Текст книги "Аномалия"

Автор книги: Вик Тори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Наш разговор прервало тихое жужжание. Феликс достал из кармана наши карты доступа. Одна из них вибрировала и светилась надписью: «Уровень 3. Блок 2».

– Меня вызывают, – сказал он. – В принципе, я рассказал все, что нужно, и даже то, что не нужно. Дальше все зависит только от тебя.

Феликс протянул мою карту.

– А я? Что мне сейчас делать?

– Выход сама найдешь?

– Не уверена.

– Лифт – по коридору и направо. Но, если не устала, можешь здесь еще походить. Как надоест, просто спроси у кого-нибудь, где лифтовый отсек. Наверху у тебя карту заберут, вернут вещи. Завтра встретимся и поговорим.

Бесцельно шататься по этому муравейнику не хотелось. Даже мое хроническое любопытство забилось в уголок и жалостно заскулило при воспоминании о мягком диване. Я решила пройтись пешком до первого уровня, который, как мне казалось, был совсем близко, а потом знакомым путем добраться до пропускного пункта.

Чиркнув карточкой по сканеру, я переступила черту блока. Длинный пустой коридор поворачивал направо, по бокам одна за одной лепились двери лабораторий и кабинетов с надписью «КБ-1», «КБ-2» и далее по номерам. Я остановилась и попыталась зацепиться взглядом хоть за какой-то опознавательный знак, по которому смогла бы определить, была я здесь, или нет. Но этот блок, как и следующий за ним, походили друг на друга как братья-близнецы.

Как назло, ни в одном из коридоров не было людей. Карты-схемы, встречающиеся то там, то здесь, изображали закрученную в спираль систему уровней. Но я никак не могла сообразить, где нахожусь.

В какой-то момент меня начал душить приступ клаустрофобии: коридоры как будто сжались, толкая меня вперед. Стало страшно, хотелось закричать, забарабанить в первую попавшуюся дверь. Шаги гулким эхом разносились по блоку. Казалось, скажи я хоть слово, и мой голос разнесет тишину в клочья.

Возле очередного входа в новый блок я опять уперлась глазами в карту-схему. Переходы закручивались, пересекались… какие-то пунктирные прямые, непонятные надписи. Чтобы не потерять на плане линию коридора, я подняла руку и краешком карты провела по направлению к выходу на первый уровень. Вдруг карточка загорелась, и на ее гладкой поверхности засиял точно такой же план, как на стене, только в уменьшенной копии. Крохотная желтая точка мигала возле обозначения выхода на следующий уровень. Я отступила назад – и точка сдвинулась с места. Эта точка – я. Стало более-менее понятно, куда идти дальше.

Но теперь, когда в руках появился план Центра, мечты о диване улетучились, и снова проснулось любопытство. Что еще необычного я здесь найду? Открыт ли мне доступ на следующие уровни? Что там находится?

Сверяясь с планом и следя за движением точки на карточке, я пошла туда, где светилась надпись «Уровень 6». И этот коридор был пуст. На минуту даже показалось, что я вообще одна во всем здании, что-то случилось и во время эвакуации про меня забыли.

У одной из дверей стояла тележка, накрытую чехлом. На карточке вспыхнула поясняющая надпись – «Хранилище №12». Оглянувшись, я осторожно приподняла краешек чехла. Там ровными рядами стояли те самые банки, с зародышами. Та вот, куда их свозят! Очень интересно… Я провела карточкой по сканирующему элементу, но на дисплее лихорадочно замигала надпись: «Доступ закрыт». Я попробовала еще раз – ответ тот же.

Внутри критической массой закипало нетерпение: почему нельзя в это хранилище? Секреты меня всегда лишь подстегивали. Но в этот раз я ничего не могла сделать. Не ломиться же внутрь!

Смирившись с неудачей, я решила идти дальше, но дверь неожиданно открылась. Из хранилища вышел мужчина в белом комбинезоне. Мельком глянув на меня, он достал из кармана пульт, направил на тележку и спокойно пошел дальше. Тележка зажужжала и, догоняя, покатилась за ним.

Мне стало не по себе. Наверное, он подумал, что я подглядывала или подслушивала, хотя вход в помещение абсолютно непроницаем ни для звуков, ни, тем более, для посторонних глаз.

Створки двери медленно сдвигались. Я стояла и смотрела в спину только что вышедшему из хранилища мужчине. Он ни разу не оглянулся, спокойно шел дальше и через секунду вместе с тележкой скрылся за поворотом. Не знаю почему, но в последний момент я вставила носок туфли между створками двери. Едва коснувшись ноги, они плавно разъехались.

Когда шаги в коридоре полностью затихли, я заглянула внутрь таинственного хранилища. Помещение было большим и холодным. Никаких звуков из хранилища не доносилось – похоже, там никого не было. На карточке с планом здания мигающая точка замерла у двери. Наверняка, движение этого огонька видно не только мне. Скорее всего, система отслеживает всех, находящихся в Центре. Так что шаг вперед, в зону закрытого доступа, будет тут же обнаружен.

Но мое любопытство всегда превышало осторожность. Что-то подсказывало: «Тебе нужно туда. Только один взгляд – и ты тут же вернешься». На всякий случай я положила карточку на пол в коридоре: возможно, так останусь тихим мерцающим огоньком на разрешенной территории. Чтобы не оказаться в западне, я сняла туфлю и положила на то место, где должны смыкаться створки двери.

Набравшись храбрости, я шагнула внутрь. Внутри помещение выглядело самым обычным: несколько столов, стеллажи у стен, гладкий кафельный пол, холодная стерильность. «Что они здесь хранят, – подумала я, – если тут так пусто?». Сердце колотилось в груди, как обезумевший барабан, тишина давила на уши.

На полках стеллажа стояли уже знакомые мне желтоватые банки. Решив, что здесь хранят именно их, я уже собиралась развернуться и освободить дверь от издевательства туфлей, но с правой стороны от входа заметила продолговатые возвышения цилиндрической формы. Сначала я подумала, что это просто колонны, но они не доходили до потолка. Да и не место архитектурным излишествам в лабораториях. Темные цилиндры под люминесцентным освещением хранилища немного просвечивали. Стараясь не создавать лишнего шума, я подошла и, приложив руку к прохладной поверхности, вгляделась внутрь.

Прямо перед лицом застыла человеческая рука. В ужасе я отшатнулась и, судорожно заглатывая воздух, замерла, как парализованная. Там человек? Там человек! Я оглянулась на дверь, неспешно ползущую назад после встречи с туфлей, и снова прильнула к стеклу. Сомнений не осталось. Это рука… женская, с тонкими пальцами и аккуратным маникюром.

Не знаю, что я рассчитывала увидеть в резервуаре, обойдя его с другой стороны, но до последнего надеялась, что все это просто плод разыгравшегося воображения. Неожиданно внутри вспыхнул свет. От неожиданности я чуть не повалилась на пол. В мутноватой жидкости прямо передо мной плавало тело женщины. Она была как бледная кукла, запертая в сосуде с водой: абсолютно обнаженная, с коротким ежиком на голове, с тонкими, приподнятыми руками, упирающимися в толстое стекло цилиндра. Я вгляделась в ее одутловатое лицо, и оно показалось мне знакомым.

Мария! Это та самая Мария, которая чуть больше месяца назад пришла ко мне на прием! Женщина с аномалиями беременности, с пятью мутантами в утробе!

Горло сжал спазм, закружилась голова, и я повернулась к соседнему резервуару. В нем тоже горел свет – внутри колыхалось еще одно женское тело.

Зажав рот руками, чтобы не закричать, я попятилась к двери. И тут загорелись остальные цилиндры, обличая уродливое содержимое. На мгновение мне показалось, что все это – дурной сон, остаточное видение после долгих лет работы с человеческими телами, живыми и мертвыми.

– Шокирует? – за спиной прозвучал спокойный голос.

Я обернулась и увидела Андриану. Рядом с ней стояли два мордоворота в синей униформе. «Это конец», – подумала я.

Андриана неспешно подошла ко мне, взглянула на резервуар с телом Марии и хладнокровно продолжила:

– Знаю, что шокирует. Я сама до сих пор не привыкну. Можете идти, – обратилась она к мордоворотам. Они тут же развернулись и вышли из хранилища.

Андриана подошла к следующему цилиндру. Держась боком и осторожно поглядывая в мою сторону, нажала кнопку на боковой панели. Свет в резервуаре погас.

– У этой женщины в матке развивалось пять зародышей. А у той, – она кивнула в сторону соседней емкости, – наоборот, только один, но на четвертом месяце беременности он мумифицировался, прямо в матке.

– Вы их убили.

– Нет. Они умерли почти сразу после операции. Некоторых мы смогли спасти, а этих – не успели.

Я не поверила. Если они действительно умерли в ходе операции, зачем тогда это скрывать? Почему отчет об этих женщинах, хотя бы о Марии, не пришел в нашу клинику? Тем более что подобные операции даже у нас не заканчивались смертями – пациентки выздоравливали без осложнений. А тут – «не смогли спасти». Бред!

– Вы не верите, – озвучила мои мысли Андриана. – Но это правда.

Она подошла ко мне почти вплотную. В голове тут же пронеслись веселые картинки: Андриана выхватывает из кармана электрошок, тычет им в меня, я падаю и корчусь в судорогах, пуская слюни на холодный пол. Но вместо этого, Андриана ухмыльнулась и сказала:

– А вы молодец. Любопытно за вами наблюдать. Быстро освоились, карточку оставили в коридоре. Если бы не система видеонаблюдения, возможно, так и остались бы незамеченной. Вы демонстрируете неплохие способности.

– Что вы собираетесь сделать со мной? – спросила я и на этот раз представила себя в таком же мутном резервуаре.

– Ничего. Это плюс для вас, как специалиста нашего Центра. Настоящий ученый должен быть любопытным… в меру, конечно. Вам бы все равно показали эти хранилища.

– Что еще здесь хранится?

– Часть выявленных случаев аномалий. В основном, зародыши, доставленные из вашей клиники. Пойдемте отсюда.

Андриана подошла к двери, подняла мою туфлю и протянула мне:

– Это ваше.

Я молча обулась.

– Ну что, с экскурсиями на сегодня все? Или вы хотите еще что-нибудь узнать, посмотреть?

– Нет, хватит на сегодня. Мне пора.

Андриана одобрительно кивнула и пошла вперед. Возле одной из боковых дверей коридора она остановилась и нажала кнопку.

– Сейчас лифт придет. Я проведу вас на первый уровень, а то вдруг снова куда-нибудь занесет.

– Какой лифт? – не поняла я.

– Обычный, только горизонтального сообщения. До первого уровня, если идти пешком, больше километра, а так вы доедете за пару минут.

– Не знала, что тут есть такие лифты, – растерялась я.

– Я попросила Феликса пока не говорить вам про них, провести пешком по уровням, чтобы лучше все показать, а потом оставить вас одну, чтобы я могла проверить, как вы ориентируетесь и что станете делать. Запомните, двери с зеленой полосой вверху – это лифтовые отсеки.

Меня охватила злость: так значит, Феликс, сговорившись с этой стервой, специально затаскал меня по всем этим переходам и нарочно оставил одну, без всяких ориентиров! Запустили, как подопытную мышку в лабиринт, надеясь, что глупая тварь найдет-таки приманку. Теперь понятно, почему в коридорах почти нет людей.

– Извините. Это, конечно, неприятно. Но нам нужно было как-то проверить вас.

– Проверили?

– Да. И вы вполне успешно прошли тест.

Через несколько минут Андриана проводила меня на первый уровень к лифтам, ведущим наверх. Я до последнего не верила, что меня так просто отпустят. Казалось, она специально пудрит мозги, мило улыбается, чтобы усыпить мою бдительность.

Когда я зашла в лифт, Андриана поинтересовалась:

– Может, вы уже приняли решение?

– Какое?

– Станете нашим сотрудником?

– Мне нужно подумать.

– Ладно. Послезавтра встретимся, – улыбка осыпалась с ее смазливого личика. – И помните: никому ни слова. Иначе у вас будут проблемы. До свидания.

По пути наверх я думала, что больших проблем у меня уже быть не может. Но я ошибалась.

* * *

Домой я вернулась позже обычного. Глеб отлип от монитора компьютера, мельком глянул на меня и бросил, как подачку, невнятное «Привет». На такой прогрессивный способ налаживания отношений я ответила таким же вялым приветствием.

– Где ты была?

Этот вопрос меня несколько удивил. Вернее, не сам вопрос, а вообще его наличие. Мы уже давно не разговаривали, лишь изредка перебрасывались односложными мычаниями. А тут – целая заинтересованность!

– На работе, – ответила я, даже не задумываясь.

– Я заезжал за тобой, мне сказали, что ты уехала куда-то с шефом. Твой телефон не отвечал. Может, придумаешь другую версию?

Ну вот, я думала, он хочет помириться, а получилось – всего лишь ищет новый повод поскандалить.

– Зачем ты заезжал?

– По пути, хотел тебя забрать. А тут – облом. Упорхнула женушка и на звонки не отвечает.

– Глеб, не ехидничай. Мы с Феликсом уезжали по работе…

– Куда?

Я чуть не проболталась, едва успела сдержаться. Ни ему, никому другому нельзя говорить, где я была. Тем более, что Глеб из профессионального любопытства наверняка начал бы выпытывать, как выглядит Центр евгеники, что я там видела, с кем встречалась и по какому поводу.

– Были в филиале.

– Почему на звонки не отвечала?

– Забыла телефон в машине. И хватит терзать меня! – я закипала. У меня не было ни сил, ни желания оправдываться. Хотелось побыстрее принять душ и остаться наедине со своими мыслями.

– Это кто кого терзает! – Глеб, как реактивный двигатель, набирал обороты. Наверняка, он уже придумал, как и к чему заведет наш разговор, подготовил набор новых колкостей и оскорблений.

– Мы живем, как на разных планетах! Ты шляешься неизвестно где, неизвестно с кем, – возмущался Глеб, – тебя вообще не волнует, что происходит со мной!

– А тебя?

– Что меня?

– Тебя волнует, что происходит со мной?

– Не передергивай!

Я отвернулась и начала переодеваться. Глеб кричал, что не понимает моего поведения, что жутко обижен и зол. Он вопил, что у нас до сих пор нет детей, а заклятый друг уже получил разрешение от Комиссии по евгенике и намерен обскакать на пути к новому, заветному повышению.

– Неужели до тебя не доходит, моя жизнь – коту под хвост! Я уже почти двадцать лет отпахал рядовым журналистом. Мне надоело!

Впервые в жизни я увидела мужа таким: как обиженный ребенок, он морщил лоб и хлопал глазами, будто вот-вот заплачет. На мгновение мне даже стало жаль его. Я прекрасно понимала, что такое работать много лет в одном и том же кабинете, видеть опостылевшие лица, подчиняться самодуру-главнюку десятилетиями. И все же… при чем здесь я?

– Прекрати, пожалуйста. Наша ссора бесполезна. Я сейчас просто уйду, и каждый опять останется при своем мнении. Хватит уже.

Глеб опустил голову и замолчал.

– Сейчас я схожу к маме, отнесу ужин. А потом, если захочешь, мы с тобой поговорим. Ладно?

В ответ – тишина. Глеб шлепнулся в кресло и, поджав губы, снова уткнулся в монитор компьютера.

Еле волоча ноги от усталости, я отправилась в подвал. Мама сидела в кресле и, наверное, в тысячный раз рассматривала альбом со старыми семейными фотографиями.

– Привет! Ты как? – я поставила ужин на прикроватный столик.

– Нормально. Только голова болит немного, – ответила мама и отложила альбом в сторону. – Я уже испереживалась. На работе задержалась?

– Да. Так получилось.

Пока мама ужинала, я взяла альбом и вспомнила про видеодосье, собранное на меня в Центре евгеники.

– Мам, ты кому-нибудь фотографии наши давала?

– Кому я могла дать?

Действительно, глупо спрашивать об этом человека, который в последний раз видел солнечный свет лет -дцать назад.

– А что?

– Да так, ничего. Просто сегодня я видела снимки, о которых даже не знала.

– Где видела? – удивилась мама.

– Ладно. Не важно.

Мама нахмурилась, но расспрашивать дальше не стала. И хорошо.

Меня мучил еще один вопрос: почему она никогда не говорила, что мой дед был одним из разработчиков процедуры нановкрапления? Задать этот вопрос прямо я не решалась. Если она скрывает что-то, никогда не признается. Такой характер. А мой допрос может вызвать ответную волну и придется рассказать, откуда мне все это известно. Я решила молчать. Пока.

Послышался звук открывающегося люка. Мы, как тараканы, тут же затихли. В подвал, как шаровая молния, с треском закатился Глеб. Застыв в проходе, он метал бешеный взгляд то в меня, то в маму. Взъерошенные волосы, сжатые кулаки, налитые кровью глаза… на мгновение мне показалось, что он сейчас убьет нас обоих, и я даже не успею узнать, за что.

– Сука! – просвистел он сквозь зубы. – Сука!

Глеб размахнулся и чем-то швырнул в меня. Я успела закрыть лицо. Рука заныла от боли.

– Анечка! Глеб не надо! – закричала мама и бросилась ко мне.

Я открыла лицо и посмотрела, чем он запустил в меня. Возле кресла валялась баночка с противозачаточными таблетками.

Глеб быстрыми шагами пересек комнату, схватил меня за ушибленную руку и выкрутил так, что я, как марионетка, заплясала на цыпочках.

– А теперь слушай меня внимательно, сука! Даю тебе месяц. Если ты снова надуешь меня, клянусь, сразу же сдам и тебя, и твою мамашу! – Глеб дышал мне прямо в лицо. От боли и страха у меня хлынули слезы.

– Глебушка, не надо! Пусти! – мама пыталась разжать его пальцы, впившиеся в мою руку.

– Поняла? – он выкрутил мою руку еще сильнее.

Я взвыла от боли.

– Ты меня поняла или нет? Отвечай, гадина!

– Поняла!

Глеб оттолкнул меня и подошел к люку.

– Помни, что я тебе сказал! – прошипел он и поднялся наверх.

Я тут же бросилась за ним и заперла люк. Мама дрожала и всхлипывала.

– Анечка, что случилось? Что с ним?

Стараясь унять наступающую истерику, я подняла баночку с таблетками.

– Что это?

– Противозачаточные.

– Откуда?

Я промолчала. Какая теперь разница. Но как Глеб нашел их? Я каждый раз принимала их тайком и потом прятала. Неужели он рылся в моих вещах? Или, может, стал подозревать меня в обмане и каким-то образом проследил?

Но это уже не имело значения. Он нашел таблетки, решил шантажировать меня и выбрал удобного заложника – маму. Я не сомневалась, что он так и сделает – настучит в спецотдел. Только что он имел в виду, когда сказал «даю тебе месяц»? Неужели он думает, что я теперь лягу с ним в постель? Да и какое значение имеют эти таблетки, если мы уже давно не переносим друг друга?

Я металась по комнате. Мысли сводили с ума. Мама немного успокоилась и только затравлено смотрела на меня.

– Я знала, – сказала она, вытирая слезы.

– Что знала?

– Что ты не хочешь ребенка.

– Не хочу от этого идиота! Ты же видишь, он ненормальный! Не знаю, что с ним стало, но он как будто с катушек съехал.

– Надо было честно сказать, что ты пока не хочешь. Он бы понял.

Мама пыталась защитить Глеба. Она всегда считала его человеком порядочным и была благодарна, что он «приютил» ее. «Другой бы не стал терпеть» – часто повторяла она.

– Ничего он не понял бы! Ему нужно только повышение. На меня и на ребенка – плевать!

– Нет, Анечка, мне кажется, это ты не хочешь. Вот и все.

Я не нашла, что ответить. Да, я действительно сомневалась. Не в этом мире, не в таких условиях должен родиться мой ребенок. По ночам меня мучили кошмары. Мне снились уродливые младенцы, маленькие тельца в банках, в формалине. Я знала больше, чем остальные. И поэтому боялась тоже сильнее всех.

Минуя одну ловушку, я угодила в другую. Если бы не мама, в тот же вечер собрала бы вещи и ушла. Но даже просто уйти из дома я не могла. Самый главный багаж мне было некуда деть: маму не перевезти и не оставить.

– Анечка, поговори с Глебом. Помиритесь, я вас прошу.

– Ты хочешь, чтобы он убил меня?

– О, Господи! Не говори так, – перекрестилась мама.

Я села в кресло, подобрала ноги и спрятала лицо в узел ноющих рук. Постепенно мысли стали путаться, смертельная усталость переходила в тяжелый сон. Теплые руки погладили мои пальцы, и что-то мягкое легло на плечи. «Только бы больше не проснуться», – блеснула мысль и скользнула в темноту.

* * *

Утром, проснувшись не в своей комнате, я с трудом вспомнила события накануне. Голова гудела как с похмелья, ноги от долгого сидения в кресле затекли, спина не разгибалась. Мама еще спала. Она плохо засыпала по ночам, только под утро, устав от бессонницы, начинала дремать. Я решила не будить ее.

Прислушавшись к звукам наверху, я отперла люк. Рука после вчерашнего ранения опухла и болела.

– Анечка! – мама все-таки проснулась. – Ты куда?

– Сейчас вернусь.

– Доченька, поговори с Глебушкой, помиритесь, я вас прошу. Вам еще детей рожать.

– Не хочу больше говорить об этом. Никаких детей!

– И что тогда? Что будет?

Я задумалась. Откуда мне знать, что будет? Если подам на развод, он, скорее всего, попытается отомстить и выберет самый верный способ. Надо готовиться к худшему.

– Все будет хорошо, не переживай, – ответила я.

– Ты умная девочка, ты все сделаешь правильно. Бог тебе поможет.

– Поможет, поможет… Спи, я скоро приду.

Я поднялась наверх. В доме было тихо. На столе в гостиной валялись какие-то бумаги, обертки от фаст-фуда, стояла чашка с недопитым кофе. Значит, Глеб всю ночь провел здесь. Караулил, когда я выйду из подвала. Не дождался, пришлось покинуть пост и отправиться на работу. Мне повезло. Было самое главное – время, чтобы что-то предпринять.

Первым делом я промыла ссадину, наложила на руку регенерирующий препарат. Боль постепенно стихала. Время шло, а я бродила по комнатам, пытаясь хоть что-то придумать, хоть как-то сложить в голове эту мрачную мозаику. Как никогда раньше, мне нужен был совет и поддержка. Но к кому обратиться?

Друзья? Еще пару месяцев назад это понятие казалось мне призрачным и условным. Я никогда не ощущала необходимости в дружбе, в советах. Да и, по правде говоря, никто не стремился приблизиться к моей жизни. Сближают людей горе или счастье. А у меня, как, впрочем, и у остальных все было стабильно. Правительство по максимуму оградило нас от проблем. Но оградило и от радости побед над этими проблемами. Все устойчиво, неизменно, просчитано на много-много лет вперед. Делиться переживаниями, плакаться в жилетку как-то не принято…

Вокруг столько людей и одновременно никого. Я хотела одиночества и независимости – я это получила. Как-то незаметно жизнь получила гриф секретности и перестала принадлежать мне.

«Бог поможет тебе» – эти мамины слова, как скороговорка, вертелись в голове, накладывалась на какую-то едва знакомую мелодию. Где-то я слышала это раньше, и не так давно. Бог поможет. Кто этот Бог, который может мне помочь? Где его искать?

Церковь! Илья! Я вдруг вспомнила ту ночную прогулку, странный дом с воротами-арками, свечи и музыку. Ту самую музыку, на которую так легко и гладко ложились слова «Бог. Тебе. Поможет».

Я подошла к компьютеру, связалась с кабинетом Феликса. Почти минуту на мониторе вертелся значок ожидания. Наконец, на экране появилось лицо шефа.

– Привет, Аномалия, – улыбнулся Феликс. – Зачем звонишь?

– Хочу предупредить, что сегодня не смогу придти на работу. Пусть кто-нибудь меня подменит.

– Что-то случилось?

– Ничего особенного, немного поранилась, – я подняла руку перед монитором.

Феликс нахмурился.

– Что с лицом?

– Все нормально.

– Давай, рассказывай. Не верю, что из-за царапины ты не пойдешь на работу.

Я решила сказать правду. Почти правду.

– Мы вчера с Глебом поссорились. Он нашел таблетки.

– Какие таблетки?

– Те, что ты мне дал.

– А что ж ты не спрятала их! – Феликс красноречиво постучал по лбу.

– Я спрятала. Он нашел. Не знаю, как.

– Выбрось их сейчас же. Да подальше от дома! Ты знаешь, что за это бывает?

– Выброшу, не волнуйся. Поэтому и отпрашиваюсь, – солгала я.

– Ладно. Я распоряжусь, чтоб тебя подменили.

– Спасибо. Тогда до завтра.

– Не дури. Ты поняла меня, Аномалия? – пригрозил пальцем Феликс.

Отключив связь, я тут же удалила из памяти компьютера наш разговор и пошла готовить маме завтрак.

Когда я вернулась в подвал, она уже успела переодеться. Не знаю, откуда взялась эта красная кофта с провисшими огромными пуговицами, черная юбка… Мама впервые за долгое время решила «принарядиться». Она почти ничего не съела и выглядела возбужденной: от расширенных зрачков ее серые глаза как будто вернули себе утраченный цвет, лицо преобразилось.

– Анечка, а сейчас лето? – вдруг спросила она.

– Да. Июль.

– А погода?

– Солнечно сегодня, тепло, – ответила я.

Мама заулыбалась. Она любила расспрашивать меня о погоде, о небе, солнце, о чем угодно. В ее воображении мои короткие ответы складывались в некую цельную картину. Она видела все это, дышала воображаемым свежим воздухом, подставляла морщинистое лицо мнимому солнцу.

– Анечка, я хочу попросить тебя кое о чем.

– Конечно.

– Ты бы смогла сделать так… ну… как будто мы с тобой незнакомы?

– Мам, ты что! – возмутилась я. – Что значит «не знакомы»?

– Ну, меня же уже как бы нет. А тебе еще жить и жить. Ну, если что, может, лучше сделать вид, что мы не знаем друг друга?

– Ты говоришь такие-то глупости! Как это «не знаем друг друга»?! Ты живешь у меня. К тому же генетическая экспертиза подтвердит, что мы родственники.

– Ясно, – поникла мама.

Мне стало страшно. К чему эти вопросы? Периодически мама заводила такие странные разговоры, что у меня волосы на голове шевелились. Мало проблем, так еще и она как ребенок, честное слово…

– Ладно, ты извини, мне нужно идти, – я собрала со стола остатки завтрака, поцеловала маму и пошла в дом.

В голове зрел план. Сначала мне нужно куда-нибудь увезти маму, потом… мне было страшно думать об этом «потом». Как поведет себя Глеб?

Я вышла на улицу. Погода, действительно, была замечательной. Напротив дома по парковой аллее носились карапузы, смешно переваливаясь с ножки на ножку. На лавочках под аккуратно постриженными деревьями сидели женщины, о чем-то оживленно беседовали, но глаз не спускали с малышей, вскакивая на каждый писк. Солнечная идиллия навевала мысль, что все мои проблемы надуманы, надуты, как мыльный пузырь, и еще минута – взорвутся тысячами цветных брызг.

Пытаясь вспомнить дорогу к церкви, я побрела по улице. Днем дома, деревья и перекрестки выглядели совсем иначе, чем той ночью. Переулок слева, тогда темный и зловещий, оказался просто тупиком. Я вышла на то место, где встретила ночной патруль, но никак не могла сообразить, куда же свернула потом. Ноги с гладкой дороги ступили на аккуратную брусчатку. Шаги стали гулкими, и я вспомнила, как испугалась этого звука посреди ночной тишины, как застревали каблуки между покатыми кирпичиками. Подчиняясь интуиции, я свернула на соседнюю улицу и над крышами увидела возвышающийся купол церкви.

Минув квартал, я оказалась у ограды и слегка разочаровалась: арка у входа теперь смотрелась не так величественно, огромные двухстворчатые двери вообще выглядели нелепо, черная краска на ограде облезла, корявыми пятнами обнажая неприглядное зеленое прошлое.

Потоптавшись у входа, я начала сомневаться, что здесь мне смогут чем-то помочь. По всему было видно, что они и со своими проблемами справляются кое-как.

Тяжелая дверь заскрипела. Во двор вышел мужчина в темном костюме. Надеясь, что он меня не заметил, я развернулась и поспешила прочь.

– Анна! – позвал кто-то.

Я узнала Илью. Он уже спешил за мной.

– Анна, подождите!

Убегать было глупо. Я остановилась. Илья подбежал ко мне, и снова серое тепло глаз встретило меня и вкрадчиво гипнотизировало. Надо же, он узнал меня и помнит имя!

– Здравствуйте, Анна, – улыбался Илья. – Я знал, что вы вернетесь.

– Кто вернется? Я? Просто проходила рядом.

– Конечно. Но я рад, что вы просто проходили рядом.

Я смутилась. Веду себя, как дура. Куда ж это надо идти, чтобы оказаться «просто рядом», в таком захолустье?

Илья заметил мою нерешительность.

– Может, пройдете? – спросил он и кивнул в сторону церкви.

– Зачем? Не вижу смысла, – я пожала плечами и снова прокляла себя за глупость и упрямство.

– Хотя бы для того, чтобы мы могли поговорить наедине. Я же вижу, что вы пришли за помощью. Не прячьте помыслы. От меня не получится.

Илья деликатно взял меня под руку и повел ко входу. Я все время отвлекалась на посторонние мысли: почему двери деревянные, почему бы не поставить автоматические, сколько живых цветов вокруг… и прочее, прочее. Во всех этих деталях я пыталась найти ответ на вопрос, можно ли довериться, стоит ли просить помощи или лучше уйти? У меня было лишь несколько минут, чтобы прощупать и обстановку, и этого человека.

Мы поднялись по ступенькам и прошли внутрь. В просторном зале никого не было. Возле статуи красивой женщины, печально склонившей голову, на круглой подставке горели свечи. Ряды скамеек пустовали. Больше не звучала музыка, и только пылинки неспешно кружились в лучах света, падающего на темный пол через высокие витражные окна.

Илья провел меня подальше от входа и сел на скамейку, жестом приглашая присоединиться. Я оглянулась и присела рядом.

– Тут больше никого нет, – сказал он, видимо, догадавшись, что мне не нужны свидетели.

Я втянула воздух, пропахший старым деревом и воском, закрыла глаза. Внутри все похолодело. Я испугалась, что не смогу произнести ни слова. Но Илья не торопил меня. Он просто сидел рядом и, казалось, думал о чем-то своем. Вокруг царила такая нерушимая тишина, какой я не слышала давно.

– Вы тут главный? – решилась я начать.

– Нет, – улыбнулся Илья, – я просто помощник, прихожанин.

– А кто главный?

Наверное, мой вопрос звучал глупо. Илья прятал усмешку и смотрел на меня снисходительно.

– Святой отец, – ответил он.

– Отец? Это ваш папа?

Илья не выдержал и рассмеялся. Тишина церкви от такого беспардонного вмешательства взорвалась раскатистым, зловещим эхом. От обиды мне захотелось треснуть насмешника по голове и уйти.

– Я смотрю, вы вообще не имеет представления о церкви и служении, – Илья перестал смеяться, заметив мою растерянность.

– И что? Это так плохо? Над этим можно потешаться?

– Извините. Я не хотел вас обидеть. Просто вы так серьезно это спросили, что я не сдержался. Вы вообще ничего не знаете о церкви?

– Знаю немного. Мне мама кое-что рассказывала, – я осеклась. Сама не заметила, как вышла на нужную тему.

– Она еще жива? Верит в Бога?

Я замолчала. Ну что ему сказать?

– Да, она жива. И верит в Бога. Поэтому я здесь.

– Рассказывайте, – коротко ответил Илья и повернулся ко мне.

– Я не знаю, можно ли вам доверять…

– Понимаю. Сейчас трудно кому-то доверять по-настоящему. Но все же… если вы пришли за помощью, я постараюсь вас не разочаровать.

– Ладно, мне все равно уже нечего терять. Вернее, не так важен способ, каким я потеряю. Моя мама жива. Ей шестьдесят один год. Она из нулевого поколения.

– О! Это большая редкость, – удивился Илья. – Мне казалось, что таких людей уже не найти.

– Да. И мне хотелось бы, чтобы и впредь не нашли.

– То есть?

– Она живет со мной. У меня в подвале. Уже почти четырнадцать лет.

Илья удивленно поднял брови. Свет через высокое окно падал на светлое, совсем еще молодое лицо. Я заметила, как расширились его зрачки, и испугалась этого.

– Как это возможно? – Илья не отводил глаз. – Это незаконно.