Текст книги "Песочные часы"

Автор книги: Веслав Гурницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Книга известного польского писателя и журналиста Веслава Гурницкого «Песочные часы» не может никого оставить равнодушным. В ней рассказывается о безмерно трагическом периоде в жизни кампучийского народа – кровавом правлении террористической клики Пол Пота – Иенг Сари – Кхиеу Самфана, трудной борьбе кампучийских патриотов против преступного режима, их исторической победе 7 января 1979 года, открывшей перед истерзанной Кампучией светлые горизонты строительства новой жизни.

В. Гурницкий был в числе зарубежных журналистов, которым довелось одними из первых побывать в Кампучии вскоре после ее освобождения от полпотовского режима. Поэтому его книга, написанная как репортаж с места события, что называется, «по горячим следам», захватывает своей исключительной достоверностью, она напоминает рассказ человека, идущего через еще не рассеявшийся дым только что отгремевшего кровопролитного сражения. Автор стал непосредственным очевидцем того, во что превратилась Кампучия за 3 года и 8 месяцев хозяйничанья палаческого режима, и с присущим ему мастерством писателя-публициста нарисовал потрясающую картину чудовищных преступлений полпотовских временщиков и их бесславного падения.

Вместе с тем человек, пишущий «по горячим следам», при всех достоинствах этого метода всегда сталкивается и с рядом трудностей, главная из которых – недостаток историко-документального материала, в частности в нашем случае – документов полпотовского режима, анализ которых позволил бы с научной точностью определить движущие пружины и мотивы вдохновителей этого современного варианта средневекового варварства. В. Гурницкий, несмотря на эту трудность, тем не менее предпринял весьма интересную, на мой взгляд, попытку выявить генезис, полпотовщины как конкретно-исторического явления, обнаружить ее корни и истоки, проследить процесс ее возникновения и эволюции. Однако недостаток документального материала, что в первые недели после падения этого антинародного режима было вполне объяснимо, не позволил автору избежать некоторых неточностей или спорных утверждений.

В настоящее время мы располагаем значительным количеством достоверной документальной информации, воссоздающей в довольно полном объеме картину развития событий в Кампучии в течение последнего, самого бурного десятилетия ее истории. Наиболее впечатляющие разоблачительные документы были оглашены на открытом судебном процессе над Дол Потом и Иенг Сари, который состоялся в августе 1979 года в Пномпене. В результате тщательно проведенного расследования и на основании многочисленных документов полпотовского режима, показаний свидетелей, вещественных доказательств был составлен Обвинительный акт, раскрывающий действительно противоправный характер правления Пол Пота и его камарильи и всю «механику» их чудовищных преступлений против человечности. В мае 1981 года состоялся IV съезд Народно-революционной партии Кампучии, в документах которого содержится глубокий анализ «полпотовского периода» в истории партии и страны. Наконец, в Советском Союзе, в самой Кампучии, во Вьетнаме, других зарубежных странах за прошедшие три года появилось немало работ научного и политического характера, в которых дана развернутая характеристика полпотовщины как чудовищного социально-политического явления.

Основываясь на этих материалах, я хотел бы предложить вниманию читателей небольшую историческую справку, чтобы с самого начала пролить свет на причины и истоки кампучийской трагедии, о которой повествует книга В. Гурницкого «Песочные часы».

До 1953 года Кампучия, так же как Вьетнам и Лаос, являлась частью французского «Индокитайского союза», Вьетнамский, лаосский и кампучийский народы плечом к плечу вели трудную борьбу против колонизаторов за свое национальное освобождение.

Этой борьбой до 1951 года руководила Коммунистическая партия Индокитая (КЛИК), созданная в феврале 1930 года великим сыном вьетнамского народа Хо Ши Мином. К 1951 году обстановка в Индокитае изменилась. Национально-освободительные революции во Вьетнаме, Лаосе и Кампучии находились на различных этапах развития, что, естественно, ставило перед коммунистами трех стран различные по своему характеру, масштабам и методам решения задачи. В феврале 1951 года на П съезде КПИК было принято решение о разделении этой партии на три самостоятельные. Так возникли Партия трудящихся Вьетнама (ныне – Коммунистическая партия Вьетнама), Народная партия Лаоса (ныне – Народно-революционная партия Лаоса) и Кхмерская народно-революционная партия (ныне – Народно-революционная партия Кампучии – НРПК).

Действуя со дня основания в глубоком подполье, НРПК последовательно выступала в роли политического авангарда патриотических сил Кампучии, поддерживала тесные отношения с вьетнамскими и лаосскими соратниками, координируя с ними борьбу против колонизаторов, за национальное и социальное освобождение. До 1960 года во главе НРПК стоял ветеран национально-освободительной борьбы Сон Нгок Минь. В сентябре 1960 года на II съезде партии ее руководителем был избран коммунист-интернационалист Ту Самут. Съезд принял новую программу, которая соответствовала обстановке, изменившейся после подписания в 1954 году Женевских соглашений и ухода французских колонизаторов из Индокитая.

Но эту программу кампучийским коммунистам не суждено было осуществить. В конце 1953 года в Пномпень из Франции вернулись Пол Пот, Кхиеу Самфан и ряд Других «левых». Лучше ориентируясь в городских условиях, чем ветераны партии, проведшие много лет в партизанских отрядах в джунглях, ловко манипулируя ультрареволюционными лозунгами, они вскоре захватили в свои руки руководство Пномпеньской партийной организацией.

Затем им удалось навязать партии острую дискуссию по жизненно важным вопросам тактической линии. Какая форма борьбы партии после достижения Кампучией национальной независимости должна быть главной – вооруженная или политическая? Поддерживать ли антиимпериалистическую политику тогдашнего правительства Кампучии или бороться против него? Оставаться ли НРПК в составе единого фронта патриотических сил Индокитая или под флагом «независимости и самостоятельности» вести борьбу обособленно? На все эти вопросы Пол Пот давал однозначные ответы: только вооруженная борьба, никакой поддержки правительству, партия должна идти «независимым» курсом.

После II съезда партии Пол Пот стал личным секретарем Ту Самута и, пользуясь своим положением, начал сколачивать антипартийную группу. 27 мая 1962 года Пол Пот и его единомышленники тайно совершили злодейское убийство Ту Самута и некоторых других членов руководства. В 1963 году Пол Пот встал во главе партии и начал перестраивать ее деятельность на левоэкстремистский лад. Ветераны КПИК, все, кто выступал за тесную солидарность с Вьетнамом, Советским Союзом, физически уничтожались. Так, в 1972 году был отравлен находившийся в госпитале Сон Нгок Минь.

18 марта 1970 года к власти в Пномпене в результате государственного переворота пришла проамериканская военная группировка во главе с генералом Лон Нолом. НРПК приняла активное участие в создании Национального единого фронта Кампучии, который возглавил борьбу кампучийского народа против американских ставленников. Вооруженные отряды НРПК стали костяком созданной Армии национального освобождения. Большую помощь в ее формировании, в создании на территории Кампучии освобожденных районов и опорных баз оказали НРПК вьетнамские братья. Патриоты Кампучии нуждались в материальной и политической поддержке Вьетнама, стран социализма, по этой причине до окончания войны Пол Пот и его сторонники не решались открыто демонстрировать свои антивьетнамские, антисоциалистические настроения.

После освобождения Кампучии в апреле 1975 года перед кампучийским народом открылась возможность мирного строительства новой жизни. Однако события в стране стали развиваться вразрез с чаяниями народа. Узурпировавшая абсолютную власть в стране и партии клика Пол Пота – Иенг Сари – Кхиеу Самфана попыталась вырвать у народа плоды завоеванной победы.

Полпотовские временщики приступили к строительству невиданного в истории общества – без городов, без собственности, без рынков и денег, без семьи. Первой же «радикальной» акцией полпотовцев в освобожденной Кампучии стало насильственное выселение в течение 72 часов из Пномпеня и других городов всех жителей. Только в ходе этого чудовищного эксперимента погибли от голода, жары, эпидемий сотни тысяч людей.

Из горожан и сельских жителей, пересортированных и рассеянных по всей стране, создавались «сельскохозяйственные коммуны», которые в действительности являлись замаскированными концлагерями. Вместе с частной собственностью была ликвидирована и личная. Всякая свобода личности, уважение элементарных человеческих прав отсутствовали. Было ликвидировано денежное обращение. Учебные заведения были закрыты а их здания превращены в тюрьмы и казармы. Не работали кинотеатры, телевидение. Страна была изолирована от внешнего мира.

Кампучийцы были разделены на три категории по степени лояльности режиму. Представители второй и третьей категорий квалифицировались как «недочеловеки» и подлежали «перевоспитанию» или истреблению. Жестоким преследованиям и физическому уничтожению подвергалась прежде всего образованная часть населения – творческая и техническая интеллигенция, студенчество, служащие, духовенство. Истреблялись также целые народности, религиозные группы населения. Полпотовские вандалы осуществляли небывалый по масштабам геноцид в отношении собственного народа. За 44 месяца их правления было уничтожено, замучено, погибло от голода и болезней около 3 миллионов человек.

Крайне жестокий удар обрушили полпотовцы и на НРПК, уничтожив 90 процентов верных марксизму-ленинизму членов партии. Как указывается в сегодняшних документах НРПК, полпотовская клика «разрушила партию, заставила ее отступить от позиций рабочего класса, изменить принципам марксизма-ленинизма», навязала ей «реакционный экстремистский национализм» и в конечном счете превратила партию в «контрреволюционную организацию, организацию палачей и убийц… для проведения в стране массового террора, равного по жестокости которому не знала история человечества».

С первых же дней своего существования полпотовский режим взял курс на подрыв традиционных уз солидарности народов Индокитая, развязав кровопролитную войну против социалистического Вьетнама. Объектом вооруженных провокаций стал не только Вьетнам, но и другие соседние с Кампучией страны.

Таким образом Кампучии была навязана настолько чудовищная «модель» политического устройства общества, такой антинациональный, бесчеловечный режим, что это не могло не вызвать всеобщего гнева и возмущения в стране. Борьбу кампучийских патриотов за свержение преступной антинародной клики возглавили оставшиеся в живых истинные коммунисты, которые осознали смертельную опасность полпотовщины для дела кампучийской революции. Важнейшее значение для успешного развертывания борьбы имел тот факт, что революционно-патриотическим силам удалось установить тесные связи с братским Вьетнамом, получить поддержку прогрессивной мировой общественности.

2 декабря 1978 года в одном из освобожденных районов страны был создан Единый фронт национального спасения Кампучии во главе с видным патриотом Хенг Самрином. Революционно-патриотические силы сумели превратить агрессивную войну, развязанную полпотовцами против Вьетнама, в революционную гражданскую войну. 7 января 1979 года Пномпень, а вслед за ним и вся Кампучия были освобождены Революционными вооруженными силами. 10 января была провозглашена Народная Республика Кампучия. В Кампучии победила народно-демократическая революция.

В своей книге Веслав Гурницкий пишет, что полпотовцы «не были импортированы извне, не были шайкой подосланных убийц, абсурдной исторической случайностью». В принципе с этими утверждениями можно согласиться. Можно даже предположить, что на заре своей политической деятельности это были честные люди, искренне стремившиеся к скорейшему национальному и социальному освобождедию своего народа и в силу этого страдающие симптомами болезни «левого экстремизма», вполне простительной для людей, чьи сердца переполняют ненависть к угнетателям и мечты о ниспровержении существующего строя. Но когда после победы революции экстремизм возводится в ранг государственной политики, это неизбежно приводит к тому, что даже истинные, но политически невежественные революционеры постепенно становятся фанатичными разрушителями и хладнокровными убийцами. «Невежество, – писал К. Маркс, – это демоническая сила…оно послужит причиной еще многих трагедий»[1]1
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. I, с. 112.


[Закрыть].

Пол Пот, хотя он не стеснялся именовать себя коммунистом, имел, как показывает анализ его биографии и печатных трудов, крайне смутное, более того – совершенно превратное представление о теории научного коммунизма. В юности он шесть лет провел в буддийском монастыре, из них два года соблюдал обет монашества. В студенческие годы в Париже примкнул к троцкистской группе, где познавал азы ультрареволюционной «науки». Впоследствии эклектическая мешанина из левоэкстремистских лозунгов и религиозно-мистических представлений трансформировалась в его сознании в идеологию мелкобуржуазного утопического псевдосоциализма и воинствующего национализма. Пол Пот и его окружение стали ревностными сторонниками теории «крестьянской революции», проповедниками «особого пути» кампучийского освободительного движения. В силу объективных конкретно-исторических условии Кампучии демагогия Пол Пота о том, что «город – это средоточие контрреволюции», а «главная революционная сила – крестьянство», падала на благодатную почву, особенно в годы борьбы за освобождение Кампучии от проимпериалистического режима, когда происходил бурный рост рядов партии за счет притока неграмотной крестьянской молодежи из наиболее отсталых в экономическом и культурном отношении районов страны.

Подобно бланкистам, которых высмеял В. И. Ленин, полпотовцы считали, что «раз они хотят перескочить через промежуточные станции и компромиссы, то и дело в шляпе, и что если… на этих днях «начнется», и власть очутится в их руках, то послезавтра «коммунизм будет введен»[2]2
  В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 41, с. 50–51.


[Закрыть]. Очутившись у кормила власти, Пол Пот первым делом громогласно объявил, что он покажет «всем этим ревизионистам», как Кампучия успешно осуществит «стопроцентную, полную революцию», быстрее всех построит «радикальный, чистый социализм». Полпотовцы не принимали в расчет никаких общественных отношений, они не располагали какой-либо собственной конкретной программой переустройства общества.

На формирование идейно-политических взглядов Пол Пота большое влияние оказало непосредственное знакомство с «культурной революцией», которая в середине 60-х годов потрясла Китай. По его же собственным словам, он был пленен этим мощным разгулом «революционного духа масс», физические расправы и духовное глумление над миллионами людей он называл «очищением организма от болезненных явлений». На родину он вернулся убежденным поборником насаждения опыта «культурной революции» в Кампучии.

То, что руководящей идейно-политической доктриной полпотовского режима был этот опыт, показывает даже самый поверхностный анализ.

Кампучийский вариант «культурной революции» превзошел все мыслимые масштабы злодеяний. Физическое уничтожение инакомыслящих; навешивание ярлыка «враг», со всеми вытекающими отсюда последствиями, на представителей наиболее передовой в культурном отношении части населения; ликвидация системы просвещения; искоренение «наследия прошлого», сопровождавшееся разрушением памятников древней культуры и сожжением на кострах научных, учебных и художественных изданий, – все это стало в полпотовской Кампучии нормой жизни.

В своей книге В. Гурницкий, стремясь проникнуть глубже в суть происшедшей в Кампучии трагедии, много размышляет сам и заставляет размышлять читателя о вещах и явлениях, хотя подчас и не имеющих прямого отношения к теме книги, но помогающих найти ответ на поставленные автором вопросы. Эти размышления, своего рода философские раздумья автора, представляются весьма интересными, они свидетельствуют о творческом, нестандартном подходе даже к тем явлениям, которые кажутся ясными, о попытках автора по-новому, по-своему осмыслить сложные проблемы века. Именно такую оценку можно дать рассуждениям автора относительно доктрины китайской «культурной революции», где он стремится разобраться, в чем причина того, что этот в общем трагический зигзаг в истории современного Китая находил все-таки своих приверженцев и почитателей в самых разных странах мира. Хотелось бы только добавить к этому, что представленный автором анализ, скорее всего, мог бы быть несколько иным, если бы его книга была написана после появления решений VI пленума ЦК Компартии Китая (июнь 1981 г.) и других политических документов КПК, в которых «культурная революция» подвергнута суровому осуждению, а порядки, существовавшие при ней, названы «жесточайшей военно-феодальной диктатурой».

Оригинальны, но вряд ли правильна мысль автора о роли автомата в развитии революционных движений в Азии. Мне кажется, это упрощенческий подход к важным социально-политическим проблемам современности, сводящийся в конечном счете к перефразированию известного лозунга «винтовка рождает власть». О начале «пробуждения Азии» В. И. Ленин писал еще в 1913 году. После Великой Октябрьской социалистической революции этот объективный исторический процесс в Азии, как и на других континентах, развивается вширь и вглубь, национально-освободительные войны сменяются социальными революциями. Кстати сказать, великие освободительные революции в Азии – в Монголии, Вьетнаме, Корее, Китае – победили тогда, когда основным видом оружия была винтовка. Кроме того, автоматами, да и не только ими, вооружены до зубов также и те, кто подавляет «азиатские революции», и, если эти революции все-таки побеждают, значит, дело вовсе не в автоматах. Что же касается полпотовцев, от которых автор отталкивается в своих рассуждениях о роли автомата, то они-то как раз, творя свои кровавые преступления, больше доверяли не автомату, а более простому в обращении орудию – обыкновенной крестьянской мотыге.

Веслав Гурницкий – из тех писателей, кто уютной кабинетной тиши предпочитает передний край бурных социально-политических событий, потрясающих планету. Он изъездил чуть не весь мир, особенно много бывал в азиатских странах. Его можно встретить практически везде, где идет или шла борьба не на жизнь, а на смерть между силами добра и зла, свободы и угнетения, за лучшее будущее людей. Закономерно поэтому, что он оказался и среди летописцев кампучийской драмы.

Думаю, что книга В. Гурницкого «Песочные часы» будет с большим интересом встречена советским читателем. Хотя после освобождения Кампучии от кровавого полпотовского режима прошло уже четыре года, эта тема не потеряла своей злободневности. Нагнетая сегодня враждебную кампанию против Народной Республики Кампучии, отдельные деятели в Вашингтоне и столицах ряда других стран начинают забывать или же делают вид, что забывают, о вопиющих преступлениях полпотовских палачей, стремятся обелить их в глазах мировой общественности, придать им респектабельность. И все это делается ради того, чтобы использовать остатки полпотовских банд в вооруженной борьбе против новой Кампучии, в хитроумных политических комбинациях, направленных на ликвидацию народной власти, установление в этой стране порядков, угодных силам империализма и реакции. Книга В. Гурницкого – гневное напоминание всем тем, кто вольно или невольно хотел бы гальванизировать политические трупы полпотовских убийц и мракобесов, отвергнутых своим народом и навсегда вышвырнутых из Кампучии.

Е. Васильков

I–X

I. В четверть шестого мы уже были на границе. Еще не рассвело. Подернутый дымкой, еле заметный, месяц из последних сил держался над сухим, изуродованным снарядами приграничным лесом. Над сетью траншей, над разрушенными бункерами царила тишина, нарушаемая лишь чуть слышным плеском уклеек в придорожной канаве.

Начальник охраны решил переждать до утра. Смущенно улыбаясь, он сказал, что на той стороне еще опасно бродить в потемках. «Вредные элементы» иногда напоминают о себе. Разумеется, не слишком часто. Скорее редко. Можно сказать, лишь время от времени. Однако он отвечает за нашу безопасность, а потому просит нас примириться с этой маленькой заминкой. Впрочем, это ненадолго. Через двадцать минут взойдет солнце.

Моторы выключены. Солдаты охраны закинули за спину автоматы. Лишь около головной машины, притаившись за капотом, как молодой тигр, солдатик в легком, похожем на шляпу шлеме нацелил автомат в вязкую тьму. Его карие глаза терпеливо обшаривали ночной мрак.

Позевывая, ругаясь, что-то бормоча, мы разбрелись по дороге. Все были согласны в одном: вовсе ни к чему вскакивать в три часа ночи. Откуда-то появилась бутылка вьетнамской водки под названием «луа мой», что значит в переводе «новый рис». Пять утра – это прекрасное время для борьбы с горечью бытия, тем более что последний бой завершился далеко за полночь в ожесточенных спорах, в чаду взаимоисключающих мнений. Только переругавшиеся небритые мужчины со стаканами в руках могут понять, что такое эти дурные и дурацкие ночи.

Я лениво поплелся вперед, шатаясь от усталости, отшвыривая носком ботинка пустые гильзы и засохшие лепёшки буйволиного помета.

Впрочем, встать в три часа утра – это в некоторых отношениях неплохо. Я люблю эти часы, сонные, злые, полные беспорядочных, грубоватых сновидений, часы каждодневного искупления грехов. В эти часы хорошо думается: дерзко, небрежно, без оглядки на логику, на дневные страхи и притворство. Со всей откровенностью. Быть может, только в такие минуты с человека слетает вечное его беспокойство по поводу манер и прически, желание всем нравиться и никого не задевать.

II. Итак, решено. Не буду писать никакой книги. Мне уже осточертело «собирать материал», заниматься болтовней, поправлять, подгонять, читать внутренние и внешние рецензии, ходить на «авторские вечера», делать горькие сравнения, подсчитывать ошибки. Хватит. Довольно. У меня есть на что жить. По какому, собственно говоря, поводу я должен участвовать в наращивании словесного потопа и притворяться, что собираюсь сообщить нечто важное? Ничего важного сказать я не в состоянии.

Это становится смешным и неприличным. Все вокруг что-то наперебой строчат, в поспешности и горячке, словно завтра навек пропадут типографская краска и бумага. По всей стране разносятся оголтелый стук пишущих машинок и пронзительный скрип авторучек. Молодые польские прозаики со значительным видом уведомляют нас, что одна дама отказала им в прелестях своего тела и по этому поводу они приняли повышенную дозу алкоголя. Бумажные поручики тиражом в сто тысяч экземпляров победно расправляются с негодяями-преступниками. Сатирики хлещут своими бичами но четыре тысячи семьсот пятьдесят злотых с листа. Люди отправляются в научную командировку для изучения божьих коровок, полярных или тропических, и лотом годами строчат столбцы насчет цвета и вкуса касторового масла. Польские собственные и специальные корреспонденты тоже хороши: что ни выезд, то книга. Весь мир, от Шпицбергена до пустыни Гоби, описан уже сто шестьдесят восемь раз. Спецкоры побывали даже на Фолклендских, Триобрандских и Андаманских островах. Космос, полюс, пустыня – Пожалуйста! У вас, мистер Г., тоже много кое-чего на совести.

В обычное время этот кинематограф засасывает по инерции. Все превосходно: ставятся проблемы, формируются точки зрения, биржа работает, сверху снисходительно взирают на эти игры, жизнь течет. Но иногда проектор гаснет во время сеанса. В зале загорается свет. И мы с удивлением смотрим друг на друга, вспотевшие от писания, запыхавшиеся в толкотне, с налитыми завистью глазами. Тогда хочется заорать, что все это мы выдумали, что подлинные проблемы нашего века совсем не таковы и решаются они в совершенно других местах планеты. Но вот через минуту вновь закрутилось кино, и все сомнения вылетают из головы. Лишь бы вперед. Если даже кто-то испытывает потребность привести в порядок свои мысли, то он не обратится за помощью к трудам аккредитованных за рубежом корреспондентов. Да и немногие в этом нуждаются.

Бумажный мир, жевательная резинка, пластмассовые души, усталые глаза корректоров и библиотекарш, нехватка целлюлозы, падающие сосны, тоска такая, что не обойтись без ста граммов пшеничной.

Видно, так и должно быть. Каждый подготовил рассказ и хочет прокричать его, пока можно. Некоторые рассказы даже недурны. Да и мои иногда тоже.

Но это не занятие для мужчины.

III. Обойдись я даже без этих язвительных и плоских замечаний, которые родились в полусонном мраке как следствие нарушения в подкорковых центрах химических процессов, все равно пришлось бы принять к сведению, что мы давно говорим на разных языках. Кого убеждать, кого обращать? Что бы я ни написал, меня обязательно на чем-то поймают или покажут, как обо многом я умолчал, не коснувшись таких-то и таких-то не относящихся к делу вопросов.

Вот уже двадцать лет я убежден, что по-настоящему жгучие проблемы рода человеческого решаются в Азии, и больше нигде.

Но как я могу это доказать? Что есть у меня, кроме чисто субъективной уверенности, которую легко счесть одержимостью, безобидной манией? Кого по-настоящему интересуют отдаленные уголки Азии как полигон, где испытываются на прочность элементарные понятия? Писатель, который ищет незамутненной человечности среди живущих под Варшавой люмпенов, никогда не примет моего предложения перенести изучение доли человеческой на тринадцать тысяч километров юго-восточнее Краковского Предместья[3]3
  Одна из главных улиц Варшавы. – Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть]. И если я ему скажу, что знаю наших люмпенов не хуже его и не вижу смысла отыскивать в них человечность, умалчивая о судьбе тех, далеких людей, тогда он спросит (и не без оснований), что же я предлагаю, коль скоро не все хорошо переносят тропики. Тут дискуссия и оборвется, поскольку моя азиатская одержимость не выдержит испытания теми строгими критериями зла и добра, которые устанавливаются каждый день в полдень начитанными и впечатлительными людьми, с чистыми или почти чистыми руками. Если сказать им, что каждый молчит о чем-то своем и у двух молчаний разная цена, а подлинная мера бедствий человеческих объективна и легко проверяется, они со значительным видом продемонстрируют мне свой приватный космос, не выходящий за пределы четырех варшавских улиц, и иронически спросят: неужели я не вижу здесь ничего интересного? По их мнению, именно здесь всего чувствительнее действие повседневных и экзистенциальных терзаний, достойных увековечения на бумаге. Элементарный опыт всегда является наилучшим исходным пунктом для созидания мира, абсолютной истины и нравственности. Остальное – это газетная писанина лучшего или худшего качества. Как правило – худшего. Я на это сердито отвечу, что по мне лучше та подлинность, которая присуща, скажем, народу Зимбабве, чем та модель социальной впечатлительности, которая импортирована и перенята совсем не от тех, кто может сказать нечто новое. Они саркастически фыркнут и спросят (опять-таки не без повода), какой способ мышления представляется мне более распространенным и не степень ли распространенности должна быть в конце концов надежным ориентиром для лиц, которые с такой охотой выступают от имени народов и континентов.

Это не имеет смысла. И никогда не будет иметь. Существует непреодолимый барьер, воздвигнутый воображением и опытом, масштабом сравнений, исключающими друг друга образами мышления, один из которых наверняка ложен. Когда-то я думал, что множественность подходов содействует познанию истины и красы мироздания. Затем лишился иллюзий. Поскольку это превращается в разговор слепого с глухим, который никогда ни к чему не приведет.

Убедившись в наличии таких расхождений, разумно хранить молчание.

IV. Нет, конечно, я напишу, что мне положено, Процедура мне прекрасно известна. Надо просто сориентироваться, как выглядит положение в Кампучии три недели спустя после свержения Пол Пота. Надо объяснить, как получилось, что «красные кхмеры»[4]4
  Это название Нородом Сианук дал в 60-х годах всем левым силам, выступившим против его режима. Впоследствии оно было автоматически перенесено на полпотовцев.


[Закрыть], о которых не так давно писались доброжелательные статьи, из друзей превратились во врагов. И наконец, мне надо удостовериться, насколько соответствуют истине сообщения мировой печати о невиданной жестокости только что свергнутого режима. И как это вышло, что все четыре года никто действительно не имел достоверных сведений о Кампучии. Этого хватит на пять, может быть, на шесть серьезных статей.

И хорошо. Большего не требуется.

V. Вдруг из-за молчаливого холма брызнуло рыжее солнце и начало карабкаться по восточной стороне небосвода с такой скоростью, словно его тянула стрела подъемного крана. Восход солнца в тропиках – это всегда дурно срежиссированный спектакль: становится просто неловко за дилетантскую беспомощность постановщика. Мир становится невсамделишным, искусственным, каким-то неухоженным. Барахло вылезает из-за каждого дерева. Дома покачиваются на курьих ножках. На человеческих лицах, словно бы сделанных из папье-маше, видны следы уродливого грима.

В одну минуту заголосили птицы. Из-за уплывающих облаков полились струи светлого сухого жара. В придорожных зарослях начали раздаваться шуршание и чавканье, шелест и сопение. Заворчали моторы. Охрана подбежала к машинам. При дневном свете открылась взгляду испепеленная солнцем земля, на которой росли редкими клочьями пырей и пыльный лопух. На солнце поблескивали брошенные каски и фляги, обгоревшее брюхо бронетранспортера, неразорвавшиеся снаряды, одна сандалия из автопокрышки и обломки военной техники неизвестного назначения.

Десять с липшим лет ходит по этой земле война. Район «Клюва попугая»[5]5
  «Клюв попугая» – острый выступ территории Кампучии, который врезается в юго-западные провинции Вьетнама.


[Закрыть] – это одно из самых разоренных мест в Азии. Где-то поблизости легендарное индокитайское шоссе № 1 пересекается с давней «тропой Хо Ши Мина». Уже нельзя установить, кто подорвал эти железобетонные бункера и перепахал бомбовыми взрывами стрелковые окопы, где полно гильз, осколков и окровавленных тряпок. На ящиках из-под артиллерийских снарядов – китайские иероглифы. На пулеметных лентах – американская нумерация и отчетливо видное название фирмы: «Brunswick Mfg. Co, USA». У искореженной противотанковой установки знакомые очертания, напоминающие о немецких фаустпатронах сорокалетней давности.

Партизаны воевали здесь с войсками сайгонского режима, американцы – с вьетнамцами, «красные кхмеры» – с войсками Лон Нола, штурмовые бригады Пол Пота – с народной милицией объединенного Вьетнама, новые кхмерские партизаны – с карательными экспедициями полпотовцев. Стреляли и по солдатам в мундирах, и по босоногим крестьянам, по беженцам, женщинам и маленьким детям.