Текст книги "История одного преступления"

Автор книги: Виктор Гюго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

VI
Совещательная комиссия

Когда миновала всякая опасность, отбросили всякое стеснение. Люди осторожные и благоразумные могли теперь признать совершившийся переворот и позволили оповестить об этом всю страну.

Вот это оповещение.

ФРАНЦУЗСКАЯ РЕСПУБЛИКА

ИМЕНЕМ ФРАНЦУЗСКОГО НАРОДА

Президент республики,

желая впредь до преобразования Законодательного корпуса и Государственного совета окружить себя людьми, по справедливости пользующимися уважением и доверием страны,

образовал совещательную комиссию, в состав которой входят:

Аббатуччи, бывший советник кассационного суда (от Луаре).

Генерал Ашар (от Мозеля).

Андре, Эрнест (от Сены).

Андре (от Шаранты).

Д'Аргу, управляющий Государственного банка, бывший министр.

Генерал Арриги, из Падуи (от Корсики).

Генерал де Бар (от Сены).

Генерал Бараге д'Илье (от Ду).

Барбару, бывший главный прокурор (от островов Согласия).

Барош, бывший министр внутренних дел и иностранных дел, заместитель председателя комиссии (от Нижней Шаранты).

Барро, Фердинанд, бывший министр (от Сены).

Барт, бывший министр, главноуправляющий Счетной палатой.

Батайль (от Верхней Вьенны).

Баву, Эварист (от Сены-и-Марны).

Де Бомон (от Соммы).

Берар (от Ло-и-Гаронны).

Берже, префект Сены (от Пюи-де-Дома).

Бертран (от Ионны).

Бидо (от Шера).

Бигрель (от Кот-дю-Нора).

Бильо, адвокат.

Бино, бывший министр (от Мена-и-Луары).

Буэнвилье, бывший председатель корпорации адвокатов (от Сены).

Бонжан, заместитель прокурора при кассационном суде (от Дромы).

Булатинье.

Бурбуссон (от Воклюза).

Брегье (от Ламанша).

Де Камбасерес, Юбер.

Де Камбасерес (от Эны).

Карлье, бывший префект полиции.

Де Казабьянка, бывший министр (от Корсики).

Генерал де Кастеллан, военный комендант города Лиона.

Де Коленкур (от Кальвадоса).

Вице-адмирал Сесиль (от Нижней Сены).

Шадне (от Мааса).

Шарлемань (от Эндры).

Шассень-Гуайон (от Пюи-де-Дома).

Генерал де Шаслу-Лоба (от Нижней Шаранты).

Ше д'Эст-Анж, адвокат (от Марны).

Де Шазейль, мэр города Клермон-Феррана (от Пюи-де-Дома).

Коллас (от Жиронды).

Де Крузейль, бывший советник кассационного суда, бывший министр (от Нижних Пиренеев).

Кюрьяль (от Орны).

Де Кювервиль (от Кот-дю-Нора).

Дабо (от Верхней Гаронны).

Дарист (от Нижних Пиренеев).

Давьель, бывший министр.

Делакост, бывший генеральный комиссар департамента Роны.

Делажюс (от Нижней Шаранты).

Делаво (от Эндра).

Дельтейль (от Ло).

Данжуа (от Жиронды).

Дежобер (от Нижней Сены).

Демару (от Алье).

Друэн де Люис, бывший министр (от Сены-и-Марны).

Теодор Дюко, морской министр и министр колоний (от Сены).

Дюма, член Института, бывший министр (от Севера).

Шарль Дюпен, член Института (от Нижней Сены).

Генерал Дюррье (от Ланд).

Морис Дюваль, бывший префект.

Эшасерьо (от Нижней Шаранты).

Маршал Эгзельманс, великий канцлер капитула Почетного Легиона.

Фердинанд Фавр (от Нижней Луары).

Генерал де Флао, бывший посланник.

Фортуль, министр народного образования (от Нижних Альп).

Ашиль Фульд, министр финансов (от Сены).

Де Фурман (от Соммы).

Фукье д'Эруэль (от Эны).

Фреми (от Ионны).

Фюртадо (от Сены).

Гаск (от Верхней Гаронны).

Галоид (от Ламанша).

Де Гаспарен, бывший министр.

Эрнест де Жирарден (от Шаранты).

Огюстен Жиро (от Мена-и-Луары).

Шарль Жиро, член Института, член совета министерства народного образования, бывший министр.

Годель (от Эны).

Гуло де Сен-Жермен (от Ламанша).

Генерал де Граммон (от Луары).

Де Граммон (от Верхней Соны).

Де Грелан (от островов Согласия).

Генерал де Груши (от Жиронды).

Аллез Клапаред (от Нижнего Рейна).

Генерал д'Опуль, бывший министр (от Ода).

Эбер (от Эны).

Де Геккерен (от Верхнего Рейна).

Д'Эранбо (от Па-де-Кале).

Эрман.

Эртье (от Луары).

Генерал Юссон (от Обы).

Жанвье (от Тарна-и-Гаронны).

Лаказ (от Верхних Пиренеев).

Лакрос, бывший министр (от Финистера).

Ладусет (от Мозеля).

Фредерик де Лагранж (от Жера).

Генерал де Лагит, бывший министр.

Делангль, бывший главный прокурор.

Ланкетен, председатель муниципальной комиссии.

Де Ларибуасьер (от Иля-и-Вилены).

Генерал Лавестин.

Лебеф (от Сены-и-Марны).

Генерал Лебретон (от Эры-и-Луары).

Леконт (от Ионны).

Леконт (от Кот-дю-Нора).

Лефебр-Дюрюфле, министр торговли (от Эры).

Лелю (от Верхней Сены).

Лемаруа (от Ламанша).

Лемерсье (от Шаранты).

Лекьен (от Па-де-Кале).

Лестибудуа (от Севера).

Левавассер (от Нижней Сены).

Леверрье (от Ламанша).

Лезе де Марнезиа (от Луары-и-Шера).

Генерал Маньян, главнокомандующий Парижской армией.

Мань, министр общественных работ (от Дордони).

Эдмон Мень (от Дордони).

Маршан (от Севера).

Матье Боде, адвокат при кассационном суде.

Де Мопа, префект полиции.

Де Мерод (от Севера).

Менар, председатель кассационного суда.

Менадье, бывший префект (от Лозеры).

Де Монталамбер (от Ду).

Де Морни (от Пюи-де-Дома).

Де Мортемар (от Нижней Сены).

Де Муши (от Уазы).

Де Мутье (от Ду).

Люсьен Мюрат (от Ло).

Генерал д'Орнано (от Эндры-и-Луары).

Пепен Легалер (от Сены-и-Марны).

Жозеф Перье, член совета Французского банка.

Де Персиньи (от Севера).

Пишон, мэр города Арраса (от Па-де-Кале).

Порталис, первый председатель кассационного суда.

Понжерар, мэр города Рена (от Иля-и-Вилены).

Генерал де Преваль.

Де Рансе (от Алжира).

Генерал Рандон, бывший министр, генерал-губернатор Алжира.

Генерал Реньо де Сен-Жан-д'Анжели, бывший министр (от Нижней Шаранты).

Ренуар де Бюссьер (от Нижнего Рейна).

Ренуар (от Лозера).

Генерал Роже.

Руэр, хранитель печати, министр юстиции (от Пюи-де-Дома).

Де Руайе, бывший министр, главный прокурор парижского апелляционного суда.

Генерал де Сент-Арно, военный министр.

Де Сент-Арно, адвокат при парижском апелляционном суде.

Де Салис (от Мозеля).

Сапей (от Изеры).

Шнейдер, бывший министр.

Де Сегюр д'Агессо (от Верхних Пиренеев).

Сейду (от Севера).

Амедей Тейер.

Тьеллен (от Кот-дю-Нора).

Де Ториньи, бывший министр.

Тупо де Бево (от Верхней Марны).

Туранжен, бывший префект.

Тролон, председатель апелляционного суда.

Де Тюрго, министр иностранных дел.

Вайян, маршал Франции.

Ваис, бывший министр (от Севера).

Де Вандель (от Верхней Марны).

Генерал Васт-Вимё (от Нижней Шаранты).

Вошель, мэр Версаля.

Вьяр (от Мёрты).

Вьейяр (от Ламанша).

Вильфруа.

Витри, заместитель министра финансов.

Де Ваграм.

Президент Республики

Луи-Наполеон Бонапарт.

Министр внутренних дел

де Морни.

В этом списке снова встречается фамилия Бурбуссон.

Было бы жаль, если б это имя кануло в безвестность.

Одновременно с правительственным плакатом появился протест Дарю, гласивший:

«Я присоединяюсь ко всем решениям, принятым Национальным собранием в мэрии X округа, 2 декабря 1851 года, на заседании, участвовать в котором мне воспрепятствовали силой.

Дарю».

Некоторые из членов совещательной комиссии только что вышли из тюрьмы Мазас или из форта Мон-Валерьен. Их выпустили оттуда, продержав в одиночном заключении одни сутки.

Как видно, эти законодатели не питали злобы к человеку, заставившему их испытать действие закона на собственной шкуре.

Многие другие лица, вошедшие в эту коллекцию, были известны только своими долгами, о которых трубила молва. Среди них был человек, дважды обанкротившийся, но, прибавляли в виде смягчающего обстоятельства, не под своим именем; про другого, члена знаменитейшего литературного или ученого общества, говорили, что он торгует своим голосом; третий – красивый, изящный, любимец большого света, вылощенный, изысканно одетый весь расшитый золотом, был на содержании у женщины и нравственно утопал в грязи.

Эти люди без особых колебаний объявили себя сторонниками акта, спасавшего общество.

В числе тех, из кого составили эту мозаику, были люди, которых не волновали никакие политические страсти; они согласились войти в список только для того, чтобы сохранить свои должности и оклады. Во времена Империи, как и до нее, они придерживались нейтралитета и в течение девятнадцатилетнего царствования продолжали, не мудрствуя, выполнять свои военные, судебные или административные функции; их окружало то уважение, которым по праву пользуются безобидные глупцы.

Были там и заправские политические деятели ученой школы, начавшейся с Гизо и не закончившейся на Парье, глубокомысленные врачеватели общественного порядка, успокаивающие испуганного буржуа и сохраняющие то, что давно умерло:

 
«Ужель мой глаз погиб?» – спросил Панкрас в испуге.
«О нет, мой друг, о кет! Он здесь, в моей руке».
 

В этом псевдогосударственном совете было много лиц, служивших в полиции, – тогда эта служба была в почете: Карлье, Пьетри, Мопа и др.

Вскоре после 2 декабря полиция под названием «смешанных комиссий» подменила собою суд; она выносила приговоры, назначала суровые кары, в законном порядке нарушала все законы, и судебное ведомство не чинило самозванным судьям никаких препятствий. С довольным видом распряженных почтовых лошадей правосудие предоставило полиции действовать по ее усмотрению.

Некоторые из названных в списке членов комиссии отказались участвовать в ней. Так поступили Леон Фоше, Гулар, Мортемар, Фредерик Гранье, Маршан, Мальяр, Параве, Беньо. Газетам было запрещено публиковать эти отказы.

Граф Беньо заказал себе визитные карточки, на которых значилось: «Граф Беньо, не состоящий в совещательной комиссии».

Жозеф Перье ходил с карандашом в руке из улицы в улицу и вычеркивал свою фамилию на всех расклеенных там плакатах, приговаривая: «Я забираю свое имя всюду, где нахожу его».

Генерал Бараге д'Илье не отказался, а ведь он был храбрый солдат. В войне с Россией он лишился руки; позднее ему пожаловали звание маршала; он был достоин получить его не от Луи Бонапарта. Кто бы предположил, что ему суждено так кончить.

В последних числах ноября генерал Бараге д'Илье, сидя в глубоком кресле, грелся у большого камина Конференц-зала Национального собрания. Один из его сотоварищей, тот, кто пишет эти строки, сел по другую сторону камина. Они не вступили в разговор, так как один из них принадлежал к правой, другой – к левой. Но вошел Пискатори, немножко правый и немножко левый. Он спросил Бараге д'Илье:

– Ну как, генерал? Дошли до вас последние слухи?

– Какие?

– Говорят, президент не сегодня-завтра захлопнет эти двери у нас перед носом.

В ответ генерал Бараге д'Илье сказал – я слышал его слова:

– Если господин Бонапарт захлопнет перед нами двери Собрания, Франция распахнет их перед нами настежь.

Луи Бонапарту пришла было мысль назвать вновь образованную комиссию исполнительной.

– Нет, – возразил Морни, – это значило бы предположить в членах комиссии некоторое мужество: они согласятся быть попустителями, но не захотят быть гонителями.

Генерала Рюльера сместили за то, что он осуждал пассивное повиновение армии.

Для облегчения души сообщим тут же еще один мелкий штрих: спустя несколько дней после 4 декабря Эмманюэль Араго встретил на улице Фобур-Сент-Оноре Дюпена.

– А! – воскликнул Араго. – Вы, видно, идете в Елисейский дворец?

– Я никогда не хожу в б…… – ответил Дюпен.

Он все-таки пошел туда.

Дюпен, как известно, был назначен главным прокурором кассационного суда.

VII
Другой список

Рядом со списком присоединившихся уместно привести список изгнанных. Это даст возможность одним взглядом охватить стан приверженцев переворота и стан его противников.

ДЕКРЕТ

Статья первая. В целях охраны общественной безопасности изгоняются из пределов Франции, Алжира и колоний следующие лица, бывшие депутаты Собрания:

Эдмон Валантен

Поль Ракушо

Агриколь Пердигье

Эжен Шола

Луи Латрад

Мишель Рено

Жозеф Бенуа (от Роны)

Жозеф Бюргар

Жан Кольфаврю

Жозеф Фор (от Роны)

Пьер-Шарль Гамбон

Шарль Лагранж

Мартен Надо

Бартелеми Террье

Виктор Гюго

Кассаль

Синьяр

Винье

Шаррассен

Бансет

Савуа

Жоли

Комбье

Буассе

Дюше

Эннери

Гильго

Окстюль

Мишо-Буте

Бон

Бертолон

Шельшер

Де Флотт

Жуаньо

Лабуле

Брюи

Эскирос

Мадье де Монжо

Ноэль Парфе

Эмиль Пеан

Пеллетье

Распайль

Теодор Бак

Бансель

Белен (от Дромы)

Бес

Бурза

Брив

Шавуа

Клеман Дюлак

Дюпон де Бюссак

Гастон Дюссу

Гитер

Лафон

Ламарк

Пьер Лефран

Жюль Леру

Франсиск Мень

Малардье

Матье (от Дромы)

Милот

Розелли-Молле

Шаррас

Сен-Ферреоль

Соммье

Тестелен (от Севера)

Статья вторая. Если, в нарушение настоящего декрета, кто-либо из лиц, поименованных в первой статье, возвратится в пределы государства, это лицо, в целях охраны общественной безопасности, может быть отправлено в ссылку.

Настоящий декрет дан в Тюильрийском дворце по представлению совета министров 9 января 1852 года

Луи Бонапарт.

Министр внутренних дел

Де Морни.

Кроме того, был опубликован список «удаленных», в котором значились Эдгар Кине, Виктор Шоффур, генерал Леде, Паскаль Дюпра, Версиньи, Антони Туре, Тьер, Жирарден и Ремюза. Список «изгнанных» пополнился именами четырех депутатов: Мате, Греппо, Марка Дюфреса и Ришарде. На долю депутата Мио выпали мучения в казематах Африки. Таким образом, не считая жертв резни, победа, одержанная переворотом, выразилась в следующих цифрах: восемьдесят восемь депутатов изгнаны, один убит.

В Брюсселе я обычно завтракал в кафе Миль-Колон: это было место встречи изгнанников. 10 января я пригласил Мишеля де Буржа позавтракать со мной; мы сидели вдвоем за столиком. Официант принес мне газету «Монитер Франсе»; я мельком заглянул в нее и воскликнул:

– А! Вот список изгнанных. – Пробежав его глазами, я сказал Мишелю: – Должен сообщить вам неприятную новость. – Он побледнел. – Вас нет в этом списке. – Он просиял.

Мишель де Бурж, столь мужественный перед лицом смерти, страшился изгнания.

VIII
Давид д'Анже

Неимоверная грубость сочеталась со звериной жестокостью. Выдающийся скульптор Давид д'Анже был арестован у себя дома, на улице Ассас. Войдя, полицейский комиссар спросил его:

– У вас есть оружие?

– Да, – ответил Давид. – Есть. Я мог бы защитить себя… – Помолчав, он прибавил: – Если бы имел дело с цивилизованными людьми.

– Где это оружие? – не унимался комиссар. – Покажите его.

Давид указал на свою мастерскую, полную прекрасных произведений. Его посадили в фиакр и повезли в арестный дом при полицейской префектуре.

Помещение арестного дома рассчитано на сто двадцать заключенных, а их там было семьсот. Давид оказался двенадцатым в камере на двоих. Ни света, ни воздуха. Над головой – узенькая отдушина. В углу камеры – смердящее ведро, одно на всех, неплотно прикрытое деревянной крышкой. В полдень, рассказывал Давид, приносит похлебку – какую-то теплую вонючую бурду.

Заключенные стояли у стен, на тюфяках, брошенных сторожами на пол. Лежать в такой тесноте было невозможно. В конце концов они, однако, ухитрились, тесно прижавшись друг к другу, улечься и даже вытянуть ноги. Им швырнули несколько одеял. Некоторым из них удавалось заснуть. На рассвете гремели засовы, открывалась дверь, тюремный сторож кричал: «Вставайте!» Заключенные переходили в коридор; сторож убирал тюфяки, выплескивал на каменные плиты несколько ведер воды, кое-как подтерев пол, снова кидал тюфяки на мокрые плиты и кричал заключенным: «Ступайте назад!» после чего их снова запирали до следующего утра. Время от времени приводили сотню новых заключенных и уводили сотню старых (из числа тех, кто просидел два-три дня). Что с ними делали? Ночью узники из своих камер слышали ружейные залпы, а наутро прохожие (мы уже говорили об этом) видели во дворе полицейской префектуры лужи крови.

Тюремщики вызывали заключенных в алфавитном порядке.

Однажды вызвали Давида д'Анже. Он собрал свои пожитки и хотел было выйти; но тут появился начальник тюрьмы, видимо оберегавший его, и торопливо сказал: «Останьтесь, господин Давид, останьтесь!»

Однажды утром в камеру Давида вошел Бюшез, бывший председатель Учредительного собрания.

– А! Это хорошо, что вы навещаете арестованных, – сказал Давид.

– Я сам арестован, – ответил Бюшез.

Давиду д'Анже предложили уехать в Америку. Он отказался; тогда согласились на Бельгию. 19 декабря он приехал в Брюссель. Придя ко мне, он сказал: «Я остановился в гостинице «Великий монарх», на улице Старьевщиков, номер восемьдесят девять, – и прибавил, смеясь: – Великий монарх, король, старьевщики, роялисты, восемьдесят девятый год, революция. Случаю нельзя отказать в остроумии».

IX
Наше последнее собрание

Третьего декабря все было за нас; пятого декабря все обратилось против нас. Словно отхлынуло необъятное море, грозное во время прилива, зловещее при отливе. Таинственные движения народных масс!

Кто же был так могуществен, что сказал этому океану: «Ты не двинешься дальше»? Увы, пигмей!

Эти отливы бездонной пучины непостижимы.

Пучина страшится. Чего?

Того, что глубже ее самой. Преступления.

Народ отступил. Он отступил 5 декабря, 6 декабря он исчез.

На горизонте – ни проблеска света, только мрак приближающейся ночи.

Эта ночь – империя.

5 декабря мы почувствовали себя столь же одинокими, как и 2-го.

Но мы оставались стойкими. О нашем душевном состоянии в ту пору можно сказать: отчаяние – но не малодушие.

Дурные вести притекали теперь так же непрерывно, как два дня назад – хорошие. Обри (от Севера) был заключен в Консьержери. Красноречивый, всем нам дорогой Кремье – в тюрьме Мазас. Изгнанник Луи Блан, спешивший к нам, чтобы помочь Франции могуществом своего имени и своего духа, доехал только до Турне. Катастрофа 4 декабря преградила ему путь, так же как и Ледрю-Роллену.

Что касается генерала Неймайера – он не «пошел на Париж», а приехал туда. Зачем? Чтобы изъявить покорность.

Мы лишились пристанища; за домом № 15 по улице Ришелье следили, о доме № 11 по улице Монтабор донесли полиции. Мы скитались по городу, встречались то здесь, то там; второпях, шепотом обменивались несколькими словами; мы никогда не могли с уверенностью сказать, где переночуем и будет ли у нас еда, и по меньшей мере за одну из этих голов, не знавших, где приклониться вечером, уже была назначена награда.

Вот какими фразами мы перебрасывались при наших мимолетных встречах:

– Где такой-то?

– Арестован.

– А такой-то?

– Убит.

– А такой-то?

– Исчез.

Все же мы собрались еще один раз, у депутата Реймона, на площади Мадлен. Явились почти все. Я мог пожать руку Эдгару Кине, Шоффуру, Клеману Дюлаку, Банселю, Версиньи, Эмилю Пеану; я был рад снова встретить энергичного и неподкупного Коппенса, приютившего нас на улице Бланш, и нашего храброго товарища Понса Станда, которого мы потеряли из виду в дыму сражения. Из окон комнаты, где мы заседали, открывался вид на площадь Мадлен и на бульвары, покрытые темной массой войск. Солдаты, выстроенные в боевом порядке, имели свирепый вид и, казалось, готовы были в любую минуту броситься в бой. Вошел Шарамоль.

Вынув из-под своего широкого плаща пару пистолетов, он положил их на стол и сказал:

– Все кончено. Сейчас осуществимо и разумно только одно: отчаянный шаг. Я предлагаю его. Вы готовы на это, Виктор Гюго?

– Да, – ответил я.

Я не знал, что он скажет, но был уверен, что он не предложит ничего недостойного.

– Здесь, – продолжал он, – нас собралось примерно пятьдесят депутатов, оставшихся в живых. Мы – все, что сохранилось от Национального собрания, от всеобщего голосования, от закона, от права. Где мы будем завтра? Неизвестно. Нас либо разгонят, либо убьют. Но этот нынешний час принадлежит нам; он пройдет – и нас поглотит мрак. Такой случай уже не повторится. Воспользуемся им!

Здесь он остановился, обвел всех своим твердым взглядом и продолжал:

– Воспользуемся этим случаем, тем, что мы живы и что мы – все вместе. Кучка людей, собравшихся здесь, олицетворяет собой всю республику. Так пусть же республика, воплощенная в нас, встанет перед армией! Заставим армию отступить перед республикой и силу – отступить перед правом! В эту решающую минуту должна дрогнуть одна из сторон – либо сила, либо право. Если не дрогнет право, дрогнет сила. Если мы не дрогнем, дрогнут солдаты. Вперед, против преступления! Перед лицом закона преступление отступит. Как бы дело ни обернулось, мы выполним наш долг. Если мы останемся в живых – мы будем избавителями; если умрем – героями. Я предлагаю следующее.

Наступила глубокая тишина.

– Надев наши перевязи, спустимся торжественно по двое в ряд на площадь Мадлен. Вы видите – возле главной паперти перед своим полком в боевой готовности стоит полковник. Мы подойдем к нему, и там, в присутствии солдат, я призову его выполнить свой долг и возвратить свой отряд республике. Если же он откажется…

Шарамоль взял по пистолету в каждую руку.

– Я застрелю его.

Я обратился к нему:

– Шарамоль, я буду рядом с вами.

– Я это знал, – ответил Шарамоль и прибавил: – Этот выстрел разбудит народ.

Раздались возгласы:

– А что, если он его не разбудит?

– Тогда – умрем!

– Я с вами, – сказал я Шарамолю.

Мы обменялись рукопожатием.

Но тут посыпались возражения.

Никто не боялся, но все размышляли. Не будет ли это безумством, и притом бесполезным? Не значит ли это без малейшего шанса на успех поставить последнюю карту республики? Какая это была бы удача для Бонапарта! Одним ударом раздавить всех еще уцелевших противников и борцов! Раз навсегда покончить со всеми! Да, мы побеждены, спору нет, но зачем же поражение довершать истреблением? Успех невозможен. Всю армию никак не застрелить из пистолета. Последовать совету Шарамоля значило бы своими руками вырыть себе могилу – и только. Это было бы доблестное самоубийство, но все же самоубийство. В некоторых случаях быть только героем – значит быть эгоистом. Подвиг совершен мгновенно, слава обретена, умерший входит в историю – это так просто. На плечи тех, кто остался в живых, ложится тяжкое бремя долгого протеста, упорная борьба в изгнании; им остается горькая, суровая жизнь побежденного, продолжающего бороться с победителем. В политике необходима известная доля терпения. Дожидаться часа возмездия иногда труднее, чем ускорить развязку. Есть два вида мужества: храбрость и стойкость; первая присуща солдату, вторая – гражданину. Покончить, как придется, даже проявив при этом доблесть, – недостаточно. Выйти из тяжелого положения, избрав смерть, нетрудно; требуется нечто другое, более сложное: вывести из тяжелого положения отечество. «Нет, – твердили Шарамолю и мне наши благородные противники, – избрать то «сегодня», которое вы нам предлагаете, значит погубить наше «завтра»; берегитесь, в самоубийстве есть некоторая доля дезертирства».

Слово «дезертирство» потрясло Шарамоля.

– Хорошо, – сказал он, – я отказываюсь от своего предложения.

Это были великие минуты, и позднее, в изгнании, Кине, беседуя со мной, вспоминал их с глубоким волнением.

Мы разошлись. Больше мы не собирались.

Я бродил по улицам. Где приютиться на ночь? Я полагал, что за домом № 19 по улице Ришелье следят совершенно так же, как за домом № 15. Но было холодно, и я все же решил пойти в свое убежище, чем бы мне это ни угрожало. Оказалось, что я поступил правильно. Я поужинал куском хлеба и отлично выспался. Проснувшись на рассвете, я вспомнил о своих обязанностях, подумал о том, что сегодня уйду и, вернее всего, никогда уже не вернусь в эту комнату; взяв оставшийся кусок хлеба, я раскрошил его и разбросал крошки на карнизе окна для птиц.