Текст книги "Мертвое ущелье (Логово)"
Автор книги: Виктор Потиевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)
9. КОРОТКАЯ СХВАТКА
Несколько дней Игнат и Хромой приходили в логово без добычи. Неудачи преследовали их. Позавчера не удалось найти свежего оленьего следа, а вчера, когда они выследили группу оленей – трех самцов и самку,– так получилось, что олени учуяли их раньше, чем они успели начать охоту, и ушли. Оба охотника долго преследовали их – Игнат тоже научился волчьему упорству,– но когда стали подбираться к новому месту их кормления, олени снова рванулись прочь, почуяв опасность вовремя.
Все эти дни пришлось питаться запасами, что тревожило Игната, потому что предстояла долгая и трудная зима, да и волк уже тосковал по свежатине. И только сегодня, наконец, удалось убить оленя.
Это был крупный одинокий бык, еще молодой и сильный. Человек и волк долго преследовали его, ушли глубоко в тайгу, и только когда день уже взошел над лесом, Игнату удалось пустить стрелу и свалить быка. Но едва юноша начал разделывать тушу, а волк успел проглотить только один или два куска мяса, как возникли новые обстоятельства, грозившие не только потерей добычи...
Занятый снятием шкуры, Игнат не заметил опасности, но волк, несмотря на голод, всегда был начеку. Юноша увидел, как Хромой отскочил от туши и злобно зарычал, призывая своего вожака – человека.
И тот, сделав точно такой же волчий прыжок с поворотом, на миг замер, увидев в тридцати шагах от себя мчащуюся на них чужую стаю. Их было шесть, незнакомых и голодных волков. Впереди – крупная матерая волчица с сединой на загривке и на лбу, в нескольких шагах от нее – матерый самец, остальные переярки и один прибылой,– : Игнат мгновенно определил возраст и оценил силу врагов. Он уже хорошо знал суровый закон леса, дикой звериной жизни.
Молниеносно сорвал с плеча лук, выхватил из-за спины стрелу, и волчица, перевернувшись через голову, уткнулась мордой в мох. Но только после того, как вторая стрела пронзила одного из переярков, стая остановилась – всего в нескольких шагах от обороняющихся.
Волки – умные звери, и увидев мгновенную и странную гибель двоих сородичей, не подошли ближе, несмотря на голод и азарт охоты. Они воспринимали Игната как волка, потому что он вел себя как волк, вместе с волком своей стаи кормился у туши, склонившись к ней как волк. Они напали не только потому, что были голодны, но более всего потому, что олень был убит на их угодьях, отгороженных их волчьими метками, и, конечно, потому, что соперников было только двое. Встретив неожиданный отпор, они встали, все как один, во главе с самцом – вожаком, который при жизни седой волчицы уступал ей главенствующую роль. Так бывает в природе, хотя и не часто.
Они стояли в напряженных позах, готовые по сигналу вожака снова ринуться в бой, и злоба, неуемная и дикая, клокотала в горле каждого, заполняя грозным рычанием утреннюю тишину тайги.
Шерсть у Хромого вздыбилась, его рычание звучало глухо и угрожающе. Человек стоял в шаге от него, сбоку, натянув лук, стрела которого была направлена на вожака. Игнат был готов пустить третью стрелу и мгновенно выхватить из-за пояса нож... Но этого не потребовалось. Волк-вожак, стоявший напротив, сумел оценить угрозу. Он повернулся и пошел прочь, уводя с собой всех своих. Они выстроились цепочкой и ушли след в след, будто не было сейчас их нападения, будто не остались здесь навсегда двое из их семьи.
Игнат и Хромой еще некоторое время были наготове, потом юноша подошел к убитым волкам, чтобы извлечь стрелы, а Хромой возвратился к туше оленя.
Взять сразу всю добычу не удалось. Юноша до предела нагрузился сам, взвалив немалую ношу на Хромого, но бык был крупным, и пришлось оставить еще много мяса, подвесив куски его на невысоких березках, чтобы не растащили звери, случайно обнаружившие его: лисица, мелкие грызуны или волки другой стаи. То, что не вернется побежденная стая, было очевидно. Волки, оставившие поле боя, не возвращаются подбирать остатки, как это может сделать, например, лисица или собака. Правда, росомаха или рысь и так достанут, березка им не помеха, но за полдня вряд ли кто придет сюда и найдет эти запасы. А к вечеру он сам возвратится вместе с Хромым.
При подходе к логову Игнат свалил добычу на мхи, никогда он не тащил всю ношу в пещеру сразу, чтобы кровавые капли и запах крови не вели прямым путем в жилище. Он вносил добычу по частям, тщательно заворачивая в свежеснятую шкуру и взвалив ношу на плечи – повыше от земли. Ему казалось, что так он отвлечет от своего логова крупного и опасного зверя – медведя, если тот вздумает искать это мясо по следу.
Как обычно, Хромой уже спал, а юноша сидел у огня перед дымящимся котелком. Он съел несколько кусков свежей парной оленины еще в лесу, сразу же после той короткой и быстрой схватки. И теперь варил похлебку, сидел и думал о том внезапном нападении чужой стаи, и чувство смутной тревоги все больше охватывало его. Он совсем не боялся волков или других зверей и, как ни старался, сам не мог понять, чего же он опасается и тревожится. Он не знал, с чем связано это его ощущение тревоги,– с тем домом, который он видел не так давно, или же с сегодняшним нападением волков, подобное которому было до этого всего два раза за всю его долгую жизнь здесь, в тайге. Но он определенно чувствовал и, сам не зная почему, был уверен, что недавно в лесу появился кто-то очень опасный для него и для его серого брата. Какое-то шестое чувство, скорее предчувствие его души с обостренной, отчасти болезненной психикой, говорило ему об этом.
10. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ
На шестой день старик Лихарев встал и ушел в тайгу. Уступая втираниям, его упорству и терпению, лихоманка отпустила его. Суставы еще побаливали, но он уже по опыту знал: сегодня вечером можно истопить баньку и крепко попариться с можжевельником и крапивой, и через день-другой боль пройдет совсем, теперь уже до весны.
Осень для промысловика еще не охотничья пора, и дело даже не в сроках охоты, которые Иван Васильевич строго соблюдал – по совести. В сентябре-октябре мех пушного зверя еще не готов к выделыванию шкурок, у одних зверей зимний мех еще не окреп, у других даже линька не закончена. Настоящая охота начинается с ноября. Ну, конечно, в тайге можно и с начала осени мясо заготавливать, лося и оленя бить, но старый охотник начинал все эти заботы с ноября, с первых серьезных холодов. Тогда и мясо уже не надо засаливать – не испортится, да и шкура у зверя уже зимняя и крепкая.
Но в тайгу ходил. Присматривал, где есть места, удобные для залегания медведя на зиму,– например, ямы или углубления под вывороченным корнем большой сосны или ели. Иногда стрелял поднятого собаками косача или рябчика, облаянного ими на дороге глухаря, который, отвлекаясь на собак, бывает, не заметит подбирающегося к нему на выстрел охотника.
Сегодня старик хотел поднабрать еще клюквы, которой не успел запастись в достаточном количестве.
Карабин не взял, пошел со старой своей верной двустволкой. В эту ночь немного подморозило, и мхи, трава и ягельник серебрились инеем. Он оттаивал под редкими лучами солнца, пробившегося между облаками почти сразу же после рассвета.
Тишина, глухая и глубокая, царила в утренней тайге. Но вот звонкий лай собак разбудил эту тишину, и старик Лихарев заторопился. По звуку лая, по характеру облаивания дичи – звонко и довольно злобно – он был почти уверен, что лайки нашли глухаря. Белку, куницу, рысь они облаивают совсем по-другому, и каждого зверя – по-разному. Иван Васильевич хорошо знал все тонкости интонации лая своих собак.
Осторожно подобрался, прячась за деревьями, метров на сорок. Ближе не решился подходить. Крупный глухарь – петух, пожалуй, сам поддразнивал собак: глядя на них, наклоняя к ним голову, отламывал сухую веточку, взяв ее в клюв, и бросал вниз дважды, чем вызвал особенную злость лаек, Помор даже гавкнул с подвыванием от такой наглости.
Старик свалил глухаря с одного выстрела крупной дробью. Огромная черная краснобровая птица тяжко рухнула на пушистые мхи. Охотник уложил ее в рюкзак и двинулся дальше. Лайки челноком бежали метров на двести впереди, обследуя местность.
Не спеша, бесшумно шел он по тайге. Его тревожили те самые, странные и непонятные ему следы. Непонятный след приводил его к одной только мысли: к его дому подходил человек. Ничего и никого иного быть не могло. Следы любого зверя он хорошо знал и обязательно обнаружил бы. А волк? Сначала это смущало его, но потом он решил, что волк вполне мог следовать за человеком из любопытства и наследил через несколько минут после человека. Может быть, именно волка, пришедшего вторым, и обнаружили его лайки. А странность, необычность этого следа легко объяснялась: человек мог сделать то, чего не может ни один зверь – надеть любую обувь, которая изменит, сделает необычной форму следа. Надо быть осторожнее.
Прежде чем подойти к дому, Лихарев решил сделать крюк километра на два и подойти к избе со стороны побережья. И тут его поджидала еще одна новость. Неожиданная и серьезная. Метров пятьсот оставалось дойти до дома, когда цепкий взгляд старика заметил содранный с валуна небольшой клочок белого лишайника. Охотник насторожился и очень внимательно осмотрел все вокруг на пятнадцать-двадцать шагов. Ничего больше не нашел, и это его еще сильней встревожило. Если ягель содрал ненароком лось или олень, то должны быть следы их ног. Ни звериных и никаких других следов не было. А ведь ягель сам по себе не мог сорваться с валуна. Иван Васильевич внимательно осмотрел этот кусочек – он плотно сидел на камне, старик разглядел даже оборванные волокна...
Подозвал собак – свистом, похожим на посвист дрозда-рябинника. Оба пса подбежали, по команде «ищи» стали бегать вокруг, уткнув носы в землю. Но следа не нашли. Это, однако, не успокоило опытного следопыта. Если собаки не берут след человека или зверя, значит, упущено время. Лайки им были обучены искать не только добычу для охотника, но и человека. Мало ли что случается в тайге... Но брали след человека не позднее, чем часов через пятнадцать.
Иван Васильевич повернулся по направлению к дому. Он шел тщательно осматривая землю, мхи, камни, деревья. И метров за семьдесят от своего двора, в редком березняке, разглядел на почве отпечаток. Задняя часть ступни легла на землю совсем не четко, но передняя половина хорошо отпечаталась. Старик осторожно отодвинул пальцами пожелтевшую траву, прилегшую к земле,– она-то и скрыла от неизвестного участок влажного грунта,– и под травкой увидел четкий отпечаток ботинка или сапога с большими шипами, расположенными в шахматном порядке. Такой подошвы он не видел никогда.
Первое и единственное, что сразу же резануло его мозг: «Немцы!» Нет, он не испугался, как не боялся ходить когда-то с рогатиной на медведя, как не боялся этих же немцев на фронте в первую мировую. Но он понимал, что его обнаружили. А это наверняка их разведка, и лишний свидетель им не нужен. Но он дешево не отдаст свою жизнь. Может быть, он, старый солдат, для того и живет здесь, в глухом лесу вблизи моря, чтобы, если потребуется, схватиться с врагом в этой тайге, как бьется с фашистами на фронте его сын... Он, старик Лихарев, еще на кое-что сгодится. Он все-таки опытный таежник, и у него есть надежное оружие. Так что посмотрим, кто кого.
Он мог бы, конечно, быстро собраться и уйти в глубь тайги, там у него есть сезонный охотничий домик – километрах в пятидесяти отсюда, уж там-то они его никак не достали бы. Но идет великая война его народа, и он лучше умрет здесь смертью солдата, но не будет прятаться от поганых чужеземцев и поможет им здесь найти свою смерть. Все-таки это его родная тайга, а не их, ему она будет помогать, а не им.
Он неслышно двигался по дому, угадывая путь врага. Еще дважды обнаружил едва различимые приметы прошедшего: сломанный стебелек сухого растения, сдвинутый на кочке мох. Нашел место, где немец сидел на корточках, наблюдая за его домом. Вспомнил, как два дня назад, утром, лайки рванулись к этому месту, но он сам позвал их в дом. Вот, значит, какого зверя обнаружили они. здесь... Наверняка опытный разведчик. Уж очень ловко ходит, почти совсем не оставляет следов. Старик осторожно обошел по лесу вокруг своего двора дважды, собаки никого не учуяли. Только после этого вошел в избу, запер две двери на тяжелые кованые крюки и сел обдумывать свое положение.
11. РЕШЕНИЕ
Крюгер должен был принять решение. И даже с его опытом, как ни странно, это оказалось не легким делом. Казалось бы, чего проще – приколоть старика и закопать, чтоб следов не было. Но все это было вовсе не просто. Во-первых, к старику может хоть сегодня кто-то прийти из тайги или с моря. И, не обнаружив его, русские не поверят, что опытный охотник вдруг пропал в тайге. А живет он здесь, видимо, не один десяток лет. И сразу же начнут его искать, и вполне могут найти блиндаж... Или следы зондеркоманды. Крюгер понимал, что местные жители могут и отыскать следы. Так что с ликвидацией старика торопиться не надо. Правда, и сам этот старик, как опытный охотник, тоже может наткнуться на следы немцев, но наверняка еще не обнаружил. А если бы нашел, то сразу ушел бы отсюда куда-нибудь в тайгу. Ведь он понимает, что с ним церемониться не будут. Вот и надо наведываться к нему и следить за ним. Пока он на месте, он не опасен, потому что не знает о существовании зондеркоманды. А если соберется в дальний путь, надо будет не дать ему уйти. Но даже если уйдет, здесь до ближайшей русской деревни, где есть связь, не меньше семидесяти, а то и ста километров по тайге. По морю ближе, но этот путь не для него. Так что если даже и уйдет, у Крюгера еще будет время доложить командованию, а может, уже и операция будет завершена и десант уйдет в глубь материка.
Так рассуждал штурмфюрер, и его тревога, связанная с охотником, понемногу рассеивалась. А что, собственно, произошло? Появился какой-то старик, у которого нет ни связи, ни помощников, и он еще не знает ничего о группе немецких разведчиков. И Крюгер принял решение: ликвидировать его только тогда, когда старик начнет собираться в дальнюю дорогу. Это всегда заметно. Или проявит какое-нибудь беспокойство. Но для этого надо за ним следить. Поставить постоянный пост вблизи дома охотника нет возможности, но ежедневно надо подходить туда и наблюдать внимательно и долго. А первое время – сутки-двое – постоянно, пока не выяснен до мелочей распорядок его жизни: время выхода на охоту, кормление собак и прочее. Правда, некоторую сложность для наблюдения создают эти собаки, но, проявляя особую осторожность и аккуратность, можно уйти от собак, учитывая, что охотник не отпускает их далеко от себя.
Находясь на своем обычном посту – на вершине холма между камней, не отрывая глаз от бинокля, штурм-фюрер продолжал размышлять. Только что он принял доклад радиста, который не порадовал его. Шифровка с приказом все еще не поступала. Все предполагаемые сроки высадки десанта уже прошли. Командование молчало. Видимо, изменилась обстановка на театре военных действий, и нынешняя ситуация не позволяла пока провести намеченную операцию. Но и приказа об отмене не поступало. Оставалась в силе только предыдущая радиограмма: «Ждите приказа. Будьте готовы к выполнению». И Крюгер точно в условленное время ждал этого приказа. Но его все не было. Это изматывало нервы штурмфюрера, хотя и тренированные, но утомленные двумя годами разочарований, несбывшихся надежд, неожиданными условиями тяжелой и опасной войны на восточном фронте. Да еще и этот... Охотник, появившийся на берегу в самый неподходящий момент... Внешне Крюгер был спокоен, но он нервничал.
Коротко, дважды дернул шнурок, протянутый в блиндаж,– условный сигнал, вызвал Фогеля.
– Слушаю, герр штурмфюрер! – шепотом доложил ефрейтор.
– Установи ежедневное наблюдение за домом охотника. Выясни время выхода на охоту и все его выходы из дома.
– Яволь, штурмфюрер!
– Если заметишь беспокойство в его поведении, подготовку в дальний поход, ну там... большой рюкзак с собой возьмет... Если заметишь, ликвидируй его. Без следов.
– Так точно, штурмфюрер!
– Если он ведет себя спокойно, как обычно, значит, он не знает о нас ничего. Тогда не трогать.
– Слушаюсь, штурмфюрер!
– Ты уверен, что он тогда не обнаружил тебя или твои следы? ,
– Я был аккуратен и строго соблюдал специнструкцию, штурмфюрер!
– Ты уверен?
– Так точно, штурмфюрер!
– Хорошо. И еще: всегда помни про его собак, посыпай след порошком. И при случае убери их без выстрела.
Ефрейтор повернул голову к начальнику и вопросительно посмотрел на него.
– Убери. Он решит, что это волки, когда не найдет никаких следов. Волки так делают даже днем.
– Яволь, штурмфюрер!
– Ты понял, что его самого желательно не трогать, чтобы не наследить? – добавил Крюгер, не полагаясь на сообразительность солдата. – Убрать только в крайнем случае.
– Так точно, герр штурмфюрер!
Фогель ушел, а Крюгер остался лежать на специальной стеганой подстилке, внимательно вглядываясь через цейсовскую оптику в серые и темно-зеленые очертания берега, в черные с белыми гребешками волны, и вдруг непроизвольно поежился от этой постоянной мрачности и настороженности побережья, скал, тайги, моря.
Прежде всего в подобных ситуациях он чувствовал себя властелином – и во Франции, и в Польше, и даже в Испании. Он тогда сразу же убирал любые препятствия, не особенно опасаясь обнаружения следов своей группы в Альпах или в горах Сьерра-Гвадаррама. Он убирал любого свидетеля, не боясь, что того хватятся испанцы или там... французы. Тогда он осознавал за собой силу. А здесь все оказалось совсем не так. Теперь он это знал хорошо. Здесь он не чувствовал за собой силы. Она была за русскими. Даже там, в Белоруссии, где в сорок первом он руководил карательными операциями. Он, как разведчик, особым чутьем угадывал, что после каждой карательной акции его работа не становится безопасней, а наоборот – над ним все больше нависает угроза, казалось бы, разогнанных партизан и, как будто уничтоженного подполья. От этого, конечно же, начинали и нервы сдавать, и сам он стал осмотрительнее и, можно сказать, беспокойнее.
День сегодня был пасмурным. Уже наступал полдень, а впечатление было такое, что утренние сумерки еще не кончились и день не вступил в свои права. Словно серая тень российской ненависти постоянно заполняла все пространство вокруг него, создавая ощущение ежеминутной, ежесекундной тягостной угрозы, идущей от всей этой земли. И старик охотник тоже является частью этой сумрачной тени, и его дом, и собаки...
Штурмфюрер сполз с вершины по склону, спрыгнул в блиндаж. Пора было обедать.
12. ПУТЬ К РАЗГАДКЕ
Прошло трое суток с тех пор, как Игнат и Хромой обнаружили дом с его обитателями, которых они не видели и от которых скрылись в глубине тайги.
Игнат, встревоженный предчувствием какой-то новой и непонятной опасности, не находил себе покоя. Он не мог теперь спокойно спать в дневное время и в ту часть ночи, когда они оба были свободны от охотничьего поиска. Его все время тянуло к побережью, к разгадке возникшей тайны, к разъяснению непонятного. Он заметил беспокойство и в поведении Хромого. Тот стал часто вскакивать среди сна, нервно озираться, а иногда, проснувшись, быстро подходил к двери, закрытой на засов, и внимательно вслушивался и внюхивался, уткнув морду в щель под дверью. Может быть, волк тоже почувствовал тревогу, или беспокойство юноши передалось серому брату?
Вчера в вечерних сумерках охота была удачной, оба они насытились, Игнат еще долго ночью поджаривал мясо, прежде чем подвесить его, чтобы оно вялилось, а затем и самому лечь на отдых.
Он спал беспокойно, и, несмотря на сытость, его влекло в лес, в дорогу, на поиск... Его тянуло к побережью, туда, к одинокому лесному дому, словно это и был путь к разгадке тревожной тайны, окружавшей Игната тяжелым предчувствием. И едва ночь перевалила на вторую половину, как он встал, надел обувь – свои самодельные медвежьи ботинки, взял лук, стрелы и вышел из логова. Хромой шел следом, отставая на два шага.
Уже давно Игнат ночью ощущал себя, как и Хромой, свободнее, чем днем. Он-то сам видел все почти так же, как при свете, чувствовал все, как чувствует зверь. Он знал, что другие, например те, которые живут в том доме, ночью не заметят его среди кустов и деревьев. И это позволяло увидеть и узнать побольше о тех, кто в доме.
Круглая и бледная луна то пряталась за рваные, торопливые облака, то выскальзывала снова на открытое небо и озаряла сонную тайгу, деревья, скальные обомшелые склоны и кусты, юношу, одетого в звериные шкуры, и крупного хромого волка, идущего позади него.
Шли они долго, но когда приблизились к цели, еще была глухая ночь. Луна совсем зашла за тучи, и лес погрузился во мглу. Прежде чем подойти к дому, юноша остановился, и волк проскользнул вперед. Они делали так всегда, потому что оба понимали, что Хромой раньше Игната учует опасность или добычу.
Обошли полукругом двор и дом и, не почувствовав ничего подозрительного, подобрались к избе, но подойти ближе чем на тридцать шагов не успели – собаки учуяли их. Игнат и Хромой ясно слышали их лай, чередующийся со злобным рычанием. Звуки эти приглушались толстыми бревенчатыми стенами, но были достаточно хорошо слышны, чтобы понять, что собаки – звери небольшие, что их две. И тут юноша услышал еще один голос, взволновавший его. Это был голос человека. Своим острым слухом Игнат уловил, что человек там, внутри избы, что-то сказал. Было понятно, что он обращался к этим лающим животным. Они оба тотчас смолкли.
Юноша и волк отбежали от избы и затаились в кустах, внимательно наблюдая за домом, за входом в него, за окнами и двором.
Старик Лихарев спал, когда обе лайки дружно и злобно залаяли. Он встал, схватив карабин, стоящий рядом и заряженный.
...Разгадав присутствие поблизости кого-то чужого, возможно и фашистского разведчика, он подготовился к любым неожиданностям. Проверил и запер на крюк задний выход из избы через сарай, внес в дом съестные припасы из холодной кладовой, натаскал дров в комнату, чтобы неделями можно было не выходить во двор. Проверил запасы патронов к карабину и ружью. Их оказалось достаточно, ведь было припасено все на зиму.
По рычанию и лаю собак было не похоже, что они учуяли людей. Пожалуй, что волки пожаловали, тем более, что их самое время – часа два-три еще до рассвета. Но фашисты есть фашисты, тут всегда надо быть настороже. А собаки, хоть и редко, но все-таки могут ошибиться. И старик, не зажигая огня, приказав лайкам смолкнуть, сидел с карабином в руках сбоку от окна и через открытую форточку вслушивался во тьму.
Но вот собаки снова взлаяли с подвыванием, и вдруг за окном неподалеку, может, метрах в пятидесяти от дома, прозвучал, разрывая ночную тишину, вой волка. Волк взвыл звонко и протяжно, но только один раз и смолк. Услышав волка, лайки забеспокоились, заметались по избе, рыча и лая.
Иван Васильевич снова прикрикнул на собак, они немного примолкли, но главное он уже услышал – волчий вой. Слава богу, это были не немцы. Днем, при свете, хоть можно пулю всадить в фашиста, а в темноте, находясь в доме, как быть? Потому старик и обрадовался, что волки, а не немцы пришли к нему этой ночью. Но вовсе не от страха. Старый солдат Лихарев не боялся их, врагов своей земли.
Немного необычно, что волк один, но, может, остальные просто не откликнулись, молчали... Всякое бывает... Правда, не мудрено и человеку завыть волком, почти точно подражая зверю. Но это «почти» и выдаст человека. Потому что старика Лихарева обмануть не просто. Слишком хорошо он знает ночные голоса своих серых лесных соседей. А услышав через отворенную форточку волчий вой, Иван Васильевич был уверен, что здесь нет подвоха. Выл волк, это уж точно. Собаки постепенно успокоились, видно, волк или волки удалились от дома. Старик тоже успокоился и снова лег. Надо будет утром посмотреть, что там за следы и сколько было зверей...
После того, как Хромой не сдержался и завыл, Игнат сразу увел его от этой избы. Конечно, там, в доме, уже поняли, что кто-то бродит вокруг,– собаки учуяли их. Но когда Хромой завыл, он выдал себя и Игната. Теперь в избе точно знали, кто пришел к их двору. Так считал Игнат и потому сразу повернул на свою тропу к логову.
Шли обратно не спеша, внимательно вслушиваясь и внюхиваясь в шорохи и запахи ночной тайги. Юноша тоже уже привык принюхиваться, и он улавливал запахи – оленя, лося, медведя. Конечно, с более близкого расстояния, чем Хромой, но у него все-таки и чутье уже сильно обострилось, как и другие органы чувств, и заметно помогало в охоте и в ориентировке в лесу, особенно ночью.
Когда пришли в логово, уже начинался рассвет. Наелись мяса из запасов, попили воды и брусничного сока с водой, и Хромой улегся на отдых. А Игнат все сидел у огня и думал. Об этом человеке, живущем в лесном доме, о его собаках, о других домах, которые он видел где-то и когда-то и которые сгорали в том страшном огне, что ему и снится, и видится время от времени... Думал и о непонятной скрытой опасности, которую чувствовал постоянно.
13. СЛЕДОПЫТ ГОТОВ К БОЮ
Он долго и тщательно рассматривал следы, оставленные волком и тем, кто приходил с ним. Именно к такому выводу пришел старик Лихарев. Кто-то был здесь ночью вместе с волком, тем единственным волком, который завыл один раз, когда собаки учуяли ночных гостей и залаяли. Они стояли рядом – след был вдавлен глубоко там, где они стояли,– они подходили к дому один за другим, уходили один за другим. Причем впереди шел волк, уже на его следы накладывался след незнакомого существа. И что самое удивительное, старый следопыт готов был поклясться, что этот нечеткий след со скругленными краями был похож именно на след человека, и уж никак не походил на звериный. Старик пришел к выводу, что ноги этого человека были обернуты во что-то мягкое и толстое и потому не оставляли четкого следа.
Вернувшись в дом, он долго думал об этих следах и их происхождении и пришел к окончательному выводу, что они не могут иметь ничего общего с тем отпечатком ботинка с шипами, который бесспорно принадлежал немецкому разведчику.
Значит, сегодня судьба подкинула ему новую загадку, которая не связана с немцами, и поэтому не грозит опасностью ни ему, ни его земле, за которую он готов пойти даже на смерть.
Немцы. Надо думать сейчас только о них. Сколько их здесь? Они, пожалуй, считают, что он не знает об их присутствии. И наверняка наблюдает за ним. Но постоянного поста, видимо, нет. Иначе этот волк со своим спутником не пришел бы сюда ночью. Волки очень чуткие и осторожные животные. Значит, немцы периодически наведываются сюда. Они не могут оставить его и его дом без наблюдения. Ведь он может обнаружить их. Тогда они не дадут ему никуда уйти. Убьют сразу. Они и так ему не дадут уйти. Он в относительной безопасности, пока спокойно ходит по тайге, живет и делает вид, что не знает о них. Он сам им не нужен, конечно. Невелика персона.
И тут старик Лихарев подумал о своих собаках. Что бы он делал без них, без их неусыпной чуткости? Они и немцам мешают наблюдать за ним. Наверняка мешают. Значит, их могут постараться убрать. Может быть, отравить. Но его лайки не берут никакой еды без его приказа или разрешения. Отравить их нельзя. А стрелять немцы, пожалуй, не будут – море рядом. Выстрелы могут услышать на патрульном корабле, и тогда здесь начнут искать немцев. Так что стрелять они будут только в крайнем случае.
Но сколько же он может здесь, в избе, отсиживаться? Случилось так, что фронт сам пришел к нему. И хотя его, старика, не взяли на войну, он будет воевать, он еще всадит пулю в злобное сердце завоевателя. Его пуля летит без промаха.
Старик Лихарев встал и несколько раз прошелся взад-вперед по комнате. Он разволновался. Хотелось действовать, но он не знал, с чего начать борьбу с этими опытными и беспощадными врагами. Зная обстоятельность немцев еще по первой мировой войне, он понимал, что если они пришли сюда в тайгу, значит, хорошо подготовились. И в следах разбираются, и тайгу знают, и вооружены самым лучшим образом. Вот даже ботинки с шипами. Это как раз очень похоже на немцев. Если бы были просто сапоги, он бы не мог знать, чей это след, а тут – все ясно, даже нет никаких сомнении.
С чего же начать? Он сел, стараясь успокоиться. Для чего они здесь? Что они ищут в глухой тайге? Может быть случайно, с потопленного корабля доплыли на шлюпке до берега? Нет. Откуда тогда такое умение скрывать следы и бесшумно, незаметно двигаться по тайге? Да и специальная обувь... Нет. Это подготовленные именно для тайги разведчики. Но что им надо здесь, в глуши? Этого ему не узнать... Может, что-то связанно с морем, ведь их следы уходят на побережье?.. Пожалуй, там, на берегу, они и нашли его след, у лодки или у барсучьих нор. По следу и разыскали его дом. Проверили, кто такой приходил к морю. Вот оно что... Пожалуй что так... Но зачем они здесь? Нет, этого, конечно, не узнать... Он ведь не знает нынешней войны. Устарел... Он подумал об этом с грустью. Но он еще солдат своей земли. Старик стиснул зубы. Надо пойти по следу немца, поискать их логово. Только очень осторожно. Они тоже следопыты, раз уж разыскали его дом. Да и свои следы умеют прятать.
Лайки помогут разыскать их базу. Собак они, пожалуй, не заметят. Хотя, конечно, знают, что у него собаки, видели их. Но и Помор, и Белка умеют бесшумно подкрадываться, выслеживать, неслышно и незаметно ходят по тайге. Они приучены в лесу сторониться людей. И если найдут немецкую землянку, а это наверняка землянка, то обнюхают и тотчас вернутся к хозяину. Он их обучил осторожности. Лают только на зверя. А на человека только тогда, когда он подходит к дому хозяина открыто или тайно,– все равно лают и рычат.
Сколько же немцев? Один, два или, может, целый взвод? Тогда ему, Лихареву, конец, если их много... Но он и пожил немало. Надо уметь и умереть с честью. Старик улыбнулся своим мыслям.
Снова сел, потрепал по голове лежащего рядом Помора, тот завилял хвостом и лизнул руку хозяина.
Охотник взял карабин. В третий раз за сегодняшний день вынул затвор, протер канал ствола, хотя он и так сверкал чистотой, смазал тонким слоем ружейной смазки. Разобрал, протер, смазал и собрал затвор. Снова зарядил карабин, не досылая патрон в патронник, утопив пальцем верхний патрон в магазинной коробочке, закрыл затвор. Поставил карабин у стены. Он любил и берег свое верное и точное оружие.
Время уже приближалось к полудню. Было слышно, как за окном шумит тайга. С моря дул свежий ветер. На плите кипел чайник и поспевала похлебка. Надо было покормить собак да и самому поесть. С вечера ничего не ел, не хотелось... А поесть надо. Да и пора уже начинать войну с этими... Нечего дожидаться у моря погоды. А погода сегодня как раз самая благоприятная: потер скрывает все шорохи в лесу. Легче будет подобраться к ним, к этим гадам ползучим. Идти надо налегке. Ничего не брать, кроме карабина.
