Текст книги "Межпланетный путешественник (Виктор Гончаров. Полное собрание сочинений в 6 томах. Том 2)"

Автор книги: Виктор Гончаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Мы опустились на крышу. Причем, еще будучи на порядочной высоте, наша машина внезапно приобрела крылья – это пуговка-Джон где-то нажал пружину.

Последнее приобретение нашего Пегаса носило явно бутафорский характер. Оно нам совершенно не оказывало никакой пользы, кроме разве одной: не привлекать странным видом "сигары" лишнего внимания. И этого мы достигли в полной степени: окрылившись, наш экипаж издалека мало чем отличался от простого аэроплана.

Четырехугольный Джек слез со своего управленского стула заметно истощенный и бледный.

– Ты очень ослаб? – встревожился Джон.

– О, нет, ничего, – промямлил Джек, слегка пошатываясь и проводя рукой по мокрому лбу. – Разве только спать сильно хочется.

– Этого нельзя! Этого нельзя!.. Ведь нам необходимо сию же минуту идти на собрание…

– Знаю, – недовольно пробурчал Джек. – Приму ванну, все пройдет…

Я внутренне содрогнулся. Подумать только: под управлением такого пилота мы должны будем лететь на Луну?! Ведь до Луны круглым счетом 380.000 километров – девять земных окружностей! А он и одной трети окружности этой не пролетел и уже никуда не годится! Нужен особо мощный интеллект и выдающееся уменье концентрировать внимание, чтобы рискнуть на столь фантастический перелет!

Джек справился немного со своей слабостью:

– Вы тут побудете минут двадцать, – сказал он мне. – Не вздумайте удирать – пуля в лоб и никаких гвоздей…

Что ему ответить на столь наглое и циничное заявление? Я смолчал.

Пуговка опустил металлические шторы окна, – мы остались при электричестве, – и кинул острый взгляд на обессиленного Джека:

– Г-н профессор, – сказал он, – по всей вероятности, вы потребуетесь не так скоро, как предполагает мой камрад: ему нужно изрядно отдохнуть…

– Ну что там!.. – отозвался угрюмый Джек.

– Да-да, ты должен, я вижу, как следует отдохнуть. И вы используете это же время для отдыха. Вот здесь имеется койка…

Пуговка направился к драпри.

– Хорошо, хорошо, не беспокойтесь! – почти что закричал я.

Но ему очень хотелось показать мне койку и, продолжая приглашать меня, он вошел за драпри…

Джек мотался на ногах, пяля отяжелевшие веки и ничего не подозревая.

У меня руки и ноги отнялись от одной мысли, что должно сейчас произойти. Муть поднялась из живота и перед глазами запрыгали фиолетовые круги. Вот она, катастрофа!

Но… пуговка спокойно звал меня, и, пересиливая дурноту, я принужден был откликнуться на приглашение. Не смея глядеть по сторонам, чувствуя, как подгибаются ноги, я раздвинул драпри.

– Ого! – воскликнул Джон, и я готов был рухнуть на пол, думая, что он заметил ребят…

Нет, это восклицание относилось ко мне.

– Ого! Как вы ослабли! Вам непременно надо соснуть. Вот здесь в шкапу вы найдете чистое белье… Пожалуйста, ложитесь сейчас же…

Он непринужденно держал себя, вертелся от шкапа ко мне и обратно: не заметить присутствия незваных гостей он не мог… и я робко осмотрелся.

Ребят за драпри не было.

– Раздевайтесь и ложитесь, – увещевал меня Джон, видя мою остолбенелость и приписывая ее действию бессонницы. – Сейчас, сейчас идем, – повернулся он к нетерпеливому своему другу. – Ну, до скорого свидания, профессор; пожалуйста, спите; восстанавливайте силы. Они нам скоро понадобятся.

– Не вздумайте улизнуть, – снова предупредил меня упрямый Джек, хотя язык его ворочался, как мешалка в тесте.

И приятели ушли.

Я машинально опустился на койку в абсолютной растерянности.

Усилитель звуков в потолке доложил об удаляющихся шагах и о мерной поступи вокруг машины: очевидно, ко мне приставили сторожа.

Итак, я один…

Неужели тот корявый сапог, который я так своевременно попросил убраться, неужели и толчки, и хмыкание, и движения за драпри, неужели все это было обманом слуха и зрения? Измышлением развин-ченных органов чувств?

Я не знал, что думать. Во всяком случае, я почувствовал себя сразу одиноким и несчастным, лишившись друзей. Если даже они были плодом моего больного воображения, пускай продолжалась бы эта иллюзии; она давала мне бодрость!..

Не знаю, сколько времени просидел я в состоянии полнейшей прострации и унылого окаменении до того момента, когда услышал вдруг мягкий храп непосредственно под собой.

"Новая галлюцинация", – подумал я безнадежно.

Но храп повторился, аккомпанируемый мелодичным присвистом.

Чтобы отогнать от себя соблазнительные, галлюцинаторные звуки, – только для этого! – я приподнял край одеяла и заглянул под кровать.

Силы небесные!

Мирно обнявшись, словно наигравшиеся котята, спали там мои верные спутники. Рядом с ними лежало и их оружие.

Вот что значит простая, здоровая натура! Вот что значит не иметь интеллигентской расхлябанности! Только теперь я понял, насколько жизнеспособен и крепок тот слой общества, представителями которого являлись мои юные друзья!..

Должно быть, в избытке нахлынувших на меня чувств, я интенсивно задышал; может быть, даже запыхтел изрядно, едва справляясь с истерическим радостным спазмом глотки. Вихрастый Гришка проснулся, вытаращил глаза на мою склоненную голову и вдруг выкатился из-под кровати, не забыв, однако, зацепить с собой револьвер. С другой стороны тем же порядком выкатился его друг.

Они немедленно сунули носы за драпри и успокоились.

– Где мы?

Я сказал.

– Ушли цилиндры?

– Да.

Сладко потягиваясь, вихрастый резюмировал:

– Жрать сильно хочется. Здорово мы поспали; а вы?

И не дожидаясь ответа, а я совсем не мог говорить по причине душившего меня волнения, он полез в один шкап, в другой и, наконец, нашел, что искал.

– Хотите? – мне предложили бутерброд.

Я и есть не мог; только головой замотал.

– Эка вы развинтились, – заметил вихрастый. – Ну, что нового узнали?.. Мы послушали, послушали, – ни черта по-ихнему не понимаем, да и решили окунуться под кровать, а то ноги здорово замозжили.

– Пускай он спать ляжет, – с набитым ртом произнес младший юнец, указывая на меня.

– И то. Ложитесь-ка вы, а мы покараулим… А хорошую штуку они смастерили (кивок на потолок). Около нас, значит, дежурство есть?.. Забыли, должно, привернуть, или как там?..

Вихрастый подставил стул и полез к трубе:

– Во, Мишк, послушай, как город гудит!..

Ребята до всех тонкостей обследовали машину. Потрогали, покрутили всюду, где можно было покрутить. Посидели по очереди на стуле со стеклянными ножками; поинтересовались: как управлять машиной?

Я удовлетворил их любознательность.

– А вы можете? – спросили они меня.

До сих пор мне как-то не думалось об этом. Теперь же, при их вопросе, я сорвался с койки с блеснувшей в голове отчаянно удачной мыслью, как мне казалось.

Но пришлось остыть.

Джек вынул самую необходимую часть психо-аккумуляторов, и машина не могла лететь.

– Пр-роклятие! – вместо меня прорычал вихрастый, догадавшись о моих разбитых планах и, посмеиваясь, присовокупил:

– Дрыхнули бы вы лучше, старина!..

V. ГЛУПЕЙШЕЕ ПОЛОЖЕНИЕ

Я отлично успел выспаться задолго до прихода цилиндров. Выспаться, собраться с мыслями и обдумать ситуацию.

– Ситуация наша неопределенно-туманная, – сказали мои юные друзья, очень удачно выразив в этих словах наши действительно не весьма четкие перспективы.

Все-таки развинченность моя несколько умерилась; не настолько, впрочем, чтобы я, подобно ребятам, стал предаваться радужным мечтаниям.

А они так солидно освоились с новым положением, будто здесь родились и выросли. Никакие мои увещевания относительно полной непригодности данной обстановки для игры в чехарду, для громкого пения грузинских (и каких бы то ни было) песен, для борьбы и других милых развлечений, никакие мои увещевания на сей счет не действовали. Словно взбесились ребята!

Едва-едва успели они привести в порядок комнату: поставить на место разбросанные и опрокинутые стулья, на столе ликвидировать несколько хаос; едва успели занять свое убежище под кроватью, створка скрипнула и появился четырехугольный.

– А! Очень хорошо. Я вижу, вы уже отдохнули, профессор? Тогда идемте скорей…

– Разрешите узнать: куда? – поднялся я навстречу. На этот раз он был более корректен и сообщителен:

– Будет небольшое собрание. Мы обсудим вместе некоторые детали предстоящего путешествия. Ждут ваших ценных указаний.

– Надеюсь, – спросил я с иронией, – надеюсь, теперь никто не будет тыкать мне револьвером в нос?

– О, на этот счет будьте спокойны, – четырехугольный немного смутился. – Забудьте то, что было. В стране варваров мы действовали по-варварски, здесь же – культурное государство.

– Гм… Почему же вы не обошлись силами своего "культурного государства", а полезли к варварам? – пробормотал я.

– Мы не причисляем вас к варварам, г-н профессор, – поспешил заверить меня четырехугольный. – Вы исключение. Вам более приличествует жить и работать среди нас.

– Вы очень любезны, – отпарировал я. – Однако разрешите поблагодарить нас: свои варвары мне более по душе, чем чужие "культуроносители"…

…Вроде вас, хотел я добавить и еще кое-что, но счел лучшим воздержаться. И хорошо сделал: мало ли чего можно наговорить вредного для себя в приливе патриотических чувств?!

Мы вышли.

Крыша, куда опустилась наша машина, представляла собой хорошенький садик – с павильонами, беседками и фонтанами.

Стоял чудный прохладный вечер. После душного, насквозь про-куренного воздуха моей летучей темницы, грудь с наслаждением вдыхала свежесть вечера и аромат цветов.

На главной аллее садика нас встретил пуговка. Он мило раскланялся, но не пошел с нами, а направился к машине. Через минуту я услышал ее взлет.

– Скажите, – обратился я к Джеку, естественно обеспокоенный, – надеюсь, машина не навсегда улетает? Я ее увижу еще?

– Конечно, конечно, – успокоил меня Джек, удивленный проявленной мною привязанностью к летучей темнице.

Я объяснил:

– Там осталась моя записная книжка… (Это правда, но, разумеется, мотивы к моему беспокойству крылись в другом).

– Будьте уверены, никто ее не тронет. Мой приятель повел машину в ангар… Нужно запастись провизией, заменить аппараты, регулирующие воздух, и поставить свежие аккумуляторы. Кроме того, нужна еще одна койка…

– Ой!..

– Что с вами?

– Ничего, ничего… В ногу кольнуло – проклятый ревматизм!.. Вы говорите, "койка"? Но где же ее поставить? Там тесно!

– Мы поставим ее рядом с прежней. В тесноте да не в обиде… Ха-ха-ха. Так, кажется, у вас говорят, профессор?

Так-то так, но постановка новой койки мне совершенно не нравилась. Станут передвигать старую и… Эх, ребята, ребята, сколько вы мне причиняете волнений!..

Лифт опустил нас на десятый этаж. Мы вошли в чью-то квартиру и, пройдя длинный ряд роскошно убранных комнат, попали, наконец, в небольшой зал, где заседало около 20 человек, – люди весьма почтенных лет; среди них преобладали лысины и носы с толстыми лупообразными очками.

При нашем появлении весь зал, как один человек, встал, храня величавое молчание. На меня устремилось пар сорок с лишним глаз.

– Это они вас приветствуют, – шепнул мне Джек.

Я раскланялся, немало смущенный столь торжественным и совершенно не по моим заслугам приемом, и остановился около кафедры в некоторой неловкости. Мне сейчас же поставили стул.

– Милостивые государи! – пышно возгласил председательствующий – длинный человек, похожий на цаплю по своему росту, по непомерно большому носу и единственному во всей голове клоку волос на затылке.

– Милостивые государи! Мы имеем необыкновенное счастье лицезреть, наконец, перед собой знаменитого мирового ученого (ого! перестарался. В. З.), величину первого разряда, высокочтимого профессора Зенеля, который милостиво изъявил свое любезное согласие (под револьвером! В. З.) следовать вместе с мистером Джексоном и мистером Джонсоном (ах, вот их фамилии?! – знаю, знаю: знаменитые авантюристы. В. З.), следовать и руководить экспедицией на Луну. Я не буду распространяться о цели этого путешествия. Надеюсь, она всем вам хорошо известна…

– Позвольте, – пробормотал я, – но мне-то она мало известна. Я был бы вам отменно признателен, если бы получил небольшую на сей счет информацию.

Цаплеобразный председатель, подобно птице, на которую был похож, в недоумении склонил свой клюв в сторону мою и моего спутника:

– Разве мистер Джонсон и мистер Джексон не поведали вам о целях экспедиции?..

Мистер Джексон (четырехугольный) поперхнулся:

– Да, но…

Откуда-то выпорхнул пуговка и залепетал:

– Там, в России обстановка была такова, что мы боялись сколько-нибудь подробно говорить о целях. Со всех сторон мы были окружены большевистскими агентами – "чекистами", – если изволите знать. Мы даже не имели уверенности, что этих агентов не окажется в квартире досточтимого профессора. Вот как дело обстояло!.. Поэтому нам пришлось ограничиться одними намеками об экономической и политической стороне экспедиции.

Я широко раскрыл глаза: удивительно нагло лгал этот господин.

– Позвольте, – сказал я, – вы о политической стороне, насколько мне помнится, даже не заикнулись!

– Вот видите, видите, – горячо встрепенулся пуговка, будто я не изобличить его хотел, а поддержать. – Видите, как мы должны были быть осторожными. Мы "даже не заикнулись", – профессор прав, – мы "даже не заикнулись". О, очень неблагоприятная была обстановка…

Председательствующий склонил клюв к собранию, подумал и изрек:

– Тогда я сейчас, с разрешения присутствующих, информирую г-на профессора.

– Считаю необходимым, – пробасил кто-то с задних рядов, – считаю необходимым, чтобы уважаемый профессор поведал нам сначала свое политическое "кредо".

– А! – сказал председатель – очень дельно!.. Что думает на этот счет собрание?

Собрание заволновалось, загудело, как рой шмелей, но ничего определенного не выразило.

Я сидел, как на иголках.

Председательствующий проголосовал внесенное предложение. Большинством голосов оно было принято.

– Итак, профессор, присутствующие выразили желание познакомиться с вашим политическим "кредо".

Любезность этих лысых и очкастых черепов была бесподобна. Кто дал им право исповедывать меня?! Разумеется, я молчал, едва сдерживал готовый разразиться гнев.

Пуговка, скорчив умильную гримасу и (негодяй!) зная слабое место в моем положении, прошептал мне в самое ухо:

– Вы получили, профессор, 5000 фунтов. Вы куплены, помните это.

Собрание, обнаруживая необычайный интерес к предстоящей исповеди, ждало. Председатель, видимо, желая облегчить мне первые шаги, внес новое предложение:

– Я думаю, милостивые государи, мы могли бы задать уважаемому профессору только один вопрос: "Как относится он к большевистской заразе?"

Председатель тонко выразил мысль, которая была у большинства на языке, и получил за это шумное одобрение…

– Итак, – спросил он, сияя, – ваше вышеозначенное отношение, г-н профессор?

Вот положение!.. Что я им могу сказать?! Отчаянно щекотливое положение!

Лгать я не умел. И я поведал собранию о своей полной лояльности к существующей в бывшей России власти.

Конечно, это им не понравилось.

– Лояльность – слово весьма неопределенное, – буркнул один.

– Вообще, это не ответ, – разочарованно произнес другой.

– Увертка и больше ничего! – просмаковал третий.

– Мы не удовлетворены, – сказал четвертый за всех.

Председатель жадно впитывал все эти возгласы; потом восстановил тишину:

– Ол райт! – воскликнул он (значит: все хорошо!). Мы поведаем г-ну профессору, в таком случае, лишь об одной цели, а из второй сделаем ему сюрприз. Согласно ли собрание?..

Черепа, конечно, шумно одобрили изворотливость своего председателя; о моем же согласии никто и не поинтересовался.

И вот мне сообщили, – что первая – "даже, пожалуй, главная" цель экспедиции на Луну, это перевезти оттуда "часть драгоценных камней и металлов, которые, по сведениям, имеющимся у собрания, в громадном изобилии разбросаны по поверхности Луны".

Наивно и неубедительно! Словно детский лепет!..

"….Перевезенные драгоценности пойдут в государственную казну на усиление мощи Штатов".

Чистая ерунда! Но я не стал возражать: бесцельно. Я надеялся на своих юных друзей, которые, судя по мирному поведению пуговки, во время перестановки коек не были открыты. Я надеялся, что мы, если вторая цель (и единственная, надо думать) будет направлена против нашего отечества, – мы-то сумеем ее ликвидировать!..

Цаплеобразный председатель перевернулся на одной ноге в сторону одиноко сидевшего на окне человека и резко крикнул ему:

– Роберт, готово ли все для опытов?

– Да, сэр, – ответил человек на окне и, проворно вскочив, вышел из зала.

Через две-три минуты в зал внесли аппарат, подобный тому, которым управлялась психо-машина: стул на стеклянных ножках, имеющий над собой металлическое кольцо с двумя боковыми проводниками, оканчивающимися в двух психо-аккумуляторах, и одним передним, свободным.

– Мистер Джексон, прошу вас! – председатель движением руки указал на стул.

Джексон – он же Джек, он же четырехугольный, он же бродяга и авантюрист, сел на стул и сунул голову в кольцо. Перед ним, на уровне свободно оканчивающегося проводника, на треножник положили фунтовую гирю.

Председатель пояснил:

– М-р Джексон будет концентрировать свое внимание на подъеме этой гири при помощи чистой психо-энергии…

Председатель был похож на балаганного фокусника, собирающегося дурачить публику.

Джексон понатужился. И, – представьте себе: гиря легко снялась с подставки и взмыла в воздух!..

Джексон посредством стеклянной палочки стал поднимать передний проводник: за его движением следовала гиря.

Я удивился, но не выразил этого на своем лице. В конце концов, ведь управляем же мы аэропланами без пилотов! И управляем, невзирая на расстояния, при помощи чистой энергии, при помощи радио-волн!..

– Довольно, – сказал председатель.

Гиря опустилась на подставку.

– Давайте двухфунтовик…

И этот так же легко поднялся на воздух.

Джексон смог повторить то же самое и со следующими гирями – вплоть до десятифунтовика. На большее его не хватило, и он побледневший и потный, как загнанная лошадь, покинул стул.

– Просим профессора занять оставленное м-ром Джексоном место! – возгласил председатель.

Я с большой готовностью, – хотя и не понимая, для чего все это, – исполнил просьбу. Чрезвычайно интересно проверить мощь своего интеллекта.

Мое ожидание, что со мной повторят те же опыты, т. е. начиная с фунтовика, не оправдалось. Мне с первого же раза предложили поднять десятифунтовик (!)…

– Это уже слишком! – подумал я, сомневаясь в своих силах и, все-таки, опустился на стул.

И что же? Стоило только появиться в моем сознании соответствующему желанию, гиря легко порхнула в воздух…

Собрание замерло, а сам я почувствовал необыкновенное удовольствие, почти экстаз, от удачно выполненного эксперимента.

– Следующую! – приказал председатель. На треножник поставили… полупудовик.

Что они: смеяться, что ли, вздумали надо мной?!

Впрочем, попробуем. Может, удастся натянуть им носы.

Я очень мало напрягся, и… тяжелая гиря с большой легкостью отделилась от подставки…

Очевидно, никто не ожидал от меня такой прыти. Я уверен, что у всех захватило дыхание: было слышно, как у кого-то в ноздре дрожала тонкая-претонкая нота, а у потолка жужжали мухи.

– Следующую!..

На треножнике появился пудовик.

Почти с той же легкостью я швырнул его в воздух. Удивительно приятно чувствовать свою психическую мощь!.. Да разразят меня громы небесные, если я знал раньше свои силы!..

– Следующую!..

Треножник убрали, он не выдержал бы тяжести двух-пудовика, который теперь поставили передо мной на скамейке.

Я очень спокойно направил проводник на него, сконцентрировал внимание, и вот взрыв бурных аплодисментов, под топот ног, под неистовые крики: "Гип-гип! Ура!" – двухпудовик взмыл к потолку, как водородом наполненный баллон…

В азарте я ждал, что появится новое приказание:

– Следующую!..

Но оно не появилось. Собрание удовлетворилось виденным. Нужно отметить, справедливости ради, что встал со стула не только не утомленный, но даже несколько возбужденный.

– Господин профессор, – торжественно, как никогда, начал цапля на кафедре, едва-едва утихомирив разошедшийся зал, – с этого момента управление машиной, долженствующей совершить полет на Луну, вверяется вам.

Так вот для чего производились эти опыты!.. Делалось, так сказать, мне испытание, экзамен?! Ах я, честолюбивая тряпка!.. Нужно было сообразить немедленно, к чему все клонилось! Нужно было провалиться, с треском провалиться на этом подлом экзамене!.. Они "не имели той быстроходности, которая позволила бы их машине оторваться от земли"… и теперь они ее имеют!.. О, прохвосты!.. О, культурная св… – впрочем, не буду умалять своего достоинства.

Но откуда они узнали о мощи моего интеллекта, когда я сам ничего не знал о ней?! Вот авантюристы, вот пройдохи!..

А председатель продолжал напыщенно:

– Главная цель нашего приглашения вас именно в том и заключалась, чтобы вверить вам управление машиной. Мы были уверены, что вы оправдаете наши надежды, и вы их блестяще оправдали… Теперь нас не страшит тяготение земли, которое служило единственной препоной к путешествию. Теперь мы уверены – оно будет бито при помощи неизмеримо, колоссально, чудовищно сильной головы нашего друга, нашего прекраснейшего ученого, имя которого история занесет в свои скрижали… Господа! – цаплеобразный председатель тряхнул носом и по носу скатилась слеза умиления. – Господа, предлагаю в честь вновь избранного начальника экспедиции… экспедиции, в судьбах которой заинтересовано человечество, пропеть национальный гимн!..

И собрание единодушно, хотя и весьма разноголосо, проревело, провыло что-то из ряда вон выходящее, потрясая в воздухе сучковатыми палками, громыхая в такт ногами и от напряжения наливаясь кровью…

Мне оставалось только раскланиваться.

Боже, как просто одурачить человека!..

VI. ЦЕЛЬ ЛУННОЙ ЭКСПЕДИЦИИ ОТКРЫТА

Первым моим побуждением, когда я снова очутился в машине и когда препровождавший меня Джексон вышел, было узнать об участи ребятишек.

Только что замерли шаги в усилителе звуков, я кинулся за драпри. Там теперь стояли две койки. Под одной из них благополучно пребывал вихрастый, под другой – глазастый. Они не спали и сейчас же выползли на верх.

– Здорово, – сказал Гришка-вихрастый. – Теперь мы по-барски: у каждого отдельная квартира, а то больно тесно приходилось раньше…

– Признаться, мы думали, что вы нас продали, – откровенно заявил Миха, – смотрим вдруг: полетели; ну, значит, тово…

Я привык к откровенности своих друзей; пропустил мимо замечание Мишки и поинтересовался: благодаря какому доброму гению их не заметили во время перестановки коек?

– Без гениев обошлось! – отрезал Гришка. – Всюду-то вы видите гениев, а на свои силы никогда не надеетесь…

Он был прав, этот вихрастый мальчуган: скверная привычка полагаться на гениев, на судьбу, на счастье, на случаи и т. п. Сильно это подрывает силы и препятствует проявлению активной деятельности. Но что поделаешь: таким меня сделали воспитание и среда…

– Мы, значит, сами вроде как бы гении, – продолжал Гришка, – вон, видите, в потолке другая труба; она подзорная: все кругом, как на ладошке. Мы через нее и увидали, что несут вторую койку; значит, будет перестановка. На это время мы и трахнули на чердак…

Чердака никакого в машине не было; ребята так называли отделение для багажа, какое бывает в спальных железнодорожных вагонах. Туда действительно можно было "трахнуть", т. е. поместиться, загородившись кладью.

Теперь юнцы чего-то хитро переглядывались, однако помалкивали. Не дождавшись конца их переглядывания, я рассказал о результатах собрания и о второй цели экспедиции, которая так и осталась мне неизвестной.

Слушатели восхитились выпавшей мне ролью и снова переглянулись.

– Мих, показать, что ли? – спросил старший.

– А ну! – поощрил его второй.

– Вот, товарищ профессор, – Гришка извлек из кармана вскрытый конверт. – Мы это тут нашли: пуговка его при нас спрятал зачем-то в секретный ящик, а мы вынули… Только ни черта не понимаем: не про нас писано; а должно, важнецкое что-то, – он прищелкнул языком и фамильярно подмигнул мне.

– Он был вскрыт? – строго спросил я, беря конверт.

– А то как же! – быстро, подозрительно быстро согласились ребята, моргая глазами, а Гришка немедленно добавил с ехидством:

– Только если бы он и не был вскрыт, мы б его вскрыли, потому там, может, государственная тайна и контр-ре-волюция… Ну-ка?…

Я хотел отказаться от перлюстрации не адресованного ко мне письма, но, взглянув на конверт, заметил штемпель правительственной канцелярии Штатов. Это меняло дело.

Юнцы не ошиблись: письмо, действительно, содержало в себе государственную тайну и… открывало главную цель лунной экспедиции.

Я долго колебался, прежде чем огласить ее, а потом, сообразив, что она может заставить ребят лететь обратно, огласил:

…Предлагалось м-ру Джексону и м-ру Джонсону во время их пребывания на Луне использовать тот аппарат, что остался от ученого Никандри…

– Они его ухлопали, – вставил Гришка.

Письмо подтвердило его вставку.

…Сообщалось, что аппарат заряжен мозгом вышеупомянутого ученого. А так как этот мозг имел направление мыслей, прямо противоположное всяким правительствам, кроме советского, то и действовать он (аппарат) будет избирательно (последнее слово было подчеркнуто в оригинале)…

Предлагалось еще: во избежание несчастного случая, пустить аппарат в действие только в тот момент, когда территория Советского Союза будет прямо противоположна Луне…

Была еще указана цифра гонорара, ожидающего на земле исполнителей зверского плана; она в десятки раз превосходила сумму, полученную мной.

Вот я все.

Ребята очень мало поняли. Поняли лишь, что "контрреволюция здесь есть и контр-революция размаха чертовского". Поняли, что в правительственном предписании скрывается нечто страшное для их отчизны.

И я им объяснил – мне эта штука была давно знакома:

– Аппарат – это психо-магнит, т. е. магнит, притягивающий к себе мировую психо-энергию (ею, между прочим, заряжаются наши аккумуляторы) и в этом своем виде не причиняющий вреда человечеству. А когда его заряжают чьим-либо мозгом, он начинает притягивать только психоэнергию той группы людей, того класса, к которому принадлежал обладатель мозга, и притягивает уже не в слабом, безопасном темпе, а в темпе, умерщвляющем моментально эту группу, этот класс…

– Значит, Никандри был советским работником или даже большевиком, – раскусили ребята, – и значит, от этих мерзавцев гибель грозит всей нашей партии и всем сочувствующим ей…

– Значит, так, – согласился я, – и поэтому необходимо отобрать машину у цилиндров, чтобы лишить их возможности пустить смертоносный аппарат в действие. Очевидно, с поверхности земли он бессилен причинить вред; для этого требуется отлететь на некоторое расстояние от нее…

– Поэтому предлагаю, – закончил я не без торжества, – сейчас же лететь на этой машине обратно! Я могу ею управлять…

– Дудки! – сказал Миха, сделав выразительный жест тремя пальцами, – никуда мы не улетим; в машине не все части налицо. Четырехугольный уволок самые главные, мы смотрели..

– И потому мы не можем лететь, – добавил более обстоятельный Гришка, – что нам нужно сначала завладеть этим самым смертоносным аппаратом (а где он? его здесь нет…), а то такую же машину они могут построить и второй раз…

У ребят была хорошая логика, и я молчаливо снял свое предложение.

Гришка, подумав, сказал еще:

– Да и вообще сначала нужно сбалансировать всю эту гнусь; или хотя бы пуговку с квадратом пустить в расход…

– Ну, это ваше дело, – отвечал я, – на такую "двойную бухгалтерию" я не способен…

– Вы очень малокровны, сударь, – съязвил Гришка.

– Кишечки тоненькие; не соответствуют, – ласково проворковал Мишка.

Эх, юнцы! Если бы вы были на собрании, где я демонстрировал мощь своего интеллекта, и если бы вы видели те овации, которые устраивались мне, вы, наверное, не говорили бы теперь столь неуважительных вещей заслуженному профессору!..

VII. ВЫЛЕЗАЙТЕ, РЕБЯТКИ, ВЫЛЕЗАЙТЕ!!

Утром назначен был отлет. Цилиндры (теперь они носили кепки, но я их буду называть по-прежнему) ровно в семь часов бережно внесли в машину квадратный – с кубический метр – ящик; очевидно, это был знаменитый смертоносный аппарат в упакованном виде.

Джексон вставил в аккумуляторы унесенные им части и закрыл усилитель в потолке.

– Ну, профессор, будем готовы к путешествию, – сказал он мне. Его лицо было мрачно.

– А если я откажусь от управления?..

Джексон намеревался вспылить, но подошел пуговка:

– Ну-ну, не надо бунтовать, – проговорил он добродушно и открыл шторы окна.

Кругом машины собралась вся та компания, которая присутствовала на собрании, и опять ею предводительствовал цаплеобразный человек. Он о чем-то горячо толковал, размахивая длинными руками и жестикулируя носом. Что-то, по обыкновению, напыщенное и воодушевляющее. Последнее, без сомнения, адресовалось к нам, но толстые стекла окна и предусмотрительно прикрытый усилитель в потолке не пропускали в машину звуков, и мы – я и два цилиндра – не чувствовали ни малейшего воодушевления; наоборот, скорее были склонны к унынию…

Цаплеобразный человек взмахнул в последний раз руками, будто собирался вместо нас упорхнуть в небо, но не упорхнул, а только раскрыл широко свой клюв. То же проделала и вся компания.

Джексон решил, что напутствующий митинг закончен, и опустил шторы.

– Ну, профессор, летим, – угрюмо проронил он.

– В самом деле, надо лететь, – печальным эхом отозвался его друг.

Кажется им, этим авантюристам, не особенно улыбались перспективы покинуть верную родную землю, променять осязательную синицу на призрачного журавля в небе.

Я уверен, что из всех пассажиров одни ребята чувствовали себя сносно и даже, пожалуй, радостно.

И я уже собирался предложить, воспользовавшись всеобщим унынием, выгодную для обеих сторон сделку, как четырехугольный пройдоха извлек из кармана маузер:

– Ну, садитесь же, профессор, мы вас очень просим!..

О, ехидное существо! Как он был ненавистен мне в эту минуту!..

Джонсон предупредительно открыл в носу машины оконце, и я опустился на стул, имея перед собой бледнолицую Луну в качестве того проблематичного журавля, которого предлагалось поймать.

С правого бока от меня находился аппарат, отмечающий высоту подъема, с левого – регистрирующий скорость. Сзади стоял Джексон с револьвером и любезно объяснял, как надо пользоваться обоими аппаратами. Штука немудреная, в особенности если принять во внимание револьвер.

Еще сказал Джексон:

– Нужно, чтобы наша начальная скорость, хотя бы на расстоянии 200 километров от Земли, дошла до 10,9 километров в секунду, иначе нам ни за что не преодолеть тяготения земли…

Последнее мне было известно, во всяком случае, лучше, чем ему. Сюда он мог бы и не соваться. Я быстро высчитал, какое ускорение потребуется делать в каждую секунду. Чудовищное, нужно сказать, ускорение…