Текст книги "Голубые дороги"

Автор книги: Виктор Митрошенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Самолет доверял воздуху, им дышал, опирался на него. Воздух держал эту гигантскую машину, подставлял свои невидимые плечи для опоры, толчка, служил лестницей для подъема на высоту.

Высота десять метров.

Этот полет дгециальный, испытательный. Экипаж в воздухе семь секунд. Еще никто не знает о том, что уже началось испытание не самолета, а экипажа: на выносливость, подготовленность, мужество.

На высоте двести метров первый робкий намек на случившееся:

 – Командир, что‑то трясет?

Это сказал штурман–испытатель подполковник Юрий Ловков, ощутив вибрацию корпуса.

И тотчас в наушники ворвался тревожный голос земли:

 – Иволга, посмотрите температуру.

 – Барс, температура нормальная, – отвечает борт.

Летчик–испытатель Василий Капорцев докладывает:

 – Командир, шасси не убирается.

 – Подождите, ребята, сейчас разберемся.

И земля поняла, она знала, что гак спокойно Иванов обращается к своему экипажу только в очень сложной обстановке.

 – Иволга, как табло?

Табло «пожар двигателей» погасло.

 – Иволга, уберите форсаж.

 – Барс, вас понял, форсаж убрал. Сейчас пройду около вас.

Машина, рванувшаяся ввысь, прекратила свой стремительный подъем и теперь, будто раненая птица, на малой высоте кружилась, отыскивая площадку для посадки.

Иванов, не уменьшая обороты двигателей, не прекращая радиоразговора с землей, делал правый разворот, чтобы уйти от города, не дать самолету свалиться на людей, пройти у командно–диспетчерского пункта для внешнего визуального осмотра машины.

До КДП [5]5
  КДП – командно–диспетчерский пункт.


[Закрыть]четыре секунды лета. Молчит земля, молчит экипаж. Бортовой магнитофон фиксирует паузу. Он записывает все слова экипажа, его состояние, темп работы на борту. Позднее лента донесет до нас жестокую правду.

 – Иволга, – говорит руководитель полетов, – наберите высоту не менее двух тысяч метров. У вас пожар в двигательном отсеке. Примените пожаротушение и приготовьтесь к катапультированию.

Покинуть самолет! Земля имеет право дать такой приказ. Земля взвешивает все, прежде чем _%пойти на такое. Значит, дело обстоит плохо.

Много лет назад, когда Валентин Иванов был еще учеником 5–й Горьковской спецшколы ВВС, он избрал себе кумиром человека, с которого делал свою жизнь, – Александра Ивановича Покрышкина. Иванов не просто копировал поступки и дела прославленного аса. Он изучал его жизнь, боевые приемы, принесшие ему бессмертную славу, читал его книги. Однажды он прочитал такую запись: «Важно не только сбить противника, но и сохранить свой самолет, свою жизнь. А для этого требуется умение, я бы сказал, мастерство».

Разве умение летчика–испытателя не определяется числом испытанных и доведенных машин? Разве потерянная машина не изъян в его работе?

Самолет нельзя бросать. И здесь не только престижные соображения летчика, экипажа. Каждый новый самолет – шаг вперед в науке, технологии производства, в защите воздушных рубежей страны. Новый самолет – это как звено огромной цепи технического и научного прогресса, и вдруг разрыв…

 – Барс, – обращается к земле Иванов, – какой двигатель горит?

 – Левый.

Валентин Иванов смотрит на приборную доску: лампочки сигнализируют о пожаре в двигательных гондолах.

 – Командир, – докладывает радист–испытатель майор Виктор Спирин, – у нас что‑то здорово не в порядке.

 – Вижу на земле тень дыма от нашего самолета, – говорит по самолетному переговорному устройству пилот Юрий Ловков.

И снова в наушниках требовательный голос земли:

 – Иволга, ваша высота?

 – Четыреста метров.

 – Иволга, за самолетом тянется огромный огненный шлейф, у вас на борту пожар. Немедленно набрать высоту и катапультироваться!

 – Вас понял.

Иванов взял на себя штурвал – самолет вверх не шел.

 – Ребята, – говорил командир, – буду заходить на посадку. Кто не хочет испытывать судьбу, может… Словом, подготовиться ко всему самому плохому.

Ответили все сразу, как по команде.

 – Понятно, командир. Садимся.

Время давно измерялось секундами. Шла вторая сотня героических секунд.

Героических секунд! Нет, героизм начался не в воздухе, намного раньше. Может, тогда, в средней школе, в которую Иванов вынужден был вернуться из‑за болезни матери, прекратив учебу в спецшколе ВВС. Друзьям своим он сказал:

 – Я должен уйти из спецшколы, больна мама, но я не ухожу из авиации.

1949 год был трудным в жизни Иванова. Учился в школе, работал лаборантом, помогал по дому, заботясь о маме, о своих младших. Формировался характер, создавался человек.

Река образуется из ручейков и притоков. Так и человеческая жизнь: из малых и больших событий, встреч, сомнений, радостей и печалей.

Валентин Федорович Иванов уже был женат, готовился стать отцом, многого достиг в жизни, когда вдруг заявил о своем желании стать испытателем.

Знал ли он, на что шел? Да, знал. У него был тот запас знаний, энергии, исчерпать которые он мог только на новой, очень трудной работе. И только на испытательной. Он еще не знал, какая она, но он много читал о ней и, влекомый не только романтическими чувствами, сознательно шел в неизведанное.

Он не кичился своими достижениями, знаниями, он собрался стать послушным учеником уже известных всей стране летчиков–испытателей. Когда он прошел все необходимые формальности, его допустили к полетам.

Утром у ангара ему показали на «Ил-28», сказали:

 – Надо облетать, двигатели меняли. Второй полет – работаешь на прибористов.

Иванов выслушал молча. Он понял: его ученический период прошел. Он равный среди всех. Иванов не мог возразить, что он не летал на «Ил-28» уже пять лет. Ему бы хоть один вывозной полет. Но разве опытные летчики-испытатели повторяют дважды один и тот же полет? Каждый полет для них – единственный, неповторимый. И Иванов полетел.

Валентин Федорович не знал, что за ним следили, что в нем еще сомневались, ему пока не доверяли.

В тот день ему поверили, его полюбили и сразу признали своим. Потом было много полетов: рискованных, опасных, трудных, но это было потом.

Вот и в этот раз, о котором говорил Григорук:

 – Они не бросили самолет, и думаю, что оставить свой самолет – это для летчика не только потеря общественного авторитета, это личная трагедия. Мы должны бороться за самолет до самой последней возможности. Поэтому не бросил его и я.

Не говорит Григорук и о том, что за годы пребывания в полку получал за полеты только отличные оценки, о том, что его избрали секретарем партийной организации, и о том, что генерал, проверяя технику пилотирования, сказал:

 – Вы хороший летчик, вы будущее нашей авиации, ее гордость.

 – Вы, наверное, много читаете? – спрашиваю я Николая, восхищаясь его умением строить предложения, ясно и грамотно выражать мысль.

 – Не сказал бы, что много, но читать люблю. Когда долго не читаю, а бывает и такое по различным причинам, то чувствую не только интеллектуальную слабость, но даже какую‑то заторможенность мышления. Дело не в способности мыслить категорично, а в возможности мозга воспринимать происходящее. «Люди перестают мыслить, когда перестают читать». Это, кажется, Дидро сказал.

Старший лейтенант Григорук охотно рассказывает обо всем, что меня интересует, о своих товарищах, командирах. Говорит он о них тепло, с тем душевным радушием, с которым обычно говорят о настоящих друзьях.

 – Майор Романов? – переспрашивает с улыбкой Николай. – Это настоящий командир. Он достоин подражания. Он очень разнообразен, широк круг его интересов, но в одном он неизменен: в методике подготовки летчиков. Он многому учит нас, много требует, много доверяет.

А я считаю, что доверие – один из самых сильно действующих воспитательных факторов. И наш командир использует это в полной мере. Говорят, что есть актер одной роли, писатель одной книги. Думаю, что летчика одного полета нет и не может быть. Ибо каждый полет неповторим, каждый полет – это творчество его автора. Можно ли сравнивать полет Чкалова на остров Удд с полетом в США? Майор Романов любит говорить: «Летчик рождается в борьбе, в тиши зреют гении». Трудностей он создает нам немало, но зато как много у нас радостей при их преодолении. И если когда‑нибудь мне доверят командовать эскадрильей, я буду стремиться стать таким командиром, как Романов.

Один из советских военачальников как‑то сказал: «Люблю с молодыми офицерами встречаться, от них заражаешься добрым зарядом энергии. Пожалуйста, находите для этого время. Честное слово, это взаимно полезно».

Я не могу уподобиться опыту и положению того военачальника, но слова его, по–моему, верны и для нашего возраста. Встреча с летчиком, коммунистом Николаем Григоруком оставила в моем сознании неизгладимый след.

Николай Григорук – не исключение в нашей армии. Такими людьми богата авиация. Это ее настоящее, ее будущее.

Прошли годы. Николай Григорук окончил академию имени Ю. А. Гагарина, женился, получил очередное воинское звание.

Между той встречей в августе 1968 года и сегодняшним днем – пролегли огромные события.

 – Помните, – говорит он, – мы говорили о самолете. Лучший способ стать хорошим летчиком – сажать самолет на свой аэродром. Это для нас, летчиков, создает традиции, они переходят от поколения к поколению. Конечно, Тимур Фрунзе продолжал и свою фамильную традицию – несгибаемость. На него и на многих других героев равняемся и мы, летчики 70–х годов.

Гуляет в поле ветер. Завывает злобно, протяжно. Люди обычно сторонятся ветра, а летчики нет, потому что они всегда направляют свой самолет навстречу ветру. Опираясь на него, они поднимают самолет в воздух.

Юрий Гагарин

Космос – это всегда хождение в непознанное и чуточку риска, реальность жизни и фантазия века, гражданское сопереживание и национальная гордость, радость ожидания и волнующее отрезвление: как они там?

Мы первыми запустили искусственный спутник Земли. Первыми получили фотографии обратной стороны Луны. Первая мягкая посадка на Луну автоматической станции. Первая телевизионная передача с поверхности нашего естественного спутника. Первый искусственный спутник Луны. Первые групповые и совместные полеты. Первая женщина–космонавт. Первый выход человека в открытый космос. Первая стыковка в космосе и создание орбитальной станции. Первая автоматическая космическая станция, с помощью которой была взята проба лунного грунта и доставлена на Землю. Первый автоматический аппарат «Луноход-1».

И самое яркое в этой блистательной космической эпопее – полет Юрия Алексеевича Гагарина.

Юрий Гагарин! Мы привыкли к этому имени. Оно стало символом мужества, мерилом подвига. Это имя знают во всех уголках Земли. Оно вошло в наше сознание апрельским днем 1961 года и будет жить вечно.

Этот рассказ–хроника последнего месяца его жизни основан на дневнике Юрия Алексеевича, рассказах его друзей и личных наблюдениях.

1 марта

Юрий Алексеевич проснулся рано. Прошел в комнату дочерей, поцеловал их и направился в кабинет. Откинув штору, долго смотрел в окно. Предстоял трудный день: Валентина Ивановна ложилась в больницу, а сам он утром следующего дня улетал на космодром.

Юрий Алексеевич собрал книги со стола, поставил на стеллаж. Без книг он не мог жить. Иногда писал сам. Преимущественно это были раздумья над прожитым, стремление заглянуть в будущее. Теперь много дней он не сможет сесть за письменный стол.

После завтрака Юрий Алексеевич уехал в Москву. А вечером прибыл в Дом офицеров Военно–Воздушной инженерной академии имени Жуковского на литературный вечер, который организовало Военное издательство Министерства обороны СССР. Юрий Алексеевич выступил перед читателями.

2 марта

Полковник Гагарин улетал на рассвете. Легко взбежал по трапу в самолет, поздоровался с экипажем и попросил разрешения занять правое кресло.

 – Как прекрасна наша профессия! – сказал Юрий Алексеевич, надевая шлемофон и поудобнее усаживаясь в кресло второго пилота. – Летать хочу, летать. Вернусь с космодрома – буду летать.

Гагарин присутствовал на запусках многих кораблей и спутников. И теперь его ждали на космодроме. Ждали люди на стартовых установках, на КП – словом, все, кто имел отношение к запуску. Многие космонавты, находясь далеко от родной Земли, слышали его голос с командного пункта – бодрый, сильный, не раз приходивший на помощь. В далеком звездном пространстве он сокрушал жгучее одиночество, рождал уверенность.

3 марта

Воскресенье. На космодроме обычный рабочий день. Предстоит серия запусков. Люди увлечены и сосредоточены. Это обычно свойственно тем, кто хорошо знает свое дело. Приходит полковник Гагарин. Его встречают приветливо.

Он был прост и отзывчив. Каждый кто соприкоснулся с ним, уносил частичку щедро одаренной натуры.

Как‑то здесь же, на космодроме, в один из вечеров Юрий Алексеевич вышел на свежий воздух побродить в одиночестве. Но едва он сделал несколько шагов по черной асфальтовой дорожке, сливающейся с темной ночью, как попал в окружение инженеров, техников, специалистов служб. Юрий Алексеевич остановился, весело посмотрел на обступивших ребят.

 – Перекур, да? – спросил он высокого черноволосого капитана.

 – Перерыв, товарищ полковник, – совершенно серьезно доложил он.

 – Значит, будем гулять вместе?

 – Так точно, вместе.

 – И молча? – улыбнулся Юрий. Обстановка располагала к разговору: небо таинственно глазело тысячами звезд, легкий северный ветерок шелестел в листве деревьев, овевая прохладой.

 – В 1871 году, – начал Гагарин, – во многих странах мира появилось в газетах сообщение о строительстве и полете первых воздушных шаров. Эти летательные аппараты называли воздушными снарядами, воздухоплавательными цилиндрами и еще другими, по тому времени сложными и непонятными, словами. Мало кто знал, что еще в 1812 году механик–изобретатель Леппих «под завесой непроницаемой тайны» был помещен около Москвы, обеспечен необходимыми средствами для строительства воздушного шара.

Московский главнокомандующий Ростопчин даже дал указание увеличить число работающих в мастерской Леппиха до 100 человек, кроме того, обязал их работать по 17 часов в день. 15 августа должен был совершиться полет.

Но тайна не может долго оставаться сокрытой. Жители Москвы узнали о «чуде, способном поднимать ящики с разрывными снарядами, сбрасывать их с высоты на неприятеля, сея разрушения».

Ростопчин увидел в шаре спасение России от Наполеона. В военном ведомстве готовились нанести французским войскам удар под Смоленском. Но прошло 15 августа, а никакого чуда не явилось.

Разговор переходит на Болгарию, где Юрий Алексеевич побывал летом. Ему, первому из иностранцев, было присвоено звание Героя Социалистического Труда Народной Республики Болгарии.

4 марта

Служебные дела заполнили весь день. Полковник Гагарин побывал на всех объектах, ознакомился с особенностями пуска новой системы.

Вечером позвонил домой. Разговаривал с Леной и Галей. Дочери по очереди рассказывали свои новости: у подружки Аллы новая игрушка, соседский Мишка снежком в стекло попал, Андрей Волынов наизусть прочитал ребятам двора хорошие стихи… Юрий Алексеевич слушал дочерей и весело смеялся.

5 марта

Радио передало сообщение ТАСС: «5 марта 1968 года в Советском Союзе произведен очередной запуск искусственного спутника Земли «Космос-204». На борту спутника установлена научная аппаратура, предназначенная для продолжения исследований космического пространства в соответствии с программой, объявленной ТАСС 16 марта 1962 года». А в это время далеко от Москвы на стартовый стол вставала другая ракета с искусственным спутником Земли – «Космос-205».

Телетайпы передавали сообщения ТАСС, заново верстались номера газет, обсерватории всех континентов начинали наблюдение за спутником Земли, а в эфир неслось новое сообщение: «На орбите «Космос-205».

Поздно вечером Юрий Алексеевич вышел из здания координационно–вычислительного центра.

После многочасового напряжения, стрекота аппаратов, гудения моторов на улице казалось необычно тихо. Гагарин посмотрел на небо, привычно отыскал Полярную звезду, Большую Медведицу, задержал свой взгляд на созвездии Лебедя.

6 марта

Все отделы космодрома анализируют данные, поступающие со спутника. Идет подготовка к запуску очередных систем.

Наконец‑то у космонавта появилось «окно» – свободное время. Сегодня у него другая работа – с собой привез верстку книги «Психология и космос», написанную им совместно с Владимиром Ивановичем Лебедевым. Это, пожалуй, первая книга, соединившая в себе раздумья космонавта и ученого. Гагарин читает верстку, внимательно проверяет фактический материал, вносит необходимые дополнения.

Потом еще раз просмотрел только что вышедшую в Воениздате книгу А. Киселева и М. Реброва «Уходят в космос корабли». Предисловие к этой книге написал он. Ему нравится книга – своеобразный справочник первых десяти лет советской космонавтики. В предисловии есть такие слова: «Мы живем в необыкновенное время. Ветер странствий наполняет паруса «космических каравелл», готовых отплыть к далеким и неведомым берегам».

Вечером звонил в Звездный городок, разговаривал с Галей и Леной. Девочки ждут подарки – игрушки.

7 марта

Первая половина дня – совещание. Обсуждаются первые итоги данных, полученных со спутников. Они радуют: аппаратура работает нормально. Государственная комиссия принимает решение о продолжении работ, определяет даты новых спутников. Со станции слежения и контроля непрерывно идет информация: все в допуске.

Юрий Алексеевич посылает жене поздравительную телеграмму к 8 Марта.

Вечером он выступает на торжественном собрании, посвященном Международному женскому дню. Ему не случайно поручили этот доклад: все знали, как Гагарин уважительно относится к женщине. В докладе Юрий Алексеевич приводил многими забытые факты из истории авиации, связанные с именами женщин. 1904 год. Презрев опасность и предрассудки, поднялась на воздушном шаре русская женщина Турчанинова. Спустя несколько лет русская воздухоплавательница Ильинская поднимается на воздушном шаре, построенном на свои деньги. В 1911 году Лидия Зверева стала пилотом – первая из русских женщин. В феврале 1925 года Зинаида Кокорина получила звание военного летчика.

Говоря о наших днях, Гагарин рассказал о Валентине Терешковой.

 – Наша авиация развивается стремительно. Но как бы сложна ни была техника, она безусловно будет послушна нежным рукам наших женщин. И снова наши женщины будут первыми, как были первыми их предшественницы, – так закончил свой доклад Гагарин.

Один из близких друзей Юрия Алексеевича сказал:

 – Ты галантен, как француз.

 – Что ты! Я тактичен, как русский. В общем‑то у меня нет претензий к женщинам. Я прекрасно с ними сосуществую. Ведь у меня в семье их три.

8 марта

Юрий Алексеевич позвонил домой, поздравил дочерей и гостившую в его доме сестру Валентины Ивановны с праздником, отправил поздравительную телеграмму маме в Гжатск.

В середине дня он позвонил в Звездный городок Валентине Владимировне Николаевой–Терешковой и поздравил ее с днем 8 Марта.

9 марта

Гагарин получил разрешение побывать дома, в Звездном.

Вечером пригласил товарищей, чтобы отметить свой день рождения. Достали самовар. Юрий Алексеевич всех угощал ароматным чаем. Он любил гостей, шумные и долгие споры за столом.

Разговор невольно коснулся положения в Чехословакии. Гагарин вспомнил о своей первой поездке в эту страну.

 – Однажды мы проезжали село, не помню точно его название. К нам подошел невысокий юноша и повел на кладбище. Над одной могилой на полутораметровой металлической пирамиде была укреплена красная пятиконечная звезда. А под стеклом виднелась маленькая фотография советского сержанта. Ниже подпись:

«Гладков Константин Аполлинарьевич. Родился в 1925 году. Погиб 1.07.45 г.».

 – Обратите внимание, – сказал юноша, – он погиб уже после войны. Вот как это произошло.

И Юрий Алексеевич пересказал гостям услышанную историю.

На отшибе стоял небольшой домик. В нем жила молодая женщина. У нее скоро должен был родиться ребенок. В те первые послевоенные дни в лесах и горах Словакии бродили недобитые гитлеровцы. И вот однажды они ворвались в этот дом. Угрожая, фашисты потребовали у хозяйки еды, а когда она отказала, стали ее избивать. Один из фашистов ударил женщину ногой в живот. В это время в селе появился советский сержант. Услышав крик женщины, бросился к дому. Завязалась схватка. Он получил одиннадцать ран, а женщину спас. Фашисты скрылись. Она перевязала своего спасителя–сержанта, а тот, превозмогая боль, шутил: «Смерть не брала на войне, а теперь и подавно не возьмет… Родится у вас сын – назовите Юркой. Хорошее имя. Ах, забыл я, у вас нет таких имен. По–вашему это будет Жорж, наверное?» Женщина, понимая, как ему плохо, кинулась за помощью, а когда минут через сорок вернулась с врачом, он был мертв. В тот вечер у нее родился сын, и его назвали Юрием. Это был тот самый провожатый, молодой чех.

10 марта

Вылет в Москву! В самолете Юрий Алексеевич садится у борта и почти неотрывно смотрит в иллюминатор. Его мысли устремлены в будущее. Новые пуски дали хорошие результаты. Итоги командировки будут обсуждаться с генералом Н. П. Каманиным, и он, Гагарин, внесет свои предложения.

Дома Юрия сегодня не ждали. Пока готовили ужин, Юрий Алексеевич позвонил Валентине. Он хотел немедленно приехать к ней в больницу, но она убедила его побыть сегодня с детьми. После ужина он читал девочкам книжку. Потом разбирал почту.

Почта космонавтов начала свое существование с гагаринских писем.

Она необычна, эта Почта космонавтов, как называют теперь ее официально, и адреса на конвертах тоже необычные: «Министерство космоса», «Союз космонавтов», «Космическая школа», «Дом космонавтики», а то и просто – «Москва, космонавту…»

Письма разные. Но в чем‑то все‑таки схожие. Наверное, в том, что авторы их с открытым сердцем делятся своими радостями и неудачами, просят совета и дружеской помощи. Вот коротенькое письмо Анатолия Бобранова из Тулы, адресованное Ю. А. Гагарину: «…прошу, в следующий полет возьми меня. Я шофер, может быть буду полезен». Их тысячи, таких писем. А вот письмо совсем другое:

«Много вы получаете писем с поздравлениями за свой полет вокруг «шарика», но я уверен, у вас нет ни одного письма, написанного человеком, лишенным рук. К тому же у меня нет и обеих ног, но зато я имею четырнадцать ран на теле и сильно желаю жить, трудиться. Инвалидность я получил, защищая Родину от фашизма. В 1942 году, под Сталинградом, 17 декабря я в последний раз пошел в бой на своих ногах, держа винтовку в руках. И вот сейчас я инвалид, но это письмо пишу сам, без чьей‑либо помощи, пишу вам, открывшим новую эру, эпоху полетов в космос. Спасибо вам, «небесные братья», прославившие нашу Отчизну навечно. Такое не забывается – это история и наша слава!

Спасибо вашим родителям, воспитавшим таких героев. Спасибо вашим женам, поддержавшим вас в столь трудном деле…

Антон Пустозеров».

Рассказывают случай с одним молодым станочником. Работал он спустя рукава, с ленцой. Если уговаривали – обещал исправиться, если ругали – он клялся, что больше так не будет. А сам работал все хуже. Терпение рабочих истощилось. Вызвали станочника на товарищеский суд. Что делать с ним? Кто‑то предложил уволить и поставить на этом точку. Тогда поднялся токарь и сказал: «Предлагаю отобрать у него фамилию. Позорит он ее!» Парень побледнел. Он никак не мог ожидать, что услышит такое. И тут, пожалуй, впервые в жизни по–настоящему понял, до чего докатился. Фамилия его была Гагарин.

А письма из‑за рубежа? Всех их не приведешь здесь. Вот одно из них:

«Дорогой друг! Сегодня я сел за стол, чтобы написать о своем намерении. Я стар, моя жизнь прошла в скитаниях далеко от Родины. Я ездил из страны в страну, из города в город. Ох и тяжелая эта задача – искать работу. Ныне я гражданин Канады, у меня есть дом, жена, двое детей. Но моя родина – Россия. Мне не избежать этого откровения, честно – ради него я и решил написать тебе письмо. Жаловаться на жизнь не могу. Я ведь сам ее сделал такой.

Мы из Одессы уехали в 1919 году. Почему мой отец бежал за границу – не ясно. Он мелкий торговец, крупного капитала не имел. Если что и было, так связи с черным рынком. За это большевики не стреляли. И все‑таки бежал. Мать просила не уезжать, дом ведь здесь, Родина! Отец избил ее, обругал грязным словом, от которого у меня и сейчас горько во рту. Мать умоляла меня остаться, повлиять на отца. Но я был глух к ее мольбам, я хотел во Францию, куда держал путь мой отец. Мать осталась бы, люби меня меньше, а так… утром и она пришла на пароход.

У нас были деньги, доступ в кружки русских эмигрантов, приютившихся в чужом краю. Мать так и не привыкла к этой жизни, часто плакала, страдала по всему русскому и вскоре умерла. Я не мог понять матери, своё пребывание в Париже считал (так думали все эмигранты) временным. Но жизнь эмигранта становилась безвыходной, безнадежной. Кто стрелялся, кто спивался, кто пускался в любовный водоворот.

Потом я уехал в Америку и там узнал о нападении Гитлера на Советский Союз. Америка, пышная, хвастливая, кичливая, испугалась. Гитлер стал реальной угрозой и Америке. Рузвельт протянул руку Сталину. Газеты писали о войне, но дух сообщений о России теперь был другой. Америка просила Россию, заискивала перед ней; с болью ожидая развязки, стал что‑то понимать и я. Только Россия могла разбить фашистов. Моя Родина, место моего рождения. Я уехал из США. Победу встретил в Париже. Меня тянуло на Восток, на Родину, но удержала Николь. Она ждала ребенка, ехать со мной не могла и просила не оставлять ее. Мы поселились в Канаде, северо-западнее Монреаля.

Я рассказал о себе все. Я должен был это сделать. Первый раз в жизни я говорю о своем прошлом.

Господин Гагарин! В будущем году открывается выставка в Монреале, все русские с нетерпением ждут встречи со своей Родиной. Я приеду в Монреаль и проведу там несколько дней. Надеюсь, вы будете там. Прошу вас, побеседуйте с моими мальчишками и убедите их вернуться в Россию. Я не вижу для них, да и для себя с Николь, большего счастья, чем возвращение на Родину.

Верю в вашу доброту и надеюсь, надеюсь!

Я не красноречив да и виноват во многом, у вас же чистое сердце и ясный рассудок. Вы всемогущ, люди боготворят вас, и, конечно, в том числе мои мальчишки.

В Монреале я встречу вас в советском павильоне. В руках у меня будет ваш портрет. Мне за шестьдесят, ношу в дни отдыха украинскую рубашку.

С нетерпением ждем встречи.

Преданный Григорий Д.».

Почта приходит каждый день, и каждый день пачка, нет – гора писем для Гагарина. Только за три года (1965–1967) космонавтам пришло 50 914 писем, и из них 15 386 – Юрию Гагарину.

11 марта

Рано утром Гагарин обходит Звездный городок. Нет в нем, как в других городах, длинных проспектов, грандиозных архитектурных ансамблей, не славится он и памятниками старины. Очень молод: родился около пятнадцати лет назад в одном из живописнейших уголков Подмосковья. Но в нем есть все, что в каждом городе. Служебные корпуса, жилые дома, Дом культуры, школа, магазин… И ко всему этому Юрий имел отношение. Он заложил первый камень в фундамент детского сада. Вместе с проектировщиками выбирал место для Дома культуры. По его предложению руководство и коммунисты городка создали музей.

 – Давайте, – обратился он к коммунистам, – создадим свой музей. Это будет своеобразным отчетом о нашей работе, да и вообще нужен ведь музей – для нас, для истории, для молодого пополнения.

Ныне в музее более трех тысяч экспонатов. Это подарки, которые космонавты получали во время своих поездок. Подарки от рабочих, земледельцев, глав государств и правительств, общественных организаций всех континентов нашей планеты. В них, безусловно, выражение любви и признательности Советскому Союзу, признание приоритета нашей страны в освоении космического пространства.

У каждого экспоната своя история, свой путь в музей. Летчикам–космонавтам Павлу Беляеву и Алексею Леонову национальный герой Греции Манолис Глезос вручил подарок, изготовленный им в тюремных застенках. Много месяцев, изо дня в день, из цветной соломки он складывал орнамент на темы древних мифов своего народа.

Большое место в музее занимают реликвии покорителей космоса, фотографии и альбомы, подарки и сувениры, картины и личные вещи, принадлежавшие героям космоса или побывавшие вместе с ними в звездном полете. Планшет Юрия Гагарина. Коробка карандашей, каждый из них связан друг с другом длинными прочными нитками, – этими карандашами Алексей Леонов рисовал в полете космические пейзажи. Сюда, в этот музей, собрали все, что связано с историей коллектива, в котором живут и трудятся, готовятся к стартам наши космонавты.

…Прогулка по Звездному городку придает Юрию бодрости. Первый день работы после командировки будет очень напряженным.

На совещании у начальника центра подготовки космонавтов Юрий Алексеевич докладывает о проделанной работе на космодроме. Дает оценку действиям ряда лиц, вносит предложения.

В середине дня выезжает в Москву для доклада об итогах командировки генерал–полковнику авиации Каманину. Генерал – наставник космонавтов, Герой Советского Союза, человек легендарной судьбы, стремится передать опыт, знания, традиции первых советских авиаторов.

От него Гагарин едет в больницу.

Юрий и Валентина украдкой выходят из больницы, садятся в машину и едут по Москве. День солнечный, уже чувствуется весна. Юрий рассказывает жене о своей поездке. В больницу возвращаются вечером. Гагарин, смущенно улыбаясь, говорит дежурному врачу:

 – Простите, пожалуйста. Я показал Валентине весеннюю Москву.

 – Пожалуйста, Юрий Алексеевич. Мы предусмотрительно открыли ближнюю дверь.

Вот так да! А он выходил украдкой. Спасибо врачам.

12 марта

Юрий Алексеевич готовит завтрак. Дочки помогают. После завтрака вместе составляют распорядок дня.

Днем Гагарин проходит медицинский осмотр: к полетам допущен. Торопится, чтобы успеть на предварительную подготовку. Изучает упражнения, читает наставление, последние директивы… Как он хочет летать! Просит освободить его пока от всех других нагрузок.

В 15.00 звонит члену Военного совета начальнику политического управления ВВС генерал–лейтенанту авиации Н. М. Морозу. Просит разрешения не присутствовать завтра, в качестве гостя, на партийной конференции Ленинградского района Москвы, потому что предстоят полеты. Генерал Мороз разрешил, но посоветовал позвонить в райком партии.

Вечером в дневнике Гагарин записал:

«Нет у меня сильнее влечения, чем желание летать. Летчик должен летать. Всегда летать».

13 марта

Летный день. После построения Юрий Алексеевич идет к самолету. Двухместный истребитель, бортовой номер – 18. Короткий тренаж в кабине. Погода благоприятствует. Видимость – 2 километра, высота облачности – не ниже 200 метров, скорость ветра у земли – 15 м/сек. Дует «боковичок», Гагарин летит по кругу, затем совершает контрольный полет в закрытой кабине.