Текст книги "Юрий Гагарин"

Автор книги: Виктор Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

V. БЕССМЕРТИЕ

Глава первая

В Гжатске Юрия ждали к полудню 17 июня 1961 года, Он прослышал, что его торжественно встретят на вокзале, а потом на руках понесут до площади. Его? На руках? Никогда!

Приехал намного раньше, незамеченным спрыгнул с подножки вагона и скоро был дома. Мать только-только прибрала со стола, и вдруг сын, Юра. Вошел в избу, опустился на лавку:

– В гостях хорошо, а дома лучше. Хорошо дома!

А их избу уже окружали машины, все больше черные «Волги». Вошел секретарь райкома партии Николай Григорьевич Федоренко:

– Что же это вы, Юрий Алексеевич, подвели нас?

– Не сердитесь, в следующий раз исправлюсь.

Но и в следующие «разы» он старался появляться незаметно, обходил шумиху.

А тут в окно поглядывает на новенький домик, что построили для его родителей напротив через улицу. Впервые Алексей Иванович даже не притронулся топором: тепло, уютно, светло. Живи не тужи.

Николай Григорьевич вручил ключи:

– Добра вам в этом доме, дорогие наши новоселы.

Но не хотелось, ох как не хотелось покидать старой избы, где провел детство. Давно ли – двенадцать лет назад – провожали Юру отсюда с фанерным чемоданчиком на вокзал. И вот теперь наступил самый счастливый день в жизни родителей, когда, взяв их под руки, Юрий повел через толпы народа в парк культуры и отдыха на митинг.

Море людей колыхалось под трибунами – и все знакомые, родные!

– Дорогие друзья, дорогие земляки! – обратился Юрий к ним, чувствуя, как не может справиться с волнением. – Благодарю всех вас за теплый и радушный прием. Я приехал в дорогой и близкий моему сердцу город, где прошли мои детство и начало юности. Величайшее событие, которое произошло двенадцатого апреля – полет в космическое пространство и успешное возвращение на Землю, – совершенное на корабле «Восток», осуществил огромный коллектив рабочих, инженеров и ученых нашей страны, и все почести, которые мне оказывают, – это почести советскому народу, нашим ученым, партии и правительству.

Шумела, волновалась площадь: молодец, Юрка, не зазнался, не вскружила ему слава голову. Выступающих было много. А когда митинг закончился, Юру и родителей осадили корреспонденты. Больше всех смущался Алексей Иванович, недоверчиво поглядывая на торопливый карандаш репортера.

– Что сказать, все известно… Весть о полете сына застала меня в дороге, и сперва я не сразу поверил. Лишь после того, как мне более подробно рассказали о сообщении ТАСС, меня охватила беспредельная радость. Великое чувство гордости за наших советских людей, воспитанных Коммунистической партией, нашим советским строем, переполнило мое сердце. «Вот, – подумал я, – не кто-нибудь, а наш простой советский человек стал первым покорителем космоса!..»

Сыну своему я хотел бы сказать одно: родительское спасибо тебе, сынок, от всей семьи, от твоих земляков – гжатчан, от всех советских людей за твой великий подвиг. Желаю тебе доброго здоровья, больших успехов в твоем благородном деле. Продолжай и дальше высоко держать знамя Страны Советов, вырастившей и воспитавшей тебя…

Это было трудное интервью для Алексея Ивановича, не любил он выпячиваться, да и сына таким растил.

Из парка опять через непроходимые толпы народа пошли к новому дому справлять новоселье. Смотрят, машина стоит у калитки, а Юрий подмигивает: «Это, мама, сюрприз вам, родню привез, сестричек твоих». На его голос выбежали тети Мария и Ольга – рады-радешеньки.

– А мы по записке, прямиком сюда на машине.

Значит, и о них в суете славных и громких дней своих не забыл Юрий, успел перед отъездом черкануть несколько слов:

«Здравствуйте, т. Маруся, т. Оля, Саша, Надя, Вова, Галя! С горячим приветом к вам Гагарины. Только сегодня решилось, что завтра еду в Гжатск. Лиде звонил, но ее на работе не застал. Если можете, выезжайте в Гжатск, эта машина прислана за вами. Я уезжаю туда раньше, буду ждать вас там. Можете заехать за Юрой и Лидой. Получилось все очень быстро и поэтому такая спешка. Очень жду вас в Гжатске. До свидания. С приветом Юра, Валя, Леночка и Галочка Гагарины. 16.06.61 г.».

Жаль, Валентина не смогла приехать – занемогла Галочка. Но подарки всем прислала.

И вспомнила молодые свои голоса гармонь:

 
Если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера.
 

Но это была уже новая, не обходившая тогда ни одно застолье песня. Анна Тимофеевна раскраснелась, словно сбросила лет тридцать, схватила Марию за руку, за другую Ольгу, повела хоровод:

 
Плывет лебедушка, плывет лебедушка,
Она плывет, плывет, да не встрехнется.
 

Алексей Иванович тоже заблестел глазами. Тряхнул головой:

– Эх, да что там вспоминать, давай-ка, Юра, свою!

И передал сыну гармонь. Юрий оглядел всех озорно, откинул голову, рванул мехи:

 
В саду ягодка-малинка
Под сокрытием росла,
Свет княгиня молодая
С князем в тереме жила.
А у князя был слугою
Ванька-ключник молодой…
 

– Так это ж наша, клушинская, – подивились за столом. – Ну и Юрка, ты ее, случаем, в космосе не пел ли?

И потекла, подхватилась старинная песня.

Вечером сидели втроем: Валентин, отец и Юрий на крыльце старой избы – никак не хотели они признавать ее музеем, который местные краеведы начали здесь оборудовать. Да и к новому дому еще не привыкли.

– Рады мы за тебя, Юра, – сказал Валентин, – всего ты достиг, никаких теперь тебе ни забот, ни работ.

Отец возразил:

– Не поддайся, сынок, соблазну. Он все равно что конь, многих сваливал. Дело свое в руках крепко держи – хоть летчицкое, хоть литейное. Кусок хлеба всегда заработаешь.

– Ну что ты, отец, – улыбнулся смущенно Юрий, – я еще не один раз слетаю, может, к другим планетам…

– Летать-то летай, да только от земли не отрывайся. Истинно тебе говорю.

– А как от нее оторваться, когда вокруг красота-то какая.

Чуть свет – на рыбалку. Только потом пожалел, что на машине, надо бы пешком, а то и босиком по теплой пыльной дороге. Справа и слева поля, перелески, пригорки, родная-родная Смоленщина. Уже зацветала рожь, повеивало над нею чем-то хлебным, знакомым. Вот и мост, и ракиты склонились как будто руки до долу. Окликнул сойку коростель-Иванович, перепелки поохрипли за ночь, пьют не напьются росы. Дымящиеся кусты, рыбаки готовились, ладили снасть. «Космос, брат, космосом, а вот ведь из речки, а не с неба вытаскиваешь линя…» Скользкий, вырвался, блеснул позолотой червонной и в тростник уплыл, хлобыстнул по воде. «Не горюй, космонавт, вот еще один, покрупнее колосовик».

И сажают Юрия «хозяевать» за столом – до чего же вкусна уха!

Едет обратно, не едет, словно катит пешком. Мальчишки усыпали все ракиты, кричат: «Юрий Гагарин! Юрий Гагарин!» Не ты ли и сам вон на том корявом суку семилетним мальчишкой болтал черными пятками?

Вернулся в Гжатск – конечно же, в школу! Вот он, старенький двухэтажный дом на Советской, где располагались их классы в послевоенное время. Потом пошел к другой, где учился он до шестого, а потом уехал в Москву.

Сделал почетную запись «Очень рад побывать в родной школе. Сердечное спасибо всем преподавателям за их труд, который они вложили, воспитывая и обучая меня. Желаю всему педагогическому коллективу самых больших успехов в воспитании и обучении нового поколения советских людей».

Посадил лиственницу. Сколько деревьев Гагарина растет теперь по Земле!

Но вот и долгожданный маршрут: в Клупшно, в Клушино! Поехали с матерью и отцом.

В деревне ждали. Высыпали из домов, и каждому Юра протягивал руку. И тут подошла к нему старая женщина, лукаво спросила:

– Ну что, Юра, бога-то там ты не видел, случаем, в космосе?

– Нет, не видел, – ответил Юрий, не сумев удержать улыбки.

– А меня-то небось не помнишь?

– Да как же не помнить вас, Вера Дмитриевна, это же вы нас тогда приютили в сорок третьем году… Всю нашу школу. И учились мы там по уставу военному.

Прослезилась старушка.

– Спасибо, Юрашка, что не забыл.

А Юрий тянет туда, к уже позаросшему «корню».

– Мама, пойдем к землянке.

Подошли: мать приложила к глазам концы своего платка, отец кепчонку сдернул с виска.

Только яма одна и осталась от горькой той памяти, да ромашки по ней лохматые, да гусиные лапки здешней травы.

Приобнял Юрий мать.

– Не горюй, теперь все позади, самая жизнь началась, мамулька.

– Самая, Юра, конечно, самая… Такая, что лучше и не придумаешь. Да только мало годков впереди.

– Ну вы еще с батей у меня молодые, – как можно бодрее ответил Юра. Но сам-то видел: состарились, гнутся что мать, что отец.

И тут впервые подумал: «А сам-то как дальше?» И этот вопрос уже никогда не покинет его. И чаще всех задавать его будет Гжать. И после того как в феврале 62-го земляки выдвинут Юрия кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР по Сычевскому избирательному округу, и когда представителем Советской власти он будет приезжать в этот город каждый год по нескольку раз. Как он порадуется построенным не без его участия и заботливости центральной больнице, городской поликлинике, средней школе и кинотеатру. Расти Гжатск на здоровье, на радость землякам!

Летом 1966 года трудящиеся трех областей: Смоленской, Калининской и Брянской – единогласно изберут его депутатом Совета Национальностей Верховного Совета СССР.

И всю жизнь неотступно будет преследовать Юрия один и тот же вопрос, как оправдать столь высокое доверие, всенародную славу?

Москва бурлила, рокотала людским океаном вытекала шумными, радостными потоками на Красную площадь.

Но это Юрий видел сейчас на экране телевизора – повторяли передачу о торжественной встрече в Москве первого в мире космонавта. Они приехали с Валей в гости к Королевым. Дотянувшись из своего кресла, Юрий с раздражением выключил телевизор. Но и в приемнике звучало одно и то же: «Гагарин, Гагарин, Гагарин…»

Юрий повел руками, со смущением взглянул на жену.

– Я даже не предполагал, что будет такая встреча, Ну, думал, слетаю, ну вернусь… А чтобы вот так…

Вошли Сергей Павлович с Ниной Ивановной.

– Ну вот, видишь, Юрий Алексеевич, когда-нибудь через тысячи лет, глядишь, придумают люди какую-нибудь новую легенду о Дедале и Икаре только со счастливым концом. А ведь мы – простые смертные люди, со своими слабостями, грешками… Конечно, ты, я уверен, человек с головой…

На людях Королев всегда называл Юрия по отчеству. И Валю – Валентиной Ивановной, когда говорил с ней при Юрии.

Понимая, к чему Сергей Павлович клонит, Юрий встал.

– Напрасно вы так. Ведь для меня сейчас наступает самое трудное: доказать вам, всем этим людям, что я действительно такой, каким они меня представляют…

Королев задумался, проговорил медленно, подбирая и взвешивая каждое слово:

– В решительные минуты, Юрий Алексеевич, жизнь находит наилучшего исполнителя своих замыслов… А человек, он ведь, как бы это тебе сказать… он состоит из поступков порой незначительных. Ну вот… Когда отрабатывали действия космонавтов при ручном спуске, один из вас будто невзначай обронил фразу: «Пустая трата времени. Автоматика сработает как часы». А другой возразил: «Автоматика не подведет, но если я буду уверен, что в случае аварии смогу приземлиться сам, с помощью ручного управления, то веры в благополучный исход полета у меня прибавится вдесятеро». Лететь-то надо было только с безграничной верой в успех…

И Королев многозначительно подмигнул Валентине.

– А все-таки почему первым полетел Юра? – спросила та простодушно прямо.

– Его выбрал еще Циолковский, – пряча улыбку, сказал Королев. – Он так и предсказывал: «Я свободно представляю первого человека, преодолевшего земное притяжение и полетевшего в межпланетное пространство… Он русский. Он – гражданин Советского Союза… По профессии, вероятнее всего, летчик. У него отвага умная, лишенная дешевого предрассудка… Представляю его открытое русское лицо, глаза сокола…» Каково угадал?

Марши гремели по радио. И, поуменьшив громкость, Гагарин внезапно спросил – отчетливо, на всю комнату:

– А что дальше, Сергей Павлович?

– Как ты сам думаешь, Юра? – спросил Королев.

– Когда летчик – ясно. Сегодня полет, завтра – и так каждый день…

– Он же «космическая звезда», Колумб Вселенной, – поддела Валя.

– Я еще хочу слетать в космос, – твердо сказал Гагарин.

– Согласен, – кивнул Королев. – Но с куда более сложным заданием. Не так ли? Пойдешь в академию Жуковского. Я сам мечтал туда в юности попасть.

– Никак ты, Сережа, начинаешь лепить из Юры себя? – подтрунила Нина Ивановна.

– А почему бы не иметь продолжателя? – серьезно сказал Королев. – Юрий Алексеевич, Нина, очередная ступень нашей общей ракеты. Ракеты по имени «Мечта». Вот я отработаю свое, отвалюсь, а он потянет выше… Так, Юрий Алексеевич?

– Ты действительно сгоришь на работе, это точно, – тяжело вздохнув, промолвила Нина Ивановна.

Новые корабли стояли на звездных стапелях. И в свете яростного пламени восхищенно переглядывались Гагарин и Королев, для которых Байконур стал вторым домом. И вдруг… Стихли ракетные громы. Бетон стартовой площадки перелился в матовый линолеум больничного коридора, где по-военному «в ногу» шли в наброшенных на плечи халатах Юрий Гагарин и Андриян Николаев. Они открыли дверь одной из палат: в кресле сидел Королев, напротив на стуле – Нина Ивановна.

– Вот и гости, – сказал Королев, привставая.

– Сидите-сидите, Сергей Павлович. – остановил его Гагарин. – Гость на гость – хозяйке радость? Так, Нина Ивановна?

– Ну как дела? – спросил Королев.

– Готовимся, – коротко сказал Гагарин.

– Самое главное – спокойствие, – вставил свою обычную реплику Николаев, чем тут же вызвал слабую улыбку у Королева.

– В Звездном снега навалило! – перевел Гагарин разговор на другую тему. – Ребятишки не дают прохода, забрасывают снежками… Только успевай отбиваться, Собираемся с Андрияном на охоту…

– Значит, на охоту, говорите? – прищурился Королев. – А сами, как те зайцы, виляете, чтобы сбить меня со следа? А ну, рассказывайте, как идут тренировки? Молчите? Ну, тогда я сам вам скажу: в конструкторском заканчиваются последние работы по запуску очередного корабля, идут наземные испытания новой машины… Отличной машины! Вам нужно готовиться к очень серьезным полетам.

Королев полулежал в кресле, прикрыв глаза.

– Вы еще полетаете, друзья, – произнес он. – Это будут длительные, со сменными экипажами космические экспедиции. Такие вахты настолько приблизятся к заботам и делам земным, что люди воочию убедятся в пользе нашей работы. А мы останемся первопроходцами… Как геологи… Пробурят – и пошло. А кто о них потом помнит?

– Ты утомился, Сережа, – склонилась к нему Нина Ивановна.

– Нет-нет, что вы, – притворно бодро отозвался Королев и с укоризной посмотрел на привставших Гагарина и Николаева. – Торопитесь? – Ему не хотелось их отпускать.

– А жизнь, она такая… – задерживал он их разговором. – Когда у человека крылья только-только подрастают, так и хочется взлететь. Когда они набирают силу, расправляются, пробуешь их и вроде бы набираешь высоту. А когда крылья, ну… как это сказать… мудростью наливаются… Когда видишь далеко-далеко, глядь, а сил уже нет. Сдает сердце, с перебоями работает.

– Сергей… – умоляюще перебила Нина Ивановна.

Королев взглянул на часы и разочарованно постучал по циферблату:

– Мои остановились. А ведь заводил… Знаешь чго, Нина, принеси-ка мне завтра другие. Без часов как-то скучно.

– Возьмите мои, Сергей Павлович, – быстро сняв с руки, предложил Гагарин.

– Нет-нет, что ты, – запротестовал Королев.

– Очень вас прошу, – настаивал Гагарин. – Пусть это будет моим скромным подарком к Новому году…

– Ну хорошо, хорошо, – сдался Королев. – Только потом что-нибудь на них надо надписать, выгравировать. – Надел часы на руку, довольный. – Все-таки от первого космонавта.

Юрий, польщенный, заулыбался.

– А вы вот что, друзья, – сказал Королев, пожимая им руки своей, непривычно ослабленной, – налегайте на академию. Без инженерных знаний вам нельзя.

1 сентября 1961 года, ровно через двадцать лет после того, как Юрий пришел в первый класс Клушинской школы, он стоял на плацу перед главным входом в Петровский дворец на торжественном построении слушателей Военно-воздушной инженерной ордена Ленина Краснознаменной академии имени профессора H. E. Жуковского.

– Здравствуйте, товарищи офицеры!

– Здравия желаем, товарищ генерал!

В первой шеренге рядом с Юрием Герман Титов, Андриян Николаев, Павел Попович, Валерий Быковский, Алексей Леонов, Борис Волынов, Евгений Хрунов, Георгий Шонин, Виктор Горбатко. Гагарин назначен командиром отделения слушателей-космонавтов.

Неужели сбылось? Он внимал речи начальника академии и оглядывал дворец, в котором уже неоднократно бывал, но смотрел теперь на него совершенно иными глазами. Кувшинообразные колонны, арки с подвешенными гирьками, зубчатые стены… Гагарина ввел сюда за руку мудрейший Сергей Павлович Королев.

– Подумай, Юра, жизнь убеждает, что, кроме смелости и отваги, летного мастерства, нужны глубокие систематические знания основ наук, серьезная инженерная подготовка. Учиться, Юра, надо, учиться.

Этот совет относился ко всем космонавтам гагаринского набора. Значит, опять двойная, а то и тройная «тяга»? Эти открывшиеся в царство науки ворота старинного замка и радовали, и пугали своей именитостью. Ведь основателем академии по настоянию В. И. Ленина был отец русской авиации H. E. Жуковский.

Отец русской авиации… «В этих словах, – писал академик А. Н. Туполев, – глубокая правда, так велика заслуга H. E. Жуковского в создании нашей советской авиации. Николай Егорович помнится мне как прекрасный учитель, который учил нас просто, ясно и всегда чрезвычайно доброжелательно, и то, что он хотел передать, западало к нам в душу не только как знание, но и как любовь к тому, что он любил, а любил он науку, любил авиацию и любил, очень любил эксперимент, считая его совершенно необходимым.

Н. Е. Жуковский был не только великим ученым, но и инженером «высшего ранга». Поэтому приходящие к нему ученики не замыкались только на науке, а стремились создать планеры, самолеты на основании науки и эксперимента».

Оказалось, что с академией был связан и К. Э. Циолковский. 23 августа 1923 года в Круглом зале Дворца красной авиации, так называли старинные апартаменты, ученый сделал доклад о своем дирижабле. Воздухоплавательная секция организовала группу по исследованию межпланетных сообщений, одной из целей которой было создание Всесоюзного общества. Циолковский поднимался по этим ступеням! Жаль, что здоровье его слабело. В письме к слушателям он сожалел об этом: «Дорогие товарищи, радуюсь открытию секции межпланетных сообщений, послал вам, что мог. Насчет поездки и лекции сейчас обещать ничего не могу. Будь я молод и здоров, счел бы долгом немедленно исполнить ваше желание. Ваш К. Циолковский».

«Пожалуйста, нам никаких скидок, – убеждали космонавты. – Мы такие же слушатели, как все».

И все-таки Юрию была выдана зачетная книжка № 1. «Номер один» – это значит: надо быть первым. И он старался как мог. Впрочем, скидок действительно не делали.

Сергей Михайлович Белоцерковский, руководивший тогда кафедрой аэродинамики, вспоминает, что высокая требовательность к себе и слушателям всегда была гордостью преподавателей и украшением Жуковки. Новые порядки поначалу оказались для космонавтов неожиданными. Но ведь не зря же они умели преодолевать большие перегрузки. Специфика коснулась всех предметов, в том числе и социально-экономического цикла. Кроме обычных занятий – лекций, семинаров, зачетов, экзаменов, – сама жизнь заготовила целую серию специальных испытаний. Уже побывавшие на орбите Юрий Гагарин и Герман Титов часто выезжали за границу и выступали там как представители нашего народа. Они общались с самыми разнообразными аудиториями. Легко и свободно. Их слово было весомым – они несли правду о нашей стране, нашей жизни, наших идеалах.

Ну а как же зачетная книжка номер один?

Преподаватель Л. М. Воробьев, который вел у космонавтов курс теоретической механики, рассказывает, что Гагарин был первым в учебной группе. Механику он понимал хорошо, особенно успешно решал задачи, требующие геометрического метода исследования! Как летчик, легко воспринимал и постигал основные закономерности динамики полета. В группе были и не менее способные к теоретической механике слушатели – Герман Титов, Георгий Шонин. Однако Юрий удивительно легко проникал в существо задачи и высказывал оригинальные суждения.

И все же ученье давалось нелегко.

Вот что записал Юрий Гагарин однажды в своем дневнике:

«Тяжело учиться в академии, но бросать нельзя. Все это нам очень нужно. И английский язык, и лабораторные работы по электронным машинам, и лекции… Ничего, надо поднатужиться. У всего есть конец, зато мы станем инженерами… С таким багажом знаний будет легче…»

Отношение к учебе у Юрия было просто вдохновенным, жажда знаний удивительная. Общение с ним приносило радость и преподавателям: он обладал живым, оригинальным мышлением. Есть люди единомышленники, но с ними трудно говорить – так они любят слово «нет» – и при обсуждении любого вопроса даже при сходных позициях переходят в тупиковую полемику. Гагарин спорить умел и любил. Иногда горячо, до хрипоты, но и воспринимал, уважал чужую точку зрения, признавал правоту. «Платон мне друг, но истина дороже», – говорил он в таких случаях.

Эти качества проявились и на первом зачете по аэродинамике. Сергею Михайловичу захотелось поглубже узнать, прощупать способности именитого слушателя. На экзамене обстановка более официальная. А здесь они один на один.

Сергей Михайлович рассказывал, что начал с вопросов простых, обычных, когда для ответа надо только формально знать предмет – элементарная память подскажет. Это легкое препятствие миновали мигом. Потом пошли разговоры посерьезней. Здесь уже требовались формулы, умение оперировать с ними. Короче, надо было и соображать. Гагарин подумал, немного поплутал, но ответил. Наконец дело дошло до прямых каверз. Юрию такой оборот дела понравился – он загорелся, начал искать выход, спорить. И разгрыз орешек, хотя и не без труда.

Кончился большой раздел курса. Во время экзамена на слушателей решили посмотреть начальник академии В. И. Волков и начальник центра подготовки космонавтов Н. Ф. Кузнецов. На столе цветы. Торжественная, но довольно напряженная обстановка. Из-за жары экзамен решили проводить в прохладном, полуподвальном помещении – в гидравлической лаборатории.

Разумеется, все волнуются – и слушатели и преподаватели. Гагарин тоже «не в себе», не знает, как скрыть волнение. Заметил обрывок старого кабеля со свинцовой оболочкой, поднял, попробовал согнуть – идет. Начал отламывать – не поддается, раскручивать – не получается. Кто-то из товарищей проговорил с удивлением:

– Юра, что это ты? И сдался тебе это свинец…

– Не видишь? К рыбалке готовлюсь, грузила нашел.

Как обычно, в таких случаях вокруг собираются советчики. Шутки, смех, о своих треволнениях на какое-то время забыли. Гагарин сумел разрядить обстановку.

Но вот экзамен сдан, Космонавт-1 облегченно вздыхает и, как он любил говорить, выходит «в открытый космос» – во двор.

Андриян Николаев, Павел Попович, Валерий Быковский, Алексей Леонов совмещали учебу в академии с подготовкой к космическим полетам, и хотя космонавты не любили поблажек, по инициативе Юрия для них была разработана специальная программа, которая, впрочем, мало облегчала их участь. Ведь эти ребята тоже работали с двойной «тягой». И Юрий как мог помогал им.

11 августа 1962 года стартовал Андриян Николаев. В бункере за переговорным пультом сидел Юрий Гагарин. Объявлена пятиминутная готовность.

– Андрюша! Ни пуха ни пера тебе! – крикнул он в микрофон.

– Спасибо, Юра!

Стены бункера сотряслись от грома работающих двигателей. Донесся голос Андрияна:

– Поехали!

Потом это первое гагаринское слово, залихватское словечко, станет обязательным, как талисман, для всех отправляющихся на орбиту.

В космос улетел Павел Попович, и опять знакомый голос Гагарина, уже там, на невообразимой высоте:

– Как настроение, Паша?

– Настроение отличное, все идет хорошо. Вижу Землю. Какая она красивая!

– Вместе с тобой любуемся этой красотой, – восторженно поддержал Юрий, вспоминая, что сам видел из иллюминатора «Востока». Потихоньку, как бы про себя, но зная, что Павел услышит, на полурусском, полуукраинском напел его любимую песню: – «Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю…»

Королев строг, нельзя допускать такие вольности на радиопереговорах, но смеется:

– Устарела, Юра, песня. Боже дал крылья не только «Соколу», но и «Беркуту»…

– А что, Сергей Павлович, сдерживаю я свою клятву? Помните, сказал, что не буду спать спокойно, пока не слетают все ребята из первого отряда?

Через год на орбиту спутника Земли был выведен космический корабль «Восток-5», пилотируемый Валерием Федоровичем Быковским. Ему предстоял самый длительный по тем временам полет. И снова в наушниках ободряющий голос Юрия:

– «Ястреб», у тебя произведено измерение физиологических функций. Все показания хорошие, так держать!

Потом еще:

– «Ястреб», будьте готовы.

И самое заветное:

– Подъем! – звонким обещающим благополучие выкриком.

Через день к «Ястребу» подлетала по своей орбите «Чайка» – Валентина Терешкова. И опять, прежде чем ракета устремилась ввысь, Земля спросила голосом Гагарина:

– «Чайка», как самочувствие? Начинаем проверку аппаратуры, включите глобус.

– Я «Чайка», я «Чайка», включаю аппаратуру.

Ее успокаивал, ей придавал силу тот узнаваемый среди сотен других, ставший близким голос.

Октябрь 1964 года. Новой мощной ракетой-носителем впервые в мире выведен на орбиту трехместный пилотируемый космический корабль «Восход». На борту корабля целый экипаж: командир летчик-космонавт инженер-полковник Владимир Михайлович Комаров, научный сотрудник-космонавт, кандидат технических наук Константин Петрович Феоктистов и врач-космонавт Борис Борисович Егоров.

По справедливости говоря, Юрий Гагарин провожал этот экипаж еще с того момента, когда после хирургической операции Комарову запретили тренировки и даже хотели отчислить из отряда. Юрий отстоял товарища. Его уверенность помогла Комарову преодолеть недуг, снова оказаться в группе непосредственной подготовки. Он был дублером у Поповича. И вдруг еще одна беда: во время одной из медицинских проб на ленте электрического прибора появился всплеск кривой. «Экстрасистолы», называют его в медицине. Казалось бы, ничего особенного. Но нет, врачи твердо сказали: «Негоден». Юрий не давал впасть в уныние.

– Володя, ты же сам любишь повторять: «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла!»

Комаров побывал у виднейших армейских врачей. Его принимали старшие начальники. Многим звонил Юрий, упрашивал лично. Было решено: наблюдать Комарова на тренировках… И вот они, долгожданные выстраданные испытания. Сначала пробная прокрутка на центрифуге, еще увеличение скорости, – годен!

– Когда Володя снова пришел в спортивный зал, – рассказывал Юрий, – у нас у всех был праздник. Я вспоминаю сейчас шутку о композиторе Листе. На одной странице нотной записи он пометил: «Быстро, как только можно», а на следующей написал: «Еще быстрее!» Вот это можно сказать и о Володе, когда он вернулся к занятиям. Он и раньше был образцом целеустремленности, трудолюбия, организованности. А тут у него все пошло «еще быстрее».

Полет многоместного корабля-спутника «Восход» был завершен благополучно. «Ну вот, – сказал Юрий, обнимая Комарова, – ничто, Володя, нас не вышибло из седла!»

1965 год. На орбите «Восход-2», пилотируемый Павлом Ивановичем Беляевым и Алексеем Архиповичем Леоновым.

Такое могло только присниться. Вынырнув из корабля, словно его подтолкнула невидимая рука, Алексей Леонов парил над бездной, не в силах дотянуться до кромки спасительного люка. Внизу, в умопомрачительной глубине, туманился округлый бок планеты, а он не падал на него, как бывало, с парашютом, а плыл, поддерживаемый неизвестно чем, кувыркался, обреченный на вечное скитание среди холодных, бесстрастно взирающих на него звезд.

Еще никто за тысячи лет существования на Земле человека не парил так высоко над планетой один на один с космической пустотой, вне корабля, дающего спасительное ощущение земной опоры… Никто…

Крутнулся на фале и тут же услышал знакомый, неизвестно как проникший в наушники голос Гагарина:

– Как настроение, Леша? Как Земля, спрашиваю?..

Не может быть! Ах да! Это же командир подключил к его проводу трансляцию с пункта управления.

– Красота! – сказал, запинаясь от волнения, Леонов: гагаринский голос словно прибавил зоркости. Теперь он уже другими глазами взглянул на Землю.

На семнадцатом витке они должны были включить тормозную двигательную установку. Но что-то случилось с системой солнечной ориентации.

– Разрешается ручная… разрешается ручная посадка, – после недолгих колебаний передала Земля непривычно взволнованным голосом Гагарина.

Командир взялся за черную ручку и впился глазами в приборы.

Теперь только от него зависело, быть им на Земле или, отскочив от плотных слоев атмосферы, подобно камешку, брошенному вскользь по воде, уйти на другую орбиту и уже, быть может, никогда не вернуться. Корабль начинал восемнадцатый, не предусмотренный программой виток.

…«Восход-2» опустился в глубокий снег между двумя елями. Помогая друг другу вылезти из корабля, они до сладостного головокружения вдыхали морозный хвойный воздух тайги. К ним на выручку на лыжах уже пробирались отряды поисковой группы. Теперь оставалось ждать. Они умяли вокруг корабля снег, расстелили палатку и начали разводить костер. Зашипели, затрещали смолистые сучья, лениво потянулся к кустам сизоватый дымок. «Легкий на руку Юра…» – сказал Беляев.