Текст книги "Мертвое ущелье (Логово)"
Автор книги: Виктор Потиевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Плахотин отогнал тяжелые думы и склонился над оперативными картами.
Яркое летнее солнце через приоткрытое окно ощупывало теплыми лучами широкую спину генерала, его начинающую седеть голову с коротко стриженными волосами, его руки, перекрещенные светло-синими узлами жил, его крепкие и чувствительные пальцы, легко держащие остро отточенный карандаш.
Спокойные и холодные глаза генерала цепко скользили по синим, красным и черным линиям и стрелам, по значкам и символам, и перед его мысленным взором двигались танки, перебрасывалась артиллерия, ползли и перебегали роты и батальоны солдат. Он видел опушки и перелески,– знал, ощущал почти физически, где залегли болота, непроходимые для его танков, зримо представлял всю стоящую против его армии силу немцев. Продумывал еще и еще раз подготовку широкого наступления, видел проходящую сейчас перегруппировку войск, и, как заноза в его мозгу, сидела мысль об этой нежелательной войсковой операции, которая отвлечет резервы, насторожит немецкое командование, будет стоить многих потерь. И это именно сейчас, когда особенно дороги каждая ударно-наступательная единица, каждый танк, каждое орудие. И все-таки Плахотин надеялся. Ждал разработок и расчетов начальника штаба и очень надеялся именно на десантную операцию, о которой уже подумал заранее, дал кому надо предварительные указания. Если начштаба резюмирует, что можно обойтись десантом, то это будет то, что надо.
В дверь постучали.
– Разрешите, товарищ командующий?
В кабинет вошел начальник штаба, держа в руке красную папку с документами. За ним следовали подполковник – начальник разведотдела армии и капитан Хохлов.
10. СОБАКИ
Жгуна били долго и больно. Сначала легерьфю-рер Шварцмюллер хлестал его стеком по лицу и плечам, а потом кивнул полицаям, и его же, Жгуна, коллеги стали избивать его. Сперва кулаками по лицу, затем свалили и били ногами куда попало.
Жгун всхлипывая, приговаривал, что он «ничего такого и знать не знает, он только строго выполнял приказы господ немцев». Но его еще долго били, потом, уже обессиленного, бросили на земляной пол в узкую клетушку, пристроенную к бараку, и заперли на висячий замок.
Жгун пострадал из-за своей же старательности в службе немцам. Когда в бараке два дня назад появился незнакомый офицер-эсэсовец, Жгун сразу обратил на это внимание и тотчас после его ухода побежал докладывать гауптштурмфюреру Шварцмюллеру. Но того, как назло, не было на месте. Куда-то выехал. Доложить другому офицеру Жгун не решился, потому что новый оберштурмфюрер мог оказаться заместителем начальника лагеря вместо Берга, который уже до этого несколько часов отсутствовал, то есть не явился к 21 часу, к своему ужину, чего не нарушал никогда. Поэтому Жгун, немного поколебавшись, решил дождаться самого лагерь-фюрера. Доложив ему, что в барак приходил с проверкой новый офицер, Жгун надеялся, что Шварцмюллер его похвалит за наблюдательность и скажет, что это новый его заместитель вместо Берга, куда-то переведенного.
Но Шварцмюллер, явившись в лагерь утром, внимательно выслушал доклад Жгуна, потом спросил его по-русски:
– А пошему ты не долешил сразу?
– Вас не было вечером, герр гауптштурмфюрер!
– А пошему ты не долешил другому офицеру? Жгун на минуту замешкался:
– Да я... я... не знал...
– Сволеш-ш! – отрезал эсэсовец и хлестко врезал Жгуну стеком по щеке.
– Герр, гауптштурм... – бормотал Жгун, пытаясь оправдаться, как-то спастись, но немец лупил его стеком. Лицо полицая, окровавленное, рассеченное, молило о пощаде.
– Ты, сволёш, свяссан с бандитами! Говори, сволёш! – И продолжал избивать его.
Днем его потащили на допрос, и офицер-эсэсовец не из лагеря, видимо следователь, заставлял его вспомнить, как выглядел тот незнакомый офицер.
Жгун напрягал память, старался изо всех сил, чтобы спасти свою жизнь. И вспомнил только, что тот выглядел очень молодо, не старше лет двадцати двух – двадцати трех (видимо, черная форма прибавила Игнату три-четыре года). И еще полицай заверил следователя, что незнакомый офицер был высок и широк в плечах.
Жгун угодливо заглядывал в его бесстрастные глаза скрытые под очками в тонкой блестящей оправе. Но это не помогло.
Жгуна расстреляли на следующий день на рассвете, возле того же рва, где он, Жгун, сам расстреливал провинившихся заключенных. Объявили всем, что он был связан с бандитами. Кто эти бандиты – партизаны или русские разведчики – объявлено не было. Видимо, это осталось неизвестным и немецкому командованию.
В тот же день гауптштурмфюрер Шварцмюллер лично сам обошел все бараки и осмотрел все вышки с пулеметами. Он искал, что могло заинтересовать в бараках того «офицера», искал какие-либо следы или что-нибудь подозрительное. Ничего не обнаружил. И распорядился, на всякий случай, выпускать свободно на территорию лагеря после общего отбоя четырех овчарок. Об этом было объявлено всем – и охране, и заключенным. Овчарка, притравленная на человека, обученная нападать на отдельно стоящего или идущего заключенного, если он не в строю, была очень опасна. Она загрызала насмерть. А их выпустили – четырех. Ночью они были опасны даже для одинокого охранника – могли перепутать. Поэтому о собаках широко объявили всем.
В утренний сеанс связи, в шесть ноль-ноль, Ирина отстучала шифровку, подготовленную Игнатом: «Сегодня вечером предполагаю самостоятельно завершить операцию «Ольха-7». Серый».
Через час после приема этой радиограммы начальник штаба, начальник разведотдела и Хохлов вошли в кабинет к командарму.
– Товарищ командующий, разрешите?
– Да, Семен Петрович.
– Я, Иван Тимофеевич, на час раньше. Потому что от Углова есть обнадеживающая шифровка. Но я уже подготовил предложения по десантной операции и, пока самые предварительные предложения,– по войсковой.
– Давайте шифровку.
Генерал прочел, с минуту помолчал, глядя в окно, мимо сидящих возле него людей.
– В следующий сеанс связи, днем, пошлите ему такой ответ: «Указанный вами срок самостоятельного завершения операции считать последним. Если сегодня не получится, будем завершать совместно». И подпишите моим шифром. Все.
– Слушаюсь, товарищ командующий! – Начальник штаба встал, сразу же встали остальные.
Прочитав подпись под радиограммой: «Ноль-ноль-первый», Игнат удивился. Кто это, он хорошо знал, но никогда еще не видел, чтобы шифровки подписывались от имени командарма. Разведчик понял, что сроки его операции подперли всех, дело решается на самом высшем уровне, и еще более сосредоточился на своем решении.
В сумерки он, уже переодетый в форму Берга, лежал в пятидесяти метрах от лагерной колючки, наблюдая за немцами и их пленниками. Он уже обдумал маршрут к бараку, немного отличающийся от прежнего, наметил место, где будет резать проволоку ограждения и ждал отбоя и темноты.
Наконец отбой был объявлен". До полной темноты оставалось не более получаса, как вдруг он увидел быстро мелькнувшую по территории лагеря тень. И сразу понял, что спустили овчарок. Это был неожиданный удар...
Мозг Игната лихорадочно искал выхода. Теперь на территорию без шума не войти. Он посчитал собак. Четыре. За какие-нибудь минуты они обежали весь лагерь. Застоялись в вольерах. С четырьмя не справиться без выстрелов. Да и с выстрелами не сразу одолеешь. Первый же шум и рычание привлекут охранника на вышке. Он включит прожектор и ударит из пулемета. Хорошо еще, что Игнат по привычке зашел с подветренной стороны, иначе собаки учуяли бы его и уже лаяли вовсю. Собаки... Собаки... Игнат думал.
И вдруг его словно осенило. Он быстро пополз обратно, в кусты. Под защитой деревьев он почти бегом бросился к своей базе. Надо было торопиться, времени оставалось в обрез.
11. ТРЕТИЙ БЛОК
Войдя в смешанный лес, который начинался за старым, могучим бором, Игнат замедлил шаги. Это место уже вблизи его базы – землянки, где ждет радистка. Как раз тут, чуть в стороне от землянки, и есть волчье логово. После того, как Игнат впервые услышал здесь волков, он сразу же нашел логово. Но близко не подходил, чтобы не тревожить зверей, не спугнуть их, да не доставлять лишних забот волчьей семье. Пускай себе спокойно растят малышей. Правда, слово «спокойно» не совсем здесь подходит. Конечно, волчья жизнь весьма неспокойна, на то она и волчья. Но пусть хоть с его стороны не будет им неприятностей.
Так он думал прежде. Но вот возникли новые обстоятельства, и он оказался вынужден потревожить лесную семью, использовать их в своей борьбе. Может быть, только благодаря им удастся выполнить это сложнейшее задание.
Густая мгла плотно заполняла лес. Даже звезды, всего полчаса назад мерцавшие над лесом, погасли, затянутые тучами, канули в глубокую мглу ночи. В лесу стояла полночная тишина, только в дальней дали глухо и смутно пошевеливался за невидимым во тьме горизонтом гул переднего края.
Игнат встал, сложил ладони возле рта рупором и, подражая волчице, негромко испустил протяжный вой. Тотчас откликнулись два волчонка. Значит, все удачно. Матерые еще не вернулись с добычей.
Разведчик быстро проскользнул навстречу волчатам. Он понимал, что надо очень торопиться. И не только потому, что время уходит и в лагере идет последняя отпущенная ему ночь. Торопиться надо было еще и потому, что его вой и отклик волчат вполне могли услышать возвращающиеся с охоты волки-родители. Если так, то они поспешат перехватить волчат, чтобы не дать им встретиться с чужим волком. А если найдут следы Игната, поймут, что это человек, и тем более поспешат. И, конечно, сорвут все дело...
Через три-четыре минуты Игнат снова завыл. И снова откликнулись теперь уже четыре волчонка. Причем двое – были ближе к нему, все четверо голодных щенков спешили навстречу матери.
Спустя несколько секунд разведчик увидел двух передних волчат. Те тоже его заметили и в страхе бросились наутек. Но не тут-то было. Стремительный и ловкий Игнат уже через двадцать-тридцать шагов настиг одного из волчат, схватил за загривок и голову и, оберегая руки от зубов звереныша, ловко сунул его в вещмешок, надел лямки вещмешка на плечи, осторожно переместил его себе на спину и спешно двинулся к лагерю.
Щенок в мешке молчал и не шевелился.
Когда, соблюдая все предосторожности, разведчик добрался до лагеря, мгла оставалась такой же густой и плотной. Охранники на вышках, как всегда ночью, время от времени включали то справа, то слева от себя прожектора, освещая проволочное ограждение.
Метров за двести от колючки Игнат остановился, прислушался к лесной и лагерной тишине и, направляя звук к лагерю, громко и длинно взвыл. Сразу же залаяли собаки, и опять Игнат различил в их злобном лае страх. Овчарки, не боявшиеся ни человека, ни его оружия, ни даже смерти, были подвластны древнему и извечному закону природы. Они очень боялись волка.
Услышав вой, щенок в вещмешке зашевелился, заворочался, забеспокоился, но разведчику уже некогда было ждать и успокаивать его.
На вышках часовые никак не отреагировали на голос волка. Интервалы, через которые они включали прожектора, не изменились. И тогда Игнат быстро взял в мешке волчонка, осторожно, чтобы не сделать больно, зажал ему пасть и вынул из мешка. Щенок изо всех сил дергался, пытаясь вырваться или укусить. Но это ему не удалось. Волчонок боролся молча. Может быть, потому, что пасть была зажата, или – потому, что ему не сделали больно, может, еще почему, но так или иначе он ни разу не взвизгнул.
Несмотря на отчаянное сопротивление звереныша, Игнат тщательно натер свои немецкие сапоги шерстью щенка. Подошвы сапог, рукава куртки, брюки на коленях и штанины. Он втирал в свою одежду его запах, стойкий и едкий запах волка, который сейчас Игнат остро и сильно чувствовал. Где-то на брюки попала слюна волчонка, потом он от страха и оттого, что уже долго терпел – помочился, и Игнат использовал это, смочив сапоги волчьей мочой, что еще более усилило волчий запах на одежде разведчика.
Он спрятал измученного и испуганного звереныша в вещмешок, повесил мешок себе за спину и пошел к проволочному ограждению. Залег. Переждал очередную вспышку прожектора, перерезал колючку. Убрал кусачки, осторожно отогнул проволоку, чтобы не звякнуть подвешенными на ограждении многочисленными железками, и сразу же пролез в проход.
На сей раз Игнат намеренно шел с наветренной стороны, и две овчарки, неслышными тенями метнувшиеся было к нему, метрах в двадцати-двадцати пяти замерли, наткнувшись на грозный запах волка, и попятились, поджав хвосты. Игнат спешил к третьему бараку, и тут к нему бросилась еще одна собака, но и она остановилась, учуяв волчий дух, и тоже, скалясь и негромко рыча, сперва попятилась, потом быстро рванулась прочь.
Разведчик знал, что больше эти собаки сюда не подойдут, да и четвертая, обнюхав его следы, тоже уберется подальше. Опять его таежные братья – волки – помогали ему в трудный час. Их грозная сила незримо была с ним и надежно защищала его от остервенелых лагерных псов.
Подходя к третьему бараку, разведчик на всякий случай снял вещмешок с плеча и взял его в левую руку. Тусклый фонарь освещал вход в барак, здесь не должно быть никого, но если вдруг его встретит охранник, то немецкий офицер вещмешком на спине для него будет выглядеть здесь более, чем странно.
Игнат отворил дверь в барак и вошел в освещенный тусклым светом коридор. Обход после общего отбоя давно уже прошел. Никого здесь, как он думал, из охраны быть не должно. И по территории теперь они не шастают после отбоя, как прежде. Конечно, один-два солдата, проводники этих собак, могут ходить в любое время. А остальные поостерегутся, даже если собаки и не нападут на них.
Игнат полагал, что тот, встреченный им здесь в прошлый раз полицай, заходил сюда с проверкой или еще по каким-то делам. Он был почти уверен, что внутри постоянных дежурных нет. Тем более при такой наружной охране, да еще при собаках... Но он ошибся.
Едва он сделал два шага к крайним нарам, как от стеллажа со спящими отделилась фигура в немецкой форме. Игнат успел отметить, что четвертое место было занято. Человек спал на нарах лицом вниз, но разведчик видел заключенного, хотя в такой позе не мог его опознать.
В мозгу лихорадочно замелькали возможные варианты развития событий. Если здесь немец, значит, ученого не вывести, не убив этого охранника. А если убрать охранника даже без лишнего шума, завтра начальник лагеря за смерть немца вполне может расстрелять весь блок. Что же делать?
В одно мгновение Игнат прокрутил варианты. Мозг, приученный в экстремальных условиях фронта и разведки моментально реагировать на события, работал четко. Пока еще и неизвестно, тот ли самый человек спит на нарах. Могли ведь и перетасовать заключенных после прошлого визита Игната. Да и наверняка этот немец-охранник сейчас весьма насторожен. Однако он не в черной форме, а в обычной армейской, да и видно – пожилой. Что же делать? Кокнуть этого фрица, да поднять с нар ученого и уходить? А вдруг немец еще успеет выстрелить или крикнуть? Тогда не так легко будет выбраться отсюда вместе с ученым. А если там вообще не тот человек? Сомнение это пришло к Игнату не просто так из осторожности, нет. Ему показалось, что даже в такой неудобной для опознания позе лицо заключенного угадывается не таким узким и длинным, каким разведчик знал его по фотографии. Надо было принимать решение.
Прошла всего секунда с того момента, как немец и разведчик увидели друг друга. А если просто уйти, не подвергая опасности ученого, да и весь блок? Тогда, конечно, немцы очень насторожатся, усилят охрану, если найдут резервы. Но зато операция по силовому захвату будет не исключена, потому что заключенных наверняка не тронут. Не за что.
Движением руки Игнат остановил приветствие немца.
– Герр, оберштурмфюрер!
– Хальт,– перебил его разведчик. Охранник замер.
– Гут! – сказал Игнат, оперируя несколькими известными ему немецкими словами, и повернулся к выходу, давая понять немцу, чтобы не следовал за ним.
Возможно, охранник подозревал что-то. Он наверняка знал о том случае, когда неизвестный офицер приходил сюда после исчезновения Берга. Об этом немцы должны были проинформировать охрану. И этот солдат очень тревожно, даже как будто со страхом смотрел на незнакомого ему эсэсовского оберлейтенанта. В тусклом свете барачной лампочки разведчик хорошо видел своими острыми глазами лицо немца. Испуганно-настороженное выражение, в котором угадывалась одна-единственная мысль: избежать беды. Разведчик вышел из барака, и охранник не последовал за ним.
12. ДЕСАНТ
Хохлов уже полчаса беседовал с разведчиками группы захвата. Всех их он знал. Одних больше, других меньше. Но всех уже отправлял на задания, с некоторыми бывал на заданиях сам и воевал вместе не первый год. В общем, люди опытные, умелые, надежные.
Группа захвата из пятнадцати человек была готова еще днем, и капитан уже по нескольку раз обсуждал с ребятами характер операции, детали, обстановку, проверял знание ими местности.
Разрешив Игнату еще раз попробовать выполнить задание самостоятельно, командарм приказал, чтобы все были готовы к проведению десантной операции по захвату лагеря. Готовность моментальная. В любой момент. То есть сразу после обмена шифровками с Угловым.
Хохлов снова и снова проверял по карте места приземления и сбора, маршрут следования к объекту-2, дважды лично осматривал вооружение и экипировку группы. Все было в порядке. Только радиограммы от Углова не было.
Ирина выходила из землянки только ночью. Послушать лес, подышать чистыми лесными запахами. Если одна – то не отходила далеко от землянки. Но почти каждую ночь сержант прогуливался с ней по ночному лесу. С ним можно было отойти и подальше. Эти прогулки были необходимы. Днем выйти нельзя. Надо сидеть, затаившись в своем убежище: мало ли кто может пройти по лесной чаще в немецком прифронтовом тылу. Безвылазно сидя в землянке, можно ведь сойти с ума. И здесь ночные прогулки были спасением.
Сегодня ночью радистка с особенной тревогой ждала Игната. Сегодня все должно решиться. Сегодня – последний срок. Хотя Игнат не объяснял ей всего, но она давно уже о многом догадывалась. Особенно после допроса Берга.
...Игнат, осторожно подходя к логову, метрах в двадцати замер, присел, принюхался к почве и сразу обнаружил свежий волчий дух. Логово не покинуто. Если бы он взял щенка прямо в гнезде, волки обязательно покинули бы его. А так и не должны были. Но на всякий случай он проверил.
Теперь можно отпустить волчонка. Разведчик отошел еще шагов на пятьдесят от волчьего убежища. Все было тихо. Матерые не обнаружили его присутствия. Судя по запаху, они были на месте. Обыкновенного человека они наверняка услышали бы в такой близости, но Игнат ступал совсем беззвучно – как волк.
Щенка он отпустил и проследил, как тот бросился от него наутек, но не прямо к логову, которое уже наверняка учуял по родительским следам, а в сторону. Чувство опасности уже подсказывало ему, что бежать прямо к дому нельзя. Однако Игнат знал, что звереныш через пару минут будет дома.
Когда Игнат вошел в землянку, радистка вопросительно посмотрела на него.
– Готовь рацию, Ира.
– Уже готова.
Разведчик достал блокнот и карандаш, быстро зашифровал текст и подал девушке.
Радиограмму принесли Хохлову в начале второго. Пять минут он совещался с начальником штаба и начальником разведки. И вскоре там, в лесу, Ирина передала Углову ответ с предложением через час принять десант с воздуха. Успеет ли он за час подготовить и зажечь костры? Успеет. Поляну он давно уже присмотрел, хворост приготовил и замаскировал, так что дело за немногим.
Хохлова беспокоила сама выброска десанта. Большую группу – из пятнадцати человек ночью в лесу быстро не соберешь. Слишком широкий разброс обычно получается. И может случиться, что кто-то потеряется или придет в условленное место только утром. А времени для этого нет, операцию надо провести ночью. Притом каждый человек очень и очень нужен. Ведь это целый лагерь, хоть и небольшой, но с охраной в шестьдесят человек. И если точно рассчитано, что нужно пятнадцать, то есть шестнадцать с Игнатом, то, когда окажется на два-три человека меньше, сил может не хватить, и операция будет сорвана...
И вот накануне, еще вечером, начальник штаба армии сказал ему, что полетят они без парашютов на планере. Хохлов очень обрадовался и удивился. Обрадовался тому, что в десантном планере они будут все вместе, приземлились и вышли, и не надо их собирать по лесу. А удивился, потому что хорошо знал – к такому полету планериста готовят несколько дней, иначе не туда залететь можно. Пилот-планерист должен наизусть знать всю местность, потому что он не может вернуться назад и снова искать объект, он не может набирать высоту. Он только планирует за линию фронта и, обнаружив костры, может кругами снизиться и сесть.
Но, оказывается, командарм сразу же после отправки в тыл к немцам группы Углова дал команду начальнику авиации армии подготовить планер. Нашел планериста, который уже летал в этом районе к партизанам. А за оставшееся время пилот-планерист хорошо подготовился к новому вылету.
Теперь он вместе с летчиком-буксировщиком ждал приказа на прифронтовом аэродроме.
Для приземления десантного планера нужна была совсем небольшая площадка – не более ста метров длиной, намного меньше, чем для самолета. Но Игнат подобрал поляну побольше, чтобы костры были сверху лучше видны, чтобы кроны деревьев не заслоняли их.
В час тридцать машина подъехала к аэродрому, и пятнадцать разведчиков во главе с Хохловым вошли в длинную пассажирскую кабину планера и сели по местам. Двигатели самолета-буксировщика уже работали.
Игнат зажег костры в точно назначенное время, сухой хворост вспыхнул длинными и трескучими снопами пламени, озаряя поляну и ближайшие деревья, яркими сполохами взмывая в черное небо. Игнат нервничал Хворост быстро прогорал, и разведчик уже дважды подкладывал в костры по запасной охапке.
Но совершенно неожиданно для Игната, который ждал гула самолета, вдруг на поляну, почти в самую ее середину, беззвучно приземлилась большая фанерная птица.
Затаившись на всякий случай за кустами, Игнат наблюдал. И вышел, увидев в свете костра ступившего на землю Хохлове.
13. «ОЛЬХА-7»
Когда группа захвата заняла исходные позиции возле лагеря, мгла еще полностью владела лесом, хотя ночные облака поредели, и сквозь них время от времени стала появляться почти круглая бледная луна.
Узнав от Игната все подробности, в том числе и о собаках на территории лагеря, Хохлов принял решение, что первым туда войдет Игнат. Он пройдет в лагерь еще до рассвета, поскольку собаки ему не помеха, и будет охранять от всяких случайностей объект-1, то есть ученого, вплоть до прорыва, до подхода основных сил десантной группы. Пойдет Игнат, конечно, в немецкой форме.
Операцию решено было провести с началом рассвета. Едва первые синие проблески утра появятся за дальними вершинами, надо начинать захват лагеря. Во-первых, перед рассветом убирают собак, и не будет лишней опасности. А эти собаки страшны, особенно ночью, они набрасываются на людей. Во-вторых, каждый из десантников, ответственный за вышку, сможет прицельно застрелить часового, и ни один пулеметчик с вышки не ударит. В-третьих, с рассветом самое спокойное время и самый крепкий сон, в том числе и у охраны, которая на отдыхе. Не говоря уже о том, что разведчики, знающие лагерь только по схеме, нарисованной Игнатом, не смогут быстро и точно ориентироваться во тьме. Нужен хоть небольшой, но свет. В самый раз будут утренние предрассветные сумерки.
Еще за несколько дней до операции, когда в штабе армии разрабатывался вариант выброски десанта, было предложение перед захватом провести по лагерю удар бомбардировочной авиацией, прицельно пробомбить по вышкам, но это предложение было отвергнуто, поскольку при малейшей ошибке бомба могла попасть в барак... Поэтому решили обойтись группой захвата.
Чтобы насторожить собак и издали уже пробудить в них страх перед волком, Игнат взвыл протяжно и громко. Псы залаяли, озлобленно, тревожно. Он проскользнул в «окно» через колючку, и снова собаки шарахнулись от него, наткнувшись на волчий дух.
Часовые на вышках продолжали зажигать прожектора, хотя мгла уже начала редеть.
Игнат стоял, притаившись за стеной барака, когда прошли два немецких солдата-проводника и позвали собак. Овчарки тотчас устремились к ним, и проводники повели собак в вольеры под замок.
Он еще постоял с минуту, прислушался. Все было тихо. Тьмы уже не было, только утренние светлые сумерки зыбко покачивались над бараками.
Игнат отворил дверь и шагнул в третий блок. Сразу же увидел того самого немца-охранника: пожилого солдата в армейской форме. Тот тоже увидел разведчика и, несмотря на эсэсовскую офицерскую форму, надетую на Игната, сразу все понял. Он торопливо отставил карабин в сторону и, словно по команде, поднял руки вверх. Он видел в руке Игната «парабеллум», хотя тот и не направлял пистолет на него, но этого и не надо было. Старый немец очень хотел жить.
Разведчик обыскал немца,– никакого оружия, кроме карабина, у него не было. Игнат повернул его лицом к нарам, велел упереться поднятыми руками в верхние нары и так стоять. В этот момент за стеной блока захлопали выстрелы. Охранник, как бы сжался, втянул голову в плечи, но не обернулся, выполняя приказ Игната; продолжал стоять ко входу спиной.
На нарах многие заключенные приподняли головы, но встать не решались. Разведчик, не подходя близко, внимательно наблюдал за человеком на четвертом месте во втором ярусе с краю от входной двери. Человек на нарах как будто спал, лежа на животе.
За стенами прозвучало несколько автоматных очередей. Игнат не мог знать, наши стреляют или немцы, потому что у всех разведчиков, кроме пистолетов, были немецкие «шмайссеры». Один за другим ухали гранатные взрывы. Это наши «лимонки». Значит, дело идет. В бараке уже все шевелились, но не вставали. Стоял негромкий гул от приглушенного говора. Люди настороженно смотрели на незнакомого эсэсовца, который, стоя с «парабеллумом» руке, чего-то ждал. А неподалеку от него спиной к нему и к выходу, подняв руки, стоял немец-охранник. Это все было очень странно.
Внезапно Игнат заметил, что человек на четвертом месте второго яруса повернулся на бок и поднял голову. Игнат, напряженно наблюдавший за ним, отчетливо увидел его лицо, длинное, неестественно вытянутое, такое необычное, что оно всегда вызывало удивление, даже при взгляде на фотографию. Он. Огромная радость охватила Игната. Но ликовать было рано, это разведчик хорошо понимал.
Выстрелы в лагере смолкли, и Игнат тревожно смотрел на дверь, ожидая новостей. Вот она распахнулась, и в барак вбежали Хохлов и несколько десантников.
– Где он?
– На месте. – Игнат шагнул к нарам. Разведчики полукольцом окружили его, стоя к нему и ученому спиной – охраняли.
– Здравствуйте, Аркадий Михалыч!
– Откуда вы меня знаете?
– Нас прислали за вами. И вся эта заваруха из-за этого. Прошу вас быстро собраться и уходим.
– Я готов.
– Тогда пошли.
...Игнат, находясь в бараке, не знал, не мог знать, как развернулись события. А все пошло по плану. Быстро сняли часовых и через ближайшие к караульному помещению два «окна» разведчики проскочили мгновенно. Не прошло и двадцати секунд после первых выстрелов по часовым, как десантники ворвались в караулку и арестовали всю не занятую службой охрану – более сорока немцев и полицаев, полуодетых или раздетых совсем.
Не обошлось, конечно, без шума. Четыре офицера-эсэсовца, отдыхавшие в двухкомнатном помещении, забаррикадировались и выставили из окна пулемет, но выстрелить из него не успели. Старшина – помощник Хохлове – одну за другой бросил в две форточки «лимонки», по гранате в каждую, и на этом оборона немцев пала.
Лагерники-охранники, привыкшие командовать и расправляться с беззащитными заключенными, не сумели оказать внезапному нападению десанта серьезное сопротивление. Пожилые армейцы, призванные по последнему набору из Германии, вообще не очень хотели воевать и при первом же удобном случае поднимали руки вверх и кричали: «Гитлер капут!»
Зато полицаи бились насмерть и ни один из них не сдался. Их, закрывшихся в нескольких комнатах караульного дома, десантники забросали гранатами.
В самый разгар боя один из собаководов открыл вольеры и выпустил овчарок на подбегающих десантников. Собак и их проводников перестреляли, но все это создало некоторую задержку, и, пользуясь случаем, сумели выскочить за ворота и уйти человек пять полицаев и немцев... .
Лагерьфюрер Шварцмюллер долго отстреливался, а потом, когда разведчики вышибли дверь его кабинета, застрелился.
Первое, что сделали, вывели ученого в лес. А в лагере, собрав всех заключенных, Хохлов объявил им, что желающие могут самостоятельно прорываться через линию фронта, остальные идут на соединение с партизанами, их поведут три разведчика из группы Хохлова. Вооружения, оставшегося от лагерной охраны, конечно, мало для почти шестисот человек, но все-таки идут они не с пустыми руками.
Десантники уходили к линии фронта. Ирина уже отстучала шифровку за подписью Хохлова, чтобы их встречали на передовой, и через двадцать минут после первого выстрела, начавшего операцию, на территории бывшего лагеря уже никого не было. Операция «Ольха-7» прошла удачно. Оставалось только доставить ученого целым и невредимым, сначала – через линию фронта к нашим, а потом – в Москву.
14. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
Шли цепочкой, один за другим. В лесу было тихо, только пели и щебетали утренние птицы, встречающие новый день.
Игнат шел впереди, как самый чуткий. Время от времени он останавливался, по-звериному внюхиваясь в утренний лес.
Шли не напрямую к передовой, а по заранее проложенному по карте маршруту. Да и от него немного отклонялись. Хохлов знал, что Игнат выбирает наиболее безопасные, на его взгляд, тропы – звериные. И еще: он все время старался идти против ветра. Слабый ветерок всегда предупредит об опасности.
Хотя три десантника остались с освобожденными пленными, в группе теперь снова было пятнадцать человек – с Игнатом, радисткой и ученым.
Около часа двигались спокойно, без неожиданностей.
Но едва пересекли неглубокий овраг и поднялись на холм, покрытый густым сосновым молодняком, как Игнат поднял руку в остановился. Идущий следом за ним разведчик повторил движение рукой, подавая сигнал следующему. В несколько секунд молчаливый сигнал тревоги дошел до замыкающего капитана Хохлова.
Все мгновенно замерли, изготовились к бою, кто залег, кто затаился за деревом, только Станислав Иванович мягкой походкой разведчика проскользнул к Игнату.
