Текст книги "Я. Не. Жертва (СИ)"
Автор книги: Весела Костадинова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
2
Несколько дней я с опаской ходила по улицам, оглядываясь и вздрагивая от любой тонированной машины. В добавок ко всему, мне стало казаться, что чьи-то глаза постоянно следуют за мной. Ругая свою мнительность, я все же чувствовала себя в постоянном напряжении.
И как оказалось – не напрасно. Ласточка прилетела на лекции по химической технологии.
Скрипнула дверь аудитории и мы разом повернули головы на посторонний звук. В зал осторожно заглянул молодой парень в форме доставщика.
– П….простите, – пробормотал он, оглядывая аудиторию.
Зоя Федоровна – высокая, габаритная женщина – грозная профессор – нахмурилась.
– Что вам здесь нужно? – гаркнула она, пригвоздив несчастного юношу взглядом.
– Простите, – снова пискнул он, – Соколова Ольга Кимовна здесь есть?
Все головы повернулись в мою сторону, а я лишь недоуменно пожала плечами.
– Соколова, на выход, – скомандовала Зоя Федоровна.
Спорить с ней было равносильно самоубийству, поэтому вздохнув, я только собрала вещи и вышла, злясь на неожиданного и непонятного гостя. Сдать зачет по технологии я собиралась досрочно, но этот визит сбивал все мои планы.
– Что нужно? – довольно зло рыкнула я на доставщика, замечая у него в руках огромный букет алых роз.
– Вам посылка, – виновато ответил он, протягивая мне бланк для подписи.
– Что это? – вздрогнула я, глядя на букет, – от кого?
– Простите, Ольга Кимовна, я просто доставляю, – промямлил парень и мне стало его даже жаль. Я ведь уже точно знала от кого этот проклятый букет и не желала брать его в руки.
– Знаешь, – тихо сказала я, – выбрось его в ближайшую помойку, друг, пожалуйста.
– Ольга Кимовна, – едва слышно признался он, – меня сразу уволят за такое. Заказчик… – парень замялся, – он …. Он устроит мне проблемы. Пожалуйста.
Своими словами он подтвердил все мои подозрения. Никто, кроме Белова не мог устроить этот цирк и так напугать парнишку. Я расписалась в документах.
– А теперь сможешь их выбросить? – тихо спросила после подписания. – Официально ты их вручил.
– Нет, – он не поднимал на меня глаз.
– Почему?
– Заказчик…. Он… он может наблюдать.
Мороз пробежал по позвоночнику. Я резко выхватила этот ненавистный веник из рук юноши, ища глазами ближайшую урну.
– Иди уже, – мой голос дрожал от сдерживаемого гнева, – и если тебя спросят, передай, чтоб он этот веник засунул себе в…. – едва сдержалась, прикусив язык.
Парень сбежал от меня, как от огня, а я с ненавистью посмотрела на букет. Роскошен, что и говорить, роскошен и элегантен, явно куплен не на рынке у бабушек. Роза к розе – свежие, казалось даже, что в сердцевине каждого цветка все еще остались капли росы. Аромат от букета исходил невероятный. Я всегда любила розы, но сейчас от этого великолепия меня начало мутить.
Отгоняя наваждение, вызванное прекрасными цветами, я быстрым шагом дошла до ближайшей урны и швырнула в нее букет. Ожидаемо цветы не поместились в бачке, но меня это заботило мало – избавилась и хорошо.
Тихо квакнул телефон. Я открыла сообщения и тихо чертыхнулась, судорожно оглядываясь по сторонам.
«Не любишь розы?» – пришло с незнакомого номера
И через секунду:
«Хорошо. Я терпеливый, попробую другие цветы».
3
Слов на ветер мерзавец не бросал, цветы приходили каждый день – разные, роскошные, свежие и очень дорогие. Он буквально заваливал меня цветами всю неделю – розы, лилии, орхидеи, ирисы и даже такие, названия которым я не знала. За моей спиной пошли завистливые щепотки и пересуды – весь курс обсуждал того, кто дарил мне веник за веником. И каждый последующий букет отправлялся по маршруту первого – на помойку. Хоть иногда мне до слез было жаль такой красоты.
Я вздрагивала от каждого постороннего звука во время занятий и молилась только об одном – чтоб букет не пришел во время физики – мне было страшно смотреть в глаза Пятницкого. Ксюха, прекрасно зная, от кого приходят букеты тихо сочувствовала мне, но и она не видела вариантов, как прекратить эти подарки.
Я несколько раз писала, чтоб Белов оставил меня в покое, три раза звонила ему, несколько раз бросала номера в черный список, но он все равно продолжал мне писать – каждый раз с нового номера. Все это начинало напоминать страшный фильм ужасов.
– Сволочь! – я отправила в мусорное ведро очередной букет. – Скотина!
– Блин, Оль…. – подруга погладила меня по плечу, – может уже в полицию обратиться?
– Ксюш, ты сама-то поняла, что предложила? Он сам из полиции, причем возглавляет самое поганое подразделение – центр «Э». Знаешь, кто это? О, по лицу вижу, что знаешь. Да и что я скажу? Меня человек заваливает цветами? Это бред какой-то….
Ощущение бреда усилилось на следующей неделе, когда с цветами начали приходить и подарки: мягкие игрушки, сладости и прочая ерунда. Их я тоже выбрасывала, даже не распечатав. Но хуже всего было то, что мне стало казаться, что за мной постоянно наблюдают. Часто возле нашего корпуса стояла одна и та же синяя тойота с двумя мужчинами внутри. Эту же тойоту я стала замечать и около своего подъезда. Сначала я пыталась убедить себя, что это совпадение, но после трех дней поняла – за мной действительно установили слежку.
Самое страшное во всей этой ситуации было то, что я стала избегать Геннадия Ивановича всеми силами: не отвечала на сообщения, сбрасывала звонки и сбегала с пар самой первой, чтоб ничего не объяснять. Стала дерганной, злой и уставшей.
В пятницу вечером, выйдя из университета, я краем глаза заметила, что синей тойоты не видно и перевела дыхание. Но радовалась я рано, на выходе с территории меня поджидал знакомый джип.
– Ты так и не берешь мои подарки, куколка, – Белов вышел из машины и перегородил мне путь.
– Я не один раз просила вас оставить меня в покое, – зло ответила я, скрывая под ним свой испуг, – что в этом сложного? Уверенна, многие девушки не устоят перед вами.
– Но не ты… – он подошел ближе, очень близко.
Я хотела отбежать, но Белов цепко схватил меня за локоть.
– Отпустите, или я закричу, – прошептала я, цепенея.
– Кричи, – прошипел он, – улица пуста, никто тебе не поможет.
Он потащил меня к машине, не смотря на мое сопротивление. И вот тогда, вместо того, чтобы закричать, я вцепилась зубами в его руку. Со всей силы вцепилась, вкладывая в сжатые челюсти всю свою ненависть и страх
Громко матерясь, Белов почти отшвырнул меня от себя.
– Ах ты, сука, – прохрипел он, а глаза его стали похожи на два черных омута. С руки капала кровь – похоже я знатно его цапнула – он перехватил ее другой рукой. У меня во рту тоже появился привкус чужой крови.
– Ты за это ответишь, матрешка, – его трясло от ярости, и я почти физически чувствовала эти волны. – Ты еще молить меня будешь о прощении.
– К черту иди! – тяжело переводя дыхание, ответила я. – Только тронь меня еще раз, сволочь, я тебе горло перегрызу!
От университета в нашу сторону бежали люди, видимо поняв, что происходит что-то очень плохое. Белов не стал ждать их приближения, сел в машину, завелся и стартанул прочь. Я же едва не осела прямо на асфальт – эта победа стоила мне почти всех моих сил.
4
В понедельник маме отказали в госпитализации.
– Но по какому праву вы не берете ее на химию? – кипела я, разговаривая по телефону с заведующим отделением. – Вы не имеете такого права…
– Ольга Кимовна, – голос врача звучал устало, – мы еще в прошлом месяце вам объясняли, что терапия эффекта не имеет, что делать новые химии просто нет никакого смысла….
– Да, – я чуть не плакала, – мы с вами говорили об этом, но мы еще договорились, что вы еще раз попробуете… поймите, если вы откажетесь взять ее – лишите ее последней надежды…
– Я вас прекрасно понимаю, – врач был мягок и терпелив, – но мы не можем занимать место другого человека. Между нами, вы ведь понимаете, что счет идет на дни? Даже не на недели…..
– Денис Федорович, я вас прошу…. Я заплачу, если это необходимо, – мне казалось, пол уходит у меня из-под ног.
– Нет, Ольга Кимовна. Простите, но нет.
– Почему? – в уголках глаз собрались непролитые слезы, я сдерживалась из последних сил, – почему? Мы ведь с вами договорились….
Врач помолчал, словно обдумывая свои слова.
– Оля, – он обратился ко мне тепло и очень мягко, – послушай. Я правда не могу взять твою маму. Хотел бы, но не могу. Помимо того, что смысла действительно никакого нет…. – он вдруг замялся, о чем-то раздумывая, – нам… главврачу пришло предупреждение….
– О чем это вы? – холодея, прошептала я.
– О том, – врач понизил голос, – что если мы примем вашу маму на лечение вместо кого-то другого, то нам грозят серьезные проверки со стороны следственного комитета.
– Что? – тупо переспросила я.
– Кто-то донес на нас, что мы берем на лечение безнадежного пациента и занимаем койки. Понимаешь? Оля, если бы был хоть малейший шанс – я бы первый наплевал на правила. Но….
– Да, – прошептала я, – да…. Я понимаю…. – это все происходит не со мной….
– Простите, Ольга Кимовна, – закончил трудный разговор врач, – мне действительно очень жаль.
Он сбросил мой вызов, а я так и сидела на кухне с телефоном, тупо глядя в пол, на котором играли яркие блики веселого весеннего солнца.
Совпадение? Или?
С большим трудом я старалась дышать ровно, а не завыть на солнце вместо луны.
Как пойти к маме, которая последние дни почти не встаёт и сказать ей об отмене госпитализации? Как лишить ее, слабую и тающую на глазах последней надежды? И как, как выгнать из головы мысли, что если бы не я….
Я обхватила голову руками, пытаясь сообразить, что делать дальше. Кому звонить, к кому обращаться?
– Олененок, – услышала я через радионяню слабый голос мамы, и пошла к ней на негнущихся ногах.
– Мам….
– Олененок, – мама слабо улыбнулась и поманила меня к себе.
Я села на ее кровать, стараясь не зареветь в голос. Она была такой маленькой, такой слабой и беззащитной, такой хрупкой, а я не могла ничем ей помочь. Мне хотелось отдать ей часть своей жизни, своего здоровья – но даже этого я не могла.
– Мам… я с трудом проглотила ком, – в больнице…. – я судорожно соображала, что можно ей сказать, солгать, как объяснить, что нас уже не ждут там.
– Олененок, – тихо сказала мама, – отмени машину. Я не хочу никуда ехать…
– Мам…
– Доню, не мамкай, – передразнила она Полищук, – у меня нет сил, малышка. Давай посмотрим правде в глаза – я умираю.
– Нет, мам, нет! Ты сильная, ты…
– Тихо, олененок, тихо, – она прикрыла глаза, собираясь с силами, – я хочу быть дома… с тобой. Не хочу больше чувствовать боль, не хочу, чтоб меня рвало, не хочу умирать там. Пожалуйста….
– Мама…
– Пожалуйста, – прошелестела она как осенний листочек.
– Хорошо, – я вытерла катившиеся по щекам слезы, – хорошо. Я все отменю. И останусь с тобой. Хорошо?
Мама заулыбалась беззубой улыбкой.
– Может ты хочешь чего-нибудь, мама? – тихо спросила я.
– Апельсинов, – едва слышно ответила она. – Свежих, сочных апельсинов. Которые тают во рту.
Мама засыпала, а я на цыпочках вышла из комнаты, стараясь не кричать во весь голос.
А в магазине меня ожидал новый сюрприз – моя банковская карточка оказалась заблокированной. Расплатившись наличкой я в полном шоке вышла из магазина. Конечно, на моей карте денег всегда было очень не много – каждый месяц я снимала большую часть денег в наличность, но сам факт блокировки поставил меня в тупик. К счастью, отделение банка было рядом с домом и я решила выяснить, что произошло с картой.
В банке мне внезапно сообщили, что счет заблокирован по требованию службы судебных приставов и показали письмо, в котором значилась моя фамилия и сумма долга за коммунальные услуги в размере 150 тысяч.
Долг за коммуналку? Серьезно?
Я вышла из банка и села на скамью. Меня разбирал нервный смех. Если то, что маму отказались брать в больницу можно было списать на совпадение, на стечение плохих обстоятельств, то такие вот вещи точно случайностью не были. Никогда, ни разу в своей жизни я не оставляла за собой долгов, не брала ни одного кредита. Конечно, счет разблокировать я смогу, съездив до ФССП, но все это займёт не менее 10–14 дней.
А у меня складывалось четкое ощущение сжимающегося вокруг меня кольца безысходности. И что делать с этим я совершенно не представляла. Промелькнула шальная мысль позвонить Пятницкому и все ему рассказать. Промелькнула и пропала – я не имела ни малейшего права никого вмешивать в свои проблемы. А вот от мысли позвонить Белову меня знатно передернуло. Я видела его глаза, я видела его сущность – он не простит мне моего упрямства. Такие люди как он любят ломать свою жертву, упиваются своей властью. Под красивой и яркой обложкой прятался омерзительный монстр. И почему-то даже сейчас я ощущала на себе его насмешливый, похотливый взгляд.
5
Несколько дней – майские праздники – я провела с мамой, обнаруживая для себя все новые и новые неприятные сюрпризы: меня вызвали в отдел полиции и составили протокол за мелкое хулиганство, причем при том, что я совершенно ничего не совершала, дважды звонили из управляющей компании и сообщали, что документы о собственности на квартиру куда-то пропали, благо все оригиналы хранились у меня под замком дома. У судебных приставов ошибка, конечно, разрешилась, но документы в банк обещали отправить только в течение 10 дней. И все это время меня сопровождала уже известная синяя тойота.
Белов не звонил и не писал, но я знала – он всегда рядом, ждет и сжимает кольцо осады. Люди вокруг меня были запуганы и тихо шептали мне, что давление, оказываемое на них становится невыносимым. Белов всеми силами давал понять, что если он захочет, он в муку перемелет всю мою жизнь.
По возвращению в университет ожидал очередной удар – Антон, тот самый парень, который всего лишь раз подвез меня до дома оказался в больнице, после нападения. Парню переломали руки и ноги, проломили голову.
От этого известия кровь отхлынула от моего лица. Никто, кроме Белова не смог бы организовать такое преступление. Но самое страшное – я представила на месте Антона Пятницкого. Если только за то, что человек подвез меня с ним сотворили такое, то что это чудовище сделает, если узнает о моем отношении к Геннадию?
К счастью, к моему большому счастью Пятницкий больше не звонил мне и даже не пытался поговорить. Теперь физика стала настоящей пыткой – мне даже смотреть на его вновь холодное лицо было больно. И все же, каждый раз я сжимала в кулак свою волю и сидела с каменно-безразличным лицом. А после – рыдала в туалете, ненавидя себя, свои чувства и свою проклятую судьбу.
– Леля, – Ксюха догнала меня в коридоре после пары, – надо что-то со всем этим делать….
– Что, Ксюш? – почти прокричала я. За последний месяц мои нервы стали натянутыми как струны – тронь – порвутся. – Он обложил меня со всех сторон! Я не могу ничего сделать, ты же видишь, что произошло с Антоном?! Ксюх! Он же даже может мне наркоту подбросить и ничего ему за это не будет!
– Слушай, может обратиться к правозащитникам? – тихо предложила она. – Или адвокату?
– Да, – кивнула я, – ты права. Это хороший вариант. Пожалуй – это единственный вариант. Я не могу уехать – у меня мама, не могу остаться – он преследует меня на каждом шагу, на него сложно найти управу и ….
– Слушай, я найду тех, кто помогает женщинам в такой ситуации, – подруга тряхнула меня за плечо, – но вполне вероятно, что тебе придется все бросить и уехать.
– Мама…
– Лель, твоя мама умирает. Ты сама говорила, что счет идет на дни. И вряд ли она хотела бы, чтоб твою жизнь переломал какой-то поганец.
В словах Ксении был резон, как бы больно не было сознавать реальность.
– Ольга, – громкий голос Ларисы прервал наш разговор, – тебя ищет Мохов. Живо в деканат.
Я побелела.
– Л..Лариса Петровна, что случилось?
– Не знаю, – поджала она губы, – но советую поторопиться – он очень зол. И вам, Ксения, я бы тоже посоветовала сходить с подругой. Посидите со мной в приемной, дело, судя по всему, серьезное.
В деканат я шла как на Голгофу – едва дыша и еле переставляя ноги. Неужели загребущие руки Белова достали меня и в университете? Ничего другого на ум не приходило, и я крепко вцепилась в руку подруги, которая не оставляла меня ни на минуту.
Лариса тоже была не в настроении, но ничего больше не говорила. Судя по всему, она и сама была не в курсе происходящего, но чувствовала грозовые тучи, сгустившиеся над моей головой.
Перед дверями я невольно затормозила и неуверенно посмотрела на подруг, понимая, что ничем они мне помочь не смогут.
Отпустив руку Ксюхи и вытерев мокрые ладони о брюки, я глубоко вздохнула, постучала и дождавшись разрешения вошла в кабинет декана.
6
Он сидел за своим столом, необычайно серьезный и покрасневший. Взгляд его был суровым, не предвещающим мне ничего хорошего. Но гораздо большей неожиданностью для меня оказалось присутствие в кабинете Пятницкого, сидевшего на подоконнике. Лицо второго было холодным, словно высеченным из камня, в голубых глазах – ни капли тепла – только жесткая сосредоточенность.
– Ну, заходи, дорогая моя, – жестко сказал Мохов, – садись, – кивнул он на кресло, напротив его стола.
На негнущихся ногах я выполнила приказ декана, боясь даже посмотреть в сторону Геннадия, который напротив, сверлил меня взглядом.
– Так, Соколова, – Мохов ослабил галстук и рявкнул – а теперь выкладывай все!
– Что? – пропищала я.
– Все. От начала и до конца. Со всем подробностями.
– Я, – мне пришлось облизать пересохшие губы, – я не понимаю….
– Это я, Соколова, не понимаю, почему мне звонит какой-то упырь и требует твоего исключения. Да еще и намекает, что если я его просьбу не исполню, то меня непременно ожидают некие неприятности, падла полосатая. Вот мне и стало интересно, моя дорогая, за что мне такую гадость подложить решили.
– Анатолий Борисович, простите…. Я заберу свои документы сегодня же….
– Сядь! – рявкнул Мохов, ударив кулаком по столу, – ты бы так прытко рассказывать во что вляпалась начала, а не за документами бегала. Нет, милая моя, сейчас ты расскажешь мне и Гене все, что происходит. Кто-то активно пытается сделать из меня идиота, а я сильно этого не люблю. Рассказывай!
– Не могу, – прошептала я, боясь поднять голову. Не здесь, не при нем.
– Оль, – Геннадий отошел от окна и сел напротив меня, голос его чуть потеплел, – это ведь началось до нового года, так?
Уйди, – хотелось крикнуть мне, – не смотри на меня. Я не вынесу этого. Я не могу рассказать тебе то, что со мной сделали….
Но вместо крика я едва заметно кивнула, не поднимая головы.
– Кто знает все? – хмуро спросил Мохов. – Ксения знает?
Я снова едва заметно кивнула, не смея поднять глаз.
– Лара, – по громкой связи позвал Мохов, – Ксения тут? Пусть зайдет.
Я заметила, что руки мои, лежащие на столе, дрожат крупной дрожью. А ладонь Геннадия лежит совсем рядом с моей, но он не спешит задеть меня, успокоить.
Ксюха села рядом со мной и взяла за руку.
– Теперь полегче? – спросил декан. – Давайте рассказывайте. Все равно кто из вас, но мы должны знать всю правду.
Это было пыткой. Слова застревали в горле и мне приходилось прилагать усилие, выговаривая каждое из них. Дойдя до проклятого визита в тот дом, я поняла, что больше не могу. Не могу сказать ни слова. Ксюха продолжила рассказ за меня.
Мохов ни слова не говоря налил мне в стакан коньяка.
– Пей, – приказал он, и я не посмела ослушаться.
– Я правильно понимаю, – сухо спросил он, – что ты хотела уехать из того дома, но тебя удержали там силой?
– Да….
– Это он… – с холодной яростью спросил Пятницкий, – он ударил тебя?
– Да… – я сама едва слышала свой голос.
– И не только ударил…. – закончил Мохов, чье лицо налилось кровью.
– Да…
Каждое последующее «да» падало как камень в воду, утаскивая меня на самое дно.
– Что потом? – после тяжелой паузы спросил Мохов.
– Потом он забыл обо мне на три с половиной месяца, – дальше рассказ пошел легче – мне было уже все равно. Самое страшное, самое позорное я уже сказала, а тот, чье мнение было для меня самым важным потерян навсегда.
Сухо и безразлично я рассказала и про подарки, и про преследование, про укус и про то, как вокруг меня стали происходить неприятности и страдать люди.
– Значит, Антошка тоже их рук дело, – потянул декан.
– Я думаю – да, – глухо отозвалась я.
Тишина после моего рассказа была почти осязаемой.
– Гену ты отшила тоже из-за этого? – внезапно спросил Мохов.
– Да. – вырвалось у меня прежде чем я успела прикусить язык. – Никто больше из-за меня не пострадает, – я встала. – И свои проблемы я буду решать сама.
– Сядь, – приказал декан, – дорешалась уже. И не прыгай как коза горная. Что скажешь, Ген? – он посмотрел на друга, который тоже встал и ушел к окну, от меня подальше. Тот промолчал, обменявшись с деканом выразительным взглядом.
– Ладно, девочки, – скомандовал декан, – бегом обе в мою лабораторию и сидите там как мышки. Лара вас проводит и закроет на ключ, чтоб даже мысли сбежать не было. Чай, кофе, чайник и пирожки на второй полке сверху. А взрослые дяди сейчас решать будут, что с вами делать.
– Анатолий Борисович, – я наконец-то решилась посмотреть на него, – не надо из-за меня….
– Хватит, – рыкнул он. – Я что сказал? Марш отсюда. Живо!
