Текст книги "Мертвое ущелье (Логово)"
Автор книги: Виктор Потиевский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
Сразу же после рассвета они слышали, как гудела земля, как катились за горизонтом отдаленные взрывы. Обоим разведчикам было ясно: наши фронтовые бомбардировщики утюжат притаившиеся в лесу танки. Игнат пожалел, что сейчас день, и нельзя посмотреть на полыхающее за лесом пламя...
Уже три дня Игнат тщательно наблюдал за лесным лагерем военнопленных, Едва наступали сумерки, как он отправлялся к объекту, осторожно подбирался с подветренной стороны и располагался на своем наблюдательном пункте, выбранном в кустарнике, вблизи двойной лагерной колючки.
Он изучил порядок и время смены караулов наружной охраны, обследовал подходы к лагерю, дорогу. Широкая грунтовка входила в ворота, охраняемые двумя часовыми и еще двумя – на вышках. С противоположной стороны лагеря дорога уходила в лес, тоже через такие же двойные ворота в двойной колючке. Иногда из лагеря выезжали подводы или машины – все через одни ворота. Другие отворялись редко, только утром и вечером, через них, как установил Игнат, увозили и привозили обратно в лагерь заключенных. Один раз он наблюдал, как в лагерь через те ворота въехали два крытых больших грузовика. Сразу же за колючей проволокой они остановились, и разведчик видел, как из кузова спрыгнули охранники с собакой, потом под дулами автоматов сходили заключенные.
Иногда в середине дня из ворот выезжала черная легковушка и каждый раз затемно возвращалась в лагерь. За рулем сидел солдат-эсэсовец, а на переднем сиденье офицер в черной форме. И только раз Игнат видел, что этот же офицер ехал без шофера, и сам вел машину. Разведчик засек время, было 15 часов 45 минут. Возвратился офицер в лагерь около 21 часа, когда уже наступали сумерки. И еще один раз немец выезжал без водителя в 15.45, а возвращался в 21.
Дважды Игнат наблюдал, как пленных гнали на работу пешком. Около полусотни заключенных, десять охранников с автоматами и четыре собаки. Ни говора, ни человеческого звука, только шарканье ног по пыльной дороге, резкие гортанные окрики конвоиров, да изредка лай овчарок, натасканных на людей.
Теперь он знал об этом лагере почти все, что ему было нужно: расположение, наружную систему охраны, порядок вывода пленных на работу, путь их следования из лагеря и обратно, машины, которые ездят между лагерем и ближними немецкими войсковыми частями. Не знал он только одного, главного: есть ли среди заключенных тот, кто очень нужен нашему командованию. Это надо было выяснить, причем срочно. Времени в запасе уже почти не оставалось.
Он знал этого человека по увеличенным фотографиям. Правда, по фотокарточкам довоенного времени, и человек этот мог очень измениться за три года. Ведь не просто годы, а годы войны, плена.
В штаб армии поступил приказ: разыскать этого человека, любым способом добыть его из плена. Одновременно было указано, что он – один из заключенных военного . концлагеря, устроенного в неглубоком, точнее в прифронтовом тылу немецкой группировки, стоящей напротив. Было сообщено примерное расположение лагеря. И еще то, что для немцев этот человек – обыкновенный заключенный, им неизвестны ни его открытия, ни тема его довоенной работы. Инженер и все. Хотя фамилия – настоящая. Данные были от нашего берлинского разведчика, добытые, видимо, очень нелегко.
Игнат не знал, кто этот человек. Догадывался, что какой-то важный ученый или конструктор, который почти изобрел или уже изобрел перед войной что-то очень нужное для нашей армии. Давая задание, начальник разведотдела армии дал понять ему это. А перед самым вылетом с Игнатом встретился командующий, сказал, что очень на него рассчитывает и пожелал успеха. Правда, еще и чаем угостил. А теперь вот Игнат никак не мог разыскать пленного ученого.
Целыми днями, не отрываясь, смотрел он в бинокль. Зоркие глаза Игната словно ощупывали лицо каждого пленного, идущего в колонне, выходящего из барака или стоящего в строю, в шеренге за колючкой. Ни одного похожего на фотографию. Правда, все они были чуть ли ни на одно лицо. Унылые, обросшие, худые, грязные, почерневшие. Сутулые, согнутые тяжкой судьбой спины. У всех. У молодых и у тех, что чуть постарше. Старых в лагере не было. Помогла фотография ученого. Лицо его было настолько своеобразным, что сразу бросалось в глаза и запоминалось. Оно резко отличалось от других: узкое, длинное, с вытянутым острым подбородком. Это облегчало поиск. Однако после долгих наблюдений Игнат не увидел в лагере ничего похожего. Надо было торопиться, думать, искать выход.
Разведчик подкараулил немца с легковушкой в полутора километрах от лагеря, где грунтовка круто поворачивала, и машина сбавила ход на повороте. Игнат вышел на дорогу возле самого передка машины. Вышел как будто не спеша, но точно рассчитав и оказавшись посередине дороги в трех метрах перед машиной. Немецкий десантный костюм, шапочка – с пристежными отворотами и немецкой птичкой на тулье, «шмайссер» на груди, неторопливые движения, уверенно вскинутая вверх рука, означающая одновременно фашистское приветствие и требование остановить машину.
Игнату не повезло. На этот раз немец оказался не один, хотя разведчик выбрал именно эту поездку немца – 15 часов 45 минут, и прежде он дважды выезжал без водителя. Но отступать было некуда.
Шофер резко затормозил. Разведчик подошел к дверце пассажира, прищелкнул каблуками – выказывая уважение к сидящему в машине офицеру, и стал открывать дверь левой рукой.
Немцы смотрели на него с раздраженным ожиданием. Оба видели, что в руках у солдата ничего нет, только на груди «шмайссер» и, на всякий случай, оба по военной привычке следили за автоматом.
Двери в таких машинах отворяются спереди и правую дверь было удобно отворить левой рукой. В ладони правой у разведчика был спрятан маленький браунинг. Рванув дверь, он мгновенно выстрелил в голову водителю. В ту же самую секунду офицер успел выдернуть из расстегнутой кобуры «парабеллум», но свободной левой Игнат перехватил кисть немца, и пуля ушла вверх.
Несколько секунд потребовалось, чтобы обезоружить эсэсовца, связать ему руки и воткнуть кляп в рот. Перекинув убитого шофера на заднее сиденье, Игнат сел за руль, посадив офицера рядом, загнал машину в лес и, выбравшись из нее вместе с пленным, столкнул легковушку в овраг. Она бесшумно скатилась. Но, конечно, ее, найдут быстро собаки. Поэтому и труп шофера нет смысла прятать. От собак не спрячешь.
Перехват легковушки с офицером прошел удачно. Игнат двинулся вместе с пленником к «дому». Нужна была переводчица. Уходя, аккуратно и обильно присыпал свои следы и следы немца нюхательным табаком, заранее припасенным для этого. Потом еще несколько раз пересыпал табаком след за собой и дважды прошел вместе с пленным эсэсовцем вверх и вниз по ручьям, чтобы собаки не смогли преследовать.
6. ДОПРОС
У него было спокойное, холеное лицо. Возраст – тридцать лет. Должность – заместитель начальника лагеря, оберштурмфюрер СС, то есть эсэсовский обер-лейтенант. Звали его Берг. Людвиг Берг. Выглядел он очень спокойным, что говорило о его выдержке и только о ней, потому что первый вопрос, который Берг задал, был о дальнейшей его судьбе: не убьют ли его?
Игнат ответил через переводчицу, что если он им поможет, то ему сохранят жизнь. По крайней мере до отправки через линию фронта.
– Это правда? – спросил немец.
– Пулю ты, конечно, давно заслужил на своей живо-дерной лагерной службе, гад паршивый,– сказал Игнат ничуть не повышая голоса, ровно и спокойно. Ирина перевела.
– Но ты еще можешь очень пригодиться нашему командованию, если, конечно, будешь стараться, если вспомнишь все, что знаешь, все мелочи.
Выслушав переводчицу, немец кивнул:
– Данке.
У него был такой довольный вид, будто он всю жизнь мечтал о переброске через линию фронта в плен к русским:
– Но если ты не вспомнишь хотя бы малость, которую знаешь, если скроешь от нас, то я тебя придушу прямо здесь. – Игнат сказал все это спокойно, но жестко. Немец по тону его уже, видимо, понял все, но внимательно выслушал переводчицу и кивнул.
Берг сидел на чурбаке у стены землянки в расстегнутом кителе, руки ему развязали. В полумраке хорошо было видно его лицо с выражением готовности.
– Сколько заключенных в лагере?
– Шестьсот.
– Сколько охраны?
– Шестьдесят два человека, в том числе пять офицеров.
– Сколько в охране эсэсовцев?
– Офицеры. Кроме того, еще одиннадцать младших командиров.
– Кто остальные?
– Остальные – армейские... Это из призыва по тотальной мобилизации, пожилые... Ну и полицаи, из... ваших, то есть из пленных...
– Вооружение?
– Восемь станковых пулеметов на вышках, два в караульном помещении. Половина охраны – взвод – вооружена автоматами, у остальных карабины. Девять ящиков гранат – хранятся в караульном помещении. – Немец отвечал четко, быстро, точно. Игнату было ясно, что он не врет. Потому что и количество вышек он уже давно сам сосчитал и приблизительно догадывался о числе заключенных и охраны. И тем не менее все, что сообщал пленный, было немаловажно.
– Сколько собак? – Восемь.
Пора было приступать к самой главной части допроса. Игнат помолчал с минуту. Потом спросил:
– Где у вас хранятся списки заключенных?
– В канцелярии лагеря, рядом с караульным помещением.
– Вы не помните фамилий заключенных, может быть, некоторых? Ведь шестьсот человек, не шесть тысяч?
Немец заметно занервничал, засуетился, задвигал руками. Фамилий он не помнил.
– Там они ведь по номерам... В списки никто и не заглядывает... Если только кого-то надо найти в лагере...
– Вот мне и надо найти. Брат у меня в вашем лагере.
Ирина переводила, а немец начинал понимать, что не сможет ответить на такие вопросы разведчика, и все больше нервничал, беспокоясь за свою судьбу.
Это понимал и Игнат. Откуда немцу знать фамилии, они заключенных вообще не считают за людей. Просто номера и все... Как же быть? И разведчик пожалел, что ему не дали с собой фотографии ученого. Может быть, немец и опознал бы по фотографии.
– А вы не помните заключенных в лицо? Могли бы узнать по фотографии?
Берг оживился. Он помнил лица почти всех заключенных и очень гордился своей памятью. И тогда Игнат сказал:
– У меня нет фотографии брата, но у него необычное лицо, длинное, вытянутое, оно сразу запоминается. Такие лица встречаются очень редко.
– Сколько ему лет? – спросил эсэсовец.
– Сорок.
– Я знаю этого заключенного. Он ночует в третьем блоке, на верхних нарах. Слева от входа у него третье или четвертое место.
– Если вы его знаете, то, конечно, знаете и его рост? – спросил разведчик. Было понятно, что этот вопрос – проверка, и немец, несколько секунд подумав, сказал:
– Примерно метр восемьдесят.
Это было точно. Затем Игнат уточнил, какой из бараков – третий. Немец начертил схему.
У него действительно хорошая память, и он, пожалуй, не врет. Маловероятно так точно угадать рост. Да и ему есть полный смысл говорить правду, ведь речь идет о его жизни. А если это правда, то сделана очень важная часть дела: установлено, что ученый жив, что он действительно здесь, в лагере, известно теперь его место в бараке. Разведчик сидел на дощатых нарах возле выхода из землянки, смотрел на светлый проем, заслоненный шторкой, и думал. Немец ждет его вопросов, сидит в двух метрах от него. Игнат знал, что радистка постоянно наблюдает за немцем, и был спокоен. Как же добраться до изобретателя? При помощи этого немца пройти в лагерь? Слишком большой риск. Немец вряд ли будет вести себя спокойно в лагере. Игнат достаточно хорошо знал эсэсовцев. Значит, этот вариант отпадает. Как же быть дальше, с чего начать? Теперь точно известно местонахождение человека, которого надо спасти, известно все о концлагере...
Внезапно Игнат уловил движение воздуха в землянке, резко обернулся, и в этот же миг глухо хлопнул пистолетный выстрел.
Внимательно наблюдавшая за немцем Ирина не промахнулась, она никогда не промахивалась.
Эсэсовец воспользовался секундами, когда Игнат взглянул в сторону. Он незаметно даже для Ирины извлек откуда-то припрятанный при обыске тесак. Она только увидела, как, вскочив, немец вскинул руку с ножом, чтобы обрушить удар на сидящего Игната. Радистка выстрелила через карман куртки. Так было удобнее, быстрее и выстрел звучал тише. Пуля попала немцу в голову, и он, уже мертвый, рухнул на земляной пол лицом вниз.
– Спасибо,– сказал разведчик помощнице. Ирина молча кивнула в ответ.
Некоторое время оба сидели не шевелясь.
– Будем уносить? – спросила радистка. Она уже вставала на ноги и могла понемногу ходить. Колено почти зажило.
– Я сам.
Через час они вышли в эфир, и Ирина коротко и быстро отстучала закодированную разведчиком шифровку: «По непроверенным данным сообщаю: объект-1 находится на объекте-2. Операцию продолжаю. Серый».
Игнат знал, что командующий не исключал и войсковую операцию по захвату ученого. Можно было организовать кратковременный танковый прорыв и захват этого концлагеря. От передовой – всего несколько километров. 15 – 20 минут хода для танков. Но это был только крайний случай, потому что на этом участке у противника серьезные силы, в том числе артиллерия и танки, а значит, будут немалые потери, да и свои войска надо будет отвлекать от основных боевых действий. Потому и послали Игната, полагаясь на него, и от него в этом деле теперь зависело многое.
7. ПУСТЫЕ НАРЫ
К вечеру Игнат снова наблюдал за лагерем. А днем следил за подъездами к нему и отметил, что движение по дороге в этот день было интенсивнее, чем обычно. Чуть ли не каждые пятнадцать-двадцать минут проезжали машины в лагерь или из лагеря. В основном, крытые грузовики. Дважды туда и обратно проехала легковушка. Игнат разглядел в ней офицеров в черной форме. Вряд ли немцы уже обнаружили исчезновение оберлейтенанта. А может, и обнаружили, если в эти 15 часов сорок пять минут он ездил не по личным делам, а на совещание. В общем, Игнат наблюдал.
С наступлением темноты разведчик подобрался ближе к лагерю, устроился в одной из прежних своих наблюдательных позиций – в кустах ивняка, и сосредоточенно смотрел, изучая каждый метр уже знакомой ему территории за двойной колючей проволокой.
Часовые на вышках следили за внешней и внутренней сторонами от ограждения. Собак на охрану лагеря не ставили. Их содержали в глубине территории в специальных вольерах и на ночь не выпускали за ненадобностью. Овчарок использовали для конвоирования пленных – пешком и на машинах, ну и конечно, для поиска, если случался побег. Все собаки прошли курс обучения в специальных школах-питомниках, были научены розыску, работе по следу, охране и преследованию людей. Это были серьезные противники – лагерные собаки. Игнат знал, как немцы готовят служебных собак для полиции и армии. А для войск СС и гестапо их готовили с особой тщательностью.
Внутри лагеря, за колючкой, вблизи бараков, однако, не было заметно оживленности, как на дорогах днем. И под вечер, едва Игнат устроился для наблюдения, и с наступлением темноты все было обычно: редко кто пройдет вне строя – заключенный или охранник,– немец либо полицай. До темноты развели узников по баракам. Колоннами, внутри лагеря, без сопровождения собак. И все стихло. Правда, еще часа два после этого отдельные, хотя и редкие, хождения продолжались. А потом лагерь замирал до утра. Если не считать смену часовых и обход бараков группой охранников, которые через час после вечерней переклички снова проверяли людей на нарах – осмотром. Даже Игната, наблюдавшего со стороны, раздражала такая дотошная цепкость фашистов в отношении заключенных. Они как бы неотрывно держали пальцы на горле пленных. Проволочное ограждение, вероятно из-за близости фронта, не постоянно освещалось прожектором. Свет могли засечь с воздуха. Время от времени часовой на вышке включал прожектор, нацеленный вдоль колючки, и несколько секунд наблюдал, затем выключал свет и включал его уже в противоположную сторону – на каждой вышке стояло два прожектора.
Разведчик высчитал, что интервалы темноты на каждой стороне периметра – слева и справа от вышки – длятся по две-три минуты. Этого вполне достаточно, чтобы перекусить проволоку и проникнуть в лагерь. В прошлые ночи его наблюдений все было точно так же. Игнат быстро развязал принесенный с собой узел, переоделся в форму убитого эсэсовца и приготовился. Нужный ему барак располагался в двухстах метрах от колючки.
Разведчик извлек кусачки и, едва погас в очередной раз прожектор, метнулся к ограждению. Привычным движением, сотни раз отработанным на передовой, беззвучно перекусил проволоку, нырнул под нее, отбежал метров тридцать и, уже не таясь, уверенной походкой немецкого охранника, хозяина, двинулся к бараку.
Войдя в барак, почти наткнулся на полицая, который услужливо вскочил, вытянулся и хотел доложить незнакомому офицеру-эсэсовцу:
– Господин оберштурмфюрер...
– Нэ натто! – Игнат махнул рукой, подтверждая свои слова, и прошел в барак. Охранник последовал за ним.
То, что в бараке оказался русский охранник – упрощало дело. Ведь Игнат не знал немецкого. Окажись здесь охранник из немцев, пожалуй, не удалось бы обойтись осанкой и жестами. Пришлось бы убрать.
Разведчик в сопровождении полицая прошел к нарам, глянул на третье и четвертое место на верхних нарах. Четвертое пустовало, на третьем лежал лицом вниз человек. Игнат молча указал на него. Охранник ткнул заключенного, тот моментально спрыгнул на пол и вытянулся.
Это был изможденный человек, с обросшей рыжей щетиной лицом, небольшого роста. В глазах у него метался страх. И еще ~ та самая безысходная тоска, которую Игнат впервые заметил в глазах лейтенанта Бармина, погибшего вскоре от руки того самого «Галкина»...
Разведчик, увидев лицо заключенного, сразу понял, что это не тот, кого он ищет.
– Пуст лощится спатт!.. – приказал он охраннику, тот щелкнул каблуками и махнул пленному, который облегченно полез на нары...
Игнат указал на пустое четвертое место в верхнем ряду возле пленного, которого только что поднимали, и вопросительно посмотрел на охранника.
– Отправлен убирать канцелярию, господин оберштурмфюрер! – щелкнув каблуками, громко доложил полицай.
– Гут! – подытожил разведчик и вышел из барака, жестом показав охраннику оставаться на месте.
Однако было ясно, что все обстоит вовсе не «гут».
Шагнув за порог барака, Игнат прикрыл дверь и встал сбоку. Охранник может проследить за незнакомым офицером. С минуту подождал – полицай не вышел. Тогда разведчик двинулся к «окну» в колючке, наблюдая за часовым на вышке. Когда тот осветил ограждение слева от себя, Игнат метнулся вправо от вышки, быстро пробежал расстояние до колючки. Территория лагеря была едва освещена тусклыми фонарями возле бараков. Фонари были прикрыты сверху широкими козырьками и светили слабо. Все это – в целях защиты от воздушного налета.
Итак, попытка выкрасть объект-1 не удалась. А теперь это будет сложнее. Едва полицай встретится с немецким командованием лагеря, как выяснится, что никакого нового, ранее незнакомого офицера нет. Видимо, полицай решил, что новый оберштурмфюрер заменил Берга, потому и не стал следить за ним. Тем более, что следить за немецким офицером полицаю весьма опасно. Тот может просто пристрелить его. Имеет такое право.
Но теперь все будет выяснено и повторно такой трюк уже не пройдет. Просто дико не повезло, что именно этот самый пленный ученый, который нужен Игнату и которого очень ждут на Родине для создания какого-то сильного оружия или взрывчатого вещества. Только он, этот ученый, может сделать быстро это оружие, потому что перед войной почти закончил его. И вот именно он был отправлен убирать фашистскую канцелярию. Вот она – судьба. Игнат сжимал зубы и кулаки. В пору было завыть от обиды. Все было так просто и близко. Взять и провести через колючку. А теперь... Теперь они, конечно, примут меры. Поймут, что кое-кому нужно что-то в этом лагере. Поймут и примут меры...
8. ЛЕСНОЙ ГОЛОС
Игнат давно уже нанес лагерь на карту, сориентировав ее по местности. Это было нетрудно, так как невдалеке протекала речушка, которую он легко нашел на своей карте.
Теперь Игнат наблюдал за лагерем, стараясь заметить беспокойство, которое мог внести в среду лагерной охраны его прежний визит. Но все было обычным. Он рассматривал в бинокль лица охранников, и они казались ему усталыми и безразличными.
Сейчас, в сорок четвертом, это были уже не те лагерники, что в начале войны. Во-первых, судя по признанию того эсэсовца, Берга, да и по форме охранников, все рядовые были не эсэсовцами. Только офицеры и младшие командиры носили черную форму. Остальные были из последнего призыва по тотальной мобилизации. Игнат видел пожилые лица солдат-охранников. Все, кто помоложе, да повыносливей, отправлялись на передовую. Войск на фронте фюреру хронически не хватало.
До глубокой темноты Игнат пролежал в кустах напротив лагерной колючки и, когда над лесом повисли яркие звезды, двинулся обратно.
Не дойдя с километр до своей базы, замер. Невдалеке взвыл волк. Взвыл дважды, не далее чем в пятистах метрах от разведчика. После повторного воя Игнат распознал, что это волчица. Ее голос мягче и чуть тоньше, чем у самца.
Игнат стоял, вслушиваясь во мглу. Голос волка опять взволновал его... И вдруг где-то в стороне на призыв волчицы откликнулись три тонких голоса. Это волчата. Игнат сразу понял, что мать несет щенкам добычу, и они, изголодавшиеся, ждут своей кормилицы. Она, беспокоясь о детенышах, подает голос, мол, здесь я, уже несу вам еду. А щенки отзываются, взвывают, даже выбегают навстречу. Но вот, перекрывая тонкие голоса волчат, коротко и внушительно прозвучал густой бас отца-волка. И все сразу смолкло. Вой вожака раздался примерно в том же направлении от Игната, где выла волчица.
Сильные, выносливые, жизнестойкие звери. Кругом война, огонь, пожары, горят города, деревни, леса. А природа, как и тысячи лет назад, живет своей размеренной жизнью. В лесу подрастают оленята и барсучата. Мяукают в логове рысьи детеныши. И волки, осторожные и чуткие, тоже заботливо выхаживают будущих бесстрашных и неутомимых властителей зимней таежной ночи.
Хорошо зная местность вокруг, Игнат примерно определил, где должно быть логово. Конечно, это не нужно было для его дела, для войны, разведки. Но он не мог безразлично относиться к этому лесному звериному племени. Слишком много места занимали волки в его жизни.
Вернувшись в землянку, поужинал, почти не разговаривая с Ириной. Оба были озабочены до предела напряженной обстановкой. Каждый потерянный день тяжелым камнем ложился на их сердца. Радистка только спросила:
– Будем передавать?
– Ничего нового,– ответил Игнат, понимая ее вопрос,– но передавать будем. Только надо еще обдумать.
Ирина кивнула, продолжая жевать хлеб с тушенкой.
– Когда?
– В утренний сеанс связи. – Игнат помолчал. Потом неожиданно для себя вдруг сказал:
– Здесь неподалеку волчье логово, три волчонка и мать с отцом – матерые.
– Я слышала, как они выли,– ответила Ирина,– а это хорошо, что они рядом?
– Хорошо.
Игнату хотелось сказать, и он сказал. И девушка уловила эту его неожиданную потребность поделиться с ней чем-то, известным только ему одному среди всех людей на земле. Нет, ни тем, что он обнаружил здесь волчью семью, нет. А тем, что волки – это его тайна, его прошлая жизнь, его волнения, его связь с лесом, глубокая, коренная, но скрытая от людей.
Почти ничего не было сказано, но Ирина поняла все. Кое-что она знала, однако в разведотделе армии ей только в общих чертах сказали, что ее напарник, разведчик Игнат Углов, видит во тьме, слышит и чует, как волк. Что он силен и надежен. А в этом она уже убедилась, когда он спас ее. Надежней не бывает...
Как ни странно, появление волков поблизости и взволновало Игната, и одновременно успокоило его. Будто лесная мать-природа напомнила ему голосом волка, что она рядом, и она не оставит его без помощи в трудном деле. И бас вожака, этот лесной голос, будто укрепил душу разведчика, уставшего от безуспешных попыток выполнить свое особое задание.
Спать не хотелось. Мозг удивительно четко и ясно анализировал все последние события, прокручивал снова и снова, взвешивал и искал решение.
В лагере немцы не приняли особых мер после его появления внутри охраняемой территории. Значит, не обратили внимания, не выяснили, что там появлялся незнакомый офицер. Да и исчезновение офицера-эсэсовца тоже почему-то не вызвало экстренных действий. Не усилили охрану, не удвоили количество часовых. Конечно, не сорок первый сегодня. Людей у немцев не хватает. Пожалуй, провели строгий инструктаж, пригрозили охранникам самыми жестокими наказаниями за халатность или за нарушение инструкций. Да тем и ограничились. Ведь не поставишь дополнительный пулемет, если нет под рукой ни лишнего пулемета, ни резервного пулеметчика. И так охрана лагеря в большинстве состоит из старых людей последнего призыва.
Игнат снова и снова видел в своей памяти вышки с охранниками, бараки. Может, попробовать еще раз в черной форме покойного Берга пройти к баракам? Нет. Не могли они не обратить внимание на незнакомого офицера-эсэсовца. Пожалуй, сразу же побежали докладывать о незнакомце. И тем более – потом, когда стало известно, что пропал Берг. Да его, наверно, уж нашли с собаками. А может, поленились полицаи, или не придали значения появлению нового офицера и не доложили. А после, когда объявлено о Берге, полицаи перепугались, что сразу не доложили, и скрыли из страха? Может, и так. Как же быть? Попробовать еще раз пройти к бараку? Опасно... Очень опасно. Если убьют или схватят, задание будет сорвано... Да и Ирине придется, в общем, не сладко...
Радистка уже спала в углу землянки, укрывшись курткой. Игнат тихонько, чтобы не разбудить ее, встал и вышел. Мерцали светлые летние звезды, слабый ветерок дурманил голову ночными лесными запахами. Очень далеко слышался гул переднего края, приглушенный, совсем непохожий на войну из-за своей отдаленности. Яркая луна казалась тонкой, прозрачной и такой хрупкой, будто готова была оторваться от небосвода после первого же выстрела по ней, который обязательно сделают немцы...
Игнат бесшумно вернулся в землянку и замер, увидев, что на него смотрит из темноты дуло пистолета.
– Бродишь, как леший,– сказала радистка, убирая «вальтер»,– ложись, Игнат, отдохни.
Она, пожалуй, впервые после приземления назвала его по имени. Это он заметил. И еще отметил, что она чутко спит. Очень чутко.
9. КОМАНДАРМ
У Плахотина сильно болела голова. Он, как всегда, в пять часов сделал зарядку, хотя и прилег-то в половине третьего. Умылся, выпил кофе, и сразу полегчало. Весь этот ритуал он проделывал даже в том случае, если вообще не ложился. Зарядка и кофе его взбадривали, и он становился уверенным в себе.
В дверь постучали:
– Разрешите, товарищ командующий? Капитан Хохлов по вашему приказанию прибыл!
– Садись, Станислав Иванович.
– Благодарю.
– Ты Углова достаточно хорошо знаешь?
– Конечно, товарищ командующий, иначе я бы не рекомендовал его на операцию.
– Да нет, капитан, я в нем не сомневаюсь, не одно задание он уже выполнил. Я думаю вот о чем: очень ли он изобретателен? Прошло пять дней, а результат – ноль. Задание-то с заковыкой. Надо ему все самому придумывать. И ждать мы не можем. Каждый день на фронте гибнут тысячи и тысячи людей. А мы сидим и ждем, пока Углов достанет нам этого ученого.
– Разрешите, товарищ командующий?
– Ну?
– Во-первых, не совсем ноль. На вторые же сутки он сообщил исчерпывающие данные о тяжелых танках противника.
– Это сейчас не главное, и он об этом знает.
– Лагерь он нашел. И объект-1, то есть этого ученого, в лагере обнаружил. Правда, как он сообщает, по непроверенным данным...
– Значит, так, Станислав Иванович, ждать я больше не могу. Когда у тебя с ним связь?
– Ровно в шесть, через двадцать минут.
– К семи ноль-ноль приказываю представить мне предложения по завершению операции «Ольха-7». Все. Иди.
– Слушаюсь, товарищ командующий.
В разведотделе армии Хохлов занимался особыми поручениями, вроде того, что выполнял Углов. Конечно, подобные задания в разведке армии были редкостью. Не каждый день появлялась необходимость разыскать и выкрасть у немцев нужного нам человека. За всю службу Хохлова такое задание он курировал впервые.
В шесть утра генерала вызвали по «ВЧ»:
– Плахотин, здравствуй!
– Здравствуйте, товарищ генерал!
Звонил один из заместителей начальника генерального штаба.
– Как там «Ольха-7»?
– Работаем, товарищ генерал.
– Имей в виду, сегодня Верховный опять интересовался этим человеком. И сказал, что мы, армейцы, не умеем или не хотим помочь Родине и добыть его. Так и сказал: «не хотите». Так что знай, командарм. Вот такой разговор был час назад.
– Понятно, товарищ генерал-полковник!
– Хорошо, если понятно, командарм. Ну все, до свидания.
– До свидания, товарищ генерал.
Плахотин прошелся по кабинету из угла в угол. С минуту постоял, глядя в окно, помолчал. Хлопнул рукой по карману галифе в надежде обнаружить пачку папирос, но вспомнил, что уже неделю как бросил курить.
– Красников!
– Слушаюсь, товарищ командующий!
– Начштаба ко мне.
Через минуту в кабинет Плахотина вошел коренастый плотный полковник с пышными рыжеватыми усами. Высокому, почти двухметровому командарму он недоходил до подбородка.
– Вызывал, Иван Тимофеевич?
– Вызывал. Садись. Что ты думаешь, Семен Петрович, об этой операции «Ольха-7». Меня очень торопит генштаб. Даже Верховный интересуется. И не... Не просто интересуется.
– Понятно, товарищ командующий. Пока ждем результатов.
– Да, конечно. Ждем. В общем, так: к восьми ноль-ноль подготовьте предложения и предварительную разработку по захвату объекта-2, этого прифронтового концлагеря. И чтобы заключенные были целы. По крайней мере за того, кто нам нужен, вы отвечаете головой. Ты, начальник разведотдела и Хохлов. Понятно?
– Так точно, товарищ командующий.
– Подумайте. Выброс десанта или даже войсковая операция с кратковременным танковым прорывом. Взвесьте, просчитайте все «за» и «против». Лучше, конечно, без большой войны, лучше – десант. Но – нужны гарантии захвата ученого. Иначе – дело труба. Так что и войсковая операция не исключается. В общем, работайте. Вопросы есть?
– Нет, Иван Тимофеевич.
– Все, можете идти.
– Слушаюсь.
Плахотин долго смотрел на дверь, за которой скрылся полковник. Уже год Семен Петрович на генеральских должностях, а генерала никак не получит. Командовал дивизией, теперь вот полгода, как начштаба армии. Очень грамотный штабник, воюет хорошо. Да вот не везет ему. Именно не везет. То одно, то другое. Вот три месяца назад, еще до переброски сюда, на этот плацдарм, Плахотин представил его к званию генерал-майора, да один из штабных офицеров по пьянке застрелился. Пришлось из штаба фронта отозвать документы. И парень-то был хороший, этот застрелившийся. Что-то там дома у него случилось с женой. Загуляла, как будто. Вот как... Война войной, а жизнь жизнью. Как бы из тыла выстрелили сюда на фронт. Огонь кругом, смерть. А люди-то живые, чувствительные. Как заденет жизнь за тонкую струну, так она и оборваться может. Теперь, если операция «Ольха-7» пройдет удачно, опять представлю начштаба к генеральскому званию. Ну, а если сорвется все, тогда нам с ним уже не до этого будет. Ну что ж, на то мы и солдаты, чтоб жизнью рисковать. Война она на то и война, чтоб испытывать людей. На войне даже победителю сладко не бывает...
