Текст книги "Полюшко-поле"

Автор книги: Виктор Кондратенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

17

Звонко щелкая шпорами и поигрывая неизменным красно-синим карандашиком, командующий сухопутными войсками фельдмаршал фон Браухич привычно скользил по ковру вдоль огромного стола, с гордостью поглядывая на детище генерального штаба – оперативную карту, так тщательно и с таким вдохновением подготовленную генерал-полковником Гальдером для похода на красную Москву. Браухич не сомневался в том, что каждый штрих на карте – это уже история вермахта, знак прозорливости руководства генштаба, блеск оперативного замысла, увековечение для потомства грандиозной по своему размаху операции «Тайфун».

Пока немецкие войска после внушительной победы под Киевом занимали новые исходные позиции, сам стратег Германии Браухич, казалось, кружился в вихре будущего «Тайфуна». Мечты о походе, штурме и взятии цитадели мирового коммунизма рассеивали пороховой дым над полями будущих сражений и несли его на двух могучих крыльях блицкрига: танках и авиации – к главной цели: победе. Наконец-то после долгих колебаний и споров Гитлер сделал смелый шаг: пошел навстречу руководству генштаба и в обращении к войскам заявил: «Вся подготовка к атаке на Москву, насколько это было в человеческих силах, закончена. Сегодня начинается последняя, решающая битва этого года».

По мнению Браухича, генеральное наступление на столицу большевиков имело стопроцентную перспективу на успех. После всестороннего обмена мнениями с Гальдером и Хойзингером, точного анализа сложившейся обстановки с Боком, Леебом и Рундштедтом командующий сухопутными войсками воспрянул духом. Трезвая оценка событий пока исключала главную опасность: войну на два фронта. Время продолжало работать на Германию, и по отношению к России можно было применить испытанную стратегию «буйвола», навалиться всеми вооруженными силами. Так уже навалились на Польшу, Данию, Норвегию, Голландию, били поодиночке Бельгию, Францию, Югославию и Грецию.

Западная граница не вызывала тревоги у Браухича. Откроют ли союзники России незамедлительно второй фронт? На этот вопрос опытный руководитель разведки адмирал Канарис давал отрицательный ответ. Вспомнив недавнее заявление министра иностранных дел Великобритании Идена о том, что «британское правительство думает о десантах во Францию», фельдмаршал невольно усмехнулся: «И это после Дюнкерка?!» Но дело, конечно, не только в поражении английских войск на побережье Ла-Манша. В основе политических систем России, Великобритании и США таятся самые непримиримые противоречия, и они сведут на нет согласованность действий и надежный союз антигерманской коалиции. Эти противоречия спасут «третью империю». В Англии есть верные друзья рейха, и на страницах влиятельных лондонских газет уже звучит их голос: «Русские тайно стремятся к победе международного коммунизма». Не дремлют и заокеанские единомышленники в радиовещательных кампаниях. «Союз с большевистской Россией – временный брак по расчету», – уверяют они жителей американской столицы.

Скоро наступит тот желанный час, когда союз России, Англии и США развалится.

Отличный знаток военной истории, Браухич с юных лет горячо обожал своего кумира Фридриха II. Прусскому королю старался подражать и фюрер империи Гитлер. Опыт Семилетней войны наталкивал Браухича на одну очень нужную мысль: «Фридрих II, как никто из германских полководцев, умел всегда использовать несогласованные боевые действия противостоящей Пруссии коалиции. Кончина императрицы Елизаветы в корне изменила русскую внешнюю политику, спасла тогда Пруссию от военной катастрофы. То благодатное чудо свершилось в далекие медлительные времена. А в наш бурный век, когда политика меняется с быстротой морского ветра, каждый день может принести новые веяния и перемены».

Так думал командующий немецкими сухопутными войсками Вальтер фон Браухич, приглаживая ладонью ежик седеющих волос и медленно двигаясь вокруг стола, на котором красовалась оперативная карта, подготовленная генерал-полковником Гальдером по всем правилам штабного искусства.

Согласно разработанной операции на севере фельдмаршалу Леебу ставились задачи: завершить окружение Ленинграда, добиться его капитуляции; принудить к сдаче красный Балтийский флот, соединиться у Онежского озера с финнами и в дальнейшем развить наступление на Череповец и Вологду.

На главном – московском – направлении фельдмаршал Бок должен был захватить русскую столицу – сердце и мозг Советской страны – и потом нанести удар на Горький и южнее Москвы – на Елец, Пензу и Куйбышев.

А на ростовском – Герд фон Рундштедт, один из старейших в армии генералов, совершал прыжок барса на Северный Кавказ и в сторону Баку – к источникам нефти.

Тридцатого сентября в пять часов тридцать минут на участке Жуковка – Шостка Вторая танковая группа Гудериана, подкрепленная резервами и переименованная в армию, наносила удар по войскам Брянского фронта. А второго октября из районов севернее Духовщины и восточнее Рославля фон Бок приводил в движение основные силы группы армий «Центр» и мощными ударами прорывал оборону двух русских фронтов – Западного и Резервного.

В России стояли ясные солнечные дни, но прохладные и ветреные. В осенних полях и перелесках ждала сигнала к атаке миллионная немецкая пехота. Девятнадцать тысяч четыреста пятьдесят орудий и минометов были наведены на окопы красных. Тысяча семьсот танков и штурмовых орудий заняли исходные позиции, приготовились устремиться в глубину русской обороны. Командующий Вторым воздушным флотом генерал-фельдмаршал Кессельринг начинал битву на полчаса раньше наземных войск, и его девятьсот самолетов уже стартовали со взлетных площадок.

Сравнивая по свежим сводкам разведывательного управления соотношение русских и немецких сил, Браухич видел явное превосходство германского оружия. Он ликовал: «У нас больше танков на целую тысячу. Это сила! У красных только девять тысяч орудий, и в численности пехоты они уступают нам. Очень хорошо!» В эту минуту он забывал об огромных потерях на Восточном фронте и не хотел даже думать о том, что уже полмиллиона его соотечественников заплатили своей жизнью за планы немецкого генштаба.

Сигара догорела. Браухич бросил в хрустальную пепельницу окурок и сказал:

– Общее впечатление отрадное. Подготовка операции продумана. Генералы хорошо проинструктированы и отлично настроены.

Длинноносый, похожий в профиль на дятла, Гальдер, не спуская глаз с бронзовых стрелок больших старинных часов, откинулся на спинку кожаного дивана:

– «Тайфун» динамичен и дальнобоен… – Он вскочил, вытянулся, как на параде. – Час наступил! Танки Гудериана двинулись на Москву.

Браухич тоже застыл. Он словно прислушивался в тишине рабочего кабинета к басу батарей.

Весь день Гальдер созванивался с Гудерианом. После каждого телефонного разговора лицо начальника генштаба расплывалось в улыбке. Весьма отрадная обстановка складывалась к югу от Брянска, она предвещала несомненный успех. К вечеру, несмотря на отчаянное сопротивление русских, танки Гудериана протаранили их оборону и вышли на оперативный простор. В бреши Брянского фронта устремилась немецкая мотопехота, и над его двумя армиями – Третьей и Тринадцатой – нависла реальная угроза окружения.

– Не останавливаться, впереди Москва! – вот девиз Гудериана. Хорошо пошел Гудериан, хорошо! – переставляя на карте флажки, сиял Гальдер.

– «Тайфун» в действии… – Браухич гордо поднял голову. – Фюрер должен понять одну непреклонную истину: генеральный штаб никогда не ошибается.

Фельдмаршал не сомневался в том, что его очередной обзор военных действий вызовет в имперской канцелярии бурную радость. Гитлер несомненно воскликнет: «Докладывайте, господин генерал-фельдмаршал фон Браухич, докладывайте, мне очень приятно слушать ваши слова. – И, скрестив на груди руки, фюрер поднимет к небу глаза: – В стремительном шаге на Восток я вижу знак провидения». Дальше фельдмаршал подумал: «Не пройдет и двух недель, как я смогу произнести на докладе у фюрера историческую фразу: «Мы у стен Москвы».

Поздно ночью обласканный в имперской канцелярии верховным главнокомандующим и упоенный успехом наступающих войск Браухич покинул затемненный Берлин. На загородной вилле он долго стоял в зарослях пальм перед огромным зеркалом в стиле ампир. С противоположной стены из овальной золоченой рамы смотрел на него Фридрих II. Король сидел на барабане под могучим дубом, в широкополой шляпе с пушистым белым пером. Комья походной грязи покрывали его мундир и ботфорты. На груди сиял большой, с чайное блюдце, усыпанный бриллиантами орден, и в центре его парил черный орел. В крепкой жилистой руке великий король держал не шпагу, а толстую сучковатую палку.

«Черт побери, это что, насмешка? Или оплошность художника?» – пристально всматриваясь в портрет, негодовал Браухич.

Его с давних пор раздражала выдвинутая на первый план дурацкая палка. Не раз он собирался пригласить из музея опытного реставратора и убрать эту ненужную деталь, но все откладывал, боясь испортить старинный портрет.

Утром, позвонив Гальдеру и сославшись на легкое недомогание, фельдмаршал провел весь день на своей загородной вилле, вскрывая новую партию ящиков с редкими книгами и рукописями, присланными ему доверенными лицами из оккупированных городов. Утомленный долгим разбором редких манускриптов, он позволил себе неслыханную роскошь – отсыпался целых двенадцать часов, положив на телефон пуховую подушку.

Но все-таки его разбудили продолжительные звонки. Неутомимый Гальдер доложил об успешном продвижении Гудериана и напомнил, что до атаки главных сил фон Бока осталось два часа.

«Чем порадует Бок?» – надевая парадный мундир, вертелся фельдмаршал в пальмовых зарослях перед зеркалом. И опять ему бросилась в глаза ненавистная палка. «Боже мой, да ведь это явная насмешка над великим королем. Как я раньше не сообразил: у Фридриха II все держится на палочной дисциплине». Спеша к автомобилю, он сделал на листке настольного календаря беглую запись:

«Внимание! Немедленно пригласить реставратора».

Но прошла неделя, а реставратор так и не появился на фельдмаршальской вилле. Внимание Браухича приковали к себе события на Восточном фронте.

На главных направлениях Бок нанес мощные удары по войскам Западного и Резервного фронтов. Из районов севернее Духовщины и восточнее Рославля танковые колонны начали марш на Москву. Захватывались крупные русские города. Каждую ночь Браухич, по меткому замечанию доктора Геббельса, приносил в имперскую канцелярию пальмовую ветвь победы.

Доклады командующего сухопутными войсками вызывали у Гитлера восторг. Скрестив на груди руки, он восклицал:

– Господа, кто атакует, тот выигрывает!

Атакующие войска всеми силами стремились развить успех. Приверженец риска, энергичный Бок рвался к Москве. На всех направлениях он играл с русскими ва-банк. Браухич понимал его стремление. Слишком велико было желание захватить прославленный город и увенчать себя лавровым венком победителя.

После очередных телефонных переговоров с командующими армиями верный помощник Браухича Гальдер возвестил:

– Операция «Тайфун» развивается почти классически.

Помогая Гальдеру переставлять на оперативной карте флажки, Хойзингер произнес:

– На мой взгляд, сражение, развернувшееся на фронте группы армий «Центр», уже приняло самую настоящую классическую форму. Захвачен Брянск, взят Орел, мы угрожаем оружейной Туле. А сегодня танковая группа Гепнера соединилась с танковой группой Гота. В районе Вязьмы окружены четыре русские армии. Это блеск оперативного искусства. – От радости он выкрикнул: – Девятнадцатая, Двадцатая, Двадцать четвертая и Тридцать вторая армии Западного и Резервного фронтов в котле!

– Пожалуй, вы правы, – согласился Гальдер. – Брянский фронт рассечен на три части, две его армии спасаются в дремучих лесах. Возможно, они выскользнут из мешка тайными тропами, но потеряют в дебрях все тяжелое вооружение. Можно поставить нашей стратегии еще один плюс: три армии правого крыла Западного фронта оттеснены на рубеж Осташков – Сычевка. И там вот-вот возникнет кризисная для красных обстановка.

– Господа, как по-вашему, сколько еще дней протянут красные в мешке под Вязьмой? – спросил Браухич.

– Все зависит от стойкости окруженных войск и распорядительности их командиров. Но в кольце действуют и другие факторы: наличие боеприпасов и продовольствия. Русская артиллерия ведет слабый огонь. Я глубоко убежден: пройдет два-три дня, и красные сложат оружие.

Через неделю немецкие войска ворвались в Калинин. «Тайфун» распростер свои огненные крылья на огромном пространстве. Он ревел танковыми моторами, выл бомбами, в зареве пожарищ громыхал залпами артиллерийских дивизионов на полях Московской, Смоленской, Тульской, Калининской, Калужской, Великолукской областей.

«Двести пятьдесят километров прошли наши войска в своем беспримерном наступательном порыве», – шагая по оперативной карте циркулем, торжествовал Браухич.

Берлинское радио уже трижды передавало согласованное с генеральным штабом экстренное сообщение:

– Германское командование будет рассматривать Москву как свою главную цель даже в том случае, если Сталин попытается перенести центр тяжести военных операций в другое место. Германские круги заявляют, что наступление на столицу большевиков продвинулось так далеко, что уже в скором времени можно будет рассматривать внутреннюю часть города Москвы через хороший бинокль.

– Мы готовимся в бинокль рассматривать Москву, а вот окруженные под Вязьмой русские стоят. Они ведут ожесточенную борьбу и даже не думают сдаваться в плен. Ваш прогноз, Хойзингер, не оправдался, – просматривая донесения, впервые за все дни операции «Тайфун» нахмурил тонкие бровки Браухич.

– Это какое-то библейское чудо, господин фельдмаршал. – Хойзингер снял телефонную трубку. – Гот на проводе. Интересно, что он скажет?

В трубке потрескивало. Словно из могилы, звучал глухой, искаженный далеким расстоянием голос Гота:

– В полночь поднялась метель… Земля засыпана снегом… Разведанные объезды превратились в трясину… Танки берут на буксир колесные машины. Мы движемся буквально на последних каплях бензина, а сопротивление русских усиливается.

Телефонная связь с Готом неожиданно прервалась. Выругав связистов, Хойзингер опустился в кресло:

– Я недавно вел переговоры с Гудерианом. Тула оказалась слишком крепким орешком. Сопротивление русских заметно усилилось и на южном крыле фронта группы армий «Центр». Гудериан вдобавок жалуется: проливные дожди делают непроходимой даже главную дорогу. На преодоление участка в семь километров грузовики тратят шесть часов. Теперь ясно: мы слишком задержались у стен Киева и Смоленска и… попали в объятия осенней распутицы.

Морща высокий лоб, Браухич продолжал просматривать донесения.

– Скажем прямо, на фронте собачья жизнь… – В его руках, словно опавшие листья, шелестели бумажные листки. – Дождались погодки… Сильный дождь. Резкий северо-западный ветер. Небольшой снегопад. Оттепель. Мороз, безоблачно. Снова дождь. Ясно и морозно. Гололед. Метель. Да-а… Не хватает только грома и молнии… – Склонившись над оперативной картой, фельдмаршал метнул недовольный взгляд на флажки под Ельней. – Было извержение вулкана, и вот уже остывающая лава и пепел… Дело тут не в скверной погоде… Перелистайте метеорологические сводки и вы, господа, убедитесь: трескучих морозов пока на Востоке нет. Птицы замерзают на лету только в статьях доктора Геббельса. Министр пропаганды выдумал для доверчивых бюргеров русского воеводу-мороза. Это, господа, превосходный газетный трюк. Седобровый дед-мороз взмахнул своей ледяной палицей – и вот на фронте заминки. Но я совершенно иначе смотрю на досадные события. Наше наступление на Москву затормозил не Мороз Красный нос… Русские противоборствуют. Они отражают натиск лучших германских дивизий. Значит, у них есть резервы! Господа, я прошу ответить на главный вопрос: есть ли у красных дополнительные силы?

– Не может быть и речи о каком-то серьезном резерве сил.

Начальника оперативного отдела генштаба поддержал Гальдер:

– Хойзингер прав. Хорошо обученных и снаряженных резервных армий красные, конечно, не имеют. Однако в судорожном движении, предчувствуя крах, – я подчеркиваю, господа, – Москва может временно заштопать дыры на фронте фанатически настроенным народным ополчением.

Не обращая внимания на доводы своих сподвижников, Браухич задумчиво повторял по слогам одно и то же слово:

– Ре-зер-вы.

Фельдмаршал выпустил из ноздрей колечки дыма. Они растянулись и поплыли над оперативной картой вопросительными знаками.

По дороге на загородную виллу Браухич вспомнил о своей поездке в Россию в конце двадцатых годов. Советское правительство пригласило делегацию рейхсвера посетить Москву и любезно разрешило побывать на осенних маневрах Красной Армии. На больших тактических учениях он почти не отрывался от цейса: смотрел, запоминал, удивлялся. Генерал Браухич сравнивал тогда русскую армию с немецкой и приходил к убеждению: русские – непревзойденные мастера маскировки, стремительных атак и маршей, их пушки не уступают крупповским, а слаженность орудийных расчетов и точность огня удивительны. В гостинице «Бристоль», посматривая на древние стены Кремля, он дал интервью военным корреспондентам, похвалив красных бойцов.

Нет! Он не кривил душой. Возвратясь в Германию, он прочел для высшего офицерского круга лекцию о Красной Армии. Она вызвала на лицах слушателей снисходительно-недоверчивые улыбки. Браухич помнил свои заключительные слова: «Господа, как это ни прискорбно для нас, но факт остается фактом: новая, большевистская Россия располагает сейчас хорошо обученной и вооруженной армией. Скажу вам без преувеличения: эта армия – одна из самых грозных сил в современной Европе».

«Мы, кажется, страдаем постоянной недооценкой восточного противника. Это не только ошибка генштаба, но и политическая линия руководителей рейха», – подъезжая к вилле, размышлял фельдмаршал.

Ночью он никак не мог уснуть и долго ворочался на пуховой перине. Отзывы фронтовых генералов о русском вооружении не выходили из головы и лишали покоя.

«Разве можно спокойно уснуть, – сокрушался фельдмаршал, – если уральская тридцатьчетверка производит на фронте сенсацию? Гудериан назвал русский танк превосходным. Клейст подтвердил: Т-34 – лучший танк в мире. И вдобавок еще высоко оценил красную артиллерию: «катюши»! Нет, это ужасно… Даже великая Германия не имеет оружия, равного этим реактивным минометам». – Он вскочил, свесил ноги с дивана.

В камине разгорались и потрескивали поленья. Красные искры летели, словно стрелы «катюш». «Боже мой, за две-три минуты одна реактивная установка дает огневой залп, равный по силе шестнадцати крупным крупповским пушкам. «Бум-бум-бум…» Эти страшные залпы остановили нас на пути к Москве».

Он встал и никелированной кочергой разбросал в камине поленья. Они перестали потрескивать.

«Что делать? Наступать или же закрепляться на достигнутых рубежах? Как дальше вести войну? Как?!»

Он вздрогнул от крика ворона. Синело окно.

«Пора в Берлин. Все пока остается нерешенным… Но для себя на будущее надо взять за правило: большая осторожность является лучшей защитой. Как бы в этой ситуации фюрер не свалил всю вину за первые осечки Бока на мою голову!»

В генеральном штабе Браухича ждали неприятные вести. Под Вязьмой поредевшим русским войскам все-таки удалось выйти из окружения и присоединиться к главным силам.

Фельдмаршал швырнул на письменный стол донесения и, обращаясь к Гальдеру и Хойзингеру (которых он привык держать под рукой как главных помощников и советчиков), подошел к утыканной разноцветными флажками оперативной карте.

– Господа, если окинуть беспристрастным взором поле гигантской битвы, то можно прийти к весьма печальному выводу: «Тайфун» затихает. Два его могучих крыла – танки и авиация – словно затерялись в неизмеримых пространствах России. Это не просто провал операции… – Голос Браухича дрогнул: – Будем говорить начистоту: укрощение «Тайфуна» русскими может привести к срыву восточной кампании. Есть два слова, они весят тысячи тонн крови, огня и металла, их даже страшно произнести. Эти слова – крах блицкрига. – Фельдмаршал тотчас вскинул голову: – Однако не будем впадать в полное уныние, у нас еще достаточно сил и средств. Инициатива на стороне германских войск, и я позволю себе высказать мнение руководства генштаба на оперативную обстановку: мы безусловно являемся сторонниками дальнейшего наступления на Москву.

Гальдер с Хойзингером отвесили молчаливые поклоны, одобряя этим решение командующего сухопутными силами Германии.

– Господа, прежде чем строить дальнейшие планы, я хочу переговорить с фронтовыми генералами… На месте всегда видней, – добавил Браухич.

Через десять минут на другом конце провода отозвался простуженный фон Бок.

Он решительно настаивал после необходимой перегруппировки на продолжении наступления.

– Господин фельдмаршал, – хрипел и кашлял Бок, – когда обе стороны находятся на грани истощения, сторона, обладающая более сильной волей, решит исход сражения в свою пользу.

«Ультима-рацио – решительный аргумент. Бок сохраняет уверенность в победе», – мелькнула у Браухича мысль. На сердце стало совсем легко, когда Бок заверил:

– В глубине своего фронта русские не имеют никаких резервов и в этом отношении наверняка находятся в еще более худшем положении, чем мы.

Простившись с Боком, Браухич вызвал Гота и Гепнера. Командующие танковыми группами в один голос твердили по телефону:

– Россия понесла огромные потери. Вперед! Москву можно и нужно взять, бросив в бой все силы – до последнего гренадера.

Создатель новой школы механизированной маневренной войны командующий Второй танковой армией Гейнц Гудериан озадачил Браухича:

– Господин генерал-фельдмаршал, разрешите мне немедленно нанести непосредственный удар по Москве. Я берусь прорваться со своими танками к большевистской столице. Сопротивление Советов будет парализовано.

Но Браухич не поддался соблазну.

– Позвольте, позвольте, – подумав, запротестовал он. – У вас в тылу останутся красные войска. Они не станут дремать и помешают доставке бензина, боеприпасов и запасных частей. С фронта вы встретите упорное сопротивление. Нет, нет! В таких боевых условиях танковая армия быстро выдохнется и погибнет.

Потом связисты вызвали к телефону командующего группой армий «Юг».

После короткого обмена мнениями о дальнейшей стратегии на Восточном фронте Рундштедт прокричал в трубку:

– Если вы хотите знать мое окончательное мнение, то оно таково: я советую, прикрываясь сильными арьергардами, немедленно отвести войска на исходные позиции в Польшу.

Браухич не ждал такого ответа и буквально опешил:

– Вот как?.. Ну, а дальше что?

– Объявить тотальную мобилизацию.

На этом связь с Рундштедтом прервалась.

«Старик чудит на Азовском побережье», – хотел воскликнуть Хойзингер. Но удержался. Командующий сухопутными войсками был в тесных дружеских отношениях с Рундштедтом, и только благодаря связям и стараниям «старейшего генерала» судьба вознесла Браухича на столь высокий пост.

– Предложение Гудериана и рекомендации Рундштедта нам не подходят, – заметил Браухич и принялся просматривать секретные донесения о настроении рядовых. «Хватит маршировать на Восток», «Пора закрепляться на удобных позициях. Зимовать» – звучали солдатские голоса. К ним присоединялись многие командиры рот, батальонов и полков: «Надо остановиться».

Гнев охватил Браухича. «Хватит маршировать, да?! Остановиться, да?! – Фельдмаршал невольно вспомнил о толстой сучковатой палке Фридриха Великого. – Я вам, подлецы, покажу теплые квартиры!»

С какой бы охотой влетел он сейчас в блиндажи и окопы с этой увесистой королевской палкой и погнал бы все вшивое серо-зеленое стадо в атаку. «Я зря нападал на живописца. Очевидно, он был военным человеком и хорошо понимал душу прусской армии. Палка в руках великого короля – символ дисциплины».

К реальной оперативной обстановке его возвратил вкрадчивый голос Гальдера:

– Не надо предаваться пессимизму, господин фельдмаршал. На ряде направлений руководимые вами войска находятся менее чем в ста километрах от Москвы. Давайте посмотрим правде в глаза: октябрьские баталии губительны для русских и благоприятны для нас, немцев. Вы сами, господин командующий, изволили заметить, что инициативой на фронте по-прежнему владеем мы. Я прошу вас обратить особое внимание на авторитетное заявление фон Бока: в глубине русского фронта нет никаких резервов. Вещие слова! Еще один удар – и мы захватим Москву. – Начальник генштаба ноготком поскреб на груди золотой знак партии и с воодушевлением продолжал: – Вырисовывается ясный оперативный план: в центре мы сосредоточиваем пять армейских корпусов и активными действиями не позволяем русским армиям маневрировать против обходящих фланговых механизированных групп. Я убежден: на обоих крыльях охватывающий удар будет развиваться успешно и армейские корпуса смогут прорвать оборону Советов в направлении Звенигород – Наро-Фоминск – Серпухов.

– Я согласен, – воспрянул духом Браухич. Легче дышится. Сердце перестало покалывать. Он выпрямился: – Мы возьмем Москву. Это – вопрос воли!

В массивном пятиэтажном здании кипела напряженная круглосуточная работа. На Восточный фронт летели шифрованные приказы, дополнительные распоряжения и директивы. Не смолкали телефонные переговоры. Мозг фашистской армии – генштаб – готовил второе генеральное наступление на Москву. На подступах к советской столице шла срочная перегруппировка войск. На восток перебрасывались дивизии из Франции и Бельгии. Подтягивались тылы резервных частей. В прифронтовых лесах и селах возникали обнесенные колючей проволокой бесчисленные склады.

Немецкие коммуникации растянулись на тысячу километров и требовали усиленной охраны. На больших и малых дорогах действовали русские партизаны. Взрывы ломали мостам деревянные и железные хребты. Со скрежетом и грохотом становились на дыбы эшелоны. В немецких гарнизонах постоянно звучал сигнал тревоги и по ночам полыхали склады.

По мнению Браухича, только петля и пуля могли погасить факел партизанской войны. Фельдмаршал приказал не церемониться с местным мирным населением и в любых случаях давать полную свободу карательным отрядам.

Пока в тылу группы армий «Центр» втайне велись приготовления к ноябрьскому удару, передовые войска усиливали бои местного значения и занимали выгодные позиции.

Браухич лично следил за всей подготовкой к наступлению. Торопил, нервничал. Теперь он не покидал генерального штаба. Спал не больше четырех часов в сутки в своем рабочем кабинете. Сон не приносил покоя и даже утомлял стареющего фельдмаршала. Как назло, стратегу Германии постоянно снился скандальный бракоразводный процесс. Нелюбимая им жена, как фурия, влетала в кабинет. Ее костлявые, цепкие руки распахивали дверцы стальных сейфов, и оттуда цвета слоновой кости сыпались на пол редкие рукописи.

– Это мое, грабитель! – кричала старая карга.

– Отдай! – наступал фельдмаршал и с ужасом видел, как древние манускрипты моментально обугливались в руках старухи.

Невольное, мимолетное воспоминание о нелюбимой жене во время дневной работы над оперативным планом привело Браухича в бешенство:

– Проклятая старая, седая ведьма!

– О ком вы так отзываетесь, господин фельдмаршал? – застыл над картой удивленный Гальдер.

– О ком? О русской зиме, – быстро нашелся Браухич.

– А-а… – протянул Гальдер, продолжая о чем-то упорно думать. Вдруг он подбросил на ладони резинку: – Мне хочется воскликнуть: нашел! Взять Москву сейчас трудно. Мы только готовимся к штурму, но… кое-что предпринять, так сказать, в мировом масштабе можно!

Удивленный в свою очередь Браухич, посматривая на Гальдера, выжидал.

Начальник генштаба пояснил:

– Приближается день празднования годовщины Октябрьской революции. Сталин безусловно отдаст приказ провести традиционный парад на Красной площади. Это символ стойкости и веры в победу. Даже марши сводного оркестра, звучащие у Мавзолея Ленина, приобретают глубокий смысл, и не только для одного необъятного Советского Союза. Это призыв к борьбе, боевой сигнал к действию, и его услышат все, кто намерен еще сопротивляться новому порядку в Европе.

Браухич слушал внимательно. Сигара, положенная им на край хрустальной пепельницы, превратилась в серую палочку.

– Великолепно! – Он бросился к телефону: – Я позвоню Кессельрингу. Я прикажу ему не скупиться на число самолетов. Пусть пошлет лучшие бомбардировочные эскадры с отборными асами. Я готов пожертвовать даже сотней «юнкерсов». Зато загремит вся наша пресса и радиостанции Германии передадут сенсационное сообщение: «Разгон немецкой авиацией военного парада на Красной площади». Удачное воздушное нападение поднимет престиж вермахта.

Накануне праздника командующий Вторым воздушным флотом генерал-фельдмаршал Кессельринг провел пробный налет на Москву. Сорок семь «юнкерсов» не возвратились на свои базы. Однако группе немецких самолетов удалось прорваться в город и сбросить смертоносный груз.

Поставив на шифровке большую букву «В», командующий сухопутными войсками заметил:

– Удача у нас в руках. Через три дня даже Минин с Пожарским соскочат со своего постамента. Да поможет нам бог! Я уповаю на справедливость божию.

Вечером шестого ноября, вызвав к телефону Кессельринга, Браухич сказал:

– Господин фельдмаршал, меня тревожит прогноз погоды. Какая у вас там облачность? Высокая?! Отлично… Значит, воздушное нападение состоится…

В полночь позвонил Кессельринг и порадовал Браухича:

– Облачность по-прежнему высокая. Летать и бомбить можно.

В третьем часу ночи встревожился Гальдер:

– Что-то долго молчит Кессельринг. Надо проверить… – Посылая в телефонную трубку проклятия, он, как дятел, заклевал длинным носом. – Нам преподнесен отвратительный сюрприз, господин командующий: над Москвой снежный буран.

Браухич поспешно положил под язык успокаивающую сердце таблетку.

Гальдер спрятал в карман потухшую трубку.