Текст книги "Сделай, что должен (СИ)"

Автор книги: Виктор Донецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Глава 14

До деревни их довезли, а дальше всем пришлось пройти на своих двоих. Боезапас сразу поделили между всеми, только Иван пожадничал и забрал себе один цинк с бронебойными патронами. Впрочем, он сразу снарядил все магазины Светки именно этими патронами. Они не только дерево, но и сталь дырявить будут.

С утра в деревне бушуют страсти. Посланный на разведку паренёк осмотрел хутор со стороны болота. Жителей не видно, а вот люди в камуфляже есть. Сколько их там? Это неизвестно, они ведь костры не жгут и с бубнами вокруг не танцуют. Пройдёт некто из одного места в другое и всё. Тот или не тот прошел определить трудно, все люди одеты одинаково, на всех камуфляж или по местному разрисованные платья.

Вначале всё шло по плану. Взвод охраны с ближнего к хутору поста обошел противника с дальней стороны. Взвод Ивана перекрыл выход из хутора к деревне у дороги. Группа из бойцов НКВД вошли в непосредственный контакт с парашютистами. Казалось, что противнику деваться некуда и его обложили везде. Исход предрешен, или сдадутся или парашютистов перебьют.

Впрочем, Иван не обольщался. С двух сторон болото, а значит, у немцев, при наличии резиновых надувных лодок, шанс уйти есть. Тем более, если там не одно отделение, а два, то будет очень грустно. При четырёх пулемётах у немцев удержать бойцам охраны свои позиции, это нереально. Любой из взводов втопчут в грязь и смешают с тиной за десяток минут. Поэтому Иван сразу по прибытии на позицию, приказал выкопать стрелковые ячейки. При этом замаскироваться, как следует. Кроме этого он указал пути отхода каждому отделению. Предупредил, что отходить всегда лучше пятёрками. При близком контакте, всем бойцам применять гранаты не раздумывая, только кричи – «Граната!»

Что смогут противопоставить профессионалам войны люди, которые первый день выпустили десять пуль в белый свет, почти как в копеечку? Понятное дело, что всё же смогут, что – то смогут. Мизер это от нужного! Главное отбить первый натиск, а потом точно будет легче. Тактика простая. Пятёрками стреляем по одному врагу. Если убили, то сразу же переносим огонь на следующего. Что – то созвучное с залповой стрельбой, но сильно урезанной. Что касается пулемёта, то это будет последний довод взвода. Огонь из пулемёта будет открыт при явном прорыве или при благоприятных условиях, когда фрицы собьются в кучу, что маловероятно, но реально при наличии раненых.

Бегать с пулемётом никто не будет, а поэтому окоп рыли поглубже и с тремя огневыми позициями. Бруствер укрепили двумя рядами мешков с утрамбованной глиной и песком, справа и слева от просвета под пулемёт. Для маскировки посрезали болотные кочки. Внизу вся маскировка смотрелась вполне естественно, а вот сверху? Сверху, пожалуй, что не очень, если не прикрыть чёрные квадраты стрелковых ячеек. Решение простое, укрываем ячейку шинелью и сверху на шинель пару кочек или кустик из болотной травы. Делаем! Все быстро делаем!!!

Первые пол часа боя, начавшись с непрерывного автоматического огня, затихли и наступила зловещая тишина… Немцы напротив взвода Ивана не шли на прорыв и никак себя не проявляли. Повисла гнетущая тишина. Потом появились пикирующие бомбардировщики. Иван их увидел на подлёте и заорал дурным голосом, чтобы все лежали и не вздумали бежать. Лежать в ячейках и хоть испогань всё дерьмом под собой, но не вылезать. Ни в коем случае не вылезать!!! Терпите страх!!!

Шесть пикировщиков проутюжили всё в радиусе двухсот метров от хутора и сам хутор. Это только воины Красной армии имеют право вызывать огонь на себя в книжках. Оказывается, фрицы не брезговали подобным фокусом. Если оценить исполнение, то сидя в укрытии, при гарантии попадания бомбы в десятиметровый круг при пикировании, опасность погибнуть минимальная. Другое дело, если ты на открытом месте и очень близко от взорвавшейся бомбы. Если вас не убьют осколки от взрыва бомбы, то вас убьёт избыточным давлением от взрывной волны или размажет по земле или засыплет землёй. Получить контузию в данных обстоятельствах легче лёгкого. Только контузия иногда опаснее ранения.

Иван всматривался в строения на хуторе и позиции другого взвода. Кроме дыма и разгорающегося огня ничего не было видно. Надежда на спасение после такой бомбардировки для тех, кто был вне укрытия, равна мизеру. Некая случайность, если ты успел упасть и затаиться в достаточно глубокую ямку. Вылезать из укрытия и загонять свой взвод на хутор Иван не хотел. Это не выход. Кавалерийский наскок в данной ситуации ничего не решал. Тем более, что всего в двух сотнях метров дальше позиции Ивана всё было скрыто за пеленой дыма. Плохо, что дым ветер гнал на позиции его взвода.

Хуже этого было то, что на расстоянии сотни метров от позиции Ивана стояла полуторка, которая привезла группу НКВД к хутору. Есть ли кто там? Если есть, то почему не уезжает? Чего он ждёт? Неужели человек не понимает, что группе парашютистов ничего не стоит захватить машину и уехать в другой район. Вызовут себе прикрытие из пикировщиков и раскатают хоть ближний, хоть дальний пост на дороге. Могут и оба сразу. Аэродром люфтваффе рядом где – то, это понятно по скорости подлёта тихоходных «лаптёжников». Мессеры, те минут за десять должны прилететь. По времени расстояние до аэродрома около сотни километров, максимум полторы сотни. Получается, что висеть над нами истребители могут около получаса, а пикировщики спокойно целый час могут кружиться, бомбить и обстреливать. Тоскливо!

Ветер внезапно сменил направление. Вспыхнул и загудел по чаду из камыша огненный вихрь, стелясь по болоту в сторону хутора. Занавес из дыма подпрыгнул и улетел в небеса. Со стороны хутора кто – то вдруг тревожно закричал. Протарахтел ППД, щёлкнули одиноко винтовочные выстрелы, неспеша прострочил МП. Не совсем чётко, но приемлемо Иван в бинокль увидел колышущие в мареве силуэты немцев. Они стояли группой и пытались что – то рассмотреть в направлении позиции Ивана. Понятно, что они решали ребус, есть ли кто в полуторке?

Как оказалось, в полуторке действительно кто – то был. Грохнул выстрел из ПТР и за спиной у Ивана некто завыл, жутко и обречённо. Впрочем, Иван попытался найти позицию, с которой стреляла ПТР, пытаясь сконцентрироваться и не слышать вой вгоняющий в смертную тоску. Где же ты, зараза? Отблеск стекла на чёрном фоне ската крыши! Окуляр прицела выловил цвета камуфляжа и телесный цвет лица. Вой за спиной оборвался, но раздались выстрелы из пистолета. Судя по звуку нечто мощное.

Выстрел немца оборвал стрельбу за спиной, а Светка оборвала жизнь немца и продырявила второй пулей ствольную коробку ПТР. Остальные патроны в магазине Иван добил по силуэтам на углу первого дома у хуторских построек. Зацепил он кого или нет, но его позицию обнаружили и по ней застрочили два ручных пулемёта. Свист пуль, как ушат холодной воды смыл Ивана на дно отрытой щели. Он прикрыл дуло и оптику тряпицей и на четвереньках стал смещаться в сторону от позиции. Повезло уцелеть просто чудом. Фрицы не только из всех стволов сосредоточили огонь на позиции Ивана, но так же качественно причесали растительность рядом.

Три секунды назад Иван прошмыгнул из окопа за кустиком осоки и лопуха и вот он скошен очередью из пулемёта. До новой позиции всего двадцать метров. Стучать голыми коленями по высушенной на солнце глине, это больно и долго. Хорошо, что у Ивана есть наколенники и налокотники. Очень хорошо, что солнце, склоняясь к горизонту, не засвечивает у Ивана оптику. Хорошо, то как! Ага. Было хорошо, но всё закончилось. Слышен гул и это «ж – ж–ж» неспроста. Гадский фриц! В бинокль хорошо видно, как он выглядывает из – за угла в направлении прежней позиции Ивана и что – то говорит в чёрный микрофон. Ладно. С этого места позиция у Ивана даже немного лучше, хотя и заметнее врагу.

Пикировщик пошел из звенящих высот вниз. Хороший манёвр, но чрезмерное звуковое сопровождение, это перебор! Хорошая девочка Света со своим голосом почти потерялась в какофонии завывающей сирены. Окуляр прицела показывает, как осколки чёрного микрофона влетели в пасть радиста. Наблюдающий в бинокль рядом с радистом фриц, поймал пулю в грудь и заваливаясь вперёд словил вторую куда – то в корпус. Четвёртая пуля разнесла тангету и вошла под подбородок радисту. Всё. Свист бомбы окончился, а дно окопа прыгнуло вверх.

Мрак сопровождался раскачиванием, словно тело бросили в набежавшую волну и оно скользит по морям, по волнам. Горло першит от гари. Воздух втягивается в лёгкие со свистом и обжигает всё внутри. Снаружи спине тоже горячо. О – о–очень горячо! Грудь вся сдавлена болью. Только один живот часто, часто двигается и обеспечивает воздухом лёгкие. «Замуровали, демоны!», – эта крылатая фраза из кинокомедии в настоящий момент для Ивана звучит совсем не смешно.

Иван напрягает все мышцы и пытается разгибатели тела, рук и ног помочь ему выпрямиться. Только мышцы стали все вялые. Даёшь! Разгибатели, мать родину вашу в кости, позвоночник и скелет! У – у–у – ах! Ка – а–ак больно – то. Какая дикая боль! Но света и воздуха стало вдосталь! Смотреть, конечно, можно, а вот дышать нельзя!

«Горит и кружится планета!», – эта одинокая мысль, как заезженная пластинка, шипя и щёлкая, пульсировала в голове Ивана. Фоном для этой мысли служил свист сверчка и звон внутри черепа. Эти звуки уж точно были внутри черепа, а не снаружи. Звуки неким образом похожи на работу пилы типа «дружба два», но та работает на два такта точно в соответствии с ритмом, «дзинь», пауза, «дзинь». Так вот звуки в голове выводили непрерывно и без пауз «зиу», «зиу», «зиу»…. Мотив без конца полз по черепу, отражался и терзал мозг над глазами, туманя взор и мешая осмыслить звуки и осознать что – либо увиденное.

Кто я? Где я? Тело трясёт или это трясётся земля? И почему? Да. Почему все его называют КО – ва – лев, ведь он точно помнит, что он Иван Иванович Ко – ва – лЁв! Имя и Отчество все называют правильно, только фамилию искажают. Для чего это они делают??? Я же им всем говорил, что я КовалЁв! Так нет. КОвалев и не иначе. С чего это они? И что это за звуки снаружи? Что за треск? Вот его уже и нет. Где – то он пропал. Улетел? Как ритмично колышется всё вокруг, аж тошно стало. Что – то было не свежим в обед! На эту мысль желудок экстрагировал всё содержимое наружу и не единожды. Повар, гад! «Вау!» «Вау!» «Вау!» Все эти «вау» прерывались только судорожным вдохом.

Голова отключилась, а тело начало действовать само на рефлексах и инстинктах. Руки шарили на поясе и снимали тяжёлую флягу с ремня, откручивали пробку и вливали жидкость в рот. Тело имело желания, а мозг как – то заставлял эти желания исполниться. Мозг много чего делал! Он, например, оценивал состояние всего организма, и Иван точно понимал, что всё далеко не блестяще. Стошнило, это раз; мышцы все дёргаются, это два; муть в глазах, это три; звуки внутри черепа, но не снаружи, это четыре. Хуже всего, боль тупая, острая и прочая, это мигом отключает сознание, раз и напрочь улёт во мрак! Боль, это не простое и основное пять, а шесть, семь, восемь, девять и так без конца. Боль, это целая вселенная!!! Она везде и во всём.

В следующий раз Иван очнулся от того, что боль волнами от плеча шла к макушке и потом стекала до самых пяток. Именно так Иваном воспринималось, скорее всего, дружеское похлопывание по плечу. Сквозь вату в ушах слышны были какие – то слова. Мозг определял, что это слова, а вот их смысл был непонятен. Звук без пауз «зиу», «зиу», «зиу». И полное безразличие ко всему кроме боли. Иван надсадно закашлялся, выплёвывая непонятно что раздражающее ему горло.

Последнее, что он вспомнил в следующий раз, когда очнулся, это захват себя поперёк груди и перемещение тела вверх. Наконец – то он лежал боком на земле, а вода лилась ему на голову и стекала по лицу. Раскачивающий тело прибой закончился, звуки сверчка или пилорамы сменились обычным шумом, хотя он и был внутри черепной коробки. К запахам примешивался нагретый солнцем аромат травы. Периодически сознание ловило одинаковые повторяющиеся шумы. Шы – шы – щы…. Шы – шы – щы…. Шы – шы – щы…. Потом Иван понял.

– Товарищ старшина! Товарищ старшина! Товарищ старшина!

– Мыу, ш – ты – о тс – ебе?

Иван попытался приподняться, хотя бы оторвать голову от травы под щекой. Усилие закончилось тем, что он сунулся лицом в траву перекатившись на живот, а раскалённая боль молнией пронзила тело от пяток до макушки.

– У – у–у – ыыы!

Взвыл Иван от полной немочи и раскалённого потока полившегося по позвоночнику и заставившего сокращаться все мышцы тела. Реально казалось, что тело Ивана бросили в кипяток или кипятком ошпарили.

– Товарищ старшина, вам так нельзя. Вам медик нужен!

– Так зови, чего воешь?

– Нет здесь медика, вам в госпиталь надо, там медик.

– Боец, очнись! До госпиталя дожить надо. Понимаешь? Боец?

Иван уже повернулся на бок и подтянул коленки к подбородку, а раскалённый огонь перестал прожаривать его изнутри. Температура прогрева снизила только силу, но прогревала сильно, до стекающих ручейков пота. Боль притихла, но не ушла, она затаилась напряжением в мышцах. Затаился и Иван, вслушиваясь в своё тело и его ощущения.

– Боец, вода у тебя есть?

– Нет воды, товарищ старшина, всю на вас вылил.

– Там на позиции моя фляга, там вроде, что – то есть.

– Пусто там в вашей фляге, вылилось всё на землю.

– Значит, так! Бери фляги и неси воды. Что там с машиной? Там ведро должно быть брезентовое, за сидением водителя. Найдёшь?

– Машина стоит. А воду я мигом, прямо сейчас!

Иван услышал топот ног. Звуки стали немного явственнее, но их глушила вата в ушах. Иван осторожно попробовал пальцем отверстие в ушной раковине, опасаясь повреждения или разрыва. Ничего такого не обнаружил, просто все отверстия забиты землёй. Вот вам и вата! Шевелиться не хотелось, но поборов себя, уши от земли Иван прочистил. В первом приближении, слух от этого значительно улучшился. Покой улучшил не только слух, но и охладил внутренний жар до приятного тепла и истомы. Идиллия! Травка зеленеет, солнышко греет. Лепота! Совершенно внезапно, Ивана пронзила другая мысль, далёкая от всей благости пасторального пейзажа. Кругом, трупами всё усеяно, и тишина!

Что же это такое? Неужели то самое, когда здесь помню, а этого не знаю? Бой ведь был. Было жутко, когда бомбили! Иван ярко вспомнил стрелка с ПТР на крыше, радиста с микрофоном, фрица с цейсом у глаз, вой сирены, свист бомбы и мрак. Получалось, что мы победили, раз Иван, товарищ старшина. Но во взводе было целых три командира отделения и ни один из них к нему не подошел. Впрочем, кроме одного бойца к нему вообще никто не подошел. Неужели всех перебили или про них забыли? Хотя полуторка уцелела. Боец ведь сказал, что машина стоит. Да он так и сказал, что машина стоит, значит, уцелела! Тогда выходит, что люди не уцелели. Вот же …!

Перебиты. Перебиты. Перебиты. Мозг снова закрутил шарманку одной простой мысли из одного понятного слова. На Ивана навалилась апатия и безразличие. Из глубин отрешения от этого мира, его вывел топот множества бегущих ног. Значит, жив не один боец, а и другие тоже выжили. Значит, не всё так плохо! Раскис ты что – то Иван, товарищ старшина! Главное забыл ты друг, Ваня, про чудесные таблетки из того Рейха с которым ты сейчас воюешь, а это глупо. Лежат ведь они в кармане, надо только руку протянуть. Таблетки эти великое зло, но для этого текущего момента они благо, хотя и злое.

Когда Иван при помощи товарищей бойцов, умылся и промыл, как следует глаза, таблетка уже начала действовать. Валяющийся несколько минут назад на травке немощный старшина, на глазах превратился в чудо богатыря. В крайнем случае, четыре бойца вздохнули облегчённо. Думали, что придётся нести командира на своих руках, а он вон как! Умылся словно живой водой и нормально так, самостоятельно ноги переставляет и почти живчик. Командовать начал, как и раньше.

Для начала Иван приказал принести ему с третьей снайперской позиции его вещмешок. Объяснил, где тот находится. Пока бойцы отрывали из – под земли вещи командира, Иван устроил себе малые помывочные мероприятия, лучше уж голиком ходить, чем в загаженном белье вонять. Дело вполне обычное и привычное на войне. Пока Ивана солнышко подсушит, а потом сменную форму откопают. Только время терять не стоит и надо пройти к машине, посмотреть, что там с ней.

По дороге боец рассказал про те события, что произошли здесь у хутора, в промежутке между мраком и пробуждением сознания у Ивана. Разбомбили три пикировщика позицию Ивана основательно. Впрочем, Иван это и сам видел, только несколько отстранённо, без оценок того, что такое хорошо или плохо. Позиции взвода и на этот раз никто не бомбил и не обстреливал, поскольку налетели краснозвёздные ястребки и назвездили юнкерсам лапотным очень даже впечатляюще. Один даже подбили, очень густо он дымил, жаль, что не упал гад на землю. Поэтому самолёты остатки бомб сбросили и рванули на запад. Больше ястребки ничего не успели, их перехватили мессеры и теперь уже два ястребка густо дымя, полетели на восток.

Как не странно, но про хутор самолёты забыли, а вот немцы в хуторе активизировались и поспешили к полуторке. Кого – то они на носилках несли, бегом двигались. Вот после этого всё и закрутилось. Ох, и живучие гады оказались! Пулемётчик не сплоховал, и как следует немцам всыпал, целый магазин патронов в толпу потратил. Только после этого его и убили, немцы за строениями снайпера и пулемётчика оставили, вот они нашего пулемётчика и убили. А потом и взвод в бой вступил. Дошло до гранат. В общем, почти в рукопашную сцепились. Снайпер из хутора сильно немцам помог, пока его один из командиров отделения гранатами не забросал. Но немец тоже гранату бросил. Немца пулемётчика на хуторе, наш второй номер убил с запасной позиции.

Общая картина боя Ивану стала понятна, а частности, этого никто не расскажет. Многие погибли, то есть половина взвода убиты, а все остальные кто ранен, кто контужен. Всем досталось, никого не минуло. Начали недавно в себя приходить, командиры все побиты. Тот, что гранату от снайпера словил, успел приказать всех проверять и раненых перевязывать. Вот и исполняют бойцы приказ. Слава богу, что товарищ старшина нашелся, а то думали, что пропал под бомбами.

Иван подошел к мёртвому водителю полуторки. Тот лежал в тёмном пятне, впитавшейся в землю крови. Голова его с вырванным затылком лежала на маузере с пристёгнутой кобурой. Геройски погиб человек, но мог остаться в живых и воевать дальше. Не Ивану героев обсуждать. Мёртвые руки вцепились и не желали отдавать оружие. Пистолет оказался именной, с дарственной надписью на пластине из серебра: «Красноармейцу Ковалёву, комбриг М Н Колун».

В кабине полуторки стоял открытый «сидор», видимо водитель из него доставал маузер, перед тем как идти в последний и решительный бой. Не терзаясь сомнениями, Иван достал из «сидора» комплект формы и исподнего, надел на себя. Водителю она уже ни к чему, а старшина Ковалев обязан быть для подчиненных образцом культуры и поведения. Именное оружие Иван не стал брать себе. Он его отсоединил от кобуры, протёр от крови, вложил в кобуру, замотал в чистые портянки, положил в «сидор» убитого водителя. Туда же Иван сложил содержимое карманов гимнастёрки и галифе, что были на убитом, как и часы с руки. Во избежание недоразумений от авиации, полуторку поставили в глубину ближнего леса и раскинули по ней маскировочную сеть. Видно запаслив был водитель и предусмотрителен, основательно подходил к работе.

Потом началась самая неприятная часть мероприятий после каждого боя. Собирали и хоронили убитых. Искали у убитых документы и смертные медальоны, выворачивали карманы, снимали обувь, сносили в общую кучу вещмешки и прочее военное имущество. Куда без этого? Сбора всего с павших, не избежали ни друзья, ни враги. Ненужное уточнение Иван припрятал в глубине памяти, как оправдание. Глупое и ненужное оправдание, но хотелось для самого себя быть белым и этаким пушистым посреди творящихся мерзостей войны. С чего бы это?

Огородная яма одного из домов была завалена трупами местных жителей. Вторую яму заполнили трупами бойцов второго взвода, видимо погибших от взрыва одной бомбы. Раз! Огромная воронка и трупы, как кегли, разбросанные вблизи глубокой ямы. В эту воронку закопали трупы немцев. Огородную яму третьего подворья заполнили трупы бойцов группы НКВД и убитые из взвода Ивана. Вооружение собрали только то, что было без повреждений, а прочее бросили в лаз под одним из домов. Из трофеев забрали продукты, рацию и кому, что нужно было. Парабеллумы взяли все. Личные вещи, которые никто не взял Иван решил отвезти в госпиталь, там они пригодятся раненым. Что касается документов, то их надо сдать на посту НКВД в палатку особистам.

Со всеми делами в хуторе закончили, когда багровое солнце уже приблизилось к горизонту, но не зашло. Иван решил не рисковать и переждать. Пока до захода солнца перекусили и занялись личными делами, но около машины. Только машину перегнали на самый край леса и стали так, чтобы иметь возможность видеть всё вокруг, а самим быть скрытыми от чужих глаз. Была бы уверенность, что в дороге на машину не нападёт ни один самолёт, Иван уже давно бы уехал. Только, как на зло, в той стороне, где дорога, видны были точки в небе.

Чтобы легче переносить безделье, Иван приказал произвести маскировку машины ветками деревьев и кустарником. Надо было укрепить всё так, чтобы маскировочная сеть накрывала машину и при движении. Пока бойцы занялись поставленной задачей, Иван отошел в сторону и прилёг в траву.

Надо было решить вопрос окончательного ухода на гражданку. Этот вопрос надо было решить окончательно и без альтернативы. Слишком жёстко получилось в этот раз. Как Иван остался жив в этом бою непонятно. Снайперскую винтовку, его Светку, изувечило страшно. Дерево всё разобрало на щепки, а железо искромсало и покорёжило, не сохранив ни одной целой детали. От оптического прицела сохранился один кронштейн крепления и всё. Два предыдущих раза, когда досталось «по самое не могу» в сравнении с сегодняшним было лёгкой забавой. Ну, почти. Тогда было проще, потому, что это было нужно лично Ивану. Сегодня Ивану лично ничего из того, что произошло, было не нужно.

Такой вывод Иван сделал не потому, что он оттуда, а эти отсюда, как ни странно, он принял неизбежное для себя, быть отсюда. Делать всё для того, что происходит здесь и во благо этого, которое однозначно отсюда. Труднее всего было принять, что он Ковалев, а не Ковалёв. Одна буква и такая разная судьба! Хотя дарственный маузер дан был именно для красноармейца Ковалёва. Впрочем, эта лирика слишком далеко увела мысли от выхода на гражданку. В принципе, можно и водителем и лесозаготовителем работать. Можно и деревообработкой заняться по профилю как в той, так и в этой жизни. Книгу инженера Кузнецова он в магазине купил, сейчас это основная книга по деревообработке.

Как не малы знания у Ивана по электричеству, механике, даже электронике и радиотехнике, но они у него есть. Они у него оттуда, а там с этим было намного проще. Здесь он ходячая энциклопедия. Только показывать эти знания не с руки. И очень хочется сбежать подальше от войны и сохранить хоть немного здоровья. Слишком часто судьба бьёт его по голове и слишком сильно. Месяца не прошло, а голова не только пробита, но и вся в шишках от контузий, фигурально выражаясь.

Карету мне, карету! А это к чему? Ага. Солнце скрылось за лесом, то есть деревьями. Значит, пора в путь. Только надо по таблеточке всем бойцам выдать, чтобы их взбодрить перед дорогой. Пригодится если что. В том смысле, что самолёты могут и в сумерках летать, а это желательно увидеть, как можно раньше, на расстоянии среагировать.

Полуторка затормозила около крайнего подворья. Иван выскочил и обомлел, вместо окна ставни. Начал выкликать хозяина, который появился с огорода. При всём честном народе Иван сообщил, что немцы перебиты и вообще, там полный разгром и сбоку того хуже. После чего хозяин пригласил Ивана за собой в погреб за мёдом и малосольными огурцами. Там вдали от чужих ушей Иван сказал, что на хуторе залежи оружия и россыпи патронов. Оружие требует ремонта, не без того, но если руки есть, то переставить приклад или поправить немного деталь, этим всё и ограничится. Кроме того там есть и прочее, но только стоит ковыряться со вниманием. Вроде мин в хуторе нет, но следует быть осторожным. Когда до того хутора доберутся люди из НКВД, это неизвестно, но стоит их опередить, если нужно что из оставленного. Если смотреть от дороги, то вот где, что лежит из военного имущества.

В общем, из подвала Иван вынес бидон на десять литров с мёдом и такую же по объёму лоханку с малосольными огурцами. Распрощались. Житель деревни с присказкой «Вот, значит, как», остался дожидаться прихода немцев, а старшина РККА Ковалев, весь такой контуженый поехал лечиться в город Киев. Каждому своё!

Иван вёл машину по шоссе. Проехать по объездной дороге было проблематично. Оба поста на объездной дороге были разбомблены. При этом на первом, что недалеко от деревни никого не было. Зато на втором машину перехватил патруль из НКВД. Лейтенант госбезопасности, тот, что назначил Ивана командиром взвода, попытался высадить бойцов охраны из машины, ссылаясь на нехватку людей. Вот он и то имеет более тяжёлую рану, а ведь не уходит с поста.

Иван посмотрел лейтенанту в глаза и сказал, что лейтенант госбезопасности имеет полное личное право сдохнуть здесь, по его личному желанию. Что касается людей, которые в кузове, то они имеют ранения и их нужно срочно доставить в госпиталь, чтобы сделать укол против столбняка. Как командир этих людей Иван несёт за них полную ответственность. А лейтенант при желании может с таким же успехом привлечь любых других здоровых бойцов, а не калек, которых ждёт госпиталь. Лейтенант хмыкнул, смерил Ивана мрачным взглядом и махнул рукой. Иван выжал сцепление, переключил скорость и придавил акселератор. До полной темноты времени оставалось совсем немного.

На первом и последующем посту Иван от имени лейтенанта просил выслать на разбомбленный пост усиление. Поручения такого не было, но лишними люди никогда не бывают. Старшина Ковалев больше никогда не планировал проезжать через дорожные посты на этой дороге. Этак ближайшие года два или даже три. Тем более, что ближайшие две, может, три недели он решил посвятить всё своё время нахождению в больничной палате. Выход за территорию госпиталя исключался Иваном категорически. Мысль была проста, «Я самый контуженый и больной в мире человек и мне больше ничего не надо!»

До госпиталя Иван не доехал. Дорога в сумерках требовала очень сильного напряжения зрения и скорости реакции. Всё это пропало после первого часа пути. Жутко неприятно было попасть даже под засветку голубоватого света маскировочных фар. Более неприятным был возврат вращающего и колышущегося пространства. Пришлось даже съехать к обочине дороги и остановиться.

Десять минут отдыха и ложка мёда состояние самочувствия не улучшили. Внутри черепа явственно к шуму ночи прибавилась мелодия циркулярки в голове. Пока слегка, но это не значит, что эти звуки не усилятся, а самочувствие не ухудшится. Пришлось Ивану объяснить попутчикам, что дальше двигаться надо по любому, но без него за рулём. Садятся, значит, первым у кого зрение получше и вперёд. Можно по ложке мёда под язык для профилактики, говорят, что это помогает. Дорогу в городе до госпиталя придётся спрашивать. Ничего особого, он даже днём так делал. Можно попросить патруль проводить, а помощь оплатить трофеем, вот парабеллум на это дело. Главное сразу не тупить и найти провожатого на первом посту в городе.

Пришел в себя Иван уже в госпитале. В светлой палате, на чистых простынях, когда ему делали укол в пятую точку тела, что немного ниже поясницы. Укол был болезненный, но медсестра Ивана обрадовала, что раз больно, значит, это хорошо. Получалось, что чем больше боли, тем больше облегченья и в боли заключается леченье! Вот такой парадокс на тонкой грани болезни и здоровья. Внешне изуверская философия лечебных процедур, как не крути, имела право на существование.

Заживление раны требует активации всех резервов организма, а что как не боль лучше всего активирует реакцию тела и мобилизует? Больно? Значит, это то место, где нужна максимальная помощь! Хе – хе – хе! Круто! Интересно, как боль в таком случае, возникшая в низу тела способствует излечению мозга, который находится в самом верху? Кто бы объяснил такой феноменальный парадокс? Этот вопрос недолго мучил старшину Ковалева, ответ почти в клюве ему принёс капитан госбезопасности Соломин. Особист ворвался в палату Ивана, где он, кстати, находился один и заявил, что если Иван не может понять своей головой самого простого, то придётся ему осознать некоторые простые и очевидные истины через зад.

На эту мудрейшую фразу, старшина Ковалев заявил капитану госбезопасности Соломину, что он именно этим и занимается в этой палате. Согласно плану прописанных врачом процедур. Зад раненого и контуженого старшины Ковалева уже своё получил, только некоторые люди явно хотят предотвратить лечебный эффект от зада к голове, как доктор прописал. Соломин уронив челюсть на грудь, осел на табурет.

– Ваня, ты что, дурак?

– Не знаю, в истории болезни такого диагноза нет, там записано «раненый и контуженый».

– Ваня, лучше бы там было записано, что ты дурак!

Может быть и так, – подумал про себя Иван Иванович Ковалев, погружаясь в сладостную страну снов и грёз. Вся реальность для него исчезла. Особенно, исчез капитан государственной безопасности Соломин и его вечные вопросы, на которые обязательно надо было давать ответы, как устные, так и письменные. Но не в этот раз.