Текст книги "Нож в сердце рейха"

Автор книги: Виктор Карпенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

3

Полковник Воскресенский был предельно сдержан, хотя по лицу было видно, что он рад встрече. Выслушав доклад Федора о более чем месячном пребывании его среди военнопленных немецких офицеров, он досконально с лупой в руке изучил привезенные разведчиком фотографии и письма Гельмута Шранка. Заинтересовал его и Роберт Шихман.

– Складывается все очень хорошо, – убирая документы в стол, улыбнулся полковник. – Мы все голову ломали, как тебе лучше закрепиться в Берлине, а ты сам подсказал путь. Так говоришь, дом у Гельмута Шранка большой и красивый? Что же, пора на него взглянуть, да и о Роберте Шихмане навести справки… Ты же пока продолжай совершенствоваться в языке, изучай Берлин и свою легенду. Лейтенант Иоганн Шварц в Берлин не поедет, слишком просто вычисляется. А вот брат Кристины Фишман, приехавший из Португалии, подойдет.

– А как же с языком?

– Ты же немец, зачем тебе разговаривать на французском или испанском? А что на немецком говоришь с акцентом, тоже не проблема. Ты же португальский немец… Да к тому же ты только в сороковом году выехал из Германии. И это истина. Карл Фишман покинул свою сестру, но до поместья дядюшки Карла под Лиссабоном не добрался. Корабль, шедший под английским флагом, был потоплен немецкой подводной лодкой. Но о смерти Карла известно немногим.

– А Кристина Фишман?

– Она в курсе… но с превеликой радостью встретит чудесным образом воскресшего брата. Так что изучай свою родословную, а родственников у тебя множество, запоминай лица знакомых Карла по фотографиям. Кстати, ты с ним похож. Правда, он несколько мельче тебя и постарше. Но не беда. В лагере ты заметно похудел… Все, Федор! Приступай к подготовке!

– Можно вопрос?

– Только один? Я думал, ты сейчас засыплешь меня вопросами, – улыбнулся Воскресенский.

– А капитан Самойлов? Он на базе?

– Нет, Федор. Олег Валентинович уже в Берлине.

– А Сергей?

– Он пока еще в Союзе, но далеко отсюда. Одно обещаю: вы еще встретитесь.

4

Утро выдалось на редкость тихим и солнечным. Олег не спеша шел по набережной Рейна, приближаясь к месту встречи. Артура Берга он выслеживал несколько дней, вел его от дома до парадного подъезда большого четырехэтажного серого здания, в котором тот работал. Вчера же вечером Олег следом за Артуром вошел в ресторан и в фойе встретился со своим другом детства глазами. Артур на мгновение замер, а чуть позже, проходя мимо, тихо произнес:

– Завтра в шестнадцать на набережной у львов…

Олег правильно рассчитал время и в назначенный срок подошел к скульптурной композиции из камня – ревущий лев по-хозяйски водрузил когтистую лапу на земной шар. С противоположной стороны к скульптуре подошел Артур.

– А ты знаешь, что символизирует эта скульптура? – вместо приветствия спросил он и через мгновение сам же ответил: – Фюрера – покорителя мира! Как тебе это?!

– Все покорители мира – Атилла, Александр Македонский, Наполеон… плохо заканчивали… – отозвался Олег.

– И фюрера ждет та же участь! – Помолчав, Артур продолжил: – Знал, что мы расстаемся ненадолго… Я ведь не случайно назвал ведомство Канариса при расставании. И твое командование не преминуло воспользоваться возможностью заглянуть в разведывательное управление рейха. А на мою вербовку прислали тебя. Так ведь? Что молчишь? Я прав?

– Да, Артур. Все так… но не совсем. Тебе ничто не угрожает. Не захочешь помогать нам, дело твое. Никто принуждать тебя к сотрудничеству не будет. Но ты очень ценный для нас источник информации, извини уж за столь канцелярский подход.

– Настолько ценный, что решили рискнуть твоей жизнью, отправляя в Берлин?

– Я – офицер. И этим все сказано.

– Я тоже офицер и служу моей новой родине. Родине, но не фюреру, – возвысил голос Артур. – Когда я возвращался осенью 42-го года во Львов, меня провезли в составе группы офицеров по лагерям для военнопленных и гражданских лиц из занятых войсками территорий: русских, украинцев, поляков, евреев… После того, что я там увидел, поверь, месяц не мог спать! Страшно! Да и в самом Львове… Тебе не приходилось забредать в еврейское гетто? Львов – он польско-еврейский. В июне сорок первого года в городе проживало сто шестьдесят тысяч евреев, сегодня и десятка тысяч не наберется. Остальные уничтожены… Человек, поставивший цель для нации владеть миром и оставить жить только те народы, которые будут прислуживать немцам, не вправе существовать! Меня не надо ни в чем убеждать и вербовать тоже не надо. За тебя, Олег, это уже сделал фюрер. Я буду помогать в меру сил и моих возможностей, и я не забыл нашу дружбу и нашу, пусть детскую, клятву верности.

Помолчали. То, для чего приехал в Берлин капитан Самойлов, разрешилось само собой: Артур Берг согласился работать на советскую разведку. Это было главное. Но чтобы обеспечить ему надежный канал связи с центром, надо было еще потрудиться. Полковник Воскресенский перед отправкой заверил, что в случае согласия Артура на сотрудничество будет предоставлено несколько каналов связи. Причем через ребят его группы Сергея и Федора, но когда это еще будет?.. А информировать центр надо уже сейчас.

– Как ты устроился? – прервал молчание Артур.

– Пока терпимо. Я капитан-фронтовик, нахожусь на излечении после ранения. Получил отпуск на месяц. Устроился у одной вдовушки. Но через десять дней отпуск мой заканчивается…

– Это плохо. А что, в Москве не могли сделать документы покрепче?

– Дело в том, что это подлинные документы: и капитан Рихард Базель существует, и в госпитале во Львове ему была сделана операция, и отпуск он получил в Берлин на тридцать дней, но вот доехать до столицы рейха не сумел и теперь живет и здравствует где-то под Горьким. А я вместо него здесь.

– Это плохо, но мой дядюшка может тебе помочь задержаться на какое-то время в Берлине… Правда, не знаю, на сколько…

– Это было бы неплохо. Теперь о тебе: чем ты занимаешься в ведомстве адмирала Канариса?

– Меня взяли в аналитический отдел. Опять же, дядя помог. Мой шеф, полковник Шульц Крамер, по субботам играет в компании дядюшки в преферанс, а иногда они охотятся вместе. В Австрии у дядюшки поместье, вернее, у его жены баронессы фон Зальц, вот там и охотятся. Я ведь сейчас тоже как бы барон… Видишь ли, единственный наследник. Так… баронесса, на правах родственницы, всеми правдами и неправдами меня женить хочет. Хоть дома не появляйся, – невесело усмехнулся Артур.

– Сочувствую… Так дом на Гюнтерштрассе твой?

– Баронессы… но я в нем живу. И ты, Олег, сегодня вечером приходи. Надо же тебя познакомить с дядюшкой… – И, взглянув на часы, заторопился: – Все, время мое истекло. До встречи вечером. Скромный домашний ужин в 19:00. Не опаздывай! Баронесса этого не любит. – И Артур стремительно зашагал по набережной, чуть прихрамывая на левую ногу. «Надо не забыть спросить, что у него с ногой», – отметил для себя Олег. Так же, не спеша, он продолжил прогулку по набережной. Ему, как офицеру-фронтовику, находящемуся в отпуске по ранению, по предписанию врача надо побольше находиться на свежем воздухе и набираться сил.

5

Дверь открыла молоденькая девушка в голубеньком переднике и белом чепце.

– Вам кого, господин офицер?

– Я Рихард Базель, к Артуру Бергу.

– Вас ждут. Проходите. – Девушка сделала шаг в сторону и присела в книксене.

В большой прихожей, с лепным потолком и сверкающей люстрой в центре, Олег снял шинель, фуражку и передал прислуге. Портупею, на ремне которой была прицеплена кобура с пистолетом, оставил себе. Но девушка не уходила.

– В доме баронессы не принято находиться с оружием, – извиняющим тоном пояснила она свою настойчивость.

Олег понимающе кивнул и передал ей портупею.

– По тебе часы можно проверять! – раздался голос Артура, спускающегося со второго этажа по лестнице из белого мрамора, украшенной бронзовыми канделябрами в виде древнегреческих полуголых нимф и козлоногих сатиров. Он был в синего цвета брюках, такого же цвета, свободного покроя рубахе.

– Что в Эрмитаже… – не удержался Олег, показывая на лестницу.

– А то! Баронесса! Надо соответствовать! – улыбнулся Артур. – Пойдем, представлю.

Друзья прошли в левую дверь первого этажа.

– Здесь у нас столовая. Все готово к ужину. Ждали только тебя.

Справа от весело потрескивающего камина поднялась супружеская пара.

– Баронесса Элеонора фон Зальц, – Артур представил молодящуюся, строгого вида стройную невысокую женщину немногим за пятьдесят, с умными карими глазами и седой прядью в каштановых волосах.

– Артур, мальчик мой, ну зачем так официально. Это же твой друг. – И, подавая руку Олегу, без всякого манерничания сказала: – Можно просто Нора.

– А это мой дядюшка Пауль.

Дядюшка, не в пример Артуру, оказался круглолицым, розовощеким, с небольшими бакенбардами на улыбчивом лице.

– Рихард Базель, – в свою очередь представился Олег. – Для друзей просто Рихард.

Когда расселись за овальным столом и выпили за знакомство, баронесса спросила:

– Вы, Рихард, прямо с фронта? Как там?

– По-разному… Никто не думал, что затянется война… и что армия не будет готова к русской зиме, – иронизируя, усмехнулся Олег. – А так ничего… ничего хорошего!

– Да, Россия не Польша и тем более не Франция, – вступил в разговор Пауль. – Еще канцлер Бисмарк предупреждал: нельзя воевать с Россией! И что? Вот результат – 43-й год, а войне ни конца ни края. И чем закончится… никто не знает.

– Пауль, не будь столь категоричен! – мягко осадила его баронесса. – Ведь у нас в гостях фронтовик…

– Да, конечно, простите, капитан, за откровенность, но в аристократической среде большие сомнения насчет победы немецкого оружия. Я неоднократно бывал в России, видел людей, изучил ее промышленный потенциал… Да что там говорить, вся российская история учит: не буди спящего медведя, а то не поздоровится.

Неизвестно, до чего бы договорился Пауль, если бы не внесли горячее: домашние свиные колбаски под соусом.

«Вот тебе и война! Говорят, голодно живут немцы. А тут вино, закуски, свинина…» – невольно подумал Олег, оценивая стол «скромного домашнего ужина».

Больше часа длилась трапеза. Говорили, но не о войне. Эта тема как-то сошла на нет, а о довоенной жизни: о путешествиях, театре, о современных художниках и современных направлениях в живописи. Баронесса оказалась большой поклонницей и знатоком оперного искусства. В этой теме Олег был ориентирован и смог заинтересованно поддержать беседу. В конце ужина Артур посетовал, что у Рихарда через неделю заканчивается отпуск и он опять должен будет вернуться под бомбежки и пули. Барон Пауль фон Зальц сам изъявил желание помочь капитану продлить свое пребывание в Берлине. Прощаясь, он доверительно сообщил:

– Я обязательно вам помогу. Ведь Великой Германии можно служить не только с автоматом наперевес. Вы раньше были инженером-связистом… а связисты нужны и в Берлине. Что-нибудь придумаем.

Артур вызвался проводить гостя, а заодно и подышать свежим воздухом.

– Я систематизирую разведданные по юго-востоку Союза. Фюрер не оставил планов по овладению бакинской нефтью, и потому силы, стянутые на сталинградское направление, получат дополнительные подкрепления. Очень скоро у меня будут сведения о расстановке войск на этом участке фронта, а если удастся, то и какими путями будет происходить концентрация сил, перемещение дивизий, корпусов и армий…

– Это очень хорошо. Артур, не мне тебя учить, но прошу, будь осторожен. – Олег шумно вздохнул и, глядя в усыпанное звездами небо, произнес: – Словно и нет войны. Тихо-то как… – помолчав, спросил: – Как будем видеться?

– Редко, а лучше общаться через кого-то… Берлин не Львов. Здесь гестапо работает на совесть. Отслеживают каждого вновь прибывшего человека.

– Моя группа на подходе. Потому пока связываться будем напрямую…

– Группа – это те лихие ребята, что были с тобой во Львове? – не без интереса спросил Артур.

– Они. Ты хорошо запомнил их лица?

Артур кивнул.

– Так как и когда? – Олег вернул в нужное русло разговор.

– Завтра по всей Германии будет объявлен трехдневный национальный траур в связи со сдачей сталинградской группировки. Потери ошеломляюшие. Свыше 400 тысяч немцев, а еще венгры, итальянцы, румыны… всего же более миллиона убитыми. Сдались в плен 24 генерала, 2500 офицеров, 91 тысяча солдат и генерал-фельдмаршал Паулюс, всего-то только два дня и покомандовал в этом звании… Эти цифры пока еще известны только нашему аналитическому отделу. Я думаю, даже Гитлеру еще не доложили. Так что, пока будет идти траур, от встреч воздержимся. А через три дня я приду в тот ресторан, где мы встретились, скажем, часов в 19:00. К тому времени, я думаю, дядюшка уже устроит твое пребывание в Берлине. До встречи.

Пожимая руку, Артур, улыбнувшись, спросил:

– Ты к вдовушке? А сколько вдове лет, если не секрет?

– Тридцати еще нет. Но я уточню и сообщу, – рассмеялся Олег. – Еще раз спасибо за ужин. А знаешь, барон с баронессой приятные люди. Я рад, что у тебя такие родственники.

II. Карл Фишман

1

Федор, обладая цепкой памятью, очень скоро изучил родственные связи семейства Фишман, особенно немецкую ветвь. Его мнимая сестра Кристина, как и он сам, были детьми крупного португальского промышленника Фридриха Фишмана, выехавшего из Германии еще в Первую мировую войну. Обосновавшись в Лиссабоне, со временем Фридрих Фишман подмял под себя мелкие мастерские по переработке пробки, а позже переключился на добычу медной руды. Но вскоре понял, сколь затратно производство меди, стал скупать уже готовые медные чушки и перепродавать их в Европу. В конце тридцатых годов перетянул из Германии в Лиссабон своего младшего брата Артура, который после смерти Фридриха встал во главе семейного дела. Жена Фридриха, Мария, имела в Берлине большой дом, в который переехала с детьми в 1939 году, сразу после смерти мужа. Через год она ушла в мир иной, оставив Кристине и Карлу солидное наследство и в Германии, и в Португалии.

Федора решено было переправить в Берлин через Львов, а далее Варшаву и Берлин, где лейтенант Иоганн Шварц бесследно растворится, а появится Карл Фишман.

До Варшавы Федор добрался без особых сложностей, уверенно предъявляя изготовленные специалистами разведывательного управления документы.

Впервые Федор ехал в мягком вагоне пассажирского поезда Варшава – Берлин. В мягком – не потому, что ему так захотелось, а потому что билетов в купейный не было. Соседом оказался говорливый офицер люфтваффе обер-лейтенант Шульц Крисман, летавший на «Фокке-Вульфах-109», на груди которого поблескивал Железный крест. Как он тут же пояснил, свою награду заслужил во Франции, сбив над Ла-Маншем два английских истребителя, а награду получил только вчера. По сему поводу получил неделю отпуска и едет в Берлин похвастать Железным крестом перед родными.

– А у тебя девушка есть? – спросил он неожиданно у Федора.

Тот лишь пожал плечами.

– А меня ждет невеста. Хильда. Вот рада-то будет. Я еду, не успев никого предупредить… Даже родители не знают. А ты чего в Берлин?

– Так, в командировку…

– Повезло. Сам не из Берлина?

– Нет.

– А я родился в Берлине, вырос, через гитлерюгенд поступил в летную школу. Летаю, сбиваю… – в который раз он с любовью пригладил Железный крест, – получаю награды. Правда, в последнее время полетов немного. Прикрываем Варшаву. Но поговаривают, что скоро перебросят на юго-восток, на сталинградское направление. Там много наших самолетов русские сбили, да и захватили немало… Смешно сказать – авиация оказалась без топлива…

– Но это временные трудности…

– Да, да, – подхватил Шульц. – Мы этим русским еще покажем! А знаешь, пойдем в ресторан, пропустим по стаканчику за знакомство.

– Я бы с удовольствием… Но мне бы отоспаться. Ночь до того не спал, да и в Берлине вряд ли поспать придется. Мне на все про все сутки и обратно… Извини, – раздеваясь, произнес Федор. – Как-нибудь в другой раз.

– А я схожу. Не могу сидеть на месте. Наверное, и не засну сегодня…

Застегнувшись на все крючки и пуговицы, Шульц Крисман вышел из купе.

«Наконец-то, – облегченно вздохнул Федор. – Еще час… и я бы его прибил. Говорит и говорит… Как он только не устает?»

Федор укрылся одеялом и смежил веки.

Времени на подготовку было мало. Он даже толком не изучил Лиссабон и лишь несколько фраз заучил по-французски и испански. Так, на всякий случай. Берлин знал тоже не очень, а ведь в нем предстояло жить. Сколько? Никто не мог бы ответить на этот вопрос. И что особенно настораживало Федора – задание было каким-то расплывчатым… Прибыть в Берлин, устроиться в доме Кристины Фишман, встретиться с женой Гельмута Шранка Гертрудой, ждать прибытия Сергея…

«А дальше что? – укрывшись с головой одеялом и отвернувшись к стене, размышлял Федор. – Почему полковник Воскресенский не конкретизировал задачу? Не доверяет? Вряд ли… Не отправлял бы в Германию… Тогда что? Побоялся, что если я где-то проколюсь и меня схватит гестапо, то не выдержу пыток? Так я не дамся! Уже решил для себя! И Олег… Где он? Воскресенский сказал, что в Германии, а где? В Берлине?..» Терзаясь мыслями, Федор уснул, да так крепко, что даже не проснулся из-за шумно возвратившегося соседа по купе Шульца Крисмана.

Утром вежливый и услужливый проводник вагона, постучав в двери, сообщил, что через час поезд прибывает в Берлин, и спросил: будут ли господа офицеры пить чай. На что чуть разлепивший глаза Шульц выкрикнул:

– Заткнись! Дай поспать!

Но спать обер-лейтенанту не пришлось. Федор поднялся, быстренько привел себя в порядок и принес в купе четыре стакана горячего чая.

– Вставай, герой! – со смехом произнес он. – Лечить чаем голову тебе буду! Эй, Шульц, просыпайся!

Берлинский вокзал встретил Федора гомоном толпы и грохотом бравурных маршей. Прощаясь, Шульц предложил:

– Иоганн, поехали ко мне в гости.

– Благодарю, но не могу… У меня дела, – отказался Федор.

– Закончишь с делами, приходи… Адрес я тебе записал, – подавая Федору листок, настаивал на своем Шульц. – Тебе когда обратно?

– Думаю завтра возвращаться.

– А где ночевать будешь?

– У знакомых, не волнуйся…

– Слушай, приходи ко мне. Познакомлю с родителями, с Хильдой, а…

– Постараюсь, но обещать не буду. Как дела сложатся, – крепко пожимая руку, попрощался с летчиком Федор. – До встречи!

Федор быстро направился на выход из вокзала, краем глаза заметив, как к стоявшему обер-лейтенанту направляется патруль. «Как я вовремя! – подумал Федор. – Не хватало еще разбирательств в первые минуты нахождения в Берлине. Так, где там моя сестричка Кристина? Заждалась, поди?» – усмехнулся Федор и не спеша направился к трамвайной остановке. В голове стала всплывать карта города с улицами и площадями, трамвайными и автобусными маршрутами, станциями метро. «Итак, трамваем до Триумфальной площади, через сквер на Моцартштрассе и автобусом до Олимпийского стадиона, а там пройти всего два квартала…»

Дом оказался двухэтажным, из серого камня, покрытого красной черепицей, с небольшим двориком и садом. Федор еще раз уточнил адрес и нажал на кнопку звонка слева от железной двери, замыкавшей высокую, также железную витую ограду. Хлопнула дверь, и по выстланной камнем дорожке зацокали подковки. К калитке приближался высокого роста, крепкого телосложения мужчина.

– Вы к кому? – спросил он требовательно.

– А вы, собственно, кто? – в свою очередь поинтересовался Федор. – Почему я вас не знаю?

– Я служу в этом доме. Так вы не ответили, к кому вы?

– К себе, я здесь живу! Вернее, жил раньше. Так что открывайте живее, мне не терпится обнять свою сестру. Я Карл!

– Прошу простить, но я обязан доложить о вашем прибытии.

Вскоре из двери выскочила молоденькая девушка и с криком: «Карл! Карл вернулся!» поспешила к калитке. Щелкнул замок, и девичьи руки обвили шею наклонившегося к сестре сибирского богатыря.

– Дай-ка я на тебя посмотрю, – отстранилась от него девушка. – Сколько прошло? Три года?

– Почти четыре, – уточнил Федор.

– Четыре… а заматерел-то как, не узнать. Пойдем, пойдем скорее в дом. А то я выскочила, как была. Холодно, – повела плечами девушка. Проходя мимо замершего у входа крупного мужчины, представила: – Это Зигфрид. Наш и дворецкий, и садовник, и охранник, и водитель… А его жена Марта помогает мне по дому и готовит еду. Ну, проходи… Какой ты большой… Я не ожидала!

Только в доме, сев в предложенное кресло напротив Кристины, Федор смог разглядеть девушку. Невысокого роста, стройная, светловолосая, с голубыми глазами, правильными чертами лица. Когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки, отчего лицо становилось еще более миловидным и озорным.

Взяв его за руку, как любящая, давно не видевшая брата сестра, она участливо спросила:

– Ты давно в Берлине?

– Только с поезда.

– А как там наш дядюшка Артур?

– Тебе кланяется. Весь в заботах. Он же недавно женился. Четыре года жил вдовцом, а по осени сделал предложение своей соседке по поместью Маргарет…

– Это той черноглазой малышке, что не раз приезжала в нам в гости?..

– Да, только она уже не малышка. Девятнадцать! А это уже возраст…

– Да будет тебе, возраст… Мне вот двадцать два, а я чувствую себя девчонкой, – рассмеялась Кристина. – Так, – вставая, она потянула его за руку, – пошли, я покажу тебе твою комнату. Там все без изменений… Это на втором этаже. Моя комната рядом. Прислуга живет в отдельном домике, еще увидишь. Сейчас помоешься, переоденешься… У тебя есть во что? А то Карл пониже и помельче тебя…

– Не беспокойся… Есть.

– После обеда Зигфрид и Марта уходят к себе, я тебе покажу дом, гараж, прогуляемся по саду. Он небольшой, но ухоженный, и мне очень нравится в нем гулять. Я ведь мало куда выхожу… Вот и пришли, – Кристина остановилась перед дверью. – Входи…

На следующий день Федор направился по указанному адресу. Дом Гельмута Шранка был небольшим, двухэтажным, стоящим в ряду таких же серых от прошедшего ночью дождя домов. Двери открыла девочка лет пяти: светленькая, сероглазая, остроносая. Задрав голову, спросила:

– Вы кто? Человек-гора?

Федор присел.

– Нет. Я знакомый твоего папы. А ты Эльза. Я тебя сразу узнал…

– Вот и неправда, – рассмеялась девчушка. – Как вы меня можете узнать, если я вас не знаю.

– По фотографии. Мне твой папа тебя показывал.

– Эльза, закрой дверь! – донеслось из глубины коридора.

– Мамочка! – отозвалась девочка. – К нам дядя от папы!

– Какой дядя? – К двери подошла высокая строгая женщина в сером платье и белом переднике.

«Словно прислуга», – сравнил Федор жену Гельмута с Мартой.

– Вы от Гельмута… Проходите… Я сейчас, – прислонилась она к дверному косяку. – Эльза, проводи гостя в комнату. Да куда же вы? – остановила она Федора. – Разденьтесь…

Вслед за непрерывно говорившей девочкой Федор проследовал в большую светлую комнату.

– Вон папино кресло. Мама не дает на нем прыгать, а так хочется. И вам в него садиться нельзя. Мама заругает. А у вас есть дочка? Нет? А нас у мамы с папой двое: еще есть Анна. Она старше меня и воображала. В школу ходит. А я на следующий год пойду.

– Эльза, помолчи… Она вас еще не утомила? – С грустной улыбкой на лице в комнату вошла Гертруда. Она села напротив Федора. – Вы знали Гельмута?

– Да. Немного. Всего две недели. В конце прошлого года…

– Как! – удивленно вскинулась Гертруда. – Я получила на него уведомление от командования полка, где он служил, что мой муж погиб в ноябре 1941 года.

– Нет. Он умер от болезни в декабре 1942 года. Гельмут умер у меня на руках, – тихо произнес Федор, многозначительно поглядывая на Эльзу.

– Доченька, быстренько приберись в своей комнате, покажешь ее дяде…

– Отто, – подсказал Федор.

– Покажешь ее дяде Отто. – И, когда девочка убежала, Гертруда спросила: – Как это было?

– Вот, – протянул Федор фотографии и листы бумаги. – Здесь письмо для вас и для ваших родителей. Гельмут просил передать на словах, что все время только и думал о вас, как он сказал: «Моих девочках – Гертруде, Анне и Лизи», и просит прощения у ваших родителей…

– Да, да… – Гертруда схватила протянутые листки и быстро вышла из комнаты. Минут через двадцать она вернулась. – Вы простите, что заставила вас ждать. Ведь мы оплакали Гельмута еще год назад, а он все это время был жив… Я не спрашиваю, где вы с ним познакомились, но скажите, он мучился?.. У него слабые легкие… Я догадываюсь, от чего он умер…

– Да, Гельмут просил не говорить вам, фрау Гертруда. Умер он неожиданно, легко, с улыбкой на губах. Видимо, думал о вас… – соврал во благо Федор.

– Спасибо вам, – утирая слезы, тихо проговорила Гертруда. – Письмо родителям я передавать не буду. Мы не знаемся уже давно… с тех самых пор, как Гельмут повздорил с отцом…

– А как же вы живете?

– Как все… Вдовам нелегко живется, но мы держимся… Я работаю. Теперь все работают… Время такое… Вы пообедаете с нами?

– Спасибо, мне надо идти. Как-нибудь в другой раз.

– Вы ведь не берлинец… У вас акцент какой-то странный. Но дело не в этом. Если вам негде остановиться в Берлине… у нас большой дом. Есть пустующие комнаты…

– Спасибо. Я, видимо, воспользуюсь вашим предложением, – согласился Федор. – Но позже. А комнату оставьте за мной. Вот задаток, – и он положил деньги на стол.

– Но здесь же много?! – удивленно воскликнула фрау Гертруда.

– Ничего, я могу себе позволить, а вам они нужнее. Лизи же скажите, что ее комнату я посмотрю позже, в следующий мой приход, – улыбнулся Федор и пошел одеваться. Уже находясь на улице, он оглянулся. Фрау Гертруда стояла на пороге дома и махала ему рукой.

«Видимо, так она провожала и своего мужа», – невольно возникла мысль. Неожиданно для себя Федор тоже поднял руку…

Вечером Федор и Кристина прогуливались по набережной небольшого, почти круглой формы, водоема. Здесь, вдали от людей, они могли откровенно поговорить.

– Прости, но я не понимаю, – начал Федор, – почему ты согласилась принять меня? Это же опасно…

– Не знаю, насколько… Я ведь не спрашиваю тебя, кто ты: француз, англичанин, русский… Просто выполняю волю своего отца. За несколько дней до своего ухода из жизни он позвал меня и маму и передал серебряный канадский доллар, на обеих сторонах которого был только герб, и сказал, что для человека, который покажет такую же монету, мы должны сделать все, что он потребует. И вот после Нового года на улице ко мне подошел человек, показал монету и сказал, что из Лиссабона приедет брат Карл, то есть ты, и я должна сделать все, что ты скажешь. Так что я должна делать?

– Ничего, – пожал плечами Федор. – Жить, как жила до того.

– И все?

– Все!

– А у тебя все в порядке с документами?

– Да, Кристина. На этот счет не тревожься. Немецкий паспорт с португальскими отметками, визами, печатями…

– Но ты мой брат! А значит, наследник дела отца. Что ты намерен делать?

– С чем? – не понял Федор.

– Как с чем? – удивленно вскинула брови Кристина. – С медью, пробковым деревом… Со всем тем, что поставляет в Германию наш дядя Артур. Пока всем этим занимается управляющий, Юрген Шнитке, но ему сорок лет. Гитлер издал приказ поставить под ружье всех здоровых мужчин от шестнадцати до шестидесяти пяти лет. Их места на производстве должны занять женщины от семнадцати до пятидесяти… Так что Юргена, по всей видимости, призовут в вермахт. В конторе, я завтра тебя туда свожу, работает восемь человек: трое мужчин и пять женщин. Есть еще в порту Гамбурга отделение. Там еще четверо, трое из них мужчины. Как оно будет дальше, одному Богу известно…

– Озадачила ты меня, сестричка, – потер ладонью лоб Федор. – Так ты хочешь, чтобы я всем этим занимался?

– А как иначе? Ты же Карл Фишман…

– Меня ведь тоже могут призвать… – высказал предположение Федор. – Молодой, здоровый…

– Да, но ты не совсем немец. Когда Карл отправлялся в Португалию, насколько я знаю, он был гражданином этой страны. Как это сделал отец, мне не известно. Паспорт находится у меня.

– А как же он выехал из Германии?

– По немецкому паспорту, по тому, что ты мне показывал… Так что завтра сходим в швейцарское посольство, там представительство Португалии, и сделаем все необходимые отметки.

– Да, – озадаченно крякнул Федор. – Учиться мне еще и учиться.

– Вот-вот, – подхватила Кристина. – Завтра и приступишь. Если особых дел нет, с завтрашнего дня начинай знакомиться с документами, пока Юрген на месте.

Целую неделю Федор с трудом вникал в договора, накладные, платежные документы, порядок фрахтовки мест на грузовых кораблях… В голове полная мешанина, но он стойко переносил трудности, пытаясь выстроить картину деятельности предприятия Фишманов. Как-то вечером Кристина, после ухода фрау Марты, зашла в комнату Федора и тихонько сообщила:

– Сегодня на улице ко мне подошел человек и показал доллар. Передал для тебя вот что. Держи, – подала она запечатанный конверт без надписей.

Федор тут же вскрыл. На листке на немецком было написано: «Карл, радуюсь твоим успехам. Навести нашего друга Рихарда. Его можно найти в кафе на Бауэрштрассе в 17:00. Он там ежедневно пьет кофе. Отец».

– Уф-ф, наконец-то, – шумно выдохнул Федор.

– Что-то важное?

– Очень! Ты даже не представляешь насколько…

– Но это еще не все. Человек с долларом сказал, что завтра в полдень он будет тебя ждать на набережной того озерка, где мы гуляли. Помнишь? Ты его узнаешь по монетке, вот такой, – показала она серебряный канадский доллар. – Храню как память об отце.

– Умница! Что бы я без тебя делал…

– Но-но, ты еще заплачь, – рассмеялась Кристина. – Пойдем ужинать, а то все остынет… И если мы все не съедим, фрау Марта будет недовольна.

Федор с нетерпением ждал полудня. За несколько минут до назначенного времени был на набережной. Только один человек прохаживался вдоль скамеек. Он был невысок, в длиннополом демисезонном пальто и в шляпе. Лицо вытянутое, невыразительное, как показалось Федору, какое-то блеклое. Поравнявшись, мужчина неожиданно наклонился и что-то поднял с земли.

– Это не вы обронили? – протянул он монету.

Это был канадский серебряный доллар, такой же, как и у Кристины.

– Я вас слушаю.

Федор отдал монету, пошел рядом с незнакомцем.

– Меня зовут Ганс, а вас я знаю – видел в Москве. «Отец» приказал мне встретиться с вами и передать следующее: по средам вы будете настраивать приемник… кстати, у вас есть приемник?

– Да, я видел в комнате…

– Так вот, по средам вы будете слушать приемник в 22:00 на частоте… вернее, на частотах вот этих и по этому графику, – передал незнакомец листок бумаги. – Шифр тот же, что был во Львове. Передавать свою же информацию будете через меня. Я работаю в библиотеке на Бисмаркштрассе. К нам до сих пор еще ходит народ, так что никто не обратит внимание на то, что вы появляться будете не единожды. Но надо будет записаться в библиотеку, – предупредил незнакомец. – Еще «Отец» передал, чтобы вы хорошо вжились в дело Фишманов. Рейху очень нужна медь, потому у вас появится возможность знакомиться и встречаться с теми, кто питает эту войну. В Лиссабоне же закупки меди увеличатся в самое ближайшее время, заверил «Отец», и это даст вам возможность поднять свой статус здесь, в Берлине.