Текст книги "Аномалия"

Автор книги: Вик Тори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Шутка не удалась. Он осекся и снова замолчал.

– Ну, пока, – сказала я, открывая дверцу машины.

– Аня, если тебе нужна будет помощь, помни, я всегда помогу тебе.

Я села в машину. Тяжелое чувство усталости и обиды давило, не позволяя здраво мыслить. Машина тронулась, и я спиной почувствовала, как будто мой дом, маленький и приветливый, укоризненно смотрит мне вслед. На мгновение мне даже показалось, что вот-вот услышу тяжелые, громыхающие шаги догоняющего нас здания. Захотелось обернуться и посмотреть в последний раз на прошлое. «Не оглядывайся, окаменеешь» – почему-то вспомнила я слова старой сказки, которую когда-то в детстве рассказывала мама. Я сдержалась.

– Куда едем? – спросил Феликс.

– В церковь, – ответила я. – Мне нужно попросить прощения. Я покажу дорогу.

Ночь зажигала фонари, и наш маленький город, как ни в чем ни бывало, улыбался мне тысячами огней, плывущих по лобовому стеклу разноцветными отблесками. Мне хотелось ехать вечно, ни о чем не думая, ни о чем не жалея. Феликс, наверное, понимал меня и поэтому колесил по кварталу кругами. Вскоре мы свернули в знакомый переулок.

* * *

Когда мы подъехали к церкви, уже стемнело. На ступеньках толпились люди. Большие двустворчатые двери были открыты настежь, и мягкий желтоватый свет теплился в витражных окнах. Начиналось время вечерней службы.

– Подождешь меня? – спросила я у Феликса.

– Конечно, – ответил он с некоторым удивлением, будто другого варианта и быть не могло.

– Я быстро.

Переминаясь с ноги на ногу у машины, я ждала, пока последний человек исчезнет за высокими дверями. Среди темных фигур пыталась различить Илью, но почти все прихожане были в одинаковой темной одежде – не понять даже, где мужчина, где женщина. Когда, наконец, на ступеньках не осталось никого, я направилась к дверям.

Не решаясь зайти внутрь, я заглянула в зал через неплотно закрытые двери. В церкви началась вечерняя служба. Легкое, почти невесомое пение голосов сливалось в ту чудную мелодию, которую я слышала в вечер знакомства с Ильей. Все расселись по местам и, сложив руки перед собой, по-ученически прилежно слушали человека в длинной золотистой одежде.

Стараясь узнать среди прихожан Илью, я даже не заметила, как кто-то подошел сзади и встал за спиной. От прикосновения я вздрогнула и чуть не треснулась лбом о деревянные створки.

– Черт! Ну ты и напугал меня! – выдохнула я.

– Извини, – ответил Илья и улыбнулся. – Говоришь, что не знаешь, кто такой Бог. А вот с чертом, кажется, знакома.

– Да уж, пришлось познакомиться. Я к тебе ненадолго.

– Знал, что ты придешь. И знал, что не решишься зайти внутрь, поэтому ждал здесь. Может, отойдем?

Илья взял меня за руку и повел по дорожке, аккуратно выложенной камнями. За церковью, возле искусственного пруда, под кустами сирени стояла лавочка, обычная, деревянная, каких я давно уже не видела, разве что в фильмах. Никаких фонарей и люминесценции, только мягкий свет из окон церкви падал на траву. Я села на лавку и запрокинула голову. Звезды, много-много звезд. Давно я не видела их в таком количестве. И, честно говоря, не могла бы даже подумать, что в нашем городе есть место, где можно спрятаться от вездесущей цивилизации и просто смотреть на звезды.

– Ну, рассказывай, как твоя мама? Как ты?

– С мамой все нормально, по крайней мере, пока, – ответила я, снова почувствовав противный ком в горле.

– Тебя отпустили?

– Ну а как я, по-твоему, оказалась здесь? Отпустили, но на время. Попрощаться.

– Ты куда-то уезжаешь?

– Да, – ответила я, хоть это и было ложью. В последние дни свыклась с ней, как с родной. Только ложь и годилась в ответ на все происходящее. К тому же, может оно и лучше – сказать, что я уезжаю.

– Куда? – спросил Илья.

– Не знаю пока. Мне приказали сменить округ и город, иначе посадят, – снова солгала я. – Да и оставаться здесь все равно не смогу. Страшно… и незачем.

Илья понимающе качал головой. Но, похоже, не удивился и не расстроился. Наверное, просто все это ему было не нужно. Пора прощаться.

– Надеюсь, у тебя не было серьезных проблем из-за меня? Вопрос, конечно, риторический, но все же…

– Все нормально. На учет поставили, но это мелочи.

– Почему ты не сказал, что не знаешь меня? Сказал бы, что я угрожала пистолетом.

– Ага, моим пистолетом, с моими отпечатками пальцев, – улыбнулся Илья. – Да ладно, забудь, все нормально.

Мы на минуту замолчали. Я чувствовала себя ужасно виноватой, но не хотела уходить из этого уголка вселенной, где темно и спокойно.

– Мне пора, – наконец решилась я. – Прости, что все так вышло. Честное слово, если бы я знала…

– Не надо просить прощения, – перебил меня Илья, – на все воля Божья. Надеюсь, что хоть чем-то помог тебе.

– Спасибо, – ответила я. – Ты вообще единственный, кто вот так сразу согласился помочь, да еще в таком деле.

Я поднялась с лавки и направилась к воротам, где меня уже заждался Феликс. Илья шел рядом.

– Как обоснуешься где-нибудь, дай знать, – он протянул мне маленькую книжицу. – Там, на обороте мои координаты. Обещай, что позвонишь или хотя бы напишешь.

Я взяла книгу – красивый кожаный переплет, золотое теснение. На обложке изящными тонкими буквами было выведено: «От Матфея святое благовествование».

– Пусть эта книга будет всегда с тобой.

Илья довел меня до самых ворот, три раза перекрестил, как это делала моя мама, попрощался и, не оглядываясь, быстро пошел в церковь. Его силуэт в последний раз мелькнул на ступеньках, потом в свете распахнутых дверей и скрылся.

Меня колотило. Почему-то захотелось побежать за этим добрым, понимающим мужчиной, снова попросить о помощи, все рассказать и долго плакать на его плече. Что-то мне подсказывало, что я еще вернусь сюда.

Оглядываясь на высокие окна церкви, я побрела к машине. К моему удивлению, у водительского окна склонился какой-то мужчина в черном, длинном плаще, как у Ильи, и о чем-то разговаривал с Феликсом. Мне стало любопытно, какие между ними могут быть разговоры? Я остановилась неподалеку и спряталась в тени куста.

Они переговаривались очень тихо. Мужчина в плаще все время оглядывался по сторонам. Немного привыкнув к шепоту голосов, я начала различать отдельные фразы.

– Когда уезжаете? – спросил мужчина в плаще.

– Пока неизвестно, – ответил Феликс. – Как только появится первая возможность, так сразу.

– Поторопись. Уже все готово. Ждем только тебя.

– лучше не спешить. Все равно раньше следующей недели не получится. Ты давай иди, – обеспокоено говорил Феликс. – Я сообщу.

Незнакомец кивнул в ответ, что-то коротко сказал Феликсу, похлопал по плечу и, воровато оглядываясь по сторонам, пошел к церкви. Полы длинного плаща прошуршали совсем близко, но мужчина не заметил меня.

Я решила подождать немного. Что за секреты? Не думала, что Феликс знаком с кем-то из церкви. Куда Феликс собрался уезжать? Ничего об этом он не говорил. Может, я просто чего-то не знаю или неправильно поняла?

Выдохнув, я вышла из-за куста на дорогу, не спеша подошла к машине. В глазах Феликса мелькнуло беспокойство и страх. Но когда я села в машину, он уже снова выглядел уверенным и немного усталым.

– Все? Можем ехать?

– Да. А куда?

– Есть два варианта. Первый – ко мне. Переночуешь, успокоишься, все обдумаешь. Второй – прямиком в Центр. Там есть жилые секторы для персонала.

Я взвесила оба варианта, и они одинаково мне не понравились. К Феликсу ехать не хотелось, но было бы, действительно, неплохо остаться наедине с собой, осознать нагрянувшие перемены, свыкнуться с ними. А в Центр возвращаться страшно, в этот бездушный муравейник, но… там мама, и ей сейчас намного тяжелей, чем мне.

– В Центр, – коротко ответила я. Феликс обиженно посмотрел на меня, но промолчал.

Машина так мягко парила над дорогой, так плавно поворачивала, что я незаметно впадала в сон. Дневная усталость и напряжение сделали свое дело. В полудреме я тщетно старалась следить за дорогой, замечать ориентиры. Внутренний страж не спал. Но был не прочь хоть на миг сдать позиции. Держа в обмякших руках книгу Ильи, я проваливалась в сон и мысленно поблагодарила Феликса, почувствовав, как мягко и бесшумно опускается подо мной сидение.

Наверное, я спала всего несколько минут, но за это время как будто прожила другую жизнь. По крайней мере, один день из нее. Трудно вспомнить, что именно мне снилось. В памяти остались лишь обрывки, но такие реальные, такие яркие, как лоскуты самодельного разноцветного одеяла на маминой кровати.

Снилось, будто иду я по какому-то лесу или парку. Все заросло травой и кустами, не подраться. Смотрю под ноги, чтобы не упасть, и не вижу их из-за большого, просто огромного живота. Идти все труднее и труднее. Движения замедленные, тягучие, как будто барахтаешься в киселе. Наконец, я оказываюсь в каком-то помещении, напоминающем кабинеты Центра или больницы. Вокруг меня собираются люди, но я не вижу их лиц. Они хватают меня за руки, спрашивают: «Больно? Больно?». Я перекрикиваю их: «Нет, не больно». И вдруг чувствую, что мой живот раздувается. Я, как неваляшка, клонюсь в сторону. Люди начинают бегать, кричать. Откуда-то появляется Андриана, улыбается, достает лазерный скальпель и проводит им по моему животу. В этот момент я почему-то думаю только об одном: «Шрам же останется! Что ж так неровно! Как я потом жить буду?». Андриана протягивает руки и достает из моего живота… глобус. Самый обычный шарик, голубой такой, с зеленоватыми континентами, ровными полосами меридиан. Она старательно пеленает его в согревающий конверт для младенцев и протягивает мне. Я смотрю на этот глобус и начинаю плакать. Андриана трясет меня за плечо и кричит: «Ты же сама хотела!».

От этой настойчивой тряски я проснулась. Феликс убрал руку с моего плеча.

– Кошмар?

– Да, – ответила я, в ужасе ощупывая свой живот.

– Твоя книжка упала…

Я наклонилась и подняла ее с пола. Книга упала разворотом вниз, странички помялись. Старательно разглаживая их рукой, я все еще тряслась от странного наваждения.

– Далеко еще?

– Почти приехали, – Феликс немного помолчал и спросил. – А ты этого… Илью… давно знаешь?

– Нет. Недавно познакомились. А что?

– Да так. Смотри, чтоб у тебя проблем не прибавилось. Лучше тебе пока с ним не встречаться. Подозрительный он какой-то…

Я удивилась. Проблемы? Да их у меня уже целый прилавок – выбирай, какую хочешь. Проблемой больше, проблемой меньше… теперь, в принципе, все равно. Да и кто бы говорил? Сам всего полчаса назад о чем-то шушукался с таким же «подозрительным типом».

– А что за человек разговаривал с тобой у церкви? – решила узнать я.

Феликс дернулся, как будто ему за шиворот закинули таракана, и нахмурился.

– Да так, подошел какой-то… проповеди читал, агитировал.

У Феликса плохо получалось лгать. Делал он это редко и, наверное, оттого так неумело. Не смотрел в глаза, пыжился, заикался, на лбу выступала испарина. Казалось, скажи он хоть еще одно лживое слово – и его очки запотеют от стыда. Ну что ж, не хочет говорить, пусть молчит, подумала я. К тому же в последнее время мне нет никой пользы от правды.

Буквально через минуту за поворотом показалась ограда территории Центра. Еще совсем недавно ее в моей жизни не было, а теперь… со мной вежливо здоровались охранники. Процедура пропуска заметно сократилась, но все равно заняла минут пятнадцать.

Первым делом я настояла на встрече с мамой. Но ни меня, ни Феликса к ней не пустили, объяснив, что она спит после операции. Лучше не беспокоить, хотя бы до завтра. Когда успели? Прошло всего несколько часов, а уже все сделано.

Отгоняя дурные мысли, я поплелась за Феликсом в блок персонала. Такой же длинный коридор, такая же безупречная стерильность и пустота.

– Вот твой новый дом, – показал Феликс на одну из дверей. – Подъем в семь утра. Располагайся.

Я взяла из его рук сумку с вещами и молча зашла внутрь. Моим новым домом оказались две небольших комнаты, кухонька и санузел. Вполне уютно, хоть чем-то и напоминало недорогой, но опрятный номер в скромной гостинице.

– Вот здесь можешь оставить одежду, здесь – еда, – пояснял Феликс, расхаживая по комнатам. – Захочешь помыться, нажмешь эту кнопку. Все просто.

В ответ я лишь равнодушно кивала, даже не глядя и не запоминая, что к чему. Единственным желанием было увидеть, как закрываются двери за спиной Феликса, и остаться наедине с собой. Но, похоже, он не собирался уходить и хотел о чем-то поговорить. Перед затяжными беседами он всегда покусывал бледные тонкие губы и почесывал нахмуренный лоб.

– Все, иди, – сказала я и кивнула на дверь. – Я устала. Катись ко всем чертям. Дай мне отдохнуть.

Феликс смутился.

– Да, уже ухожу… просто я хотел сказать, что тебе снова включили гормональную защиту. Твой чип опять работает.

Я не сразу поняла, о чем речь. Какой чип? Какая защита? Но по скорбному лицу Феликса догадалась, что, наверное, это не очень хорошая новость. Продираясь сквозь ватную усталость, до меня медленно доходил смысл этих слов. Я снова на учете и снова лишена права родить ребенка. Видимо, Феликс ожидал истерики, бурного проявления материнского инстинкта, каких-то чувств, но… мне было все равно. Отключили – и ладно.

– Аномалия, прости, я ничего не мог сделать. Пойми, так положено, – оправдывался Феликс. – Ты теперь одна. Тебе не разрешат воспитывать детей в одиночку. Ты сама должна понимать, что роль отца…

– Слушай, ты долго здесь еще будешь торчать? – перебила я его. – Оставь меня в покое, хотя бы до завтра.

Феликс пожал плечами и направился к двери.

– Хорошо, что ты не беременна, – сказал он, обернувшись. – Но не расстраивайся. Всему свое время.

Дверь закрылась. Я упала на кровать и уставилась в потолок. Конечно, хорошо, что я не беременна. Иначе они отняли бы у меня ребенка. А так отнять нечего. Иногда великое благо, что мечты не сбываются. Особенно самые заветные.

* * *

Восемь месяцев промчались незаметно. Я свыклась с новой работой, с новыми условиями жизни. Центр уже не казался таким огромным, коридоры – бесконечными, происходящее – страшным и необъяснимым. В какой-то момент я даже поймала себя на мысли, что, в принципе, мы с мамой неплохо устроились.

Большую часть рабочего времени приходилось проводить в обучающих блоках, общаясь с людьми, чей балл образования по шкале Гравена значительно превышал мой. Среди таких гениев чувствуешь себя настоящим тугодумом и дрожишь, как на экзамене, когда в тишине лаборатории повисает вопрос, обращенный к тебе. Трудно ловить на себе изучающие взгляды и замечать тщательно скрытые ухмылки.

Но время шло, и я перестала чувствовать себя столь беспомощной, вникла в суть работы и даже, признаюсь, испытывала некий исследовательский азарт. Феликс был доволен и старался помогать мне во всем.

Мама тоже потихоньку свыкалась с новой жизнью. Операция прошла успешно, и я перестала искать на лице мамы отпечаток боли, инспектировать тарелки с остатками еды и донимать врачей вопросами.

Сначала работники Центра относились к маме настороженно, пряча непонятную мне брезгливость за медицинскими масками. Мама стеснялась выходить из блока, ставшего нам домом, терпеливо ждала моего прихода. Потом как-то незаметно она обзавелась новыми знакомыми: медсестрами, врачами, просто уборщиками. Они по вечерам заглядывали в ее блок, рассаживались, как дети, вокруг и слушали истории о невероятном прошлом, где не существовало летающих машин, где дети рождались сами по себе, где стариков уважали и берегли. Конечно, все это им было известно давно, из курса истории, но, видимо, из уст живого свидетеля звучало иначе. Я все чаще слышала, как мама весело щебетала, что «Ирочка из второго блока принесла настоящие домашние пирожки с капустой», «Леночка-медсестра собирает книги (бумажные!), Шекспира дала почитать», а какой-то «Михаил Иванович попросил связать полосатенькие носочки для будущего малыша».

Мама заметно похорошела, ожила, хоть и изредка, но уже без стеснения прогуливалась по коридорам Центра. Я постоянно переживала, что она заблудится, и поэтому отслеживала ее передвижения на штатных картах. Но, к моему удивлению, мама оказалась не таким уж древним ископаемым и довольно быстро освоила новые технологии, хоть и сопротивлялась, упрямо замирая перед каждой незнакомой кнопкой.

Все перемены увенчались главной радостью – теперь мы могли проводить все вечера вместе. Иногда я выводила ее наверх, на пропускной уровень Центра подышать свежим воздухом. Эти прогулки после стольких лет заточения казались маленьким чудом. Огражденная территория с десятками неприветливых охранников ничуть не портила впечатления от бесконечного звездного неба, от редких деревьев и залетающих на периметр крохотных козявок и светлячков.

Вот так мы жили. Может быть, впервые за долгие годы у меня не было желания что-то менять. Не нужен был ни новый дом с охраной, который полагался каждому работнику, ни призрачная свобода там, за огражденным периметром, ни мужья, ни дети. Если ничего нет, то и терять нечего. На какое-то время состояние покоя стало для меня заменой счастья.

Между тем, новости, обрывками долетающие до нас из внешнего мира, не предвещали ничего хорошего. Зашифрованные в четких статистических данных, запрятанные под столбцами цифр, они не давали мне спать спокойно. Там, за оградой Центра, все чаще рождались дети с физическими отклонениями, с дефектами развития. Почти четверть беременностей искусственно прерывалась. Смертность росла. Люди гибли от, казалось бы, обычных, давно изученных болезней. Массовая истерия вылилась в волну самоубийств. Сотни опустевших рабочих мест, сотни распавшихся семей, тысячи не родившихся детей!

Центр евгеники все чаще посещали международные делегации, ученые из соседних стран. Все разводили руками, просили дополнительных средств, времени и терпения. А оно уже было на исходе. Даже в обстановке строгой секретности не удавалось скрыть, что все эти беды давно перешагнули границы государств и, если ничего не изменится, скоро перерастут горе отдельных семей и станут катастрофой мирового масштаба.

Чем страшнее было там, наверху, чем сильнее гремели демонстрации и упрямей молчали забастовки, тем уютней и безопасней казался мне наш стерильный муравейник. Как огромный кокон, он ограждал меня и дорогого мне человека от тех перемен, что бушевали там, за его пределами.

– На все воля Божья, – говорила мама и добавляла, – Все, что ни делается, Анечка, все к лучшему.

Может, и так. Может, все мои попытки убежать, отвертеться от новой работы, новой жизни были похожи на отчаянную грызню бездомной собаки, которая что есть сил отбивается от рук спасителя из Общества защиты животных, не подозревая, что он отвезет ее в тепло, даст крышу над головой и новых хозяев. Потом псинка поскулит, повоет в углу… да и привыкнет. А если и не поймет, что так положено, так лучше, то и не надо… главное, чтоб не кусала руку, которая кормит.

И я не кусала. Старалась честно работать, прилежно учиться, нравиться новым «хозяевам». Пока невесомое, смутное воспоминание в один миг не внесло разлад в мою жизнь.

Как обычно, в семь сорок утра я вышла из блока персонала. Клонило в сон, но ровно через двадцать минут начиналась моя смена в лаборатории. Мечтая подремать еще немного, я зашла в лифт, прислонилась к стенке и закрыла глаза. Заходили и выходили люди, говорили о чем-то несущественном, здоровались и затихали. Только четкий электронный голос, объявляющий уровень и номер блока, вклинивался в дремоту, каждый раз заставляя вздрагивать от неожиданности.

Вдруг я почувствовала что-то необъяснимое. Как будто в лифт просочился невидимый призрак и дразнит меня. Я мучительно разлепила глаза. Все как обычно: спины в белах комбинезонах, тишина и легкое урчание лифта. Но что-то тревожило…

Сон вмиг испарился, когда я поняла, в чем дело. Запах. Едва уловимый запах. Такой знакомый, сладковато-тягучий. Где я его встречала раньше?

Осторожно протискиваясь к выходу, я пыталась уловить, откуда исходит этот слабый аромат. Нечаянно толкнув мужчину, я будто всколыхнула флакон духов. Без сомнения, тонкий аромат исходил от него. Мужчина ответил коротким кивком на мое «Извините» и бросил недовольный взгляд. И все бы так и осталось лишь намеком, короткой вспышкой памяти, если бы этот взгляд тут же не вернулся, но уже удивленный, растерянный… Мужчина посмотрел на меня так, как будто узнал, как будто мы давно знакомы, но тут же отвернулся. Я стояла у него за спиной и пялилась в тонкий хвостик русых волос, прихваченный обычной канцелярской резинкой. Незнакомец нервно подергивал плечами.

«Этот белобрысый знает меня, подумала я. – Не просто видел где-то и когда-то, а именно знает. Но откуда? Почему смутился и отвел глаза?». Искать ответы было некогда. Лифт остановился – мой блок, пора выходить. В коридоре я еще раз обернулась и снова встретила настороженный взгляд, черный от расширенных зрачков.

Весь день меня не покидало это странное чувство. Мысли витали где-то далеко. Я никак не могла понять, что же меня так насторожило в этом человеке, почему на душе так неспокойно?

Ближе к концу рабочего дня через третьи руки передали, что Феликс ищет меня и просит зайти к нему, как только освобожусь. Почти два часа система видеонаблюдения и компьютерного ориентирования барахлила: карты Центра отказывались отвечать на запросы, с горем пополам работали системы доступа. Говорили, что это обычный сбой. Бывает. Скоро все исправят.

Я наспех завершила работу, попрощалась с коллегами и отправилась разыскивать Феликса. В кабинете его не оказалось. Дамочка с дурацкой прической, не отрываясь от компьютера, промямлила, что Феликс вышел. На мой закономерный вопрос, она, не скрывая раздражения, ответила, что не обязана знать, куда именно он ушел и когда вернется. Звонить Феликсу было бессмысленно. Его телефон лежал на столе и непрерывно вибрировал, как маленький важный жук, медленно отползая к краю.

В соседних блоках Феликса тоже не оказалось. На мои расспросы сотрудники лишь растерянно разводили руками. Из-за сбоя системы в Центре царила полная неразбериха. А найти человека в этих бесконечных переходах, если на карте не мигает его огонек, практически невозможно. Единственное, что я могла сделать, это пойти в свой блок и оставаться там, ожидая Феликса.

Возле лифтов толпились сотрудники Центра. Смена закончилась и те, кто живет «наверху», спешили по домам. Толкаться в тесных кабинках и дышать в потные затылки не хотелось. Я решила пройтись пешком. По крайней мере, если сбой серьезный, не застряну где-нибудь между этажами или блоками в тесном «дружеском» кругу.

Минув несколько таких столпотворений, я вышла на первый уровень – своеобразный перекресток Центра. Там всегда полно людей. Справа, слева, над головой в полупрозрачных коридорах мелькали белые комбинезоны. С непривычки легко потеряться в этом хаосе.

Проходя по главному уровню, среди мельтешения и суеты я случайно заметила Феликса. Он шел этажом выше, явно спешил и переговаривался с каким-то человеком. Выкрикнув его имя, я получила порцию возмущенных взглядов и понеслась вверх по лестнице. Феликс снова куда-то исчез. Я вглядывалась в одинаково белах прохожих и, как на стереокартинке, пыталась выделить одну единственную фигуру.

Уже решив, что все попытки напрасны, снова почувствовала запах. Тот, знакомый, который витал в лифте – чем-то напоминающий запах настоящего меда… не того, который привозят с прочими продуктами раз в неделю, а тот, что я когда-то покупала маме. Еще в этом запахе чувствовалась горьковатая нотка дыма. Как по дорожке из хлебных крошек, я невольно следовала за тонким ароматом.

Свернув за угол, к своему удивлению снова увидела Феликса. Он обернулся, скользнул взглядом по компании сотрудников, оживленно болтающих у лифта, осторожно взял под локоть спутника и подтолкнул его в коридор справа. Эти двое куда-то спешили, переглядывались, переговаривались. Феликс меня даже не заметил, хотя я подняла руку и помахала ему. Видимо, компания у лифта скрыла меня от его глаз.

Феликс свернул в ту сторону, где находился блок центрального компьютерного управления. Наверняка пошел выяснить, в чем дело и устроить нерадивым наладчикам разнос. Я свернула в тот же коридор, ожидая у дверей блока увидеть Феликса, упрямо давящего на кнопку вызова. Доступ в этот блок закрыт всем, кроме руководства, работников блока и сотрудников службы безопасности. Каково же было мое удивление, когда в коридоре никого не оказалось, а вход в блок был закрыт. Не могли же Феликс и его сопровождающий испариться! Значит, они уже там. Но кто их впустил?

Потоптавшись у массивной двери и даже прижавшись к ней ухом в жалкой попытке что-нибудь услышать, я чувствовала, как критической массой вскипает мое нетерпение. Что это за неуловимость такая? Сказал, что ищет меня, приказал явиться, а сам бегает от меня по коридорам. Ждать его у двери, как собачка, я не собиралась – нажала на кнопку вызова и уставилась прямо в объектив камеры наблюдения. Обычно после такого «стука» в недоступные двери, камера оживала, система видеонаблюдения загоралась любопытными зелеными глазками. Но в этот раз ничего не произошло. Я нажала на кнопку вызова еще раз. Снова тишина: ни «здрасьте», ни «пошла вон».

Всевидящее око системы видеонаблюдения пребывало в глубоком летаргическом сне. Кнопка вызова не работала. Я решила, что нет ничего надежней и понятней, чем старый добрый способ нахального стука. Сначала робко, потом настойчивее я барабанила в дверь.

Послышались шаги, створки мягко раздвинулись. Передо мной стоял тот самый белобрысый мужчина, которого я встретила утром в лифте. Его глаза сузились от едва сдерживаемого раздражения, на высоком лбу блестели прозрачные бисеринки пота. Казалось, еще миг – и он вытолкает меня взашей.

– Извините, а Феликса можно? – я старалась говорить уверенно, но голос предательски пищал.

Лицо незнакомца немного смягчилось. Он обвел коридор взглядом и тихо ответил:

– С чего вы взяли, что он тут?

– Но вы же не спросили, кто такой Феликс, – заметила я, – значит, знаете, о ком речь. А раз знаете, значит, он тут.

Я не стала рассказывать, что видела их вдвоем, что шла по пятам, что никуда больше Феликс деться не мог.

– Феликс занят. Я передам, что вы его искали.

– Вообще-то, это он меня искал, – возразила я, но незнакомец никак не отреагировал, а лишь спокойно нажал на кнопку внутренней боковой панели.

Двери медленно закрылись, и я почувствовала себя полной идиоткой. Занят он, видите ли! Ему передадут, что я его искала!

И тут я поняла, что незнакомец не спросил моего имени. Как же он передаст Феликсу? Я подняла руку, чтобы снова постучать в дверь, но передумала. Может, они, и правда, заняты, а тут я со своими вопросами. Надо будет, сам меня найдет.

Я отправилась в блок, где меня уже давно дожидалась мама. Мы не успели поужинать, как объявился Феликс. Вежливо поблагодарив маму за предложение присоединиться к столу, он подмигнул мне и вышел в соседнюю комнату.

Первым делом я излила все свое негодование по поводу часовой пробежки по Центру в поисках человека, который якобы сам меня искал. Феликс, похоже, ничуть не смутился, смиренно выслушивал упреки и ждал момента, когда я наконец утихну.

– Ну все, хватит, я действительно тебя искал, но потом…

– Потом даже не захотел выйти на минуту из компьютерного блока!

– Какого блока? – Феликс отчего-то насторожился и стал говорить тише. – Ты там была?

– Была! Какой-то белобрысый сказал, что ты занят!

Феликс нахмурился и потер переносицу так, будто страдал от жуткой головной боли.

– Никому не говори, что ты там была.

– Почему?

– Просто не говори и все.

– Кто это с тобой был? – не унималась я. – Странно все это.

– Не совсем понимаю, о ком ты говоришь, – Феликс невинно пожал плечами. – Скорее всего, тебе открыл кто-то из сотрудников блока. Я даже не знаю, кто. А что тут странного? Ты ожидала, что откроет Санта Клаус?

Феликс прятал глаза. Что-то он недоговаривал. Но если это так, то пытаться расколоть его бесполезно.

– Зачем ты искал меня? – я решила перейти ближе к делу.

Феликс тяжело вздохнул и присел на диван.

– Аномалия, нам предстоит долгосрочная командировка.

– Куда?

– Пока еще точно не известно. Скорее всего, а Африку.

Я опешила. В Африку? Что мы забыли там, в этой бескрайней пустыне, раздобревшей, как раковая опухоль, чуть ли не на весь континент? Там же осталось всего несколько деревушек, и то – по берегам крупных рек. Адские условия жизни, невыносимая жара, совершенно чуждая культура, дикие и непредсказуемые аборигены. Не удивлюсь, если они до сих пор орудуют палками-копалками, приносят жертвы богам и в особо неурожайный год не прочь полакомиться соседом. Тем более события последних лет вряд ли положительно сказались на их отношении к европейцам.

Когда Антарктида и Гренландия начали таять и уровень Мирового океана стремительно повышаться, Африка, как и другие континенты, вынуждена была потесниться на земном шарике. Места под Солнцем становилось все меньше и меньше. Военные конфликты, дележ оставшихся скудных ресурсов, тяжелая климатическая обстановка – все это вряд ли можно назвать современной комфортной жизнью. Жители африканских государств постепенно покинули неприветливую голодную землю тлеющих пустынь и непроходимых джунглей. И только несколько коренных племен остались там жить, как жили сто, двести и триста лет тому назад. Время застыло в зыбучих песках пустынь. Некогда огромный континент опустел, и постепенно про него забыли даже самые ярые правозащитники и блюстители гуманности. Кому какое дело до кучки неандертальцев? Были дела и поважнее – планету снова делили на части, перераспределяли продовольствие, искали ресурсы, подальше запрятывали отходы. Умирали старые государства, и на руинах строилось новое, единое, совершенное общество: европейское – на одном полушарии Земли, американское – на другом. Общество одной страны, одной идеи. И только Африка, да еще несколько новых островов – остатки былых держав и континентов – жили по своим законам. Их никто не трогал, и они никого не трогали.

– Что там делать? – спросила я, не представляя, что могло понадобиться Центру на забытой всеми земле. Уж не за ящиком ли Пандоры и копями царя Соломона мы туда собираемся?

– Поверь, работы хватит, – ответил Феликс, – и тебе, и мне, и еще десятку человек, которые поедут с нами.

О, так это целая экспедиция! Феликс, как всегда, поскромничал и обозвал все это «командировкой», как будто нам предстояло сгонять на другой конец города, туда и обратно.

– Ты так и не ответил, зачем мы туда едем.

– Завтра с полдень в овальном зале состоятся конференция, как раз по этому вопросу. Приезжает делегация американского континента. Приходи, и все поймешь сама. Просто я не знаю, как в двух словах объяснить цель поездки.