Текст книги "Водка"

Автор книги: Виктор Мясников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

– Назад ходи! – закричал ему Чингиз и выпалил из газового револьвера.

Воин уставился на азербайджанца. На его юном и глупом лице образовалась пьяная ухмылка, словно знакомого увидел.

– Чечен! – радостного заорал солдат, тыча рукой в сторону Чингиза. Братаны! Чечена поймал!

Тут его, наверное, толкнули снизу в ноги, потому что он резко просунулся вперед и с громким стуком выпал на пол. Следом упали последние осколки стекла из рамы. Но пьяных, как известно, бог бережет. Ничего ему не сделалось. Солдат неторопливо поднялся и пошел вперед, делая медленные широкие гребки руками. Олег сначала подумал, что парень натуральным образом поплыл, но потом понял – боксирует. Норовит в морду кулаком въехать.

Чингиз, отступая, принялся раз за разом методично стрелять из своего газовика. Каждый раз из ствола выплескивался лоскут огня и желто-голубой дымок, но парень продолжал грести прямо на ствол. Наверное, охранника не предупредили, что слезоточивый газ на пьяных и собак не оказывает никакого действия. Может, только злит больше.

Видя, что выстрелы в упор не останавливают храброго русского солдата, а в барабане револьвера остались только стреляные гильзы, Чингиз развернулся и бросился бежать в дальний конец фермы. У Олега вдруг слегка защипало глаза, и он тоже быстренько отбежал. Газовое облако, нисколько не мешающее нападающим, быстро рассеяло всех обороняющихся. Увы, но пресловутый слезоточивый газ практически не действует на пьяных и собак.

Второй охранник, Миша, он же Махмуд или что-то в этом духе, высунувшись из-за бетонной перегородки, кричал:

– Эй! Тебе чего надо!

Пьяный солдат, привлеченный этим криком, сразу переключился на новый объект. Бормоча что-то неразборчивое, но наверняка матерное, он поплыл крупными гребками на Мишу. Тот отступил в темноту и исчез. Лампочка светила только у входа, а остальное помещение длинной метров в полтораста, пребывало во власти ночи.

В окно тем временем ещё кто-то ввалился и, выполняя боевую задачу, отодвинул засов на двери. Осажденная крепость пала, не оказав серьезного сопротивления. В неё ворвались ликующие враги, чтобы по обычаю подвергнуть грабежу. Олегу захотелось догнать Чингиза и надавать по морде. Если бы не его идиотская газовая атака, можно было бы спокойно принимать пьяных бойцов прямо под окном и вязать портянками. Или вырубать. Тем более, что они и так все были в полуотрубе от выпитого накануне для храбрости. Сейчас же приходилось спасаться самим.

Миша уже спасся, где-то затаился. Чингизу пришлось хуже. Убегая в темноту, споткнулся не то о шланг, не то о кабель, и со всего размаха хрястнулся на пол. После чего довольно долго корчился на пыльном бетоне никому не нужный. Никто к нему и не подошел, и не пнул даже слегка. Ворвавшиеся солдаты, а было их человек двенадцать, неожиданно отвлеклись. Они было начали растекаться по ферме, но тут в дверях красного уголка возникла такая же пьяная Инка.

– Мальчики! – позвала она хриплым дискантом. – Что за шум, а драки нету?

– Сейчас организуем, – пообещал ей долговязый худой парень.

Крошечная пилотка каким-то чудом, не падая, висела у него на затылке, словно прибитая гвоздиком. Парень пошевелил белыми бровями на загорелом дочерна лице и, не доверяя собственному зрению, спросил:

– Ты баба, что ли?

– Я – девушка! – одернула Инка засаленное трикотажное платье и гордо подбоченилась.

– Сперва дембеля! – Лопоухий маленький солдатик в ушитой до полной обтяжки форме, в сапогах, съеженных до щиколоток, оттолкнул длинного и бросился к Инке. – Дембель первый у компота!

Через пять секунд истерично хохочущую женщину уже поволокли из угла в угол. Словно муравьи дохлую гусеницу, облепили её солдатики. И так же бестолково дергали в разные стороны. Кто держал за руку, кто вцепился в платье, а кто-то обеими руками стискивал дрябловатую ляжку в темных венах и синяках. Только лопоухий карапуз бегал вокруг, периодически просовывая руку, чтобы лапнуть вялую грудь пьяной женщины, и покрикивал:

– Дембель первый! – Иногда при этом стукал себя в грудь и добавлял: Петр Первый – всегда первый!

Только один солдат продолжал выполнять боевую задачу, не отвлекаясь на мародерство и насилие в отношении мирного населения. Это был тот самый, зря обстрелянный из револьвера. Он целеустремленно продвигался вперед, отыскивая противника. В полумраке он наткнулся на поточную линию розлива жидких продуктов в полиэтиленовую упаковку. Наткнулся довольно крепко, схватился за лоб и, четко разделяя слова, сказал:

– Чечен, падла, убью!

Как на грех, ему под руку подвернулся ломик. Олег с помощью этого ломика при монтаже двигал отдельные громоздкие части агрегата. Так тот и остался прислоненный к станине. Солдат схватил лом и врезал по механизму. Меланхоличный звон прокатился по гулкому пустому зданию, отозвался эхом. Солдат замахнулся снова.

Олег подобного варварства стерпеть не мог. Он столько сил потратил, чтобы наладить технику, а какой-то недоумок принялся её крушить. Олег вынырнул из темноты и от души врезал парню кулаком промеж глаз. Не любил он драться, не его это призвание – живого человека бить, но тут не сдержался.

Пал солдат. Покатился лом по звонкому бетону. Олег остановил его ногой, отнес к стене и там положил. Слышались нестройный топот сапог, визг и хохот Инки, похоже, не понимавшей, кто, куда и зачем её носит на руках. Олег посмотрел в ту сторону, соображая, что делать дальше. Лезть на рожон из-за чокнутой алкоголички не хотелось. С другой стороны, кто знает, что могут сотворить с бабой перепившиеся "защитники родины". Но пока не наблюдалось прямой угрозы ни её жизни, ни здоровью, ни, по большому счету, так называемой чести. И он решил пока обождать. Неизвестно, как ещё могут обернуться события.

Ждать пришлось недолго. И обернулось все нестандартно. В распахнутую дверь фермы вбежал совсем юный и, невероятное дело, абсолютно трезвый солдатик и громко крикнул, с повтором для слабо слышащих и особо тупых:

– Сквозняк! Сквозняк!

И пьяное войско, неуправляемое и дикое, возбужденно тащившее в разные стороны невменяемую бабу, враз окаменело. Словно юный солдатик, как ученик мага, произнес страшное заклинание, и всю нечисть парализовало. Солдатик юркнул обратно в дверь. Следом, пискнув, умчался лопоухий коротышка-дембель, на бегу успев растянуть вверх до колен гармошки кирзовых сапог. Следом, топоча, ринулись остальные. На мгновение в дверях возникла кутерьма и давка, завихрение, воронка, и всех всосало наружу. Будто и в самом деле вынесло волшебным сквозняком.

Только на затоптанном бетонном полу осталась сидеть ничего не понимающая Инка, сверкая задранными коленками. Она вертела головой, хныкала и робко спрашивала:

– Мальчики, вы где?

И ТАНКИ НАШИ БЫСТРЫ, И СПИРТ ЗАЛИТ В КАНИСТРЫ

Можно было ожидать, что сейчас взревет тракторный дизель, но солдатики, похоже, бросились на утек своим ходом. Но звук работающего двигателя, тем не менее, был слышен. И он быстро приближался. Какая-то машина ехала к ферме через поле, тем же путем, каким пришел трактор с прицепом. И было слышно, как что-то громко брякает, когда машину бросает на кочках.

Олег вздохнул. Какая-то ночь больших неожиданностей. Кого ещё черт несет? Если даже пьяные солдаты разбежались, то, может, и ему лучше спрятаться? Может, это такие головорезы едут, что дембелей на завтрак жрут и гражданскими заедают? Но, судя по звуку, машина была легковой. И Олег решил не прятаться. Где оставил лом, он хорошо помнил. В случае острой необходимости разыскал бы в темноте.

Машина тем временем подкатила почти к самым дверям фермы, распахнутым настежь. Мотор выключился. Громко хлопнула дверца. На пороге появился офицер.

– Есть кто живой? – громко спросил он, в упор глядя на хнычущую Инку. – С вами, гражданочка все в порядке?

– А чего ей сделается? – Олег вышел из темноты. – Утром опохмелится, и можно дальше пировать.

– Подполковник Возняк, – представился офицер, кинув руку к фуражке.

И Олег сразу постиг магическую суть солдатского заклинания. Погоны он тоже рассмотрел.

– Сменный мастер Морозов, – он тоже представился.

– Мои бойцы накуролесили? – спросил подполковник Возняк, указывая фонариком на сидящую Инку.

– Накаруселили, – поправил его Олег. – Носили на руках. Каждый хотел сам унести подальше от других.

– Вопрос ясен, – отметил Возняк. – Все убежали, или кого-то удалось задержать?

– Один задержался, – не стал скрывать Олег, – лежит вон там.

Подполковник посветил фонариком и нащупал лучом неподвижное тело. Быстро подошел и удовлетворенно кивнул головой:

– Так, Жемчужников, значит. Утомленный солнцем, измученный жаждой. Поднял глаза на Олега. – Что вы с ним делать собираетесь?

Оба глаза рядового Жемчужникова, словно черными очками, были прикрыты свежими сизыми фингалами. Олег машинально погладил костяшки правой руки. Побаливали слегка. Жемчужников, точь-в-точь как вчера Коля Бешеный, превращался в очкового медведя.

– А чего мне с ним делать? – пожал плечами Олег. – Я ему не матушка, тем более не старшина. Ни похмелять его, ни кодировать от пьянства точно не буду. Под зад наподдам, когда очухается, чтобы в дверях не застрял.

– А жаловаться, заявлять куда-нибудь? – настороженно и неназойливо спросил Возняк.

– Делать нам больше нечего. Было б надо, я бы ему прямо здесь гауптвахту устроил. Недельку бы навоз повыгребал, служба б медом показалась.

– Ну, коли так, – совсем повеселел подполковник, – тогда я его заберу. – И рявкнул громовым голосом: – Курочкин!

Олег аж вздрогнул, а эхо минут пять перекатывалось под бетонными сводами. В дверях появился рослый солдат в ладно подогнанном обмундировании.

– Звали, тар-ш-щ п-лко-вн-к? – спросил он, глотая гласные звуки.

– Забери, – ткнул офицер в распластанное тело. – Больше никого не валяется? – спросил Олега и пошарил лучом фонарика по сторонам.

В пятне света вдруг возникло небритое лицо с зажмуренными глазами. Это был Чингиз.

– Остальные убежал, – сказал он, прикрывая глаза рукой. – Спасибо, товарищ полковник.

– На здоровье, – хмыкнул Возняк. – А чего тут у вас такое?

– Соломорезка с кормозапарником, – объяснил Олег. – На неделе корма привезем и будем коров загонять. А что, солдатики у вас всегда такие буйные?

– Нет, это они в последние дни взбесились. Как узнали, что часть в Чечню перебрасывают, так и пошли в разнос. Да им только повод дай. Подполковник направился к выходу. – И на губу сажать резона нет. Тут полно работы – проверка, погрузка и прочее. Все упираются, а кто-то на губе отдыхает?

– Чечня – это серьезно, – посочувствовал Олег. – Можно понять ребятишек.

– Да чего там серьезного? – возмутился Возняк. – Чай, не на передовую. Техническую разведку проведем и будем пути восстанавливать. Железнодорожный батальон. Своим поездом едем, в тылу будем и под охраной бронепоезда. Чай, не в Норильск, на зиму глядя...

– Начальник, зайди закусить, – присунулся вдруг Чингиз. Всем своим видом он изъявлял глубочайшее почтенье к погонам и положению гостя.

– Действительно, – поддержал Олег. – Что вы, хуже подчиненных? Имеете право.

Подполковник помялся и махнул рукой:

– А-а, все равно пропадать. Когда угощают, отказываться невежливо.

Тут же подполковника Возняка усадили за стол, заново застеленный глянцевыми предвыборными плакатами. Целая упаковка их отыскалась в бывшем красном уголке. Так что все оказались в компании с ныне действующим мэром Горнозаводска, тогдашним кандидатом. Холеный мэр загадочно улыбался, показывая ровные голливудские зубы, и обещал златые горы. Сейчас-то было понятно, что улыбка, так же как и сами зубы, оказалась фальшивой. По всем городским дворам гнили огромные кучи отнюдь не злата. Не получая четыре месяца денег от мэрии, спецавтобаза перестала вывозить мусор. Зато центр города стремительно застраивался евродомами с роскошными квартирами по полторы тысячи баксов за квадратный метр. Заселялись они в основном чиновниками и связанными с ними бизнесменами, то есть чиновничьей родней.

Олег быстренько помыл стаканы и ложки. Тем временем Чингиз наладил закусок, а беззвучно возникший Миша сложил на подстилку в углу Колю, дядю Вову и Инку, забросив сверху брезентовым чехлом от "жигулей". Чтобы вид не портили.

– Эх, я бы и сам нарезался, как мои железнодорожники, да денег жалко. Сейчас зашлют хрен знает куда, получка фиг дойдет. Что семье оставлю, на то и будут жить. А девкам скоро в школу – чистое разоренье.

– Чего ж ты? – удивился Олег. – Комбат, а не можешь семью обеспечить. У тебя и техника, и горючее, и личный состав. Да ты в деньгах должен купаться.

– Понимаешь, боец у меня матчасть пропивает, так с него что возьмешь? Его ведь в армию силой призвали, хоть и по закону. Вот он на армию, как на тюрьму, и смотрит. А я своей волей в училище пошел и, понятно, не за тем, чтобы карманы набивать. Ладно, разливай, раз сами зазвали.

Чингиз с Мишей помалкивали. Да их никто и не спрашивал. Олег и Возняк общались меж собой, и были этим общением вполне довольны. Но, налив очередную порцию, подполковник посмотрел стакан на свет, нюхнул, словно обоняние у него от выпивки обострилось, и сказал:

– А ведь это не водка, Мастер. Это спирт с водой.

– А водка и есть спирт с водой, – рассмеялся Олег.

– Э, нет, – комбат погрозил пальцем, – я разницу сразу чую. Был у меня период, три года только спирт пили. Лет двадцать назад, я ещё Ванькой-взводным после училища лямку тянул. Тут, на севере края. А там под Ревделем лесокомбинат и гидролизный завод. Спирт с него цистернами по железной дороге отгружали. И половина солдат каждый день пьяная. На дембель уходят законченные алкоголики. Часть на последнем месте в войсках, постоянные ЧП. Офицерам, хоть стреляйся – никакой перспективы. Меня туда сунули и сказали: "Два года отмантулишь, если без ЧП, получишь роту и поедешь на БАМ." А там с первого дня такое началось, вспомнить тошно. Главное, понять не могу, откуда бойцы пойло берут. Понятно, что спиртзавод – вот он, за забором. Но ведь там охрана, а если и вынесет кто "шила", так литр-два, а этим взвод не споишь. В общем, выпросил я два законных отгула, сделал вид, что уехал, а сам засел на чердаке с биноклем. И что ты думаешь? Выследил поганцев. Короче, прямо средь бела дня часовой на КПП выпускает за территорию бойца с двадцатилитровым термосом. Тот спокойнехонько топает вдоль забора, потом – шасть в кусты. Через пятнадцать минут возвращается, полный термос на плече волокет, аж согнулся. Опять через КПП и в столовую через кухонную дверь. Ага, думаю, понятно, когда они напиться успевают. Прямо в столовой во время обеда и ужина киряют на глазах у замполита. Под видом чая или компота, а, может, просто заместо воды. Ладно, с этим ясно, а где тот волшебный краник, из которого вы спиртозу цедите? Пошел я по этой тропинке. Выхожу к насыпи, наверху рельсы, а внизу пригорочек, елками заросший. И дорожка прямо туда. Захожу в эти елки. Лежит ржавое корыто, в каких цемент замешивают. Переворачиваю это гребаное корыто и что я вижу? Ведерко на веревочке. А под ним прямо в земле круглый люк. И спиртиком пованивает. Задираю я этот люк – такой снизу духан, хоть закусывай. Камушек туда бросил – бульк! Чувствую, емкость приличная, подземное озеро. Люк и горловина точно, как у железнодорожной пятидесятитонной цистерны. Черпанул ведерком – натуральный ректификат. Навел я марафет аккуратненько, будто меня тут и не было, а сам огородами, огородами и к ротному своему домой. Так, мол, и так, нашел я неиссякаемый источник вдохновения и всех наших проблем. Только, говорю, не пори горячку и не хватайся за пистолет. А, главное, не торопись докладывать комбату и прочим. И сели мы с ним думать. Тут он и говорит: "Слышь, лейтенант, был тут года три назад страшный шухер по всей дороге. Пропала цистерна со спиртом прямо из середины состава. Случай беспрецедентный. Добро бы груз пропал, случалось, а чтобы вагон или цистерна целиком – никогда. Но с той поры и началось у нас в части беспробудное пьянство." Короче, ротный, как специалист сразу сообразил, как дело было. У нас ведь поезд специальный, ремонтно-восстановительный. Как раз тогда по всей ветке мосты и водопропуски меняли на капитальные. А на ночь поезд отгоняли на запасной путь. А на соседнем отстаивались цистерны. Вот воины выбрали ночь, когда начальства не оказалось, и железнодорожным краном сдернули цистерну. Котлован, наверное, заранее приготовили. А бульдозером долго ли закопать? Состав цистерн потом аккуратненько тепловозом столкнули, как будто так и было. И, видно, передавали эту тайну дембеля под большим секретом. Наверное, несколько человек только и знали, где это подземное море. А то бы точно кто-нибудь заложил, или толпой бегали бы и прямо там напивались. В общем, хватило у нас с ротным ума не раздувать это дело, не искать проблем с военной прокуратурой и не выпрашивать оргвыводов. Сделали вид, что ничего не подозреваем. Заставили бойцов-железнодорожников отмыть побольше железных бочек. Потом с вечера взяли водовозку и за ночь откачали почти двадцать тонн спиртяги. Осушили до дна. На бойцов наших аж смотреть страшно было. Ходят злые, зубами скрипят, почернели и мордами осунулись. Раньше им ни увольнительных, ни отпусков не надо было, все на службу забивали, а теперь вдруг стараться начали. Мы сразу повышенные обязательства взяли, комсомольский почин двинули. Начальство на нас не нарадуется, ЧП прекратились, никаких проблем со снабжением. Какие могут быть проблемы при таких запасах? Канистру спирта и к рыбакам. Или на лесопилку. Или за картошкой в совхоз. Проверяющие только зачастили, больно им наши рыбалки нравились. Понятно, мы им заправляем, дескать, спиртзавод сразу напротив, как линию перейдешь, дружим. Короче, три года эта малина продолжалась, пока последнюю бочку не прикончили. Я уже ротным был, и сразу на БАМ отправился мосты строить, квартиру зарабатывать. Да... – Взгляд подполковника затуманился счастливыми воспоминаниями. И он выпил, поставил стакан и сказал: – Но больше я таким способом карьеры не делал, только работой. Все-таки, хоть и железнодорожник, а офицер, и честь, как говорится, имею. Потому и ни с каким бизнесом не завязан, солдатиков на левую работу в аренду не сдаю и дачи штабным брюханам не строю. Так что не думайте, будто все русские офицеры готовы все продать вплоть до родины. Хрен вам!

Слова эти напрямую относились к сидящим за столом кавказцам Мише и Чингизу. Хотя они ничего подобного не утверждали. Они вообще помалкивали на всякий случай. Но тут, раз уж обратились прямо к ним, решили поддержать разговор.

– А если вам, товарищ полковник, миллион долларов дать, вы что делать будете? – спросил Чингиз.

– Ты сперва дай, а потом я уж и думать буду, что с ним делать. А может, и не буду, отдам жене, она у меня мигом его приговорит.

– Нет, это я так спрашиваю, – продолжил допытываться азербайджанец. Если бы миллион баксов вдруг появился, стали бы дальше служить?

– Конечно стал бы! Во-первых, люблю я это дело. А, во-вторых, миллион этот, как пришел, так и уйти может, а военная пенсия – это, брат, понадежней будет.

– Конечно, если всю жизнь офицером служишь.., – Чингиз не мог скрыть разочарования. – А вот чего бы купил на миллион?

– Он спрашивает, – объяснил Олег, – хватит вам миллиона для полного счастья?

– Э-э, сынок, – подполковник с жалостью посмотрел на Чингиза, – если бы счастье зависело от денег или их количества... Я самое большое счастье испытал, когда первый свой мост построил и сдал. Ветер, погода мерзейшая, снег мокрый несет прямо в морду. А тут идет тепловоз весь во флагах и гудит. У меня аж слезы из глаз... Вот женился, дочек из роддома получал, звания там, орден, а такого больше и близко не было. Ни за какой миллион этого не купишь – стоишь на мосту, слезы льются, и так тебе хорошо! Выпитое развязало язык, и подполковника было уже не остановить. – Ну, купил бы я на этот миллион квартирищу в центре Горнозаводска, "мерседес" с подземным гаражом, обеспечил бы девок своих всем нужным. А сам купил бы домик где-нибудь под Ревделем на берегу и рыбачил бы целыми днями. Какие там хариусы! Только для этого миллион совсем не обязательно. Ого, – он взглянул на часы, – поди, мои железнодорожники уже добежали до казармы. Пора и мне. Слышь, я тут возьму пару бутербродов и помидорку для своего водилы?

– Трактор-то кто заберет? – поинтересовался Олег.

– А кому надо, тот пусть и забирает, – беззаботно отмахнулся подполковник. – Это местные колхозники навоз по богатым дачникам продавали. Тыща рублей за телегу. Торганули и загуляли сразу, как мои бойцы, а трактор с телегой под забором части пристроили. Вроде, как под охраной. А мои железнодорожники на нем, вишь, в самоволку ухлестали. Ничего, завтра всех, кто в навозе перемазан, вытащу перед строем. А трактор пусть колхозники сами забирают. Мне он и даром не нужен.

Возняк ушел, а Чингиз ещё долго возмущался. Как так, купить квартиру, а самому уехать в деревню рыбу ловить? Ненормальный!

В БАНЕ НА ДИВАНЕ

Важное народно-хозяйственное значение баня приобрела ещё в период глубокого застоя. И не потому, что в ней народ мылся хозяйственным мылом. Просто в неформальной обстановке партийная и хозяйственная верхушка решала свои проблемы. А где ещё могут запросто пообщаться в непринужденной обстановке второй секретарь райкома и начальник автобазы? А руководство металлургического завода или какого-нибудь Спичкопроекта? В кабинете шефа? Тогда это назовут пьянством на рабочем месте. В ресторане? Это уже пахнет угодничеством и взяткой, ведь не позволят подчиненные или просители, чтобы начальник сам за себя платил. Дома в непраздничный день – панибратство. На рыбалку или охоту ездить далеко, да и комфорт не тот. А сауна – дело уважительное, понятное и во всех отношениях полезное. Вот почему всякая уважающая себя контора, особенно денежная, обязательно обзаводилась своей сауной. Их даже специально проектировали при строительстве административных зданий заодно с небольшим спортзалом и комнатой психологической разгрузки. Комсомольцы оборудовали сауны в комплексе с кегельбаном в подвалах своих райкомов. На заводах существовало понятие "директорская баня". Даже в пионерских лагерях заводили парилки "для шефов". Сауна стала новым советским ритуалом, в ходе которого решались вопросы снабжения, продвижения по службе и много чего еще.

Ставшую атрибутом красивой жизни финскую баню сразу полюбили торговые работники, фарца и жулики всех мастей. Тем более, что, в отличие от ресторана, там можно было общаться с девочками не отходя от стола в ресторанную подсобку. А когда грянула приватизация, за сауны сражались почти как за магазины в центре города и цветную металлургию. Но некоторые неожиданно разбогатевшие люди посчитали, что старые советские баньки не соответствуют текущему моменту. И строили новые: беломраморные, с трехместным джакузи, подсвеченным бассейном, встроенной стереосистемой, бильярдной, кожаными лежанками, специальными вытяжно-вентиляционными системами и комнатой для охраны сразу за бронированной входной дверью.

Вот такой бункер выстроил себе молодой олигарх Василий Яковлевич Бородулин. Называлось это сооружение спортивно-оздоровительным комплексом. Включало, помимо суперсауны, спортивный зал с тренажерами, двадцатипятиметровый тир в подвале, крытый теннисный корт и ещё одну сауну попроще с душем. Комплексом этим пользовалась охрана олигарха для поддержания боевой формы и оттяга. Естественно, сауна, которая попроще, предназначалась тоже ей.

Сам Бородулин спортом не грешил, к тренажерам не подходил и приезжал только в личную баню. Как правило, в компании нужных людей. Сегодня таким нужным человеком был его постоянный партнер по бизнесу, коллега по областной думе и близкий друг, он же известный адвокат, господин Вовтузенко. Несмотря на существенную разницу в возрасте, Бородулину было тридцать три, а Вовтузенко сорок восемь, выглядели они примерно одинаково. То есть лет на сорок пять.

Бородулин, резко разбогатев, очень быстро зажирел, обрюзг, обзавелся язвой желудка, камнями в почках и даже сумел подхватить на сафари в Кении гепатит, крепко ударивший его по печени. Но, погруженный в преумножение капиталов, о здоровье своем не думал, полагая, что с большими деньгами это не проблема. Раз в год, обычно зимой, он вылетал в Швейцарию и ложился на комплексное обследование в дорогую частную клинику. Там за изрядное количество тысяч долларов он получал полное досье на свои болячки и убеждался, что их не убавилось. После этого дней десять его усиленно лечили, вымачивали в минеральной воде и мазали чудодейственными мазями. Посвежевший, с розовой кожей и отполированными зубами он отправлялся передохнуть на какой-нибудь экзотический остров. Потом продолжал жить в прежнем режиме, игнорируя советы европейских докторов. И только в случае острой и болезненной необходимости принимал дорогие патентованные лекарства.

По большому счету, его волновал только один аспект собственного здоровья – потенция. Точнее, её слабость. Но по причине болезненного самолюбия Бородулин считал, что у него все в порядке, просто бабы такие неинтересные, что он на них не возбуждается. Одно время он усиленно искал подходящую, даже женился на двадцатидвухлетней победительнице местного конкурса красоты. Более того, зачал ей ребенка. Но на этом влечение кончилось. Молодая жена, впрочем, не страдала. Ведь деньги у мужа не кончились.

В общем-то, ему было наплевать на баб, но в кругах бизнесменов импотентов не уважали. Бизнес делали только настоящие мужики. Василий Яковлевич изрядно помыкался с разного рода проститутками и массажистками. Квалификация большинства из них не шла дальше простого опрокидывания на спину, и редко кто мог сносно работать языком. Приходилось платить им за молчание и делать вид, что все в порядке. К счастью, вдруг возникла из полузабытого прошлого студенческая подруга Зоя и оказалась тем, кто нужен. Она Бородулиным восхищалась и с удовольствием говорила в постели о работе. Зоя обеспечивала, если не сексуальный, то, как минимум, душевный комфорт. Ее лесть проливалась бальзамом на все болячки и отлично снимала стрессовое состояние. К тому же Зоя, в нынешнем замужестве Морозова, оказалась неплохим бухгалтером и умела держать язык за зубами. Продвижение по службе и высокий оклад были ей гарантированы.

Но сегодня разговор между олигархом Бородулиным и его партнером Вовтузенко шел строго конфиденциальный. Баня позволяла эту конфиденциальность сохранить. Здесь, Бородулин мог поручиться головой начальника своей охраны, не могли завестись подслушивающие "жучки". Персонал и бодигарды выставлялись в фойе, а окон заведение не имело. Никто даже не знал о встрече олигарха со своим экономическим советником, юридическим поверенным и душеприказчиком. А разговор у них шел серьезный. Поэтому на столе красовалась, внося стилевой диссонанс, солидная стодолларовая бутылочка "Хеннеси", а не литр водки. А пиво так и вовсе стояло безалкогольное, хоть и трех сортов: голландская "Бавария", швейцарский "Шлоссголд" и датский "Туборг супер лайт". Это Вовтузенко специально так распорядился на тот случай, если один-два сорта придутся не по вкусу. Но после парилки все шли хорошо.

Закусок тоже было богато, в "Паласе" заранее заказали в свою посуду. Тут тебе и четыре салатика, включая рыбное ассорти и диетический фруктовый. И ассорти заливное, где под прозрачным подрагивающим желе наслоены тонкие пластики языка говяжьего и оленьего, а вокруг выложены филейные ломтики телятины, цыпленка и цесарки. В стеклянных глубоких тарелках под стеклянными же крышками утомленное жаркое. Оно, конечно, остыло, придется подогреть в микроволновке, но тут уж никуда не денешься. В качестве гарнира овощное рагу из цветной капусты, спаржи, кольраби и прочей импортной ботвы. Вовтузенко предпочел бы картошку, но её после того, как остыла, в ресторане сразу выбрасывают – вредно для здоровья. Поэтому и не готовят в холодном виде. И в салатах тоже картошки нет. Европа, мать их...

Болтаются на столе и приличествующие случаю баночки икры, и колбаска тверденькая, паштетик мягкий из дичи с грибочками, и грибочки отдельно. Но импортные грибочки, из стеклянной банки, замечательно красивые на вид и абсолютно безвкусные.

Время ужина, потому закусывают партнеры обстоятельно. Бородулин черную паюсную икру цепляет кончиком ножа. Рассредотачивает несколько скользких матовых икринок по бутерброду с паштетом. Не рискует ложкой черпать.

– И почему все вкусное – вредно для здоровья? – со вздохом жалуется Бородулин. – Как икры поем, так сразу печенку крючит, хоть волком вой.

– Природа, Вася, себя защищает таким способом от уничтожения. Заметь, как только весь народ летом по грибы кидается, сразу появляются грибы-мутанты. Так же и рыба свое потомство защищает, холестирин в икре повышает.

С этими словами Вовтузенко от души зачерпнул икры и отправил в рот. Бородулин проводил ложку взглядом, полным завистливого страдания. Оба они сидели рядом на пухлом кожаном диване, завернувшись в широкие махровые простыни темно-синего цвета. А на столе перед ними стояли, сдвинутые вместе, два раскрытых компьютера-ноутбука. Тонкие кабели змеились прямо между тарелок и дальше к розеткам. Маленькие компьютеры, вынутые из портфелей, занимали мало места и прекрасно вписывались в дизайн накрытого стола. Это было секретное ноу-хау олигарха. По телефонным линиям они прямо из бани выходили в Интернет и на серверы своих фирм. Никто из врагов и конкурентов предполагать не мог, что друзья закрываются субботним вечером в бане и работают, работают, работают.

– Смотри, Степаныч, – Бородулин кивнул на экран своего ноутбука, – я тут для наглядности распорядился диаграмму сделать. Третью неделю сбыт спирта падает. На Травдинском заводе уже сорок процентов спад, на ревдельском двадцать. Боюсь, эта операция "Суррогат" нас дотла разорит.

– Не прибедняйся, Вася. – Вовтузенко пощелкал мышью своего компьютера, раскрыл нужную таблицу. – Гляди-ка сюда. Это данные МВД по операции "Суррогат" за двадцать дней. Обнаружено шестьдесят семь подпольных цехов. Впечатляет, правда? Так, количество задержанных... Ага, вот. Конфисковано девятнадцать с половиной тонн спирта. Прикинь, всего литров по триста на цех. А это значит, что большинство так называемых цехов простаивало. Там не было ни спирта, ни работников.

– Как не было? А эти? – Бородулин кивнул на таблицу. – Задержано чуть не сто человек.

– Я навел справки по своим каналам, – Вовтузенко усмехнулся, возбуждено два уголовных дела. Всех остальных отпустили, перед многими даже извинились.