепи чудные. С лета не смененные.

  Шестаков уже набил магазин свежими трофеями, что-то сосредоточённо жевал, сидя лицом к ходу сообщения, ведущему к позициям противника. Пулемёт – на коленях, стволом – в ход сообщения.

  – Подмогу привёл?

  Во, как! Я, оказалось, не за коробчатыми магазинами ползал, а за подкреплением!

  – Ползут.

  Шестаков кивнул. Указал подбородком на добычу, сложенную в перевёрнутую каску – часы, пачки галет, сигареты, зажигалка, два золотых кольца и серебряная цепочка с крестом.

  – Прибери.

  Развязал сидр, ссыпал в него всё из каски. Патроны и гранаты были выложены в чреве открытого гранатного ящика. Сразу стал забивать патроны в пустые магазины. Три гранаты на длинных ручках – уже хорошо. И автомат. ППШ, кстати. Вот чем они в меня стреляли! А в измененном восприятии звуков в "Ярости" казалось – пулемёт. ППШ я взял, проверил. Дважды трофей. Исправный. Почистить бы надо – неряхи эти мадьяры. Или как их там, общеевропейцев, называют. Открыл барабан, взял горсть патронов с ящика, добил барабан до полна, остальное ссыпал в карман штанов. Жаль, что запасного барабана нет. Ну, на нет – и суда нет.

  И так – я теперь богат, как падишах – автоматчик, ёпта! В ближнем бою ППШ – чертовски хорош. Последний раз применялся амерами аж в 21-м веке, в зачистке Ирака в их последней Буре в Стакане. Откуда только взяли ППШ пендосы? Фото видел американского солдата штурмующего здание в Ираке с ППШ в руках. Комментариев, как и почему у него не М-4, а ППШ – не видел. Демократизатор настолько ценил его, что рискнул остаться без страховки. У них же всё через задний проход, у амеров. Солдаты – застрахованы. Если вооружён и экипирован нестандартно – шиш тебе, а не страховка. Лежи, умирай, денег на твоё лечение страховая компания не перечислила. Хорошо, тут, у Сталина, никто с тебя ни за что денег не спрашивает. Их как нет. Сколько живу в этом мире – до сих пор не знаю, как местные деньги выглядят.

  Хорошо это или плохо? Не знаю. Скорее – хорошо. Не нравиться мне, когда всё начинает иметь денежную цену. Когда врач скорой помощи уезжает, не оказав помощи больному, у которого нет страховки. Когда государство начинает "делать деньги", как коммерсант какой-то.

  Каким показателем эффективности управления руководствовался Сталин? Численность населения. Если люди живут хорошо – они размножаются. Прирост населения – грамотное руководство. В какой стране мира прирастало население на начало 21-го века? В Китае. Китай из стран 3-го мира стремительно превратился в лидера. А РФ? За 30 лет "эрефии" потери народа больше, чем во время ВОВ. На момент моего попадания сюда – чем измеряли свою эффективность чиновники РФ? Профицит бюджета. Прибыль бюджета. Профицит – это хорошо. Но, не сам по себе. Не за счёт вымирания народа. Да и по мне, экономисту, прибыль государства в миллионах долларов – звучит сюрреалистично. Государство должно функционировать на благо народа. А не делать прибыль, не делать деньги из народа. И прибыль государства должна измеряться миллионами человек.

  Как не печально это осознавать, но РФ управляется оккупационным правительством. Вот только кто их, оккупантов, хозяин? Амеры, НАТО, англы? Они – тоже под оккупацией. У них тот же античеловеческий общественный строй. Капитализм называют. Деланье денег.

  Кто ты, Враг? Покажи лик свой!

  Нет, деньги – не зло. Деньги – средство. Когда деньги – средство. Тогда – не зло. Когда деньги – средство измерения, обмена, накопления. Но, когда деньги становятся целью – они зло. Когда деньги ради денег. Тогда люди перестают быть людьми.

  Что такое деньги? Ничто. По большому счёту. С точки зрения какого-нибудь внешнего наблюдателя. Бога, например. Что такое деньги для Бога? Ничто. Он есть – Всё. И всё – есть Он. И спросит Он тебя, когда закончиться твой жизненный путь: "Что делал ты за свой Срок?". И ты ответишь: "Деньги". А он спросит опять: "Что делал ты за свой Срок? Что такое – "деньги"? И ты поймёшь, как напрасно прошла твоя жизнь. Ты делал пустоту. Ты делал гору бумажек, набор цифр на жёстком диске сервера, набор цифр на куске пластика. Ты занимался ничем. И сам ты – ничто. Ты не родил детей, потому что дорого, ты не любил никогда – это ещё дороже. Делать "секс" – дешевле. Ты не защищал Родину – это не приносит денег. Ты не обогатил душу. Эти вещи – несовместимы. Ты или стяжаешь Божью Благодать и Дух Святой, или стяжаешь материальные блага, становишься кащеем и чахнешь. Над златом.

  А когда всё человечество начинает заниматься только "деланием денег"? Имеем то, что имеем в 21-м веке. Человеконенавистничество. Сатанизм. "Лишние" люди. Экономически нецелесообразные слои общества. И целые народы – лишние. Бесконечные малые войны. Ползущие по планете, как стригущий лишай. Целенаправленно созданный терроризм, сеющий хаос, страх, панику, нищету, беженцев и трупы, трупы, трупы. Общее обнищание человечества. Сначала духовное, потом культурное, а затем уже и материальное.

  На примере того же США наглядно. Где те гордые пионеры из книг про Чингачкука, что покоряли "дикий" континент? Где "крепкие орешки" "гудзонских ястребов" – не сгибаемые и упёртые? Их убили движением хиппи. Их убили наркотой. Потом умерла культура, под наркотическим угаром. Знаменитый Голливуд уже не является "властителем дум" на 21-й век. Планку держат только накачиванием денег и бездумным раскручиванием зрелищности. Только попкорновское развлекалово, без единой новой мысли. Кризис смыслов. Кризис сценариев. Кризис идей. Кто в Голливуде снимает относительно интересное кино? Французы, китайцы, русские. Культурная экспансия американцев остановилась. Сами американцы теперь "болеют" то самураями, то китайским созерцательством, то русской непосредственностью. Только не прагматизмом NASP. Каким мы видим американца сейчас? Инфантильный недоразвитый аутист. Задорновские тупые американцы.

  Они, янки, здесь, в 40-е – не такие ещё.

  И финальная стадия – просто обнищание. США – страна городов-призраков. Половина населения живёт за счёт подачек бюджета. Не могут сами себя прокормить. Нет работы, нет желания работать. Нет желания жить. Стремительно набирает обороты волна добровольных эвтаназий и тупых самоубийств.

  РФ стремительно догоняет США в этой гонке к краю пропасти. К стабильности кладбища.

  Вот что делает с человечеством власть денег. И, опять же, с глобальной точки зрения – есть ли смысл в существовании такого человечества? Общества потребления. Пожирание планеты? Стоит ли удивляться учащению природных катаклизмов? Планета защищается.

  На начало 21-го века альтернативы не было обществу охального, бездумного потребления. Пожиралова. После распада СССР глобализация не оставила иного варианта, кроме фашизма. Толпо-элитарной модели, что и есть фашизм. Непубличная власть, классовое общество, жёстко разделенное, жёстко структурированное, бесправное. Полное отсутствие свободы личности, отсутствие потребности в Свободе, в виду отсутствия Личностей. Глобальный человеческий муравейник. Человейник. Управляемый Неизвестными Отцами. И СМИ, как Башни Подавления. Фашизм.

  Стоит ли удивляться, что бестолковые, в виду отсутствия образования, русские парни на окраине русских земель ходят под нацисткой символикой, убивают друг друга во имя Хаоса? А-а, они же уже не русские. Укры. Бывает. Там у них, на Окраине, стремительно возводиться каркас фашистского общества – башни подавления СМИ промывают мозг, развеиваются последние свободы, уже имеется негласный механизм принятия решений, негласная власть, отсутствие даже видимости народовластия. Демонтаж общества и государства. Есть только толпа, "элита" и их охрана. Толпо-элитарная модель. Фашизм. Полицейское государство. Обыкновенный фашизм. Наглядно. Уже не скрываясь.

   Исламизм – не выход. Это – истерическая реакция арабов на попрание их устоев, подогретое американскими же деньгами. Реакция мусульман долларами канализирована на утилизацию самих же мусульман. Исламизм – не то. Не может учение Мухаммеда устроить всех. И не решит он всех проблем. Слишком много в Исламе радикального, местечкового, что не может быть принято всеми жителями планеты. То, что хорошо для одного региона Земли – для остальных будет дикостью. Исламизм – учение Христа, переложенное именно для этой, конкретной, общности людей. При всём уважении к Аллаху, Корану и его последователям.

  А какой выход? Сталинская модель устройства общества? Коммунизм? Та же штука. Не всеобщее. Русские – приняли. Потому что по духу нам близко. Чем дальше от русских, чем меньше русских – тем больше искажений. До полного неприятия. Достаточно вспомнить камбоджийских "коммунистов". Выверт наизнанку. Самое дикое людоедство под красными флагами.

  И так – всюду. Смогут ли индусы жить в бесклассовом обществе? Если уже многие века живут в построенном для них наглыми колонистами фашистском классовом обществе? Смогут ли индивидуалисты NASP жить общностью? Общиной? У них детей по совершеннолетию из дому вышвыривают. Смогут ли они относиться к чужой крови, как к родным? Смогут ли дальневосточные азиаты жить своим разумением, вольно, без обожествления "начальника"? Смогут ли люди "библейской национальности" жить без денег, жить не ради денег, честно, без манипулирования умами других?

  Что ж это получается, что Сталин строит то самое "Царствие Небесное", как его понимает русский культурный эгрегор? "Идеальное общество", русский вариант? Равные возможности на старте. Почести по заслугам, социальное положение исходя из выполняемой функции в обществе. Веротерпимость, терпимость к чужой культуре, чуждому складу жизни. Общинность, она же "советы", "народовластие". Забота над немощными. Жертвенность. Трудолюбие. Честность. Верность. Аскетизм. Приоритет духовных, моральных ценностей над материальными, она же "душевность".

  Выход ли это? Человечество не примет такой модели жизни. Слишком требовательна она к индивидууму. Хотя и открывает качественно новый виток развития, как самого человека, так и общества. И всего человечества.

  Шестаков, тупым отсутствующим взглядом наблюдавший за моей автоматической, в задумчивости, вознёй с автоматом, хмыкнул. Этим вернув меня из заоблачных далей размышлизмов на грешную землю. С сожалением констатировал, что такая интересная мысль, какое-то важное открытие – ускользнули от меня. Осталась только горечь понимания, что эта война, в которой я вымазан по уши – подтверждение. Попытка задавить в зародыше. Попытка недопущения такого развития человека. Единственным известным Хаосу способом – разрушением.

  Врёт! Это я про его прикид валенка. Он протянул мне булькнувшую флягу. Трофейную. Понюхал – гадость какая-то. Типа портвейна "Три Сапога". Помотал головой. Шестаков пожал плечами и приложился к фляге сам. Острый кадык заходил верх-вниз над воротом фуфайки.

  – По этому делу угодил к Шурочке? – спросил я его.

  Этот алкаш – примет он новый строй? Нет. Он ему – не нужен. Непонятен, неприятен. Чужд и враждебен. Поэтому такие вот, "простые" – ненавидят коммунистов, комиссаров, Сталина и всю Советскую власть. Пить не разрешают. Суки!

  Он поперхнулся, налился краской, вытаращил глаза, сдерживая кашель. Справился с кашлем, с гневом в бараньих глазах буркнул:

  – Тебе чё? Ты мне кто? Исповедник? Нахпшёл!

  Я пожал плечами. Что и требовалось доказать.

  Он схватил меня за грудки, выдохнул сивушным вонизмом в лицо:

  – Ротному стуканёшь – порешу!

  Я боднул его каской в нос. Когда он отшатнулся, пнул в грудь:

  – Ещё раз тронешь меня – зарежу, как свинью! Пьянь тупорылая! Ты мне на кол не упал – сдавать тебя. Сам сдохнешь. Пьяные в бою – не живут.

  – А я – живу! Год уже в боях – живу!

  – Рад за тебя. Ещё раз повторяю – я тебе не телок! Тронешь хоть пальцев – вот так сделаю! – я указал ему на филиал скотобойни под ногами, – Усёк? Или тебе, барану, в печень постучать?

  Он не ответил, отвернулся. Теперь надо за тылами приглядывать, чтобы в спину не прилетело.

  Не сдержался. Жалею. Бывает. Слишком меня выбили из "роли" улёт в заоблачные дали размышлизмов и сделанное открытие. Слишком вывел из себя переход от возвышенного образа будущего Человека к этому скотине в человеческом обличии. Как вот с ними строить коммунизм Царствия Небесного? Для кого строить? Для них?

  – Зря ты так, – сказал мне один из бойцов, что как раз к нашей перебранке доползли.

  – Сам виноват! Он первый и начал.

  – Зря. Немтырь – он нормальный. Чудной, но нормальный. Не поймёт тебя народ.

  Ну, вот. Неприятие. Непонимание. Чуть приоткрылся, чуть не сдержался – уже агрессия, отрицание. Сам понимаю – зря. Не сдержался, к сожалению. Забылся, что я – никто. Не тот разудалый Медведь. А – никто. Слишком долго я был расторможенным Кузьминым. Привык, что мне всё сходило с рук. Удобно быть безпридельщиком, когда тебе терять – нечего, а крыша у тебя даже не ментовская, а НКВД Лаврентия Павловича Берии – мегаструктура. Надо отвыкать. Переучиваться. И перестать отвлекаться. "Улетать". Иначе можно вернуться в дырявое тело. Царствие Небесное. Забудь, нах! Блажь это. Блажь. Никому ни на что не нужное пустое умозрительное, утопичное мозгодрочилово. Путь в пропасть? А это когда? О-о! На мой век хватит! А там – хоть трава не расти!

  ***

  – А-а-а-а!

  Это началась новая атака штрафной роты. Бойцы побежали в ход сообщения, Шестаков выставил пулемёт на бруствер окопа, стал сосредоточённо долбить в сторону противника. Я подавал ему коробки магазинов. Ужасное неудобство – половина магазинов была на 20 патронов. А что такое 20 патронов для пулемёта? А перезаряжать как неудобно – высоко. Или пулемёт опускай, теряя из виду противника, или сам высовывайся, рискуя получить свинцовый приветик. Гуано, а не пулемёт. Да и тяжеловат он для ручного пулемёта. ДТ, всё же, мне больше нравиться. Хотя, там тоже с этаким блином – не всё радужно.

  – Менять позицию пора! – крикнул я Шестакову, когда разорвались мины по бокам от меня. Одна справа, другая – слева. Немтырь отмахнулся от меня плёчом, как от назойливой мухи, дёрнул ногой, чтобы пнуть, но я не дал ему шанса испытать удовлетворение – убрал себя с линии удара.

  Я скукожился на дне окопа, втянув голову в плечи.

  Взрыв! На меня падает земля кусками, сыпет песком.

  Жив, архар! В этот раз его нога смогла пнуть меня. Постучал перевёрнутым магазином по каске, подал ему. Подал следующий, но он не взял, развернулся, сполз по стенке окопа на задницу, придерживая пулёмёт.

  – Ранен? – кинулся я к нему.

  Ещё взрыв, опять кидает на нас мусор.

  Он отрицательно помотал головой, рукой вытер потное лицо, размазывая грязь. Тяжело дышал. Оказалось – он не дышит, пока стреляет, чтобы прицел не сбивать. Отдышался, отхлебнул своего пойла, мотнул головой, типа – идём, и нырнул в ход сообщения. Я закинул на плечи все свои манатки, ящик гранатный – в руки. В нём ещё перекатывались патроны с гранатами. И побежал следом. Искать новую позицию.

  Когда атака опять заглохла, я забил остатки немецких патронов по магазинам, Патроны ППШ снова ссыпал в карман. Они были в ящике вперемешку с винтовочными патронами немецкого калибра – без закраины. И сел на ящик отдохнуть.

  Рота частично заняла первую линию окопов. Сейчас подтянутся отставшие, снова – "Ура!".

  Странно, почему к противнику до сих пор подмога не подходит?

  -У-ура-а-а-а!

  Опять!

  Шестаков опять выставляет пулемёт, долбит по амбразуре пулемётной точки, в которую переделали каменный фундамент станционной постройки, пробив в кирпичной кладке дыру. Пули Шестакова выбивают красную кирпичную пыль вокруг факела пулемёта противника. Не удаётся его заткнуть. Надо правее передвигаться, но тогда и мы будем в пределах доступа этого пулемёта из амбразуры. Сейчас-то он нас не может достать.

  Вижу метнувшийся силуэт в ватнике, летящий к амбразуре комок, взрыв. Пулемёт продолжает долбить сквозь поднявшуюся пыль, но цепи штрафников уже поднялись, накатывают – огонь пулемёта стал неприцельный, пули идут выше голов.

  Шестаков перезарядил пулемёт, но не стреляет – два бойца прижались спинами к выщербленной пулями кирпичной кладке. Кивнув друг другу, бойцы засовывают руки с гранатами в амбразуру, падают. Взрыв выбросил через амбразуру пыль и дым. Пулемёт заткнулся.

  – Ура! – кричу вместе со всеми.

  Бегу вслед за Шестаковым, гремя пустыми коробками магазинов.

  В зачистке полустанка мы не смогли поучаствовать – злые штрафники добивали прикладами остатки сопротивления противника, пинками и прикладами сгоняя пленных в кучу, обыскивали их и потрошили трупы и рюкзаки. А мы – прямым ходом идём мимо полустанка. Нас ротный послал на насыпь – ждать контратаки противника. Мы пролетели мимо мародёрства. Со злостью долбим ломами землю – окапываемся.

  Контратаки – не случилось, чему я был безмерно рад. Нам принесли поесть, кучу патронов в узле из обгоревшей трофейной плащ-палатке. Но – не сменили.

  – Ты стуканул? – со злостью спросил Шестаков.

  – Ежнулся? Когда?

  Он зло сплюнул. Его фляга давно опустела. А трофеев нам не досталось – тут на насыпи – не было трупов.

  ***

  Ночью нас сменили. Я увидел силуэты группы людей. Ночью я видел лучше большинства людей. Как там Даша говорила? Неверные глаза? Блядские, что ли? В темноте я вижу, как кошка, но днём яркий свет -режет глаза.

  – Немтырь, Дед – свои, – услышал я скрипучий голос ротного. И увидел его самого.

  – Свои в такую погоду дома сидят, – буркнул я. Чем я не Матроскин? Хорошо хоть про телевизор не продолжил.

  – Домой – только через Берлин, – проскрипел ротный, садясь на отвал земли, свесив ноги в отрытый до пояса окоп, повернул лицо куда-то назад, – располагайтесь! А вы – пошли со мной!

  Это мы – с радостью. Мы быстро освободили окоп расчёту пулемёта Максим. А не хило – семь человек на пулемёт! И они – не штрафные. Воротники у них – не пустые.

  – Молодцы, хорошо сегодня сражались, – сказал нам ротный, – выношу благодарность.

  – От неё во рту не булькает, – буркнул Шестаков.

  – Поговори у меня ещё, – цыкнул ротный, приставив свой кулак к носу Шестакова.

  Хороша благодарность – пролёт в сборе трофеев.

  – А ты, Дед, винтовку – потерял?

  – Потерял, – с полным отчаянием в голосе, по Станиславскому, ответил я, – вот, подобрал, что попалось. Не с голыми же руками воевать?

  Ротный стал хрюкать носом.

  – Ладно, на! Это вам, – он скинул со своей спины заплечный мешок, передал мне. Там булькнуло, – открывать – на ночлеге. Смотри, Дед, ослушаешься! На ночлеге!

  Дед? Я – ослушаюсь? Хотел я уже возразить, но опять осадил себя. Не мне этот запрет. Только что ротный фактически назначил меня старшим в нашем пулемётном расчёте. Кто главный? Тот, кто распределяет материальные блага. Потому завхоз роты – старшиной именуется. Что – старший. У кого мешок? У меня. Так что, Немтырь, соси сосок – у нас глазок!

  Пришли в остатки подвала станционной сторожки. Тут горела-коптила сплющенная гильза. При этом изменчивом свете, плясавшем на рядах спящих штрафников, и поужинали, чем ротный послал – кроме законных котелков с кашей – две буханки хлеба, сосиски в банке, пачка галет, три банки тушёнки. Ананасы в банке. Ахереть! Ах, да, бутыль мутного самогона. Это – Шестакову. У него теперь не еда, а закусь.

  – Хорош! Выпил полбутылки, остепенись! Моя это половина, чего ты не понял? Спи, давай, баран!



Штрафные будни.

  Утром нас построили и погнали в тыл. Да-да, покормить – забыли. Как придём, так пожрём, говорят.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю