Текст книги "Русские песни и романсы"

Автор книги: Виктор Гусев

* * *

 
Вперёд! без страха и сомненья
На подвиг доблестный, друзья!
Зарю святого искупленья
Уж в небесах завидел я!
 
 
Смелей! Дадим друг другу руки
И вместе двинемся вперёд,
И пусть под знаменем науки
Союз наш крепнет и растёт.
 
 
Жрецов греха и лжи мы будем
Глаголом истины карать,
И спящих мы от сна разбудим,
И поведем на битву рать!
 
 
Не сотворим себе кумира
Ни на земле, ни в небесах;
За все дары и блага мира
Мы не падём пред ним во прах!..
 
 
Провозглашать любви ученье
Мы будем нищим, богачам
И за него снесём гоненье,
Простив безумным палачам!
 
 
Блажен, кто жизнь в борьбе кровавой,
В заботах тяжких истощил;
Как раб ленивый и лукавый,
Талант свой в землю не зарыл!
 
 
Пусть нам звездою путеводной
Святая истина горит;
И, верьте, голос благородный
Недаром в мире прозвучит!
 
 
Внемлите ж, братья, слову брата,
Пока мы полны юных сил;
Вперёд, вперёд – и без возврата,
Что б рок вдали нам ни сулил!
 

(1846)

* * *

 
По чувствам братья мы с тобой,
Мы в искупленье верим оба,
И будем мы питать до гроба
Вражду к бичам страны родной.
 
 
Когда ж пробьёт желанный час
И встанут спящие народы —
Святое воинство свободы
В своих рядах увидит нас.
 
 
Любовью к истине святой
В тебе, я знаю, сердце бьётся.
И, верно, отзыв в нем найдется
На неподкупный голос мой.
 

(1846)

ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX – НАЧАЛО XX ВЕКА

ПЕСЕННАЯ ЛИРИКА

* * *

 
Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка,
И уныло по ровному полю
Разливается песнь ямщика.
 
 
Столько грусти в той песне унылой,
Столько грусти в напеве родном,
Что в душе моей хладной, остылой
Разгорелося сердце огнём.
 
 
И припомнил я ночи иные
И родные поля и леса,
И на очи, давно уж сухие,
Набежала, как искра, слеза.
 
 
Однозвучно гремит колокольчик,
И дорога пылится слегка.
И замолк мой ямщик, а дорога
Предо мной далека, далека…
 

Конец 1840-х или начало 1850-х годов

Песня

 
Не брани меня, родная,
Что я так люблю его.
Скучно, скучно, дорогая,
Жить одной мне без него.
 
 
Я не знаю, что такое
Вдруг случилося со мной,
Что так бьётся ретивое
И терзается тоской.
 
 
Всё оно во мне изныло,
Вся горю я, как огнём,
Всё немило мне, постыло,
Всё страдаю я по нём.
 
 
Мне не надобны наряды
И богатства всей земли…
Кудри молодца и взгляды
Сердце бедное зажгли…
 
 
Сжалься, сжалься же, родная,
Перестань меня бранить.
Знать, судьба моя такая, —
Я должна его любить!
 

Конец 1840-х или начало 1850-х годов

* * *

 
Было дело под Полтавой,
Дело славное, друзья!
Мы дрались тогда со шведом
Под знаменами Петра.
Наш могучий император —
Память вечная ему! —
Сам, родимый, пред полками
Словно сокол он летал,
Сам ружьём солдатским правил,
Сам и пушки заряжал.
Бой кипел. Герой Полтавы,
Наш державный великан,
Уж не раз грозою грянул
На могучий вражий стан.
Пули облаком носились,
Кровь горячая лилась.
Вдруг одна злодейка-пуля
В шляпу царскую впилась…
Видно, шведы промахнулись —
Император усидел,
Шляпу снял, перекрестился,
Снова в битву полетел.
Много шведов, много русских
Пред Полтавою легло…
Вдруг ещё впилася пуля
В его царское седло.
Не смутился император,
Взор как молния сверкал,
Конь не дрогнул от удара,
Но быстрее поскакал.
Но как раз и третья пуля
Повстречалася с Петром,
Прямо в грудь она летела
И ударила как гром.
Диво дивное свершилось:
В этот миг царь усидел.
На груди царя высокой
Чудотворный крест висел;
С визгом пуля отскочила
От широкого креста,
И спасенный победитель
Славил господа Христа.
Было дело под Полтавой;
Сотни лет ещё пройдут, —
Эти царские три пули
В сердце русском не умрут!
 

Конец 1840-х или 1850-е годы

Песня бобыля

 
Ни кола ни двора,
    Зипун – весь пожиток
Эх, живи – не тужи,
    Умрёшь – не убыток!
 
 
Богачу-дураку
    И с казной не спится;
Бобыль гол как сокол,
    Поёт-веселится.
 
 
Он идёт да поёт,
    Ветер подпевает;
Сторонись, богачи!
    Беднота гуляет!
 
 
Рожь стоит по бокам,
    Отдаёт поклоны…
Эх, присвистни, бобыль!
    Слушай, лес зелёный!
 
 
Уж ты плачь ли, не плачь
    Слёз никто не видит,
Оробей, загорюй —
    Курица обидит.
 
 
Уж ты сыт ли, не сыт —
    В печаль не вдавайся;
Причешись, распахнись,
    Шути-улыбайся!
 
 
Поживём да умрём —
    Будет голь пригрета…
Разумей, кто умен, —
    Песенка допета!
 

1858

* * *

 
Ехал из ярмарки ухарь-купец,
Ухарь-купец, удалой молодец.
Стал он на двор лошадей покормить,
Вздумал деревню гульбой удивить.
В красной рубашке, кудряв и румян,
Вышел на улицу весел и пьян.
Собрал он девок-красавиц в кружок,
Выхватил с звонкой казной кошелёк.
Потчует старых и малых вином:
«Пей-пропивай! Поживём – наживём!..»
Морщатся девки, до донышка пьют.
Шумят, и пляшут, и песни поют.
Ухарь-купец подпевает-свистит,
Оземь ногой молодецки стучит.
 
 
Синее небо, и сумрак, и тишь.
Смотрится в воду зеленый камыш.
Полосы света по речке лежат.
В золоте тучки над лесом горят.
Девичья пляска при зорьке видна,
Девичья песня за речкой слышна.
По лугу льётся, по чаще лесной…
Там услыхал её сторож седой;
Белый как лунь, он под дубом стоит,
Дуб не шелохнётся, сторож молчит.
 
 
К девке стыдливой купец пристаёт,
Обнял, целует и руки ей жмёт.
Рвётся красотка за девичий круг:
Совестно ей от родных и подруг,
Смотрят подруги – их зависть берёт:
Вот, мол, упрямице счастье идёт.
Девкин отец своё дело смекнул,
Локтем жену торопливо толкнул.
Сед он, и рваная шапка на нём.
Глазом мигнул – и пропал за углом.
Девкина мать расторопна-смела,
С вкрадчивой речью к купцу подошла:
«Полно, касатик, отстань – не балуй!
Девки моей не позорь, не целуй!»
Ухарь-купец позвенел серебром:
«Нет, так не надо… другую найдём!..»
Вырвалась девка, хотела бежать,
Мать ей велела на месте стоять.
 
 
Звёздная ночь и ясна и тепла.
Девичья песня давно замерла.
Шепчет нахмуренный лес над водой,
Ветром шатает камыш молодой.
Синяя туча над лесом плывет,
Тёмную зелень огнём обдаёт.
В крайней избушке не гаснет ночник,
Спит на печи подгулявший старик,
Спит в зипунишке и в старых лаптях,
Рваная шапка комком в головах.
Молится богу старуха жена,
Плакать бы надо – не плачет она.
Дочь их красавица поздно пришла,
Девичью совесть вином залила.
Что тут за диво! и замуж пойдёт…
То-то, чай, деток на путь наведёт!
Кем ты, люд бедный, на свет порожден?
Кем ты на гибель и срам осуждён?
 

1858

(Из поэмы «Коробейники»)

 
«Ой, полна, полна коробушка,
Есть и ситцы, и парча.
Пожалей, моя зазнобушка,
Молодецкого плеча!
Выди, выди в рожь высокую!
Там до ночки погожу,
А завижу черноокую —
Все товары разложу.
Цены сам платил немалые,
Не торгуйся, не скупись:
Подставляй-ка губы алые,
Ближе к милому садись!»
Вот уж пала ночь туманная,
Ждёт удалый молодец.
Чу, идёт! – пришла желанная,
Продает товар купец.
Катя бережно торгуется,
Всё боится передать.
Парень с девицей целуется,
Просит цену набавлять.
Знает только ночь глубокая,
Как поладили они.
Расступись ты, рожь высокая,
Тайну свято сохрани!
 
 

– – —

«Ой! легка, легка коробушка,
Плеч не режет ремешок!
А всего взяла зазнобушка
Бирюзовый перстенёк.
Дал ей ситцу штуку целую,
Ленту алую для кос,
Поясок – рубаху белую
Подпоясать в сенокос, —
Всё поклала ненаглядная
В короб, кроме перстенька:
«Не хочу ходить нарядная
Без сердечного дружка!»
 

1861

* * *

 
В полном разгаре страда деревенская…
Доля ты! – русская долюшка женская!
    Вряд ли труднее сыскать.
 
 
Не мудрено, что ты вянешь до времени,
Всевыносящего русского племени
    Многострадальная мать!
 
 
Зной нестерпимый: равнина безлесная,
Нивы, покосы да ширь поднебесная —
    Солнце нещадно палит.
 
 
Бедная баба из сил выбивается,
Столб насекомых над ней колыхается,
    Жалит, щекочет, жужжит!
 
 
Приподнимая косулю тяжёлую,
Баба порезала ноженьку голую —
    Некогда кровь унимать!
 
 
Слышится крик у соседней полосыньки,
Баба туда – растрепалися косыньки, —
    Надо ребёнка качать!
 
 
Что же ты стала над ним в отупении?
Пой ему песню о вечном терпении,
    Пой, терпеливая мать!..
 
 
Слёзы ли, пот ли у ней над ресницею,
Право, сказать мудрено.
В жбан этот, заткнутый грязной тряпицею,
    Канут они – всё равно!
 
 
Вот она губы свои опалённые
Жадно подносит к краям…
Вкусны ли, милая, слезы соленые
    С кислым кваском пополам?..
 

Начало 1863

Вечерняя заря весною

 
Слети к нам, тихий вечер,
На мирные поля;
Тебе мы поём песню,
Вечерняя заря.
 
 
Темнеет уж в долине,
И ночи близок час;
На маковке берёзы
Последний луч угас.
 
 
Как тихо всюду стало,
Как воздух охладел!
И в ближней роще звонко
Уж соловей пропел.
 
 
Слети ж к нам, тихий вечер,
На мирные поля!
Тебе мы поем песню,
Вечерняя заря.
 

(1864)

Рябина

 
«Что шумишь, качаясь,
Тонкая рябина,
Низко наклоняясь
Головою к тыну?»
 
 
– «С ветром речь веду я
О своей невзгоде,
Что одна расту я
В этом огороде.
 
 
Грустно, сиротинка,
Я стою, качаюсь,
Что к земле былинка,
К тыну нагибаюсь.
 
 
Там, за тыном, в поле,
Над рекой глубокой,
На просторе, в воле,
Дуб растёт высокой.
 
 
Как бы я желала
К дубу перебраться;
Я б тогда не стала
Гнуться да качаться.
 
 
Близко бы ветвями
Я к нему прижалась
И с его листами
День и ночь шепталась.
 
 
Нет, нельзя рябинке
К дубу перебраться!
Знать, мне, сиротинке,
Век одной качаться».
 

(1864)

В степи

 
Кони мчат-несут,
Степь всё вдаль бежит;
Вьюга снежная
На степи гудит.
 
 
Снег да снег кругом;
Сердце грусть берёт;
Про Моздокскую
Степь ямщик поёт…
 
 
Как простор степной
Широко-велик;
Как в степи глухой
Умирал ямщик;
 
 
Как в последний свой
Передсмертный час
Он товарищу
Отдавал приказ:
 
 
«Вижу, смерть меня
Здесь, в степи, сразит, —
Не попомни, друг,
Злых моих обид.
 
 
Злых моих обид,
Да и глупостей,
Неразумных слов,
Прежней грубости.
 
 
Схорони меня
Здесь, в степи глухой;
Вороных коней
Отведи домой.
 
 
Отведи домой,
Сдай их батюшке;
Отнеси поклон
Старой матушке.
 
 
Молодой жене
Ты скажи, друг мой,
Чтоб меня она
Не ждала домой…
 
 
Кстати ей ещё
Не забудь сказать:
Тяжело вдовой
Мне её кидать!
 
 
Передай словцо
Ей прощальное
И отдай кольцо
Обручальное.
 
 
Пусть о мне она
Не печалится;
С тем, кто по сердцу,
Обвенчается!»
 
 
Замолчал ямщик,
Слеза катится…
А в степи глухой
Вьюга плачется.
 
 
Голосит она,
В степи стон стоит,
Та же песня в ней
Ямщика звучит:
 
 
«Как простор степной
Широко-велик;
Как в степи глухой
Умирал ямщик».
 

1865

Доля бедняка

 
Эх ты, доля, эх ты, доля,
    Доля бедняка!
Тяжела ты, безотрадна,
    Тяжела, горька!
 
 
Не твою ли это хату
    Ветер пошатнул,
С крыши ветхую солому
    Разметал, раздул?
 
 
И не твой ли под горою
    Сгнил дотла овин,
В запустелом огороде
    Повалился тын?
 
 
Не твоей ли прокатали
    Полосой пустой
Мужики дорогу в город
    Летнею порой?
 
 
Не твоя ль жена в лохмотьях
    Ходит босиком?
Не твои ли это детки
    Просят под окном?
 
 
Не тебя ль в пиру обносят
    Чаркою с вином
И не ты ль сидишь последним
    Гостем за столом?
 
 
Не твои ли это слёзы
    На пиру текут?
Не твои ли это песни
    Грустью сердце жгут?
 
 
Не твоя ль это могила
    Смотрит сиротой?
Крест свалился, вся размыта
    Дождевой водой.
 
 
По краям её крапива
    Жгучая растёт,
А зимой над нею вьюга
    Плачет и поёт,
 
 
И звучит в тех песнях горе,
    Горе да тоска…
Эх ты, доля, эх ты, доля,
    Доля бедняка!
 

(1866)

* * *

 
Сиротой я росла,
    Как былинка в поле;
Моя молодость шла
    У других в неволе.
 
 
Я с тринадцати лет
    По людям ходила:
Где качала детей,
    Где коров доила.
 
 
Светлой радости я,
    Ласки не видала:
Износилась моя
    Красота, увяла.
 
 
Износили её
    Горе да неволя:
Знать, такая моя
    Уродилась доля.
 
 
Уродилась я
    Девушкой красивой,
Да не дал только бог
    Доли мне счастливой.
 
 
Птичка в тёмном саду
    Песни распевает,
И волчица в лесу
    Весело играет.
 
 
Есть у птички гнездо,
    У волчицы дети —
У меня ж ничего,
    Никого на свете.
 
 
Ох, бедна я, бедна,
    Плохо я одета —
Никто замуж меня
    И не взял за это!
 
 
Эх ты, доля моя,
    Доля-сиротинка!
Что полынь ты трава,
    Горькая осинка!
 

1867

* * *

 
День я хлеба не пекла,
    Печку не топила —
В город с раннего утра
    Мужа проводила.
 
 
Два лукошка толокна
    Продала соседу,
И купила я вина,
    Назвала беседу.
 
 
Всё плясала да пила;
    Напилась, свалилась;
В это время в избу дверь
    Тихо отворилась.
 
 
И с испугом я в двери
    Увидала мужа.
Дети с голода кричат
    И дрожат от стужи.
 
 
Поглядел он на меня,
    Покосился с гневом —
И давай меня стегать
    Плёткою с припевом:
 
 
«Как на улице мороз,
    В хате не топно,
Нет в лукошках толокна,
    Хлеба не печено.
 
 
У соседа толокно
    Детушки хлебают;
Отчего же у тебя
    Зябнут, голодают?
 
 
О тебя, моя душа,
    Изобью всю плётку, —
Не меняй ты никогда
    Толокна на водку!»
 
 
Уж стегал меня, стегал,
    Да, знать, стало жалко —
Бросил в угол свою плеть
    Да схватил он палку.
 
 
Раза два перекрестил,
    Плюнул с злостью на пол,
Поглядел он на детей —
    Да и сам заплакал.
 
 
Ох, мне это толокно
    Дорого досталось!
Две недели на боках,
    Охая, валялась!
 
 
Ох, болит моя спина,
    Голова кружится;
Лягу спать, а толокно
    И во сне мне снится!
 

1867 или 1868

Тройка

 
Пыль столбом крутится, вьётся
По дороге меж полей,
Вихрем мчится и несётся
Тройка борзая коней.
 
 
А ямщик, разгульный малый,
Шапку на ухо надел
И с присвистом, разудалый,
Песню громкую запел.
 
 
Соловьём он заливался
Из дали, глуши степной.
С песнью русскою сливался
Колокольчик заливной.
 
 
Долго, долго пыль крутилась,
Долго песню слушал я,
И от песни сердце билось
Так тревожно у меня.
 
 
Тройка мчалась пред горою,
Вдруг ямщик коней сдержал,
Встал, слегка махнул рукою,
Свистнул, гаркнул и пропал.
 
 
Только пыль лишь разостлалась
Вдоль по следу ямщика…
Песнь умолкла, но осталась
На душе моей тоска.
 

(1866)

Песнь ямщика

 
Запрягу я тройку борзых,
Тёмно-карих лошадей
И помчуся в ночь морозну
К красной девице своей.
 
 
Гей вы, друга дорогие!
Мчитесь сокола быстрей;
Не теряйте дни златые,
Их немного в жизни сей!
 
 
Пока в сердце радость бьётся,
Будем весело мы жить;
Пока кудри в кольца вьются,
Станем девушек любить!
 
 
По привычке кони знают,
Где заветная страна, —
Снег копытами взрывают
И несутся, как стрела!
 
 
Песней звонкою, лихою
Оглашает степь ямщик;
Только к коням лишь порою
Удалой несётся крик:
 
 
«Гей вы, други дорогие!
Мчитесь сокола быстрей!
Не теряйте дни златые,
Их немного в жизни сей!»
 
 
Ночь была тиха и ясна,
Ямщик тройку осадил!
С поцелуем жарким, страстным
В сани любу посадил.
 
 
И тряхнув вожжами смело,
Тройке дружной он сказал:
«Гей вы, друга дорогие!
Мчитесь сокола быстрей!
Не теряйте дни златые,
Их немного в жизни сей!»
 

(1870)

(Из поэмы «Дуняша»)

 
Быстро тучи проносилися
Тёмно-синею грядой,
Избы снегом запушилися:
Был морозец молодой.
Занесла кругом метелица
Все дороги и следы…
Из колодца красна девица
Достаёт себе воды, —
Достает и озирается,
Молодешенька, кругом,
А водица колыхается,
Позадёрнутая льдом…
Постояла чернобровая,
Коромысло подняла
И свою шубейку новую
Чуть водой не залила.
Вдоль по улице, как павушка,
Красна девица идёт,
А навстречу ей Иванушка
Показался из ворот;
И, взглянув ей в очи ясные,
Тихо молвил на пути:
«Бог на помощь, девка красная,
Дай мне вёдра понести!»
Вдруг ведёрочки дубовые
Стал Ванюша подымать
И с улыбкой чернобровую
Обнимать и целовать.
Поцелуем красна девица
Заглушила поцелуй…
Разгуляйся ты, метелица,
Ветер в сторону подуй!..
 

1880

Травушка-муравушка

 
Наша улица травою заросла,
Голубыми васильками зацвела,
Только губит василечки лебеда,
Сквозь нее почти не видно и следа.
Уж зато у наших окон и ворот
Белоснежная черемуха цветет.
Наша улица – зелёные поля…
Ах! ты травушка-муравушка моя,
Ты тропиночка нетоптаная!
 
 
Я на улицу раненько выхожу,
Я на травушку-муравушку гляжу;
А роса-то на ней свежая блестит,
Изумрудами, алмазами горит,
А цветочки как умытые стоят
И приветливо и весело глядят.
Наша улица – зелёные поля…
Ах! ты травушка-муравушка моя,
Ты тропиночка нетоптаная!
 
 
Мне у батюшки родного не живать,
Не живать – тебя, муравушка, не мять…
Едут сваты, все поклоны отдают,
Меня замуж за неровню выдают…
Поведут меня с постылым под венец,
Что-то скажет разудалый молодец?..
Наша улица – зелёные поля…
Ах! ты травушка-муравушка моя,
Ты тропиночка нетоптаная!
 

(1881), (1882)

* * *

 
Ты любила его всей душою,
Ты все счастье ему отдала,
Как цветок ароматный весною
Для него одного расцвела.
 
 
Словно срезанный колос ты пала
Под его беспощадным серпом,
И его, погибая, ласкала,
Умирая, молилась о нём.
 
 
Он не думал о том, сколько муки,
Сколько горя в душе у тебя,
И, наскучив тобою, разлуки
Он искал, никогда не любя.
 
 
Ты молила его, умирая:
«О, приди, повидайся со мной!»
Но, другую безумно лаская,
Он смеялся тогда над тобой.
 
 
И могила твоя одинока…
Он молиться над ней не придёт…
В полдень яркое солнце высоко
Над крестом твоим белым плывёт.
 
 
Только ветер роняет, как слёзы,
Над тобою росинки порой.
Загубили былинку морозы,
Захирел ты, цветок полевой…
 
 
Серый камень лежит над тобою,
Словно сторож могилы твоей,
О, зачем ты не встанешь весною
С первой травкою вольных полей!
 
 
Для чего ты жила и любила?
В чьей душе ты оставила след?
Но тиха, безответна могила…
Этим жалобам отзыва нет!..
 

(1882)

Удалец

 
Живёт моя зазноба в высоком терему;
В высокий этот терем нет ходу никому;
Но я нежданным гостем – настанет только ночь —
К желанной во светлицу пожаловать не прочь!..
Без шапки-невидимки пройду я в гости к ней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..
 
 
При тереме, я знаю, есть сторож у крыльца,
Но он не остановит детину-удальца:
Короткая расправа с ним будет у меня —
Не скажет он ни слова, отведав кистеня!..
Эх, мой кистень страшнее десятка кистеней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..
 
 
Войду тогда я смело и быстро на крыльцо;
Забрякает у двери железное кольцо;
И выйдет мне навстречу, и хилый и седой,
Постылый муж зазнобы, красотки молодой,
И он не загородит собой дороги к ней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..
 
 
Войдет тогда к желанной лихая голова,
Промолвит: будь здорова, красавица вдова!..
Бежим со мной скорее, бежим, моя краса,
Из терема-темницы в дремучие леса!..
Бежим – готова тройка лихих моих коней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..
 
 
Едва перед рассветом рассеется туман,
К товарищам с желанной примчится атаман;
И будет пир горою тогда в густом лесу,
И удалец женою возьмёт себе красу;
Он скажет: не увидишь со мной ты чёрных дней!..
Была бы только ночка сегодня потемней!..
 

1882

Песня

 
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выбегают расписные,
Острогрудые челны.
 
 
На переднем Стенька Разин,
Обнявшись с своей княжной,
Свадьбу новую справляет,
И весёлый и хмельной.
 
 
А княжна, склонивши очи,
Ни жива и ни мертва.
Робко слушает хмельные.
Неразумные слова.
 
 
«Ничего не пожалею!
Буйну голову отдам!» —
Раздаётся по окрестным
Берегам и островам.
 
 
«Ишь ты, братцы, атаман-то
Нас на бабу променял!
Ночку с нею повозился —
Сам наутро бабой стал…»
 
 
Ошалел… Насмешки, шёпот
Слышит пьяный атаман —
Персиянки полоненной
Крепче обнял полный стан.
 
 
Гневно кровью налилися
Атамановы, глаза,
Брови чёрные нависли,
Собирается гроза…
 
 
«Эх, кормилица родная,
Волга-матушка река!
Не видала ты подарков
От донского казака!..
 
 
Чтобы не было зазорно
Перед вольными людьми,
Перед вольною рекою, —
На, кормилица… возьми!»
 
 
Мощным взмахом поднимает
Полоненную княжну
И, не глядя, прочь кидает
В набежавшую волну…
 
 
«Что затихли, удалые?..
Эй ты, Фролка, чёрт, пляши!..
Грянь, ребята, хоровую
За помин её души!..»
 

1883

На родной почве

 
Слышу песни жаворонка,
Слышу трели соловья…
    Это – русская сторонка,
    Это – родина моя!..
 
 
Вижу чудное приволье,
Вижу нивы и поля…
    Это – русское раздолье,
    Это – русская земля!..
 
 
Слышу песни хоровода,
Звучный топот трепака…
    Это – радости народа,
    Это – пляска мужика!..
 
 
Уж гулять, так без оглядки,
Чтоб ходил весь белый свет…
    Это – русские порядки,
    Это – дедовский завет!..
 
 
Вижу дубы вековые,
А вон там сосновый бор…
    Это – признаки родные,
    Это – родины простор!..
 
 
Вижу горы-исполины,
Вижу реки и леса…
    Это – русские картины,
    Это – русская краса…
 
 
Вижу всюду трепет жизни,
Где ни брошу только взор…
    Это – матушки-отчизны
    Нескончаемый простор…
 
 
Снова духом оживаю,
Снова весел, счастлив я
    И невольно ощущаю
    В сердце мощь богатыря!..
 

(1885)

Бабье дело

 
На полосыньке я жала,
Золоты снопы вязала —
    Молодая;
Истомилась, разомлела…
То-то наше бабье дело —
    Доля злая!
Тяжела – да ничего бы,
Коли в сердце нет зазнобы
    Да тревоги;
А с зазнобой… толку мало!..
На снопах я задремала
    У дороги.
Милый тут как тут случился,
Усмехнулся, наклонился,
    Стал ласкаться,
Целовать… а полоса-то
Так осталась, недожата,
    Осыпаться…
Муж с свекровью долго ждали:
«Клин-от весь, чай, – рассуждали,
    Выжнет Маша».
А над Машей ночь темнела…
То-то наше бабье дело —
    Глупость наша!..
 

1880-е годы

Меж крутых берегов

 
Меж крутых берегов
Волга-речка текла,
А на ней по волнам,
Легка лодка плыла.
 
 
В ней сидел молодец
Шапка с кистью на нем,
Он, с верёвкой в руках,
Волны резал веслом.
 
 
Он ко бережку плыл,
Лодку вмиг привязал,
Сам на берег взошёл,
Соловьем просвистал.
 
 
Как на том берегу
Красный терем стоял,
Там красотка жила,
Он её вызывал.
 
 
Муж красавицы был
Воевода лихой,
Да понравился ей
Молодец удалой.
 
 
Дожидала краса
Молодца у окна,
Принимала его
По верёвке она.
 
 
Погостил молодец —
Утром ранней зарей
И отправился в путь
Он с красоткой своей.
 
 
Долго, долго искал
Воевода жену,
Отыскал он её
У злодея в плену.
 
 
Долго бились они
На крутом берегу,
Не хотел уступить
Воевода врагу.
 
 
И последний удар
Их судьбу порешил,
Он конец их вражде
Навсегда положил:
 
 
Волга в волны свои
Молодца приняла,
По реке, по волнам,
Шапка с кистью плыла.
 

(1893)

Колечко

 
Сокрушилося сердечко,
Взволновалась в сердце кровь,
Потеряла я колечко,
Потеряла я любовь.
 
 
Я по этом по колечке
Буду плакать-горевать,
По любезном по дружочке
Поневоле тосковать.
 
 
Я по бережку гуляла,
По долинушке прошла;
Там цветочек я искала,
Но цветочек не нашла.
 
 
Много цветиков пригожих,
Да цветочки всё не те —
Всё цветочки непохожи
По заветной красоте.
 
 
Непохожи на те очи,
Что любовью говорят,
Что, как звёзды полуночи,
Ясно блещут и горят.
 
 
Где девался тот цветочек,
Что долину украшал,
Где мой миленький дружочек,
Что словами обольщал?
 
 
Обольщал милый словами,
Уговаривал всегда:
Не плачь, девица, слезами,
Не покину никогда.
 
 
Мил уехал и оставил
Мне малютку на руках,
Обесчестил, обесславил, —
Жить заставил в сиротах.
 
 
Как взгляну я на сыночка,
Вся слезами обольюсь,
Пойду с горя к быстрой речке
Я, сиротка, утоплюсь.
 
 
Нет, уж бог один свидетель,
Полагаюсь на него,
Мне не жаль тебя, мучитель,
Жаль малютку твоего.
 

(1896)