Текст книги "Кавказская пленница"

Автор книги: Виктор Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Оркестр грянул туш. Саахов сам себе похлопал и продолжил:

– А вам, молодожены, я хочу дать несколько напутствующих слов. С этого дня у вас начнутся совместные трудности, горести и неприятности. И все это вы будете делить вдвоем. А потом и втроем, потому что с вами рядом пойдет третий человек. Но это не тот третий лишний, о котором не хочется говорить в этот торжественный день. Нет! Это третий маленький гражданин, и вы будете вместе нести на себе все заботы, тяготы и ответственность, в том числе и уголовную.

От всего нашего города поздравляю вас с этим!

Оркестр снова вдарил туш.

После чего Саахов, мысленно улыбаясь, продолжил:

– А сейчас мы тут посоветовались и решили... Честь открытия Дворца бракосочетаний и право перерезать символическую ленточку мы предоставляем прекрасной женщине, девушке, которая оциле... олицетворяет, понимаете ли, собой новую судьбу женщины гор.

Это студентка, комсомолка, спортсменка…

По всему видно было, что Саахов произносил эти слова с большим удовольствием. После каждого он делал эффектную паузу и, уже совсем почти растаяв, закончил:

– Наконец, она просто красавица!

Саахов захлопал в ладоши и начал спускаться с крыльца в люди. Оркестр поддержал его поход маршем. Подойдя к Нине, он нагнулся к ее уху и, пытаясь перекричать оркестр, сказал:

– Вот это и есть то маленькое, но ответственное поручение!

Он жестом предложил ей пройти на крыльцо:

– Прошу Вас.

Нина, не ожидая такого предложения, засмущалась и, оглядываясь на подруг, попыталась отказаться. Но Саахов не уступал:

– Пожалуйста, общественность ждет.

Они вдвоем поднялись на импровизированную трибуну, и Саахов, подойдя к микрофону, продолжил свою речь:

– Как говорит наш замечательный сатирик Аркадий Райкин: «Женщина – друг человека!..»

Все это время скромно стоящий в толпе Шурик с трудом понимал, что происходит вокруг. Он что-то царапал у себя в блокноте, зачем-то пытаясь выделить отдельные слова из общего потока торжественной речи. Ему даже стало скучно. Но тут последняя фраза, произнесенная Сааховым, показалась ему очень острой и актуальной.

Опасаясь пропустить важный момент, Шурик заорал во все горло:

– Минуточку! Ми-ну-точ-ку! – и заплетающимся языком сердобольно попросил: – Будьте добры, помедленнее! Я записываю.

Саахов, недовольно поморщившись, быстро осведомился у стоящего рядом Аджебраила:

– Слушай, кто это?

– Наверное, пресса,– пожал плечами шофер.

– А, пресса. Хорошо. Так вот! Как говорит наш замечательный сатирик Аркадий Райкин: «Женщина – друг человека».

Повторно произнесенная фраза просто поразила Шурика. Он вдруг зааплодировал и принялся орать изо всех сил:

– Грандиозно! Гениально!

Все присутствующие удивленно посмотрели в его сторону. Почувствовав на себе внимание масс, Шурик взял инициативу в свои руки:

– Выпьем за женщину, которая друг.

Шурик начал вертеться в поисках рога, оставленного им на заборе. Никакого забора рядом не было, но рог Шурик обнаружил довольно быстро. Он ухватился за него обеими руками, однако рог не сдвинулся с места, потому что своим основанием он произрастал из головы быка, коему он всецело и принадлежал.

Кто-то из крестьян гнал с пастбища свою скотинку и по дороге заглянул на звуки музыки вместе со своим питомцем, не ожидая, что тот станет участником, даже одним из героев торжества.

Первые секунды спокойное животное не обращало на Шурика никакого внимания. Но тот продолжал настаивать:

– Отдай рог! Рог отдай, я тебе сказал!

И когда Шурик налег изо всех сил, бык мотнул головой, уронив назойливого любителя рогов на землю.

Это вызвало у Шурика волну справедливого, по его мнению, негодования. Он вскочил на ноги и бросился к быку с криками:

– Ах, ты так! Оба рога отдай!

Остолбеневшая от неожиданности публика, наконец, сообразила, в чем дело, и дружно выступила на защиту ни в чем не повинного животного. Несколько крепких мужчин попытались остановить новоявленного тореадора...

* * *

…Шурик сидел в просторной светлой комнате, мебель которой состояла из массивного письменного стола, нескольких тумбочек и стульев. Окна почему-то были застеклены разноцветными стеклами, что больше подошло бы для Дома культуры или только вчера открытого Дворца бракосочетаний.

За письменным столом капитан милиции читал какие-то бумаги. Кроме него, в комнате был еще один человек. Он стоял спиной к Шурику и смотрел через разноцветные стекла на внешний мир. Это был товарищ Саахов. Он был непосредственным свидетелем вчерашних похождений Шурика и решил не пускать это дело на самотек.

Капитан поднял ничего не выражающие глаза на Шурика и бесцветным голосом сказал:

– Садитесь, пожалуйста. Заслушайте и подпишите протокол.

– Протокол? – испуганно переспросил Шурик.

– Да, протокол задержания и показания свидетелей.

– Я что, совершил какое-нибудь преступление?

– А вы, надо полагать, ничего не помните? Это ж надо так напиться.

Шурик уткнул глаза в пол.

– Ну, тогда я Вам освежу в памяти некоторые из событий Вашего недавнего прошлого.

И капитан стал читать вслух один из документов, лежащих у него под руками:

«...В состоянии сильного алкогольного опьянения появился в общественном месте, где устроил беспорядки. Приставал к крупному рогатому скоту и кричал в микрофон циничные куплеты, чем сорвал торжественное открытие Дворца бракосочетаний.

Затем на развалинах часовни...»

– Простите,– перебил милиционера испуганный и подавленный Шурик.– Часовню тоже я развалил?

– Нет,– успокоил его капитан.– Это сделали еще до Вас. В четырнадцатом веке.

Шурик облегченно вздохнул, а капитан продолжил читать протокол:

– «...Затем на развалинах часовни...»

Все это время безучастно стоявший у окна товарищ Саахов вдруг встрепенулся и, обращаясь ко всем присутствующим и к себе лично, стал как бы думать вслух:

– Все это, конечно правильно!

Он подошел к капитану, указывая жестами на документ:

– Все это верно, да!

Капитан, не понимая, о чем говорит Саахов, растерянно смотрел то на него, то на протокол.

– Все это верно, да? Бумага, конечно, написана правильно?

– Правильно,– недоумевая, подтвердил капитан.– Вы же сами...

– Да, конечно! – перебил его Саахов.– Но все это одна сторона медали. А ведь есть и другая.

Саахов вдруг просветлел в лице и жестом указал на согбенного в печали Шурика:

– Нарушитель – это не нарушитель! Милиционер теперь тоже с интересом посмотрел на

задержанного, как будто увидел его в первый раз, Саахов продолжал:

– ... А крупный научный работник,– покрутил пальцами у виска.– Человек интеллектуального труда.

– Вот как? – удивился капитан.

– Человек приехал к нам в гости,– Саахов развел руками в гостеприимном жесте.– Да?

Шурик, не поднимая глаз, согласно закивал головой.

– Приехал собирать наши сказки, легенды, понимаешь ли, обычаи,– Саахов выразительно посмотрел на капитана.– Тосты...

– Тосты? – улыбаясь, подался вперед капитан.

– Тосты, да. И не рассчитал свои силы, да? Шурик заерзал на стуле в полном осознании своей

вины. Он то поправлял очки, то тер нос, все время пытаясь спрятать лицо от стыда.

Саахов, подняв указательный палец кверху, наконец, заключил:

– Я так думаю: мы здесь имеем дело с несчастным случаем на производстве, понимаете ли...

Милиционер, все это время пытавшийся держаться серьезно, не выдержал и прыснул со смеху. Саахов тоже рассмеялся, и они ударили по рукам, тем самым закрыв «дело о нарушителе общественного спокойствия». Потом милиционер повернулся к Шурику:

– Я тоже хочу внести свой вклад в вашу науку! У меня есть замечательный тост!

И он полез в тумбочку за необходимым «научным оборудованием».

Шурик автоматически протянул руку к подносу, на котором стояли графин с водой и пустой гранёный стакан. Он взял стакан и, обреченно посмотрев внутрь, увидел на донышке свое размазанное бледное отражение.

* * *

– Спасибо, что выручили меня, товарищ Саахов,– уже по дороге в гостиницу благодарил своего добродетеля Шурик.– Даже не верится, что я все это мог натворить.

– А, ничего, ничего. С кем не бывает,– скромно отмахнулся Саахов.– Вы уж тоже не обижайтесь на наших людей, если слишком круто с вами обошлись. У нас народ гостеприимный, приезжих не обижают. Вы не против, если я Вас до гостиницы подвезу?

– Нет, что Вы, спасибо. Но я уже себя вполне нормально чувствую, могу и сам добраться.

– Не волнуйтесь, не в этом дело. Хочу посмотреть, как у нас в гостинице принимают гостей.

Всю дорогу до гостиницы они обсуждали последние политические новости из бушевавшего катаклизмами несправедливости и неравенства капиталистического зарубежья.

Затем перекинулись на внутриэкономические вопросы.

– Нет, Шурик, мне кажется, что у Вас сложилось неправильное представление о Кавказе и наших местах в частности.

– Это почему же?

– А я Вам сейчас объясню. Всем известно, что Кузбасс – это...– Саахов на секунду запнулся, потому что мимо них прошла молодая хорошенькая женщина в коротенькой юбке. Его голова, как стрелка компаса за магнитом, повернулась за стройными ножками.– Кузбасс – это...

– Всесоюзная кузница!—досказал за него Шурик.

– Ах, да! – опомнился Саахов.– Всесоюзная кузница, правильно. Кубань... Это...

– Всесоюзная житница!

– Верно! А Кавказ?

– А Кавказ – всесоюзная здравница!

– А-ха-ха! Здравница, да? Вот в этом и ошибка!

– Все так говорят. Разве это неправда?

– Правда, но только отчасти. Кавказ – это всесоюзная здравница, житница и кузница одновременно. Представляешь, какая ответственность лежит на руководящих органах?

В коридоре гостиницы к ним подбежал администратор. Он радостно набросился на Шурика:

– Дорогой! Куда ты пропал вчера?

– Да лучше не вспоминать,– с сожалением покачал головой Шурик.

– Я ночью вспомнил замечательный тост для тебя,– администратор повернулся к Саахову.– Извините, пожалуйста, мы тут отойдем по делу.

И, взяв Шурика за плечо, он стал увлекать его за собой:

– Пойдем, дорогой. У меня уже все приготовлено. Шурика прошиб холодный пот.

Однако тут ему на помощь пришел Саахов. Он потянул администратора за рукав:

– Эй, подожди, дорогой, подожди! Ты что, меня уже не замечаешь? Пригласил бы, что ли!

Администратор растерянно заморгал глазами:

– С удовольствием, присоединяйтесь. Я просто подумал...– Вы такой занятый человек...

– В этом ты прав, некогда веселиться. В общем, так. Мы пока тут с Шуриком поговорим. А ты запиши свой тост и в трех экземплярах представишь в номер.

– Будет сделано! – с готовностью ответил администратор и побежал выполнять заказ.

– Так вот, я об ответственности,– продолжил прерванную мысль Саахов,– которая выливается в каждодневную заботу. Мелочей для нас не существует. Внутренние резервы, прогрессивные формы, экономия эффективности. И все для потребителя. Для потребителя мы делаем все, что делаем. А в ближайшее время будет сделано неизмеримо больше.

Они зашли к Шурику в номер.

– Я, с Вашего позволения, приведу себя немного в порядок, товарищ Саахов.

– Да, конечно. Я уже пойду. У меня сейчас небольшое собрание, так сказать, встреча с избирателями.

– Очень интересно. А можно с Вами съездить посмотреть?

– Ну, почему нельзя? Давай, переодевайся быстро. Я подожду.

Шурик быстренько принял душ и, вытираясь, бодрым голосом прокричал Саахову из ванной комнаты:

– А я мечтаю записать какой-нибудь старинный обряд. Ну; а участвовать в нем – это совсем было бы замечательно. Просто великолепно!

– А, слушай, откуда? – замахал руками Саахов.– Ну, посмотри вокруг, что делается! Сплошная научно-техническая революция. Нет, в нашем районе Вы не найдете всех этих бабушкиных обычаев и дедушкиных обрядов.

Шурик вышел из ванны совершенно огорченный скептическими утверждениями его добродетеля.

– Вы считаете, что уже ничего не осталось от прежних традиций?

– Ну, может быть где-то высоко в горах,– он задрал глаза к абажуру и тут же, опустив взгляд на Шурика, быстро поправился.– Но не в нашем районе. Может быть, Вы что-нибудь обнаружите для своей науки.

Шурик пожал плечами и с энтузиазмом воскликнул:

– Ну что ж, полезем в горы!

– Ну, правильно,– согласился Саахов.– Это Ваша работа.

И, уже повеселев от пришедшего в голову каламбура, изрек:

 – Вы сюда приехали, чтобы записывать сказки, понимаете ли. А мы здесь работаем, чтобы сказку сделать былью, понимаете ли. Ха-ха-ха.

Тут кто-то постучал в дверь.

– Да, войдите! – бросил Шурик через плечо.

Дверь открылась, и в ней показалась спина администратора. Он, пятясь, зашел в комнату и, закрыв ногой дверь, повернулся, улыбаясь во весь рот.

– Я тост принес!

В руках он держал поднос, на котором стояли три бутылки вина и три высоких стакана из тонкого стекла.

Когда Шурик это увидел, у него непроизвольно подкосились ноги, а желудок подскочил к самому горлу. Он жалобно застонал.

Саахов в недоумении посмотрел на улыбающегося администратора, потом на Шурика и участливо спросил:

– Что, плохо, да?

Шурик закрыл глаза и утвердительно закивал головой:

– Да.

Саахов укоризненно посмотрел на пришедшего.

– Ты что принес? Что ты себе позволяешь, слушай?

Администратор немного растерянно, но так же счастливо улыбаясь, доложил:

– Как вы и просили, в трех экземплярах,– и он с умилением обвел взглядом содержимое подноса.– Вот.

* * *

У окна во всю стену, открывавшего дивный вид на горные хребты Кавказа, засунув руки в карманы брюк, стоял, задумавшись, товарищ Саахов. Уже второй день не покидали его мысли о Нине. Красивая голубоглазая племянница Аджебраила заставляла трепетать сердце Саахова. Только от одной мысли о ней теплело на душе...

Просторный и светлый кабинет заведующего райкомхо-зом был гордостью его владельца. Здание райисполкома было новое, современное, построенное к очередной дате, и посему кабинет товарища Саахова блестел чистотой, а запах краски еще не успел улетучиться. Пол был устлан паркетом, на котором красовался пушистый персидский ковер.

Всю меблировку составлял массивный дубовый стол, покрытый стеклом. Под стеклом лежали графики плана сдачи государству шерсти и мяса, различные диаграммы. Человеку несведущему в области экономической стратегии руководства района не суждено было в них разобраться.

Три телефонных аппарата обеспечивали постоянную связь как с высшим руководством, так и с подчиненными.

По разные стороны стола стояли два мягких кресла, обтянутых черной кожей. Прожив долгую жизнь, они изрядно потерлись, но тем не менее еще сохраняли некоторую изысканность и респектабельность.

Рядом с входной дверью, утепленной и обтянутой дерматином, возвышался шкаф, начиненный различными бюрократическими бумагами и вмещавший в себе полное собрание сочинений великого классика марксизма-ленинизма.

Портрет самого классика висел на стене по правую сторону от стола. Под портретом радовала глаз политическая карта Советского Союза, занимавшая более половины стены.

Но главной достопримечательностью кабинета являлся новый цветной телевизор, появившийся здесь несколько дней назад по номенклатурному распределению. Первенец советской индустрии занимал скромное место в углу кабинета.

Громкий стук в дверь вывел Саахова из оцепенения. Быстро сев в кресло и раскрыв красную папку, Саахов углубился в какие-то бумаги, воскликнув при этом:

– Да-да, войдите!

Дверь тихонько отворилась, и на пороге перед Сааховым предстал Аджебраил, огромных размеров кепка которого могла бы послужить взлетной полосой для реактивных самолетов.

Сев друг против друга, заведующий и его личный шофер с минуту смотрели друг другу в глаза.

– Очень хорошо, что ты зашел,– сказал, наконец Саахов.

– Да. Я долго думал над твоим предложением. В принципе, я согласен, но вот жена...– начал было Аджебраил.

– Ну?

– Но, в конце концов, петух ли я в курятнике или нет? – убедившись вдруг в своей правоте и привстав с кресла, воскликнул «заботливый» дядя.

– Вот и хорошо. Я знал, что мы договоримся,– потер руки Саахов.

– Осталось дело за малым,– продолжал Аджебраил.– Обсудить…э... калым.

– За этим дело не станет.

«Жених» встал с кресла и начал расхаживать по кабинету.

– Десять баранов я дам. Лады? – предложил он. Аджебраил оторопело посмотрел Саахову в глаза.

– Слушай, как тебе не стыдно. Обижаешь сиротку. У нее же, кроме дяди и тети, никого нет! – стуча себя кулаками в грудь, выпалил Аджебраил.– Двадцать пять!

– Это неправда, слушай! Это неправда! Я высоко ценю твою уважаемую племянницу. Пятнадцать! – покручивая диск телефона и уткнувшись куда-то вдаль, уступил Саахов.

– Слушай, дорогой! Имей же совесть, а? Ты все-таки не козу получаешь, а жену. И какую! – подбежав к Саахову, принялся убеждать его Аджебраил.– Студентка,

комсомолка, спортсменка...

Шофер начал пересчитывать достоинства своей племянницы, загибая пальцы на руке.

– И за все это я прошу двадцать пять баранов. Смешно торговаться.

– Ап-ап-аполитично рассуждаешь, ап-аполитично рассуждаешь, клянусь, честное слово! – задыхаясь и заикаясь, начал Саахов.– Не понимаешь политической ситуации. Ты жизнь видишь только из окна моего персонального автомобиля, клянусь, честное слово, понимаешь ли.

Зазвонивший вдруг телефон заставил остановиться Саахова на полуслове. Подняв трубку и бросив ее обратно на рычаг аппарата, он продолжал:

– Двадцать пять баранов в то время, когда наш район еще не полностью рассчитался с государством по шерсти и мясу!

Откинувшись в кресле, Саахов выжидающе посмотрел на Аджебраила.

Кепка последнего была сдвинута на затылок, лоб покрылся легкой испариной.

– А ты не путай свою личную шерсть с государственной! – выпалил Аджебраил, нос которого, похожий на банан, начал было дергаться.

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Саахов медленно привстал. В такой момент он напоминал громовержца.

– А я, между прочим, товарищ Аджебраил,– еле слышно произнес заведующий, верхняя губа при этом начала нервно дрожать,– сюда и поставлен, чтобы блюсти государственные интересы.

Часто моргая, Саахов вознес глаза к потолку. Вместе с ним это проделал и испуганный Аджебраил.

– Садитесь... пока...– сев рядом на стол, Саахов продолжал.– Вобщем так. Восемнадцать баранов...

Тут приоткрылась дверь.

– Закройте дверь! – крикнул Саахов входившему было сотруднику райисполкома.

– Двадцать пять! – прервал Аджебраил.

– Восемнадцать, восемнадцать,– настаивал уже выходивший из себя Саахов.

– Слушай, спортсменка, комсомолка,– опять начал Аджебраил.– И к тому же красавица!

– Ну ладно, двадцать!

Саахов посмотрел на своего водителя. Похоже, того это не удовлетворяло.

Тогда Саахов добавил:

– И холодильник «Розенлев».

– Что? – недоуменно спросил Аджебраил.

– Финский, хороший. Аджебраил мотнул головой.

– Слушай, давай договоримся по-хорошему,– продолжал Саахов.– Ну, где ты еще найдешь такого жениха?

– А где ты найдешь такую невесту? Студентка, комсомолка, спорт...

– Значит, так. Двадцать баранов, холодильник «Розенлев» и... цветной телевизор «Рекорд

Саахов на секунду задумался и вдруг произнес:

– И почетная грамота, как передовику производства, понимаете ли.

– И бесплатные путевки,– добавил шофер. Саахов медленно подошел к карте и, ткнув в верхний правый угол, сказал:

– В Сибирь!

Почесав затылок, потеребив нос и губы, немного пораздумав, Аджебраил согласился:

– Ну, хорошо!

– Ну, хорошо,– пожав будущему тестю руку, произнес Саахов.

Тема была исчерпана. Оба сразу успокоились, сели по разные стороны стола и задумались каждый о своем.

Шофер вдруг пожалел племянницу. А вспомнивший свою уже невесту Саахов подобрел и обратился к собеседнику, доставая при этом из ящика стола бутылку красного вина и два бокала.

– Ну что, дорогой? Осталось нам установить время свадьбы, и...

– Значит, так,– по-деловому начал Аджебраил.– Жених согласен, родственники тоже, а вот невеста...

Качая головой, совсем пал духом шофер.

– Да, плохо мы воспитываем нашу молодежь,– сокрушался Саахов.– Очень плохо.

– В то время, как наше государство, понимаете ли, создает все условия для счастливой жизни молодоженов, строит им, видите ли, Дворцы бракосочетаний...– обиженно продолжал Саахов.– Удивительно несерьезное отношение к браку.

Оба собеседника в раздумьи уставились друг на друга. Первым опомнился Аджебраил:

– А кто, вообще, спрашивает невесту?! Мешок на голову и...– сделав красноречивый жест рукой, он посмотрел на будущего зятя в надежде на поддержку.

Тот, наливая в бокалы красное вино, на секунду задумался:

– Да, это верно,– согласился он.

– Я бы сказал, очень правильное решение,– подняв вверх указательный палец, сказал Саахов.– Только я лично к этому не буду иметь абсолютно никакого отношения.

– Да нет, не беспокойтесь. Это сделают совершенно посторонние люди,– поспешил успокоить потенциального зятя будущий тесть.

– И не из нашего района,– добавил Саахов.

– Конечно.

С этими словами они подняли бокалы и выпили за успех операции.

* * *

За четверть часа до полудня со стороны городского парка культуры и отдыха в городок, разгоняя разомлевших под солнцем кур и уток, въехал красный открытый автомобиль. Машина промчалась через городок, привлекая к себе внимание всех, кто в этот момент оказался на улице. И, развернувшись, проделала весь путь обратно, остановившись в парке у сцены летней танцплощадки.

– Лучшего места нам не найти,– сказал водитель, обращаясь к остальным пассажирам, и заглушил мотор.

Кроме него, в машине сидели еще два человека.

Все трое прибывших были приблизительно одного возраста, но сильно отличались друг от друга. По имени они друг к другу не обращались, употребляя вместо этого прозвища.

Водитель, например, носил прозвище Бывалый. Это был грузный мужчина, явно перешедший за стокилограммовый рубеж веса, но, тем не менее, очень бодрый и подвижный.

Он редко улыбался и все время хмурил брови. Это был предводитель компании, все время чувствующий на себе бремя ответственности за своих коллег.

Его лысая, похожая на тыкву голова с маленькими прорезями для глаз была занята разработкой стратегии и тактики жизнеобеспечения их маленького, но независимого коллектива. Дух мелкого, но здорового предпринимательства иногда соседствовал в ней с явно криминальными наклонностями.

Однако вступать в глубокие противоречия с уголовным кодексом было не в его правилах.

Рядом с водителем на переднем сиденьи сидел Балбес. Это прозвище он получил скорее не за глупость, а за дурацкое выражение, неизменно присутствующее на его лице.

Балбес был заместителем Бывалого и брал на себя самые ответственные и трудоемкие участки работы. Поэтому одевался всегда крайне просто: кеды, трикотажные, обвисшие в коленях штаны и майка. От палящих лучей солнца его голову прикрывала тюбетейка.

Третий пассажир, располагавшийся на заднем сиденьи, носил прозвище Трус. Это был хлипкий худощавый человек с лирическими удивленными глазами и длинным

аристократическим носом.

Вся внешность выдавала в нем желание казаться интеллигентным человеком и говорила о том, что какая бы то ни была грубая работа не для его утонченных рук.

Одет он был в белый летний изрядно измятый костюм из легкой ткани и такую же шляпу. Под пиджаком виднелась белая рубашка и яркий полосатый галстук. Правда, белым все это было когда-то, до обретения независимости от нормального быта и привычных коммунальных удобств.

Повертев головой, Трус осмотрелся и провозгласил:

– Населенный пункт типа РЦ.

– Что за РЦ? – не понимая, вытаращился на него Балбес.

– Районный центр,– вздохнул Трус.– Какой план действий?

– Обычный для РЦ,– не оглядываясь, ответил предводитель и, сняв с головы мотоциклетный шлем типа «Арбуз», вышел из машины.

За ним выскочил Балбес, а потом Трус.

Первым делом они принялись приводить автомобиль в порядок.

У каждого был свой участок работы. Бывдлый сразу же открыл капот и стал что-то чинить в моторе. Балбес стал проверять ходовую часть и покрышки, а Трус принялся наводить внешний лоск, правда, с помощью своего носового платка.

Сначала он вытер от пыли шлем предводителя, потом ветровое стекло, потом принялся за крылья.

Балбес на всякий случай подложил кирпич под колесо, помня, как намедни они полкилометра бежали за сорвавшейся с ручного тормоза машиной.

Машина была старой, еще довоенного происхождения, гибрид из останков «Форда», «Мерседеса» и еще чего-то, сделанного своими руками. Капот машины украшал

 «волговский» олень. Троица считала его своим талисманом, приносящим удачу.

Автомобиль предоставлял им свободу передвижения в пространстве гор и степей, а значит, независимость от многих условностей, что было трудно переоценить при их образе жизни.

Наконец, закончив хлопотать над своим железным компаньоном, Бывалый освободил оленя из зажима в капоте и спрятал за пазуху. Он еще раз тщательно осмотрел всю местность до горизонта и, заметив метрах в пятидесяти желтеющие из-за кустов бока пивной бочки на колесах, просветлел лицом.

– Как насчет освежиться холодненьким пивком с дороги? – предложил он.

Все остальные восприняли его слова с энтузиазмом. Трус, предвкушая удовольствие, стал облизываться.

Подойдя к пивной бочке, Бывалый походя отогнал назойливого пьянчужку, пристававшего к продавщице.

Его друзья выстроились за ним в цепочку по одной линии.

– Нам три пива, пожалуйста! – заказал Бывалый.

В этот момент еще один старый пьянчуга пристроился в хвост цепочки сразу за Трусом. Бывалый передал бокал Балбесу, Балбес – Трусу, а Трус автоматически дальше. Бокал попал прямо в дрожащие руки старого пьянчуги. Тот, ничего не понимая, уставился на упавшее с неба пиво и быстренько начал сдувать пену.

Бывалый передал еще бокал Балбесу и последний взял себе. Трус, вдруг поняв, что остался без вожделенного напитка, завертелся. Увидев, кому он отдал свой бокал, в тот же момент выхватил его обратно.

Ничего не понявший пьянчуга посмотрел на свои опустевшие руки, затем на небо и, решив, что ему все это показалось, заковылял дальше, забыв, что собирался делать.

Все трое, наконец, с наслаждением отхлебнули по глотку.

У Труса мурашки побежали по коже и, зажмурив глаза от удовольствия, он воскликнул:

– Жить, как говорится, – хорошо!

Балбес ухмыльнулся и, вытирая рукавом губы, добавил:

– А хорошо жить – еще лучше!

– Это точно! – глубокомысленно согласился Бывалый.

Допив пиво, они вернулись к машине, и каждый принялся за свои обязанности по плану, «обычному для РЦ». Бывалый пошел договариваться с администрацией парка о разрешении на использование танцплощадки. А Балбес и Трус стали готовить необходимый инвентарь. Они достали из бардачка заготовленные заранее афиши и развесили их у. входа в парк и на танцплощадку. Затем каждый занялся сугубо своим делом.

Трус оборудовал импровизированную билетную кассу, состоящую из раскладного столика и стула. Он прибил к двери проволочную скобу и зацепил на нее рулон трехкопеечных трамвайных билетов.

Кроме билетера, он еще занимал должность звукорежиссера – включал и выключал в нужное время магнитофон.

Через некоторое время вернулся Бывалый.

– Все нормально. Директор парка согласен. Подождем, пока соберется публика, и можно начинать.

Бывалый с удовлетворением посмотрел на выполненную работу. У входа на танцплощадку висела небольшая, но заметная афиша, где сообщалось, что здесь работает

«Школа танцев». Плата по таксе. Такса – 1 рубль». Верхний и нижний углы афиши по диагонали освещались лучами двух нарисованных солнц – плодом эстетических изысканий Труса.

Рядом висела еще одна афиша, тоже украшенная. Она гласила:

«Сеанс одновременной игры. Плата по таксе. Такса – 1 рубль».

Вдоль стены были расставлены столы и стулья для игры.

Через несколько часов информация с афиш уже разлетелась по всему городку. Засидевшаяся без развлечений местная публика очень живо отреагировала на

предложение. К парку культуры потихоньку стали стекаться любители древней игры

и современных танцев.

Бывалый занял место на эстраде танцплощадки, Балбес стал за игровые столики, а Трус принялся продавать билеты.

Желающие научиться танцевать приходили парами: парни – в белых рубашках, девушки – в нарядных платьях.

Среди пришедших было немало местных стиляг.

Когда в зал набилось довольно много народу, Бывалый встал и подошел к краю сцены.

– Сегодня мы с вами разучим ультрасовременный и ультрамодный танец «твист». Может быть, кто-нибудь скажет, зачем учить молодежь этим современным и вульгарным танцам, если у нас есть привычные старые танцы, которые уходят корнями в традиции предков? Что на это возразить? А вот что! Такие танцы, как твист, шейк и прочие буги-вуги, своими корнями уходят еще глубже, в те времена, о которых ровно ничего не известно.

Люди жили в шалашах и ели друг друга. Затем, окрепнув и развив мозг, они стали есть окружающую природу: зверей, птиц, рыб и растения. Чтобы иметь какую-нибудь удачу на охоте, они перед уходом делали разминку. Постепенно она превратилась в танец.

Люди танцевали эти танцы вместе, и они объединяли людей перед лицом дикой природы.

Но потом, разделившись на семьи, они начали ограждаться частоколами, через которые в продолжение многих веков переругивались. Затем стали драться, затеяли войну и забыли о совместных объединяющих танцах.

В наше время, наконец вдоволь навоевавшись, люди вновь стали вспоминать эти танцы. Так что пусть с нами поспорят, у чьих традиций длиннее корни.

Итак, твист! Маэстро, музыку!

Трус включил магнитофон.

– Показываю! – Бывалый сделал несколько танцевальных движений.– Как вы заметили, в основе танца лежит особое движение ног. Как будто вы – культурный человек и пытаетесь растереть ногой окурок. Итак, все вместе под музыку, начали!

Обучающиеся конвульсивно задергались, пытаясь повторить движения Бывалого, но более поверхностные традиции горских танцев не давали углубиться к доисторическим корням.

– Стоп! Стоп! Стоп! Это же не лезгинка, а твист! Показываю еще раз! Все сначала! Носком правой ноги,– он поднял над головой дымящуюся сигарету,– вы давите окурок! Вот так! Оп-оп-оп-оп!

Он бросил окурок на пол и ногой растер его в порошок.

– Теперь второй окурок,– он обратился к публике.– Подайте мне, пожалуйста, второй окурок!

Ближайший из танцующих протянул ему свою сигарету.

– Второй окурок вы давите носком левой ноги! Вот так! Оп-оп-оп-оп! А теперь оба окурка вы давите вместе. Оп-оп-оп! Громче музыку. Поехали!

Вся танцплощадка зашевелилась в танце. Бывалый сел и закурил. На сегодня его роль учителя хореографии была исчерпана. Он завел публику, и теперь она веселилась сама по себе. На это и был рассчитан трюк со школой танцев. Специальной подготовки, что называется, не требовалось. Публика, в основном, приходила просто потанцевать и танцевала в свое удовольствие. Всем было хорошо.

В кассе уже накопилась довольно пухлая пачка рублевок, а люди все прибывали. Трусу нравилась их лихая «работа» и, вдохновившись, он задумал проделать «аферу» в «афере». Когда очередной танцор протянул ему свой мятый рубль, Трус положил его в общую кассу, но билет почему-то не дал, жестом предложив пришедшему поскорее проходить внутрь.