Текст книги "Похитители разума"

Автор книги: Виктор Эфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

6. Недочитанный роман

Через открытое, широкое окно пансиона «Вельвета», властно врывалась весна, принося новые, неведомые еще восемнадцатилетней девушке запахи. Весна пьянила и звала куда-то в сказочную и заманчивую даль.

Магда Рито несколько раз отрывалась от бювара и, наконец, бросила недописанное письмо, по установившейся традиции писавшееся каждые две недели. Последний месяц она не посылала писем, все откладывая это скучнейшее занятие: писать далекому и нелюбимому отцу.

«Она благодарит его за деньги и внимание…»

– К черту письмо!..

Игривый луч солнца запутался в каштановых волосах девушки, смотревшей в окно…

Оправленный в белую раму окна, будто повис в комнате великолепный ландшафт. По обе стороны реки – зеленые, живописные горы.

Небольшой, игрушечно-изящный городок пляжился на берегу реки Некар, между средневековыми мостами и полуразрушенным замком. По грузным черепичным крышам разгуливали веселые коты… Магда прислушивалась к их крику.

– Как я одинока, – прошептала она… – и, может быть, – непостоянна. Я хотела свободы… Но, наслаждайся ею, Магда. Чего тебе не хватает? Хотела учиться – учись! Но я не хочу стать синим чулком, увядшей старой ученой дамой… Это скучно! Мой идеал – знать все… Но нельзя объять необъятного, да и лень, да и не для чего тебе обнимать все… обними одного… К чему ты стремишься, Магда? – задала девушка себе вопрос, как бы приводя в стройность свои разбросанные мысли, так неожиданно впорхнувшие в раскрытое окно.

Последнее время Магда была неспокойна. Две крови – японская и ирландская, смешавшись, образовали бурный водоворот, в пучине которого тщетно барахталась девушка.

Вдруг страстное, дикое желание…

Вдруг тупая лень и индифферентность. Порывы жажды знаний смешиваются со смешным, молодым, – но все же трагическим скепсисом.

Чего ты хочешь, Магда? Любви?

Да, вероятно… Может быть…

Как я одинока, одинока…

Сплин частично прошел. Спустя час, Магда позвала горничную и, указав на кучи книг, сложенные в углу комнаты, приказала:

– Их можно вынести. Выбросьте их, Анни.

– Да это же учебники? – спросила удивленная Анни.

– Римское право, – брезгливо поморщилась Магда, – я ведь перехожу на медицинский факультет.

– О, майн Готт! Учебники стоят больших денег!.. В прошлом году вы выбросили филологию, зимой – химию, а теперь бросаете «юру»!

– Анни! Вы знаете – я упряма, и как сказала, так и будет… Позовите ко мне через полчаса парикмахершу.

– Хорошо, фройляйн.

Молоденькая, белокурая горничная унесла груду учебников, раздумывая вслух:

– И умная и красивая, но властная и капризная ее хозяйка… Впрочем, какое дело бедной немецкой девушке до богатой иностранки… О! Если бы Анни была так богата, она сумела бы устроить свое маленькое счастье… Вечером она снесет букинисту, – здесь книг на сто марок! Это подспорье к приданому… Перемена факультетов Магдой увеличила сбережения Анни на четыреста марок!

Молоденькая блондинка с порочными губами – парикмахерша, едва увидев Магду – влюбилась в нее.

– Девушка с изюминкой! – подумала она; ей, как женщине, хотелось найти, отгадать, в чем заключается эта изюминка.

– Что вы закажете, мадемуазель?

– Массаж, маникюр, и причешите меня.

Пальцы блондинки погрузились в мягкие, курчавые и непослушные волосы.

– Вы давно делали завивку?

– О, нет! Меня природа наградила вечной завивкой, за что я не совсем ей благодарна. Мои волосы очень похожи на искусственную «дауэр-вэлле»…

– Что вы! Они чудесны!.. Вы иностранка?

– Да. Я родилась в Америке.

– О! Америка! – мечтательно вздохнула блондинка. – Я давно мечтала попасть туда…

Магда задумалась. Простой вопрос этой девушки заставил ее подумать: кто же она? Какой национальности? Кто ее мать?

Никто не даст ответа… Отец никогда не отвечал ей на эти вопросы. Неудовлетворенное любопытство сильно… да, как же… она не может сказать, кто она. В университете все считают Магду Рито американкой. Но так ли это?

Воскресло первое запомнившееся яркое событие детства, ставшее началом, истоком ее памяти. По ту сторону события – Магда не помнит ничего… Молодая, красивая женщина – ее мать – пела песню… Та песня отдаленным, еле слышным эхом звенела в ушах девушки, но она никак не могла припомнить полностью мотива той чудесной песни.

Магда вспомнила, что когда она заводила с отцом разговор о матери, – он оскаливался, показывая кривые, желтые зубы, менял тему разговора, молчал или уходил прочь…

Одев серый, изящный костюм, Магда вышла из фешенебельного пансиона.

Каменная лестница каскадом террасок спускалась вниз. Крохотный, почти игрушечный вагончик канатной дороги возвращался с вершин «Королевского стула».

Девушка невольно залюбовалась живописными, крохотными садиками на каменистых террасах; они будто затейливой ювелирной работы изумрудные броши с вкрапленными разноцветными камнями-клумбами. Магда любила эти тихие садики, но не их хозяев, преклоняющихся перед солдатской пуговицей и пивом, обожающих до безумия собак и жестоко бьющих по лицу собственных детей.

Пять лет провела Магда в Германии, но не привыкла, не сжилась здесь. Она часто вспоминала и жалела о веселых и тревожных днях их скитаний на лазурных берегах Средиземного моря.

– О, какие то были прекрасные дни! – прошептала она, коснувшись воспоминаний, солнечных и терпких, как гранатовый сок…

У вестибюля университета толпились группы студентов, некоторые откровенно разглядывали Магду…

…Мимо, Магда, мимо! Они надоели ей рассматриваниями, заигрываниями, приторными любезностями. Это все не то!

Магда прошла в большой полукруглый зал. Через несколько минут начиналась лекция, большинство мест уже было занято.

Седые профессора, пожилые дамы и очень мало молодых девушек. Да и те, которые были, отличались особенной непривлекательностью. Недалеко от Магды, к ее неудовольствию, уселась огненно-рыжего цвета толстая немка с некрасивым длинным, лошадиным лицом; в другом конце зала, соперничая с ней, уселась такая же рыжая, но худая датчанка.

Началась лекция. Знакомый Магде знаменитый профессор философии поднялся на кафедру. Глубокими, умными, слегка утомленными глазами он обвел аудиторию и начал речь, полившуюся стройным, журчащим потоком необыкновенной красоты водопада.

– Что нужно человеку? В чем счастье? – задавал лектор вопросы и сразу же отвечал, – самое идеальное счастье и богатство человечества двадцатого века – это разум. Овладев высотами разума, человек возносится и, подчиняя себе природу, покоряет ее; заставив служить себе, он расширяет до пределов фантазию разума. Ведь физически невозможно охватить все мироздание, добраться в небесную высь, хотя уже и пронизанную полетами в стратосферу, хотя необъятные просторы космоса еще недосягаемы, как и сверхглубины морей, но все это покоряется законам человеческого разума.

Идеал культурного человека нашего века – высший разум… Почему мы учимся и почему вы пришли сюда, в эти стены? Разве не для того, чтобы перенять, получить от старших науку, отшлифовать до пределов ваш собственный разум, превратить его здесь, при помощи опытных гранильщиков, из покрытого непривлекательной корой невежества, сырого алмаза в отшлифованный, сверкающий, ослепительный бриллиант. И те, кто добьется этого, неужели могут сказать, что они несчастливы?

Современное человечество на разумных началах создаст новое светлое общество, сумеющее организовать образцовый мир и окончательно покорить природу.

Человечество построит множество электрических станций, всевозможных машин, упростит тяжелый и неблагородный труд, оставив себе на долю лишь средства и способы дальнейшего духовного и физического совершенствования.

Пройдут годы и создастся новое человеческое общество, чуждое самому понятию – принуждение, тирания, власть. Это будет эпоха великого разума.

Бурный полет фантазии ученого – увлек девушку.

– Какой светлый ум! Этот человек, наверно, знает цель своей жизни, он, очевидно, прожил свою жизнь не так, как это получается у нее, – думала Магда.

После окончания лекции она долго гуляла по тихой, задумчивой аллее цветущих каштанов. Под ними легла фиолетовая дымка светлой ночи.

– А мой отец!.. – думалось Магде. – Он умен – его ум колоссален, но кажется, он применяет его к тому, чтобы поработить разум других! Магду пугает это страшное открытие. Поэтому у нее портится настроение. Девушке, в поисках своей путеводной звезды – скучно, одиноко, невыносимо.

Ночь проскользнула до половины совершенно незаметно для Магды, бродящей по парку и втайне завидующей шепчущимся по темным закоулкам парам.

Плохо проспав остаток ночи, Магда поздно встала. Захватив с собой толстую книгу, перевод на немецкий язык романа Толстого «Анна Каренина», – Магда отправилась в парк вместо университетской лекции и уселась на солнечной скамейке. Девушка погрузилась в чтение… Анна только что выдала себя, вскрикнув, когда Вронский разбился на скачках… В этот момент на страницу книги упала черная тень…

Магда вскинула голову и встретилась глазами с коренастым молодым человеком, заинтересованно заглядывающим в ее книгу… У него были светлые волосы, широкое краснощекое лицо, мясистый нос и развязная улыбка…

– Любопытная книжечка? – произнес незнакомец.

– Да, – холодно ответила Магда. Ей не понравилась его манера заводить знакомства, и она молча смотрела в эти глаза, холодно ожидая разворота событий.

– Это написал русский писатель Толстой, правда? – не смущаясь приемом, продолжал он.

– У вас обширные познания в литературе… Но, что же дальше?

– Что вы такая колючая? Я вам мешаю?

Магде хотелось сказать «да» – и это было бы правдой, но она почему-то сказала:

– Нет, отчего же….

– Я, между прочим, видел вас на вчерашней лекции…

Магда припомнила как-то сразу, что действительно уже где-то видела этого человека… Он тоже был студентом какого-то факультета. Одно короткое время, еще в прошлом году они, кажется, были на одном… И она вспомнила, что часто замечала на себе его внимательные, заинтересованные взгляды. Он всегда держался в стороне, а сейчас, видимо, решил, что наступила благоприятная ситуация.

Он присел рядом на скамейку. Большими, некрасивыми руками достал коробку папирос и закурил, не спросив разрешения…

– Странно, не правда ли, слышать такие утопические речи о светлом будущем человека из уст представителя народа, который только о том и думает, чтобы завоевать и покорить все это человечество…

– Нисколько не нахожу это странным. Кто-то в народе может думать о завоеваниях, а кто-то и о светлом будущем человечества.

– Э, вы, я вижу, еще совсем несмысленыш, – громко расхохотался человек, показывая ровный ряд зубов, – идеализм, воспитанный папенькой и маменькой на молочной каше и сладком киселике… Интеллигентское слюнтяйство.

– Мне кажется, вы могли бы, разговаривая со мной, избегать выражений, принятых в скверных трактирах.

Незнакомец как-то осекся и, тушуясь, быстро заговорил.

– Нет, что вы… Я, право… Я, знаете, не хотел совсем… А только, смешно все это, знаете… – И незнакомец, как бы для подтверждения своих слов плюнул на песок дорожки.

Магда вспылила.

– Я вижу, что прежде чем ходить на лекции, подобные вчерашней, вам следовало бы кое-что почитать на тему о хорошем тоне и умении прилично вести себя в обществе девушки. До свиданья…

Незнакомец удивленно смотрел вслед уходящей Магде.

Вот уже который день на окне лежит книга, открытая на той же странице, которую читала Магда при встрече в парке…

Ей не читается, не думается, лекций она не посещает…

Все ее думы и мысли почему-то вертятся на этой встрече, на этом незнакомце… И странное дело! Даже его большие, некрасивые руки она вспоминает с… нежностью. Конечно, он груб, неотесан, дурно воспитан, но Магде теперь почему-то жалко, что она так отчитала его… Ведь он все же как-то по особому интересен…

Если бы Магда была старше и опытнее, она без сомнения сразу бы поняла, что интересность незнакомца заключается в особом излучении здоровой мужской силы, всегда неотразимо волнующей женщин… Более опытная женщина сказала бы даже, употребляя распространенное образное выражение, что от нового знакомого Магды – «пахнет козлом»…

И ветер, врывающийся сквозь открытое окно, иногда переворачивает страницы недочитанного романа, забытого на подоконнике в пансионе «Вельвета».

7. Сатана в черной мантии

Уже несколько лет Боно Рито работал с сатанинским упорством, увлекаясь опытами. Лишение человека самого главного, что отличало это двуногое от простого животного и превращало в высшее создание Земли, а именно лишение разума, – было главной задачей его существования.

Японец окунулся в свою исследовательскую работу по выведению нового существа, пока лишь рожденного его воображением, разросшимся на благодатной почве бредовых планов его нынешних работодателей.

Нацизм был тем живительным и питательным бульоном, в котором будто бацилла могла пышно расцвести идея Боно Рито о создании целого огромного, нового класса живых роботов, – идеальных рабов XX века.

Каждый новый, хотя бы сомнительный или наполовину удавшийся эксперимент, наполнял душу упорного японца сатанинской радостью.

Наступила слякотная осень. Обезьяны скучали в своем городке, ведя полусонную жизнь, тяжело перенося европейский климат.

Боно Рито вставал очень рано и до полночи засиживался в главной лаборатории, украшенной золотыми драконами, переплетенными с фашистскими свастиками. В черной мантии и синей бархатной шапочке с шариком в виде сушеной сливы наверху, он походил скорее на средневекового алхимика, чем на современного ученого.

Третий час подряд Боно внимательно рассматривал сотни пробирок с свежими вытяжками гормонов внутренней секреции, перечитывал надписи, имена обезьян и даты на этикетках. В мутно-сизой жидкости он ясно представлял животное, давшее эти соки.

Бережно и аккуратно, священнодействуя, он делал смешения и дозировал. Косые глаза, как особенно точный оптический инструмент, отмечали все. Ни одно явление в институте не ускользало от его взгляда. Он отдалил от себя всех ученых на расстояние далекой, холодной почтительности.

Лишь единственный ассистент – тибетец с голым, как колено, черепом, которому японец доверял все свои тайны, присутствовал в лаборатории. Он протянул какую-то таинственную пробирку.

– Рахия! Как ты думаешь, токсины обезьяны, обработанные сулемой, могут замедлить ход мышления… Если замедлить ход инъекции препаратом Н. 15? Вспрыскивание препарата в мозг делает человека идиотом… А что если… А что если, когда он станет только полуидиотом – ввести этот новый препарат токсинов?

Череп одобрительно кивнул сморщенной, казалось, копченой головой.

– Я думаю, что мой собрат на верном пути.

– О, Рахия! Ты, молчаливый кудесник Тибета, молчал целый месяц…

– Я трудился, – мрачно ответил череп.

– И довольно успешно!

– Но еще необходимо суметь удержать действие яда на продолжительное время… Нужен процесс, подобный закреплению проявленной фотографической пластинки…

– Сформулировано верно! Но пути, пути!?!

– Это – нелегкая задача, – вздохнул Рахия, – но мы еще поищем в книгах европейцев. Может быть, они…

– Европейцы! Они остаются далеко позади… Мы придем в назначенный час, овладеем и воцаримся над миром… Мы, желтая раса, великая Азия!.. Эх, Рахия, ты же знаешь, что наш дух поведет народы востока… наша нация спала… а теперь, ты посмотри: мы имеем передовой флот, современную военную технику. Восток пойдет на Запад. Если обескровятся великие страны, мы – желтые – возьмем свое… А тогда наши с тобой работы принесут свои плоды, тогда… о, тогда! – потрясая кулаками, угрожающе произнес шеф института.

– А теперь мне срочно необходимы токсины. Токсины обезьян. Сейчас я им скажу. – Шеф потянулся к телефону.

– Месье Жако! Нам необходимо срочно поставить в широких масштабах новый эксперимент…

– Я вас слушаю.

– Вам поручается важная работа – смертельно утомить обезьян. Заставьте их трудиться, кувыркаться, беспощадно гоните животных, подхлестывайте ленивых. Заставьте их трудиться до пределов… Утомите их…

На рассвете, ежась от предутренней прохлады, Боно Рито вместе с Жако пошли к обезьяннику.

Животные визжали и прятались, но надсмотрщики беспощадно вытаскивали их за хвосты, подстегивали бичами, выгоняя из шалашей.

Вскоре все обезьянье царство великого японца завертелось в бешеном ритме сумасшедшей карусели бессмысленного труда. На скрытом от постороннего взора предутренней мглой манеже, невыспавшиеся люди сгоняли свою злость на перепуганных и жалких животных.

Боно Рито с сатанинской радостью и удовольствием наблюдал это омерзительное зрелище.

Увлекшись работой, японец мог забывать о сне, и тем более о еде. Сейчас, вместо того, чтобы завтракать, он снова очутился в лаборатории. Усевшись за свой рабочий стол, Боно заметил пролитую капельку бесцветной жидкости. Исследуя ее ученый удивился: он ведь сегодня не трогал эту сыворотку? Как она очутилась на столе? Лаборатория была заперта и ключ от сейфа только у него. Странно!

Это было третье подобное происшествие, дававшее понять о чьем-то назойливом, вечном внимании здесь. Слежка не дала никаких результатов, но теперь уже Боно не сомневался в чьем-то нежелательном присутствии в его святая святых, так ревниво оберегаемом от всяких посягательств. После первых подозрений была заменена вся наружная и внутренняя охрана заповедника, переделаны все замки, обысканы укромные уголки, и вот…

Боно Рито помчался к Кребсу.

– Дорогой доктор! Он был снова!

– Кто?

– Дух! Я не сомневаюсь. Это дух… дух хорошего дьявола, который, украв наш препарат и работы, хочет этим искупить свою вину перед Вишну!

– Полноте вам. Дух! Какой может быть дух? Может быть, это ловкий шпион да и только!

– Дорогой доктор! Вы не переубеждайте меня, в чем я уверен… Я предугадываю события… Вы ничего мне не сообщили о заговоре против меня целой плеяды ваших бородатых мальчиков, возомнивших себя учеными. Они пытались меня съесть… Но увы! Я съел их сам, с их учеными потрохами и физиономиями аскетов и евнухов. Так же я предугадываю, что здесь дело неладно.

Кребс поморщился.

– Мой дорогой ученый! Вы очень болезненно воспринимаете…

– Нет! Но я знаю… знаю больше чем вы; я имею перед ним страх, боязнь. Это какой-то очень ловкий и хитрый враг…

Японец опустился в мягкое кресло… Задумался.

Невидимый, неуловимый враг объявил войну колдуну, запрятался сомненьем в его странную и непонятную душу. Больше всего его тревожило исчезновение, несколько месяцев тому, ампулы с новым препаратом. Кого подозревать, Боно Рито решительно не знал, но подтачивала сознание мысль, что немецкие коллеги, работающие каждый над своим методом, не имея достаточных успехов, пытаются воспользоваться его работами. Если это так, то это еще полбеды. Но что если это дух? Всесильный дух!?!

8. Человек с длинным бичом

В институте Боно Рито торжественно встречали бывавших здесь очень редко высоких гостей. Все трудоспособное обезьянье население заповедника было поставлено на работу. Обезьяны размахивали опахалами из пальмовых листьев, как одалиски сказочного падишаха, у подъезда главного здания. За начищенные дверные ручки, перед гостями протягивались волосатые руки наряженных в красные ливреи хвостатых швейцаров.

– Покажите нам ваши знаменитые трудовые процессы, – снисходительно предложил почетный гость с маршальскими регалиями.

– Мы очень многое слышали о вашем забавном обезьяньем государстве, – произнес видный деятель наци…

Перед взором гостей на опушке букового леса растянулся обезьяний город. Кварталы шалашей из тонкого хвороста, обмазанные глиной, под камышовыми кровлями, перемешивались с более импозантными домами, имевшими более культурный и зажиточный вид и почти ничем не отличавшимися от жилья человека. Здесь виднелось даже несколько огромных, казарменного вида кирпичных зданий под черепичными крышами.

По дороге встречались партии обезьян, шествующих строем, под командой человека с длинным бичом.

– Однако, здесь чувствуется дисциплина, – довольно заметил маршал.

– Мы же живем в организованном сверху государстве, – ответил Боно Рито, сопровождающий гостей. – Разрешите показать вам одно из предприятий?

– О, если вы так любезны…

Острый обезьяний смрад стоял всюду. Блестящая свита брезгливо морщилась, когда гости зашли в среднего размера завод. Там было шумно. Гудели многочисленные трансмиссии и станки. Гулкие удары механических молотов и шипение прессов перемешивались с обезьяним визгом. Перед глазами самого маршала, молодая и озорная мартышка потянула за видневшийся из прорехи синих трусов хвост самого мастера, из строгих гиббонов. Обезьяний визг и ссору прекратил ударом бича стоящий невдалеке надсмотрщик.

– Трудовая дисциплина налаживается, – оправдываясь за обезьянью оплошность, шепнул Боно улыбающемуся министру труда.

Не считая этого мелкого в обезьяньей жизни инцидента, на столь необычном предприятии царил образцовый порядок. Рабочие стояли у своих машин, волосатыми руками ловко подставляли под штампы заготовки патронов, другие из листов стальной жести штамповали военные каски.

– Вот видите, это патронный завод. Мы производим свыше миллиона патронов в неделю. Все рабочие – дрессированные обезьяны, только высший персонал и надсмотрщики – люди.

– Это поразительно!

– Прекрасно!

– Смотрите, доктор! Здесь вы видите чудесную организацию. Здесь вы видите ярко выраженный город в колонии при победе национал-социализма!

– Вот это первые ростки реализации нашего великого плана. Ловко, чертовски ловко! Ха! ха! ха! Дьявольски ловко! – грохотал маршал.

Наступил обеденный перерыв, торжественно возвещаемый в обезьяньем раю завыванием сирены.

Оглушительно визжа, толкая друг друга и прыгая через головы, все обезьянье стадо сбежалось в длинный, мрачный сарай и расселось на некрашеные скамьи, протянув вперед свои миски и карточки, и с плутоватым умилением смотрело на приближающегося повара. За ним неотступно следовала тень человека с длинным бичом.

Обезьянам отмечали карточки и наливали в миски жидкий и вонючий брюквенный суп.

После обеда гости проехали в поле. На аккуратных зеленых квадратах трудилось стадо гибридов, одетых в равняющую синюю униформу. Сбоку работающих важно расхаживал вожак-самец. Под его неусыпным наблюдением и командой сорок обезьян взрывали мотыгами красноватую, каменистую землю. Старый самец-бригадир подгонял отстающих и в свою очередь часто с опасением поглядывал на прогуливающегося по дорожке человека с огромным бичом.

При виде Боно Рито вожак издал гортанный крик. Обезьяны заработали быстрее, а когда гости приблизились к ним, обезьянье стадо пало ниц.

– Ловко!

– Молодцы! – хвалили гости этот акт ярко выраженного верноподданничества.

– Рады стараться, – ответил подошедший дрессировщик.

Боно Рито улыбался, рассматривая смеющегося маршала.

– Разрешите доложить, что это только прелюдия. Это первая фаза животного социализма. Мы не теряем надежды достигнуть и более высоких стадий. Здесь мы обогащаемся опытом в деле управления покоренными рабами. На первом месте – человек с длинным бичом.

– О! Это целая, ярко выраженная доктрина! Хо, хо, хо!

Гости двинулись дальше…

На ровном плацу, аккуратно посыпанном желтым песком, строился военный парад.

Отборные и бравые с виду, одетые в красные трусики, синие мундиры и высокие резиновые сапоги, в стальных касках особи составляли гвардию.

– Чудовищный и страшный новый род войск… Очень хорош для психической атаки. Любые храбрецы побегут при виде этих волосатых морд, – произнес маршал, рыдая от смеха.

Важно восседая на пони, ехали драгуны и кирасиры. Музыканты неистово били в литавры и барабаны, подняв оглушительный шум.

Построенные повзводно, дефилировали пехотинцы и вспомогательные войска. Особенно прекрасна была пожарная команда.

Над шалашом, затейливо плетеным из хвороста, неожиданно взвились языки пламени. Пожарные, очертя голову, без малейшего признака страха бросились тушить. В блестящих начищенных касках, оглушительно визжа, они суетились вокруг пожарного насоса, бросались с крючьями и топорами в самое пламя. Тушение пожара доставляло им неописуемое веселье и удовольствие; они так разошлись, что даже окатили водой своего шефа. Он, чертыхаясь и проклиная создателей обезьяньего царства, остановил неугомонных пожарных..

Огонь был потушен. На земле осталась куча мокрого пепла.

Примчалась батарея артиллеристов. Установив пушки, по команде «пли» все батареи дружным залпом выпалили из бронзовых орудий.

– О, это великолепно! Чудесно! Вы порадовали сердце старого солдата, – благодарил растроганный маршал.

Завершающим номером маневров – была авиация. Бортмеханики выкатили небольшой самолет. Волосатый пилот, важно усевшись в кабину и дав полный газ – взвился в воздух. Описав три круга над площадью, сбросил на парашютах пестрые вымпелы.

Щурясь от солнечных лучей, маршал взглянул в небо и под золотистыми куполами парашютов, к своему огромному удовольствию, прочел распространенное приветствие.

Летчик был представлен к награде растроганному и умиленному маршалу, искренне пожавшему волосатую лапу пилота.

– Благодарю вас! – произнес маршал, обращаясь не то к обезьяне, не то к Боно Рито, и протянул японцу высшую награду – орден. Месье Жако незаметно сунул своему питомцу-пилоту кусочек сахара и небольшой пузырек ликера.

– В том, что вы мне показали, я нашел прекрасный образец нового мира. Да, господа! Война, которую мы сейчас ведем, близка к завершению. Наши доблестные войска скоро повергнут весь мир к нашим ногам! И тогда начнется ваша миссия – переделать этот мир по продемонстрированному сейчас образцу. Работайте, подготовляйтесь к тому, чтобы выполнить вашу высокую миссию!..