Текст книги "Водка"

Автор книги: Виктор Мясников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Труня, небось, сам и подстроил, – Люба всхлипнула, – а ты не хочешь меня даже защитить. Ты, значит, с самого начала знал про проценты?

– Ничего я не знал! – хамским тоном заявил Вася, и Олег понял – врет. – Ты реализатором сидишь, ты и должна знать про проценты, про цены, туда-сюда, всякое такое. А я чисто охранник. Если кто типа наедет на ларек, чтоб в морду въехал.

– Как ты мог? – Вот теперь Люба заплакала по-настоящему. – Знал и помалкивал. А ещё говорил, что любит.

К киоску подошел какой-то мужик, купил пачку сигарет. На время внутри воцарилось молчание.

– А чего ты ревешь? Не надо быть такой коровой, – хамил Вася.

– Я не из-за этого реву, а из-за того, что ты у меня такой подлец оказался.

– Ничего себе! Она проворовалась, а я подлец! – завозмущался Вася. Ты фильтруй базар, в натуре. За такие слова и ответить можно конкретно.

Олег не знал, что ему делать. То ли уйти незаметно, то ли вмешаться. Ему было жаль бедную девушку, без вины виноватую, с которой так предательски поступает возлюбленный. Ну, вмешается, и что дальше? Уговорит оставить её в покое? Не таков Труня, бандитская морда, чтобы кусок упустить. Сделать благородный жест, покрыть недостачу? А почему бы и нет? Какая может быть недостача в киоске? Тыща-другая. У него этих тысяч в сумке почти сотня. Отстегнет парочку, не обеднеет. Тем более, что деньги тоже сжуленные. Ну и пусть отходят к другому жулику. И Олег решительно подошел к квадратному окошку.

– Привет передовому отряду рыночной торговли! – сказал он как можно веселей.

– Привет, – не очень весело отозвалась Люба, вытирая глаза скомканным платочком.

– А, это ты, – приветствовал его Вася, пригнувшийся, чтобы лучше разглядеть в окне лицо покупателя. – Чего-то ты рано сегодня. Труни ещё нет ни фига.

– А я не товар привез, – успокоил его Олег. – Выходной сегодня, так просто гуляю. Дай, думаю, загляну. А ты чего, Любаша, такая хмурая?

– Да так чего-то, – ответил за неё Вася, – заболела слегка.

– Слегка – это ничего, – согласился с его версией Олег. – Стоит ли плакать?

– А я не плачу, – Люба убрала платок и попыталась улыбнуться. – Это насморк. – Она для наглядности шмыгнула носом. – А чего это вы бродите в такую рань? В выходной надо спать до обеда.

– Этак всю жизнь проспать можно, – не согласился Олег. – Опять же, кто рано встает, тому, сама знаешь, бог подает.

– Ох, – вздохнула Люба, – я вот вообще сегодня глаз почти не сомкнула, а что-то ничего доброго он мне не дал.

– Не дал сегодня, воздаст завтра, – постарался успокоить её Олег.

– Как же, он воздаст, – Люба снова вздохнула. – За грехи разве. Да и то не всем.

Тут она была всецело права. И Олег не нашелся, что ответить. Но в это время раздался стук в дверь киоска. Вася, сидевший на высоком табурете, заорал, не меняя позы:

– Кто там?

– Открывай, смена пришла! – раздался хрипловатый голос.

Вася нехотя сполз с табурета, кинул сигарету в угол рта, пошел к двери, по-бабьи двигая жиреющим задом. Оказывается, пришла Рая, сменщица Любы, крупная женщина лет тридцати двух. Заполнила собой половину тесного пространства киоска, принялась стаскивать плащ.

– Фу, накурили! – выдохнула возмущенно. – Двери хоть оставьте открытыми, пусть продует немного. А это кто там в окне застрял? – заметила Олега. – Ты чего, Мастер, в такую рань?

– Да и ты, вроде, рановато, – откликнулся Олег.

– Так ведь поднял сегодня свиненок-то мой ещё шести не было. Все в школу боялся опоздать. – Рая повесила плащ на крючок, пристроила сумку на стеллаж между упаковок с баночным пивом, оседлала жалобно скрипнувший круглый табурет. – дежурным, вишь, по классу назначили. Радость такая – на полчаса раньше всех придти. Вперед будильника проснулся, ну, и мне, понятно, спать не дал. Вот, отвела в школу, а сама сюда.

– Как же он у тебя, Рая, после школы будет, если ты на целые сутки в киоск села? – спросил Олег.

– Да так же, как и летом. – Рая развернулась на табурете, пристроила зеркальце на стеллаж, раскрыла косметичку. – Сюда прибежит, посажу в угол, заставлю уроки делать. Накормлю и домой отправлю. А вечером бабка с работы придет, так что разгильдяйничать у него не получится. Вот если бы ты меня, Мастер, замуж взял.., – протянула мечтательно.

– Да ты ж его одной ляжкой придавишь! – заржал Вася.

Он стоял в распахнутых дверях и курил. Олег обошел киоск, тоже остановился у дверей, достал сигарету.

– Нет, Васек, я не такая дура, мужичка давить. – Рая пошлепала свеженакрашенными губами. – Я бы его на руках носила. Ну что, подруга, развернулась к Любе, – будем сверяться.

– Давай, – вздохнула Люба и раскрыла тетрадку. – Пиво баночное "Элефант" – упаковка и четыре банки.

– Есть упаковка и четыре, – Рая ткнула рукой в стеллажную полку и по порядку указала на следующий строй банок. – Пиво "Туборг".

– Десять, – отозвалась Люба.

– За два месяца всего две банки ушло, – посокрушалась Рая. – Пошли дальше...

Олег не прислушивался к их негромкой перекличке. Он смотрел на Васю. Тот нервничал, хотя старался вида не подавать. Курил, делая скучное лицо. Но напрягались желваки за толстыми щеками, слишком крепко закусывал он фильтр сигареты и смотрел сквозь Олега, словно не хотел никого замечать. Олег не навязывался с разговором. Зачем? Пусть события идут, как им положено, а там видно будет.

НЕ ПОДТРУНИВАЙ НАД ТРУНЕЙ

События в этот день развивались с опережением. Не только Рая пришла раньше, но и сам хозяин Труня прискакал в восемь часов, а не в девять, как обычно. Подрулил на сверкающем "Форде", прямо на тротуар въехал к забору рынка, остановился чуть сбоку от киоска. Бычьим затылком вперед сунулся наружу, выволок свою жирную тушу из машины, встал, широко расставив ноги в высоких белых кроссовках. Мобильник в левой руке, мизинец оттопырен. На морде блуждает дебильноватая ухмылочка, словно с утра стакан водки хлопнул. Посмотрел в упор вопрошающе на Васю. Тот заюлил глазами, запереминался, втянул голову в плечи.

– Ну, чо, блин? – Труня пошел, как слон, прямо на Олега, словно не заметил его присутствия. Тот едва успел отстраниться, чтоб не попасть под этот каток. – Где она там, думает бабки отдавать?

– Здесь, короче, – замямлил Вася.

Труня неожиданно подмигнул своему работнику, тряхнув толстой щекой, расплылся в довольной улыбке. Он стал похож на огромного откормленного кота, который обнаружил, что дверца клетки с канарейкой не заперта, и собирается запустить внутрь свою когтистую лапу. Клеткой был киоск. Несчастная канарейка упавшим голосом продолжала чирикать список товаров, передаваемых сменщице.

Довольно улыбаясь, Труня продолжал стоять, не доходя одного шага до распахнутых дверей. Наверное, ждал, когда закончится процедура передачи материальных ценностей. Он вытащил из кармана мешковатой серой куртки, сплошь в застежках-молниях и медных кнопках с гербами, пачку "Мальборо", вставил в сырые толстые губы сигарету. Вася, подобострастно изогнувшись, сунулся с зажигалкой.

– Сегодня ты меня уважил, – сказал Труня со значением и покачал сигаретной пачкой, оттопырив мизинец, на котором сверкнул зеленой искрой перстенек, – завтра я тебе добро сделаю. Без балды, в натуре.

– Здорово, шеф! – раздалось сзади.

Это появился Васькин сменщик, охранник Бока. То ли это была его кличка, то ли каким-то образом трансформированное собственное имя, Олег не знал. Он просто кивнул долговязому Боке, ничего не говоря, тот кивнул в ответ. Осторожно протиснулся мимо босса, пожав руку Васе. Заглянул внутрь, поздоровался с реализаторшами. Заметно нервничающий Вася отошел от дверей киоска, как бы освобождая место сменщику. Тот пост принял, прислонившись к железному косяку распахнутой двери, тут же полез в карман за сигаретой. В отличие от Вася, Бока не был таким накачанным, да и постарше выглядел лет на пять. После ночи в киоске от него иногда ощутимо попахивало спиртным. Да и сейчас он выглядел помято, так же, как и надетый на него потасканный спортивный костюм – поддельный китайский "Адидас".

– Ну, ты можешь уже идти, – Труня повернулся к Васе, – тут есть, кому порядок навести. Давай иди, не толпись без дела.

И Вася быстро пошел прочь. Он явно торопился поскорей покинуть свою подругу и оказаться как можно дальше от места предстоящего разбирательства. Тем временем Люба закончила товарную перекличку. Она робко выглянула наружу, держа в одной руке раскрытую общую тетрадь с записями, а в другой пачку денег. Взглянув на Труню, как кролик на удава, она потупила глаза и виновато сказала:

– Вот, Александр Михайлович, ночная выручка.

Труня молча сгреб деньги, сунул в карман куртки, застегнул молнию на кармане. Поиграл мобильником, чертя в воздухе оттопыренным мизинцем.

– Ну, что, Любаня, пора рассчитаться, – сказал многозначительно.

– Вот, – Люба протянула согнутую пополам тощую пачечку, – тут шестьсот рублей. Остальные тысячу триста немного позже отдам. Они у Васи...

Она поискала глазами своего друга, но не нашла. Вышла из киоска и огляделась ещё раз. Васи поблизости не было. На глазах у Любы выступили слезы обиды.

– Каких, блин, тыща триста! – рявкнул Труня, тыча в девушку мизинцем с обломанным желтым ногтем. – Ты что, в натуре, с дуба упала? Бабки, считай, ты на кредит брала. Они вертеться должны, навар приносить. Бабки задаром только пенсионный фонд дает. Ты типа отсрочки попросила, я пошел навстречу, дал десять дней. Все, хорош. Срок настал – гони сумму. А процент, само собой, самый обычный, пятьдесят процентов. Чисто по-дружески, как своей.

– Это ещё девятьсот пятьдесят рублей, да? – со страхом и надеждой спросила Люба.

Наверное, она боялась услышать более масштабное число. Но её надежды не сбылись.

– Это за первые сутки, а за вторые уже пятьдесят процентов ко всему. Труня не собирался её щадить. – Сейчас посчитаем, сколько за десять дней набралось. Где у нас куркулятор? – Взглянул на Боку, тот тут же нырнул в киоск, через секунду вынес калькулятор.

– Но вы же ничего не говорили про пятьдесят процентов, запротестовала Люба. – Вообще ничего о процентах не говорили.

– А ты спрашивала? – удивился Труня, даже руками развел. – Не спрашивала, значит, знала. Кого сейчас скребет, что ты там думала, что придумала, чего не говорила, да не спросила. У нас правила для всех одинаковые. Расплатилась бы сразу, и никаких проблем.

– Конечно, я бы расплатилась, если б знала, что так будет, всхлипнула Люба.

– Значит, было четыре коробки "Трояна", – невозмутимо принялся тыкать в клавиши калькулятора Труня. Чужие слезы его не трогали. – В каждой по шестьдесят флаконов. Итого – двести сорок. Так, по восемь рубчиков за чекушку, будет тыщу девятьсот двадцать. Правильно?

– Не было этих коробок, – заплакала Люба. – Вернее, были, да в них только пустые бутылки. Это кто-то вам подсунул вместо нормального товара. Я тут вообще не при чем.

– Ты, короче, лапшу мне не вешай, у меня уши не вешалки. – Тут Труня был абсолютно прав. Уши у него напоминали мухобойки. – Надо было сразу смотреть, чего берешь. А то расписалась, ответственность приняла, а сейчас типа не при делах. Так любой товару закосит на полмиллиона, а потом скажет: "Пустые коробки, ничего не знаю." Короче, тут знаешь, сколь набежало за десять дней? – Он сноровисто тыкал в калькулятор мизинцем, не выпуская из кулака мобильник. – Ну, вот я всякую мелочь закругляю, остается сто десять тысяч.

– Сто десять? – ахнула Люба. – Да у нас за месяц такой оборот не выходит.

– А кого скребет? У меня че, одна что ли эта лавочка? Да у меня полно всяких контор, и везде бабки нужны. Ты две тыщи закосила, за десять дней вон какие убытки выкатили. Покрывай.

– Это вы специально все подстроили, – Люба снова заплакала.

– Ты, когда базаришь, думай маленько, – угрожающе произнес Труня. – А то ведь так недолго и по ушам схлопотать. Не посмотрю, что баба. Ты давай соображай, как расплачиваться станешь. Денег у тебя нет. Может, машина у тебя есть? Тогда машину смотреть будем.

Люба отрицательно помотала головой. В глубине киоска притихла Рая. Там же прятался Бока. Олег, ошарашенный происходящим, стоял рядом. Его потрясла бандитская наглость.

– Так, машины у тебя нет, – удовлетворенно констатировал Труня. Значит, квартира у тебя есть. Что, и квартиры нету? – Люба снова отрицательно помотала головой. – Ай-яй, как нехорошо. Тогда, наверное, дача есть хорошая? Тогда чего ты материальную ответственность принимаешь, если расплатиться за недостачу нечем? Родственники богатые хотя бы есть?

Ему мало было ограбить, взвалить на беззащитную девушку абсурдный, немыслимо огромный долг. Ему ещё нужно было её унизить, морально растоптать, натешиться своей властью и силой.

– Короче, на – подписывай. – Труня вытащил из кармана свернутые бумаги, бросил на капот своего "Форда". – Иди сюда. Где птички стоят, ставь подпись.

Он протянул ручку. Люба, всхлипывая, подошла, развернула бумаги, наклонилась к ним. Олег со своего места мог видеть только, что это какие-то бланки с печатями внизу. И их довольно много. Утирая слезы тыльной стороной ладони, Люба подписала все бланки. Довольный Труня тут же вырвал у неё из руки свою ручку и сгреб бумаги. Быстро пролистал, удостоверился, что все подписи на местах.

– Вот так, – сказал он пряча бланки в карман. – Теперь рассказывай, как возвращать будешь.

– Я отработаю, – еле промямлила Люба.

И ей, и всем остальным было понятно, что отработать в киоске такие деньги невозможно.

– А мне через сто лет не надо, – заявил Труня. – Мне эти сто десять тысяч надо прямо сейчас. Или как-то так, чтобы скоро. Ты что, главный бухгалтер банка?

– Нет...

– Во, значит и оклада крутого нет. Натурой, значит, будешь отрабатывать, – подвел итог Труня. – Собирайся, садись в машину. Ничего, в "Багире" быстро бабки заколачивают.

"Багирой" назвалась самая известная в городе фирма интимных услуг, предоставлявшая девочек по вызову. Когда-то её объявления с номерами диспетчерских телефонов висели на каждом столбе. Потом милиция спохватилась, начала борьбу с проституцией, и название "Багира" исчезло с заборов. Хотя появились десятки других. Но с тех пор это слово так и осталось нарицательным названием подпольных предприятий местной секс-индустрии.

– Нет! – взвизгнула Люба.

ПОЧЕМ ДЕВОЧКА?

Она рванулась было прочь, но Труня цепко поймал её за руку, притянул к себе. Олег сам не понял, как шагнул вперед и громко сказал:

– Я заплачу. – Он испугался сам своих слов, аж мурашки побежали по спине, но повторил: – Я за неё заплачу.

Труня повернулся к нему всем корпусом так резко, что Олег отступил. Ему показалось, что хозяин киоска сейчас ударит его. Но тот уставился круглыми поросячьими глазами, засопел недовольно, потом сказал:

– Я тебя за язык не тянул, мужик. Перевел чисто на себя, теперь отвечай. – Он смотрел уже другими глазами, злыми и внимательными. – Клади прямо сейчас все бабки. И учти – к вечеру ещё пятьдесят процентов набежит.

– Не набежит. – Олег запустил в сумку руку и принялся выбрасывать на капот "Форда" денежные пачки. – Считай. Десять, двадцать... Еще пять... И ещё – тридцать уже. Еще десять...

– Стой! – притормозил его Труня. Теперь он был ошарашен таким неожиданным поворотом событий. – В киоск заходи. Эй, – заорал в раскрытую дверь, – закрылись на учет и ушли все на хрен.

Изнутри торопливо выбежал Бока. Следом вышла Рая, щурясь от яркого солнечного света. Труня втолкнул внутрь Любу. Та уже не плакала, а смотрела удивленно вытаращенными глазищами на Олега. Тот сгреб деньги с капота обратно в сумку и вошел внутрь. Труня ввалился следом и тут же запер дверь. Пинком вбросил на середину киоска картонную коробку, внутри которой что-то забренчало. Скомандовал, указывая мизинцем на коробку:

– Считать будем, мужик.

Олег присел на корточки, не сводя глаз с Труни, достал из сумки пачку сотенных, сдернул с неё резинку. Труня потянулся раскоряченной ладонью, но Олег отвел пачку в сторону и отрицательно покачал головой:

– Будут твои, пересчитаешь. А пока так смотри.

Он принялся выкладывать на коробку купюру за купюрой и считать вслух. Труня недовольно ерзал на высоком табурете, низко наклонясь, чтобы все видеть. Люба стояла, прижавшись спиной к стеллажу, и нервно ломала пальцы. Она с тревогой глядела на Олега, похоже, не до конца веря, что её миновала горькая участь проститутки по принуждению.

Сотенные купюры ложились неровной стопочкой, и Труня периодически порывался их пересчитать лично. Но Олег был наслышан о его мошеннических навыках, а потому сразу прижимал деньги пальцем. Когда пачка была сосчитана и Труня нехотя согласился, что в пачке ровно сто бумажек, Олег, держа пачку на виду, перехватил её резинкой. Положил на угол коробки и достал вторую пачку. Спешить ему было некуда.

Труня сердито сопел. С одной стороны, ему не хотелось выпускать такую лакомую добычу, как Люба, а, с другой стороны, по мере того, как росла горка денег, сто десять тысяч становились все реальней и осязаемей. А Люба стояла затаив дыхание, боясь спугнуть свое счастье, свое спасение.

– Восемьдесят семь тысяч, – подвел, наконец, итог Олег. – Сколько ещё надо?

– Двадцать три тысячи, – воспрянул Труня. – Что, мужик, бабки кончились? А я тебя предупреждал. Ты, конечно, можешь сбегать, только там уже новые проценты набегут. А бабульки эти я прямо сейчас заберу.

– А если в доллары перевести? – спросил Олег. – Это сколько надо по нынешнему курсу? Где-то баксов восемьсот?

– Чего это восемьсот? – вроде бы даже обиделся Труня. – Тысяча. По тому курсу, который здесь действует, – тысяча. Ты, мужик, понял, сказал, прямо сейчас рассчитаешься. Гони бабки! Или вали отсюда, а это все мне останется за твой гнилой базар.

Олег молча засунул два пальца в дырку на подкладке курточки. Там за подкладкой хранилась у него тысяча долларов. Та самая, что вырвал из Юсуфа якобы в окончательную оплату поточной линии. Это был его неприкосновенный запас на самый черный непредвиденный случай. И вот сейчас он выудил кончиками пальцев сверточек стодолларовых бумажек. Разворачивая их одну за другой, Олег разложил их на коробке. Теперь у него не осталось запаса плавучести на случай очередного крушения в житейском море.

– Поддельные, что ли? – потянулся к ним Труня.

– Самые натуральные. – Олег приблизил одну бумажку к его глазам. Семь степеней защиты и гарантия казначейства. А теперь выкладывай все бумаги.

Подвигав щеками и кожей на лбу, очевидно, так отражался на его лице процесс мышления, Труня выбросил на коробку скрученные бланки. Олег их развернул, скользнул глазами: договора, накладные, обязательства. Лихо, вроде как девушка набрала товара на реализацию в разных фирмах. Олег снова свернул бумаги, но гораздо аккуратней, и сунул во внутренний карман куртки. Кивнул:

– Все нормально. Открывай дверь.

Сердито сопя, Труня не глядя протянул руку назад, нащупал ключ в замке, повернул. Встал с табурета и так же не глядя лягнул ногой. Дверь распахнулась. Люба взяла со стеллажа свою сумочку, прижала к груди и вдоль стенки робко просочилась в дверь. Олег тоже поднялся, с трудом распрямляя затекшие колени. направился к дверям. Труня вдруг резко схватил его за отвороты куртки, и мизинца уже не оттопыривал.

– А поговорить? Бабки кинул и слинял, что ли?

– А чего еще, банкет устраивать? – удивился Олег, хотя его буквально трясло от предчувствия скорой драки, где сила была не на его стороне. – Или пресс-конференцию?

– Не, ты скажи, на кой хрен за неё расплатился? Деньги некуда девать?

– Я за неё не расплачивался. Я её у тебя купил. А ты продал.

От таких слов Труня выпустил куртку Олега из своей широкой лапищи. Это он понимал – купил-продал, это было вполне доступно его разуму.

– А зачем ты её купил? – удивился тем не менее. – Все же шлюхи под нами ходят, под турбомашевскими. Без нашей крыши сутенерить без понту.

– Перепродам, чего тут непонятного, – пожал плечами Олег. Он уже понял, что угроза миновала и импровизировал на ходу. – Свезу в Эмираты, там знакомому шейху сдам за сорок верблюдов. А то и за пятьдесят.

И он вышел из киоска. А разжиревший бывший неизвестный спортсмен Труня, стоя на карачках, как свинья над корытом, сгребал деньги в полиэтиленовый мешок и бормотал:

– Сорок, блин, верблюдов за одну телку.

Он никак не мог вспомнить, что это за эмиратская валюта такая верблюды, и каков их курс к рублю и доллару.

С ВЕЩАМИ НА ВЫХОД!

Прямо возле киоска у ворот рынка стояло такси. Какие-то азиаты, не то китайцы, не то вьетнамцы выволакивали из багажника огромные клетчатые баулы. Маленькая смуглая женщина в узких брючках и огромном свитере перла на себе один такой раздувшийся баул, раскачиваясь под его весом из стороны в сторону, словно пьяная. Ее беличье личико сморщилось от напряжения, а из-под вздернутой верхней губы сверкали два узких зубика.

Люба стояла растерянная, с окаменевшим лицом. Олег дернул её за локоть и подбежал к такси. Таксист как раз захлопнул опустевший багажник и собирался занять свое место.

– Свободен? – крикнул Олег, дергая заднюю дверцу.

– Садись, – кивнул шофер, усаживаясь.

– Давай быстрей. – Олег раздраженно впихнул по-прежнему растерянную и ничего не понимающую девушку внутрь "волги". – Куда ехать?

Та непонимающе смотрела на него покрасневшими глазами, темные круги под ними стали ещё четче. Водитель с треском покрутил какую-то рукоятку на счетчике, сбросив прежние цифры, но в окошечке тут же выскочила десятка. Он повернулся и задал тот же вопрос:

– Куда ехать?

– Пока прямо, – махнул рукой Олег.

Он втиснулся внутрь, боком оттеснив Любу в глубь, захлопнул дверцу. Облегченно вздохнул, когда машина выехала на проезжую часть. Оглянулся тревожно. Ему все ещё было не по себе. Рая стояла у киоска, скрестив руки и сунув ладони себе под мышки. Нахохлилась, видно, озябла. Плащ-то у неё в киоске остался. Потом угол здания закрыл её и киоск.

– Где живешь? – спросил Олег уже более спокойно.

– На Электромаше, – пролепетала Люба.

– А улица? – спросил водитель, не оборачиваясь.

– Возле мебельного за Домом культуры, – хлюпнула девушка.

Индустриальный Горнозаводск состоял из заводов, к которым лепились спальные кварталы. Соответственно и районы носили заводские названия Турбомаш, Электромаш, Тяжмаш, РТИ – резино-технических изделий, стало быть, Шинный, Изолятор и так далее. Электромаш прилегал непосредственно к "турбинке" и контролировался, понятное дело, турбомашевской мафией. Ехать туда, пожалуй не стоило. Но ничего другого Олег придумать пока не мог. Он вообще сейчас мало что соображал, слишком нервным выдалось утро.

– Васька там же живет? – спросил он и взглянул на часы.

Люба кивнула, со страхом взглянула на Олега. Он посмотрел на неё неприязненно, и Люба совсем увяла. А с чего бы ему на неё радостно глядеть? Прошел бы мимо этого дурацкого киоска, сейчас бы не знал проблем. Присматривался бы к недвижимости. А теперь остался без гроша с перепуганной девкой на шее. Он пошарил по карманам. К счастью, не все деньги были увязаны в пачки и ушли в загребущие лапы Труни. Рублей триста наскреб. За такси хватит расплатиться и ещё останется на совместный обед.

На Электромаш добрались довольно быстро. Олег всю дорогу поглядывал на часы и прикидывал, успел Васька домой приехать или нет. Ему-то на трамвае кругаля давать, а машина напрямки идет через индустриальную зону. Ехали молча. Да и о чем говорить? Чем дальше, тем Олег все больше сожалел о своем поступке. Нашелся граф Монте-Кристо. Ведь зря бандюгу деньгами наделил. Тот и сумму приличную огреб, и девчонку эту снова приберет. По ней видно, что дурочка. А у таких одна дорога.

Жила Люба в облезлой панельной хрущобе. Район вообще отличался пролетарской простотой и запущенностью. Как заводы начали простаивать, так и все окрестности пришли в упадок. Полуразбитая дверь подъезда не закрывалась, так и висела нараспашку. Подъезд замусорен хуже тротуара перед мебельным магазином пососедству. Стены обшарпаны и изрисованы похабщиной. Даже потолки на лестничных клетках и лестничные пролеты над головой расписаны копотью. Не лень было какому-то придурку с зажигалками там лазить, чтобы напакостить по белой известке. В углах лестничных клеток тоже виднелись следы огня и валялись растоптанные одноразовые шприцы. Это наркоманы кипятили в столовых ложках ханку и ширялись на подоконниках. Наверное, здесь же в подъезде в одной из квартир эту ханку и покупали. Про запах на лестнице и говорить не стоило. Без того тошно.

– Чья квартира? – спросил Олег у медленно поднимающейся Любы.

– Снимаем, – ответила та. – У бабушки одной. Семьсот в месяц отдаем.

– По-божески, – отозвался Олег. – А зарабатываешь сколько?

– У меня проценты. Когда тысяча в месяц, когда полторы. Ночью можно набросить цену на курево и выпивку, рублей тридцать прибавляется. А Васе семь тысяч в месяц Труня дает. Только он ещё и рынком занимается.

Уточнять, каким образом Вася занимается рынком, Олег не стал, потому что пришли. Люба открыла дверь маленькой однокомнатной квартиры. Небогатая мебель явно шла приложением к жилью. Из новых вещей только телевизор с видеомагнитофоном, музыкальный центр да гора видеокассет и компакт-дисков.

– Быстро собирай свои вещи и уходим, – скомандовал Олег.

Слава богу, подонок Васька ещё не доехал до дома. Не то забрел куда-то по пути, не то трамвая долго дожидался. Олег вышел на крохотную кухню. На покрытом изрезанной клеенкой столе громоздились немытые тарелки, белел залапанным пластиком импортный электрочайник. Олег налил из него кипяченой воды в стакан, который показался ему более-менее чистым. Напился. Выглянул в комнату. Люба сидела на полу и плакала. Рядом лежали какие-то тряпки.

– Хватит реветь, – сказал Олег не слишком дружелюбно. – У нас лишнего времени нет сопли размазывать.

Но девушка повалилась на пол и, уткнувшись лицом в какую-то сиреневую блузку, зарыдала в голос. Долго сдерживаемая истерика наконец-то получила выход.

– Вот зараза, – чертыхнулся тихонько Олег.

Он чувствовал, что это надолго, и успокоить девушку будет непросто. Ей, похоже, надо прореветься, освободиться от груза переживаний. Но от её безутешных рыданий у Олега сжималось сердце и руки опускались. Он попробовал погладить её по плечу, что-то сказать утешающее, но все это оказалось бесполезно. Следовало либо надавать ей по щекам, либо просто переждать. Ладно хоть ей не надо принимать ванну и переодеваться. Брюки, свитерок, замшевая курточка – нормальный дорожный наряд. Теперь бы только вещички необходимые собрать.

– Документы где лежат? – громко спросил, приподняв её голову за подбородок. – Где документы, я спрашиваю?

Люба только слабо шевельнула рукой в сторону старого шкафа и продолжала реветь. Олег распахнул створки. Справа верхняя одежда висит на плечиках. Слева узкое отделение, рассеченное полочками. На верхней лежат альбомы для фотографий, сам фотоаппарат, какие-то коробочки. А вот и документы. Олег раскрыл международный паспорт. На фотографии пухлая Васькина морда. Отшвырнул в сторону. Вот другой, обычный. Так, гражданка Носова Любовь Павловна. В карман его. Свидетельство об образовании средняя школа, село Нижний Палым, Носова Любовь... Тоже в карман. Справки медицинские и всякие бумажки. Тоже забрать, там разберемся. Фотографии нам и даром не нужны.

Посмотрим, что на плечиках болтается. Платья берем, пиджаки мужские оставляем. Куртка кожаная, маленькая – берем. Пуховик стеганый, на левую сторону застегивается. Больно какой-то потрепанный, пусть висит дальше. Джинсы большие и маленькие. Маленькие в кучу, большие – на фиг. Ботиночки, туфельки, кроссовочки. Что-то много набирается. Новые берем, а остальное пусть валяется.

Что тут на полках? Наволочки нам не нужны, у нас и подушек-то нет. Пару полотенец прихватим. Трусы-лифчики-колготки гребем не глядя в полиэтиленовый мешок. А это что за хреновина такая? Ладно, берем, мужики кружева не носят.

Буквально за три минуты Олег рассортировал все шмотки. Стянул со шкафа большую спортивную сумку ярко-красного цвета. Даже пыль с неё не смахнул, принялся набивать женским барахлом. Главное, чтобы все вошло. Чем меньше баулов, тем легче перемещаться в пространстве.

Огляделся. Ладно, мыло, мочалку, зубную щетку, если нужда такая будет, купят по пути. Люба, вроде, перестала завывать, села на пол, привалясь спиной к тахте. Всхлипывает и глаза трет блузкой. Надо не забыть тоже в сумку потом засунуть.

ИСКУССТВО РЕЗНИ

Олег снова вернулся на кухню. Раскрыл низенький облупленный холодильник. М-да, только мышам вешаться. Банка майонеза, скорченный тюбик горчицы и подозрительный кусок колбасы. Вот молодежь пошла. В ресторанах они, что ли, питаются? Еще бутылка минералки стоит початая, газ вышел, значит. Достал минералку, попробовал на язык – нормально, не слишком соленая. Налил стакан, чтобы Любу немного отпоить. Только поднял, чтобы нести, – хлопнула входная дверь.

Олег замер. Осторожно отступил к раковине, чтобы его нельзя было увидеть из комнаты. Стараясь не звякнуть, опустил стакан на кухонную тумбочку. Прислушался.

– Во, Любанька! – раздался радостно-фальшивый возглас.

Васенька явился. Похоже, поддатый слегка. Потому и не сразу домой приехал, что сначала горе и позор алкоголем лечил.

– Не трогай меня, мразь! – Это уже Люба взвизгнула.

– Ты чо! Все же нормально. – Вася, похоже, не понимал, почему ему не рады. – Ну, попугал тебя Труня, так ведь отпустил. А мог бы типа того... В другой раз умнее будешь.

– Уйди от меня! Предатель! – Люба выкрикивала эти слова с откровенной злобой. – Продал меня этой сволочи!

– Чего ты, блин! – Вася тоже возмутился. – Он на тебя давно глаз положил. Тут рыпаться без понтов – уроет. Он чисто на рынке смотрящим поставлен, его слово – закон. А от тебя не убыло. Зато теперь знаешь, как жить будем! Сама ещё спасибо скажешь.

– Тварь! Тварь поганая! – не унималась Люба. – Про любовь тут врал, а сам продал этой скотине.

– Ладно, заткнись уже! Заколебала! – заорал Вася. – Ну и трахнул он тебя, не сдохла ведь. Он авторитет, ему, в натуре, положено. Давай теперь я тебя трахну, и все позабудешь.

Из комнаты послышались звуки возни, писк Любы и возбужденное пыхтенье Васи. Пора было с этим безобразием кончать. Олег взял с тумбочки большой кухонный нож. К тусклому тупому лезвию присохли какие-то крошки. Зато кончик острый, лучше и не пожелаешь.

Он вышел из кухни. Пластмассовая рукоятка ножа уютно устроилась в кулаке, рука опущена, лезвие скрыто за спиной. Вася уже втащил подругу на тахту и возился с застежками на её брюках.

– Эй! – крикнул Олег. – Не трогай чужое!

Вася тут же соскочил на пол и принял боевую стойку. Рубашка его была расстегнута, майка под ней задралась. Не по годам пышное брюшко валиком наползло на ремень и двигалось в такт дыханию. Раскрасневшаяся рожа выражала изумление. Вот уж кого он не ожидал увидеть в собственной квартире.