Текст книги "Водка"

Автор книги: Виктор Мясников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

– Хорошо, соглашение, так соглашение. – кивнул Олег, тем более, что другого выхода у него не было. – Захотите кинуть, так и с договором обманете. Да и лишний след оставлять... Мало ли. И в ваших конторах кто-нибудь может сливать информацию. Но мне могут понадобиться деньги.

– Святое дело, – кивнул Сергей Сергеевич и раскрыл портфель, стоявший возле его стула. – Каждый второй рабочий день месяца будешь получать по пять тысяч. С Владимиром Санычем договоритесь о связи.

И он бросил Олегу на колени пачку пятидесятирублевок в банковской запечатке. Такой жест внушал определенное доверие.

– Тогда считаем вопрос исчерпанным, – подвел итог Владимир Саныч. – У нас ещё есть полчаса, я могу дать инструкции.

После этих слов представители "Алгона" и "Созвездия Урала" достали из шкафа свои дубленки и откланялись. Через полчаса и Олег, совершенно обалдевший от всего на него свалившегося, спустился в фойе. И там к нему с радостным писком бросилась Люба со знакомым полиэтиленовым мешком в руках.

– Вот, есть же такие девки, – с завистью сказал сидевший за барьером лейтенант, – с шести утра здесь сидит дожидается.

– С ума сошла, в такую рань сюда переться? – осуждающе сказал Олег.

– А чего тут переться-то? Три квартала от вокзала.

Она выглядела беззаботной, хотя под глазами темнели круги. Они вышли на улицу.

– Так ты ночь на вокзале кантовалась? – спросил Олег. – Почему домой не поехала.

– Да там этот, гад ползучий, Чингиз. – Люба брезгливо поморщилась. Еле отбилась. Пришлось на вокзал топать. Он в доме засел. Говорит, теперь он там жить будет вместо тебя.

– Ну, это мы ещё посмотрим, – погрозился Олег. – Они ещё узнают, кто такой Мастер.

ПРОШЛОЕ – ДЫМ

– Моя фамилия Морозов, но я люблю тепло, – сказал Олег и поежился, курточка на синтепоне грела плохо.

Облако морозного пара пыхнуло у него изо рта и тут же бесследно растаяло. Прихватывало крепко. Даже не верилось, что ещё вчера утром было всего минус два.

– А я люблю... – глядя ему в лицо, сказала Люба, и помедлила, – тоже тепло.

Она обеими руками обхватила его руку, словно боялась, что Олег может вырваться и убежать, оставив её одну на автобусной остановке. На ней был мешковатый зеленый пуховик, дешевую плащевку которого прокалывали изнутри остья куриных перьев. Вряд ли он был намного теплее тоненькой курточки её друга.

Наконец-то подошел автобус. Пассажиры торопливо устремились в его промороженное нутро. Огромный, как вагон электрички, салон "Икаруса" оказался почти пуст. Это вечером его до скрипа в "гармошке" забьет толпа народа, возвращающегося с работы домой на городскую окраину. Именно там, где обрывается асфальт и начинаются несанкционированные свалки, стоял маленький домик, точнее, халупа, в которой квартировали Олег и Люба.

С каждой остановкой пассажиров в салоне автобуса убывало. До конечной доехало всего несколько человек. Олег с Любой пошли узкой улочкой, прямо по проезжей части, зажатой заборами и сугробами. Здесь, в частном секторе, не имелось дворников, чтобы чистить тротуары. Поэтому их никто и не чистил. Живущие здесь пенсионеры зачастую с трудом могли откидать снег от крылечек, где уж им лопатами махать на улице. К своим калиткам разметали узенькие дорожки, и на том спасибо.

Минут через пятнадцать они добрались до края города. Жилые кварталы закончились. Дальше тянулся заснеженный пустырь, а за ним голые березы и сосны с засохшими верхушками. Их халупа смотрела двумя единственными окнами на этот безрадостный пейзаж. Олег толкнул калитку. В морозном воздухе ощутимо пахло гарью. Из распахнутых дверей дома лениво заворачивался под крышу сизый пласт дыма.

Олег, пригибаясь, вбежал внутрь. В обеих комнатушках горел свет и клубился все тот же едкий дым. Перед распахнутой печкой на карачках стоял Чингиз, уткнувшись носом едва ли не в пол и, не глядя, шерудил кочергой в топке. По всему полу валялись перемазанные сажей клочья бумаги и растерзанные обложки книг.

Олег сразу понял, что происходит, и, не останавливаясь, врезал ногой по откляченной заднице Чингиза. Тот брякнулся головой о поддувальную дверку. А Олег уже выхватил у него из рук кочергу, выворотив на пол из печи ворох тлеющей бумаги. Вытянул за чугунное ушко вьюшечную задвижку. В печи сразу гулко ухнуло и потянуло в трубу. Ярко вспыхнуло в топке, и в поддувало мгновенно всосался стлавшиеся у пола клубы. Но вверху дым по-прежнему стоял густыми слоями.

– Ты что, урод, вытворяешь! – заорал Олег.

Чингиз вскочил на ноги, тоже что-то выкрикнув, слепо замахал руками, гоняя дымное облако. Присел на полусогнутых, щуря слезящиеся глаза. Потянулся к Олегу обеими руками. Схватился за кочергу, которую тот выставил перед собой, и тут же с воплем вылетел в двери, чуть Любу с ног не сбил. Сунул обожженную руку в сугроб, заскулил.

– Ах ты, тварь безмозглая! – вышел следом Олег, грозя кочергой. Книги жечь! Паскуда! Сейчас эту кочергу тебе в задницу вобью холодным концом и так оставлю. Пошел отсюда, ублюдок!

– Я тебя стрелять буду! – оскалился Чингиз, держа перед собой растопыренную мокрую пятерню. На ладони четко отпечатался загиб кочерги, на пальцах тоже виднелись ожоги. – Понял! Больше жить не будешь!

Олег швырнул ему сдернутую с вешалки у дверей куртку. Сделал выпад кочергой.

– Пошел отсюда, пока я тебе морду не разрисовал или яичницу в штанах не изжарил. Книги, скотина жечь додумался!

Бормоча угрозы, Чингиз отправился в обход дома, на ходу натягивая куртку. Наверное, под навесом крытого двора у него стояла машина. Люба испуганно посмотрела на кочергу и спросила:

– Олеж, а почему холодным концом?

– Чего? – не сразу сообразил Олег. – А-а... Это чтобы за горячий не мог вытащить, ждал, пока остынет.

Он вернулся в дом. Дышать внутри уже стало полегче. Присел, поднял растерзанную книжку. Булгаков. Рядом валялись другие обложки с остатками страниц: Чехов, Стругацкие, "Золотой теленок", Маканин и с трудом добытая "Стрекоза, увеличенная до размеров собаки" Ольги Славниковой. Эту было жаль сильнее всех прочих. Главное, дочитать не успел. Только втянулся, почувствовал вкус и блеск истинной русской прозы и – на тебе!

– Вот же собака, увеличенная до размеров человека! – сказал со злостью, имея в виду все того же Чингиза.

За стенкой зарычал автомобильный двигатель, азербайджанец уезжал. Скорей всего, ненадолго. Олег со вздохом поднял изувеченную книгу. Наверное, Чингиз рвал её последней и дорвать не успел. Не хватало сотни первых страниц. Олег аккуратно опустил "Стрекозу" в боковой карман своей куртки. Благо, они вон какие нашиты – две поллитры запросто входят.

– Все продымил, придурок! – запричитала за спиной Люба. – Сейчас ничего надеть нельзя будет – все провоняло этой гарью. Он что, не знает, как печку топить?

– А откуда ему знать, чурке? У них на Кавказе таких печей отродясь не было. – Олег поднялся, со вздохом осмотрелся. – Внизу, похоже, ничего не прокоптилось. Шкаф, вроде, закрыт. Может, ничего не случилось с твоими шмотками.

Люба уже с головой влезла в шкаф, фыркала там, внюхиваясь в свои вещи. Хныкала. Олег вышел из избы, прихватив в крошечных сенках фанерную лопату. Сноровисто принялся прокладывать в снегу дорожку в угол огорода. Через пять минут вывернул из сугроба жестянку из-под кофе. Взвесил на руке. На всякий случай поддел крышечку и заглянул внутрь. Все в порядке – деньги на месте. Ничего, солидно он нарубил капусты со спиртовых излишков. Опустил банку в другой боковой карман куртки, застегнул. Воткнул лопату в снег и вернулся домой.

Дверь по-прежнему оставалась распахнутой. Люба всю свою одежду из шкафа уже перетащила на смятую тахту и ворошила, словно что-то искала в этой небольшой куче. Пуховик с себя не сняла, только расстегнула. По дому гулял холодный ветер.

– Давай-ка упаковываться, – сказал Олег, – надо сматываться с этой квартиры.

– Это почему? – удивилась Люба.

– Явка провалена, – пояснил Олег. – Через полчаса здесь уже будет гестапо. Я понятно излагаю?

– Думаешь, этот придурок в самом деле застрелить может? Думаешь...

– Я не думаю, я уверен, – Олег прервал её рассуждения. – Не фиг думать, когда подпрыгивать надо. Просто так что ли Чингизка хозяйничал? Нам тут больше места нет. Сбегай к соседу-механику, пообещай сто рублей денег и два литра спирта, если немедленно нас увезет на автовокзал. Беги, Любаша, заторопил ласково, – не смотри с такой тоской. Все слишком серьезно. А я пока вещички сбросаю.

– Куда ж мы поедем опять? – всплеснула руками Люба.

– Я знаю куда, – успокоил её Олег. – Беги, милая, пусть машину подгоняет.

Когда буквально через пару минут у ворот бибикнул "москвич", все вещи уже были сбросаны в сумки и коробки. Осталась только старая разнокалиберная мебель, пачка ненужных газет да останки книг на замусоренном полу. Олег с соседом мигом стаскали все в машину, последним на заднее сиденье засунули телевизор. Опять-таки из сугроба оказалась извлечена двухлитровая пластиковая бутыль с этикеткой "пепси". Но содержимое её отличалось кристалльной прозрачностью.

– А это точно он? – обеспокоенно спросил сизоносый механик.

– Не боись, – заверил Олег, – незамерзающую воду ещё не изобрели.

Лицо соседа подобрело. Он радостно подхватил прогибающуюся в руках бутыль и заторопился к машине. Спросил:

– Менты, что ли, велели убираться? Не успел из отделения выйти и уже съезжаешь.

– Ага, – подтвердил Олег, – сказали, в таком сарае настоящему мастеру жить неприлично. В Дегтярку махнем, там у меня мать живет. Свой дом прямо возле Дворца культуры. Самый центр, понял.

Когда прикатили на автовокзал и вывалили на обочину гору коробок, а механик уехал, любовно кося глазом на бутыль со спиртом, Люба принялась сердито выговаривать Олегу:

– Ты зачем этому алкашу сказал, что в Дегтярку едем. Он же нас за литр спирта продаст кавказцам.

– Не, ты плохо о нем думаешь, – уверенным тоном возразил Олег, – не продаст за литр. Минимум – за два, а то и за три. Ничего, пусть закалымит. Мы ведь остаемся в городе. В Дегтярке я отродясь не бывал, что нам там делать?.

И он убежал добывать другую машину. Быстренько договорился с водителем микроавтобуса маршрутного такси. Тому все равно делать нечего – пассажиров нет, а на стоянке под погрузкой стоит, точнее, дремлет, партнер по автобазе. За три сотни перебросил с ветерком их на другой конец города в район с загадочным названием Колтяр. Там, правда, минут двадцать катались, разыскивая нужную улицу и дом. Район раскинулся по горам, прямых улиц здесь не существовало, дома разбросаны как попало. Наконец выгрузились у нужного подъезда и Олег принялся таскать на четвертый этаж коробки.

Люба испытала легкий шок, когда он ввел её в двухкомнатную квартиру. Хоть и хрущевка, зато есть горячая вода, теплый туалет и под каждым окном отопительная батарея. И совсем уже роскошь – телефон. Мебели тоже в достатке: софа – получше той рванины, что осталась в халупе, шкаф вполне приличный. Раскладное кресло-кровать и диван в другой комнате. Там же круглый стол, допотопный сервант с посудой и тумбочка с черно-белым телевизором. На кухне старенький холодильник, газовая плита, кастрюли-поварешки, кухонный стол и пенал – остатки модного двадцать лет назад гарнитура.

– А в ванной стиральная машина! – с восторгом доложила Люба. – Можно ею пользоваться?

– Как своей собственной, – разрешил Олег.

– Слушай, а откуда это все? Это твое, что ли?

– С дядькой одним занятным в камере сидел. Он меня к себе на работу уговорил. И даже жилье предоставил, как видишь, настолько я ему понравился. Нам, говорит, Мастер, без такого человека, как ты, просто зарез. Или до Нового года поставишь дело на ноги, или мы все пропадем.

– А что за дело? Опять шампанское бодяжить?

– Ну, что ты, – отмел все её подозрения Олег, – будем в киоске торговать. Ты за прилавком, а я товар добывать. Кассовый аппарат знаешь?

– Конечно! – обрадовалась Люба. – Надоело уже нахлебницей дома сидеть. Там люди, опять же...

– Ну и отлично! – подвел итог Олег. – На ночь я схожу туда посторожить и ознакомиться с делом, а завтра уже приступаем вместе.

– На ночь,.. – увяла Люба.

РЕЖЬТЕ, БРАТЦЫ, РЕЖЬТЕ

Поселок Глубокий Источник занесло глубоким снегом. И совсем бы оказались источенские жители отрезаны от цивилизованного мира, если б не ферма. Как только выпадал пусть даже мелконький снежок, Гриша Мышкис заводил свой бульдозер и начинал чистить дорогу. Все прочие мужики свою технику сразу пропили, а Гриша пока с язвой в больнице лежал, пока на халтуру в Тюмень ездил. Потом у него пускач кто-то свинтил и ещё пару деталей (а не оставляй технику на улице, загони во двор!). Короче, полученный вместо задолженности по зарплате и в качестве приватизационного пая дряхленький "дэтэшка" неожиданно пригодился и стал приносить стабильный доход. Арендовавший ферму толстый азербайджанец попытался как-то раз, ещё в ноябре, зажать обещанные за работу деньги, так Гриша тут же принялся обратно дорогу заваливать снегом, возвращать в изначальное состояние. Так и получилось, что за счет кавказца и село получило выход в город.

Днем, а иногда и ночью, к длинному зданию коровника подъезжали автоцистерны, фургоны и крытые "газели". Но в эту ночь на ферме гостей не ждали. Однако два объемистых джипа неторопливо двигались по пробитой бульдозером Гриши Мышкиса трассе. Тихо урча моторами, они подкатили почти к самым воротам. Луна светилась сквозь небесную дымку бледным пятном, но хилого света, отраженного снежным пространством, вполне хватало, чтобы разглядеть, где двери, а где окна.

Из джипов вышли люди, приставили к стене раздвижную алюминиевую лестницу. Один человек поднялся к окну под крышей. Через минуту послышался легкий хруст, в снег с шорохом упали осколки стекла, а человек бесшумно скользнул внутрь. Еще через пару минут скрежетнул засов и распахнулась створка ворот. В коровник тут же нырнули пятеро в черных трикотажных масках. В руках они держали автоматические карабины "Сайга-410К-01" "казачий", со складным прикладом и внешним видом почти полностью копирующим автомат Калашникова. Эта модель специально разрабатывалась ижевскими оружейниками по просьбе ставропольских казаков, чтобы оружие имело вид боевого и в то же время могло быть куплено любым, поскольку гладкоствольное.

В коровнике грохнул выстрел, потом еще. Послышались крики, но быстро смолкли. Только доносились команды: "Лежать! Руки в стороны!" Внутри вспыхнул электрический свет. В воротах показался один из людей в масках, приглашающе махнул рукой. Из второго джипа вышло ещё трое мужчин. Их лица тоже скрывали маски, но вместо карабинов они тащили пару увесистых брезентовых сумок.

Обитатели коровника оказались захвачены врасплох, выстрелы в потолок и угрожающие крики деморализовали и лишили воли к сопротивлению. Три ружья, отобранных у проспавших налет охранников, стояли прислоненные к стене. Сами охранники, тоже трое, лежали на бетонном полу, раскинув руки и ноги. Их колотила дрожь. Даже в спортивных костюмах холодно лежать на бетоне, особенно когда наружная дверь распахнута и морозный пар стелется по полу.

В большой комнате, над входом в которую сохранилась вывеска "Красный уголок", сбились в кучу, как кролики, дети разных народов. Словно на политическом плакате советских времен, посвященном борьбе всего мира за мир во всем мире, тут плечом к плечу испуганно моргали скуластые азиаты, горбоносые кавказцы и курносые славяне. Роль негра исполнял почерневший от беспробудного пьянства и пренебрежения умывальником Коля-Бешеный. Он единственный из всех лежал, даже не сидел, поскольку оказался абсолютно невменяем.

Один из пришедших, в отличной импортной кожаной куртке на меху, остановился над дрожащими от холода охранниками, которые пытались приподняться на локтях, чтоб хоть чуть-чуть отстраниться от холодного пола. Но их тут же прижимали обратно толстыми подошвами омоновских ботинок.

– А я вашего Юсуфу предупреждал, – принялся читать лекцию мужик в дорогой куртке и с трикотажным лицом, – говорил ему, чтобы не наглел. Ничего не понимает, чисто тупой. Я ему, блин, в натуре человеческим русским языком сказал, типа давай перетрем это дело. Короче, угомонись малехо. Ты уже всю округу своей бодягой забил. Или уже, блин, отстегивай за наши убытки, или конкретно урезай обороты. Не врубается! Под крутого косит. Ладно, тогда мы сами урежем. – Он повернулся к тем двоим, что выгружали из брезентовых сумок дисковые электропилы, и скомандовал: – Давай, пацаны, урезайте чисто по-деловому.

"Пацаны" в масках неторопливо подключили длинные шнуры к распределительным щиткам двух технологических линий. Один к маленькой, на которой производился розлив в полиэтиленовые пакеты, другой – к большой, уставленной пустыми водочными бутылками. Вместо зубчатых дисков на электропилах стояли вулканитовые, предназначенные для резки металла.

Истошно завизжала пила, огромный сноп искр ударил в бетонный пол. Двое принялись кромсать разливочные линии, каждый свою. Вулканит входил в металл, как в бутербродное масло. Резали, понятно, не абы как, а в определенных местах. Во-первых, наискось врезались в электродвигатели, отмахивая напрочь кусок ротора. Потом уродовали зубчатые колеса передач, лишая механику движения. Для гарантии в разных метах перепиливали сам конвейер. Потом настал черед важнейших узлов – укупорки, заливки. Трубам тоже досталось. Стертые почти до основания вулканитовые диски сбрасывались, а вместо них устанавливались новые. И опять с визгом распускались хвостами жар-птиц снопы огненных искр.

Работа длилась больше часа. Обе линии превратились в металлолом. Но этим разрушители не ограничились. Они завернули вентили водопровода и срезали их напрочь. Потом настал черед баков со спиртом. Их содержимое хлынуло на покатый пол, а с него в бетонные траншеи, тянувшиеся вдоль стен. Когда-то в них тоже двигался конвейер – система навозоудаления. Сейчас сухие остатки навоза всплывали и бодро неслись в сторону накопителей или, говоря простым языком, навозных ям.

Все это время мужик в роскошной куртке толкал речь на блатном жаргоне. Объяснял, какой Юсуф нехороший человек. Такими же нехорошими людьми являлись, скрупулезно перечисленные, все его родственники до седьмого колена. При этом они поголовно являлись сексуальными извращенцами и вступали друг с другом в самые противоестественные отношения. Мало того, дядька обещал, что он тоже вступит в такие же отношения и отымеет во все щели самого Юсуфа, всю его родню, всех его друзей и знакомых, работников, а так же автомобили, разливочную технику, торговые точки и склады. Сбившиеся в кучу работники с ужасом ждали, когда он приступит к выполнению угрозы. Но обошлось. Под конец дядька заявил, что долго выслеживал эту фабрику, и все-таки нашел. Найдет и другие кавказские берлоги на уральской земле. Но Юсуф ещё может спастись, если пойдет навстречу и будет отстегивать положенные проценты.

Тут как раз "пацаны" закончили сматывать кабели своих "болгарок". И вся компания налетчиков организованно покинула свежеорганизованный склад металлолома. Сперва под прикрытием карабинов ушли исполнители во главе с чуть охрипшим шефом, потом к дверям попарно отошли боевики в черном, унеся три трофейных ствола. Рыкнули мощные моторы джипов и вскоре затихли вдали. Наступила тишина. Трудовой коллектив подавленно молчал, потрясенный картиной варварского разрушения и резким духом спиртовых испарений. Первым очнулся Коля Бешеный, до того, казалось бы, мертвецки пьяный, неожиданно поднялся, схватил подвернувшееся под руку ведро и, спотыкаясь, поковылял к навозной яме.

А в джипах снимали маски и обменивались впечатлениями. Олег обеспокоенно спросил сидевшего рядом шефа:

– Владимир Саныч, все-таки вдруг они догадаются, что это я навел?

– Выкинь из головы! – отмахнулся тот. – Я им целый час мозги компассировал, даже голос потерял. Да они все убеждены на двести процентов, что это какая-то мафия наехала. Может, стоило для убедительности двоих-троих отходить как следует, но я думаю, и так сгодится. Ты, лучше, Мастер, подумай, как другие склады и цеха накрыть.

– Это я подумаю. Но сегодня мне ещё надо в киоск на работу заступить.

– Значит так, – Владимир Александрович глянул на светящийся циферблат часов, – мне тоже выспаться надо. Давай в четыре часа подходи со своей девицей к пустому павильончику напротив троллейбусной остановки. Головкин уже будет там, я тоже постараюсь не опоздать. Ого, уже почти половина пятого!

* * *

Олег осторожно прокрался в квартиру. Закрыл дверь, стараясь не брякнуть. Когда открывал дверцу шкафа, она предательски заскрипела. Он замер, но из соседней комнаты слышалось размеренное посапывание. Люба спала. Он вытащил постельное белье, почти на ощупь застелил диван, свернул под голову куртку, накрыв её краем простыни. Разделся и лег, кутаясь в потертый плед, которым был покрыт диван.

В ладонях все ещё ощущалась вибрация. Руки побаливали. И то сказать: столько времени держать на весу увесистую пилу, кромсать железо. Но несмотря на усталость, Олег чувствовал себя прекрасно. Такого удовлетворения от проделанной работы он давненько не испытывал.

ДИРЕКТОР ПОМОЙКИ

– Ты теперь постоянно на этом диване спать решил? – спросила Люба.

В голосе её Олег почувствовал излишнюю строгость. А, может, это ему спросонья почудилось. Он потянулся, выпростав руки из-под старенького пледа, щуря нерасклеившиеся толком глаза. Пожал голыми плечами:

– Если ты этот диван себе присмотрела – извини. Могу освободить.

– Вставай, – фыркнула в ответ Люба, – у меня уже обед готов. Время почти два часа. Я уж думала, может, разбудить тебя, чтобы не проспал чего-нибудь лишнего. В киоск собирался меня вести, а сам дрыхнет.

– Нормально, – успокоил её Олег, – в киоск нам к четырем. Так что можешь подавать обед без лишней суеты.

Когда умытый и побритый пришел на кухню, там уже был накрыт обед из трех блюд. Обычно Люба готовила одно, допустим, суп. Олега это устраивало, главное, чтоб досыта.

– По какому поводу банкет? – удивился он.

– Да так, по случаю первого рабочего дня. И вообще, думала, тебе будет приятно.

– Мне приятно, – заверил Олег, принимаясь за еду.

Он не забыл похвалить любины кулинарные усилия, хотя готовила она, следует признать, не на высшем уровне. Ну, да это дело наживное, со временем освоит кухонные тонкости. Вот вид у неё оставался какой-то недовольный. Но это тоже пройдет, как начнет работать.

* * *

К троллейбусной остановке "Колтяр" подошли даже раньше на десять минут. Остановочный комплекс из двух киосков и крыши между ними располагался на противоположной стороне широкой магистральной улицы, пронизавшей несколько городских районов. За ним раскинулась болотистая пустошь, переходящая в топкий берег Нижнего Городского пруда. Жилой микрорайон Колтяр раскинулся на горах по эту сторону магистрали. Но здесь торгово-остановочный комплекс строить не стали, ограничившись навесом со стеклянными стенами. Зато по пути от остановки к домам выстроился целый мини-рынок: шеренга из десяти киосков и павильончиков да ещё прилавки под разборными капроновыми палатками. Это не считая бабушек, разложивших на переверных ящиках разную мелочевку и мешки с семечками.

Пройдя вдоль рынка, Олег убедился, что все торговые точки занимаются своим делом – торгуют. А ему нужен павильон, который пустует. Такой обнаружился за пределами общего ряда, возле самых домов. Несколько помпезного вида сооружение из темного зеркального стекла и алюминиевых профильных пластин. Ступеньки крыльца под навесом со всех сторон облицованы темно-зеленой широкоформатной керамической плиткой, имитирующей природный камень. Еще имелась небольшая вывеска с краткой надписью "ЧП ГОЛОВКИН".

Ждать и мерзнуть пришлось недолго. Ровно в четыре к павильону подкатил темно-синий джип "лэндкрузер". Из него бодро выпрыгнул Василий Александрович, застегивая на ходу меховую кожанку.

– А где Головкин? – спросил у Олега.

Тот только хмыкнул в ответ. А Люба так и впилась взглядом, а потом набычилась и спросила сердито:

– Так это вы?

– Точно так, я, – легко согласился шеф службы бкзопасности, – а это, выходит, наоборот, вы? – ткнул в ответ указательным пальцем.

– Брось, Люба, – урезонил рассерженную подругу Олег, – Василий Саныч понял наши проблемы и проявил гуманизм. Лучше спасибо скажи.

Но подруга ничего не успела сказать. В облаке снежной пыли, крякнув тормозами, подскочила "газель" под брезентовым тентом. Хлопнула дверца и из кабины выпрыгнул взъерошенный, как подравшийся воробей, молодой мужик без шапки. Самым невероятным образом взъерошен он оказался с ног до головы: редкие волосы на голове, полупальтишко из искусственного бурого меха, вылезший из-за ворота изрядный кусок мохерового шарфа и даже овчинный подклад полузастегнутого зимнего сапога, торчавший поверх левой брючины все взъерошено. Мужик явно принадлежал к разряду торопыг, которые всякое дело оборвут чуть-чуть не закончив. Последняя пуговица у него не застегнута, последнее слово в предложении не досказано.

– Никто не опоздал? – спросил он, суетливо сунулся к Олегу, сунул ладонь ковшиком: – Головкин. – Не дав пожать руку и не дожидаясь ответа, бросился к Василию Александровичу: – Здорово, Саныч. Все путем?

– Открывай лавочку, Головкин, народ заморозишь, – осуждающе сказал шеф службы безопасности "Виншампани". – Такой, вроде, шустрый, а вечно опаздываешь.

Стремительный Головкин вставил ключ в замочную скважину, но сделал только один оборот. Бросился развязывать тент "газели". Пришлось Олегу самому отпирать. В павильоне обнаружились пустые полки и коробки, сдвинутый и отключенный прилавок-холодильник. Зато оказалось неожиданно тепло. Влетевший следом Головкин хлопнул на прилавок электронный кассовый аппарат и пояснил:

– Во, опять обогреватели забыл выключить. Касса зарегистрирована, это он уже перешел к делу, – все бумажки здесь. Заполняй договор. Торговали когда-нибудь?

– Училище закончила, – Люба мгновенно переняла лаконичную манеру выражаться. – Чего тут? Лицензия на торговлю, договор аренды, разрешение, так... Ага, алкогольные свыше двенадцати градусов. Еще два месяца действительно.

А Головкин уже успел исчезнуть и снова появиться с картонной коробкой. Тяжело уронил её на пол и снова пропал. Олег поспешил следом. Из кабины вылезал водитель "газели" – пожилой мужик в белом армейском полушубке. Этот, в отличие от своего босса, был какой-то заторможенный. Даже странно, что так лихо подрулил к павильону. Может, это Головкин рулил, отбирая руль на ходу?

А реактивный Головкин уже волок следующую коробу, на ходу разговаривая сразу с Олегом, Любой и Василием Александровичем. И с каждым на отдельную тему. Через пять минут он уже раскидывал по полкам товар и диктовал Любе ценники. С большим трудом Олег вычленил из сыплющихся фраз те, что адресовались непосредственно ему. Выходило, что они поступают на работу реализаторами в его ЧП – частное предприятие. Могут торговать чем угодно и как угодно, но чтоб аренда и электричество оплачивались вовремя. Приход-расход пишутся в тетрадку, если налоговая накроет – выкручивайтесь сами. В конце месяца баланс по тетрадке и налоги – будь любезен. Короче, ведите себя, как хозяева.

Еще через пять минут, забрав заполненные договора, Головкин исчез. Люба только глаза вытаращить успела, а сказать что-нибудь – нет. Так и осталась с кучей вопросов. Потом принялась поправлять кое-как набросанные под стекло прилавка шоколадки, сигаретные пачки и жвачки, крепить ценники.

– Ну, вы поняли? – спросил Василий Александрович. – Теперь это все ваше, включая товар. Ведите бизнес, обогащайтесь. Вот только водочкой на продажу придется самим озаботиться, – он многозначительно поглядел на Олега. – Как, Мастер, готов?

– Водочкой озаботиться? Всегда готов! – Олег изобразил пионерский, а говоря по-современному, бой-скаутский салют. – Чего ж этот Головкин сам тут не торгует?

– Ясно почему, – подала голос Люба, – сюда от остановки сквозь киоски ни один покупатель не доходит. А цены какие надиктовал! Как он вообще в трубу не вылетит? Магазин этот пустой оплачивает, товары бросил не глядя, кассовый аппарат опять же.

– А эта лавочка у него так, для прикрытия, – пояснил Василий Александрович. – Он на нашей фирме водку и шампанское оптом берет и по области развозит, сдает там мелкими партиями за наличку. Каждый день по "газели". А изображает из себя киосочника. Вы, главное дело, прибыль показывайте и документацию ведите. И можете под этой крышей свой бизнес крутить.

– Кстати, о крыше, – встрепенулся Олег. – Рэкет на нас не наедет?

– Держи, – шеф протянул визитную карточку. – Если сунется какой идиот с претензиями, покажи, пусть позвонит по указанному телефону. Если не врубится, позвони сам.

Олег повертел визитку. "Охранное агентство "АМБА". Сопровождение, охрана, переговоры, конфиденциальные поручения". И оскаленная тигриная морда.

– Так им, наверное, платить надо? – спросил Олег с неудовольствием.

– Только после вызова, – успокоил его шеф. – Но уж тогда придется заплатить, сколько они скажут.

– Интересненькое дело. А если они сами этот вызов и устроят. – Олег не успокаивался. – Пришлют своего человечка, а потом счет выкатят выше крыши.

– Если боишься, не вызывай, – Саныч пожал плечами, – тогда жми тревожную кнопку под прилавком. Милиция приедет. Да, вот ещё что. Товар, который Головкин сюда вбросил, уже оплачен. Вы за него ничего не должны. Это вам, так сказать, на раскрутку. Так что ценники можете переписывать по своему вкусу. Надеюсь вы тут продержитесь хотя бы до Нового года. Местечко, конечно, не самое хлебное, но каких только чудес не бывает. Ладно, пойду я, дел ещё по горло. А ты, Мастер, звони, не стесняйся, рассказывай, как дела идут. Мало ли, помощь понадобится...

И с этими многозначительными словами Василий Александрович надел кожаную финскую кепочку с меховыми наушниками и вышел на мороз. Точнее, к своему "лэндкрузеру". Олег задумчиво присел на пустую коробку, которая, как ни странно, выдержала его вес.

– Действительно, каких только чудес не бывает! – воскликнула Люба. Глаза её блестели, и сама она приосанилась. – Вчера ещё ни кола, ни двора, а сегодня – гляди чего! И квартира, и свой магазин. Слушай, он что, и вправду такой гуманист, этот Саныч?

– Истинные гуманисты, Любочка, как известно, в Африке неграм бесплатные клизмы ставят. Или на Совете Европы Чечню оплакивают. А это просто он мне взятку дал таким способом.

– Тебе взятку? – у Любы глаза на лоб полезли. – Ты что, такой большой начальник?

– Нет, я просто Мастер, – с гордостью ответил Олег. – И чтобы я перестал мастерить бодяжную водку, мне и выделили этот храм торговли. Это дешевле, чем бороться с моими производственными успехами. Кстати, о водке. Нам ведь без неё не обойтись, если я правильно понимаю политику министерства по налогам и сборам. Иначе разоримся. Как думаешь? В павильончиках у остановки её небогато.