Текст книги "Полюшко-поле"

Автор книги: Виктор Кондратенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Тупиков стремительно вошел в кабинет Кирпоноса.

– Товарищ командующий, вот Баграмян! Он привез распоряжение маршала Тимошенко. Оно настолько отвечает обстановке, что нет необходимости его обсуждать. Разрешите отдать приказ войскам.

– Какой?

– На отход.

– Вы привезли письменное разрешение на отход? – просил Кирпонос Баграмяна.

– Нет, маршал Тимошенко сказал: «Передайте командующему фронтом мое устное приказание: оставив Киевский укрепленный район и прикрываясь небольшими заслонами на реке Днепр, главными силами фронта незамедлительно начать отход на тыловой оборонительный рубеж по реке Псел».

– Что-то не так… Тут какое-то противоречие… Верховный приказал нам не оставлять Киев.

– Михаил Петрович, я предлагаю поставить этот вопрос на Военном совете, вынести решение и начать отвод армий согласно устному распоряжению маршала Тимошенко, – вмешался дивизионный комиссар Рыков.

Тупиков подошел к Бурмистенко.

– Михаил Алексеевич, ваше слово.

– Руководители должны быть образцом твердости.

Тупиков воскликнул:

– Сегодня мы еще можем надеяться на организованный отход войск, а завтра, послезавтра эту возможность потеряем.

– Я вижу единственный выход. На имя Верховного надо послать радиограмму… Сообщить о решении главкома Тимошенко, и пусть Ставка дает свое согласие. Только так! – И Кирпонос зашагал по комнате.

Тупиков направился на радиостанцию. С большим трудом, преодолев в эфире вражеские глушители и всякие прочие помехи, радисты связались с Москвой.

Начштаба с нетерпением ждал ответа. Медленно тянулось время. С каждым потерянным часом отрезались от своих тылов передовые части и попадали в тяжелое положение.

Семнадцатого сентября в двадцать три часа сорок минут в штаб фронта поступил наконец долгожданный ответ. Войдя с телеграммой в руках в кабинет командующего, Тупиков громко сказал:

– Ставка разрешает оставить Киевский укрепленный район и переправить войска на левый берег Днепра. Об отводе главных сил ни слова. – Он развел руками. – Вот это решение!.. Вы только вдумайтесь, товарищ командующий, оставить Киев можно, отступить за Днепр тоже можно… А выходить из окружения – нельзя! Вот оно что… Так зачем же тогда бросать укрепленную полосу и менять ее на открытую степь?! Лучше до последней возможности сидеть в дотах.

Командующий снова склонился над картой. Он долго молча изучал обстановку и наконец произнес:

– Будем отводить войска. Пусть армии с боем выходят из окружения. Они сделали, что могли. Их стойкость при обороне Киева заставила Гитлера отказаться от немедленного похода на Москву. Наши Вооруженные Силы выиграли на московском направлении драгоценное время. Задержка немцев на Днепре пойдет на благо Советской Родины. – Кирпонос выпрямился и обвел членов Военного совета серыми глазами. – Кто за отвод войск? Кто против?

– Я – за! – Бурмистенко поднял руку.

– Я присоединяюсь, – сказал Рыков.

Тупиков тут же набросал оперативный план и, согласовав его с командующим и членами Военного совета, помчался на радиостанцию.

– Свяжитесь с командармом Двадцать первой армии! – приказал он дежурному радисту.

– С Двадцать первой потеряна связь, товарищ генерал.

– С командующим Тридцать седьмой!

– Связь потеряна.

– Тогда вызывайте командармов Пятой, Сороковой и Двадцать шестой.

Военный совет Пятой находился в пути. Он двигался на Пирятин. Его преследовали немецкие танки и мотопехота. Переговорив по радио с командармами Потаповым, Костенко и Подласом, начштаба вскоре услышал отдаленнее орудийные залпы.

В окне показалась голова адъютанта. Шаухалов предупредил:

– Товарищ генерал, немцы подходят к Верхояровке.

– Я слышу…

По приказу Тупикова в селе все пришло в движение. Связисты сматывали провода. Светало. Из туманом окутанных садиков на дорогу выкатывались легковые автомобили, грузовики, автобусы. Колонна штабных машин двинулась на Пирятин. На окраине города к ней примкнули машины Военного совета Пятой армии.

Машина начальника штаба пошла к реке. Переправа через болотистый Удай тревожила Тупикова. Противник висел на плечах отходящих частей и мог для создания паники и неразберихи бросить на мост десант парашютистов.

Проехать на машине к мосту оказалось не просто: ближайшие к нему переулки и улицы заняли тылы различных частей. Штабные офицеры охрипли на переправе от приказов и команд.

Длинная стрела деревянного моста уходила в туман и сливалась с зеленью болотистого луга. Всюду Тупиков видел следы ожесточенной бомбежки.

Машины Военного совета и штаба фронта благополучно переправились на левый берег Удая. Но тут взошло солнце, и под его лучами спасительный туман начал рассеиваться, редеть. Как только в небе появилась голубизна, послышался гул самолетов.

Девятка «юнкерсов» со стороны солнца заходила на бомбежку моста. Развернувшись над куполами церквей, пепельно-желтоватые самолеты цепью повисли над рекой. Флагман «клюнул» носом и с воем вошел в пике. Крупные бомбы, подняв фонтаны воды, разорвались близ моста. Удай вспенился.

В небе рокотала вторая девятка. Тяжело груженные «юнкерсы», казалось, медленно ползли по тучкам. Вначале пикировщики как бы не замечали шоссейки. Но последнее звено неожиданно изменило курс и атаковало автомобильную колонну. «Юнкерсы» пикировали, стреляли из пушек и пулеметов. Как только стая стервятников отбомбилась, на смену ей пришла новая. Над шоссе зазвенели моторами «мессершмитты». Спускаясь, они посвистывали, шли на бреющем и трассами зажигательных пуль расстреливали автомобили. Асы Геринга охотились даже за одиночными бойцами и всадниками.

Машины Военного совета и штаба фронта, свернув с Лохвицкого шоссе, прижались к лесистому Удаю. Лес укрыл автомобили от штурмовой авиации, но водителям и саперам каждый километр дороги приходилось теперь преодолевать с огромным усилием. Лесные топи затормозили движение. Моторы выли от непосильного напряжения и глохли. Черная липкая грязь засасывала колеса. На гатях возникали «пробки». Шоферы бросались в объезд, но и там их поджидали болотистые низины.

Втянувшись в лес под селом Деймановка, колонна Военного совета и штаба фронта натолкнулась на скопище подвод и машин. Тупиков, осмотрев болото, безнадежно махнул рукой. Но штабные офицеры бросились прокладывать дорогу. Шофер Лебедь осторожно повел машину командующего. Под колесами затрещал зыбкий настил. Рывок, еще рывок. Переднее колесо, соскользнув с гати, ушло в трясину.

– Дружно взяли! Еще раз взяли! – раскачивали в болоте «бьюик» солдаты и офицеры.

Кирпонос, ступив на гать, сказал:

– Бросьте, друзья, это бесполезная работа! Зря теряем время. Пойдем пешком.

9

Треск мотоцикла ворвался в открытую дверцу блиндажа подобно пулеметной очереди. Дремавший в углу полковник Мажирин зашуршал плащ-палаткой и, застегивая китель, встал.

Керосиновая лампа слабо освещала блиндаж, укрепленный сосновыми бревнами. Пока дежурный офицер поправлял фитиль, по ступенькам спустился посыльный:

– Срочный пакет от майора Вагина.

– Что-то зачастил к нам старшина Пляшечник, зачастил… – вскрывая конверт, заметил полковник.

– Так наседают они, товарищ комдив, крепко жмут. Пьяные, черти, в атаку ходят. На каждую нашу стрелковую роту целый пехотный полк мерзавцев наступает… с танками, с артиллерией. А у нас роты сильно поредели; снарядов нехватка, одними гранатами отбиваемся.

– Говоришь, отбиваемся?.. Вот Скибы и Красиловку оставили.

– Отошли на новый рубеж, товарищ комдив.

– А в Броварах что?

– Половина местечка в наших руках. Там отряд народного ополчения и морячки-днепровцы нам помогают. Боцмана в дудки свистят, командуют, как на кораблях. Чудно так! Но ребята надежные… Бой сильный идет.

– Хорошо, старшина… пока погуляй на воздухе, покури. С ответом задержки не будет. – Комдив придвинул к столику табурет. Всматриваясь в затемненный угол, он спросил: – Павел, ты спишь?

– Я все слышал, Федор. Командиру полка Вагину надо помочь, но только с одним условием: он должен закрыть фашистам лазейку на Борисполь. Если там не окажется нашего заслона, мы потеряем последнюю дорогу, и тогда Киев в кольце.

– Легко сказать – заслон! Где же взять войска? Ослабить оборону мостов нельзя. Тут на Днепре нужен глаз да глаз…

Послышался жужжащий звук зуммера.

– Товарищ комдив, вас вызывает нарком. Он в своем кабинете, – сказал дежурный телефонист.

– Ты слышишь, Павел? Мне надо ехать. Оставайся здесь полным хозяином, поговори с начштаба. Если наскребешь, комиссар, какой-нибудь резерв, подкрепи все-таки Вагина. – Он снял с гвоздя фуражку и добавил: – Что-нибудь случится, я позвоню.

Как только комдив вышел из блиндажа, к нему подскочил посыльный:

– Пакет?!

– Погуляй еще… Тебя комиссар вызовет.

Поджидая машину, комдив прохаживался по тропинке. Темная полоса Днепра уходила в звездную ночь. Над холмами взлетали яркие шары ракет. В Голосеевском лесу гремела артиллерия. Золотые купола Киево-Печерской лавры отражали тревожные вспышки боя. Река усиливала орудийные залпы и перестук колес на дальних железнодорожных мостах. Последние эшелоны шли на восток.

Мягко шурша шинами, подкатила легковушка. Комдив, захлопнув дверцу, бросил:

– Жми!

У Цепного моста шофер сбавил скорость. Отходили тылы каких-то полков. Навстречу беспрерывно катились пароконные подводы, автобусы, грузовики. Мелькали велосипедисты. Ближе к перилам бурлил поток беженцев. Люди старались не попасть под бомбежку на мосту, как можно быстрей проскочить опасное место и уже где-то там, на левом берегу, отдохнуть, собраться с новыми силами и опять пуститься в путь.

По дороге в наркомат комдив думал о том, что за последние сутки резко обострилось положение на фронте.

Что же случилось? Где теперь штаб Юго-Западного фронта? Какие будут дальнейшие распоряжения? Комдив понимал, что встреча с наркомом сейчас очень кстати: она может внести ясность в запутанную оперативную обстановку.

Шофер, молодой солдат Иван Бугай, вел машину молча. Его тревожило короткое, почти мгновенное прощание с любимой девушкой Ниной – недавней студенткой, а теперь сестрой санитарного поезда. Куда ушел эшелон? На какой он станции?

Утром санитарный поезд стоял на Киевском вокзале. Нина случайно встретила там знакомого связиста – дружка Ивана, и тот умудрился позвонить Бугаю на КП дивизии.

Лейтенанта Коровкина, адъютанта комдива, Иван сразу обвел вокруг пальца: «Запаска нужна, и карбюратор сменить не мешает. В казарму на Печерск слетать надо». Лейтенант разрешил, а комдив, хитрющий, все пронюхал. «Ну что же, товарищ Бугай, пятьдесят минут в твоем распоряжении – так и быть, проводи Нину, а за обман завтра же на грузовую машину марш!»

Поездка на вокзал оказалась неудачной. Когда Иван выбежал на перрон, тут, как назло, завыли сирены. Толпа шарахнулась, прижала его к стене. Он с трудом выбрался из дикой карусели корзин и чемоданов.

А девятка «юнкерсов» приближалась. Санитарный поезд, зазвенев буферами, рванулся вперед, пошел с большой скоростью. Нина, стоявшая на ступеньке вагона, едва успела крикнуть:

– Я напишу!

Он взмахнул рукой:

– Жду.

Поезд выгнулся на повороте и, собрав в гармошку вагоны, взметнул пахнущую мазутом пыль.

…Было уже за полночь, когда Иван остановил «эмку» у подъезда наркомата. Возле массивных дверей почему-то не оказалось неизменного часового. Патрули не прохаживались, как обычно, по широкому тротуару. Это удивило Ивана. Он развернул машину и стал поджидать полковника.

Поднявшись на второй этаж, комдив вошел в кабинет Сергиенко. Нарком был молод, красив. Накинув на плечи синий плащ, он ходил по кабинету. Завидя комдива, Сергиенко остановился и сказал:

– Товарищ Мажирин, по решению Ставки наши войска оставляют город.

– Оставляют Киев?!

– Тяжело… Больно… Но мы покидаем Киев… Вы, товарищ полковник, назначаетесь комендантом города. В ваше распоряжение поступают отряды народного ополчения, уровцы и милиция. В течение ночи все защитники Киева должны отойти на левый берег Днепра. Вам, товарищ Мажирин, – командиру четвертой дивизии НКВД и последнему коменданту города – взорвать на Днепре мосты. С этой минуты вы можете действовать согласно обстановке. Помните, за каждый мост вы отвечаете головой… Свяжитесь со штабом Тридцать седьмой армии, там вы получите дальнейшие указания. Я забираю у вас Пятьдесят шестой полк и выступаю с ним в район Барышевки, где мой заместитель Строкач сейчас ведет тяжелый бой с эсэсовскими частями… Ну, до скорого свидания, товарищ Мажирин. Действуйте как чекист. – Нарком вскинул на плечо автомат, направился к выходу.

В кабинете было накурено, душно. Потушив электрический свет, Мажирин приподнял плотную штору, распахнул окно. Машина наркома вышла со двора на большой скорости. Раздался резкий гудок. Шум мотора удалился и затих.

С болью в душе смотрел Мажирин на пустынную площадь Калинина. Под луной поблескивали железные гребни крыш, и над ними возвышались купола Софийского собора. Восемьдесят три дня войска группы армий «Юг» фельдмаршала фон Рундштедта не могли взять штурмом крепость на Днепре. Молниеносная война перешла здесь в позиционную, и только коварный обход решил судьбу древнего славянского города.

Оставить Киев! С этой мыслью тяжело было примириться. Мажирин машинально снял трубку. Пока он пришел в себя и, наконец, сообразил, что пора приниматься за дело, телефонистка дважды очень вежливо попросила назвать номер.

– Девушка, соедините меня со штабом народного ополчения.

Мажирин спросил у дежурного офицера, получен ли последний приказ и как он выполняется.

– Товарищ начальник, докладывает майор Горчаков, – послышалось в трубке. – Я нахожусь здесь как представитель штаба нашей дивизии. Потребительные отряды уже выступают, они скоро будут на месте.

Мажирин позвонил в милицию.

– Товарищ комендант, через час все будет выполнено, – заверил оперативный дежурный.

– А вы мои заречные координаты знаете?

– Знаем, товарищ комендант.

Мажирин позвонил на КП дивизии и сказал:

– Комиссар, Вагину подкрепление не посылай. Пусть он с боем отходит на Борисполь. На КП все приведи в наивысшую боевую готовность. Борисову прикажи снять городские караулы. Я сейчас побываю у армейских начальников и постараюсь кое-что уточнить.

Мажирин решил немедленно ехать в штаб Тридцать седьмой армии. Он вышел в коридор. Двери в пустых кабинетах были открыты. Там раздавались то короткие, то продолжительные звонки. Внезапно все телефоны смолкли. В длинном коридоре погасли плафоны и, словно в туннеле, таинственно замерцали одинокие синие глазки. Огромное здание наполнилось сумеречной тишиной.

– Давай в штаб армии, – садясь в машину, сказал полковник. Мажирин еще надеялся, что штаб не успел передислоцироваться.

Они быстро подкатили к зданию с большими белыми колоннами. Мажирин толкнул дубовую дверь:

– Дежурный!

– …урный… – ответило эхо.

Он снял телефонную трубку. Ни звука.

Мажирин поднялся по крутой мраморной лестнице и заглянул в оперативный отдел – там уже никого не было. Зашел в кабинет командующего – то же.

Вдруг электрический свет замигал и погас. Все окна были занавешены, и комендант ощупью стал пробираться по темному коридору к выходу.

Тугая пружина с шумом захлопнула дверь. В сквере робко шелестела листва. Город был темен и тих.

– А теперь куда, товарищ комдив?

– Поедем по караулам. Начнем с Государственного банка.

Никогда еще Иван Бугай не ездил по ночным улицам Киева с такой бешеной скоростью. Свист ветра, шуршание шин. И вот уже у ворот Госбанка звучит сигнал автомобиля.

Выслушав рапорт начальника охраны Госбанка, Мажирин поспешил на «Арсенал». Потом он заглянул на водокачку. Всюду снимались караулы. Бойцы молча выходили из помещений, строились. Везде звучала одна и та же команда:

– По машинам!

«Эмка» коменданта спустилась на Бессарабку и по бульвару Шевченко помчалась на авиазавод. Слева, за невысокой оградой, мелькали молодые тополя, справа шапки старых каштанов сливались с темной громадой домов.

На широкой площади густые ряды стальных рогаток, мешки с песком и проволочные заграждения заставили Ивана сбавить скорость. Машина осторожно выбралась из лабиринта укреплений. Зеленоватая стрелка снова поползла вверх.

У ворот авиазавода Бугай заметил знакомый грузовик и подкатил к нему. Переговорив с начальником караула, Мажирин велел Ивану ехать на городскую электростанцию. И тот снова на предельной скорости повел машину через лесистый Сырец на Подол.

Комендант подоспел в последнюю минуту. Охрана уже покидала электростанцию, и тут выяснилось, что на подстанции забыт небольшой караул. Мажирин помчался туда, снял посты. Потом он встретился с начальником охраны Подольского моста и приказал ему немедленно перевести передовой отряд на левый берег Днепра.

Светало. На горе из мрака и зелени выступал чугунный Владимир. Над ним на большой высоте мелькал в тучках вражеский самолет-разведчик. Мажирин возвращался на свой командный пункт встревоженный. Где же штаб армии? Что там у Вагина? Свободна ли дорога на Борисполь? Если в этом городе и нет противника, то нам все равно придется с боями пробиваться на восток. Нарком не напрасно сказал: «Обстановка – слоеный пирог».

Резкий, мгновенно нарастающий свист прервал его мысли. На площади разорвался снаряд. Осколки, высекая искры, со скрежетом пронеслись по мостовой. Мажирин взглянул на Крещатик. Вдали посреди улицы чернел какой-то бугор. Над ним взметнулось пламя.

Иван рванул машину вправо, потом влево. Танковая пушка ударила снова. Бугай сделал несколько замысловатых поворотов и укрылся за домом.

– Молодец, ушел.

– Ну кто бы мог подумать, товарищ полковник? Прямо, в центре города… – Иван поправил съехавшую набок фуражку и помчался к Днепру.

Занималась заря. Она еще скупо освещала луга. Ее розоватый отсвет отражался только в дальних заливах. Днепр под горой был холодным и тусклым. За поворотом показались отходящие войска, потом колонны железнодорожников, заводских рабочих, портовиков, небольшие отряды матросов и толпы, толпы беженцев.

Куда идут эти люди с малышами на руках, с котомками и плетеными корзинами за плечами? Мажирин присматривался к ним. Они шли на восток целыми семьями, и никто даже не подозревал, что за Днепром надвинулась беда – враг сомкнул танковые клещи, и теперь всем защитникам Киева придется выходить из окружения, и у каждого человека сложится своя трудная судьба.

Покидая город, Мажирин и сам не хотел верить в эту страшную, внезапно нагрянувшую беду. Сейчас все его заботы сводились к главному – установить связь со штабом армии и выяснить оперативную обстановку.

За Дарницким мостом, на пустырях Корчеватого, послышалась перестрелка. Она вспыхнула, как хворост, облитый бензином, и сразу усилилась – перешла в бой.

Мажирин велел шоферу ехать быстрей. Регулировщики, издали заметив «эмку» комдива, давали ей зеленый свет.

Блеснул первый солнечный луч, когда «эмка», пролетев по Цепному мосту, свернула на песчаную дорогу и скрылась в лозах. Мажирин снова был на своем КП. Комиссар и начальник штаба поджидали его в блиндаже.

– Мы здесь тревожились, Федор. По улицам Киева вражеские танки разгуливают.

– Один из них «эмку» обстрелял. Но Иван Бугай не растерялся… – Комдив повесил на гвоздь фуражку и добавил: – Давайте, товарищи, подумаем, как нам быть… Слышите, немцы рвутся к мостам. – Он сел на лавку и рассказал о своей встрече с наркомом.

Мажирин был донским казаком-чоновцем и от отца – уроженца Березовской станицы – унаследовал выдержку и спокойствие воина. Комдив был молод, сероглаз и, как заправский казак, носил пышный чуб.

Напротив Мажирина за столиком попыхивал самокруткой комиссар дивизии Павел Коновалов. Его смуглое лицо было напряженным. Широкие черные брови сошлись у переносицы. Он о чем-то думал, положив на оперативную карту большие крепкие кулаки. В юности Коновалов работал молотобойцем на Балтийском заводе, и во всей дивизии не было человека, который смог бы помериться с ним силой – дальше толкнуть ядро, метнуть диск или ловко подбросить и поймать на лету двухпудовую гирю.

Рядом с Коноваловым сидел худощавый, быстрый, энергичный начальник штаба Руднев. Он командовал эскадроном в Первой Конной армии, и за отвагу ВЦИК наградил его орденом Красного Знамени. Руднев гордился этой наградой и носил орден по-буденновски – из-под эмали чуть виднелась кайма красного шелка и внизу красовался маленький бантик.

Начальник штаба пригладил ладонью непокорные рыжие вихры и сказал:

– Пока вы, товарищ комдив, находились в городе, наше положение значительно ухудшилось. Вагин вместе с моряками Пинской флотилии в тяжелых условиях отступает на Борисполь. Противник преследует его по пятам. Силы там, конечно, не равные, и фашистские танки могут вырваться вперед. Я попытался связаться со штабом армии и попросить подкрепление, но он уже на колесах.

– Командарм приказал зенитным батареям сняться с позиций. На рассвете они ушли. У нас осталось четыре орудия. Вот и все артиллерийское прикрытие, – вставил комиссар.

– На правом берегу Днепра наши заслоны вооружены только станковыми пулеметами – оказать серьезное сопротивление вражеским танкам они не смогут. Нам надо быть начеку: немцы – мастера пристраиваться к чужим колоннам. Вспомните Окуниновский мост на Днепре. Там гитлеровские танки появились вместе с нашими подводами и грузовиками. Все спуталось, перемешалось, пошла неразбериха, и подрывники не успели взорвать мост. – Начштаба прислушался к перестрелке. – Да… наседают.

– Признаться, я все время думаю о подрывниках майора Малявкина… Как они сработают? – снова вставил комиссар.

– Они не подвели нас на Припяти и Тетереве. Здесь тоже сработают. В железнодорожном батальоне надежные минеры. Сейчас мы должны побыстрей пропустить колонны, прекратить на мостах всякое движение и действовать по обстановке, – сказал Мажирин.

В десять часов утра регулировщики и часовые покинули все мосты. Был жаркий, безветренный сентябрьский день. Мажирин в бинокль осматривал днепровские кручи. В пожелтевших каштановых парках дозоры флажками подавали сигналы. Наши части с боями отходили к Днепру. Гитлеровцы приближались к мостам. Внизу, под кручами, река покачивала флотилию лодок, приготовленную саперами для отступающих войск.

Мажирин с удивлением посматривал на притихшие мосты. Почти три месяца он прислушивался к ним. Война отзывалась на железобетонных громадинах каким-то особым эхом. Перестук колес, гудки паровозов и скрип тормозов – все имело свой ритм, свои тайные голоса, и по ним он мог даже определить: успех или вновь неудача на фронте. Мосты, не знавшие круглые сутки покоя, вдруг опустели и, словно вместе со своей тенью, погрузились в омуты Днепра.

Подрывники ждали сигнала комдива, но он все еще медлил… Может быть, в последнюю минуту изменится обстановка? Придет шифрованная радиограмма с новыми, дополнительными распоряжениями? У нас имеются резервные силы! Они где-то близко, на подходе… С болью в душе он продолжал посматривать на мосты. Днепр казался сонным, нежно-серебристым. Он медленно нес свои воды. Вдали, на Трухановом острове, одиноко зеленела гряда кучерявых верб.

– Пора, Федор… Ты слышишь, как заливаются пулеметы?!

– Слышу…

– Давай приказ. Время пришло. Дозоры на кручах тревогу бьют. Теперь медлить нельзя. – Коновалов спустился к реке, снял каску. – Попьем на прощание водицы, чтоб снова увидеть Днепр.

Комиссар и комдив стояли на берегу, черпая касками воду. Потом они поднялись по тропинке на песчаный бугор и, прислушиваясь к перестрелке, вошли в блиндаж.

– Дайте зеленую! – Мажирин мельком взглянул на часы. «Как незаметно промелькнуло время. Ровно два. Все кончено», – подумал он.

– Есть, зеленую, товарищ комдив! – Молоденький лейтенант схватил ракетницу и, взбегая по дощатым ступенькам, зацокал железными подковками.

Мажирин приблизился к амбразуре. Высоко в небе сверкнула зеленая россыпь огней и превратилась в струистый белесый дымок. В ответ над Цепным мостом взлетела красная ракета.

– Все готово, товарищ комдив. Можно начинать? – спросил молоденький лейтенант, спускаясь в блиндаж.

– Да, можно…

Лейтенант подошел к столику, на котором стояла подрывная электрическая машинка. Она напоминала маленький телефонный аппарат. Лейтенант взялся за никелированную ручку и, застыв, невольно взглянул на комдива.

Мажирин кивнул. У него учащенно забилось сердце.

«Взлетит или не взлетит?»

Подрывник крутнул ручку.

Посредине Цепного моста сверкнула яркая молния; казалось, она ударила из глубин Днепра – и сильный огненный всплеск, сломав мосту хребет, подбросил вверх на добрую сотню метров железные фермы. Они рухнули в Днепр с такой силой, что его вспененные воды расступились и Мажирин на мгновение увидел песчаное дно. В реку полетели глыбы бетона, куски железа, камни. Вода вскипала и бурлила. Над стремниной вровень с лаврской колокольней стояла черная стена дыма.

На юге красной звездочкой мелькнула и погасла ракета.

– Дарницкий мост готов к взрыву, – доложил лейтенант.

Мажирин взмахнул рукой. Через минуту снова послышался грохот, похожий на горный обвал.

Комдив вышел из блиндажа. Над Подольским мостом взлетела третья сигнальная ракета. От тяжелого удара качнулась земля, и в клубах дыма исчезли дальние кручи.

Днепр стал мутным, как в половодье. Над ним причудливо вздыбилось искореженное железо. Словно гнилые клыки какого-то чудовища, торчали закопченные искалеченные устои Цепного моста. Вода там неистово шумела и пенилась.

Мажирин вскинул бинокль. Небольшие отряды спускались к Днепру. Уже отчаливали первые лодки. Перестрелка прекратилась, и комдив сейчас опасался тишины. В эту минуту противник совершал бросок, он мог появиться на кручах с артиллерией и помешать переправе войск. Теперь все решала быстрота, выучка гребцов. Саперы работали четко, и вскоре под днищами лодок заскрипел песок.

Отступающим отрядам повезло. Противник поздно появился на кручах. Он открыл беглый минометный огонь, когда уже к отмели приблизились последние три лодки. Бойцы спрыгнули на песчаную косу и стремительными перебежками вышли из-под обстрела. Окопы были недалеко, и все поначалу обошлось благополучно.

Но через несколько минут с круч загремели артиллерийские батареи. Тяжелые пушки сосредоточили огонь на тенистой Дарнице. Запылали деревянные домики и кроны сосен. Дым по высоким буграм потянулся к Днепру. Противник мстил за взорванные мосты.

Командный пункт сильно пострадал от обстрела. В дымном ельнике уцелел только блиндаж начальника штаба. Руднев с нетерпением поджидал комдива и комиссара. Когда они спустились в блиндаж, он чиркнул спичкой и сказал:

– По своей должности начальник штаба обязан вносить предложения, а потом воля ваша, товарищи, принять их или отвергнуть.

– Что же вы предлагаете?

– Пробиваться на восток, товарищ комиссар.

– Нарком приказал мне действовать согласно обстановке. Решено, пойдем на прорыв, – сказал Мажирин.

В густых сумерках стрелковые батальоны покинули окопы. На своих позициях остались пулеметные расчеты и артиллеристы. Они прикрывали отход. На полуторки погрузили раненых, потом боеприпасы и продовольствие. Колонны машин незаметно для противника выбрались из высоких лоз на шоссе. Всю ночь пехотные подразделения совершали марш и сосредоточились в Дарницком лесу, в пяти километрах от Борисполя.

Наступил рассвет двадцатого сентября. Боевые заслоны, оставленные комдивом у реки, нагнали главные силы. Бойцы принесли весть: противник продолжает обстреливать левый берег, но не спешит форсировать Днепр.

Взошло большое красное солнце. По шоссе двигались густые толпы беженцев. Шли железнодорожники, моряки Пинской флотилии, саперы.

На опушке леса Мажирин со штабными командирами осматривал местность. Впереди желтело широкое поле. Вдали над верхушками серебристых тополей возвышались железные крыши Борисполя. Справа, на аэродроме, сновали бензозаправщики, возле самолетов суетились люди. Слева на железнодорожной ветке зеленели новенькие вагоны санитарных поездов. Иногда на ступеньках мелькали белые халаты.

«Как же здесь очутились эти поезда? Застряли! Эх, не успели проскочить…» – Утренняя тишина казалась Мажирину подозрительной. Не появится ли неожиданно враг? Ночью сильно поредевший полк Вагина под нажимом фашистских танков отошел в неизвестном направлении, и установить с ним связь не удалось… Противник близко, он где-то рядом, и схватка неизбежна!

Комдив прислушался. В лесу тихо-тихо. В поле ни выстрела, ни ракеты. Даже не гремит отдаленная канонада и не долетают раскаты бомбежки. Только на шоссе стучат и стучат колеса.

– Двигаться на Борисполь в боевых порядках, – предупредил Мажирин штабных командиров.

До города оставалось не больше двух километров, когда он заметил на левом фланге отступающую цепь боевого охранения. Мажирин бросился к бойцам.

– Стой! В чем дело?

– Смотрите… немецкие танки…

– Куда вы?! Почему не стреляете?!

– Нельзя… Они, черти, нашими ранеными прикрылись… Как же по своим бить?! – на ходу оправдывались бойцы.

– Ложись! Занимай оборону! Готовь гранаты! – Мажирин вскинул бинокль.

Из вагонов в одном белье выскакивали раненые. Поддерживая друг друга, они спешили укрыться в лесу. А за ними, пока не открывая огня, медленно ползли черные приземистые танки. В клубах синеватого дыма молодцевато шагали немецкие автоматчики с засученными по локоть рукавами.

Едва Мажирин успел окинуть взглядом рокочущее моторами поле и насчитать пятнадцать танков, как к нему подбежал связист:

– Товарищ комдив, наша радиостанция попала в плен. Въехала в город, а там засада… Смотрите, на правом фланге новая опасность: фашисты занимают Бориспольский аэродром.

Из-за дальних белых домиков действительно показалось еще восемь черных приземистых танков. Какой-то летчик взлетел под пулеметным огнем и пошел на бреющем. Краснозвездный «ястребок» слился с темной полоской леса.

«Храбрец!» – подумал комдив и перевел взгляд на шоссе. Там, совершенно не подозревая об опасности, в походной колонне шел зенитный дивизион. Мажирин бросился к артиллеристам.

– Все к бою! Появились немецкие танки. Занимайте оборону.

Командир дивизиона, молодой расторопный майор, подал команду. В течение нескольких секунд на обочине в кустах развернулись зенитки.

Гул моторов усилился. Из всех верхних люков почти по пояс высунулись немецкие танкисты. Они подают разноцветными флажками сигналы. Над башней головного танка мелькнул огонь. В лесу отозвалось эхо первого выстрела, и все танковые пушки выбросили пламя.

В разные стороны метнулись белые халаты. Послышались крики и стоны, но их заглушили пулеметные очереди. Из каких-то незаметных лощинок хлынули толпы беженцев и очутились под жерлами танковых пушек.

Башенные стрелки открыли безжалостный кинжальный огонь. Люди, бросая пожитки и прижимая к груди детей, побежали по огненному полю.