Текст книги "Русские песни и романсы"

Автор книги: Виктор Гусев

Песня ямщика

 
    Аль опять
    Не видать
Прежней красной доли?
    Я душой
    Сам не свой,
Сохну, как в неволе.
 
 
    А бывал
    Я удал!
С ухарскою тройкой
    Понесусь
    И зальюсь
Песенкою бойкой!
 
 
    Не кнутом,
    Поведём
Только рукавицей —
    И по пням,
    По холмам
Мчат лошадки птицей!
 
 
    Ни с слезой,
    Ни с тоской
Молодец не знался —
    Попевал
    Да гулял…
Вот – и догулялся!
 
 
    Уж дугу
    Не смогу
Перегнуть как надо;
    Вожжи врозь,
    Ну хоть брось!
Экая досада!
 
 
    Ночью, днем
    Об одном
Тяжко помышляю,
    Всё по ней,
    По моей
Лапушке страдаю!..
 
 
    Аль опять
    Не видать
Прежней красной доли?
    Я душой
    Сам не свой,
Сохну, как в неволе.
 

1840

* * *

 
Ты душа ль моя, красна девица!
Ты звезда моя ненаглядная!
Ты услышь меня, полюби меня,
Полюби меня, радость дней моих!..
 
 
Ах! как взглянешь ты, раскрасавица,
Мне тогда твои очи ясные
Ярче солнышка в небе кажутся,
Черней сумрака в ночь осеннюю!..
 
 
И огнём горит, и ключом кипит
Кровь горячая, молодецкая;
Всё к тебе манит, всё к тебе зовёт
Сердце пылкое, одинокое!..
 
 
Ты душа ль моя, красна девица!
Ты звезда моя ненаглядная!
Ты услышь меня, полюби меня,
Полюби меня, радость дней моих!
 
 
И склоню к тебе я головушку
Свою буйную, разудалую;
Я отдам тебе свою волюшку,
Во чужих руках не бывалую;
 
 
Я скажу тогда: ты прости навек,
Жизнь разгульная, молодецкая!
Мне милей тебя моя милая,
Душа-девица, раскрасавица!
 

(1841)

Песня

 
Молода ещё девица я была,
Наша армия в поход куда-то шла.
 
 
Вечерело. Я стояла у ворот —
А по улице всё конница идёт.
 
 
К воротам подъехал барин молодой,
Мне сказал: «Напой, красавица, водой!»
 
 
Он напился, крепко руку мне пожал,
Наклонился и меня поцеловал…
 
 
Он уехал… Долго я смотрела вслед:
Жарко стало мне, в очах мутился свет,
 
 
Целу ноченьку мне спать было невмочь.
Раскрасавец барин снился мне всю ночь.
 
 
Вот недавно – я вдовой уже была,
Четырёх уж дочек замуж отдала —
 
 
К нам заехал на квартиру генерал…
Весь простреленный, так жалобно стонал…
 
 
Я взглянула – встрепенулася душой:
Это он, красавец барин молодой!
 
 
Тот же голос, тот огонь в его глазах,
Только много седины в его кудрях.
 
 
И опять я целу ночку не спала,
Целу ночку молодой опять была…
 

(1841)

* * *

 
Ах ты, солнце, солнце красное!
Всё ты греешь, всех ты радуешь,
Лишь меня не греешь, солнышко!
Лишь меня не веселишь и в ясный день…
Всё равно мне, день ли пасмурный
Или ты играешь на небе,
Всё мне скучно здесь и холодно…
Нет, уж, видно, солнцу красному
Не придется веселить меня,
А придётся солнцу теплому
Греть могилу мою тёмную.
 

(1842)

Тройка

 
Что ты жадно глядишь на дорогу
В стороне от весёлых подруг?
Знать, забило сердечко тревогу —
Всё лицо твое вспыхнуло вдруг.
 
 
И зачем ты бежишь торопливо
За промчавшейся тройкой вослед?..
На тебя, подбоченясь красиво,
Загляделся проезжий корнет.
 
 
На тебя заглядеться не диво,
Полюбить тебя всякий не прочь:
Вьется алая лента игриво
В волосах твоих, черных как ночь;
 
 
Сквозь румянец щеки твоей смуглой
Пробивается легкий пушок,
Из-под брови твоей полукруглой
Смотрит бойко лукавый глазок.
 
 
Взгляд один чернобровой дикарки,
Полный чар, зажигающих кровь,
Старика разорит на подарки,
В сердце юноши кинет любовь.
 
 
Поживёшь и попразднуешь вволю,
Будет жизнь и полна, и легка…
Да не то тебе пало на долю:
За неряху пойдёшь мужика.
 
 
Завязавши под мышки передник,
Перетянешь уродливо грудь,
Будет бить тебя муж-привередник
И свекровь в три погибели гнуть.
 
 
От работы и чёрной и трудной
Отцветёшь, не успевши расцвесть,
Погрузишься ты в сон непробудной,
Будешь нянчить, работать и есть.
 
 
И в лице твоём, полном движенья,
Полном жизни, – появится вдруг
Выраженье тупого терпенья
И бессмысленный, вечный испуг.
 
 
И схоронят в сырую могилу,
Как пройдёшь ты тяжелый свой путь,
Бесполезно угасшую силу
И ничем не согретую грудь.
 
 
Не гляди же с тоской на дорогу
И за тройкой вослед не спеши,
И тоскливую в сердце тревогу
Поскорей навсегда заглуши!
 
 
Не нагнать тебе бешеной тройки:
Кони крепки, и сыты, и бойки, —
И ямщик под хмельком, и к другой
Мчится вихрем корнет молодой…
 

1846

Свидание через пятнадцать лет

 
Звенит звонок, и тройка мчится.
Несется пыль по столбовой;
На крыльях радости стремится
В дом кровных воин молодой.
 
 
Он с ними юношей расстался,
Пятнадцать лет в разлуке жил;
В чужих землях с врагами дрался,
Царю, отечеству служил.
 
 
И вот в глазах село родное,
На храме божьем крест горит!
Забилось сильно ретивое,
Слеза невольная блестит.
 
 
«Звени! звени, звонок, громчее!
Лихая тройка, вихрем мчись,
Ямщик, пой песни веселее!
Вот отчий дом!.. остановись!»
 
 
Звонок замолк, и пар клубится
С коней ретивых, удалых;
Нежданный гость под кров стучится,
Внезапно входит в круг родных.
 
 
Его родные не узнали,
Переменились в нем черты;
И все невольно вопрошали:
«Скажи, служивый, кто же ты?»
 
 
– «Я вам принёс письмо от сына,
Здоров он, шлёт со мной поклон;
Такого ж вида, роста, чина,
И я точь-в-точь, две капли – он!..»
 
 
– «Наш сын! наш брат!» – тогда вскричали
Родные, кровные его;
В слезах, в восторге обнимали
Родного гостя своего.
 

(1848)

* * *

 
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит —
То моё сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит;
 
 
Извела меня кручина,
Подколодная змея!..
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я!
 
 
Не житьё мне здесь без милой:
С кем теперь идти к венцу?
Знать, судил мне рок с могилой
Обручиться молодцу.
 
 
Расступись, земля сырая,
Дай мне, молодцу, покой,
Приюти меня, родная,
В тесной келье гробовой.
 
 
Мне постыла жизнь такая,
Съела грусть меня, тоска…
Скоро ль, скоро ль гробовая
Скроет грудь мою доска!
 

1840-е годы

* * *

 
Колокольчики мои,
    Цветики степные!
Что глядите на меня,
    Тёмно-голубые?
И о чем звените вы
    В день весёлый мая,
Средь некошеной травы
    Головой качая?
 
 
Конь несёт меня стрелой
    На поле открытом;
Он вас топчет под собой,
    Бьёт своим копытом.
Колокольчики мои,
    Цветики степные!
Не кляните вы меня,
    Тёмно-голубые!
 
 
Я бы рад вас не топтать,
    Рад промчаться мимо,
Но уздой не удержать
    Бег неукротимый!
Я лечу, лечу стрелой,
    Только пыль взметаю;
Конь несет меня лихой,
    А куда? не знаю!
 
 
Он учёным ездоком
    Не воспитан в холе,
Он с буранами знаком,
    Вырос в чистом поле;
И не блещет, как огонь,
    Твой чепрак узорный,
Конь мой, конь, славянский конь,
    Дикий, непокорный!
 
 
Есть нам, конь, с тобой простор!
    Мир забывши тесный,
Мы летим во весь опор
    К цели неизвестной!
Чем окончится наш бег?
    Радостью ль? кручиной?
Знать не может человек —
    Знает бог единый!..
 
 
… … … … … … …
 
 
Гой вы, цветики мои,
    Цветики степные!
Что глядите на меня,
    Тёмно-голубые?
И о чём грустите вы
    В день весёлый мая,
Средь некошеной травы
    Головой качая?
 

Конец 1840-х годов

БЫТОВОЙ РОМАНС

* * *

 
Меня любила ты – я жизнью веселился,
День каждый пробуждал меня к восторгам вновь;
Я потерял тебя – и с счастием простился:
Ах, счастием моим была твоя любовь!
 
 
Меня любила ты – средь милых вдохновений
Я пел прекрасную с зарею каждой вновь;
Я потерял тебя – и мой затмился гений:
Ах, гением моим была твоя любовь!
 
 
Меня любила ты – я добрым быть стремился,
Искал несчастного, чтоб дать ему покров;
Я потерял тебя – мой дух ожесточился:
Добро́тою моей была твоя любовь!..
 

(1806)

Велизарий

 
Малютка, шлем нося, просил,
Для бога, пищи лишь дневныя
Слепцу, которого водил,
Кем славны Рим и Византия.
«Тронитесь жертвою судеб! —
Он так прохожих умоляет. —
Подайте мальчику на хлеб:
Он Велизария питает.
 
 
Вот шлем того, который был
Для готфов, вандалов грозою;
Врагов отечества сразил,
Но сам сражен был клеветою.
Тиран лишил его очей,
И мир хранителя лишился.
Увы! свет солнечных лучей
Для Велизария закрылся!
 
 
Несчастный, за кого в слезах
Один вознес я глас смиренный,
Зодил царей земных в цепях,
Законы подавал вселенной;
Но в счастии своем равно
Он не был гордым, лютым, диким;
И ныне мне твердит одно:
«Не называй меня великим!»
 
 
Не видя света и людей,
Парит он мыслью в царстве славы
И видит в памяти своей
Народы, веки и державы.
Вот постоянство здешних благ!
Сколь чуден промысл твой, содетель!
И я, сиротка, в юных днях
Стал Велизарью благодетель!..»
 

(1806)

Тоска по милой
(Песня)

 
    Дубрава шумит;
    Сбираются тучи;
    На берег зыбучий
    Склонившись, сидит
В слезах, пригорюнясь, девица-краса;
И полночь и буря мрачат небеса;
И черные волны, вздымаясь, бушуют;
И тяжкие вздохи грудь белу волнуют.
 
 
    «Душа отцвела;
    Природа уныла;
    Любовь изменила,
    Любовь унесла
Надежду, надежду – мой сладкий удел.
Куда ты, мой ангел, куда улетел?
Ах, полно! я счастьем мирским насладилась:
Жила, и любила… и друга лишилась.
 
 
    Теките струёй
    Вы, слёзы горючи;
    Дубравы дремучи,
    Тоскуйте со мной.
Уж боле не встретить мне радостных дней;
Простилась, простилась я с жизнью моей:
Мой друг не воскреснет; что было, не будет…
И бывшего сердце вовек не забудет.
 
 
    Ах! скоро ль пройдут
    Унылые годы?
    С весною – природы
    Красы расцветут…
Но сладкое счастье не дважды цветет.
Пускай же драгое в слезах оживет;
Любовь, ты погибла; ты, радость, умчалась;
Одна о минувшем тоска мне осталась».
 

18 февраля 1807

Цветок
(Романс)

 
Минутная краса полей,
Цветок увядший, одинокий,
Лишён ты прелести своей
Рукою осени жестокой.
 
 
Увы! нам тот же дан удел,
И тот же рок нас угнетает:
С тебя листочек облетел —
От нас веселье отлетает.
 
 
Отъемлет каждый день у нас
Или мечту, иль наслажденье.
И каждый разрушает час
Драгое сердцу заблужденье.
Смотри… очарованья нет;
Звезда надежды угасает…
Увы! кто скажет: жизнь иль цвет
Быстрее в мире исчезает?
 

1811

Песня

 
Минувших дней очарованье,
Зачем опять воскресло ты?
Кто разбудил воспоминанье
И замолчавшие мечты?
Шепнул душе привет бывалой;
Душе блеснул знакомый взор;
И зримо ей минуту стало
Незримое с давнишних пор.
 
 
О милый гость, святое Прежде,
Зачем в мою теснишься грудь?
Могу ль сказать: живи надежде?
Скажу ль тому, что было: будь?
Могу ль узреть во блеске новом
Мечты увядшей красоту?
Могу ль опять одеть покровом
Знакомой жизни наготу?
 
 
Зачем душа в тот край стремится,
Где были дни, каких уж нет?
Пустынный край не населится,
Не узрит он минувших лет;
Там есть один жилец безгласный,
Свидетель милой старины;
Там вместе с ним все дни прекрасны
В единый гроб положены.
 

Вторая половина 1818

Романс

 
Под вечер, осенью ненастной,
В далёких дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала в трепетных руках.
Всё было тихо – лес и горы,
Всё спало в сумраке ночном;
Она внимательные взоры
Водила с ужасом кругом.
 
 
И на невинное творенье,
Вздохнув, остановила их…
«Ты спишь, дитя, моё мученье,
Не знаешь горестей моих,
Откроешь очи и тоскуя
Ко груди не прильнешь моей,
Не встретишь завтра поцелуя
Несчастной матери твоей.
 
 
Её манить напрасно будешь!..
Стыд вечный мне вина моя, —
Меня навеки ты забудешь,
Тебя не позабуду я;
Дадут покров тебе чужие
И скажут: «Ты для нас чужой!»
Ты спросишь: «Где ж мои родные?»
И не найдёшь семьи родной.
 
 
Мой ангел будет грустной думой
Томиться меж других детей
И до конца с душой угрюмой
Взирать на ласки матерей;
Повсюду странник одинокий,
Предел неправедный кляня,
Услышит он упрёк жестокий…
Прости, прости тогда меня.
 
 
Быть может, сирота унылый,
Узнаешь, обоймешь отца.
Увы! где он, предатель милый,
Мой незабвенный до конца?
Утешь тогда страдальца муки,
Скажи: «Её на свете нет,
Лаура не снесла разлуки
И бросила пустынный свет».
 
 
Но что сказала я?., быть может,
Виновную ты встретишь мать,
Твой скорбный взор меня встревожит!
Возможно ль сына не узнать?
Ах, если б рок неумолимый
Моею тронулся мольбой…
Но может быть, пройдёшь ты мимо,
Навек рассталась я с тобой.
 
 
Ты спишь – позволь себя, несчастный,
К груди прижать в последний раз.
Закон неправедный, ужасный
К страданью присуждает нас.
Пока лета не отогнали
Беспечной радости твоей,
Спи, милый! горькие печали
Не тронут детства тихих дней!»
 
 
Но вдруг за рощей осветила
Вблизи ей хижину луна…
С волненьем сына ухватила
И к ней приблизилась она;
Склонилась, тихо положила
Младенца на порог чужой,
Со страхом очи отвратила
И скрылась в темноте ночной.
 

1814

Чёрная шаль
(Молдавская песня)

 
Гляжу как безумный на черную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
 
 
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил.
 
 
Прелестная дева ласкала меня,
Но скоро я дожил до чёрного дня.
 
 
Однажды я созвал веселых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей.
 
 
«С тобою пируют (шепнул он) друзья;
Тебе ж изменила гречанка твоя».
 
 
Я дал ему злата и проклял его
И верного позвал раба моего.
 
 
Мы вышли; я мчался на быстром коне;
И кроткая жалость молчала во мне.
 
 
Едва я завидел гречанки порог,
Глаза потемнели, я весь изнемог…
 
 
В покой отдаленный вхожу я один…
Неверную деву лобзал армянин.
 
 
Не взвидел я света; булат загремел…
Прервать поцелуя злодей не успел.
 
 
Безглавое тело я долго топтал
И молча на деву, бледнея, взирал.
 
 
Я помню моленья… текущую кровь…
Погибла гречанка, погибла любовь.
 
 
С главы ее мертвой сняв черную шаль,
Отер я безмолвно кровавую сталь.
 
 
Мой раб, как настала вечерняя мгла,
В дунайские волны их бросил тела.
 
 
С тех пор не целую прелестных очей,
С тех пор я не знаю весёлых ночей.
 
 
Гляжу как безумный на чёрную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
 

1820

(Из поэмы «Цыганы»)

 
Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда, не боюсь
Ни ножа, ни огня.
 
 
Ненавижу тебя,
Презираю тебя;
Я другого люблю,
Умираю любя.
 
 
Режь меня, жги меня;
Не скажу ничего;
Старый муж, грозный муж,
Не узнаешь его.
 
 
Он свежее весны,
Жарче летнего дня;
Как он молод и смел!
Как он любит меня!
 
 
Как ласкала его
Я в ночной тишине!
Как смеялись тогда
Мы твоей седине!
 

1824

Зимний вечер

 
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучит.
 
 
Наша ветхая лачужка
И печальна и темна.
Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?
Или бури завываньем
Ты, мой друг, утомлена,
Или дремлешь под жужжанье
Своего веретена?
 
 
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
 
 
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
 

1825

* * *

 
Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
 
 
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
 

1829

Мой гений

 
О память сердца! ты сильней
Рассудка памяти печальной
И часто сладостью своей
Меня в стране пленяешь дальной.
Я помню голос милых слов,
Я помню очи голубые,
Я помню локоны златые
Небрежно вьющихся власов.
Моей пастушки несравненной
Я помню весь наряд простой,
И образ милый, незабвенный,
Повсюду странствует со мной.
Хранитель-гений мой – любовью
В утеху дан разлуке он:
Засну ль? – приникнет к изголовью
И усладит печальный сон.
 

Июль или август 1815

* * *

 
    Сижу на берегу потока,
Бор дремлет в сумраке; всё спит вокруг, а я
Сижу на берегу – и мыслию далеко,
        Там, там… где жизнь моя!..
И меч в руке моей мутит струи потока.
 
 
    Сижу на берегу потока,
Снедаем ревностью, задумчив, молчалив…
Не торжествуй ещё, о ты, любимец рока!
        Ты счастлив – но я жив…
И меч в руке моей мутит струи потока.
 
 
    Сижу на берегу потока…
Вздохнёшь ли ты о нём, о друг, неверный друг…
И точно ль он любим? – ах, эта мысль жестока!..
        Кипит отмщеньем дух,
И меч в руке моей мутит струи потока.
 

1817 (?)

Романс

 
Не пробуждай, не пробуждай
Моих безумств и исступлений,
И мимолетных сновидений
Не возвращай, не возвращай!
 
 
Не повторяй мне имя той,
Которой память – мука жизни,
Как на чужбине песнь отчизны
Изгнаннику земли родной.
 
 
Не воскрешай, не воскрешай
Меня забывшие напасти,
Дай отдохнуть тревогам страсти
И ран живых не раздражай.
 
 
Иль нет! Сорви покров долой!..
Мне легче горя своеволье,
Чем ложное холоднокровье,
Чем мой обманчивый покой.
 

1834

* * *

 
Тебя забыть! – и ты сказала,
Что сердце может разлюбить.
Ты ль сердца моего не знала?
    Тебя забыть!
 
 
Тебя забыть! – но кто же будет
Мне в жизни радости дарить?
Нет, прежде бог меня забудет…
    Тебя ль забыть?
 
 
Тебя забыть и, свет могилой
Назвав, как бремя жизнь влачить,
Могу ль, могу ль, о друг мой милый!
    Тебя забыть?
 
 
Тебя забыть, искать свободы,
Но цепи я рожден носить,
И мне ль, восстав против природы,
    Тебя забыть?
 
 
Тебя забыть, пленясь другою,
И для другой хоть миг прожить:
Тому ль, кто дышит лишь тобою,
    Тебя забыть?
 
 
Тебя забыть! Нет, адска злоба
Одна могла ту мысль внушить.
Могу ль и за порогом гроба
    Тебя забыть?
 

(1819)

Романс

 
Одинок месяц плыл, зыбляся в тумане,
Одинок воздыхал витязь на кургане.
 
 
Свежих трав не щипал конь его унылый.
«Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой!
 
 
Не к добру грудь моя тяжко воздыхает,
Не к добру сердце мне что-то предвещает;
 
 
Не к добру без еды ты стоишь унылый!
Конь мой, конь, верный конь, понесемся к милой!»
 
 
Конь вздрогнул, и сильней витязь возмутился,
В милый край, в страшный край как стрела пустился.
 
 
Ночь прошла, всё светло: виден храм с дубровой,
Конь заржал, конь взвился над могилой новой.
 

1821 или 1822

Романс

 
Прекрасный день, счастливый день;
    И солнце, и любовь!
С нагих полей сбежала тень —
    Светлеет сердце вновь.
Проснитесь, рощи и поля;
    Пусть жизнью всё кипит:
Она моя, она моя! —
    Мне сердце говорит.
Что вьёшься, ласточка, к окну,
    Что, вольная, поёшь?
Иль ты щебечешь про весну
    И с ней любовь зовёшь?
Но не ко мне – и без тебя
    В певце любовь горит:
Она моя, она моя! —
    Мне сердце говорит.
 

1823

Романс

 
Не говори: любовь пройдёт,
О том забыть твой друг желает;
В её он вечность уповает,
Ей в жертву счастье отдаёт.
 
 
Зачем гасить душе моей
Едва блеснувшие желанья?
Хоть миг позволь мне без роптанья
Предаться нежности твоей.
 
 
За что страдать?
Что мне в любви
Досталось от небес жестоких,
Без горьких слёз, без ран глубоких,
Без утомительной тоски?
 
 
Любви дни краткие даны,
Но мне не зреть её остылой;
Я с ней умру, как звук унылый
Внезапно порванной струны.
 

1823

Разочарование
(Элегия)

 
Протекших дней очарованья,
Мне вас душе не возвратить!
В любви узнав одни страданья,
Она утратила желанья
И вновь не просится любить.
 
 
К ней сны младые не забродят,
Опять с надеждой не мирят,
В странах волшебных с ней не ходят,
Весёлых песен не заводят
И сладких слов не говорят.
 
 
Её один удел печальный:
Года бесчувственно провесть
И в край, для горестных не дальней,
Под глас молитвы погребальной,
Одни молитвы перенесть.
 

1824

Элегия

 
Исполнились мои желанья,
Сбылись давнишние мечты:
Мои жестокие страданья,
Мою любовь узнала ты.
 
 
Напрасно я себя тревожил,
За страсть вполне я награждён:
Я вновь для счастья сердцем ожил,
Исчезла грусть, как смутный сон.
 
 
Так, окроплён росой отрадной,
В тот час, когда горит восток,
Вновь воскресает – ночью хладной
Полузавялый василёк.
 

(1824)

Вечерний звон

Т. С. Вдмрв-ой

 
Вечерний звон, вечерний звон!
    Как много дум наводит он
О юных днях в краю родном,
    Где я любил, где отчий дом.
И как я, с ним навек простясь,
    Там слушал звон в последний раз!
 
 
Уже не зреть мне светлых дней
    Весны обманчивой моей!
И сколько нет теперь в живых
    Тогда весёлых, молодых!
И крепок их могильный сон;
    Не слышен им вечерний звон.
 
 
Лежать и мне в земле сырой!
    Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесёт;
    Другой певец по ней пройдёт.
И уж не я, а будет он
    В раздумье петь вечерний звон!
 

(1827)

Птичка

 
Вчера я растворил темницу
Воздушной пленницы моей:
Я рощам возвратил певицу,
Я возвратил свободу ей.
 
 
Она исчезла, утопая
В сиянье голубого дня,
И так запела, улетая,
Как бы молилась за меня.
 

(1827)

(Из трагедии «Ермак»)

 
О чём, скажи, твое стенанье
И безутешная печаль?
Твой умер друг или изгнанье
Его умчало в синю даль?
 
 
Когда б он был в стране далёкой,
Я друга бы назад ждала,
И в скорбях жизни одинокой
Надежда бы ещё цвела.
 
 
Когда б он был в могиле хладной,
Мои бы плакали глаза,
А слёзы в грусти безотрадной —
Небес вечерняя роса.
 
 
Но он преступник, он убийца,
О нём и плакать мне нельзя.
Ах, растворись, моя гробница,
Откройся, тихая земля!
 

1827

Любовь

 
О чём, о чём в тени ветвей
Поёшь ты ночью, соловей?
Что песнь твою к подруге милой
Живит огнём и полнит силой,
Колеблет грудь, волнует кровь?
Живущих всех душа: любовь.
 
 
Не сетуй, девица-краса!
Дождешься радостей часа.
Зачем в лице завяли розы?
Зачем из глаз лиются слезы?
К веселью душу приготовь, —
Его дарит тебе любовь.
 
 
Покуда дней златых весна,
Отрадой нам любовь одна.
Ловите, юноши, украдкой
Блаженный час, час неги сладкой;
Пробьёт… любите вновь и вновь;
Земного счастья верх: любовь.
 

1827(?)

Цыганская песня

 
Добры люди, вам спою я,
Как цыганы жизнь ведут;
Всем чужие, век кочуя,
Бедно бедные живут.
 
 
Но мы песнями богаты,
Песня – друг и счастье нам:
С нею радости, утраты
Дружно делим пополам.
 
 
Песня всё нам заменяет,
Песнями вся жизнь красна,
И при песнях пролетает
Вольной песенкой она.
 

(1828)

Цыганская пляска

 
Видал ли ты, как пляшет египтянка?
Как вихрь, она столбом взвивает прах,
Бежит, поёт, как дикая вакханка,
Её власы, как змеи, на плечах…
 
 
Как песня вольности, она прекрасна,
Как песнь любви – она души полна,
Как поцелуй горячий, сладострастна,
Как буйный хмель – неистова она.
 
 
Она летит, как полный звук цевницы,
Она дрожит, как звонкая струна.
И пышет взор, как жаркий луч денницы,
И дышит грудь, как бурная волна.
 

(1828)