Текст книги "Похитители разума"

Автор книги: Виктор Эфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

9. Препарат «S.U.-147»

– Уважаемый господин Линкерт! Препарат готов!

– О! Неужели?! – радостно воскликнул бывший посол, протягивая обе руки к сияющему холодной лунной улыбкой Боно Рито.

– Я назвал его: «S. U.-147».

– Почему вы избрали именно это название?

– Селекция унтерменш – дает две начальные буквы, 147 – количество предыдущих опытов. Конечно, – продолжал Боно Рито, – это еще не победа, но в общем ходе работ известный шаг вперед.

– Что же еще нужно?

– Закрепить, закрепить результат, господин Линкерт… Эта сыворотка уже подчиняется нам и мы можем регулировать ее действие, но закрепить желаемый «status quo» – увы, все еще бессильны… В зависимости от индивидуума продолжительность идеального состояния может варьировать. Таким образом, довлеет элемент случайности, от нас не зависящий.

Опыты на человеческом материале дали известные результаты. Могу сегодня продемонстрировать кое-что.

– О, мой любимый профессор! Это я посмотрю охотнее, чем спектакль столичного театра, к слову – спектакли теперь стали совершенно невозможны.

Высокий гость и Боно Рито направились пешком к опутанному стальной колючей паутиной лагерю. На поляне среди густого, непроходимого, молодого ельника, одетые в полосатую, серую с синим, равняющую униформу, молчаливые, как механизмы, люди переносили кирпич и складывали в аккуратные штабели. Мрачные и бесстрастные рабочие, будто живые истуканы со скуластыми славянскими, иудейскими, кавказскими и монгольскими лицами.

– Здесь представители нескольких народностей и рас. Почему вы решили экспериментировать с таким интернационалом? – спросил Линкерт.

– Я заведомо собрал представителей разных рас и народов, проверить, существует ли национальный иммунитет против наших прививок?

– Это интересно, – оживился гость, – вы проницательный и чрезвычайно интенсивный ученый и предугадываете всевозможные варианты.

– Мы должны предусмотреть все и избежать неожиданностей в экспериментальных работах.

– О, да! Конечно, конечно, – согласился гость.

Кирпич перенесен. Люди тщательно подмели опустевшую площадку и убрали мусор.

Потом Бредель организовал переноску кирпича обратно. Сам показал одному из рабочих процесс, потом все остальные поплелись за ним.

Боно Рита, подозвав Бределя, спросил:

– Как они работают?

– Прекрасно. Я еще никогда не видел таких исполнительных и нетребовательных рабочих; они как волы. Брюквенный суп и иногда легкий удар плетью делают их проворными и послушными. За перевыполнение работы, согласно вашему приказу, они иногда получают в виде премии ломоть хлеба.

– Интересуются ли они чем-либо, кроме еды? Не высказывают ли какие-либо вредные мысли или идеи? – спросил Линкерт, подняв палец с изумрудным перстнем.

– О, нет! По-моему, они совершенно ни о чем не могут думать.

– Вы уверенны?

– Яволь! – щелкнул каблуками, отдавая честь, Бредель и удалился.

– На них не производит никакого впечатления любая новость, но они способны, как звери, подраться из-за остатков брюквенного супа. Высший идеал этих животных – чем угодно набить свой желудок. Голод является могучим двигателем. Хотя, повторяю, все же это еще не совсем то, что нам нужно – это пока полуфабрикаты настоящих живых роботов.

– Не замечали ли вы за ними попыток к сопротивлению или к побегу?

– Нет. Все спокойно, господин Линкерт.

Боно Рито подозвал одного из рабочих. Крупная цифра виднелась на его обычной, полосатой форме.

– Как тебя зовут?

– 372.

– Откуда ты родом?

– Я родился на фирме Рито.

– Есть хочешь?

При воспоминании о еде отдаленный, еле заметный луч потухающей памяти на мгновенье оживил это страшное лицо человека с похищенным разумом…

Гость и ученый остановились на опушке елового бора.

– Прекрасно! Я не ожидал увидеть такие поразительные результаты. Их мышление полностью как бы оскоплено или стерилизовано.

– Вы, господин посол, очень проницательны. Я действительно попытался стерилизовать их ум. Результаты получены. Скоро я надеюсь передать вам идеальный, эталонный тип модерного раба XX века – живого робота.

– О! Наконец мои труды тоже увенчаются успехом! – радостно воскликнул Линкерт. – Продолжайте ваш доклад.

– Производство их будет стоить гораздо дешевле, чем производство утопических механических роботов. Стоимость прививки – всего несколько марок. А сырья – побежденных иностранцев – для нас хватит.

– Ха-ха-ха! – загрохотал бас Линкерта. – Это изумительно! Ха-ха-ха!

Раб, согнувшись в три погибели, нес на спине горку кирпича. Он услышал обрывок разговора о нем, о всех них. Ни один мускул не дрогнул на его лице, хотя внутри его сознания разыгралась целая буря. Кирпичи упали, рассыпались, но повернувшийся спиною японец ничего не заметил.

– Рожденного на просторе и летающего в облаках – ползать ты не заставишь, – подумал Мечислав Сливинский.

Они удалились, и вскоре высокий гость, в обществе Боно Рито и доктора Кребса, сидел в уютной столовой японца. Лакей наливал душистый коньяк из ограбленных французских подвалов.

Бывший посол любил поесть. Еда была идеалом его рыхлого обрюзгшего и обвисшего тела. Боно Рито знал эту слабость своего прямого, могущественного шефа и позаботился о роскошном обеде.

Гость подслеповатыми, маслянистыми глазами осматривал стол.

– Даже икра! И, кажется, русская! О, это прекрасно… русская икра великолепна! – воскликнул Линкерт. – О, прекрасно!

– Пожалуйста. Отведайте замечательный сыр из Голландии! – протянул фарфоровую доску Кребс.

– Может быть, превосходные норвежские сардины, – предложил Рито.

– Поляки – мастера делать прекрасную колбасу. Эта хранится свыше двух лет, – не унимался Кребс.

– Прекрасно! Прекрасно!

Они подняли бокалы с отсвечивающей золотом влагой.

– За ваше здоровье, гениальный Боно! За успех и торжество нашей идеи, за покорение мира!

– За покорение мира!!!

– Чудный коньяк! Ба, да ведь это же настоящий, отборный «берти», моя любимая марка… Э, да я еще вижу здесь и божественную влагу вдовы Клико!

– Это – военные трофеи! – улыбаясь, ответил Кребс.

– Ваша научная концепция пришлась как раз по духу и оказалась в полном соответствии с нашими политическим доктринами, – расточал похвалы Линкер.

– Благодарю вас.

– Вы один из немногочисленных, выдающихся и замечательных людей нашей эпохи, подымающих на небывалую высоту мощь высшей арийской расы. Пусть живет непобедимая, как наша идея, дружественная ось Токио – Берлин.

Посол дрожащей и неуверенной рукой поднял бокал.

– Вы забыли вспомнить о третьем конце оси, – вкрадчиво добавил подхалимствующий Кребс.

– О, эти макаронщики не достойны своих великих предков. Мы, германцы – новые могущественные римляне двадцатого века. С такими роботами, созданными здесь, использовав их труд, мы сможем покорить мир. Я рад, что живу в такую замечательную эпоху.

– Благодарю вас за такую высокую оценку моих открытий! – оскалившись, ответил японец, укладывая на софу засыпающего от выпитого Линкерта…

10. Приготовьте порцию «камикадзе»

Чрезвычайный уполномоченный министр, запершись в своей главной квартире, никого не принимал. Он задумался.

Последние оперативные военные сводки с фронтов приносили большие огорчения и разочарования, перераставшие в основательное беспокойство. Фронт, катившийся лавиной с двух сторон, сметая с лица земли последние лучшие дивизии, все туже сжимался кольцом и приближался к столице.

Гвардия фашизма домалывалась в грандиозной мельнице войны.

Министру невольно вспомнилась печальная судьба Наполеона.

– Если они победят, тогда нас ждет участь похуже, чем узника острова «Святой Елены»! – прохрипел он. – Наши враги бросили такой колоссальный перевес сил и материалов, и мы… мы задыхаемся… Над страной хозяйничают американцы и англичане, с воздуха разбивающие наши города, выводя из строя транспорт… Мы задыхаемся! Я – мозг страны и обязан думать…

Мозг, запрятанный в небольшую черепную коробку, напряженно, до боли, мыслил всеми своими извилинами.

Министр нервным подергивающимся галопом метался из угла в угол большого кабинета. Человек с тяжелым министерским портфелем был узником давившего тяжестью грубой архитектуры здания, напоминавшего огромный окованный солдатский сапог.

– Мы должны провести сверхмобилизацию. Собрав и применив все средства, перейти от нападения к обороне. Иначе…

Он ясно представлял, что произойдет, если будет «иначе»…

Фантазия, работающая в направлении изобретения чего-то сверхъестественного, магического, таинственного и такого могущественного, что могло бы повлиять на исход войны – увлекла министра. Он перебирал в памяти все и слегка упрекнул себя, что мало интересовался тибетскими тайнами. Правда, он знал, что министерство вооружения готовит страшную новую бомбу… Но ведь техника… Министр уже сомневался и в технике. Он хотел чего-то особенного.

– Черт! Даже самой блестящей техникой мы не в состоянии победить. Нужен полный переворот, который направил бы войну в принципиально новое русло… Они изобрели «Радар», при помощи его проникают в толщу глубин и находят там наши подводные лодки. Враг, как искусный врач, слушает «Радаром» порок германского сердца… Черт!?!.. Да ведь есть же такой черт!

И министру ясно вспомнилось желтоватое бесстрастное лицо, подвижные раскосые глаза и хитрая коварная улыбка ученого с таинственного острова. – Идея! Мне стыдно самого себя!.. К черту ложный стыд! Когда дело идет о спасении нации, тогда министр имеет право протянуть руку самому дьяволу…

Секретарь удивленно взглянул на подергивающееся в судороге лицо министра и молча поставил перед ним стакан холодной воды.

– А, это вы? Вызовите шофера, пусть приготовит машину к дальней поездке, – приказал министр.

– Есть! – по-военному щелкнул каблуками секретарь…

Блестящий «Мерседес-Бенц» появился в альпийских предгорьях. Удивленный столь неожиданным визитом, доктор Кребс почтительно, но с некоторой опаской принял министра.

– Где ваш японец? Как его успехи?

– Японец работает и небезуспешно.

– Я его хочу немедленно видеть.

Доктор вышел. Министр ходил по просторному кабинету Кребса. Под ногами скрипел рассохшийся дубовый паркет. «Чрезмерно топят, не экономят угля, а каждые три килограмма угля – это легкая граната, центнер – солидная авиационная бомба», – подумал министр. Взглянув на свои сапоги в сизой пыли и, заметив трещину, прошептал:

– Истрепались. Все некогда… Чинить или новые? Как экономному немцу, в виде примера для народа, очевидно, придется отдать в починку… Где же этот японец?.. Он, министр и ариец, должен ждать какого-то жалкого желторожего.

Медленно тянулись минуты ожидания для нетерпеливого посетителя обезьяньего заповедника. Наконец, появился Боно Рито.

– Господин министр! Чем объяснить такую высокую честь, как личный визит? – спросил японец.

Министр – врожденный оратор. Он без особо долгих приготовлений, экспромтом произнес речь.

– Мы мобилизуем все внутренние ресурсы для преодоления врага. Мы должны использовать все возможности, все, что осталось у нашего народа – мы бросим для разгрома наших врагов. Мы применим новые виды оружия, на руководящие посты выдвинем новых людей. Моряк, потопивший флот противника, достоин звания адмирала. Адмирал же, потерявший флот, теряет звание простого матроса!

– Гениально! – произнес Боно и подумал: «Собственно, куда он клонит?» – Подобострастно внешне, с ехидной злобой внутри, слушал речь.

– Мы мобилизуем лучших спортсменов и пловцов. Они в туман и непогоду, нагруженные минами, доберутся к вражеским кораблям и неожиданно взорвут их. На каждого немца обрушиваются неприятельские эскадры и эскадрильи. Численность наших врагов – около миллиарда, а нас меньше полутораста миллионов, вместе со всеми союзниками. (При воспоминании о союзниках министр, не скрывая досады, брезгливо поморщился, и это не прошло мимо наблюдательного взгляда Боно Рито). Но мы должны применить военную хитрость. Применив ее, каждый рядовой должен уничтожить десяток врагов, а герой сотню!

Вражеские самолеты и танки должны загораться в воздухе и в предпольи, не доходя до наших позиций. Изобретатели работают над применением ультракоротких волн, небывалыми замораживающими бомбами и новейшим сложным оружием. Спортсмены, парашютисты и лыжники тренируются для особых заданий. «Путешественники» – пробираются в тылы врага и там взрывают военные заводы, сеют панику, порождая тревожные, беспокоящие неприятеля слухи…

Война переходит в новую, завершающую фазу. Мы должны или победить или погибнуть!

Я – чрезвычайный уполномоченный по ведению тотальной войны – ставлю перед вами прямой вопрос: что вы можете дать конкретного к весне 1945 года? Нам нужны бесстрашные пилоты. Ваши соотечественники имеют камикадзе, жертвующих своей жизнью. Но для нас, европейцев – это выше понимания. Не можете ли вы что-нибудь придумать? Я помню вашего бравого пилота… Если бы нам удалось воспитать тысячу таких пилотов…

Министр пристально смотрел на японца. Тревога его в ту минуту совершенно не волновала Боно Рито. Но ученый смотрел глубже на вещи – поражение здесь – ему может стоить жизни, а умирать, не испробовав всей силы дьявольской власти, не хотелось. Неужели многолетний и кропотливый труд не увенчается успехом?

– Этот вопрос не только теоретически, но и практически разрешим. Но нужно время.

– До весны выдрессируете? – нетерпеливо спросил министр.

Боно Рито молчал, но тут в разговор вмешался Кребс и, обращаясь к коллеге, с жаром произнес.

– Господин Боно Рито! Мы должны поставить все на ноги, а если нужно, и на голову, для выполнения этого приказа! Может быть, сократить опыты с препаратом, требующие много времени… Если разрешит господин министр?..

– Что за опыты? Это, эти… Роботы? – спросил отрывисто министр.

– Так точно.

– Но ведь это же одно и тоже?

– Не совсем, господин министр, – и Боно Рито вкратце об'яснил положение.

Глаза министра зажглись.

– Что!?! Что!?! Я с вас сдеру шкуру живьем, доктор Кребс, если вы посмеете сокращать опыты. Бросьте сюда все! Не жалейте ни затрат, ни людей!

– Слушаюсь… Виноват… – лепетал Кребс.

– Однако, – перевел дух министр, – камикадзе нужны тоже. Скоро мы будем иметь новое оружие и там они незаменимы. Пока это тайна, даже от вас. Но скоро к вам прибудет комиссия по координации ваших работ с исследованиями и производством этого нового оружия.

Мы еще удивим мир!..

Часть пятая
ПОСЛЕДНЯЯ СТАВКА

1. Цена приятного вечера

Магда Рито была приятно изумлена, увидев Мечислава Сливинского. Серый костюм, хотя и с чужого плеча, но довольно плотно облегал его стройную фигуру.

– Вы сегодня не похожи на вчерашнего гостя и выглядите совсем европейцем.

– Я склонен думать, что вы почему-то считаете поляков не европейцами. Вы, очевидно, идейная нацистка? Мне бы хотелось услышать от вас веские доводы превосходства вашей расы? – иронически спросил Мечислав.

– Вы ошибаетесь, считая меня последовательницей расового учения, – ответила Магда, уклоняясь от темы и не принимая вызова.

Они прошли в будуар, напоминающий массой разложенных и расставленных безделушек витрину богатого ювелирного магазина. В убранстве комнаты соревновались два стиля: современная, удобообтекаемая мебель и мягкие, восточные ткани, подушки и драпировки мирно ужились вместе, создавая особый уют.

Мягкий и низкий диван с шелковыми подушечками, письменный стол, легкие бамбуковые этажерки с книгами, отнюдь не претендовавшими на ученость. Легкие романы в пестрых суперобложках, довольно нестройно, местами даже небрежно, стояли на полках. На столике резного ореха с полированным зеленым малахитовым кругом дремал, погрузившись в безмолвие, бронзовый Будда. Рядом, на резной шкатулке, стояли семь белых слонов, приносящих счастье.

На синем, как южная ночь, драпри над индийскими пагодами летали шитые серебром птицы. На письменном столе смеющийся, обнаженный негр из черного оникса держал в вытянутой руке светильник.

Убранство комнаты, терпкий запах лаванды и еще каких-то неведомых духов создали у Сливинского впечатление, что он попал в притвор таинственного храма.

Усевшись в удобное, мягкое кресло, гость украдкой наблюдал за хозяйкой, сервировавшей на маленьком китайском столике какую-то трапезу.

Шуршал шелк вечернего платья, плотно облегающий фигуру Магды. Она, закончив приготовления, села рядом, включив радиоаппарат, из которого сразу же донесся обрывок речи:

«Немецкие войска оставили Варшаву»…

«Так уже освобождена столица Польши» – подумал он.

Магда молча посмотрела на гостя.

– Это должно вас порадовать, – улыбнувшись, проговорила она.

– Да, вообще говоря, это меня радует. – Они помолчали. Сливинский, немного спустя, добавил:

– Но мне кажется, что горькая чаша, уготованная польскому народу, выпита еще не до дна… – Он поднялся со своего места, тяжело дыша остановился перед Магдой и медленно, с трудом и болью выговорил:

– Вы представительница того народа и тех людей, которые жестоко изранили мою страну. Вы – мой враг. Я пленник. Забитое и искалеченное существо, с которым можно делать все, что заблагорассудится: можно подвергнуть его каким-то подозрительным медицинским экспериментам и можно, как собаку, привязать к себе, позволив несколько часов почувствовать себя человеком. Я не знаю, что руководит вами, но знайте одно: в судьбе пленника могут быть какие угодно испытания, но заставить его забыть, что он пленник – нельзя. Нельзя излечить израненное сердце, одев на него «европейский», как вы выражаетесь, костюм.

Моя мысль свободно проникает сквозь стены этой комнаты и колючую проволоку к моему народу – и я не знаю, хорошо ли вы делаете, задумав немного развлечь меня сегодняшней затеей с переодеванием. Я могу еще больше возненавидеть тех, кто стоит за вами, и, может быть, решиться на что-нибудь отчаянное.

– Вы горячий патриот… – не то сказала, не то спросила Магда.

– Да, я горячо люблю свою родину.

Магда опустила потухший взор; ей стало мучительно больно. Он – патриот, у него есть то, из-за чего и для чего стоит жить, что-то делать, терпеть плен и, может быть, умереть. А она? Кто она? Патриотка какой страны? Для чего и для кого живет она? Пусто… Пусто… Пусто…

Мрак…

– Счастливы ли вы, Магда Рито? Удовлетворены ли вы в своих желаниях? – слышит она вопрос.

Душа ее томится от скуки, от каких-то непонятных порывов, одиночества, неудовлетворенности… Но Магда слишком горда… Закинув голову, она говорит изменившимся тоном:

– О, мой дорогой гость! Оставим эти темы и проведем вечер беззаботно и весело. – Придвинув к креслу Сливинского низенький столик, она села за него сама. Кексы, раскупоренная коробка сардин, вино…

– К чему такое беспокойство? Однако я бы солгал, сказавши, что все это оставляет меня равнодушным. В дополнение к вашему обществу – еще и это! Это действительно – приятный вечер.

– Вот и отлично.

– Благодарю вас…

– Выпейте. Это живительный напиток, – улыбаясь блестящими глазами и кокетливо склонивши голову, произнесла Магда, подняв бокал.

«Отрава» – мелькнуло в уме… «Нет, не может быть!.. Впрочем, не все ли равно!» – Мечислав тоже поднял бокал.

– За ваше здоровье!

– Прост! – коротко ответила по-немецки Магда и пригубила золотистую жидкость. Легкая полоска кармина осталась на краешке стакана.

Он выпил до дна. Крепкий напиток растекался тончайшими струйками по телу, едва коснувшись мозга.

Беседа затянулась долго. Сливинский был обаятелен. Он смеялся, шутил, был очаровательно любезен, сыпал остротами и комплиментами. Магде казалось, что сквозь настежь открытую дверь ее сердца вошел долгожданный, желанный гость… Что это – любовь?

Теперь, Магда могла бы сказать уверенно: – «Да».

Она поставила пластинку и из аппарата полились, наполняя комнату, мягкие, зовущие звуки танго. Потом они танцевали. Сердце Магды бурно колотилось, вздымалась грудь.

Где-то внутри, далеко-далеко и глубоко в сознании Мечислава Сливинского звенели серебряные колокольчики:

«Лю… ци… на…»

Сливинский остановился и, взяв обеими руками голову Магды, поцеловал ее. Она затрепетала.

– Вы редкая и славная девушка, Магда… Я мог бы полюбить вас, и полюбил бы, если бы в далекой Польше не осталась девушка, которую я люблю больше жизни.

Магда резко отстранилась… Чары развеялись. Так вот в чем дело! Дикая, необузданная натура девушки прорвалась с неожиданной силой. Сознавая, что теряет контроль над своими чувствами, она отпрыгнула, как дикая, разъяренная кошка..

– Девушка!.. Нет больше девушек! Нет!!! Они не стоят любви, которая больше жизни. Девушки здесь – они жены орангутангов и горилл… Павианов и гиббонов… Они матери нового племени – полулюдей-унтерменшей… Вот, вот, вот! – истерически выкрикивала она в каком-то опьянении злостью и желанием сделать как можно больнее стоявшему перед ней с широко раскрытыми глазами человеку…

Человек побледнел и, покачнувшись, будто от сильного удара, должен был схватиться за край стола, чтобы не упасть… – значит это правда?

Он не раз слышал толки об этом чудовищном предприятии, которое проводится в этом проклятом Богом месте… Но слухи как-то не доходили до сознания… Он думал, что это плоды досужей фантазии.

Мечислав бросился в ванную, где лежала его полосатая униформа, срывая с себя на ходу ставшие омерзительными серый костюм, галстук, воротничок…

Как он выберется отсюда без помощи Магды, которая знала, как устраивать это, как доберется в свой барак, куда и как он вообще доберется? – он не думал…

Бежать! Бежать!! Бежать!!!..

А пришедшая уже в себя Магда в порыве горького и такого же импульсивного, как и бешеная вспышка, раскаяния лежала на кушетке, дрожа от неудержимых рыданий, заливая ее слезами отчаяния, потоками лившихся из ее глаз…