Текст книги "Похитители разума"

Автор книги: Виктор Эфер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

6. Три тысячных гонорара

Журналист Гарри Чальмерс, сотрудник еженедельника «Цирк», заслуженно считался лучшим и глубоким знатоком цирка.

Он писал удачные рецензии и обзоры, присутствовал на многих закрытых и генеральных репетициях, состоял членом всевозможных жюри и знал всех сколько-нибудь известных артистов на всем континенте. За кулисами цирка он был своим человеком.

Приток огромной массы зрителей в «Бруклинский цирк» был обеспечен благодаря умелым обзорам Чальмерса, за что он получал немалую мзду от Генеральной дирекции объединенных цирков.

Гарри Чальмерс боготворил Боно Рито, был с ним знаком, но японец почему-то органически не любил журналистов. В особенности сильно эта неприязнь почувствовалась со времени измены Эллен.

В последнее время Боно почему-то избегал встреч с Чальмерсом, который уже заметил перемену в характере режиссера. Японец был чем-то взволнован и всегда насторожен.

Находясь в своей постоянной ложе, Чальмерс направил бинокль на блестящую вазу-пьедестал и… танцующая пара как бы зазвучала резким диссонансом тому, что журналист привык видеть в течении нескольких месяцев. Порою танцор неуклюже качался, и все чаще бросались в глаза мешковатые движения партнера божественной Эллен! Сама она танцевала превосходно и часто выручала своего фальшивящего партнера. Публика тоже, видимо, заметила перемену в танцоре и наградила его редкими хлопками, тонувшими в море равнодушия.

– Что стало с Эриком Джонсом? – пробормотал Чальмерс, помчавшись за кулисы. Он увидел артиста, облокотившегося о стену уборной и неподвижно уставившегося в темный угол, где еле виднелись клетки с обезьянами, к которым почему-то его влекло с загадочной и непреодолимой силой.

Джонс не заметил или сделал вид, что не замечает остановившегося перед ним Чальмерса. Он вплотную подошел к клетке и, прикоснувшись к прутьям, наблюдал оскаленного полугиббона.

– Вы заболели, старина? – хлопнул журналист по плечу Эрика, лицо которого выражало полное равнодушие, даже больше – не выражало ничего человеческого – оно было похоже… на усталую, небрежно бритую обезьяну.

– Что случилось? – спросил журналист, обращаясь к Эллен, но вместо ответа из груди ее вырвалось заглушенное рыдание и на глазах блеснули слезы. Чальмерс ничего не узнал, но утром он снова прошел за кулис цирка и разыскал заплаканную Эллен.

– Он!.. Он укусил меня за плечо во время танца.

– Это же скандал!

– Скандал… Эрик, очевидно, больше не сможет появляться на арене.

– Почему же это произошло?

– Я хочу посоветоваться с вами. Только я боюсь. Очень боюсь. Пусть это останется между нами, – попросила Эллен.

– Можете мне вполне довериться.

– Дорогой Чальмерс! У Эрика на теле неожиданно выросли волосы. Это случилось в какую-нибудь неделю.

– Волосы!?!

– Да… Вся грудь и бедра покрылись густой шерстью, как у нашей Зулы.

– Вот это новость! – хлопнул себя по лбу Чальмерс.

– Чальмерс… Вы верный друг?

– И вы об этом спрашиваете?!.

– Это дело рук Боно Рито…

– Что – дело рук Боно?

– Волосы и укус… И все, вообще.

– Хм….

– От вас не секрет наши отношения… Мои, Боно и Джонса, а Боно! О, Боно может все…

В мозгу Чальмерса завихрились все когда-либо и где-либо слышанные сплетни о Боно Рито, его труппе и о делах…

Он снова хлопнул себя по лбу.

– Вы сообщили мне весьма любопытные вещи. Успокойтесь, мисстрис Эллен! Я должен решить эту задачу… не откажите мне в любезности встретиться завтра еще раз!

– Хорошо, Чальмерс. Только, ради Бога, не предавай-это дело гласности, иначе я погибла.

– Ол райт, миссис…

Выйдя из цирка, Чальмерс направился к своему «Кадильяку», раздумывая о странном происшествии в цирке и перебирая разнообразные варианты. На панели его окликнул незнакомый мужчина.

– Мистер Чальмерс! Простите, могу ли я задержать ваше внимание на одну минуту?

– Пожалуйста. Я слушаю вас.

– Я личный секретарь одного частного филантропа; мой патрон особенно интересуется цирком. Недавно, посетив ревю, он остался в восторге от одного артиста.

– Кого же, если не секрет?

– Имя его – Боно Рито.

– Колдун таинственного Дальнего Востока!

– Не будете ли вы добры дать подробный биографический отчет о жизни и деятельности артиста? Разумеется, это не для печати, а для личного пользования моего шефа.

– Это щекотливое дело… хотя я имею подробные данные о его жизни.

– Тем лучше, тем лучше… Я бы от имени патрона предложил вам тысячу долларов за статью в тысячу слов.

– О-кей!

– О-кей!.. Вот чек. Когда я смогу получить материал?

– Хотя бы завтра…

Только лишь журналист вошел в редакцию, его встретил бой:

– Мистер Чальмерс! Вас несколько раз вызывали из дирекции об'единенных цирков.

– Кто?

– Сам директор, мистер Джефферсон.

– Джефферсон! Что ему нужно?

Журналист поспешно набрал номер.

– Алло, Джефф!

– Чальмерс! Вы умный мальчик и знаете цирк, как вы думаете, что случилось с Эриком Джонсом?

– Не хитрите, старина. Вы знаете все не хуже меня.

– Вы правы, черт возьми! Вчера на арене Джонс укусил мисс Эллен. Это скандал, грозящий большими потерями… Я не могу его больше выпускать на арену. Что мне делать?

– Подберите дублера.

– У меня с Джонсом подписан особый контракт и это пахнет не одним десятком тысяч.

– Я знаю… Стоит только в газете промелькнуть строчке…

– Все дело в том, чтобы такая строчка пока не появлялась.

– Я – умный мальчик, Джефф! Если она не появится сегодня – это будет стоить тысячу, если ее не будет завтра – это вам влетит в пять. Если дело идет о послезавтра – я поручиться не могу.

– Отлично, Чальмерс! Меня интересует сегодня. Чек получите вечером.

Не успел Чальмерс опустить телефонную трубку, как аппарат пронзительно зазвонил вновь. Гарри услышал незнакомый голос.

– Вы знаете, что японец испортил человека?

– Интересно! Продолжайте…

– Он привил ему какую-то таинственную вытяжку, и Эрик Джонс превратился в четвертьобезьяну!

– Это интересное дело!

– Дайте отчет, но не печатайте… Это дело необходимо тщательно проверить.

– Я имею некоторые расходы по этому делу.

– Чек на тысячу долларов…

– О-кей!

– Когда я следующий раз буду вам звонить, скажу пароль. Это будет: «Питекантропус». Согласны ли вы исполнить все мои поручения, касающиеся прессы? Если да – через две недели вы будете обеспечены до глубокой старости и будете иметь собственную виллу и яхту.

– Я согласен.

– Ожидайте «Питекантропуса».

На другом конце провода выхоленная рука с огромным рубином в перстне на указательном пальце опустила трубку.

Разговор был окончен.

7. «Пиль!»

Шаловливый солнечный луч, спрыгнув с бронзовой статуэтки Фридриха Великого, затанцевал на холеной руке; краешком скользнул по массивному с изумрудом перстню и зеленоватым отблеском на мгновенье отразился на бумагах доклада.

Палец с изумрудным перстнем, не спеша, набирал номер на диске телефонного аппарата. Раздался легкий металлический щелчок и автоматическая станция соединила двух соумышленников.

– У вас все готово?

– Совершенно.

– Скажите им – «пиль»!

– Можно начать?

– Только пусть все гончие бросятся сразу.

– Разумеется.

Короткая беседа затерялась в океане деловых телефонных разговоров большого города. Бесстрастные и точные, исполнительные машины не интересуются чужими разговорами и тайнами, не подслушивают их, как любопытные телефонистки, – да никто ничего бы и не понял из отрывочного разговора.

– Утром будет результат.

– Хорошо…

Вторая холеная рука удивительно спокойно набирала номер за номером.

Луч скользнул по бронзовой танцовщице с бедрами Клео де Мерод, потом по указательному пальцу с рубином и яркой кровяной капелькой, запрыгал по бумагам.

– Здесь «Питекантропус». Скажите им – пиль. Материал должен быть помещен в утренней прессе!

Ответственный секретарь в последний раз инструктировал сотрудников для таинственных поручений, в посольстве пренебрежительно называемых гончими. Эту роль исполняли дельцы небольшого масштаба: неудавшиеся авантюристы, когда-то жаждавшие стать президентами, открыватели необитаемых островов, алхимики, мечтавшие превратить медь в золото. Люди, чующие сенсацию и падкие на доллар. Люди, торгующие всем, в том числе и своей совестью, оптовые продавцы новостей.

Секретарь обратился к одному из деляг.

– Эдди Пинкерт! Здесь все материалы для «Трибуны». Свяжитесь с корреспондентами, отдайте им безвозмездно весь материал и раздуйте сенсацию. Пол сотни долларов…

– Есть… Будет исполнено.

Пущенные по следу гончие, кто на такси или сабвее, некоторые в собственных автомобилях, спешили в разные стороны огромного города.

Почти одновременно в редакциях десятка крупных влиятельных газет и бульварных листовок появились первые посетители, спешащие гончие, выкладывающие новости, продавая их пучками, в гранках и страницах, статьях и словах. Все валилось вместе – сырье и готовый материал.

– Любимец публики, знаменитый артист ревю Эрик Джонс помешался, превратился в обезьяну и оброс волосами. Вот фотографии.

– Джонс сошел с ума!?!

– Сатана, в образе японца, украл его разум и превратил человека в обезьяну.

– Это небезынтересно, – произнес заместитель редактора хроники городской жизни. Подбодренный гончий выкладывал материал, изобличающий Боно Рито в тяжелом преступлении…

Визитер с лицом праведника и аскета, обращая взоры к небу и призывая самого Бога в свидетели, рассказывал главному редактору католической газеты:

– Богохульство и кощунство! На арене цирка нехристь-японец проповедует теорию Дарвина, идущую против Священного Писания.

– Свят, свят! Да воскреснет Бог и расточатся врази его, – перекрестился епископ-редактор.

– Он показывает дрессированных полулюдей и превратил в полуобезьяну человека – бывшего пламенного католика, теперь совсем потерявшего рассудок и забывшего Бога.

– Наваждение сатаны! Эти японцы наводнили нашу страну, где только могут вредят религии, разрушая устои морали и государства. Мы заклеймим их позором, будем молиться за изгнание их из страны и уготуем им геенну огненную…

В редакции журнала «Вестник современного спиритизма», гончий докладывал:

– Человек, превращающий себе подобных в обезьян, это желтый колдун двадцатого века!..

В органе правосудия, крупнейшей еженедельной газете юристов, судей и адвокатов всего континента, гончий из пропившихся судейских настойчиво требовал:

– Мы должны привлечь к суду японца за порчу человека! Это преступление должно квалифицироваться, как убийство с заранее обдуманной целью. Ведь он духовно убит и совершенно погиб для общества. Я, как бывший член суда присяжных, могу произнести вердикт: «Да! Виновен!» Виновен в злодейском умерщвлении разума человека и достоин смерти!..

– Пиль! Пиль! Куси, возьми его!..

Указательный палец с изумрудным перстнем нажал незримые пружины сложного и затейливого механизма, передав его под управление дирижерской палочки маэстро Гарри Чальмерса. И сверхмощный механизм, формирующий общественное мнение, пришел в действие.

Грузчики спускали тонны бумаги в трюмы типографских складов, смазчики заливали масло в подшипники огромных ротационных машин. Трещали пишущие машинки репортеров и журналистов. Редактора отделов диктовали стенографисткам громовые статьи. Не умолкая, звенели телефонные аппараты. Усиленно заработала пневматическая почта.

– Материал в набор! Первая полоса!

Цинкографы травили клише, метранпажи верстали полосы, стереотиперы отливали печатные валы… Тысячи людей, кормящиеся у Ее Величества Прессы, были заняты лихорадочным трудом.

После полуночи до утра, двадцать крупнейших типографий готовили очередную сенсацию для мирно спящего города и всей страны. Поезда и грузовики развозили в экспедиции тюки пахнувших скипидаром и свежей краской газет.

Утром на улицах появились первые глашатаи, продающие новости в розницу.

– Человек, превращенный в обезьяну!

– Живой труп!

– Страшный суд сатаны из страны Восходящего Солнца!

– Японец-вампир!

– Страшная месть изменившей жене!

– Утренний выпуск «Трибуны»! Злодейское преступление! Похищение человеческого разума! Японец превратил Эрика Джонса в обезьяну!

– Ты, балбес, очевидно, перепутал название газеты! – обругал газетчика редактор. – Ведь это монопольная статья из «Нового Века». – Но он вынужден был купить экземпляр конкурирующей газеты с пестревшим на первой полосе материалом о пресловутом японце…

Элегантный молодой человек в сером костюме сошел с подножки новенького, кофейного цвета «Кадильяка». Оставив машину в переулке, он, не спеша, направился к дому Боно Рито. Встретив прогуливающуюся по тротуару фигуру с поднятым воротником, приехавший, подняв указательный палец с сверкнувшим рубином, спросил:

– Он еще не выходил из дому?

– Никак нет!

– Хорошо! Наблюдайте дальше.

Оживленная ватага газетчиков, как стая воробьев, бросившихся на добычу, окружили прохожего, продали пару газет и бросились дальше, выкрикивая звонкими и пронзительными голосами последние новости…

Боно Рито проснулся рано; он принял ванну и в пестром шелковом кимоно стоял у окна, прислушиваясь к выкрикам на улице. Зула была спешно послана за газетами, ибо хозяин был взволнован.

Раздался неожиданный звонок. Боно Рито сам открыл дверь элегантному гостю.

– Здравствуйте, господин Боно Рито!

– Чем я обязан удовольствием столь раннего визита?

– Тысячу извинений. Мой визит касается вашей безопасности. Вы уже читали утренние газеты?

Вошла Зула в старушечьей ротонде и чепце и, поклонившись гостю, положила перед хозяином толстую пачку газет. Взгляд японца скользнул по первой странице, насыщенной крупными заголовками, шапками и клише. Его лицо досадливо исказилось. Рито быстро перебирал все газеты, пожирая глазами заголовки, набранные жирным шрифтом. Японец был озадачен. Он почувствовал чью-то сильную руку, стальными клещами хватающую его за горло. Кто бы это мог быть? Правосудие? Нет! Оно слишком медлительно и почти всегда дает возможность преступникам скрыться и слишком часто наказывает невинных. Ведь, хе, хе! Правосудие одна из наиболее отсталых институций современного человечества… Но здесь действовал хитрый дьявол, может быть, даже хитрее самого японца…

Однако, это катастрофа!.. Как они узнали все это? Кто? Кем затеян этот явно организованный скандал?..

Мозг талантливого Боно Рито, напрягаясь до крайности, казалось распух и не вмещался в черепной коробке. Собственная голова напоминала японцу надутый детский шарик-игрушку, назойливо, до боли пищащий: Уйди! Уйди! Уйди!

Что нужно этому посетителю, возможно, подосланному его врагами?

– Я просмотрел газеты, – уклончиво ответил Боно.

– Это я вижу… Но в дальнейшем?.. Я пришел к вам, как друг, чтобы выручить из тяжелого положения. Вы, вероятно, забыли меня… А между тем, мы с вами знакомы.

Посетитель протянул Боно свою карточку. Японец вспомнил: корона… полномочный посол… Неужели посол выступал в роли ангела-хранителя?

Улыбающийся секретарь для особых поручений ежеминутно посматривал на часы.

– Что вы думаете теперь делать?

Боно повернул спокойно лицо к дипломату и, якобы не скрывая своего недоумения, но раздраженно произнес, кивнув на газеты:

– Это пахнет плохим. Может быть, даже Синг-Сингом.

– Это пахнет электрическим стулом, – уточнил собеседник, – вам угрожает немедленный арест. Бросьте все и бегите. Вот пакет с необходимыми бумагами, визами и деньгами. В моем автомобиле вы доедете до аэродрома, через пятнадцать минут отправляется самолет в Португалию. Оттуда, допустим, вы поедете в Испанию. Там сумеете затеряться – там всегда неспокойно.

– Благодарю! Я многим обязан вам!

– О, не стоит благодарности. Мой патрон только великий меценат и покровитель талантливых артистов!

– Благодарю вас.

– Спешите! Дорога каждая минута. Если они придут…

Боно Рито поспешно одел дочь, схватил какие-то бумаги и свитки пергамента и вместе с Зулой выехал на Западный аэродром.

Спустя несколько минут агенты тайной полиции, прибыв на квартиру Рито, тщетно пытались арестовать человека, превращающего людей в обезьян.

Циркач таинственно исчез, вызвав многочисленные и оживленные толки возбужденной публики.

Часть вторая
МЕРТВЫЕ ПОВЕЛЕВАЮТ…

1. Подаренная звезда

Величественный, старинный, фамильный замок, в глубине парка, в этот вечер особенно оживлен.

Из подъезжающих к подъезду автомобилей со значками дивизий и полков ловко выпрыгивают офицеры всех рангов, степенно выходят и старые магнаты с суровыми, породистыми профилями, выпархивают дамы. Среди офицеров преобладают летчики – славные птенцы «Белого орла».

Посыльные вносят огромные корзины и букеты цветов.

Героиня вечера, восемнадцатилетняя сияющая Люцина, встречает гостей. Как вокруг белого цветка, кружится рой мотыльков – молодых, блестящих офицеров, затянутых в новенькую щеголеватую форму, блестящие лаковые сапоги, с квадратными конфедератками в руках.

Молодого поручика авиации, Мечислава Сливинского, принимает особенно приветливо молодая хозяйка дома.

– Поручик! Я особенно рада видеть вас среди наших гостей… И, нагнувшись ближе, шепнула: – Любимый…

Обожгла дыханьем. Сладкое слово – «любимый»…

Сливинский почтительно приложился к руке, хотя сердце уже пляшет бешеный танец.

– Примите мои скромные поздравления, панна Люцина! Пусть девятнадцатый год вашей жизни будет еще счастливее, беззаботнее и радостнее восемнадцатого.

– Благодарю вас… – И снова добавила тихонько: – Я уверена в этом, ведь ты будешь всегда со мной, любимый.

Очаровательная музыка этих слов коснулась уха летчика, подняла на крыльях радости, стремительно взвиваясь, достигая самой вершины мечты.

– Сегодня веселый бал!

– Мне восемнадцать лет, Мечик!

– Чудное время… Лучшее в жизни. Знаю, что сегодня будет масса охотников танцевать, приглашаю заранее. Обещаете?

– Конечно, дорогой.

Висячие люстры с хрустальными украшениями рассыпаются тысячами сверкающих алмазов по залу, черным сюртукам и фракам, сверкающим шитьем и орденами мундирам, нарядным платьям, белизне прекрасных рук и плечей…

За белыми колоннами, в углах зала, собиралось высшее офицерство небольшими группками, делясь впечатлениями вечера.

– Какая красавица Люцина!

– Кто будет ее избранником?

– Признаться, красивейшая девушка.

– На конкурсе красоты она, наверно, займет первое место среди красивейших панн Познанского воеводства… А может быть, и всей Польши.

– Полковник Симон очень скромен и нигде не показывает свою дочь…

Торжественный ужин начался тостом седовласого командира округа:

– Мы гордимся, что Польша имеет таких прекрасных девушек, как наша дорогая именинница. Мы гордимся тем, что польские женщины – прелестнейшие в мире женщины! Они так прелестны, что даже меня, старого седого солдата, вводят в грех!.. Дай тебя поцеловать, Люцина!

Под веселый смех и шутки любимый командир целует девушку.

– За именинницу!

– За наших женщин! Милых женщин!!!

– За Польшу!!!

Звучат тосты, льется широкой рекой вино. Гремит музыка. Собравшиеся умеют и любят веселиться. Люди рассыпаются веером из-за стола. Вот уже первые пары кружатся в вихре штраусовских сказок, колышутся в волнах плавного менуэта; расплавленным хрусталем льется шопеновский полонез…

После опьяняющих танцев поручик с Люциной выходят на освещенную веранду и оттуда, тихонько спускаясь мраморными ступенями, направляются в парк.

Старые безмолвные липы, застыв в удивительном спокойствии, посеребренные лунным светом, прислушиваются к людскому веселью и музыке, несущейся из зала. Начавшаяся осень слегка наложила мазки своей богатой золотом и желтизной палитры на наряд обитателей парка. Теперь все здесь покрыто лунно-осенней желтизной. Вдоль длинной аллеи деревья выстроились, будто на параде. Слегка опьяненной вином и переполненной счастьем Люцине мерещится, что деревья шепчутся тоже о любви… Любовь заполняет все существо и поэтому девушке кажется, что весь мир должен интересоваться только любовью. Вот-вот кинутся в объятья деревья и затанцует весь парк в вальсе штраусовской «сказки венского леса».

– Как прекрасен мир, Мечик! Посмотри на эти каштаны и липы. Мне немного жаль их, потому что безумно люблю жизнь, движенье, музыку, а они теперь увядают… Но, может быть, деревья по-своему счастливее нас? Кто знает? Мы уйдем и побываем во многих местах, а липы будут стоять до самой их смерти. К чему я это все говорю, Мечик?

– Все это очень красиво, дорогая! Но не жалей об увядающем парке. Он зазеленеет вновь весною…

– Да, будет весна. Но где будем мы, когда он снова оденется молодой листвой?.. Скажи, Мечик, ведь мы… будем жить здесь?

– Едва ли. Кажется, я получу назначение за границу.

– Бедные липы… Но что мне липы, когда ты со мной…

Полная луна скромно прикрылась облачком…

– Теперь никакая сила не сможет нас разлучить!

– Ничто! Ничто! Никогда!!!

Но двое опьяненных счастьем людей не подозревали, что неумолимая рука событий уже заносит над ними страшное оружие, готовое опуститься и уничтожить жизнь, любовь и счастье людей…

– Какой же сувенир тебе подарить на память о сегодняшнем вечере, пока мы окончательно не соединимся в одну семью?

– Подари мне что-то памятное, необыкновенное, – мечтательно произнесла Люцина.

– Мне бы хотелось подарить такой необыкновенный сувенир, который никогда не потеряется и вечно будет с тобой.

– Я хочу именно такой вечный подарок, – оживленно говорит восторженная Люцина.

– Вот видишь ту звездочку, справа над липой. Самую крупную?

– Вижу, Мечик! Ту, которая ярче других.

– Пока будет светить та звездочка и излучать дальний, мерцающий свет – до тех пор буду любить тебя. Если случайно окажемся в разлуке, взгляни на звезду и узнаешь: жив ли я и что думаю о тебе; она передаст тебе мои мысли. А если случится – погаснет звезда, знай, что нет меня больше в живых.

Офицер чувствует, как к губам его прижалась рука Люцины.

– Замолчи, Мечик! Я не хочу жить, если звездочка потухнет…

И снова луна прикрылась облаком.